Джеймс молчал, и Люси не знала, о чем он думал. С таким выражением лица, отрешенным, холодным, словно окаменевшим, он обычно присутствовал на судебных заседаниях.

Волновало ли Джеймса, оставит она его или нет? Ах, Боже, с горечью решила Люси, да он уйдет и даже головы не повернет назад. Мне не нужно было ехать за ним в Лондон. Все равно я его потеряю.

Второй раз в жизни судьба наносит ей неожиданный удар, не оставляя иного выбора и вынуждая остаться в одиночестве.

Ну почему это происходит со мной снова и снова? — размышляла Люси. Если это определенная психологическая модель, — то кто виновен в ее появлении? Разве я? Трудно представить двух более не похожих друг на друга мужчин, чем Дэвид и Джеймс, — абсолютно ничего общего, если не считать того, что я была влюблена в обоих. И все же я снова остаюсь одна, наблюдая за тем, как судьба в очередной раз лишает меня шанса быть счастливой. Ну почему это повторяется? Почему?

Услышав какой-то странный звук, она подняла глаза на Джеймса и не узнала его — лицо багровое, глаза мечут молнии. Казалось, даже воздух сотрясается вокруг Джеймса.

Люси показалось, что она стоит над огнедышащей пастью вулкана: ее обдало жаром, из мрачных глубин вот-вот должна была брызнуть раскаленная лава.

Внезапно Джеймс взорвался, и крик его был ужасен.

— Будь я проклят, если сделаю это!

Голубые глаза Люси расширились, и даже кожу на голове защипало, будто она только что дотронулась до оголенного провода.

— Неужели ты действительно полагаешь, что я пожму плечами, позволю тебе уйти и со стороны буду наблюдать за тем, как ты встречаешься с другими мужчинами? — Он остановился и судорожно вздохнул с таким видом, словно испытывал сильную боль.

Люси прошептала:

— Но ты сказал, что хочешь развода. Уе хав с фермы, ты сказал, что…

— Я помню, что я сказал! — оборвал он ее. — Вот до чего ты меня довела — до того, чтобы рассыпать пустые угрозы в попытке удержать тебя! А ты хоть представляешь, чего мне это стоит при моей-то гордости? Когда приходится выбирать между пустыми угрозами и унизительной мольбой?

Джеймс повернулся к Люси, и она задрожала, пытаясь прочесть, что таится в его блестящих серых глазах.

— Джеймс…

Он нахмурился.

— Ну теперь ты все знаешь!

Люси поверить не смела в то, что слышала в его голосе, читала во взгляде.

— Ты хочешь сказать?.. Джеймс, ты?.. Что ты говоришь? — запинаясь, бормотала она, бледнея от слабости, от пронизанной болью надежды и еще от страха, что принимает желаемое за действительное.

Джеймс смотрел на нее, не отрываясь, несколько секунд, а потом бросил:

— К черту проклятую гордость! Посмотри, что она сделала с твоей семьей! — И, помолчав, он добавил: — Я по тебе с ума схожу, понимаешь?

Люси едва могла дышать.

Джеймс метнул на нее тревожный взгляд.

— Если ты будешь смеяться, я убью тебя.

— Я и не… Джеймс, мне бы и в голову не пришло такое, — возразила Люси.

— Ну конечно же, ты не похожа на Энн. Вот она обожала унижать меня. После того что она мне сделала, я поклялся никогда больше не поддаваться женщинам. Проходить через такое во второй раз я не собирался.

— Но я никогда не хотела причинять тебе боль, Джеймс! — прошептала Люси, и он вздохнул.

— Верю, но знаешь старую поговорку: «Дорога в ад вымощена благими намерениями»?

Люси чуть хрипло рассмеялась. Джеймс хмуро смотрел на нее.

