Если Паломид вернулся с незаметной осторожностью, Борс стал центром всеобщего внимания, когда майским днем вел свою лошадь по мощеной дороге. Белокурый бретонец двигался не спеша, как человек, чьи зимние боли и горести прошли с наступлением нового жизнерадостного сезона. Он свернул к конюшне как раз тогда, когда из ворот амбара появился Лионель. При виде друг друга братья на секунду застыли.

– Слава Богу, – радостно воскликнул Борс. – Я уж думал, ты мертв.

Лионель ничего не ответил, но с леденящим душу воплем кинулся к брату. Борс бросил поводья и раскрыл было ему объятия, но тут же оказался на земле. Лионель налетел на него, точно смерч, бил по щекам и груди, царапался и кусался. Вмиг собралась толпа мальчишек с конюшни и принялась подбадривать катающихся в грязи и конском навозе мужчин.

На шум из амбара выскочил Бедивер, но, как рассказывал мне потом, не нашел нужным разнимать драку, когда понял, что братья под стать друг другу по силам.

– Я подумал, пусть Лионель лучше так выпустит пар, чем затаит злобу.

Когда вечером Борс присоединился к нам за ужином, на лбу у него оказалась повязка, глаз подбит, на лице красовалось несколько синяков. Но он сел рядом с Лионелем, на котором также остались следы их раздора, – и оба брата были в веселом расположении духа.

– Я не привез грааля, – ответил Борс на вопрос Артура и сразу посерьезнел. – Но я знаю, что это такое, и даже его видел.

Все домашние возбужденно подняли головы.

– Расскажи нам! Расскажи нам! – отовсюду летели просьбы, а Артур заметил, что скорее отложит ужин, чем будет дожидаться рассказа.

Поэтому мы окружили Борса, как любого сказителя; и он вышел на середину зала. Меня поразило, что этот прежде пышно разодетый воин теперь носил лишь крестьянскую рубашку и штаны. На шее на кожаном шнурке висел маленький деревянный крестик.

– Так вот, – задумчиво начал он. – Я был уверен, что монахи в Гластонбери знают все, что можно знать о Граале, и поэтому, расставшись с Лионелем, направился прямо туда. По дороге я повстречал священника, который недавно виделся с Иллтудом в монастыре в Ллантвите, и какую-то часть пути мы проехали вместе. Я спросил его о святой реликвии, и он ответил, что слышал только о чаше старинной работы, в которую во время распятия собрали кровь Христа. После смерти Христа Иосиф Аримафейский привез ее в Британию, но много лет ее никто не видел. Поскольку она когда-то содержала кровь Спасителя, монах полагал, что она способна исцелять болезни и раны, давать пищу и благость достойным душам. А именно это и говорят о Граале.

В это время юноша, подававший на стол, прорвался в середину круга и предложил Борсу кубок вина, но белокурый бретонец лишь покачал головой.

– Тот же самый святой человек поведал мне, что лишь самые чистые выдержат испытание. Он сказал, что мне ежедневно следует посещать службу и воздерживаться от вина и мяса, пока мое испытание не останется позади. Поэтому я возьму лишь немного хлеба и выпью воды. И еще я поклялся остаться холостяком и не отнимать жизни даже у заклятого врага.

Последнее замечание вызвало у рыцарей возгласы удивления, но когда-то кровожадный воин обвел взглядом круг.

– Если победа достигнута, ни к чему проливать кровь. – В его тоне сквозила такая спокойная уверенность, что даже Гавейн кивнул и отвернулся перед ликом такой простой правды. А я решила, что Борс, наверное, гораздо глубже, чем я считала раньше.

– Каждый раз, когда я побеждал врага, я отправлял его к вашему величеству. От моего имени к вам должны были прийти четверо. – Артур в подтверждение кивнул, и Борс продолжил рассказ: – Я шел туда, куда вела меня моя мойра, ни разу не уклонившись от приключения, но постоянно видя перед собой вдохновляющую цель. Однажды моя дорога пересеклась с дорогой брата, – Борс скосил глаза в сторону Лионеля, – и мне пришлось выбирать между ним и своей духовной клятвой. Какое бы решение я ни принял, оно грозило мне бесчестием. А потом, когда я услышал, что Лионель умер… О Боже, это были самые черные дни в моей жизни: я ведь решил, что он погиб, потому что я не пришел ему на помощь.

– А что тебе тогда оставалось думать, – проворчал Лионель.

– А счастливейшим днем стал тот, когда я обнаружил, что он жив! – добавил Борс, обезоруживая всех, в том числе и брата, своей широкой улыбкой. – За это я благодарю небесного Отца и его Сына.

