Пленник

Заходящее солнце окрашивало волны за бортом баркаса в кроваво-красный цвет. Куда ни глянь — только океан и ни намека на берег. Баркас, посланный обследовать окрестные воды, удалился от своего корабля на одну лигу, что было предельно допустимым расстоянием. Судно взлетело на гребень волны, и сейчас же с кормы раздался хриплый голос боцмана:

— Греби ровней!

Уставшие и измученные недавним сражением матросы повиновались. Вверх взметнулись четыре пары весел, готовых разрезать покрытую масляными пятнами поверхность воды.

— Справа по борту — люди!

Боцман указал на две фигурки, цеплявшиеся за обугленные обломки рангоутов.

— Определить курс, и поживей.

Один из матросов потянулся за ручным компасом. Едва баркас нырнул в промежуток между волнами, матросы вновь налегли на весла. Лопасти весел вразнобой ударяли по воде, заставляя судно двигаться против ветра.

Боцман уже набрал в легкие воздуха, чтобы выругать матросов за скверную греблю, но удержался. Они устали не меньше его самого, хотя и были закаленными воинами, привыкшими к нескончаемым жестоким сражениям между пиратами Амрота и Картана. Однако недавняя битва сильно отличалась от обычных столкновений. Из семнадцати боевых кораблей семь судов с полной оснасткой стали жертвами единственной вражеской бригантины, на мачте которой дерзко реял флаг с леопардом. Боцман ругнулся себе под нос. Он отгонял непрестанно лезшие в голову мысли о потерях; надо радоваться тому, что амротской флотилии все же удалось одержать победу. Капитаном поверженной бригантины был не кто иной, как Аритон Фаленский, маг, называемый Повелителем Теней.

Баркас взлетел на гребень очередной волны, и жертв кораблекрушения заслонил поднявшийся нос корабля. Боясь потерять их из виду, боцман велел матросу с компасом переместиться на нос судна и постоянно следить за ними, сам же принялся подбадривать гребцов. Баркас лавировал в месиве из обгорелых кусков обшивки и обломков такелажа, превратившихся в коварные рифы. Матросы гребли в полном молчании. Даже когда баркас задел плавающий в воде труп и киль с характерным царапающим звуком проехался по мертвецу, гребцы не перестали работать веслами. Матросы все еще находились под впечатлением того кошмара, который устроил им Аритон с помощью своей магии. Огонь в кромешной рукотворной тьме — ужас тех минут не оставит их до конца жизни.

Баркас поравнялся с уцелевшими в кораблекрушении. Щурясь от нагоняемого ветром едкого дыма, боцман пригляделся к этим людям. Из двоих в сознании находился только один. Побелевшими пальцами он цеплялся за обломок рангоутного дерева. Тело второго матроса безжизненно билось на волнах. Веревки, привязывавшие его к дереву, были наполовину ослаблены, словно его товарищ, видя приближавшуюся помощь, неуклюже пытался их снять.

— Хватайся за весло! — сердито крикнул боцман вражескому матросу. — А твой дружок, поди, ранен?

Человек за бортом поднял бесцветные, остекленевшие глаза, но ничего не сказал. Видно, окоченел от холодной воды и ничего не соображал. Измотанный бессмысленным сражением, боцман раздраженно рявкнул:

— Поднимите его на борт. Второго тоже подберем, если он еще дышит.

Один из матросов зацепил обломок рангоута веслом, удерживая баркас на месте. Остальные перегнулись через баркасную банку, чтобы поднять на борт полузахлебнувшегося человека.

Словно в отместку, тот потянул своих спасителей в морскую пучину.

Ближайшему матросу соленая вода угодила в глаза; почти ничего не видя, он громко вскрикнул, рванулся и схватил спасенного за копну волос. Тот попытался вывернуться, оттолкнул поддерживавший его обломок, скрылся под водой и вновь всплыл на поверхность. В кулаке его блеснула сталь. Взвыв от боли, баркасный матрос разжал руку. Его ладонь была рассечена до кости.