— Ты такое женственное создание, Люси. Полная моя противоположность почти во всех отношениях. Например, ты мягкая, а мне клиенты платят за то, чтоб я был жестким, когда вступаю в схватку за них. Мне приходится оттачивать ум, как бритву, ты же — романтична и мечтательна. Может, я так ценю твои женские качества потому, что сам начисто их лишен. — Он цинично улыбнулся. — Но не буду притворяться — не за это я полюбил тебя — не за душу или за ум, нет, виной тому твое прекрасное тело.

Глаза Джеймса горели сейчас, как угли, — взгляд их, казалось, обдавал Люси жаром, и она поспешно опустила голову.

— С той самой секунды, когда я увидел тебя на той вечеринке, помнишь? Так вот, я захотел тебя сразу же — мне нравилось, как ты двигалась, нравился твой рот, твои большущие голубые глаза, черные волосы, задумчивый вид… Я влюбился в тебя с первого взгляда. После развода я не был настроен заводить серьезные отношения с женщиной и решил больше никогда не жениться, но ты была так не похожа на Энн… Она тверда как сталь, а ты выглядела так, словно нуждалась в защитнике, и мне мгновенно захотелось им стать. Все, что я видел в тебе, мне нравилось, но вот я, как показалось, не произвел на тебя подобного впечатления. Мало того, ты вообще не проявила ко мне никакого интереса.

Что ж, этого Люси не могла отрицать. В то время ничто не могло бы ее заинтересовать, по на Джеймса она все же обратила внимание, потому что, когда позже он позвонил ей, она сразу узнала его голос.

Джеймс криво улыбнулся.

— Поначалу я думал, что ты просто строишь из себя неприступную крепость и изо всех сил пытался обворожить тебя, очаровать, увлечь, но не преуспел в этом, ведь правда? Ты просто не замечала меня! И тогда я решил уйти, забыть тебя, но у меня ничего не получилось. В конце концов я позвонил тебе и пригласил в ресторан. В ужасе ожидая, что ты дашь мне от ворот поворот.

— Да, я чуть было так не поступила, — вздохнула Люси. Она и представить не могла, что Джеймс серьезно увлечен, и потому, когда он предложил встретиться, заколебалась.

Джеймс издал отрывистый смешок.

— Я так и понял. Я презирал себя за свою нелепую настойчивость, когда и слепому было ясно, что тебе на меня ровным счетом наплевать. Но я просто должен был увидеть тебя снова. И даже сказал себе, что это поможет мне забыть тебя, но нет, все получилось только хуже. Мне нужно было вновь и вновь встречаться с тобой. Это стало смыслом моей жизни…

Люси чувствовала себя совершенно ошеломленной — чего-чего, а подобного признания она не ожидала услышать от Джеймса.

Видя ее состояние, Джеймс усмехнулся.

— А ты и понятия не имела, что со мной творится, не так ли?

Люси молча кивнула.

— Ну да, конечно, для меня это было совершенно очевидно, — с горечью произнес он. — Энн нанесла жестокий удар моей гордости, но это пустяк по сравнению с тем, что сделала с ней ты.

— Джеймс, я и не догадывалась… — Люси осеклась, и он застонал.

— Вот в том-то и суть. Ты постоянно жила в моих мыслях, терзая меня, как колючка, вонзившаяся глубоко под кожу. Я потерял сон, не мог сосредоточиться, да что там говорить… вообще разучился соображать! К тому времени я уже понял, что мной овладела страсть, но упорно продолжал называть ее увлечением. Даже сам себе из-за своей гордыни я не хотел признаваться в том, что влюбился в тебя без памяти. То, что со мной случилось, было подобно землетрясению, причем не меньше восьми баллов по шкале Рихтера! А ты оставалась холодная как айсберг, ну, может, чуточку теплее.

— В то время я испытывала собственную страсть, — сказала Люси и бросила на Джеймса тревожный взгляд — она испугалась, что он снова разозлится.

