Фергус, огромный рыжеволосый ирландец, отдал свою дочь Бригиту моему отцу в залог мира, мы обе – и она и я – в то время были еще девчонками. Теперь он облысел, обзавелся животом, и, когда смеялся, лицо бороздили морщины. С отеческой гордостью он смотрел на ирландских волкодавов, разлегшихся у огня.

– От того щенка, что я подарил вам на свадьбу? Подумать только!

Артур улыбнулся в ответ и принялся рассказывать, какой знаменитой боевой собакой стала Кабаль.

– Самая храбрая из всех, что были у меня: училась всему быстро, отличалась беззаветной преданностью – несколько раз спасала меня во время саксонских войн.

От сознания того, что и он внес свой вклад в безопасность верховного короля, ирландец просто расцвел. Засунув большие пальцы рук за пояс брюк, он откинулся на кожаную спинку стула, явно наслаждаясь обстановкой, в которой очутился. Для человека, обитавшего в круглой мазанке, наш крепкий римский дом с подогреваемыми полами и фресками на стенах казался верхом роскоши.

Той зимой псарь был не единственным нашим гостем. К нам приходили грубо одетые люди, предводительствуемые вождями в шотландских юбках и ворсистых меховых плащах. Весь разрисованный татуировками посланец пиктов проделал путь с самого севера Шотландии. И несчетное количество купцов, торговцев, а иногда и священники являлись засвидетельствовать свое уважение в большой дом в Карлайле.

– Я постоянно думаю, – говорил муж гостям, когда они с кружками эля устраивались у пылающего огня, – постоянно читаю свод законов Теодорика, и мне начинает казаться, что мы должны завести нечто подобное и у нас: законы, на которые человек мог бы положиться, где бы он ни жил в Британии. Не говоря уже о налогах: каждый лорд решает этот вопрос со своими людьми – но ведь необходимо еще поддерживать мир, блюсти правосудие…

И наши гости в зависимости от их характера или рассеянно кивали головами, или заинтересованно что-то спрашивали, или высказывали собственные мысли. После многочисленных попыток осуществить наш план было отрадно видеть какую-то положительную реакцию с их стороны.

– Я их цивилизую, – сказал как-то ночью муж, протягивая руку ко мне под одеялом. – Если уж я сумел укротить самую известную озорницу Регеда, то смогу обратить в свою веру и мужчин.

– Не слишком ли ты рассчитываешь на мою кротость? – ответила я. – Эта страна управлялась не одной независимой королевой. – Мы принялись препираться и подтрунивать друг над другом, как молодожены, пока все не кончилось любовью, и мы лежали друг подле друга в полном изнеможении. Я не могла поделиться с мужем целой вселенной чувств, но постель с ним мне всегда доставляла удовольствие.

Когда позволяла погода, мы устраивали вылазки в соседние городки и на фермы, где я выросла. Расположенный далеко на севере, Регед избежал опустошений, которым подвергался юг, перед тем как Артур утихомирил саксов в битве при горе Бадон. Озера с крутыми водопадами, укромные долины, городки в Пеннинах, такие, как Эпплби и Киркби Тор, и даже фермы вокруг Карлайля в то время процветали.

Нескончаемый поток путешественников пересекал большой каменный мост через Иден: они везли товары и вести в беспокойные королевства за Стеной и возвращались со шкурами, новостями, а иногда и с серебряным крученым обручем на шею, выменянным где-то по дороге. Став центром торговли, город благоденствовал, в его стенах каждую неделю устраивались базары, куда фермеры свозили свои товары. В нем был даже храм, и Винни тут же познакомилась с епископом.

– Он замечательный человек, – сообщила она мне, – и будет рад, если вы почтите своим посещением его приход.

И вот ясным воскресным утром я, Винни и многие из моих фрейлин отправились вместе на службу.

– Вам следует пригласить его ко двору, – подсказала мне Винни и настояла, чтобы я подошла и познакомилась с христианским священнослужителем.

Он не спеша оглядел меня с головы до ног, как будто перед ним возникла рыба сомнительной свежести.

– Не часто в нашу скромную церковь заходят язычники такого высокого положения.