– Но Грааль! Расскажи нам о Граале! – закричал кто-то, и бретонец кивнул в знак согласия.

– Я простой человек и не обладаю, как Персиваль, даром прозрения. Но я понимаю то, что вижу. И понимаю, что мне было суждено встретить Персиваля и Галахада. Это они нашли святую чашу.

– Галахада? – имя неожиданно соскочило у меня с губ. Меня озарила надежда, что вести о сыне могут принести и весть об отце.

– Его самого, миледи. Но первым я встретил Персиваля – этого маленького дикаря, выросшего среди зверей. Каждый из нас был рад повстречаться с другим странствующим рыцарем. Юноша был весел и наслаждался поисками, точно обедом. И хотя его манеры часто меня поражали, я заметил, что у него простое и чистое сердце.

– А Галахад? – напомнила я.

– Он присоединился к нам на берегу северного озера вместе с девой в монашеском одеянии. Ее звали Амид, и она оказалась сводной сестрой Персиваля.

В зале послышался удивленный гомон, а я улыбнулась про себя при мысли о том, что еще один отпрыск Пеллинора обнаружился в таком неподходящем месте. Казалось, что дети разбросаны по всей Британии, без сомнения, в результате поисков идеальной женщины.

– С тех пор Амид нас сопровождала, – продолжал Борс, – и потчевала рассказами о древних героях и волшебстве. Мне показалось, что она и Галахад полюбили друг друга, хотя это был чистый, духовный, а не плотский союз, – быстро добавил он.

– Всю зиму мы путешествовали по северным землям и были холодные и голодные, когда ранней весной подошли к крепости на холме. Но, несмотря на наше состояние, воины отказались нас впустить, пока один из нас не согласится добровольно отдать чашу крови на удобрение полей. Кажется, они по-прежнему придерживались древних традиций, хотя больше не ожидали, чтобы король дал кровь, если находился человек, который жертвовал ее по своей воле.

Я почувствовала, что мне становится не по себе, потому что этот обычай лежал в основе королевской клятвы. Белокурый бретонец тем временем продолжал рассказ.

– Амид предложила свою кровь в том случае, если нам предоставят убежище. И вот мы стояли и смотрели, как ее руку распростерли над древней чашей и вскрыли вену. Меня больше интересовали резные рисунки на стенках сосуда, чем кровавая струя, и лишь когда красная жизненная сила девушки перехлестнула через край, я понял, случилось что-то страшное.

Голос Борса прервали рыдания, взгляд устремился вдаль, словно воин не мог поверить в то, что произошло. Никто из них не предполагал, что обряд может ее убить. Но это была жертва, какую приносят монархи – какую принес сам Христос, – потому что Амид истекала кровью, пока чаша не переполнилась. А потом лежала на руках у Галахада, бледная и дрожащая, и он укутывал ее своим меховым плащом.

– В Карбоник, – прошептала она. – Ты должен возвратиться в Карбоник, потому что только ты можешь оживить Граалем Мертвую землю. Это твое предначертание… твоя мойра, как моя – показать тебе путь…

Прежде чем скончаться, она улыбнулась юноше и назвала его честнейшей и самой чистой душой. Сердце перестало биться, и она умерла. Борс плакал над ней, как над своей возлюбленной, хотя на самом деле она любила лишь одного мужчину – Галахада.

Борс замолчал и, как мне показалось, прочитал краткую молитву. Потом перекрестился и, смахнув слезы, обвел взглядом кружок домашних.

– Они устроили торжественную процессию и оросили землю ее кровью. А потом Галахад попросил, чтобы ему на память отдали чашу. В ту ночь Бог ниспослал свирепую бурю, будто разгневавшись за такую напрасную жертву. А на утро Персиваль и Галахад отплыли в Карбоник в маленькой лодчонке, которую нашли на реке. Тело Амид они уложили на дно лодки, и, поскольку для меня места уже не нашлось, я согласился ехать в седле. Позже, когда мы встретились в Мертвой земле, Персиваль рассказал об этом странном и удивительном путешествии…

Лодка плыла сама собой, влекомая духом Амид, а ее тело на смертном ложе оставалось нетленным. Во время всего пути Персиваль слышал странные, как бы неземные голоса, упрекавшие его за прошлые безрассудства – за то, что он оставил мать в лесу, а сам отправился в Камелот, за то, что, обретя сестру, сразу же ее потерял, даже за то, что не понял, что Грааль может оказаться среди сокровищ в Карбонике. Он был ужасно расстроен, и его терзало чувство стыда и вины.