— Эт милосердный, да это же картанец! — крикнул кто-то из моряков.

Матросов охватила ярость. Сгрудившись по левому борту и орудуя веслами, как дубинками, они стали колотить по голове того, кого только что намеревались спасти. Удары сыпались один за другим. У картанца из носа и рта хлынула кровь. После сильного удара в плечо пальцы его разжались, и кинжал исчез под водой. Из уст картанца не вырвалось ни единого слова, и он, вслед за своим оружием, навсегда ушел в морскую пучину.

— За весла! — громко закричал боцман, восстанавливая порядок на баркасе.

Матросы уселись на скамьи, бормоча себе под нос и наблюдая, как волны смывают алые разводы с весел левого борта. У боцмана уже не хватало сил на ругань. Он молча снял с себя шарф и бросил раненому матросу. Потом указал на второго картанца, по-прежнему качавшегося на волнах.

Дым успел несколько рассеяться, и теперь все видели, что этот вражеский пес еще дышит.

— Поднимите его на борт, — распорядился боцман. — Король явно пожелает допросить его, так что будьте поаккуратней.

Матросы, служившие пиратскому королю, редко попадали в плен живыми. После того как картанец ранил их товарища, команда баркаса не торопилась выполнять приказ, хотя и не могла ослушаться. Последнего уцелевшего матроса с картанской бригантины опасливо подняли на борт и уложили ничком на пол баркаса. Боцман с презрением оглядел пленного. Худой, хлипкий, матросская роба вся в заплатах. Сразу видно, мелкая рыбешка. Судя по всему, единственной его ценностью было серебряное кольцо на левой руке. Что ж, сгодится и оно. После долгих часов изнурительного труда матросы заслужили хоть какое-то вознаграждение.

— Это вам, ребята, на выпивку, — пообещал боцман. Он нагнулся, приподнял руку пленника и попытался стянуть кольцо с распухшего от морской воды пальца.

— Да оттяпай ему палец, и дело с концом, — предложил раненый матрос, перевязывая себе руку.

С врагами не церемонятся. Боцман достал такелажный нож. Подняв ладонь пленного, он примостил ее на кормовом сиденье и приготовился отрезать палец. В этот момент баркас сильно качнуло. Лучи заходящего солнца упали на кольцо, и оно вспыхнуло изумрудным сиянием.

Боцман вскрикнул от удивления и отбросил нож, словно тот обжег ему руку. Кольцо, которым он собирался завладеть, было не из серебра, а из белого золота. На камне был вырезан знакомый ненавистный герб с леопардом.

— Чтоб мне провалиться, да это же Фаленит!

Ошеломленный и все еще не верящий произошедшему, боцман распрямился. Он собственными глазами видел, как горела вражеская бригантина, как ее капитан замертво повалился на палубу. Но копна черных волос пленного, вызывающе разметавшихся по днищу баркаса, опровергала виденное. Боцман не заметил, как один из матросов снял со скамьи руку пленника и перевернул картанца на спину.

В предсумеречном свете глазам матросов и боцмана открылись чеканные, будто отлитые в бронзе, острые черты лица и вздернутые брови — характерные признаки рода Фаленитов. Ошибки быть не могло: матросы захватили живьем самого Повелителя Теней!

Матросы в страхе отпрянули. Некоторые осенили себя крестным знамением, а один вытащил кинжал.

— Стойте! — Боцман силою рассудка пытался успокоить собственные напрягшиеся нервы. — Этот чародей сейчас безопасен, иначе мы все были бы уже мертвы. Не забывайте, он попал к нам живым, и за него мы сорвем хороший куш.

Матросы молчали и переминались с ноги на ногу. Кто-то бормотал заклинания против демонов. Еще один моряк потихоньку вытаскивал из ножен кинжал.

Боцман схватил весло и с силой ударил по баркасной банке, рубанув лопастью узкое пространство, разделявшее матросов и пленника.