Учитывая, что здание, в котором мы находились, когда-то служило базиликой крепости, мне нелегко было его посчитать скромной церковью. Однако я уже была готова пригласить его к нам на обед. Но в этот момент он заговорил снова, и в его голосе чувствовалось презрение.

– Конечно, я хотел бы познакомиться еще и с вашим мужем.

– Может быть, когда-нибудь он вас и пригласит, – резко ответила я и, подобрав юбки, вышла прочь. Я не видела причин принимать такого грубияна у себя за столом. Я бы не изменила своего мнения, даже если бы Артур предложил отправить ему приглашение, чтобы дать возможность отцу Болдуину ближе познакомиться с епископом.

Но я все же послала за ним, когда Винни оказалась при смерти. И епископ не только пришел и совершил последние обряды, но и организовал христианские похороны. Мы все, опечаленные, стояли у мраморного гроба, когда ее хоронили на римском кладбище за городом, и я нашла большую сосновую шишку, чтобы положить рядом с могилой.

В том году смерть Винни оказалась не единственной. Вскоре после праздника зимнего солнцестояния прибыл гонец из Уэльса и сообщил о кончине сэра Эктора. Отец Кэя, приемный отец Артура и Бедивера, он верно служил своим королям и даже взял к себе юного сакского заложника Синрика. Я подумала, как хорошо ему удалось воспитать мальчиков, и решила, что и сын Седрика, наверное, многому научился у него.

Все трое: Артур, Кэй и Бедивер отправились на похороны на озеро Бала, оставив со мной в Регеде Гавейна.

– Это все, что я могу для него сделать, а он столько мне дал в детстве, – сетовал муж, и его голос прерывался от скорби. – К тому же Седрик доставил мне немало хлопот у горы Бадон. И сколько бы Герайнт ни говорил, что саксы притихли вокруг Винчестера, я намерен держать Синрика в узде – нельзя позволить ему ускользнуть, когда вокруг столько бывших союзников его отца, которые способны поднять против меня армию, если найдут себе предводителя.

Когда они уехали, я стала размышлять, что значит иметь в доме отпрыска побежденного врага: как певчая птичка, вскармливающая птенца кукушки, мы можем слишком поздно обнаружить опасность. Сама эта мысль заставила меня поежиться, но я напомнила себе, что знавала нескольких саксов, и среди них – жену псаря Фриду, верную, дружественную, работящую.

Мужчины вернулись через две недели, а вместе с ними ехал белокурый оруженосец.

– Ваше величество, – проговорил Синрик и сдержанно поклонился. За семь лет, проведенных с Эктором, он овладел нашим языком, хотя и изъяснялся с легким германским акцентом. – Для меня большая честь оказаться гостем при вашем дворе.

Речь была достойной, и я улыбнулась юноше. Эктор выполнил задачу гораздо лучше, чем мы предполагали. Синрик показался мне миловидным мальчиком с открытым лицом и спокойными, уверенными манерами. «По крайней мере, давай подождем и посмотрим, чего он стоит, – сказала я себе, – и не будем обвинять огульно. Одно дело – опасаться саксов, другое дело – видеть врагов там, где их нет».

– Я Мордред. – Мой приемный сын внезапно выступил вперед, чтобы поздороваться с юношей. Мгновение мальчики разглядывали друг друга, как собаки, которые решают: поиграть или подраться. Потом Мордред улыбнулся. – Я тоже родился далеко отсюда. Но двор верховного короля стал моим домом… надеюсь, ты тоже это почувствуешь.

Сдержанность Синрика немного ослабла, хотя он все так же мрачно смотрел на меня и, по всей видимости, неловко чувствовал себя с Артуром. В этом не было ничего удивительного, если вспомнить, что мальчика взяли в заложники.

Северная весна оказалась такой же бодрящей и красивой, какой я ее помнила с детства. А когда у подножий дубов ковром расцвели ландыши, я стала ловить себя на мыслях о Ланселоте – как бы я хотела, чтобы и он делил все это со мной. Я не пропускала ни одной зарождающейся луны, чтобы не произнести молитвы Нимю, отчаянно надеясь, что она вернет мне Ланса.

Когда вслед за оттепелью открылись дороги, Артур и Гавейн отправились вдоль Стены привлекать под свои знамена союзников, а я с небольшим отрядом воинов поехала по Регеду, чтобы убедиться, как справляется с регентством Уриен.

