На следующее утро мы выехали с виллы отдохнувшие и посвежевшие, чтобы преодолеть последнюю часть пути. Артур ехал во главе процессии, а Винни с Бригит — в паланкине. Я же сидела рядом с Агриколой в карете, уверенная в том, что даже в дни империи не бывало более странной и более изысканной процессии.

При виде этого зрелища на лице Пеллинора появилось выражение веселого изумления, и он приветствовал нас, с трудом сдерживая взрывы хохота. Остальные восприняли нас по-разному, в зависимости от того, откуда приехали. Здоровяки-северяне откровенно гоготали, тогда как более воспитанные южане кивали, кланялись и уступали нам дорогу. В конце концов я не знала, что и думать о карете, которая была очень удобной, несмотря на всю свою необычность. Однако я не собиралась навсегда отказаться от езды верхом.

Строители дороги решили вопрос подъема на Котсвальдские откосы в типично римской манере с минимальными уступками природе. Мы карабкались по трем прямым участкам дороги, и всем, кто ехал в карете или паланкине, пришлось идти пешком, потому что бедные лошади не сумели бы затащить лишний вес вверх по такому крутому склону. Даже Винни вышла из паланкина и поплелась наверх. А когда мы достигли вершины, задыхаясь и обливаясь потом в утренней жаре, я оглянулась, и от открывшегося вида у меня перехватило дыхание.

Резко выступающие скалы вздымались над краями откоса, заросшими лесом, а ниже тянулась плоская долина Глостера, огибая вершину холма, на котором примостился римский город. Серебряные, реки шнурками тянулись через зеленые леса и свежие луга, а на западе долину защищали голубые холмы южного Уэльса, до которых, казалось, можно дотронуться рукой. Это был мир, уменьшенный до размера столешницы, и я ахнула, совершенно потрясенная увиденным, а рядом со мной стояла Винни, лишившаяся дара речи.

— Ну что, я был прав, говоря о красоте Британии? — с улыбкой спросил Агрикола.

То ли от радости и облегчения, что мы добрались до вершины, то ли из-за того, что въехали в Логрис — королевство Артура, — наше продвижение вскоре превратилось в праздник. Люди стекались отовсюду, и не только ищущие приключений молодые люди и местная знать со своими воинами, но и женщины с детьми тоже присоединились к праздничному шествию. Целые семьи тянулись за нами с песнями и смехом, отложив все заботы и думая только о том, чтобы сопроводить своего короля на его свадьбу.

Мы стали лагерем па опушке леса, не похожего на леса, которые я видела прежде. Агрикола объяснил, что в густой тени буковых деревьев кустарники или папоротники не растут, поэтому их стволы кажутся высокими колоннами, поднимающимися прямо из земли. Я вспомнила, как Кети описывала живые храмы старых богов. Позднее полуденное солнце высветило бахрому на молодой листве и первоцветы, усыпавшие каждую тропинку и прогалинку, превращая лес в сказочный мир, спокойный и красивый, далекий от мирских забот.

Хорошее настроение заразительно, и люди воспользовались случаем высказать королю свое простодушное уважение. В мягких сумерках дудочник наигрывал нам мелодию, а семья акробатов подошла к костру и предложила повеселить нас. Они вертелись, прыгали и кувыркались на лугу. Когда я спросила у их матери, не согласится ли она со своей труппой выступить на свадебном празднестве, она покраснела и помедлила с ответом, но старший сын почтительно поклонился и сказал, что их семья почтет это за честь. Потом все они убежали в свой лагерь за деревьями.

Я взглянула на Артура — он наблюдал за мной. Я внезапно подумала, что следовало бы сначала спросить его.

Мой будущий муж сел на соседний пень, и Цезарь, никогда не отходивший от него, лег рядом.

— Тебе они и в самом деле понравились? Прозвучал наполовину вопрос, наполовину утверждение, и это удивило меня.