— Идиоты! Вы, никак, собираетесь плюнуть на удачу, идущую к нам в руки? Если вы его прикончите, мы не получим от короля и медного гроша.

Эти слова урезонили матросов. Аритон Фаленский был незаконнорожденным сыном амротской королевы, которая нарушила обет супружеской верности и сбежала к заклятому врагу королевства, чем навлекла позор на весь Амрот. Голова Аритона, сына короля-пирата, оценивалась в целое состояние; того, кто доставит закованного в цепи пленника в Королевскую Гавань, ожидали титул герцога и немалое богатство. Жадность победила в матросах жажду мести, и они убрали оружие.

Отойдя на корму, боцман начал спешно отдавать приказы. Торопясь успеть, пока фаленитский ублюдок не очнулся, его крепко связали по рукам и ногам, срезав для этого веревки с фалиня. После этого Аритон, Повелитель Теней, наследный принц Картана, связанный, точно теленок на бойне, был доставлен на военный корабль «Брианна». Матросы с баркаса проворно подняли его на ют и сбросили добычу под ноги первого помощника капитана.

Первому помощнику едва исполнилось двадцать. Не отличаясь ни боевой доблестью, ни талантом стратега, свой высокий пост он занял благодаря родительскому богатству и дальним родственным связям с королевской династией. Теперь, когда капитан «Брианны» лежал без сознания, раненный стрелой, а все остальные старшие офицеры погибли в бою, первому помощнику пришлось взять командование кораблем на себя. Помимо этого на его плечи легла ответственность за судьбу трехсот сорока двух оставшихся в живых членов экипажа. «Брианну» сильно потрепало в сражении, и, прежде чем поднимать паруса, следовало основательно починить грот-мачту. Голова первого помощника гудела от мыслей и забот, и до него не сразу дошел смысл слов возбужденного боцмана.

— Аритон Фаленский!

Не веря своим глазам, первый помощник нагнулся над распростертым на палубе телом. Наследный принц Картана был невысокого роста, смуглым от яростного морского солнца и ничем не напоминал своего единоутробного брата — наследного принца Амрота. На лоб налипла прядь мокрых волос. Аритон был одет в вылинявшую, латаную матросскую робу, подпоясанную обыкновенной веревкой. Однако облик простого матроса был обманчив. На камне в его кольце, служившем печаткой, красовался леопард династии Фаленитов — символ принадлежности к королевскому роду.

— Говорю вам, это он, — твердил боцман.

Команда баркаса и все палубные матросы, слышавшие эти слова, подступили к пленнику.

Подталкиваемый со всех сторон взбудораженными матросами, первый помощник быстро вспомнил о своих командирских обязанностях.

— Все по местам, — отрывисто бросил он. — Поднять баркас на борт. Живее!

— Есть, сэр! — откликнулся пристыженный боцман.

Матросы расходились не спеша, то и дело бросая в сторону юта косые взгляды.

Первый помощник остался наедине с пленником. Судьба словно издевалась над ним, добавив к грузу его забот ответственность за дальнейшую участь Аритона Фаленского. На душе у первого помощника стало совсем тяжко. Как удержать в плену человека, способного в доли секунды создать непроглядную тьму и успевшего погубить семь кораблей амротской флотилии? Король Амрота наверняка посчитает, что пленение Аритона стоило этих опустошительных потерь. Но здесь, на палубе «Брианны», заваленной обломками оснастки и трупами погибших, оставшиеся в живых были иного мнения. Матросы жаждали мести за убитых товарищей, ни на секунду не забывая о том, что Аритон — маг и, пока он жив, от него можно ожидать чего угодно.

