Поэт Подсудимов взял мешок и пошел ночью один в кукурузное поле, чтобы нарвать и принести в дупло кукурузных початков. Заодно успокоить в уединении свои расшатанные нервы. Дело в том, что недавно его поймали с поличным инспекторы рыбнадзора, и ему пришлось заплатить штраф за то, что он рыбачил не по сезону. Поскольку у него не было денежных средств, чтобы заплатить штраф, ему пришлось расстаться со своей любимой удочкой и с сачком, который на языке местных нелегальных охотников называется «матрап». Инспектора конфисковали его удочку с матрапом. Они заявили, что в данное время рыбы плодятся, то есть они метают икру. Как назло, птицы тоже реже стали попадать в петли, которые Поэт Подсудимов расставил повсюду на ветвях деревьев. В таком положении сидеть в дупле и писать стихи, просто невозможно. Прикиньте сами, как же поэт может на голодный желудок сосредоточиться мыслями? Тем более он не один живет в роскошном дупле тутового дерева. Жена его и приемные голодные дети все хотят есть. Требуют, как говорится «Ням — ням, буль — буль». В эти дни ему стало особенно трудно. Он не знал, как поступить со своими приемными сыновьями, ставшими один мусульманином, другой — христианином, а третий — вообще красным безбожником.

Вчера Поэт Подсудимов и Сарвигульнаргись разняли их, когда они стали драться. Драка в дупле начиналась так: Чотиркардон хотел повесить икону с изображением младенца Иисуса Христа с Девой Марией на стены дупла, но его остановил Маторкардон. Но Чотиркардон не хотел слушать его и продолжал вешать икону на стены дупла. В результате завязалась драка между родными братями.

— Господи, прости своего раба грешного! Во имя отца и сына и святага духа амийн! — крикнул Чотиркардон перекрестившись, и ударил изо всех сил кулаком в морду своего родного брата Маторкардона у которого от сильного удара с головы слетела белая тюбетейка. Тот упал на пол дупла, и тут же встал как выносливый боксер попавший в нокдаун. Потом, с криком «Аллаху акбар!» ударил Чотиркардона головой в морду и сломал ему нос.

— Вайда-а-ад, дадаси, наши сыновья убивают друг друга-а-аа! Где вы-ы-ы! Позовите милициюу-у-у! — кричала в панике бедная Сарвигульнаргис из проема дупла. А Поэт Подсудимов как раз в это время сидел в сортире без крыши, загороженный рубероидом, из-за которого торчала его голова с вздутыми от напряжения артериями на шее. Услышав пронзительный крик своей возлюбленной жены, Поэт Подсудимов быстро поднял штаны и побежал в сторону дупла, чтобы предотвратить братоубийство. Зайдя в дупло, он стал разнимать братьев, призывая их к примирению.

— Прекратите драться, придурки! А то обоих выгоню из дупла навсегда! Слышите, гады! А ну-ка, выходи на фиг оба вон из дупла! Надоели вы со своими религиями! Мы хотим жить в этом дупле мирно и спокойно! — сказал Поэт Подсудимов, сталкивая с дупла своих непослушных приемных сыновей. Наконец ему удалось вытолкнуть их из дупла, и братья продолжали теперь драться на улице.

— Отчим, не разнимайте их! Пусть они убивают друг друга! Нам не нужны ни эти мусульмане, ни эти христиане! Нам и без них хорошо! — кричал Буджуркардон.

Тут Маторкардон с Чотиркардон перестали драться и враждебным взглядом уставились на Буджуркардона.

— Ах, ты слуга дьявола, что ты сказал, а ну-ка повтори?! — сказал еще сильнее сжимая свои окровавленные кулаки Чотиркардон и набросился на Буджуркардона. Маторкардон тоже начал наносит удары лежащему Буджуркардону.

— Бей, безбожного красного кяфира! Убей шайтана! Аллаху акбар! — кричал он, пиная ногой лежащего на земле Буджуркардона, которого Чотиркардон повалил одним ударом.

— Вот получай, антихрист поганый! Это за то, что твои предшественники превратили церкви и монастыри наших предков в овощехранилища! А это за то, что они срывали колокола и расплавляли их на металлургических заводах и изготавливали из них сельскохозяйственную технику! Это за тех попов и монахов, которые гноили заживо в архипелаге Гулаг! Об этом много раз рассказывал нам со слезами на глазах наш дядя, то есть батюшка Гуддаводжитходжа! — кричал Чотиркардон, продолжая бить своего родного брата.

— По доносам коммуняги, таких, как он, энкведешники расстреливали мусульман миллионами, только за то, что они были мусульманами и читали Коран! По рассказам нашего мударриса шейха Нигамана ибн Абдульрахмана абу Абдульгафура они превращали мечети наших дедов в красные чайханы! Да чтоб ты сдох, слуга шайтана! Умри продажная шкура! — вопил Маторкардон, непрестанно нанося удары ногами по жизненно важным участкам тела Бужуркардона.

Поэт Подсудимов, словно рефери на ринге, где проводится бой без правил, набросился на Буджуркардона, покрывая его телом, защищая таким образом своего безбожного приемного сына от враждебно настроенного Маторкардона и Чотиркардона. Сарвигульнаргис все плакала, и тоже старалась, разнять своих сыновей драчунов. Супруги еле разняли их. Поэт Подсудимов поднял Буджуркардона, который стоял с окровавленным лицом и головой со многочисленными ссадинами на лице.