— Да, я скоро это понял. — Уголок рта у Джеймса прорезала скорбная складка. — Но в Лондоне у тебя никого не было, и я решил, что твой возлюбленный живет там, откуда ты родом. Возможно, он женат, и ты покинула дом, чтоб порвать с ним. Вот почему я так настаивал на том, чтобы поехать в гости к твоим близким. На ферме я сразу догадался, что все дело в Дэвиде. Поначалу я никак не мог сообразить, почему вы порвали друг с другом, поскольку не видел тому никаких причин. Вы никогда не ссорились, и с первого взгляда становилось ясно, что чувство ваше взаимно.

Люси грустно сказала:

— Но мы оба так старались! Почти не разговаривали, не смотрели друг на друга.

— Ну да, — сухо заметил Джеймс. — Слишком старались. Но как только ты украдкой заглядывалась на Дэвида или он, проходя мимо тебя, внезапно замолкал, его родители начинали страшно нервничать! Воздух стал таким густым, что его ножом можно было резать! Тогда я подумал, что, наверное, родители Дэвида воспротивились вашему браку из-за того, что вы двоюродные. И тут меня осенило: вы же похожи как близнецы, а значит, действительно могли быть братом и сестрой! Вот и объяснение. Хотя оно и казалось таким невероятным! Сперва я и поверить себе не мог, но чем больше приглядывался к вам, тем больше убеждался в своей правоте.

— Должно быть, ты отточил интеллект в суде, — сказала Люси.

— Да, годы, проведенные в наблюдениях за преступниками, безусловно, сделали свое дело! — согласился Джеймс с улыбкой.

— В любом случае ты очень умен. Никто из наших соседей не догадался об этом. Нет, конечно, они видели, что я очень похожа на Дэвида, но объясняли это тем, что мы двоюродные брат и сестра.

— Они видели вас рядом всю жизнь, привыкли считать кузенами, и потом, вне дома трудно уловить те флюиды, что исходили от вас в кругу семьи.

— Джеймс, я страшно удивлена, что ты женился на мне, зная о Дэвиде.

— Ты забыла о моей наглости! Ради обладания тобой я готов был на что угодно, а кроме того, я надеялся, что со временем заставлю тебя позабыть его.

— Если б ты сказал, что любишь меня…

— Ты бы убежала, и только б я тебя и видел! — Он состроил ироническую гримасу. — Мне и так-то достаточно долго пришлось убеждать тебя в том, что брак, целиком и полностью основанный на физическом влечении, вовсе не плох. И потом гордость не позволила бы мне признаться в своих чувствах тогда, когда ты меня просто не замечала.

— Ах, снова гордость… — Люси вздрогнула. — Она не приносит ничего, кроме несчастий!

Джеймс кивнул.

— Мне это наследство оставила Энн. И научила защищаться от боли. Я подумал, что, женившись на тебе, я смогу подождать, пока ты не полюбишь меня. Но тогда я еще не представлял, каково это день и ночь чувствовать рядом невидимого соперника. Каждый раз, занимаясь с тобой любовью, я догадывался, что твои мысли полны Дэвидом. А потом я лежал рядом с тобой всю ночь напролет и знал, что ты грезишь о нем, а вовсе не обо мне. И это было просто невыносимо.

Люси тихо спросила:

— Любить и не быть любимым?

Джеймс посмотрел ей в глаза и стал бледнее смерти. Ни за что на свете он не признался бы мне в этом, подумала Люси, и нежно погладила мужа по щеке.

— Я все знаю, Джеймс. И чувствую себя ужасно несчастной со вчерашнего дня, с тех пор, как ты ушел от меня.

Джеймс затаил дыхание и просто молча глядел на нее.

— Не помню, когда любовь пришла ко мне… — продолжала она. — Наверно, давным-давно. Но я поняла это только тогда, когда решила, что потеряла тебя навсегда.

Джеймс глубоко вздохнул, но ничего не сказал и лишь по-прежнему не отрываясь смотрел на нее.

— Я люблю тебя. — Люси взяла его лицо в свои ладони и заглянула в глаза Джеймсу, не пряча обуревавших ее чувств.

