В ту ночь Люси едва сомкнула глаза, и, увидев ее поутру, тетя нахмурилась:

— Ты ужасно выглядишь. Что, совсем не спала? Я не могу позволить тебе идти в больницу в таком виде. Они посмотрят и решат, что ты подцепила какую-нибудь инфекцию.

— Да нет же, со мной все в порядке.

— В порядке? Я тебя прекрасно знаю — если ты расстроенна, то не можешь ни есть, ни спать. А оттуда уже рукой подать До болезни. Помнишь соревнования по плаванию — ты еще за неделю до них не могла справиться с рвотой? А выпускные экзамены в школе? Ведь дело кончилось тем, что ты слегла с пневмонией. Ты не из тех, кто долго выдерживает напряжение.

Люси виновато на нее взглянула.

— Да нет же, со мной все будет хорошо. Не запрещай мне навестить Дэвида, я посплю позже, когда вернусь. Просто меня кое-что беспокоило, и я долго не могла уснуть, только и всего.

Милли Грей нахмурилась:

— Беспокоило? Что? Дэвид?

— Ну да. Я не перестаю волноваться за него.

— Ты не должна распускаться, иначе не будешь в состоянии сидеть возле его постели. Старайся так много не думать.

Люси горько рассмеялась.

— Может, ты еще научишь меня, как это сделать?

Под пристальным взглядом тети она надкусила яблоко — из тех, что росли у них в саду, — коричневатое, хрустящее, какого-то старого сорта, по от этого отнюдь не менее вкусное.

— Ведь сейчас тебя волнует не Дэвид, правда? А что именно? — Тетя помолчала, а потом спросила: — Муж?

— Порой ты мне кажешься просто колдуньей, — ответила Люси. — Как тебе удается читать мои мысли?

— Ну, я слишком хорошо тебя знаю, — вздохнула Милли. — Пожалуй, не следовало ему обо всем рассказывать. — Голос ее зазвенел от боли. — Я вообще не понимаю, зачем посвящать чужого в сугубо семейное дело.

Люси отложила недоеденное яблоко и наклонила голову, так что темные волосы скрыли ее лицо.

— Я и не рассказывала ему ничего. Он сам догадался.

Тетя фыркнула.

— Как он смог? Он провел здесь всего две недели, а люди, рядом с которыми мы живем годами, и те не догадались. Что вообще он понимает в таких, как мы, он, житель Лондона, где соседи даже не знают друг друга, не говоря уже о том, чтобы помочь им в трудную минуту? Нет, девочка моя, похоже, ты что-то ему сказала, что-то такое, что заставило его призадуматься.

— Но я ничего такого не говорила, — настаивала Люси. — Может, он понял что-то по твоему лицу… или… по лицу Дэвида.

— Я не верю в это.

— Джеймс очень проницателен. Он адвокат, ты забыла? И способен читать между строк. Я ему никогда не лгала… но иногда недоговаривала. Так он всегда делал верные выводы! Как будто у Джеймса есть специальные антенны, которые улавливают нужную ему информацию прямо извне.

— Да, он непростой человек! Я сразу это поняла, как только его увидела. Но не могу сказать, чтобы он мне понравился. Джеймс не нашего круга. Но он твой муж, и мы не должны закрывать на это глаза. — Она немного помолчала, а после спросила: — Ты с ним счастлива?

Не поинтересовалась, любит ли она его, а именно — счастлива ли.

— Да, — как-то уж чересчур быстро ответила Люси.

Но Милли Грей было не так-то легко обмануть.

— Мне было бы намного спокойней, если б я знала, что ты счастлива, милая моя, — сказала она, вздыхая.

Люси никак не удавалось провести Милли Грей, которая в раннем детстве заменила ей мать и которую Люси очень любила. Было время, когда доверие к ней Люси пошатнулось, но корни его оказались так глубоки, что в конце концов оно было восстановлено и все вернулось на круги своя.

— Господи, как подумаю о том, что он лежит там, в больнице, день за днем! Дэвид, который всегда был таким непоседой и терпеть не мог сидеть на месте!

— Не говори о нем в прошедшем времени! Он еще не умер! И не умрет, так что перестань причитать!

