Фарида одела, обула своих детей, и направилась по глубокому снегу в сторону здания правления колхоза, чтобы отдать ключи от полевого стана бригадиру Довулу. В здании правления Довула не оказалось. Фарида пошла к нему домой и постучала в ворота. Через несколько минут ворота открыл сам бригадир Довул, который, увидев Фариду, обрадовался:

— О-о, какие гости к нам пришли! Добро пожаловать, Фарида-апа! Чего же Вы стоите здесь, заходите! А то холодно на улице, особенно детям… Ну как, друзья мои, Вы пришли к нам в гости, да?! Это хорошо! — сказал он, поглаживая голову детям.

Фарида взгрустнула:

— Спасибо, Довулбек-укажон! Зайдем как-нибудь в другой раз. Спасибо за проявленную Вами доброту. Вы протянули нам руку помощи в трудные дни нашей жизни. Да благословит Вас Бог. Мы уезжаем в город к одному знакомому человеку с чистой душой, который похож на Вас. Присмотрите, пожалуйста, за нашими вещами. Как только появится возможность, я приеду и заберу их — сказала Фарида.

Насчет вещей не беспокойтесь. Я присмотрю. Понимаю, Фарида-апа, Вам очень трудно сейчас. Была бы моя воля, я бы выделил Вам комнату в своём доме, но я боюсь сплетен, из-за которых могу потерять семейный покой и авторитет перед руководством. Тем более жена моя очень ревнивая и вспыльчивая. Если чего, она меня съест живьём, без салата и кетчупа. Так что, прошу прощения, апа… Да, Вы сильно не переживайте, вот увидите, всё будет хорошо… И потом, это самое… если не удастся Вам найти жильё, приезжайте, я поговорю с председателем колхоза, придумаем что-нибудь, хорошо? — сказал бригадир.

— Хорошо — сказала Фарида и, попрощавшись с Довулом, направилась туда, где на пути в город останавливается автобус «Пазик» жёлтого света.

Она долго стояла с детьми на автобусной остановке. Дети начали жаловаться на лютый холод, топча маленькими сапожками замерзшую землю и плача.

— Мама, мне холодно — сказала Зулейха.

— Мне тоже — плакал Мекоил.

— Потерпите, милые мои, потерпите. Сейчас приедет автобус похожий на буханку хлеба, и мы быстренько войдём в салон. В салоне автобуса обычно тепло. Вы там даже вспотеете от жары — сказала Фарида, успокаивая детей.

Наконец приехал автобус, и Фарида с детьми вошла в солон. В автобусе людей было битком, как говорится, яблоку негде было упасть. Фарида ехала стоя, опасаясь карманников. Рядом с ней на сидениях сидели двое в кепках, небритые, как домовые. От них шел запах водки с чесноком, похожий на запах потных ног. От этого отвратительного запах Фариду стошнило.

Эти двое вели разговор:

— Ты помнешь, Иргаш, какими мы были уркаганами в юности? Помню, я летом в одних шароварах залезал, блин, в автобус, надевая на свое достоинство презерватив. Ехал в толкотне, плотно прижимаясь к девушкам, похожим на булочки. На них были очень короткие, нежные крепдешиновых платья, сквозь которые виднелись их нежные трусики «ласточки», и я ехал, радуясь неровной дороге, так как автобус трясло, и создавалась давка. Я тащился, пьянея от наслаждения, и на время мои зрачки исчезали из моих глаз, как у вампира. Ехал я от одной остановки до другой, прижимаясь к девушке и сопровождая её, пока она не выходила из автобуса, мягкая, словно свежая булочка, в коротком и тонком крепдешиновом платье. К вечеру я возвращался домой усталым и голодным. И так каждый день… Во были времена, да, чувак?.. — сказал он.

Выслушав этот рассказ, его собеседник, который курил окурок, громко засмеялся, показывая свои больные, гнилые десны. От этого вида Фариду тошнило ещё сильнее. В толкучке дети согрелись и перестали жаловаться на холод. Из-за недостатка свежего воздуха, Фарида измучилась и решила открыть люк, чтобы сверху поступал воздух и проветривал затхлый салон. Тут начал орать один мужчина с ослиным лицом и ножницами стрижеными волосами:

— Что вы делаете, ханум (госпожа)?! Вы хотите, чтобы я простудился?! Тем более у меня аллергия на холод. Когда холодно, лицо мое пухнет, словно лицо, которое укусила оса! Потом моё тело начинает чесаться. Чешется оно изнутри, и я чешу себя железной расческой до крови, но никак не начешусь! Доктора честно признались, что перед моей болезнью мировая медицина просто бессильна. И тогда я пошел к знахарю, ну, к этому народному целителю — табибу. Он выписал мне рецепт на латыни, чтобы я не смог его прочитать. С этим рецептом я поехал в народную аптеку, которая находится около городской свалки, и аптекарь, увидев рецепт, сказал, что этот препарат дают агрессивным душевнобольным, которых бьют воспитатели — кик-боксеры с черным поясом, с целью усмирить их в критический момент. Я купил лекарство и сразу проглотил одну таблетку без воды. Вот с тех пор благодарю Бога, что не выпил две таблетки сразу. Потому что когда я вышел на улицу пятиэтажный дом без лифта начал падать на меня. И чтобы люди и их семьи не остались под обломками, я упёрся двумя руками в стену многоэтажки и стал кричать людям:

— Чего Вы стоите и смеётесь, словно душевнобольные, ей богу?!.. Идите, быстро предупредите жильцов этого дома, пусть они эвакуируются, пока я удерживаю дом! — сказал я.

