Беатриче сидела в своей комнате на кровати в позе портного и привязывала тонкую хлопчатобумажную нить к одной из стоек кровати, пытаясь на свободных концах завязать хирургические узлы – один за одним, то с левой, то с правой стороны. Она вновь чувствовала себя студенткой. Так обычно на лекциях и в студенческой столовой они упражнялись в завязывании различных узлов на шерстяных нитках. Одним из способов она сплела даже браслет из тонкой кожи в подарок подруге на день рождения. Беатриче сделала глубокий выдох. Тогда всем студентам это казалось занятием для умалишенных, ведь каждый из них даже не мог представить себя в операционной. И все же настал момент, когда она должна была сделать шов на коже.

Она помнит об этом как сейчас. То был перелом голеностопного сустава. Ее руки дрожали так, что она чуть не выронила иглодержатель. Сейчас же она вязала операционные узлы, чтобы хоть как-то скоротать время и не дать умереть себе от скуки, а также сохранить подвижность пальцев и их ловкость. При этом Беатриче не могла представить себе, что когда-нибудь у нее вновь будет возможность перетягивать сосуды и зашивать раны. Неожиданно дверь распахнулась.

– Ты должна это прекратить, Беатриче, и сейчас же! Ты должна наконец что-то предпринять!

Беатриче с удивлением смотрела на Мирват, которая как фурия влетела в комнату. Это было впервые за много дней. Они, прежде считавшиеся неразлучными, уже давно не разговаривали друг с другом. С некоторых пор Мирват стала избегать встреч с Беатриче, посещала купальню в необычное для себя время, в «час женщин» не покидала своих покоев, почти перестала появляться на общих женских трапезах. А когда случайно они видели друг друга во дворце, Мирват издалека поворачивалась к Беатриче спиной. И постепенно Беатриче прекратила искать с ней всякие контакты.

Однако такое поведение Беатриче еще больше разозлило Мирват. А может быть, ее привело в ярость то, что, дав отпор эмиру, она снискала искреннее уважение многих молодых женщин. Везде, где ни появлялась Беатриче, она сразу оказывалась в центре внимания, женщины стали подражать ее прическе, носить похожие платья и даже перенимать жесты. А на Мирват, привыкшую ко всеобщему обожанию, едва обращали внимание.

– Мирват, прости, я не услышала стука в дверь, – холодно сказала Беатриче.

Мирват жестом руки показала, что не нуждается в извинениях.

– А я и не стучала. Но сейчас это неважно. Я…

– Спасибо, я чувствую себя достаточно хорошо, – прервала ее Беатриче. Она была брошена подругой на произвол судьбы и не могла простить ей этого. – Пребывание в кромешной тьме оказало, конечно, негативное воздействие на мое здоровье, но, к счастью, у меня была верная подруга, которая все время поддерживала и помогала после моего возвращения.

– Сочувствия и восхищения ты от меня не дождешься, – вызывающим тоном возразила Мирват. – Ты заслужила это наказание.

– Что-что? Я не расслышала.

– Ты совершила преступление, – сказала Мирват не моргнув глазом. – Ты набросилась на эмира и сломала ему нос. На его месте я бы заключила тебя в карцер пожизненно.

Выведенная из себя такими словами, Беатриче покачала головой.

– Послушай, Мирват. Тогда, в купальне, ты сказала, что Фатьма заслужила зверские побои Нуха II, и я не поняла и не приняла твоего отношения к этому. Я не в состоянии постичь, как можно считать справедливым, когда один человек причиняет боль другому. Но ни для кого не секрет, что ты не питаешь к Фатьме добрых чувств и она к тебе тоже и что вы обе все еще оспариваете свое первенство нахождения рядом с Нухом II. Но мы с тобой были подругами. И то, как поступил со мной Нух II…

– Ты ведь только что сама сказала, что это несправедливо, когда кто-то кому-то причиняет боль, – поспешно прервала ее Мирват. – Ты сломала Нуху II нос, разве это не правда?

Беатриче в гневе соскочила с кровати.

– Свинья хотела овладеть мною силой! Если бы я не сумела оказать такого сопротивления, он избил бы меня более жестоко, чем Фатьму. Сама знаешь, как сложно противостоять такой силище.

Мирват покачала головой.

– Думаю, что ты многого не понимаешь, Беатриче. Ты женщина Нуха. И когда он тебя просит…

– Он не просил, а хотел заставить меня пойти на близость с ним против моей воли. – Беатриче не дала Мирват договорить. – Я никогда не поддамся ему! Он не имеет права.

– Ты заблуждаешься, Беатриче. Он вправе требовать от тебя подчинения своей воле. Ты являешься его женщиной и потому обязана…

– Нет! – гневно воскликнула Беатриче. – Я нахожусь в его гареме не по собственной воле. Он добыл, купил меня, как кусок мяса на рынке. Однако долго не предъявлял на меня своих прав. Решение, с кем и когда мне спать, я всегда принимаю сама, и только сама. И никто, слышишь, никто не сможет насильно принудить меня к близости.

– Я не понимаю тебя. Что же в этом плохого?

– Все очень просто! Это же унизительно и оскорбляет достоинство человека. И отвратительно до такой степени, что меня начинает тошнить при одном воспоминании.

Мирват опять покачала головой.

– Но почему же ты теперь для других чуть ли не героиня? Если уж ты такая недотрога, то это твое личное дело. Но зачем распространять свои странные идеи среди других женщин? Тебе известно, что все больше и больше женщин отказывают Нуху II в близости? Он уже не знает, что должен делать.

– Бедный он, бедный, у меня прямо слезы наворачиваются на глаза. – Беатриче скрестила руки на груди. – Мирват, ответь мне, пожалуйста, на один вопрос. Если до сих пор физическая близость с Нухом II доставляла женщинам столько радости и удовольствия, почему же теперь они уклоняются от этого?

Мирват немного подумала.