— Извини, — сказала Люси. — Просто я… чувствую себя такой беспомощной. Если б только мы могли что-нибудь сделать для него!

— Мы делаем все, что можем, — отозвалась Милли. — Не позволяй себе распускаться, Люси. Ты не поможешь Дэвиду, если будешь так изводить себя. — Она ободряюще улыбнулась ей и взглянула на часы. — Пора отправляться.

Подъезжая к больнице, Люси молила Бога о том, чтобы он даровал Дэвиду улучшение. Ведь рано или поздно он обязательно очнется, думала она. Должен очнуться. Он просто не может оставаться таким, как сейчас, — живой статуей, чей разум заперт в свою оболочку.

Но пока никаких изменений в его состоянии не произошло. Этот день, как две капли воды, напоминал предыдущие. Они говорили, а Дэвид лежал такой же неподвижный и безучастный ко всему. Люси начала читать вслух «Остров сокровищ» Стивенсона — любимейшую книжку Дэвида. Еще ребенком он возвращался к ней снова и снова.

На часок заглянул к своему мальчику Уильям Грей, а потом тетя Милли отослала их обоих на ферму.

— Ляг и попробуй уснуть, Люси, — сказала она перед их уходом. — Обещай мне, что так и поступишь.

— Я прослежу за этим! — сказал Грей, и жена похлопала его по плечу:

— Хороший парень!

Люси с любовью смотрела на тетю — какая она все-таки удивительная женщина — сильная, гордая и в то же время добрая и сердечная. Она всех их подбадривала — без нее они бы неминуемо пали духом.

Дома Люси накрыла на стол и заварила чай. Выпив чашку, дядя Уильям встал из-за стола.

— Фермеру вовек не переделать своей работы, в особенности если он держит овец! Такие глупые животные. Иногда я и понять не могу, почему все еще вожусь с ними.

И он потащился в дождливую мглу, а Люси поднялась к себе в спальню, где с благодарным удивлением увидела, что дядя Уильям разжег ей камин. Она разделась, стоя перед ним и вбирая в себя его тепло, а потом легла под старое лоскутное одеяло и так, с опущенными шторами и с догорающим огнем в камине, заснула под тихую колыбельную дождя.

Люси разбудил какой-то странный звук, еле слышный, почти неуловимый. Ресницы ее дрогнули, и она приоткрыла глаза. Упала ли то горстка пепла из камина? Или треснуло полено? Или то был шум дядиного трактора, донесшийся с холмов?

И сколько сейчас времени? Люси перевернулась на другой бок, чтобы взглянуть на часы, и вдруг прямо перед собой увидела глаза Джеймса! Какую-то долю секунды она думала, что ей это только показалось, и все потому, что она так боялась встретиться с его глазами наяву.

Нет, это не сон и не наваждение — Джеймс сидел здесь, возле ее кровати и, похоже, смотрел на нее уже довольно давно.

Кровь отлила от лица Люси: его взгляде напоминал зимний пейзаж, ледяной и суровый.

Она была так ошеломлена происшедшими что выпалила первое, что пришло на ум:

— Я думала, ты пробудешь в Гааге неделю.

— И потому поспешила назад, к нему.

Люси зажмурилась словно от удара кнутом.

— Ты не понимаешь, — начала она, но он прервал ее объяснение.

— Да нет, почему же. Отлично понимаю. Ты все еще питаешь к нему страсть и ничего не можешь с этим поделать.

— Нет, ты не прав, я…

— Ты спишь с ним?

— Дэвид в больнице! — выкрикнула Люси и натянула на себя одеяло, словно пытаясь укрыться от мужа. — Он в коме и даже не знает о том, что я здесь.

Джеймс молчал, не отрывая от нее взгляда.

— Неделю назад он попал в автомобильную катастрофу и получил очень серьезные ранения. Дэвид не пристегнул ремень безопасности, и его голова… — Она задохнулась, не в силах даже подумать о том, что случилось с его головой. — Он перенес тяжелейшую операцию и с тех пор без сознания. И врачи не могут сказать… очнется ли он… и когда. Может, через неделю, а может, через месяц, Бог весть.