— Господи, если б я мог в это поверить… — пробормотал Джеймс.

— Джеймс… Сколько раз мне повторить это? Я люблю тебя, — прошептала она.

— А как же он?

В этом вопросе прозвучала такая ревность, такая боль, что у Люси сжалось сердце.

— Я же сказала тебе… С ним все кончено. Причем уже давно, Джеймс. Разве я так нуждалась бы в тебе, если б любила другого? Мне следовало догадаться об этом с самого начала, но я пребывала в таком смятении. И зная, что мне нужен ты, продолжала думать, что люблю Дэвида. Ведь человеку не дано любить сразу двоих? Я внушила себе, что нас связывает лишь взаимное физическое влечение, и только. Да и ты сам мне столько раз об этом говорил.

Джеймс застонал.

— Ты хочешь сказать, что если б я не лгал, то мне не пришлось бы пройти через весь этот ад? — Он нахмурился и покачал головой. — Нет, Люси, ты напугалась бы до смерти, если б я сразу признался, что без ума от тебя. В то время тебе меньше всего нужны были любые эмоциональные потрясения.

— Может, ты и прав, — протянула Люси. — Ведь мне понадобилось очень много времени, чтобы понять: я люблю тебя.

Глаза Джеймса потемнели от переполнявших его чувств.

— Люси… О Боже, Люси… Мне кажется, что я ждал от тебя этих слов всю свою жизнь.

И он поцеловал ее требовательным и вместе с тем невероятно нежным поцелуем. Тело Люси изогнулось и задрожало, она разомкнула губы и, обвив его шею руками, ответила на страстный и давно желанный поцелуй.

Джеймс издал хрипловатый смешок.

— Дорогая, а ты не торопишься?

— Да. — Она прижала его к себе еще крепче. — Люби меня, Джеймс, люби меня.

Год спустя Люси родила сына, которого они с Джеймсом назвали Уильямом в честь ее отца. Это был большой и крепкий малыш, с прядями густых черных волос на затылке, с чистой и бледной кожицей. Еще он обладал парой здоровых легких, которые нередко давали о себе знать, и умными отцовскими глазами.

— Он точная твоя копия! — говорила Люси Джеймсу.

— Нет, он весь в тебя, — отвечал ей Джеймс.

Но конечно же, он был похож на них обоих, и они считали его исключительным и самым замечательным ребенком, которому когда-либо удалось увидеть свет.

— Только погляди на его крошечные розовые пяточки, — говорила Люси, гладя сына. — На его ушки, Джеймс, ну разве они не совершенство?

Для нее он был неиссякаемым источником восхищения, и она могла любоваться им часами, впрочем, как и Джеймс, который все же старался казаться более сдержанным.

— Он обыкновенный ребенок, Люси, и ничуть не отличается от других карапузов!

— Вот и неправда, — возражала она негодующе, — никто из них не хорош так, как Уильям.

В ответ на эти слова Джеймс заливался счастливым смехом и говорил:

— Ну что ж, может, ты и права.

Джеймс просто поддразнивал жену, и она это понимала, хотя и притворялась, что сердится на него. Это стало частью их новых отношений — способность подтрунивать и подшучивать друг над другом, им было хорошо и легко вместе. Нет, они по-прежнему желали друг друга, но напоминали теперь сиамских близнецов и от этого чувствовали себя даже более счастливыми.

После рождения малыша с фермы приехали Милли и Уильям Грей. В последнюю минуту они сообщили, что берут с собой Дэвида. К тому времени Люси уже вернулась домой после родов. Они прошли довольно тяжело — Люси была слишком худенькой и узкобедрой, поэтому доктор велел ей на первых порах беречься. Она сидела в постели в кружевной кофте, надетой поверх розовой ночнушки, с довольным, в обрамлении черных волос, лицом. Возле ее кровати в колыбели спал ребенок.