– Вероятно, сказывается твое влияние. Ты их заколдовала, одурманила их разум и…

– О Мирват, вслушайся в то, что говоришь! – Беатриче, смеясь, покачала головой. – Ты же умная молодая женщина. Неужели, лежа ночами в собственной кровати, ты ни разу не подумала о том, что все твои предположения – настоящая ерунда? Насколько мне известно, ты здесь одна-единственная, кто по-настоящему любит Нуха II. Многим женщинам он в лучшем случае абсолютно безразличен, некоторые же просто ненавидят его или он вызывает у них отвращение. Возможно, ты и испытываешь от близости с ним радость, но лишь одна из немногих. Для большинства женщин ночи с ним – это принуждение. И так было всегда, до тех самых пор, пока эмиру не пришла в голову идея купить меня. Женщинам просто нужно было повстречать человека, который разъяснил бы, что им может нравиться не все, что у них есть права, которыми они могут воспользоваться. И что делаю я, могут делать и они.

– Сказать тебе, что я думаю? – спросила Мирват после короткой паузы. – Мне кажется, ты просто не привыкла к взаимоотношениям с мужчинами. Разве на твоей родине ничего не знают о радостях любви? Неужели ты так и не познала их?

Беатриче покачала головой.

– Это полная чепуха! Ты…

– Я права, не так ли? – с презрением сказала Мирват. – К тебе не притрагивался еще ни один мужчина. До сих пор никто не захотел хоть что-нибудь про тебя узнать. Тебе это неприятно и обидно, и поэтому ты пытаешься испортить и нашу радость.

– Ты не знаешь ни меня, ни моей жизни и почти ничего – о моей родине. Поэтому перестань изображать из себя ясновидящую и строить всякие предположения.

– Но ведь это так, не правда ли? – продолжала Мирват, злорадно смеясь. – Ты молода, а не знаешь, как привести мужчину в такой экстаз, чтобы он готов был отдать за тебя жизнь. Ты понятия не имеешь, какую власть над мужчинами дает женщине любовь. Оттого ты и злишься.

Беатриче на мгновение потеряла дар речи. Что она могла возразить на это? Мирват стояла на своем, и никакие аргументы не смогли бы ее ни в чем убедить.

– Думаю, нам не стоит продолжать эту тему, – сказала Беатриче и разочарованно покачала головой. – Уверена, что беседа в таком ключе ни к чему не приведет.

– Женщина создана для того, чтобы познать радость любви. – Казалось, Мирват не слышала ее. – Иначе она становится злой, страшной и старой. Посмотри-ка на Зекирех! И если ты не готова понять этой истины, то мне очень жаль тебя. Ты хорошо владеешь наукой исцеления, но кроме этого не разбираешься ни в чем. Ты жалкая и ничтожная. Ты…

– Хватит, Мирват, – прервала ее Беатриче. Внутри у нее все кипело от негодования. – Если ты пришла для того, чтобы обидеть меня, то лучше уходи.

– Да, я тоже думаю, что так будет лучше. Ты…

В этот момент дверь открылась – на пороге стояла Зекирех.

– Не хочу помешать вашей оживленной беседе, но мне необходимо обсудить с тобой нечто важное, Беатриче.

– Ты совершенно не мешаешь, Зекирех, – возразила Беатриче. Появление этого старого, немощного существа именно в этот момент было как нельзя кстати. – Мы уже сказали друг другу все, что следовало, и Мирват как раз собиралась уходить.

Мирват бросила в сторону Зекирех и Беатриче гневный взгляд и, не говоря ни слова, вышла вон.

Беатриче тщательно прикрыла за ней дверь и облегченно вздохнула. Зекирех медленно подошла к кровати. Как всегда, она опиралась на палку. Было заметно, что ей трудно было скрывать свою немощь, но от глаз Беатриче не укрылось, что старая женщина прихрамывала сильнее, чем обычно.

– Как твои дела, Зекирех? – заботливо осведомилась Беатриче.

– Не лучше, но и не хуже. Так себе. – Зекирех осторожно присела на кровать и скривила лицо. – Не смотри на меня так. Ты просто наказание какое-то, Беатриче. От тебя ничего нельзя скрыть.

Беатриче улыбнулась. С каждым днем она все сильнее и сильнее любила эту пожилую женщину. И мысль о том, что в скором времени ее не станет, волновала ее сейчас даже больше, чем саму Зекирех.

– О чем ты хотела поговорить со мной? – спросила Беатриче.

– Ах, не так уж и важно, – махнула рукой Зекирех. – Вообще-то я пришла, чтобы немножко поболтать. Теперь, к концу жизни, я стала разговорчивой. Потом я заметила, что ты с кем-то беседуешь и разговор принял такую форму, что, прежде чем продолжить его, вам обеим следует немного подумать. Иначе можно произнести такие слова, которых уже не вернешь. – Она оперлась на набалдашник палки и с сочувствием взглянула на Беатриче. – Спор был достаточно неприятным?

– По сути дела, да, – сказала Беатриче и села рядом с Зекирех на кровать. Она вдруг почувствовала себя совершенно обессилевшей. – Ты слышала, о чем был спор?

– Ну, хоть я уже одной ногой в могиле, тем не менее слух мой безупречен. Кроме того, вы разговаривали громко.

Беатриче испуганно взглянула на Зекирех.

– Тогда ты также слышала…

– Что Мирват обо мне говорила? – Зекирех искренне рассмеялась. – Конечно. Но это для меня не новость.

Беатриче покачала головой. Почему? Почему Мирват стала такой злобной? Она же ей ничего не сделала. Зачем ей обижать еще и тяжело больную, умирающую женщину?

– Не переживай. – Зекирех ободряюще положила руку ей на колено. – Мировоззрение Мирват очень ограниченно. Я не хочу сказать, что она глупа. Мирват четко знает, чего хочет и как этого добиться. Но для нее существует только ее жизнь, и только так, как она это себе представляет. Все, что происходит за рамками ее мира, для нее не больше чем сказочные истории, слушая которые можно поплакать или посмеяться. Мирват не в состоянии понять, что многие женщины в гареме глубоко несчастны. Она думает, что если она сама счастлива и любит Нуха II, то и все остальные женщины должны питать к нему те же чувства. – Зекирех вздохнула. – Но эта проблема далеко не нова. Я не открою большой тайны, если скажу, что на трон восходят не самые лучшие из мужчин. Молодые, прекрасные принцы – всего лишь сказочные персонажи, о которых рассказывают на базаре. И большинству женщин нельзя помочь.

Беатриче с удивлением взглянула на Зекирех.

– Но…

– Тебе трудно в это поверить? – Зекирех рассмеялась. – К счастью, Нух II не единственный мужчина во дворце. Есть бессемейные слуги, солдаты, молодые служащие, я уж не говорю о мужчинах за стенами дворца. И даже евнухи, если они достаточно ловки и обладают определенной долей фантазии, могут оказывать женщинам любезности, в том числе и физическое удовольствие.