– Лучше бы он жил поближе, – сказал мне Эрвин. Один из местных баронов, он правил своей долиной по старинке, на манер кимвры, и теперь оглядывал владения, стоя у ворот в стене из валунов. Крутые склоны гор, обрамлявшие долину, отбрасывали длинные тени на озеро, в которое камнем падала скопа за рыбой и тут же в пене брызг взмывала с добычей к небу. Милая моему сердцу картина: мир, так же отгороженный от остальной Британии, как от настоящего отгорожено мое прошлое.

– Неудобно, что Уриен все время в Йорке, в то время как мы хотим собрать Совет здесь, – задумчиво продолжал барон.

– Но он ведет себя достойно и честно? У вас на него нет жалоб?

– Нет, никаких, – отвечал Эрвин. – О лучшем монархе нельзя и мечтать. Конечно, если вы сами не соберетесь обратно. – Я уловила искорку в глазах старика и рассмеялась, довольная его комплиментом. Ни при каких обстоятельствах я не подумала бы оставить Артура, но знать, что ты желанна на родине, было приятно.

Мы остановились в Галаве, римском укреплении на краю Виндермирского озера. Люди вдоль дороги приветствовали меня. Я преклонила голову перед дольменами в Кастлеригге и рассказала Мордреду, как привела сюда Гавейна, когда мы были еще детьми и он приехал навестить нас со своим отцом, королем Лотом. В Паттердейле я стояла под деревом, стерегущим колодец Святого Патрика, и во имя прошлого молилась за Кевина.

Кевин – мой детский товарищ и первая любовь. Ирландский юноша исчез, когда стало ясно, что моя мойра связана с королем. Много лет я ждала его возвращения и молилась всем богам, которые могли меня услышать, чтобы они сохранили ему жизнь. Кевин – брюнет с голубыми глазами. Они так похожи с Ланселотом, что даже Артур был введен в заблуждение, когда несколько лет назад Кевин в облачении христианского священника явился в Камелот.

Я помедлила, а потом включила в молитву еще и Ланселота, букетик лютиков к ветке рядом с жертвенными лентами и другими небольшими подношениями. Столько всего изменилось с тех пор, как я вольно бегала здесь по лугам, а я опять молилась за пропавшего любимого у святого колодца.

– Миледи, посмотрите, каких уток мы поймали в силок. – Голос Мордреда развеял грезы, и я повернулась посмотреть, как они с Синриком несутся по тропе.

Прошло несколько месяцев с тех пор, как к нам приехал этот сакс. Он по-прежнему держался особняком: оруженосцы его избегали, мужчины сторонились. Но постепенно крепла дружба между моим темноволосым приемным сыном и блондином-заложником, и когда они попросились со мной в поездку, я была рада взять их обоих. Свободные от занятий, полные кипучей юношеской энергии, они радовались жизни, точно празднику – бегали наперегонки по лугам, забирались на деревья, дурачили друг друга, а иногда и меня. Они подбежали, и каждый размахивал парой диких крякв.

– Синрик знает толк в ловле уток, – воскликнул Мордред, и его светловолосый друг скромно кивнул.

– Научился кое-чему на озере Бала, – подтвердил он, явно довольный похвалой.

– Будет приятный сюрприз поварихе, – одобрила я ребят и, взяв их за руки, повернула обратно к ферме. Они шли со мной по лесу, смеясь и маша руками. Но, когда перед нами открылся луг и вдали показалось круглое строение, припустились наперегонки. Я радостно вздохнула, довольная, что два самых одиноких при дворе подростка нашли друг в друге товарищей.

Хотя приближался праздник костров, Артур решил отправиться в Йорк, чтобы посовещаться с Уриеном по поводу варваров, которые, как сообщали, высаживались на побережье Нортумбрии.

Гордо скачущий во главе отряда воинов или восседающий за Круглым Столом, Уриен сразу же вызывал уважение. Но здесь, в его вотчине, посреди развалин римского города, становился заметен его возраст. Я рассмотрела его в свете фонаря, освещавшего зал, и поняла, что, как и Кадор, Уриен состарился на службе у Артура.