Решение казалось соблазнительно простым: один удар меча. Однако первый помощник подавил в себе инстинктивное желание убить Аритона. Вместо этого он ткнул принца сапогом в плечо. Голова лежавшего качнулась, и черные волосы, до того не дававшие разглядеть лицо пленника, чуть откинулись. Стал виден острый, как лезвие ножа, профиль; по виску и щеке мага змеилась струйка крови из раны на голове. Шея и подбородок были в ссадинах. Невзирая на свои магические способности, Аритон сейчас не мог помочь себе и нуждался в помощи лекаря. Первый помощник подосадовал, что пиратского ублюдка не настигла мгновенная смерть. Теперь же, сколь трудным ни было бы долгое плавание домой, матросы «Брианны» под угрозой военного суда были обязаны доставить Повелителя Теней живым. Но существовало нечто пострашнее военного суда — королевский гнев. Король Амрота терял всякую выдержку и даже рассудок, когда дело касалось давнего предательства его жены. Если они лишат короля возможности расправиться со своим заклятым врагом, он разделается с ними, не пощадив никого.

— Что будем с ним делать, сэр?

Вопрос задал один из младших офицеров, занявший место убитого штурмана. Его мундир был почти неразличим под густым слоем сажи, перемешанной с кровью.

У старшего помощника от чрезмерного напряжения пересохло в горле, и он судорожно сглотнул.

— Заприте его в рубке.

Офицер сощурил воспаленные глаза.

— Разве это подходящее место для такого опасного пленника? Неужто вы хотите, чтобы он всех нас погубил? Картанский ублюдок хитер и сумеет сбежать оттуда.

— Молчать!

Первый помощник стиснул зубы, понимая, что сейчас слишком много глаз обращено на него. Высказанные опасения были вполне оправданными, но если командир позволит, чтобы ему прекословили на виду у всех, он быстро утратит власть. Нужно любой ценой сохранять порядок.

— Пленник нуждается в помощи лекаря, — твердым тоном произнес первый помощник. — Я позабочусь о том, чтобы его надежно заковали в кандалы.

Офицер пробурчал что-то себе под нос, нагнулся и с легкостью поднял Повелителя Теней.

— Легкий, собака. И не поверишь, что он один укокошил столько наших, — заметил он.

Тщательно скрывая свою боязнь, он медленно двинулся по палубе. Аритон свисал с его плеча, точно рулон ткани. Когда оба скрылись на лестнице, ведущей вниз, к каютам, первый помощник закрыл глаза. До Королевской Гавани было больше двадцати дней ходу — это при попутном ветре и благоприятной погоде. Если они доплывут, не погубив Аритона, а тот не погубит их, то матросы, все до последнего, разбогатеют. Первый помощник был взбудоражен случившимся и, чтобы скрыть собственную неопытность и растерянность, отругал плотника, занятого починкой грот-мачты.

Ночь опустилась раньше, чем на «Брианне» успели починить мачту и поставить паруса. Когда первый помощник приказал сниматься с якоря, небо заволокло облаками, закрывшими звезды. Команды приходилось отдавать боцману, ибо помощник охрип и его голос был совершенно не слышен в перестуке молотков на баке. Смертельно уставшие матросы вяло карабкались по веревочным лестницам на мачту. Ветер относил незакрепленный парус от рей, палубные матросы неуклюже пытались ухватиться за растяжки. Наконец парус под скрип и грохот блоков все же натянулся, и ветер развернул нос судна к востоку. Невозмутимый, словно статуя, рулевой направил «Брианну» в сторону далекого Амрота. Если ветер удержится, корабль придет в родную гавань, отстав от других кораблей флотилии совсем ненамного.

Облегченно вздохнув, первый помощник отпустил на отдых всех, кроме корабельных плотников и шестерых вахтенных матросов под командой боцмана. Затем он приказал зажечь ходовые огни. Вооружившись кремнем и кресалом, юнга поспешил выполнить приказ. Жизнь на «Брианне» вошла в привычное русло. Так продолжалось, пока носовой фонарь вдруг не погас так резко, словно на него дунул сам Даркарон. В считанные секунды корабль погрузился во тьму, непроглядную, словно пустота накануне сотворения мира. Стук плотницких молотков стих, сменившись тревожными криками.