– Но как это возможно? Нух II не спускает со своего гарема глаз.

– На самом деле это совсем не так уж сложно, – ответила Зекирех. – И даже придает пикантное разнообразие серым будням. Опасность заманчива, привлекательна и никогда не скучна. Некоторые рискуют даже своей жизнью. – Она сделала небольшую паузу. – Сыновьям из знатного аристократического рода, например, грозит сожжение. Остальных либо казнят, либо приговаривают к пожизненному заключению в тюрьме. Женщин казнят редко. Их подвергают порке или насильно заставляют присутствовать на казни своих возлюбленных.

– Но ведь это…

– Жестоко? – Зекирех опустила голову. – Может, ты и права, но каждый здесь знает и принимает эти правила игры. И тот, кто, несмотря ни на что, идет на риск ради настоящей любви или одного лишь удовольствия, должен нести ответственность за последствия. – Она, опершись на свою палку, с трудом поднялась. – Ну, я уже наскучила тебе своей болтовней. Пойду-ка я в свои покои.

– Ты никогда не можешь мне наскучить, Зекирех, – возразила Беатриче. – По мне, было бы лучше, чтобы ты осталась.

– Честно говоря, я очень устала и хочу лечь в свою постель. С этим ничего не поделаешь, – сказала с печальной улыбкой Зекирех. – День ото дня я устаю все больше. Думаю, что уже недалек тот день, когда я засну и не проснусь.

Они вместе вышли в коридор. Там никого не было. Ни женщин, ни служанок. Отсутствовали даже евнухи, которые следили за каждым шагом женщин. Стояла странная тишина, как будто все вымерли.

– Что случилось? – поразилась Беатриче. – Такой тишины здесь еще не было.

– Может, сейчас уже так поздно, что все в саду? А мы просто не услышали гонга?

– Возможно, но…

Беатриче растерянно покачала головой. Гонг, который ежевечерне возвещал о «часе женщин», звучал трижды и был таким громким, что его было слышно даже в самых отдаленных уголках дворца.

– Ты права, – согласилась Зекирех. – Это весьма необычно.

– Но где же тогда все?

Зекирех повела плечами:

– Мне это безразлично. Я утомилась и хочу в кровать.

Не обращая внимания на протесты Зекирех, Беатриче взяла пожилую женщину под руку.

– Я пойду с вами, – сказала она с улыбкой.

Зекирех проделала довольно долгий путь, при ее болях в костях это было просто пыткой.

Она еще немного поругалась и посетовала на упрямство женщин с Севера, но с благодарностью оперлась на руку Беатриче. Медленно и осторожно шли они по опустевшему тихому коридору. Завернув за угол, оказались в той его части, которая вела к галерее, откуда хорошо просматривался зал, расположенный внизу. И тут увидели, что все женщины, служанки и евнухи собрались здесь. Они толпились возле деревянной решетки, плотно сомкнув головы. И хотя лишь изредка обменивались друг с другом парой слов, чувствовались общая нервозность и напряжение. Все это напоминало жужжание пчелиного роя.

Настолько, насколько это было возможно, Беатриче и Зекирех подошли ближе. С трудом протиснувшись сквозь толпу к решетке, посмотрели вниз.

Ничего необычного. Как и всегда, слышался шум воды в фонтанах, ощущался аромат цветов, и много молодых мужчин, преимущественно служащих или солдат эмира, прогуливались между деревьями и тихо беседовали.

– Разъясни, пожалуйста, Фатьма, – обратилась Зекирех к рядом стоящей женщине. – Один из этих молодых мужчин, там, внизу, – принц из далекой страны? А если нет, то что тогда привлекает ваше внимание?

Фатьма с удивлением взглянула на Зекирех и Беатриче.

– А вы не слышали об этом?

– О чем?

– Сегодня на собрании женщины решили, что должны осмелиться находиться в зале без паранджи в то самое время, когда там будут мужчины.

– То есть одна из вас предстанет перед мужчинами без паранджи? – не веря своим ушам, спросила Беатриче. – А вы не подумали о том, что за этим, вероятно, последует суровое наказание? Нух II может бросить в тюрьму или…

– Мы знаем об этом, – исполненным достоинства голосом прервала ее Фатьма. – Но мы готовы пройти через любые наказания, перенести все испытания, если они будут служить достижению наших целей. Ты показала нам пример, Беатриче, выдержав десятидневную пытку кромешной темнотой. Ты рассказала нам о женщинах, которые на твоей родине боролись за свои права. И мы готовы к этому. И Ямбала – первая женщина в гареме эмира Бухары, которая без паранджи появится перед мужчинами, – с радостью примет любое наказание.

– Надеюсь, что добровольно?

– Конечно. О своем желании заявило так много женщин, что пришлось тянуть жребий, для того чтобы определить, кому выпадет почетное право сделать этот знаменательный шаг.

Беатриче заметила в темных глазах Фатьмы почти фанатический блеск. Несомненно, она тоже была среди тех, кто заявлял о своей решимости. Беатриче растерянно покачала головой. Все это напомнило ей суфражисток, которые вели борьбу за права женщин в Англии. Они тоже создавали комитеты и устраивали заседания, на которых согласовывали свои дальнейшие действия. Многие из них погибли в трудной борьбе, которой сопутствовали избиения, тюремные заключения, голодовки и принудительное питание; другие получили тяжелые душевные и физические травмы. Но ведь то происходило в Англии в начале XX века. Здесь же было Средневековье, да еще исламская страна. Какую лавину репрессий может вызвать движение за свои права?

Перед глазами Беатриче предстали ужасающие картины массовых казней и темница, полная обезумевших, отчаявшихся женщин, годами содержащихся в кромешной тьме. Ей стало дурно. Что она наделала своими рассказами о равноправии мужчин и женщин, о движении суфражисток в Англии?! К какой катастрофе подтолкнула женщин Востока в Средневековье?! Ей было страшно даже взглянуть на Зекирех. Беатриче поняла, что старушка не преувеличивала, когда некоторое время назад предупреждала о последствиях «болезни, которая инфицирует все большее число женщин». Но было уже слишком поздно. Или в ее силах предпринять еще хоть что-нибудь? Может, ей удастся отговорить Ямбалу от совершения роковой ошибки, дабы не навлечь беду на других? С позиций гуманизма, конечно, то, чего требовали женщины, было разумным и правильным, но они желали достичь этого слишком быстро.