— Конечно, — сказала я, не понимая, подшучивает он надо мной или нет. — А тебе разве не понравились?

Он с минуту подумал, потом медленно сказал:

— Да, но, кажется, я не обладаю таким качеством, как ты — заставлять простых людей чувствовать себя непринужденно. Я могу увлечь их своими идеями, но это совсем не то. Ты же даешь понять человеку, что он полезен. Это замечательная черта для королевы, — добавил он, — как и кельтская гордость, и умение хорошо ездить верхом. А нельзя ли сделать что-нибудь с твоим платьем?

Он не смог скрыть ухмылки, и я схватила ячменную лепешку и запустила ему в голову, Цезарь вскочил и громко залаял, решив, что лепешка предназначается ему.

— Нужно проворнее уворачиваться, господин, — раздался знакомый голос из темноты, и в круг света от костра крупными шагами вышел Бедивер. Он был усталым и грязным, но явно в хорошем расположении духа.

— Добро пожаловать, братец, — крикнул Артур, вскакивая и заключая приемного брата в объятия. — Ты обернулся скорее, чем я ожидал.

— Да, — сказал Бедивер, быстро оглядывая еду, наваленную на походном столе. — Мы не останавливались даже для того, чтобы пообедать в богатых домах или на постоялых дворах. И вообще, — объявил он, протягивая руку за жареным голубем, — я не могу вспомнить, когда мы ели в последний раз.

— Думаю, — сказал Грифлет из-за его спины, — что это было у родителей Паломида, где-то на прошлой неделе.

Мальчишка выглядел таким же измученным и немытым, как и Бедивер, но его глаза сверкали, когда он протянул Артуру конец поводка, к которому был привязан второй щенок.

Сука, сливочно-белая копия Цезаря, несмотря на волнения долгой дороги, сразу почувствовала себя дома, как только они с Цезарем обнюхали друг друга.

— Я уже придумал ей кличку, — объявил Артур, жестом приглашая вновь прибывших угощаться. — Доброе кельтское имя, чтобы установить равновесие двух культур на псарне. Ты помнишь историю о боевой собаке по кличке Кабаль, которую рассказывал нам Мерлин, когда мы были детьми? Бедивер покачал головой, и Артур пожал плечами.

— Ну неважно. Какие-то путаные истории о животном, которое могло менять свой облик — иногда оно превращалось в собаку, иногда в лошадь, в зависимости от того, что нужно хозяину. В любом случае это был храбрый, преданный и свирепый зверь, как и все подобные создания. Могу поклясться, что это одна из выдумок Мерлина. Тем не менее я все время помнил это имя, поэтому собака получит его как подарок по поводу приезда домой. Кабаль… вполне подходяще!

— Но зачем ей носить кличку боевой собаки? — спросила я.

— Потому что она будет моим четвероногим воином. Суки всегда лучшие боевые собаки. Разве ты не знала? — Когда я отрицательно покачала головой, он продолжил: — Может быть, у них лучше развит инстинкт защитника. Кобель необходим на охоте или чтобы отбиться от диких животных, но на поле боя сука гораздо лучше. Не так ли, Кабаль?

Малышка повернулась и посмотрела на него, впервые обратив внимание на человека, который опустился на колени, чтобы поговорить с ней. Она положила свой лохматый подбородок на ногу Артура и наслаждалась его присутствием, забыв обо всем на свете. Было замечательно видеть нежность и заботу на лице Артура, и я не могла не улыбнуться, наблюдая эту картину.

— Мы здесь! — крикнул Бедивер, махнув рукой кому-то за кругом света костра. — Это Паломид. Он хотел умыться перед тем, как быть представленным тебе.

— А, значит, ты успешно выполнил оба поручения! Это прекрасно, — сказал Артур, последний раз потрепав Кабаль, и встал, чтобы поздороваться с черноволосым юнцом, вышедшим на свет.

Я едва узнала мальчишку — он зачесал волосы назад, а через плечо перекинул накидку из красивой парчи. Свет костра подчеркивал арабские черты его лица, и двигался он с гибкой животной грацией.