Как раз в это время Буджуркардон вырвался из рук Поэта Подсудимова и нанёсь такой точный сокрушительный удар по лицу Маторкардона. В результате тот полетел и рухнул в воду шолипои. Буджуркардон бросился на Маторкардона, который лежал как убитый с раскинутыми руками над шолипоёй и стал добивать его. Тут Чотиркардон набросился на Буджуркардона и они начали драться в водоеме. Тройняшки покрылись темно-синей жижей. Поэт Подсудимов бросился к ним, чтобы снова разнять их. Сарвигульнаргис от бессилия присела, плача и дрожа от страха под тутовым деревом. Когда тройняшки перестали драться и вышли из шолипои, Сарвигульнаргис не узнала своих сыновей, испачканных с ног до головы в черную жижу. Поэт Подсудимов тоже стоял, задыхаясь, покрытый вес грязью, На ушах у него висели водоросли. Когда он, присев под тутовым деревом стал снимать сапоги, из одного сапога выскочила лягушка и, недовольно квакая, запрыгала в сторону шолипои.

Вот такая драка у них произошла.

С этими мыслями Поэт Подсудимов даже не заметил, как дошел до кукурузного поля, которое шептало на слабом ночном ветру под тихо сияющей луной. Перед тем, как начать кражу Поэт Подсудимов оглянулся вокруг, и приступил срывать початки. Когда он сорвал один початок, он испугался его ломающегося звука в тишине: «гиииийк!» Ему казалось, что этот звук услышал не только сторож, но и весь космос! Такая тишина царила на кукурузном поле. Поэт Подсудимов остановился на миг и внимательно прислушался к тишине, думая, не идет ли сторож в его сторону. Потом, твердо убедившись в том, что вокруг никого нет, он снова начал рвать початки один за другим. Долго трудясь так, он наполнил, наконец, мешок и взвалив его на плечи отправился обратно в сторону тутового дерева, в дупле которого лежали члены его семьи. Мешок был довольно тяжелым, поэтому Поэт Подсудимов передвигался с трудом по узкой тропинке, вздувая свои шейные артерии от напряжения. Неожиданно он свалился в канаву вместе с мешком, наполненным початками. У него порвались брюки. Он еле выбрался из канавы и, взвалив на плечи тяжелый мешок с кукурузными початками, продолжил путь. Когда он успешно принес добычу в дупло, его жена обрадовалась и даже прослезилась, говоря, мол, эти трудные дни тоже пройдут, и когда-нибудь они тоже будут жить честно, как говорится, не воруя.

Но тройняшки не радовались этому, и Маторкардон сказал, что воровать кукурузные початки — харам, то есть грех.

— Лучше с голода умереть, чем есть ворованные кукурузные початки — сказал Чотиркардон.

Буджуркардон молчал.

— Ну, не хотите есть, не надо. А что, будем умолять вас что ли, чтобы вы ели. Ишь, какие честные религиозники нашлись! Воровать кукурузные початки, жарить их и есть — это не грех, а добрый поступок в сравнении с чиновниками, которые воруют народные деньги миллиардами и хранят их на черный день в банках Европы и Запада! А ну-ка, катитесь отсюдава, пока я вас не убил, ударив вот этим бревном по вашим куполам! — закричал Поэт Подсудимов.

Тройняшки, забравшись в дупло, поднялись в свою комнату.

— Только не вздумайте драться, бешенные бойцовые собаки! Не то шею сверну вам! — предупредил своих приемных сыновей Поэт Подсудимов.

— Хорошо, отчим! — сказали тройняшки и пошли спать на голодный желудок.

Сарвигульнаргис развела костер, и Поэт Подсудимов собственноручно пожарил кукурузные початки. В ночном воздухе витал запах жаренных кукурузных початок. Супруги с аппетитом поели их, испачкав рты сажей, как в далеком детстве.

После ужина Поэт Подсудимов с Сарвигульнаргис сидели прислонившись друг к другу под тутовым деревом, долго безмолвно и задумчиво глядя на прозрачную воду шолипои, в которой отражались звезды и луна.

— Ах, как хорошо сидеть с любмым, внимая пению сверчков и кваканью лягушек! — восхищалась Сарвигульнаргис.

Поэт Подсудимов молча обнимал жену за талию, глядя в небо на далекие звезды. Они сидели так долго, пока луна не склонилась на запад, пока не умолкли сверчки и не перестали квакать лягушки вдоль берегов шолипаи, вода которой сверкала как стекло.

— Пошли спать, дадаси, уже поздно. А то уснем прямо здесь — сказала Сарвигульнаргис, и они, поднявшись с места, забрались в дупло тутового дерева, и, потушив керосиновую лампу, легли спать.

Утром Поэт Подсудимов проснулся от крика жены. Он думал, что его приемные сыновья снова дерутся и быстро вышел из дупла. А там стоял участковый милиционер лейтенант Таппиев. Сарвигульнаргис громко проклинала своего сына Буджуркардона:

— Ой чтоб ты сдох, окаянный! Как ты мог, а? Ой проклятый сатана! — ревела она.

— Что?! Что случилось?! Снова они подрались, что ли?! — спросил Поэт Подсудимов разгневанно глядя на своих приемных сыновей.

— Простите, отчим, я согласно инструкции нашей пионерской организации, донес товарищу милиционеру важную информацию о том, что Вы украли кукурузные початки. Это у нас традиция такая со времён пионера-героя Павлика Морозова, который сдал своего деда, своровавшего из колхозного амбара полмешка зерна — объяснил Буджуркардон.

От этих слов Буджуркардона у Поэта Подсудимова окосели глаза. Он был в шоке.