– Фатьма, а где Ямбала? – спросила Беатриче. – Мы должны еще раз все обсудить. Не думаю, что вы ясно представляете себе последствия и…

– Вот она! – прервала ее Фатьма и указала вниз, в зал.

Среди собравшихся женщин прошел шепот. Ямбала, без паранджи, в скромном платье с короткими рукавами из светящегося желтого шелка, который прекрасно оттенял ее черную кожу, робко появилась среди деревьев и кустарников. Ее волосы были перехвачены шелковой лентой того же цвета, что и платье. В первый момент она казалась не совсем уверенной, и Беатриче стала тешить себя надеждой, что мужество покинет Ямбалу и она повернет назад, прежде чем мужчины обратят на нее внимание. Но вот юная женщина посмотрела вверх. Беатриче была уверена, что она ничего не могла увидеть, кроме плотной деревянной решетки. Однако Ямбала знала о присутствии других женщин, о том, что более сорока пар глаз смотрят на нее сверху и напряженно ждут, когда она сделает свой первый шаг. Беатриче видела, как Ямбала расправила плечи, подняла голову, гордо вздернула подбородок – и походкой, исполненной достоинства, продолжила свой путь по залу. Некоторое время не происходило ничего. Ямбала бродила по залу, не встретив ни одного мужчины. С каждым шагом она становилась все увереннее. Женщины в галерее затаив дыхание следили за ней. Но вот один из молодых мужчин завернул за фонтан и оказался прямо перед Ямбалой.

– Представление началось! – прошептала Беатриче.

Лучше бы ей не видеть этого, но малодушничать она не хотела. В том, что сейчас происходило там, внизу, была значительная доля и ее вины. Ведь если бы она не рассказывала об эмансипации и движении женщин за свои права, то вряд ли дело зашло бы так далеко.

Между тем все наблюдали, как у молодого мужчины от неожиданности отвисла челюсть. Широко раскрытыми глазами он уставился на Ямбалу, будто увидел джинна или ведьму, которые хотят заколдовать его. Ему было проще представить себе именно это, чем некую женщину из гарема, осмелившуюся прогуливаться по залу эмира без паранджи. Но прежде чем молодой человек смог хоть что-то сказать или сделать, появился второй представитель мужского пола. Тот остановился как вкопанный. Лицо его побледнело. Охваченный страхом, он пальцем указывал на Ямбалу и, запинаясь, бормотал что-то невнятное.

– Мир вам! Не сорвете ли вы мне персик? – Глубокий голос молодой женщины был хорошо слышен на галерее. То была простая вежливая просьба, на которую можно было ответить лишь «да» или «нет». Но оба мужчины так ничего и не сказали. Какое-то время они молча смотрели на Ямбалу, потом зал огласили дикие, полные ужаса крики, и они очертя голову разбежались в разные стороны.

Ямбала, высоко подняв голову, смотрела на женщин на галерее и широко улыбалась. Женщины ликовали. Они смеялись, пожимали друг другу руки и благодарили Аллаха за то, что он помог одержать им победу. И лишь Зекирех и Беатриче не принимали участия во всеобщем веселье. Они были убеждены в том, что торжествовать еще слишком рано.

Зекирех опечаленно качала головой, выражение ее лица говорило о многом. Пожилая женщина опасалась худшего. Беатриче почувствовала, как у нее участился пульс, в животе начались спазмы. Эта история так скоро не закончится, все только начинается.

Будто в подтверждение мыслей Беатриче, в другом конце зала неожиданно послышалось громкое бряцанье и звон сабель. Солдаты! По всей видимости, один из двух мужчин вызвал на помощь солдат, как по мановению волшебной палочки, восторг женщин утих.

В ужасе они смотрели вниз на Ямбалу, которая пока только слышала приближение солдат, но еще не могла видеть и поэтому неуверенно оглядывалась по сторонам. Все затаили дыхание. Но вот Ямбала заметила солдата – широкоплечего юнца огромного роста с грубым лицом и с обитой железом дубиной в руке. Она вскрикнула, повернулась и побежала к выходу.

– Мне нужно вниз, – поспешно сказала Беатриче в тот момент, когда заметила, что Ямбала напрасно сотрясает одну из дверей.

Она поняла, что эти парни хотели не просто нагнать страх на молодую женщину, – они явились сюда, чтобы избить ее, и надо постараться предотвратить это любым способом. Но Зекирех удержала ее:

– Зачем?

– Может быть, мне удастся сдержать мужчин. Ямбала не виновата, она…

– Беатриче, Ямбала добровольно согласилась предстать перед мужчинами без паранджи. Если ты сейчас спустишься вниз, ты ничего не добьешься. Кроме того, достанется и тебе. Поступай разумно и оставайся здесь.

– Но ведь у них дубинки! – воскликнула Беатриче. – Они будут…

– Вот как раз поэтому ты и должна оставаться здесь! Разве ты сможешь противостоять оружию солдат? – Зекирех сделала глубокий выдох и в полном отчаянии покачала головой. – Я переживаю так же, как и ты, но сделать мы ничего не можем. Ямбале не поможет даже то, что, защищая ее, ты подвергнешь опасности и свою жизнь!

– Но…

– То, что сейчас произойдет на наших глазах, будет зрелищем отвратительным и ужасным. Нам стоит надеяться лишь на то, что это охладит горячие головы других женщин и они обретут разум.

Беатриче хотела вырваться, но пожилая женщина так крепко схватила ее руку, что попытка не удалась. В конце концов Беатриче сдалась. Глазами, полными слез, следила она за тем, как мечется по залу Ямбала. Как затравленный зверь, молодая женщина перепрыгивала через клумбы, продиралась сквозь кусты. Но изначально было понятно, что у нее нет шансов на спасение. Солдатам даже не нужно было ловить ее – ведь все выходы были заперты. Спокойно и хладнокровно они поджидали Ямбалу, как охотники свою добычу. Крича и размахивая дубинками, подталкивая ее со всех сторон, они образовывали круг, который напоминал смертельную петлю. Молодая женщина отчаянно металась взад-вперед, вскрикивала, натыкаясь на нового солдата, бежала прочь до тех пор, пока не сталкивалась со следующим. Наконец они взяли ее в такое плотное кольцо, что путь к бегству был окончательно отрезан. Тяжело дыша, Ямбала стояла посередине. Пот градом катился по ее лицу, руки были расцарапаны, подол платья порван. В жуткой панике она смотрела на приближающихся к ней мужчин. Вдруг один из солдат набросился на нее сзади. Ямбала кричала и отбивалась. Другой накинул ей на голову мешок.