— Господин, разреши представить тебе Паломида, необыкновенного наездника и верного подданного, который хочет присоединиться к твоему двору, — торжественно объявил Бедивер, и это прозвучало добродушно и одновременно любезно.

Паренек сделал шаг вперед, преклонил колено перед королем и, когда Артур положил свою руку ему на плечо, посмотрел на него с таким же выражением преданности и привязанности, как и Кабаль. «Как они жаждут обрести вождя, — думала я, — и насколько подходит для этой роли Артур».

— Я знаю, — начал мой жених, улыбаясь и делая знак Паломиду подняться, — что ты уже знаком с госпожой Гвиневерой. Если бы не она, мы бы не прислали за тобой.

Смуглое лицо мальчишки покраснело, и он кивнул мне, но встретиться со мной глазами не посмел.

— И, — быстро добавила я, — не прими ты меня за пажа, я вряд ли увидела бы то, на что ты способен в седле. Вот почему мы многим тебе обязаны и почитаем за честь твое желание приехать к нам.

При этих словах Паломид посмотрел на меня и широко улыбнулся ослепительной белозубой счастливой улыбкой. Смущение его прошло.

Прибывшие набросились на еду, а щенки у наших ног обнюхивали друг друга, пока мы обменивались новостями.

Бедивер сообщил, что в пути они обогнали Владычицу Озера, которая ехала в сопровождении множества воинов, друидов и молодых жриц. Она предложила им задержаться и ехать с ней, но Бедивер отказался, объяснив, что должен помогать нам. Весть о толпах людей, следующих за нами, дошла до него задолго до того, как он увидел лагерь.

— Моргана ничего не говорила о своем муже? — спросил Артур.

— Об Уриене? — Бедивер на минуту задумался, потом пожал плечами. — Только то, что он едет по восточной дороге из Йорка и будет в Винчестере вовремя. Тебя что-нибудь беспокоит?

— Нет, — медленно произнес Артур. — Он сказал, что будет присутствовать на свадьбе, и я поверил его слову. В конце концов, надо же когда-то начинать мириться.

К нам подошел Пеллинор, неся с собой эль, который какой-то местный крестьянин послал в дар королю, и вскоре политические заботы были отложены в сторону, рога наполнены, и вечер превратился в веселую гулянку.

— Боже правый, это же Кэй! — воскликнул Артур.

Он рванулся вперед, смеясь и громко здороваясь с Кэем, а заодно с Гавейном и Гахерисом. Они встретили друг друга взрывом шуток, и неожиданно я увидела среди них Мерлина.

Чародея давно не было видно, но я так привыкла к его странному поведению, что даже не подумала спросить, где он находится. Оказывается, он уже побывал в Винчестере, посовещался с Кэем и вернулся к нам, приведя с собой рыцарей Артура. Такая скорость передвижения была трудна даже для опытного гонца, и я подумала, не использовал ли Мерлин свое умение менять облик. Только птица могла с такой легкостью покрыть подобное расстояние.

Коротко переговорив с ними, Артур сообщил нам, что планы меняются и мы должны будем свернуть на старый тракт, пересекающий римскую дорогу около замка Лиддингтон.

Я взглянула в сторону горного кряжа, на который он указал, и увидела, что длинный, покрытый травой подъем резко обрывается и на вершине заканчивается древней крепостью.

Когда мы подъехали ближе, стены массивной крепости ожили от веселых криков детей и женщин, размахивающих флажками. У подножия холма, там, где Ридж Уэй встречается с римской дорогой, застыл в приветствии отряд воинов. Впервые встретив воинов Артура на земле Логриса, я с любопытством рассматривала их. У многих были древние доспехи римского образца, несомненно переходившие от отца к сыну после ухода легионов. На некоторых были новые кожаные камзолы, а на предводителе — кольчуга. Когда мы проезжали мимо, они четко отдали честь и стукнули концами копий о землю.