— Мне очень жаль, я не знал, — тихо промолвил Джеймс. — Неудивительно, что ты мрачнее тучи.

— Мы все ужасно тревожимся, — пробормотала Люси. — Его мать сейчас с ним в больнице, да и мы с дядей ходим туда ежедневно, но сегодня меня отослали домой пораньше — им показалось, что я выгляжу усталой.

Серые глаза Джеймса скользнули по бледному лицу жены, под прекрасными синими глазами которой лежали дымчатые тени.

— Поэтому-то я и оказалась в постели в это время дня. Я спала, — добавила Люси, ощутив это знакомое чувственное покалывание.

С самой первой минуты их встречи она реагировала на Джеймса именно так — не как на человека, а как на самца, облаченного в отлично сидящий костюм и представляющего собой гремучую сексуальную смесь из плоти и крови. Женщины всегда отмечали Джеймса — Люси не раз была тому свидетелем. Он притягивал их даже в самой большой толпе, и, видя это, Люси всегда ощущала боль.

То чувство, которое она испытывала, невозможно было назвать любовью — лишь откровенным сексуальным влечением, и Люси презирала себя за то, что оно возникало в ней всякий раз при виде Джеймса и даже сейчас, когда она так тревожилась о Дэвиде.

Люси считала, что страстно желать можно только любимого человека, а свое отношение к Джеймсу она бы не решилась определить словом «любовь».

И хотя он стал неотъемлемой частью ее жизни (смешно с этим было бы спорить!), все же Люси не понимала и не знала его так, как понимала и знала Дэвида. Джеймс представлял ему полную противоположность и в то же время имел над Люси странную, необъясним муку, как ей самой казалось, власть.

О если бы только она могла выйти заму за Дэвида… При мысли о том, какая ее ожидала бы в этом случае жизнь, Люси тяжел вздохнула.

Так нет же, судьба сыграла с ними злую шутку и навек развела их в разные стороны, не оставив ни малейшего шанса на счастье.

— И как давно ты здесь? — поинтересовался Джеймс.

Она не смела поднять на него глаза.

— С того дня, как ты уехал в Гаагу.

Помедлив, он спросил:

— Они позвонили тебе с этим известием после моего отъезда?

На лбу Люси выступили капельки холодного пота.

— Нет, накануне.

Джеймс ничего не ответил, но молчание его было красноречивее слов. Она села на постели, не решаясь взглянуть на мужа.

— И ты ничего не сказала мне. — Голос его напоминал громовые раскаты. И ей вдруг захотелось закричать, закричать во все горло, но она не смогла издать ни звука. — И позволила мне уехать, не проронив ни слова, а только я вышел за порог, бросилась сюда, не оставив даже записки. — Внезапно он встал и большими шагами заходил по комнате.

Да, именно такой реакции Люси и ждала от него. Она догадывалась, как он воспримет ее предательство. Его первая жена в течение года изменяла Джеймсу с его лучшим другом, и он узнал об этом только тогда, когда застал их однажды в постели. Между мужчинами завязалась драка, и Джеймс уложил своего «дружка» с переломанным носом в больницу. Жена Джеймса отправилась туда вместе со своим любовником, осыпая бранью мужа. Через два года после этой истории Джеймс развелся с ней. И только спустя шесть лет после развода встретился с Люси.

Люси понимала, что в сердце Джеймса до сих пор жила горечь, и каким бы он ни был раньше, после того как застал жену в объятиях друга, стал холодным и жестким человеком, решившим, что никогда больше не позволит себе влюбиться. Так что единственное, что ему нужно было от Люси, — это получать удовольствие в постели.

Он остановился возле кровати и горящими глазами уставился на жену.

— И что ты собиралась делать, когда неделя закончится? Вернуться ко мне, даже не упомянув о происшедшем?

— Нет, конечно же, нет! Ты бы так или иначе узнал о случившемся, но поскольку состояние Дэвида могло не измениться еще очень долго, я… — Она осеклась.

— Вообще не собиралась возвращаться назад, — докончил за нее Джеймс. — Ты осталась бы здесь, а не вернулась ко мне.

Люси сжала одеяло руками так сильно, что даже костяшки пальцев побелели.