То была ранняя осень — теплая, золотая. В доме стояла утренняя тишина, и Люси лежала, радостно прислушиваясь к ней. Внезапно покой был нарушен движениями и голосами. Они приближались к ее спальне — вот раздался глубокий голос Джеймса, и Люси улыбнулась.

Джеймс был счастлив. Она тоже еще и от сознания того, что делает счастливым мужа.

Новорожденный малыш придал их супружеству полноту, подарил им семью, нисколько не уменьшив любви Люси и Джеймса.

От его присутствия все в доме изменилось — теперь это был настоящий семейный дом. На террасе под лучами солнышка сушилось крошечное бельишко, а одна из комнат была превращена в детскую и оклеена веселыми обоями. На полках тут стояли игрушки, а рядом на столике — жидкость для ванн, цинковая присыпка, тальк, масло, лежала стопка подгузников и другие неотъемлемые спутники детской жизни. Для такого маленького существа он занимал невообразимо большое пространство, а уж какой шум он поднимал иногда, особенно ночью, это и представить было трудно!

Люси не на шутку тревожилась по этому поводу. Джеймсу для работы требовалась тишина, и потому всякий раз, когда сын принимался вопить, она закрывала все двери, но потом, вспоминая слова тети о том, что после рождения ребенка мужья иногда чувствуют себя покинутыми, начинала беспокоиться, не чувствует ли себя покинутым Джеймс. Особенно учитывая тот факт, что они уже столько времени не были близки!

Вот почему Люси частенько укладывала ребенка в комнате Джеймса, хотя основную часть дня маленький Уильям, конечно же, проводил с ней. Да, они пока не могли заниматься любовью, но часто, придя домой с работы, Джеймс ложился к Люси на кровать — они целовались, обнимались, и он рассказывал ей о том, что происходило в суде, жаловался на свою загруженность, а Люси сообщала о том, как прошел день у нее.

Забеременев, Люси открыла для себя совершенно новый, неведомый доселе мир, с которым знакомили ее жены коллег Джеймса, как правило, имевшие маленьких детей. Им доставляло удовольствие с помощью Люси хоть как-то отвлечься от дневных забот — ухода за малышом, покупок. Иные из них подбрасывали Люси своих ребятишек под предлогом того, что, чем раньше она обучится обращаться с ними, тем лучше.

Работу Люси оставила примерно на пятом месяце беременности, так как постоянные командировки стали ей не по силам, в особенности учитывая, что беременность ее проходила нелегко. По утрам она испытывала неизменную тошноту, а при наклонах или длительной ходьбе могла даже упасть в обморок. Врачи посоветовали ей больше отдыхать, а так как она в любом случае собиралась ухаживать за ребенком сама, не было смысла подыскивать другое место, хотя она и не исключала возможности вернуться к работе позже, если, конечно, у нее не появится еще один ребенок.

Приезд домашних очень взволновал Люси. Ей казалось, что прошла целая вечность с тех пор, как они виделись в последний раз. С тетей Милли она, однако, часто разговаривала по телефону, переписывалась, а потому была в курсе всех их дел.

Дядя Уильям и тетя Милли навещали ее в Лондоне весной и летом, но без Дэвида — он оставался на ферме следить за хозяйством.

Люси очень хотелось знать, какое впечатление произведет на близких ее ребенок, она не сомневалась в том, что тетя Милли его полюбит.

И действительно, первой в комнату вошла именно она, вошла, разулыбалась и бросилась к племяннице.

— Ну ты — кожа да кости, девочка моя! Джеймс говорит, тебе пришлось несладко, но дело ведь того стоило, правда? — Она оглянулась на колыбельку, и ее содержимое не преминуло подать голос. — А вот и он… О, маленький, у него твои глазки, голубые, как васильки… И он совсем проснулся, правда? И все слушает и понимает! Можно мне его подержать?

Люси кивнула и улыбнулась, и тетя Милли взяла малыша на руки.