Артур махнул им рукой, и они потянулись за нами, когда караван свернул с травянистого склона. Карета Агриколы была плохо приспособлена для неровной дороги, поэтому я пересела на Быстроногую, а он остался на мощеной дороге и пообещал, что мы встретимся перед свадьбой.

Артур был занят с Кэем, Гавейном и другими, не видевшими его почти месяц, поэтому рядом со мной некоторое время ехал Бедивер. Его глаза весело блестели, и он, казалось, был искренне рад снова видеть меня.

— И как Логрис нравится твоей светлости… тебе, Гвен? — поправился он, и я улыбнулась.

— Более интересным, более красивым, более гостеприимным, чем я ожидала, — весело ответила я.

Я рассказала ему о людях, которых мы встречали, и он кивал, слушая, как все участники процессии танцевали на зеленой траве около древнего колодца, и смеялся, когда я пустилась обсуждать отличие крепости Пеллинора на холме от виллы Агриколы.

— И все это время, — закончила я, — вокруг нас в самом разгаре была весна. Это невероятно.

— А ты не разочарована в Артуре? — Его взгляд был таким теплым и доверчивым, что вопрос не показался мне дерзким.

— Великий боже, — воскликнула я, — как я могу быть разочарована, когда он такой… такой…

Я подыскивала слова, и Бедивер протянул руку и положил ее поверх моей. Его улыбка, предназначенная мне, была медленной и серьезной, рожденной где-то в глубине души, а не скользившей по поверхности.

— Я рад. Иметь счастливую королеву так же важно, как иметь и довольного короля.

Я счастливо кивнула.

— А как ты? Как прошла твоя поездка, если не считать спешки и беспокойства?

— Хорошо. Дел было много, но поездка весьма удачна. Семья Бригит встретила нас будто потерянных родственников. Жена Шона разродилась девочкой через три дня после твоего отъезда, и они просили передать, что назвали ребенка в твою честь.

Было приятно, что обо мне не забыли, и я вспомнила глаза молодой матери, яркие и смеющиеся, когда она желала мне много детей и попросила дотронуться до ее живота на счастье.

— Как Бригит? — спросил Бедивер. — Я не видел ее в процессии.

Вопрос был незатейливым, небрежно заданным, но я вдруг посмотрела на него более пристально и поняла, что наше растущее доверие взаимно. Он, не колеблясь, спросил о моих сокровенных чувствах, и Я поняла, что могу сделать то же самое.

— Ты много думал о ней во время поездки? — Он так открыто посмотрел на меня, что прочесть его мысли не составило труда, и я рассмеялась.

— У нее все в порядке, хотя, как правило, я вижусь с ней только по утрам и вечерам. Она очень славный, по-настоящему замечательный человек, и хорошо, если мужчина будет нежно обращаться с ней и добиваться ее лаской. Ты же знаешь, она очень набожна.

— Да, я знаю. — Он вздохнул, но без вражды или грусти. — Я никогда не задумывался об этой вере, но, может быть, Бригит захочет научить меня.

— По крайней мере, ты можешь попросить ее об этом, — сказала я ободряюще, и он задумчиво кивнул, отъезжая к Артуру и остальным рыцарям.

Вокруг меня во всем великолепии вставал день, наполненный надеждой, волнением и нежной песней жаворонков в вышине. Как хорошо, что Бригит, отправлявшаяся на юг из преданности ко мне, тоже въезжает в будущее, где ее ждут и любовь, и, возможно, замужество.

К вечеру мы покинули старый тракт и стали спускаться на равнину.

— Эйвбери, — сказал Артур, когда мы направились ко входу в самую огромную каменную постройку, которую я когда-либо видела. — Каждый человек чтит святость этого каменного хоровода, и там должно хватить места, чтобы вместить всю толпу.