Я стоял там часа два, потом услышал вой сирены и подумал:

— Ну, наконец-то, приехали пожарники с родной милицией. Увы — оказалось, что вместо пожарников и милиционеров, приехали люди в белых халатах и увезли меня в психиатрическую больницу. Я там лечился на протяжении шести лет, но никак не мог вылечиться. Поэтому сегодня я сбежал из приюта и вот, как видите, еду домой. А Вы открываете люк… — с обидой в голосе сказал он.

— Извините, я не знала, что Вы больны — сказала Фарида.

Доехав до микрорайона, где когда-то торговала рисом и кислым молоком, она с детьми сошла с автобуса и облегченно вдохнула чистый воздух. Потом направилась скрипучими шагами по покрытому снегом тротуару в сторону ремонтной мастерской башмачника Гурракалона. Увидев дым, который шел из дымохода на крыше вагонетки ремонтной мастерской, Фарида обрадовалась. Подойдя к окну бытовки, она заглянула вовнутрь и увидела своего возлюбленного Гурракалона, который заколачивал ржавые гвозди в подошву кирзового сапога. Фарида прислонилась на миг к вагонетке и радостно улыбнулась, закрыв глаза.

— Ой, что будет сейчас… Наверно он с ума сойдет, увидев меня, бросится на меня как голодный волк и зацелует. Радости, слезы и всё такое… Слава тебе Господи, нашла всё-таки… — подумала Фарида.

Она даже покраснела. Потом осторожно постучала в дверь.

— Кто там? Заходите, дверь открыта! — сказал Гурракалон. Фарида открыла дверь и с замерзшими детьми вошла в вагончик, широко улыбаясь сквозь слезы.

— Здравствуйте-апа, заходите, заходите. Принесли вещи на ремонт или хотите заказать новую обувь? Вы садитесь, садитесь ближе к печке, а то, я вижу, Вы замерзли. На улице трещит мороз, минус 20. Пусть дети тоже погреются, не стесняйтесь… Какие милые, хорошие дети у Вас, тьфу — тьфу, чтобы не сглазить… — сказал Гурракалон, удивляя Фариду.

На устах Фариды погасла улыбка, и она на миг замерла, словно каменная статуя, которая стоит в Петербуржском «Эрмитаже». Потом она, взяв себя в руки, спросила:

— Вы что, притворяетесь или на самом деле не узнаёте меня? Это же я, Фарида, которая торговала рисом и кислым молоком. Потом Вы попали в больницу, сломав себе ногу в аварии. Нога у Вас больше не болит? — удивилась она.

— Простите, я Вас как-то не узнаю. Какая авария, какая больница? Я, слава богу, никогда не попадал в аварию и не ломал себе ногу. О чем Вы говорите? Может, Вы путаете меня с кем-то? Вообще-то, это бывает, то есть я читал об этом где-то, то ли в книге, то ли в газете, сейчас точно не помню. Короче, одна девушка собирала хлопок на хлопковом поле одна, и к ней подошел красивый парень односельчанин, который учился с ней в одном классе и, они, разговаривая, стали вместе собирать хлопок. И парень неожиданно обнял её и целовал в губы. Сначала девушка сопротивлялась, но потом расслабилась. И они стали встречаться каждый день на хлопковом поле. Дело дошло до того, что она забеременела от парня. Шли дни, и живот у неё стал расти. Узнав об этом, её мама потребовала, чтобы она рассказала ей всю правду, от кого, мол, этот ребенок. Девушка назвала имя того парня, и милиция задержала его. В ходе следствия парень не признал свою вину. А следователь был профессионалом своего дела. Он проверил время преступления и сопоставил их с аргументами, которые были приведены в объяснительном письме парня. По показаниям понятых, факты обвинения не совпали с действительностью. То есть в собранных документах утверждалось, что в те дни тот парень не был на хлопковом поле. Потом девушку проверили врачи-психиатры, и они дали заключение о том, что девушка больна… ну, в психическом смысле… Сумасшедшая… К сожалению, бывает и так… Но Вы не волнуйтесь… В нашей стране медицина очень развита — сказал Гурракалон.

Услышав это, Фарида заплакала. Она долго плакала в отчаянии, потом сказала:

— Господи, Боже мой, неужели я с ума сошла. Какой кошмар!.. Что я теперь буду делать?!.. Извините ради бога, сапожник-ака… Пошли, мои бедные — сказала она своим детям и вышла из вагончика.

Она шла с детьми со слезами на глазах. Тут открылась дверь мастерской, и раздался голос:

— Постой, Фарида! Моя любимая! Я пошутил! От этих слов Фарида замерла на месте и обернувшись увидела Гурракалона, который шел, улыбаясь ей и прося прощения:

— Прости, дорогая, я пошутил! Я еле выдержал волнение при встрече с тобой и чуть не взорвался от смеха! Я соскучился по тебе! Я ждал тебя, каждый день, каждый час, каждую минуту и каждую секунду! Я люблю тебя, дорогая, люблю больше жизни! Поверь, без тебя трудно мне жить на этом свете, слышишь, Фарида!..

— Ах, ты негодник! Ах, ты аферист! Отшлёпаю тебя! — говорила Фарида с притворным негодованием.

Потом бросилась к Гурракалону и начала колотить своими нежными кулаками в его широкую и могучую грудь. Тот смеялся, защищаясь руками, и вдруг поскользнулся и упал в снег. Фарида снова бросилась на него, продолжая шлёпать его, потом, взяв охапку снега, запихнула ему за воротник и в рот:

— На, тебе! На, ешь снег, обманщик!.. — кричала она задыхаясь и смеясь.

— Ну, всё, милая, всё, сдаюсь! Ну, перестань!.. Люди увидят… Дети смотрят… Ну… — смеялся Гурракалон.

Увидев это, Мекоил с Зулейха тоже начали смеяться звонким смехом.