— Я нужна ему, — прошептала она. — Я не могу его бросить в беде, и дело тут не только в одном Дэвиде — я нужна еще и тете Милли и дяде Уильяму. Удар был для них слишком сильным!

Губы Джеймса изогнулись в злой усмешке.

— Дяде Уильяму, — повторил он с издевкой.

— Не смей! — Лицо Люси из мертвенно-бледного стало ярко-пунцовым.

Джеймс что-то пробормотал и повернулся к окну, а затем отдернул штору, и в комнату проник серый водянистый свет мутного дождливого дня.

— А где они оба, кстати? Я постучал в дверь, но мне никто не открыл, так что я счел для себя возможным просто войти. Ни в кухне, ни внизу я никого не увидел.

— Тетя Милли все еще в больнице у Дэвида, а дядя Уильям работает на ферме. Он говорит, что придется нанять кого-нибудь в помощники, но не знаю, как им удастся выкрутиться, — доходов от фермы хватает только на жизнь, так что из чего они будут платить жалованье, мне не ясно.

— И кроме того, они не любят чужих, ведь так?

Люси закусила губу.

— Слишком сильно сказано. Просто они несколько… несколько консервативны.

— Но я им не понравился с первого взгляда!

— Это не так. Просто они немного… растерялись… когда я привезла тебя сюда. Они не ожидали…

— Что ты найдешь себе другого мужчину?

— Я собиралась сказать, что они не ожидали увидеть такого, как ты! — Люси вспыхнула. — Здешняя жизнь сильно отличается от жизни в Лондоне. И такие люди, как они… Ты их просто не понимаешь, они не похожи на тех, с кем общаешься ты. — Выражение ее глаз изменилось, а в голосе появились певучие нотки — Им редко встречаются незнакомцы — они почти нигде не бывают. Нет, они отправляются раз в месяц на рынок или в ближайший город за рождественскими покупками, но в остальном почти никогда не покидают фермы. Самое дальнее, куда они ездят, это в Скарборо, на каникулы. Да и то делают это нечасто. Путешествие за границу они просто не могут себе позволить. Фермеры ведь зарабатывают не так уж много. Не думаю, что дядя Уильям даже в Лондоне-то бывал.

Джеймс внезапно разъярился:

— Ну к чему это притворство? Может, пора наконец открыть истину хотя бы для себя самой? Какого черта продолжать настаивать на полулжи, а не попытаться взглянуть правде в глаза?!

— Ты думаешь, я не пыталась этого сделать? — Глаза Люси почти почернели от переполнявших ее чувств. — Как только я все узнала… я решила, что должна уехать, и уехала — тебе же это известно!

— Но как они могли лгать тебе все эти годы? Этого я никак не пойму. Почему они просто не рассказали тебе все еще много лет назад?

— Из гордости. — Глаза Люси подернулись грустью. — Я же сказала, что ты не в силах их понять. Неужели ты не видишь? Именно из гордости не могли они раскрыть мне правду.

— Из гордости?! — взорвался Джеймс. — Они обманывали тебя из своих эгоистических побуждений, и ты росла, не представляя, что у тебя есть живой отец, живой, а не мертвый. Если бы они сказали тебе обо всем, когда ты была маленькой.

— Они не смели!

— К черту это! А как же ты? О тебе они подумали? Посмотри, что они сделали с тобой в угоду своей ложной гордости. Если бы ты хоть немного была им дорога, они оградили бы тебя от несчастья!

— Если бы они знали, что когда-нибудь это станет так важно для меня, то, безусловно, рассказали бы все, но ведь они не обладали даром предвидеть будущее.

В глазах Джеймса появилось презрение.

— Ты прямо прирожденная жертва, не так ли? Что бы они теперь ни сделали, ты им все прощаешь. А где же твоя собственная гордость? Где самоуважение?

Теперь Люси ясно представляла, как выглядел Джеймс, когда застал свою жену в постели с другом. Он не из тех, кто прощает и с того злосчастного момента дни их брака были уже сочтены. И хотя однажды он рассказал Люси о том, что тогда произошло, больше он ни разу не упомянул имени первой жены, навсегда вычеркнув ее из своей жизни.