Мы проехали по деревянному настилу, прорезавшему высокую насыпь и проходившему над внутренним широким и глубоким рвом. Я с удивлением увидела, что места внутри действительно очень много. По крайней мере, сотня стоячих камней выстроилась по краю гигантского рва. Некоторые были высокими и узкими, другие широкими и толстыми, но все они, казалось, сохраняли равновесие, стоя на цыпочках, и я восхитилась могуществом богов.

Когда разожгли около полусотни лагерных костров, из разных мест стали подниматься бледные струйки дыма, наполняя воздух острым ароматом горящего дерева. Я стояла рядом с гигантским валуном и оглядывала площадку, впервые увидев тысячи людей, следовавших за нами. Это трогательное зрелище явно свидетельствовало о любви людей к Артуру.

Рыцари Артура присоединились к нам за обедом, и всех представили друг другу.

Кэй был темноволосым и худым, более элегантным, чем его приемные братья, но с твердым ртом и холодным взглядом. Он внимательно оглядел меня сверху донизу и с минуту колебался, прежде чем поклониться. Затем выдавил едва заметную вежливую улыбку, и я подумала, что с ним будет трудно сблизиться. «Не напрашивайся на неприятности, — сказала я себе, — может быть, его просто волнует выбор приемного брата».

Гораздо приятнее было поздороваться с Гавейном, который со времени нашей первой встречи вырос и возмужал и сейчас стал совсем взрослым. Его волосы остались такими же рыжими, какими я их и помнила, и он по-прежнему двигался с энергией урагана.

Когда закончились официальные представления, он улыбнулся и дотронулся до заметной вмятины на своем носу.

— Я не забыл, госпожа, — сказал он с улыбкой. — Лучший урок верховой езды в моей жизни. Сейчас нет такой лошади или преграды, с которой я не справился бы.

— Подожди, — ответила я, — ты еще увидишь, что может делать Паломид! Скоро мы все будем перелетать над ручьями, как греческие боги на крылатых конях.

— Да, об этом говорил и Бедивер. Я еще не познакомился с арабом. Как он называет эти штуки для ног?

— Стременами, — вставил Бедивер, опуская рог и оглядывая людей, собравшихся у королевского костра. — Вот он, разговаривает с Пеллинором. Пойдем, Я представлю тебя.

— С Пеллинором? — Голос Гавейна стал колючим.

В воздухе запахло бедой, и я подумала, что многие из нашего окружения уже забыли, что Пеллинор был воином, убившим короля Лота. Я быстро посмотрела на Гавейна, даже в неровном сумеречном свете заметив, как покраснело его лицо.

— Помни, племянник, — сказал Артур неожиданно сурово и угрожающе, — мы находимся в священном месте.

Он пристально наблюдал за Гавейном, и тон его смягчился, когда молодой воин повернулся и немигающе посмотрел на него. Юношеская ярость Гавейна стала стихать, и Артур спокойно продолжил:

— Твой отец погиб в честном бою, и его уважают как храброго воина. Победитель в той схватке — наш союзник и приглашен на свадьбу в качестве моего гостя. Я не позволю кровавой вражде испортить радость праздника, Гавейн, и, если ты не сможешь справиться с собой, тебе лучше не присутствовать на бракосочетании.

Принц Оркнеев изо всех сил пытался побороть свой гнев.

— Пока длится праздник, он будет в безопасности, — наконец пообещал он и, повернувшись к своему оруженосцу, отчетливо сказал: — Я даю слово, Гахерис.

Мальчик посмотрел на Гавейна, опустил глаза и едва заметно кивнул.

Итак, дело было улажено, и Гавейн с Бедивером отошли к Паломиду.

— А это, — сказал Артур, указывая на толстого оруженосца, стоявшего перед нами, — брат Гавейна, Гахерис.

Будучи не более чем на год моложе Гавейна, Гахерис обладал угрюмой внешностью мальчишки, который все еще не в ладах со своим внутренним миром. Его поклон из-за смущения был неловок, и я мучительно соображала, как помочь ему почувствовать себя более непринужденно.