– Вот теперь-то ты наконец благопристойно укрыта, – сказал он презрительно-ироническим тоном.

Под издевательский гогот других солдат он связал Ямбалу толстой веревкой и оттолкнул от себя. Ничего не видя вокруг и даже лишенная возможности двигаться, она наткнулась на другого солдата. Тот нанес ей удар дубинкой и оттолкнул от себя в руки следующего. Онемев от ужаса, женщины наблюдали за отвратительной сценой. Ямбалу толкали по кругу, били и пинали. От боли и страха она кричала все громче и громче, и вскоре ее плач превратился в один жалобный стон.

Она уже не могла держаться на ногах и, согнувшись в три погибели, копошилась на земле, чтобы хоть как-то увертываться от ударов солдат. Один из них поднял ее и взвалил, как рулон ткани, на плечо. Смеясь, солдаты вышли из зала, размахивая дубинками, как игроки в бейсбол после удачного матча.

На галерее установилась тишина. Женщины стояли, тесно прижавшись друг к другу. Некоторые, не говоря ни слова, качали головами, пребывая в состоянии оцепенения от пережитого. Ни одна из них до конца не могла поверить в то, что произошло внизу, в зале. Казалось, что мечты о светлом, лучшем будущем рассеивались с каждым мгновением. Медленно и тихо толпа начала расходиться. Женщины одна за одной потянулись назад, в свои покои. Зекирех и Беатриче также молча проделали свой путь. Когда они уже стояли перед комнатой Зекирех, та обернулась к Беатриче.

– Здесь нет твоей вины.

Беатриче вздохнула.

– В этом я не совсем уверена. – Она прикусила губу. – Это ведь я рассказала об их правах и таким образом побудила к решительным действиям.

– Но это было все же их решением. Они живут здесь дольше, чем ты, Беатриче, росли и воспитывались в Бухаре. Им знакомы наши законы, они знают мужчин в нашей стране. И если бы они были умнее, то предвидели бы и последствия, прежде чем принимать такое решение.

Беатриче покачала головой.

– Да, но и мне следовало бы подумать об этом и быть сдержаннее…

Зекирех наморщила лоб.

– Что ты планируешь предпринять, Беатриче? – спросила она озабоченно. – Ты же не хочешь…

– Пока не знаю, – поспешно возразила та. – Во всяком случае, я не стану просто наблюдать, как Ямбалу будут привлекать к ответу за то, за что нести ответственность должна я.

Зекирех окинула Беатриче долгим взглядом.

– То, что я скажу сейчас, для тебя, конечно, не будет иметь значения. Ты поступишь так, как считаешь нужным. И все же прошу тебя спокойно обдумать. Не торопись поступать опрометчиво. Ступай в комнату, выспись – ночью порой приходят новые мысли – и хорошенько подумай, прежде чем решишь предпринять что-либо. Я не переживу, если и ты навлечешь на себя беду – только потому, что захочешь помочь женщине, которая лучше тебя должна была представлять себе неминуемое наказание.

– Ну, мы еще посмотрим…

Зекирех вздохнула.

– Я обеспокоена, Беатриче. Боюсь, как бы ты не наделала глупостей. Прошу, будь благоразумной.

Она пожала Беатриче руку и вошла в свою комнату. Молодая женщина немного постояла перед закрытой дверью. Что же ей теперь делать? Может быть, следует пойти прямо к эмиру и взять всю ответственность за случившееся на себя? Она растерянно убрала с лица прядь волос. Зекирех, безусловно, права в одном: нужно возвратиться к себе и спокойно обо всем поразмыслить. И тогда решение появится само собой.

– Где был Юсуф? Будь проклят этот неудачник, этот бездельник! Для чего я назначил его первым евнухом моего гарема, если он не справляется со своей работой? И где были другие евнухи? Зачем, о небо, я кормлю этих бесполезных мужланов, если они не в состоянии держать женщин в постоянном страхе и предотвращать всякого рода бунты?

Нух II был вне себя от злости. Лицо эмира покраснело, шелковая рубашка покрылась пятнами пота. Он в бешенстве носился по комнате, сметая все на своем пути.

Его трясло от возмущения и негодования. Как женщины посмели нарушить одну из заповедей пророка? Кто внушил им идею безнаказанного появления перед мужчинами без паранджи? Куда, как не к воротам ада, может привести такое греховное поведение?

– Я хочу видеть его! – кричал эмир. – И узнать, что он может сказать в свое оправдание!

По комнате стремительно пролетел предмет, на этот раз медный поднос с финиками. Слуга, оказавшийся в нескольких шагах от того места, где поднос ударился о стену, испуганно отпрыгнул в сторону.

– Ты что, не понял меня? – взревел Нух II, вконец запугав слугу. – Приведи этого мерзавца! И чтобы быстро!

– Повелитель, вы имеете в виду Юсуфа, евнуха? – робко спросил слуга.

– Нет, шейха Багдада! – Нух II снял с головы тюрбан и несколько раз ударил им слугу по голове. – Аллах наградил тебя глупостью? Конечно, мне нужен Юсуф! О ком я говорил все это время?

В испуге слуга прикрывался от ударов руками и втягивал голову в плечи.

– Да, мой повелитель, сию минуту! – бормотал он. – Я доставлю Юсуфа к вам, повелитель!

– Тогда бери ноги в руки и скройся наконец с глаз моих! – закричал Нух II вслед бедному слуге, который с такой скоростью выскочил из покоев, будто за ним гналась по крайней мере дюжина демонов.

Тяжело дыша, Нух II опустился на одну из банкеток и в изнеможении вытер пот с лица.

– О Аллах, чем я заслужил это? – спросил он и удивленно покачал головой. – Я делаю для своих женщин все. Я добродушен. Щедр. Я осыпаю их подарками. И какую благодарность получаю? Они издеваются надо мной, своим благодетелем! Они взбунтовались против меня и насмехаются надо мной.