Он прожил длинную и яркую жизнь. В молодые годы довольствовался тем, что угонял скот и устраивал набеги на границу Регеда. А когда не занимался мародерством, как все кельтские военачальники, охотился или пил. Даже женитьба на Моргане не смогла его изменить, и, когда она обратила свой взор к обычаям древности и стала жрицей в святилище, Уриен вряд ли обнаружил исчезновение жены.

Только их сын Увейн, оказавшийся между родителями и воспитанный слугами, изо всех сил старался сблизить отца и мать.

– Рад вас видеть! – прорычал Уриен, встречая нас у ворот римской крепости. – Я тут строю планы, как укрепить север – нужно их опередить.

Кончилось тем, что Артур стал на долгие часы запираться со стариком. Склонившись над картами, они обсуждали возможную угрозу и изучали тревожные сообщения. А я со своими дамами коротала время, исследуя лавки на кривых узеньких улочках города. Как-то днем Уриен предоставил в наше распоряжение небольшое судно, чтобы мы могли устроить пикник в живописном месте на реке, там, где располагалось поместье здешнего епископа.

Предполагалось, что этого самого епископа я должна была развлекать во время торжества, которое Уриен устраивал в честь нашего отъезда. Никакого удовольствия я в этом не находила, но, поскольку рядом с Уриеном не было королевы-жены, считала себя обязанной выполнять роль хозяйки.

Йоркский епископ оказался более воспитанным, чем тот, в Карлайле, но, будучи уверенным в своей необыкновенной святости, держался невероятно чопорно. Вечером за ужином он говорил только с Артуром, делая вид, что меня просто не существует, и это меня ужасно бесило.

– Самое мудрое, что мог сделать король франков, – это обратиться в католики, – объявил священнослужитель. – Лучше всего устранять разногласия между людьми, объединяя их общей верой.

Я улыбнулась про себя, отметив, что именно это мы и сделали, организовав Братство Круглого Стола.

– Пользуясь поддержкой церкви, Кловис приобрел в сохранившихся частях империи огромное уважение, – продолжал епископ, хитро поглядывая на Артура. – Его признал даже император Константинополя.

Паломид поперхнулся и поспешно поставил на стол свой бокал. Без сомнения, он вспомнил, что Анастасий отказался его принять из-за того, что Артур не был христианином.

– А я считала, что франкские короли – языческие шаманы… – Я лихорадочно перебирала в уме все, что знала о варварских правителях по ту сторону Канала. —…всю их жизнь определяют священные обряды, и они отпускают волосы до пят, потому что, осмелившись их остричь, они лишаются расположения Богини.

– Речь идет не о древних языческих верованиях, – терпеливо ответил священник. – Как бы они ни поступали раньше, теперь это все в прошлом. Я встречался с Кловисом и нашел его и его жену образцовыми христианами. – Он помолчал и с особым смыслом посмотрел на меня. – Это Клотильда показала ему путь к истинной вере, после того как они поженились. Поразительно, какое воздействие может оказать на мужа праведная женщина.

Я подавила готовое уже сорваться с языка резкое замечание и смотрела на жидкость в бокале до тех пор, пока слова не растворились во мне. Медленно, но верно я училась следить за своей речью.

– В каком-то смысле у вас есть много общего, – продолжал епископ, ни на секунду не забывая демонстрировать свое уважение к Артуру. – Вы оба стараетесь из разрозненных частей создать единую страну, связать их силой собственной личности. И оба унаследовали от римской империи культуру и традиции. Конечно, он не философ, как Теодорик, и законы его мало интересуют, но попомните мои слова, его имя войдет в историю.

Я фыркнула и пропустила мимо ушей слова епископа, посчитав, что они рассчитаны лишь на то, чтобы убедить нас в его точке зрения. Насколько я помнила, Кловис был не лучше бандита-головореза, предатель, как Агамемнон или Цезарь, не гнушающийся никем и ничем, чтобы добиться своих целей.

В остальном празднество прошло хорошо. Но на следующий день перед самым нашим отъездом в Лондон Уриен изъявил желание поговорить со мной наедине. Пока мы шли по террасе, с которой открывался вид на замечательный древний город, я исподтишка поглядывала на него: уж не о фее ли Моргане он мне хочет что-то сообщить.