— Твой брат с гордостью говорил о тебе, когда мы были детьми. — Ничего лучшего я придумать не могла, но это явно сработало, и озабоченность на лице Гахериса сменилась сверкающей улыбкой.

— Во время его поездки в Регед? — спросил мальчик быстро. — Он часто рассказывал мне о ваших горах и озерах и о том, что женщины Регеда — дочери богини Эпоны, покровительницы лошадей.

Я улыбнулась от такого преувеличения, но, обрадовавшись, что Гахерис повеселел, не сочла нужным поправлять его.

Мы еще чуть-чуть поболтали, и я поняла, как переменчиво настроение оркнейцев: только что — сама любезность и добродушие, а через секунду — гнев и жестокость. Как мой отец говорил о них? Вспыльчивые и порывистые, с неуемной кельтской гордостью.

Когда Гавейн ушел, Артур повернулся ко мне и улыбнулся легкой потаенной улыбкой, предназначенной только для меня.

— Я вынужден сказать Бедиверу, что у него при дворе появился соперник по части дипломатии.

— Это нетрудно, когда разговор протекает в спокойной обстановке, — сказала я, пожимая плечами, — но я всегда попадаю в неприятное положение, когда слова вылетают прежде, чем я успеваю подумать.

— Слава богине, что ты не носишь меча, — сказал мой будущий муж, — иначе мне довелось бы увидеть буйство кельтского нрава в собственном доме. Ты уверена, что не связана родственными узами с Будиккой?

Неожиданно в памяти всплыл голос Кевина и мое восхищение воинственными королевами.

— По крови нет, а по духу может быть, — ответила я, и Артур ухмыльнулся.

— Ну что же, это намного лучше, чем какой-нибудь нежный монастырский цветок, — сказал он тихо, и я покраснела от удовольствия и желания.

Подошел Мерлин вместе с друидом из святилища на холме.

Это был маленький человечек с блестящими глазами и с кривой шеей, отчего его голова склонилась набок.

— Мы будем весьма благодарны, если твоя светлость завтра утром посетит наш храм, — сказал он голосом дерзким и резким, как у воробья. — К нашему источнику приходят те, кто просит о детях, а наша жрица училась вместе с Владычицей. Она знает, как проводить обряд благословения невесты, и будет рада помочь тебе подготовиться.

Хотя у нас в Регеде у источников не было жриц, я уже давно слышала рассказы о мудрых женщинах, хранительницах священных вод.

Я посмотрела на Мерлина, не зная, нужно ли принимать это приглашение, и чародей слегка кивнул в ответ на мой безмолвный вопрос.

— Я думаю, — сказал он, — местные люди будут глубоко тронуты, если ты почтишь их святыню.

Итак, было решено, что меня проводят в святилище за час до восхода солнца, и, почтительно поклонившись, жрец удалился.

В тот вечер Артур собрал совет, чтобы обсудить изменение места проведения свадебного обряда, так как Кэй с Мерлином считали, что лучше перенести церемонию из небольшой долины Винчестера в древнюю крепость на холме, известную под названием Сарум. До нее было легко добраться, потому что она лежала на пересечении пяти дорог, а на окружавшей ее равнине можно было разместить всех следующих за нами. Там была небольшая, но вполне пристойная церковь, которая могла удовлетворить требованиям христианской религии, и, хотя старые боги не проявляли к ней особой благосклонности, поблизости было достаточно священных мест, которыми Владычица осталась бы довольна.

Когда заговорили о том, как к этому отнесется Моргана, Артур глубоко вздохнул и, наклонившись вперед, уперся локтями в колени.

— Я уверен, что здесь трудностей не будет, — сказал он, постукивая кончиками пальцев и задумчиво хмурясь. — Она достаточно проницательна, чтобы понять наши трудности, и я по опыту знаю, что она хочет сплотить своих последователей вокруг меня.