Первый помощник бросился к лестнице. Он не столько сбежал, сколько скатился вниз. Он слышал, как вдребезги разбилось стекло кормового иллюминатора. Оказавшись на нижней палубе, первый помощник толкнул плечом дверь рубки. Со всех сторон его окружала тьма, черная и густая, как чернила писца. Он продвигался на ощупь, спотыкаясь о куски разломанной обшивки. Судя по звукам, доносившимся со стороны разбитого иллюминатора, там шла яростная борьба.

— Задержите его! — приказал первый помощник и в то же мгновение невольно вскрикнул от боли, наткнувшись на угол штурманского стола.

Он попятился назад, споткнулся о чье-то тело, лежащее на полу, и, с трудом удержавшись на ногах, стал пробираться вперед, расталкивая невидимых в темноте людей. Волны шумели, казалось, совсем близко, так что до них можно было дотянуться рукой. Первый помощник с ужасом подумал, что Аритон, должно быть, уже успел наполовину перелезть за ограждение. Едва Повелитель Теней окажется за бортом, он немедленно пустит в ход свои чары, и тогда все усилия отыскать его будут тщетными.

Первый помощник решил во что бы то ни стало помешать этому. Он попытался проложить себе путь в невидимой толпе, но его тут же бесцеремонно отбросили прочь. Кто-то выругался. Что-то преградило доступ ветру, дувшему из разбитого иллюминатора. Врезавшись в чье-то жилистое тело, первый помощник невольно ухватился за одежду своего невидимого противника, все еще влажную от морской воды. Догадавшись, кто ему попался, он изо всех сил вцепился в пленника. Тот извивался, буквально выкручивая ему руки. Первого помощника швырнуло на переборку, и он вскрикнул. Ему казалось, что он пытается удержаться в яростном водовороте. В это мгновение что-то словно тяжелым молотом ударило его по запястью, заставив разжать руку, вдобавок последовал сокрушительный удар в грудь. Первый помощник выпустил пленника и рухнул на пол, придавленный грузным и потным телом.

Борьба продолжалась у него над головой, сопровождаемая сопением и звуками ударов. Неподалеку рвало какого-то матроса, получившего удар в живот. Первый помощник упрямо пытался подняться на ноги. В этой тьме, созданной колдовскими чарами, любой удар наносился наугад. Если руки у Аритона по-прежнему связаны, матросы непременно одолеют его числом и силой. Главное — схватить его так, чтобы он уже не смог вывернуться.

— Ублюдок! — крикнул кто-то.

Аритона били ногами, потом врезали кулаком. Его сопротивление немного ослабло.

Первый помощник умудрился встать и тут, среди суматохи, услышал негромкий, но отчетливый голос Аритона:

— А ну, отпусти, или я спалю тебе пальцы до самых костей!

— Не слушайте его! — крикнул первый помощник, проталкиваясь вперед. — Это пустые угрозы.

В ответ раздался вопль матроса, раненного острым обломком дерева. Доведенный до отчаяния, первый помощник нанес удар в том направлении, откуда слышался голос Аритона. Пальцы больно ударились обо что-то твердое. Может, удар возымел действие, а может, сын пиратского короля просто выбился из сил, но завеса тьмы закачалась и исчезла.

В рубку сквозь разбитый иллюминатор проник с кормы свет фонаря, позолотив осколки стекла и обломки мебели. Трое матросов крепко удерживали обмякшего Аритона. Лица их были мертвенно-белыми. Все трое тяжело дышали, словно гонцы, пробежавшие без остановки добрый десяток лиг. Возле рундука с картами стонал четвертый матрос, зажимая обеими руками голень, из которой хлестала кровь. Справа, у переборки, стоял давешний офицер, красный и хмурый; было видно, как на шее у него под рваным воротничком дергается жилка. Он был старше и опытнее своего юного начальника и потому воздержался от упреков в присутствии матросов. Если никто не верил, что раненый и находящийся в бессознательном состоянии пленник способен устроить подобную бойню, какой смысл говорить теперь о цене беспечности? Это лишь подольет масла в огонь и может привести к непредсказуемым последствиям.