– Прежде всего, не богохульствуйте, не поминайте всуе Аллаха, его пророков и святые заповеди, повелитель, – мрачно возразил Ахмад. Руки его так сильно дрожали от возмущения, что было слышно, как жемчужины четок тихо ударялись друг о друга. – Поверьте, мой господин, эти неблагодарные еще будут наказаны за свою фривольность. Они поплатятся сполна.

Нух II задумчиво кивнул, но у Ахмада сложилось впечатление, что тот его даже не услышал. Неужели эмир до сих пор так и не осознал степень чудовищности произошедшего? Но что можно было еще от него ожидать? Он всегда думал только о себе.

То, что у него под носом открылся очаг разврата, в который могли быть вовлечены все верующие Бухары, он упорно не замечал – или ему было все равно.

– Ты думаешь, в этом деле участвовали все женщины? – неожиданно спросил эмир. – Или все замыслила одна Ямбала?

Ахмад вздохнул.

– Я не знаю, господин…

– А я и не спрашиваю, знаешь ли ты! – воскликнул Нух II. – О Всевышний, услышит меня здесь хоть кто-нибудь?

Ахмад почувствовал, как его окатило горячей волной гнева. С какой радостью он бы сейчас дал Нуху II пинка и бросил ему в лицо, что во всем произошедшем виноват только он сам! Если бы из-за своей безмерной жадности и ненасытных желаний он не привел в гарем эту рабыню с Севера, ничего подобного никогда бы не случилось. Не кто иной, как эмир несет ответственность за то, чтобы не допускать прегрешений во дворце и не осквернять непристойными поступками имя Аллаха. Но, конечно, Ахмад не может сказать все это прямо в лицо Нуху II. Он был всего лишь советником, который служил своему господину и, по возможности, ограждал его от всякого рода неприятностей.

– Я не думаю, что это была идея одной лишь Ямбалы, – наконец сказал Ахмад, взяв себя в руки. – Здесь нечто большее, чем горячность одной молодой рабыни. Необходим отточенный разум и злая сила, чтобы сбить с толку молодую женщину до такой степени, что она уже не в силах отличить правоту от заблуждения и приличие от вседозволенности.

– Считаешь, что за этим кто-то стоит? – спросил Нух II, сощурив свои маленькие глазки. – Может, это заговор? И кто бы, о Аллах, мог организовать его?

Ахмад сделал вид, что серьезно задумался. Потом пожал плечами.

– Даже и не знаю, кому могло понадобиться все это безобразие, вот если только…

Он сделал паузу.

– Да говори же наконец! – с нетерпением воскликнул Нух II. – У тебя есть предположение или… Вижу по твоему наморщенному лбу, что да. Я весь внимание!

Ахмад сделал глубокий вдох.

– Думаю, это тот, кто имеет с женщинами постоянный контакт. Он должен…

Нух II широко распахнул глаза.

– Уж не Юсуф ли?

Ахмад с сомнением покачал головой.

– Юсуф? Возможно. Но я имел в виду вовсе не его. Он уже многие годы служит вам. Зачем же ему именно теперь устраивать заговор? Кроме того, я сомневаюсь, что хотя бы один из евнухов имеет хоть какое-нибудь влияние на женщин в вашем гареме. – Он убежденно покачал головой. – Нет, по моему мнению, Юсуф здесь ни при чем.

Нух II воздел руки к небу.

– Тогда, ради всех святых, умоляю тебя, Ахмад, скажи наконец, кто же!

Но Ахмад медлил. Он хотел растянуть этот момент, насладиться, пусть недолго, своей властью над Нухом II. В душе он просил у Аллаха прощения за свое поведение, но сладкое чувство мести согревало его сердце. Ахмад так низко склонился над лицом эмира, что мог даже различить крохотные капельки пота на его лбу.

– Я думаю о той, что не так давно живет в вашем гареме. О той, что недавно нанесла вам травму, – сказал он, понижая свой голос до таинственного шепота. – Я думаю о златовласой рабыне.

Нух II зорко взглянул на Ахмада.

– Ты полагаешь…

В это время открылась дверь.

– Что там опять? – заорал Нух II.

– Прошу прощения, мой господин, виноват, – сказал слуга и согнулся в низком поклоне. – Ваша супруга желает поговорить с вами. Позволите ли вы…

Эмир заскрежетал зубами.

– Не сейчас. У меня совершенно нет желания видеть кого-то из этих неверных.

– Но это Мирват, господин, – ответил слуга и поклонился вновь. – Она просит аудиенции. Речь о деле большой важности.

Ахмад увидел, как изменилось лицо эмира при одном лишь упоминании имени Мирват. Даже в столь недобрый час ему не удалось скрыть своей симпатии к этой женщине.

– Ну хорошо. Пришли ее ко мне, – сказал он, пытаясь придать своему голосу строгости, что, однако, не удалось.

Ахмад покачал головой. Если когда-нибудь Нуха II свергнут, то причиной тому будет женщина. Старый дурак не дает себе за труд хотя бы на мгновение обуздать свои инстинкты.

Вошла Мирват. Ахмад сразу забыл о своем возмущении святотатством женщин, о сочувствии эмиру – обо всем.

Мирват была, как того требовал Коран, в парандже. Не было видно ни ее рук, ни лодыжек ног, ни один волос не выбивался из-под плотной непрозрачной ткани. Только глаза – большие, темные, ослепительно красивые. Такие могут лишить мужчину рассудка, окоддовать его. Мирват грациозно склонилась перед своим супругом. Сердце Ахмада забилось чаще. Какая добродетель! Только Аллах в своей великой доброте и безмерном милосердии мог создать такое совершенное существо. Взгляд такой женщины был благодеянием для измученной души мужчины.

– Прости, о повелитель, мое непрошеное вторжение.

Она вновь изогнулась в поклоне. Голос ее звучал слаще пения соловья.

– Разве ты можешь появиться некстати, моя роза? – возразил Нух II. Вставая, он взял ее руку. – Сам Аллах направил тебя ко мне. И то, что в столь недобрый час ты ищешь встречи со мной, – настоящий подарок для мужчины, на которого обрушилось несчастье.