— Нет, только посмотрите, — умилилась она. — Какой же ты большой парень — ширококостный, как папа. Ты будешь высоким и плечистым. Совсем не похож в этом смысле на маму. — Она взглянула на своего мужа, который в это время целовал Люси. — На тебя он тоже похож, Уильям. Видишь? Посмотри только на эти лапы! Эти пальчики я узнаю из тысячи!

Ее муж залился смехом.

Люси смотрела мимо них, на дверь. Там стоял улыбающийся Дэвид. Он был таким же загорелым — совсем как в прежние времена. Люси радостно засмеялась и почувствовала, что Джеймс внимательно следит за ней. Ревность его, безусловно, пошла на убыль, но еще не исчезла окончательно. Она бросила мужу успокаивающий взгляд — ему не о чем волноваться, в ее душе не осталось и следа от былой страсти к сводному брату.

— Ну разве Дэвид не молодец? — спросила она, и Джеймс хмуро кивнул.

— Как огурчик.

Люси снова обратила свой взор на Дэвида, и как раз в этот момент за его спиной появился кто-то еще — худенькая девчушка в ярко-голубом платье, перетянутом поясом. Люси глазам своим не верила.

Сестра Глория? Что, черт возьми, она здесь делает?

— Верно, — сказал Дэвид, и у Люси расширились глаза. Ведь они всегда умели читать мысли друг друга.

Он тепло ей улыбнулся.

— С тех пор как я выписался из больницы, мы виделись очень часто, Глория и я. И два дня назад обручились — мама умирала от желания сообщить тебе об этом по телефону, но я попросил ее молчать, чтоб приберечь новость до нашей встречи.

Люси все смотрела на него, хотя отлично понимала, что остальные наблюдают за ней. Но в данный момент ее волновало совсем не это, а истинные чувства Дэвида к Глории и то, будет ли он по-настоящему счастлив с ней. Женится ли он на ней просто из-за того, что Люси замужем, от того, что устал от одиночества, или же по-настоящему привязан к ней. Любит ли он Глорию? И взгляд Дэвида ответил: да, любит. Люси не могла не заметить, что это была иная любовь — не такая, как у них с Дэвидом, отмеченная лихорадкой и волнением, а спокойная и радостная, от нее веяло умиротворенным и тихим счастьем, которым оба они прямо-таки светились.

И Люси облегченно вздохнула, а после тепло улыбнулась Глории и протянула ей обе руки.

— Добро пожаловать в нашу семью, Глория! Какая чудесная новость! Надеюсь, вы с Дэвидом будете очень-очень счастливы.

— Она нам всем так нравится, мы от нее просто без ума, — сказала тетя Милли. — Они с Дэвидом будут жить на ферме, но Глория хочет еще немного поработать. А вы с Джеймсом и Уильямом должны приехать к нам на Рождество, и тогда в этом году у нас будет настоящий семейный праздник!

— Как здорово, правда, Джеймс? — спросила Люси, и он кивнул:

— Да, просто чудесно.

Тетя Милли передала ребенка Глории.

— Дорогая, ты не думаешь, что он похож на моего мужа?

— Очень, — сказала та. — Он прелесть, Люси. Так и хочется прижать его к себе! А как малыши чудесно пахнут! — Она заглянула в синие глазки ребенка и заворковала: — Привет, Уильям, я твоя тетя Глория…

Люси подумала, что Дэвид, вероятно, рассказал Глории правду о ее рождении. Конечно же, он не хотел иметь от жены секретов. Как и Люси, он хорошо понимал, что гордость может превратиться в разрушительную силу, а тайны — больно ранить…

Она откинулась на подушки, а вся семья собралась возле ее ложа, разговаривая, смеясь, восхищаясь ребенком. Люси переводила взгляд с одного на другого, а потом задержала его на Джеймсе. Никогда в жизни не была она так счастлива.

На дворе начался дождик — короткий ливень, но в комнате продолжало сиять солнце.