Не дожидаясь, пока к матросам вернется дар речи, первый помощник бросил стонущему:

— Принеси фонарь.

Матрос замолчал, встал и прихрамывая отправился на поиски фонаря. Постепенно оцепенение начало покидать и остальных матросов. Первый помощник указал на угол, свободный от блестящих осколков.

— Положите Фаленита туда. И пусть кто-нибудь сходит за крепкими кандалами.

Матросы молча повиновались. К тому времени, когда Аритона положили в указанном месте, вернулся раненый матрос, неся зажженный фонарь. Желтовато-медный свет отражался в струйках крови, которая текла по щекам и плечу принца. Его рваная рубаха уже успела пропитаться кровью.

— Я ведь предупреждал вас. Рубка — неподходящее место, чтобы держать такого пленника, — тихо высказал свой упрек офицер. — Прикажите, чтобы его перенесли в более надежное помещение.

— Когда мне понадобится ваш совет, я сам его спрошу, — сердито ответил ему первый помощник. — А пока останетесь здесь и будете караулить Фаленита до прихода лекаря. Думаю, он скоро появится.

Однако лекарь все еще был занят извлечением наконечника вражеской стрелы, застрявшей в животе капитана. Офицеру не оставалось ничего иного, как молча ждать. Не желая вызывать новые всплески раздражения, он не сказал своему командиру, что Аритон опасен не только магическими штучками. Одно его присутствие на корабле пугало матросов и могло подтолкнуть к бунту даже самых стойких и рассудительных.

В этот момент один из моряков вскрикнул и отскочил в сторону. Вернувшийся в эту минуту первый помощник увидел, что пленник пришел в себя. Открывшиеся изумрудно-зеленые глаза были устремлены на тех, кто находился в рубке. Острое лицо Фаленита оставалось бесстрастным, хотя наверняка только боль мешала ему повторить представление с тенями. Первый помощник вглядывался в лицо врага, чтобы увидеть хоть какие-то эмоции, но так ничего и не обнаружил.

— Напрасно старался, — наконец сказал первый помощник, чтобы как-то завязать разговор.

В его сознании никак не укладывалось, что у этого ублюдка и их любимого наследного принца одна мать. Его светлость Лизаэр непременно попытался бы завоевать симпатии своих пленителей изящными и остроумными речами, но Аритон Картанский предпочитал молчать. Он глядел в одну точку, а застывшее лицо казалось высеченным из камня. Гнетущую тишину нарушал лишь скрип такелажа и обшивки. Матросы беспокойно переминались с ноги на ногу, пока со стороны лестницы не послышалось характерное бряцание металла. Это возвращался матрос, посланный за кандалами.

— Закрепи их понадежнее, — велел первый помощник, поворачиваясь к двери. — Заклинаю возмездием Даркарона: не спускайте с него глаз. Королю он нужен живым.

С этими словами он удалился, на ходу распорядившись, чтобы плотник отправил кого-нибудь для починки кормового иллюминатора. Не успели матросы собрать нужные для работы инструменты, как «Брианну» вновь окутала непроглядная тьма. Грохот, послышавшийся со стороны кормы, заставил первого помощника вернуться в рубку.

На этот раз завеса рукотворной тьмы исчезла раньше, чем он налетел на штурманский стол. Аритон лежал на полу, придавленный телами стражников. Постепенно матросы пришли в себя и стали беспокойно озираться по сторонам. Им было не до соблюдения уставных отношений; несколько человек что-то сердито бормотали себе под нос.

— Потише!

Первый помощник склонил голову, чтобы выслушать доклад о случившемся.

— Стекло, — объяснил офицер. — Пытался перерезать веревки на запястьях, Даркарон побери этого ублюдка.

Пол возле лежащего Повелителя Теней был залит кровью. Кровь виднелась и на его тонких пальцах. При ближайшем рассмотрении оказалось, что ему почти удалось перерезать веревку.

— Раз так, стяните ему пальцы проволокой.

Не испытывая более к пленнику никакой жалости, первый помощник послал матроса за мотком проволоки.