– Как раз потому я и пришла, – сказала Мирват. – Мне необходимо поговорить с вами об этом. И если мой повелитель разрешит, то пусть Ахмад аль-Жахркун, уважаемый и бесценный друг моего господина, останется. – Она скромно потупила взгляд, когда Ахмад с удивлением посмотрел на нее. – Простите мне мое неподобающее поведение, но ситуация требует того. Нух II, мой повелитель, сейчас нуждается в помощи. И ваш умный совет, ваша мудрость будут как нельзя кстати в этих затруднительных обстоятельствах.

Ахмад вопросительно посмотрел на Нуха II. Эмир коротко кивнул, и Ахмад вновь присел на банкетку.

Нух II предложил Мирват присесть.

– Итак, о чем ты хотела сказать мне, моя роза? – спросил он, и в его голосе чувствовалась нежность. Это совершенное, прелестное существо было настоящим подарком Аллаха.

– Прости, но я должна была прийти, мой повелитель. То, что произошло сегодня в зале, отвратительно. Я испытываю чувство глубочайшего стыда за то, что женщина решилась на попрание заповедей нашего пророка, но… – Голос ее оборвался, и она закрыла глаза, будто не осмеливаясь даже думать об этом святотатстве. – Простите, но мне тяжело говорить об этом.

Нух II опустился на банкетку рядом с ней, взял ее руку и стал успокаивающе гладить, кивком попросив Ахмада налить стакан воды.

– Не надо, будет тебе, моя роза. Ты здесь ни при чем, – пытался утешить ее Нух II. – Не вини себя.

Дрожащей рукой Мирват взяла стакан и сделала глоток.

– Отблеск позора падает на каждую из нас в отдельности, в том числе и на меня, – сказала она и покачала головой. – Такое безрассудство простить невозможно.

– Не хочешь ли ты этим сказать, что Ямбала одна додумалась до такой выходки? – спросил Нух II.

– Ямбала? – Мирват с удивлением взглянула на него. – О нет, мой повелитель, Ямбала не виновна. Она, как и все остальные, поддалась влиянию этой ведьмы, поверила ее лжи, наслушалась провокационных речей. Если и есть в чем обвинить Ямбалу, так только в том, что позволила этой неверной ввести себя в заблуждение.

Нух II непонимающе покачал головой.

– Я до сих пор не знаю, о ком ты говоришь.

– О Беатриче, этой белокурой ведьме с Севера. – Мирват оглянулась назад и перешла на шепот, словно боялась, что их могут подслушать. – Она пробралась в ваш гарем, мой повелитель, чтобы всем нам навредить. Трудно игнорировать ее слова и не верить ей. Они подкупают, как пение птиц. Они овладевают разумом и заставляют забыть о приличиях. Она заколдовала женщин так, что они осмелились восстать против вас. Я чуть было тоже не поддалась ее чарам, но, слава Аллаху, сумела вовремя разглядеть ее сущность. С тех пор она не властна надо мной, но другие женщины до сих пор находятся в ее когтях. – Мирват упала перед Нухом II на колени и схватила его за руки. – Мой повелитель, взываю к вам с просьбой предпринять хоть что-нибудь против этой злобной колдуньи, пока еще не слишком поздно.

У Ахмада защемило сердце, когда он увидел слезы в прекрасных глазах Мирват. Сейчас сильнее, чем прежде, он был убежден, что дикарка должна поплатиться за свои деяния – и, если необходимо, жизнью.

Нух II одарил Ахмада продолжительным взглядом.

– Успокойся, мое сокровище, моя красавица, – тихо сказал он. – И Ахмад давно уже прожужжал мне уши, заявляя о необходимости прогнать рабыню из гарема. Думаю, следует прислушаться. – Он вздохнул. – Обещаю, нет, клянусь, что я сделаю все, что в моей власти, чтобы положить конец ее влиянию. Вопрос только в том, как? Может, ее выслать из страны?

Мирват резко покачала головой.

– Это ничего не даст, мой повелитель. Она владеет огромной силой волшебства и может вернуться вновь. Мы будем ошибочно считать себя в безопасности.

Нух II задумчиво наморщил лоб.

– Что же нам делать?

– Лишить ее жизни, – в один голос ответили Ахмад и Мирват.

Эмир, подумав, кивнул. Но при этом его лица коснулась гримаса жалости, будто кто-то требовал от него убить любимую кобылу.

– Тут, однако, требуется осторожность, – сказала Мирват. – У этой ведьмы есть камень, который придает ей силу. Он похож на сапфир и всегда при ней – и днем и ночью. Однажды совершенно случайно мне удалось увидеть его: когда она переодевалась в купальне, он выпал из потайного кармана ее платья. Думаю, что именно поэтому я неподвластна ее чарам. Этот камень, величиной с грецкий орех, неземной красоты. Думаю, что он защищает ее от нападений и всякого рода посягательств.

– И что же мы можем сделать? – спросил Нух II, бросив беспомощный взгляд в сторону Ахмада.

– Сначала мы должны отобрать у этой ведьмы камень, – сказал Ахмад, ликуя в душе. Он еле сдерживал свою радость. Будь славен Аллах в его величии и милосердии! Наконец-то после долгих дней мучений и неизвестности он узнал, где следует искать священное сокровище. – Если эта ведьма, лишившись камня, потеряет силу своих чар, мы сможем убить ее. И тогда во дворце вновь восстановятся мир и порядок. – Ахмад немного помолчал. – Но это не должно произойти здесь, под вашей крышей, господин. Нух II удивленно поднял бровь.

– А почему?

– Подумайте, ведь эта ведьма обладает большой силой и, узнав, что вы замешаны в покушении, проклянет вас и пошлет на вашу голову целый сонм демонов.

– О пророки! – с ужасом воскликнул Нух II.

– Сначала мы должны незаметно вывести ведьму из дворца. Но как это сделать, не вызвав у нее подозрений? – Ахмад погладил бородку. Он был уверен, что Аллах все устроит. – Может быть, вы подарите ее одному из своих подданных? Тому, кто не каждый день появляется во дворце. Конечно, этот мужчина не должен подпасть под влияние от ее колдовской силы. Он должен быть умен и образован…

– Как Али аль-Хусейн, мой врач?

Будь славен Аллах! Сегодня действительно счастливый для Ахмада день.