– Речь идет о моем сыне, – неловко начал Уриен.

– Об Увейне? – Я присела на мраморную скамью. – Вы что-нибудь слышали о нем?

– Нет, – его голос звучал хрипло и твердо, но сам он, явно почувствовав слабость, тоже опустился на скамью. – Я думал, вы что-нибудь знаете. Поневоле испытываешь горечь, миледи, когда твой единственный сын наказан за то, чего он не совершал.

– Понимаю, понимаю… – тихо произнесла я, размышляя, как бы дать ему понять, что и я тоже считаю действия Артура несправедливыми. Не существовало доказательств, что Увейн был замешан в заговоре Морганы, собиравшейся захватить трон, но Артур все же решил удалить мальчика от двора просто потому, что он был ее сыном.

– Когда мужчина стареет, – признание давалось ему нелегко, – ему хочется, чтобы молодое поколение было подле него. Если бы Увейн жил здесь, он мог бы распоряжаться в Йорке, а я на севере. А так я даже не знаю, где он находится…

– Я сообщу вам, если что-нибудь узнаю, – заверила я старика, а про себя отметила, что при удобном случае нужно поговорить с Артуром.

Уриен молча кивнул, и я в свою очередь задала интересующий меня вопрос:

– Что-нибудь слышно о верховной жрице?

На секунду старый воин распрямился, в глазах замерцал решительный огонь. Он сжал челюсти, а рука машинально потянулась к рукоятке меча.

– Верховная жрица остается в святилище у Черного озера, миледи. Ей запрещено пребывание на всей остальной территории Регеда, она не обращалась за разрешением о выезде, и я никогда не пошел бы ей навстречу. Но, если возникнут какие-либо изменения, я вам тут же сообщу.

Он поднялся со скамьи и, отвесив мне учтивый поклон, удалился. Глядя ему вслед, я раздумывала, сколько времени Моргана еще захочет сидеть в святилище, тем более теперь, когда она заманила в свою берлогу Агравейна.

Как только мы прибыли в императорский дворец в Лондоне, Артур начал готовиться к путешествию в Париж, к королю франков.

– Ну кто из нас безрассудный кельт? – напустилась я на мужа, когда он сообщил мне об этом. – Эти люди ведь дикари. А что, если они захотят попросить за тебя выкуп или просто убьют?

– Гвен, у меня никогда больше не будет другого такого шанса. – Артур заговорил в манере «я ведь с тобой так терпелив», которую всегда использовал, когда я задавала слишком поспешные вопросы. – Борс все устроил, используя свои связи в Бретани. Там поклялись, что обеспечат мой беспрепятственный проезд. И пока здесь, в Британии, все спокойно, самое время нанести визит.

– А если утонет корабль? – обуреваемая страхом, я вскочила и бросилась к нему через комнату. – Канал такой переменчивый. Отплываешь в штиль, но не успеешь его пересечь, как налетает шторм… Что, если ты пойдешь на дно?

Тогда ты станешь Гвиневерой Первой, королевой Логриса. Не знаю, выберут ли тебя подвластные короли на мое место, но они и не на такое способны, – подшучивал надо мной муж, а сам старательно заворачивал Эскалибур в чехол из бобровой шкуры. – Не бойся, дорогая, я попадал в худшие переделки на родной земле – сейчас со мной ничего не случится. Кроме того, я беру с собой Гавейна в качестве телохранителя и своего очевидного наследника. Ему будет полезно познакомиться с людьми на континенте.

И вот я оказалась на пристани у Лондонского моста и махала им платком, желая самого наилучшего. Рядом со мной стоял Бедивер, он усмехнулся, когда корабль, поравнявшись с сигнальной башней, скрылся за поворотом:

– Вы ведь не очень удивились, когда он решился на такое?

– Нет, не очень, – я подняла глаза на коренастого воина и изумленно покачала головой.

Все, что делал теперь Артур, не могло нас сильно удивить.

Ах, мой король, сколько раз ты рисковал собой, и все во имя своего Дела. Ты бы сказал, что оно того стоило, раз мы так долго и успешно правили единой Британией. Но в ночь накануне смерти я размышляю, кто из нас оказался в большей опасности…