Итак, план был согласован, и путешественников, уехавших в Винчестер, известили о переносе места бракосочетания.

— Как быть с Владычицей, которая едет за нами? — спросила я. — Как она узнает, что ей надо ехать в Сарум?

— Я могу завтра отправиться на север, — предложил Пеллинор. — Я совсем не против еще одного дня в дороге… моей лошади нужно размяться, — добавил он, потягиваясь своим необъятным телом.

— По-прежнему ищешь приключений? — беспечно спросил Артур, но лицо его было серьезным.

— Как всегда, — подтвердил Пеллинор, просовывая пальцы под ремень и глубоко вздыхая.

— Итак, гостей с юга мы учли, тех, кто едет в Винчестер, тоже, а Пеллинор отправится на поиски Владычицы, — говорил Мерлин, аккуратно загибая пальцы. — Остается только решить, кто на рассвете проводит Гвиневеру на обряд подготовки. Жениху этого делать нельзя, с ней должен быть кто-то из родных…

Первым моим желанием было пригласить Бригит, мою самую близкую подругу и единственную, кого я здесь могла бы назвать родственницей. Но Бригит не была ни мужчиной, ни язычницей, и я промолчала.

— Я почту за честь, если госпожа позволит сделать это мне, — медленно сказал Пеллинор, обращаясь к чародею, и его большое лицо было серьезным. — Я могу с первыми лучами солнца доставить ее к жрице, а потом уехать искать Владычицу.

Мерлин задумался, его взгляд затуманился и стал рассеянным, как у Кети, когда она заглядывала в будущее. Над деревьями бесшумно пролетела сова, и ее полет был отмечен только слабым шевелением листьев. Лицо чародея было бесстрастным, ибо, и что бы он ни увидел в будущем, остальные этого знать не могли.

— Ты не против, Артур? — спросил Мерлин, и, когда мой жених кивнул, повернулся к Пеллинору.

— Провожать невесту в день ее благословения — очень большая ответственность, и с этого момента ты становишься ей почти кровным родственником. — Мудрец пристально посмотрел на воина. — Ты согласен отныне нести ответственность за ее благополучие?

— Господин, — мрачно ответил Пеллинор, — я рос со старыми богами, и мое предложение совсем не бездумно. Но, поскольку самая прекрасная женщина в стране предназначена для ложа моего суверена, лучшее, на что я могу надеяться, это возможность считаться ее дядюшкой в будущем.

Я скорее предпочла бы увидеть Пеллинора в качестве родственника, поклявшегося оберегать меня, чем назойливого почитателя, преследующего меня по пятам, и поэтому в наших обоюдных интересах было принять его предложение. И я охотно согласилась, а когда совет закончился и Артур пошел провожать меня к шатру, он по дороге высказал ту же самую мысль.

— Мне бы не хотелось драться с Пелли, защищая твою добродетель и мои права. Вряд ли я вышел бы победителем.

С этими словами он протянул руки и по-хозяйски обнял меня. Объятие было более страстным, чем нежным, будто он хотел навсегда оставить на мне свою метину. Я почти задохнулась, удивленная, но не разочарованная его пылом.

Лавиния тревожно нахмурилась, узнав о том, что было задумано на завтра. По ее убеждению, языческие обряды опасны и для тела, и для души, и никакие доводы не смогли успокоить ее. Даже Бригит, расчесывая мои волосы, наклонилась ко мне поближе и спросила, не хочу ли я, чтобы она завтра сопровождала меня.

— Это языческий обряд, Бригит, и ты не можешь быть допущена к нему, — напомнила я, тронутая ее предложением. — Я не боюсь их, и о них нельзя говорить нигде за пределами святилища. Но я не видела ни одной молодой женщины, которой эти обряды причинили бы вред. Я знаю старых богов всю свою жизнь и не думаю, что они обидят меня сейчас.

На этом мы и порешили, и я заснула с чувством, что меня защищают и обо мне заботятся все, включая и самого Артура.