– Хорошая мысль, господин, – ответил Ахмад, пытаясь скрыть свою безудержную радость. – Врач умен, образован и, насколько я знаю, не суеверен. Он будет знать, как защитить себя от этой ведьмы. Кроме того, ему не придется долго терпеть ее под своей крышей. Пока она будет жить в его доме, мы отберем у нее камень, убьем, а труп, завернутый в простыню, зароем в землю. Она больше не посмеет разрушать жизнь Бухары своим колдовством. Убийцу следует искать среди сторонних людей, живущих за пределами дворца. Ваши руки ни в коем случае не должны быть запачканы ее кровью.

– Да будет славен Аллах за ваш ум и мудрые слова, Ахмад аль-Жахркун! – воскликнула Мирват. – Я знала, что ваши советы на вес золота, многоуважаемый друг моего повелителя. Так и только так удастся нам раз и навсегда избавиться от этой ведьмы.

Ахмад вздрогнул. На мгновение ему показалось, что все сказанное им с самого начала совпадало с замыслом Мирват. Не использует ли она его для достижения своих целей? Но ее глаза излучали столько света, столько искренней радости, что его сомнения быстро исчезли. Как можно заподозрить столь совершенное существо, истинную добродетель, этот подарок Аллаха в хитрости?

Нух II кивнул.

– Я согласен с тобой, Ахмад. И ты говоришь от чистого сердца, Мирват. Поручаю тебе, Ахмад, мой бесценный друг, найти того, кто мог бы взять на себя исполнение нашего замысла. Я готов заплатить любую сумму, лишь бы побыстрее и без особых затруднений разделаться со всеми проблемами. – Эмир задумался. – А что с Али аль-Хусейном? Теперь нам придется посвятить его в наши планы или…

– Нет! – опять в один голос прокричали Ахмад и Мирват. Они взглянули друг на друга, и Ахмад начал говорить.

– Господин, мы не знаем, обладает ли эта ведьма возможностью проникать в мысли человека. Если Али аль-Хусейн узнает о наших намерениях, то при известных обстоятельствах это будет во вред не только ему самому, но и нашему плану. И каких тогда последствий нам придется опасаться, я просто не берусь предсказать.

– Хорошо, хорошо! – соглашаясь, воскликнул Нух II. – Вы убедили меня. Теперь давайте как можно быстрее действовать, чтобы не дать этой колдунье никаких шансов раскрыть наш план.

Ахмад кивнул.

– С вашего позволения я предпочел бы сейчас удалиться, господин, – сказал он и поднялся с банкетки. – Хотелось бы все как следует обдумать и сделать необходимые приготовления.

– Конечно, Ахмад, иди, – благосклонно ответил Нух II. – Но не забудь: никому ни слова! Все должно остаться между нами.

Советник поклонился и оставил Нуха II и его супругу одних.

Ахмад готов был парить в небесах. Какой подарок преподнес ему сегодня Аллах! Он узнал, где находится камень. Теперь наконец-то удастся отделаться от этой приносящей одни несчастья рабыни, к которой он не питал доверия с самого первого дня. А заодно надменный Али аль-Хусейн получит урок, который запомнит надолго.

Ахмад поспешил в свой кабинет, сел за низкий столик и принялся сочинять послание Али аль-Хусейну.

Затем он добавил еще приглашение на праздничную трапезу, позвал слугу и приказал доставить обе депеши Нуху II на подпись, чтобы тот заверил написанное печатью.

В ожидании Ахмад решил с пользой провести время и лично отправился на кухню.

Рабы как раз занимались уборкой помещения и заготовками к следующему трудовому дню. Они не на шутку испугались, увидев великого визиря прямо перед собой. Еще ниже опустили головы и принялись с большим рвением, чем прежде, резать овощи и месить тесто.

Ахмад кивком головы подозвал к себе повара, тучного человека с совершенно гладким черепом, чтобы дать распоряжения по поводу праздничного обеда, который должен состояться уже следующим вечером.

Когда он уходил с кухни, то встретил слугу, посланного им к эмиру, с уже подписанными бумагами. Ахмад еще раз внимательно просмотрел их, скрутил в трубочку, передал посыльному и поручил срочно доставить их Али аль-Хусейну ибн Сине, лейб-лекарю эмира.

Когда Ахмад наконец справился со своими делами и вошел в свой кабинет, настала ночь. Перед тем как лечь спать, на небольшом клочке бумаги он быстро написал записку. Завтра, до утренней молитвы, он встретится с Саддином, чтобы дать тому задание отнять у рабыни камень, убить ее и замести все следы.

Ахмад не совсем был уверен в том, что белокурая женщина – ведьма. Однако он верил в тайную силу святого камня. Но кто мог сказать, как с ним следует обращаться и кому и какие силы он дает, попав в руки? Визирь был уверен, что ждать осталось недолго, скоро он сам станет хранителем камня. Он всецело осознавал свою ответственность перед верующими, заключавшуюся в том, чтобы вновь объединить разобщенных ссорами и распрями сыновей Аллаха. Во что бы то ни стало он сохранит это сокровище и будет оберегать его, если понадобится, ценой собственной жизни.

Ахмад свернул послание, вложил его в небольшой кожаный чехол в форме трубочки и подошел к окну.

Было уже поздно. Над дворцом стояла луна, на ночном небе сверкали звезды. Было тихо. Лишь несколько летучих мышей мелькали во тьме вокруг башен, охотясь за насекомыми.

Голуби на карнизе спали, спрятав головы под крыльями. Когда Ахмад открыл деревянную решетку, они проснулись. Узнав своего хозяина, заворковали, приблизились, стали доверчиво тереться головами о его руку и клевать зерна проса, которые он им протягивал.

Некоторое время Ахмад тихо разговаривал с голубями и наконец дотянулся до серого. Быстрыми, натренированными движениями рук привязал к лапке маленькую трубочку, нежно погладил по оперению и отпустил, наблюдая за тем, как голубь, поднимаясь все выше и выше, сделал круг над отсвечивающим золотом в свете луны куполом дворца, развернулся и полетел наконец в западном направлении. Не чудо ли, что голуби и ночью в полнейшей темноте могут обнаружить свою цель? Как великолепны и совершенны творения Аллаха!..

Ахмад закрыл оконную решетку и раскатал на полу молельный коврик. Время молитвы еще не наступило, но он вознамерился поблагодарить Аллаха именно теперь. Аллах снова явил свою мудрость и доказал своим недостойным рабам, что Он все совершает им во благо.

Ахмад встал на колени, склонился в благоговении перед величием и силой Аллаха, и лоб его коснулся пола.