Люси нисколько не сомневалась, что ее постигнет та же участь. Джеймсу будет нетрудно забыть свою вторую супругу, так как по мнению Люси, он никогда ее не любил. Люси подозревала, что он вообще утерял способность любить после предательства Энн. Одной раны оказалось достаточно, и Джеймс решил ни для кого больше не открывать свое сердце.

— Я не могу перестать их любить только из-за того, что они просто люди и ничто человеческое им не чуждо, — прошептала Люси, беспомощно всплеснув руками.

Одеяло соскользнуло с ее тела, обнажив тонкое кружево ночной сорочки. Джеймс не отрываясь смотрел на грудь жены. Дыхание его участилось, впрочем, как и ее собственное.

Люси торопливо потянулась за одеялом, но Джеймс опередил ее и скинул его на пол.

— О… — Люси хотела было запротестовать, но под его горящим взглядом не могла этого сделать.

Неожиданно он оказался совсем близко от нее — всего в нескольких сантиметрах. Его указательный палец дотронулся до ее плеча, скользнул к груди, затем все ниже… Сердце Люси бешено забилось.

Она знала, о чем он сейчас думал. Да и с собственным желанием вряд ли могла справиться — бледное лицо ее залила краска.

Да, то была единственная сфера отношений Люси и Джеймса, где их устремления полностью совпадали. Но с самого начала они условились, что любовь не входит в их соглашение. Джеймс откровенно сказал Люси о причинах, по которым он хотел на не жениться. Он был известным, весьма уважамым адвокатом. Через развод он уже прошел но чрезвычайно осторожно, избежав каких либо сплетен, — Джеймс отлично понимал что не может рисковать карьерой. После развода он работал как одержимый, и Люси подозревала, что таким образом он старался забыться, похоронить воспоминания о жене. Но в то же время Джеймс был и очень сильной личностью. Он достиг профессионального успеха во многом благодаря редкой целеустремленности и, кроме того, привычке добиваться своего. Это отчетливо проявилось и в его отношении к Люси. С нею он был откровенен до жестокости. Он признался, что не может без нее не то что работать, даже думать, что обладание ею нужно ему постоянно. А потом Джеймс не мог допустить, чтоб Люси встречалась с кем-то еще, — он должен был оставаться единственным мужчиной в ее жизни.

И все же до сих пор он ничего не говорил ей о любви, и потому Люси было легче отвечать ему с той же откровенностью. Она сказала Джеймсу, что не любит его и что любовь ее давным-давно отдана другому, вся без остатка. Однако он нравится ей и даже восхищает твердостью характера, чувством юмора, интеллигентностью, редким самообладанием — без этого Люси не вышла бы за него замуж. Ей не надо было говорить Джеймсу о том, что он дарит ей физическое наслаждение — Джеймс давно уже догадался об этом сам. Люси иногда казалось, что он знал о том, как она желает его, еще до того, как то стало понятно ей. Его страсть помогала найти выход ее страсти, в чем она отчаянно нуждалась.

Но сейчас она просто не могла заниматься любовью. Не сейчас и не здесь. Как же он мог просить ее об этом?

И Люси закричала:

— Нет, Джеймс! Не надо… Я не могу…

Лицо мужа потемнело.

— Ты хочешь сказать, не можешь под этой крышей?

Люси вздрогнула и внезапно почувствовала прилив гнева. Как смел он смотреть на нее так, говорить таким презрительным тоном?

— Ты что, забыл, что Дэвид тяжело болен? Как вообще ты додумался до того, что сейчас, когда он в любой момент может… может… умереть… я захочу заниматься сексом? — Голос ее сломался, а глаза наполнились слезами.

Люси не собиралась обнажать перед ним свою душу — его холодные глаза смотрели на нее так, будто она вела себя недостойно. Поэтому она закрыла лицо руками и попыталась успокоиться. Джеймс тяжело дышал, прижимая ее к себе. Сначала Люси отталкивала его, но потом сдалась, поскольку сил на сопротивление у нее уже не было, и только заплакала еще горше. И вот тогда Джеймс стал нежно гладить ее по голове, как маленького ребенка.

Как только Люси поняла, что в этом прикосновении нет ничего чувственного, она ослабла и прижалась к мужу, спрятав заплаканное лицо у него на груди.