Зато Галахад, объятый спокойствием, восседал рядом с телом Амид, а на его коленях любовно покоился сосуд, в который стекала ее кровь. Время от времени пальцы юноши принимались ласкать его стенки, пробегая по резным узорам. Время от времени он начинал молиться. Но ни разу не усомнился в том, что они встретят в конце плавания.

В Карбоник они попали к вечеру на третий день, и Галахад, не дождавшись Персиваля, бросился с пристани бегом. Его спутнику пришлось потрудиться, чтобы его нагнать. С древним сосудом в руках юноша взбежал по ступеням крепости, мимоходом поприветствовал часового и ворвался в спальню деда. Старик в великой боли лежал, отвернувшись к стене.

– Дед, я его нашел! – Галахад подбежал к кровати и схватил старика за руки. – Смотри, я принес это тебе…

Король Пеллам пошевелился, будто возвращаясь из неведомой дали, повернул голову, стараясь различить слезящимися глазами силуэт склонившегося у кровати юноши и, подняв руку, провел слабыми пальцами по щеке Галахада.

– Подарок. Я принес тебе подарок, – объявил Галахад, усаживая старика в подушках. – Древний и священный, специально для тебя. – С этими словами он подал деду сосуд Амид и осторожно вложил его в руки старику. – Ты знаешь, что это такое?

Увечный король провел пальцами по краю чаши, потом по выпуклым стенкам, нащупал резной рисунок.

– Святой Иисус! – внезапно воскликнул он, и его слабый голос задрожал от возбуждения. – Это сосуд Иосифа Аримафейского, в который он собрал кровь Христа…

Пеллам приходил все в большее и большее волнение, вспотел и, сжав в ладонях сокровище, не переставая благодарил внука за то, что тот принес ему спасение. Придворные вбежали в спальню, желая вновь увидеть Галахада и посмотреть, что привело в такую радость короля. К тому времени, когда к дверям подошел Борс, в комнате уже совсем не осталось места.

– Но я видел, как по щекам старого короля катились слезы, – вспоминал воин.

– Ты нашел грааль, сын мой, и принес, чтобы меня исцелить, – повторял король. И это были последние его слова, потому что голова старика упала на грудь Галахада, и он умер, а мы плакали от горести и счастья.

Белокурый бретонец замолчал и стоял в центре круга, окутанный таинственностью своего повествования. Среди присутствующих пронесся шум и возгласы радости – грааль наконец-то был найден. А то, что святыня по происхождению оказалась христианской, хоть и удивило многих, но не лишало ее загадочности. Глаза отца Болдуина блестели от слез, а остальные христиане принялись молиться, многие из них крестились.

– А что произошло потом? – задал вопрос Грифлет.

– Волна ликования захлестнула землю, как будто на холмах расцвела первая весна созидания. Две недели люди праздновали исцеление и смерть старого короля и спасение своей страны. А потом попросили Галахада стать их монархом. В день коронации отслужили мессу, а в качестве потира выступал Грааль, так что наконец он вновь наполнился священной кровью.

Воспоминания осветили лицо Борса, и он воздел руку к небесам.

– Так окончилось испытание и был найден Грааль, – провозгласил он. – Галахаду предначертано стать спасителем Мертвой земли, но он сказал, когда позволит время, он приедет навестить Круглый Стол.

Я с облегчением вздохнула, довольная, что не сбылись страхи Ланса за сына.

– И обо мне, – заключил Борс. – Я вернулся в Камелот с новым призванием. Вся моя жизнь станет испытанием, и гораздо важнее сохранить Грааль в сердце, чем обрести его в реальности. Я не готов для монастыря и останусь в миру, но не стану ему принадлежать, буду творить добрые дела и хранить верность клятвам, которые дал до того, как был найден грааль.

– Аллилуйя! – закричал кто-то, выражая чувства всех, кто присутствовал в зале. Поняв вместе с остальными, что испытание завершено, Артур поздравил Борса. И когда мы принялись за еду, за столом царило всеобщее воодушевление.

Но позднее вечером, когда муж давно уже спал, я подошла к окну. С деревьев в саду раздавалась призывная песнь соловья, а внизу под холмом к деревенским курам в темноту наверняка подкрадывалась лисица. Воздух был пропитан мечтой, и где-то вдалеке отсюда Ланселот по-прежнему пытался защитить Галахада. Я вглядывалась в око Богини – Луну и молила ее, чтобы она велела Лансу возвращаться домой: испытание завершено – то, что Ланс пытался отыскать своим разумом, его сын нашел своим сердцем.