Когда рыдания стихли, Джеймс поднял за подбородок ее голову, наклонился и нежно поцеловал дрожащие губы.

— Извини, Люси. Я утратил контроль над собой и забыл о том, как он болен, и о том, как ты переживаешь.

Люси не помнила, чтобы Джеймс когда-нибудь раньше извинялся перед ней. Он мог насмехаться только над ее семейной гордостью, его же собственная оставалась непоколебимой. Человек самолюбивый и жестокий, он не привык признавать свои ошибки или проигрывать.

Она сказала хрипловатым голосом:

— Постарайся меня понять, Джеймс. Это так страшно — видеть, что ты не в силах ничего сделать, а он лежит, опутанный какими-то проводами, забинтованный, как египетская мумия, и выглядит… — Она запнулась и взмахнула руками. — Это не он, не Дэвид, а кто-то совсем другой, далекий, незнакомый. Его мать все говорит и говорит с ним, разрывая мне сердце, — это совершенно бесполезно.

— Вовсе не так уж бесполезно, — отозвался Джеймс. — Насколько я знаю, таким больным просто необходимо, чтобы им что-нибудь рассказывали, давали слушать любимую музыку. Что же до твоей тети, то ей тоже становится легче от того, что она видит сына и своими беседами помогает ему. Так что ее пребывание в палате, безусловно, нельзя назвать пустой тратой времени.

— Да, конечно, — вздохнула Люси. — Наверное, я просто боюсь надеяться.

— Ты научилась обходиться без этого. — Джеймс прищурил глаза.

Как всегда, он сформулировал ее мысли на редкость точно. Люси только удивляться приходилось, каким образом ему это удавалось, ведь она рассказывала ему так мало!

— Судьба наносит удары, и человеку остается только покориться им.

— Но я как раз и пытаюсь доказать, что, если бы они рассказали обо всем раньше, тебе не пришлось бы так страдать впоследствии. Нет, не судьба сразила тебя, а их гордость.

— Может быть, — признала она. — Но они всего лишь люди, и, значит, им не чуждо ничто человеческое. Они, как могли, старались справиться с ситуацией, и не их вина, что у них это не очень-то получилось.

— Да, но кто же создал эту ситуацию?

— Понимаю. Какое-то время я тоже была на них ужасно сердита, но постепенно осознала, почему они так поступили. И не смогла отказать им в прощении, в особенности учитывая го, что тетя Милли и так сильно пострадала.

— Это верно, твоя тетя — просто святая! И все же они должны были рассказать тебе обо всем.

— А ты, Джеймс, разве ты безупречен? И никогда не ошибаешься? Наверное, быть совершенством — здорово, но большинство людей почти вслепую бредут по жизни, стараясь не допускать ошибок, но все же непрестанно их делая. В этом-то и проявляется их человеческая природа.

Джеймс сдвинул темные брови.

— Я не очень-то тебе нравлюсь, ведь так?

— Сейчас, во всяком случае, не очень! — ответила Люси.

— Что ж, это довольно плохо. Но ты моя жена и останешься ею, а потому вернешься со мной в Лондон.

Она ожидала подобного требования, а потому приготовилась к сопротивлению.

— Они нуждаются во мне! Я не могу покинуть их сейчас!

— Что ж, задержись еще на несколько дней, но я останусь с тобой!

Люси отлично понимала, что это для нее означало — они будут делить не только комнату, но и постель! А следовательно, Джеймс неминуемо настоит на физической близости. Но сама мысль об этом была для нее непереносимой.

— Дэвид еще долго может находиться в таком состоянии, а я не брошу его, пока он в коме.

— Ты не можешь жить здесь месяцами! Или мне надо напоминать тебе о том, что ты замужем не за ним, а за мной?

— Мне нужен развод, Джеймс! — выпалила она.

Когда он становился таким, как сейчас, Люси не на шутку пугалась — в изгибе его губ чувствовалась настоящая жестокость.

— Я выиграю процесс! — коротко сказал он. — Использую любое доступное мне средство. Даже если придется впутать в дело самого Дэвида. Как, по-твоему, это отразится на вашей семейной гордости?