Вскоре Аритон пришел в себя. Сильные руки матросов подхватили его и поставили на ноги. Он огляделся. Первый помощник подавил в себе отчаянное желание отойти в сторону, чтобы не встречаться взглядом с этими зелеными глазами. Только однажды он видел у человека подобное выражение лица; то был преступник, приговоренный к повешению за изнасилование собственной дочери.

— Жаль, что ты не погиб в бою, — тихо сказал первый помощник.

Аритон вновь не ответил. Этот человек словно обладал каким-то иным разумом, наглухо закрытым для понимания. Свет фонаря разливался по его лицу, по-прежнему остававшемуся бесстрастным. Кровь из пораненных рук продолжала капать на палубу. Первый помощник отвел глаза, испытывая беспокойство и замешательство. Ему почти не приходилось иметь дело с пленными, и он совсем ничего не знал о магии. Повелитель Теней был для него непостижимым, как само море.

— Покажите ему, каким бывает королевское правосудие, — приказал первый помощник, надеясь, что, дав матросам отыграться на пленнике, он несколько успокоит их.

Матросы распластали Аритона на штурманском столе. В их могучих руках он выглядел куклой. Однако даже связанный, Повелитель Теней пытался сопротивляться. Подогреваемые страхом и ненавистью, матросы рады были сполна отплатить Аритону за все свои раны и ссадины, полученные в рубке. Они сорвали с его запястий веревки и связали ему руки кусками ткани, усеянной мелкими осколками стекла. Аритон молча вынес это издевательство.

Первый помощник старался не показывать своего отвращения. Упрямство Повелителя Теней было совершенно бессмысленным и лишь разжигало в матросах жестокость. Если бы этот ублюдок кричал от боли, стонал и вообще вел бы себя как простой смертный, матросы были бы вполне удовлетворены. Однако он продолжал сопротивляться, пока с него не содрали рубаху и матросы не отошли, чтобы разглядеть свою жертву. Грудь Повелителя Теней часто и невысоко вздымалась, кожа была влажной от пота. Значит, этот упрямец отнюдь не был невосприимчивым к грубому обхождению.

— Ростом ублюдок не вышел для чародея!

Наиболее смелые из матросов занесли кулаки над грудной клеткой Аритона.

— Въехать ему пару-другую раз по ребрам — сразу тихим станет.

— Довольно! — рявкнул первый помощник.

Поняв, что матросы вошли в раж и не обращают внимания на его приказы, он поспешил вмешаться. Но путь ему преградил человек в запачканном белом халате.

Лекарь явился сюда, едва успев перевязать раны капитана. Он решительно протиснулся между матросами к лежащему на столе Аритону.

— Оставьте-ка его в покое! — прикрикнул лекарь на матросов. — Сегодня я и так немало шин наложил и костей вправил. Если мне опять придется чинить чьи-то ребра, то я, ей-богу, напьюсь еще до рассвета.

Ворча, матросы отошли от стола. Корабельный лекарь принялся за работу, накладывая повязки с мазями. Фаленский маг вздохнул и наконец-то заговорил.

— Я проклинаю твои руки. Пусть очередная рана, до которой ты дотронешься, покроется червями. Любой новорожденный ребенок, принятый тобой, зачахнет и умрет у тебя в руках, а его мать скончается от кровотечения и никакие снадобья ей не помогут. Хоть раз еще дотронься до меня — и узнаешь такие ужасы, какие тебе и не снились.

Лекарь осенил себя знамением. Он слышал, как бредят раненые, но чтобы они бредили так... Дрожащими руками лекарь продолжал обрабатывать раны, чувствуя, как пленник сопротивляется каждым мускулом своего тела.

— Тебе знакомо отчаяние? — спросил у него Аритон. — Ничего, я познакомлю тебя с ним. Глаза твоего сына-первенца заплывут гноем, которым будут лакомиться мухи, облепившие ему глазницы.

Матросы, отпуская проклятия, с трудом сдерживались, чтобы не вмешаться.

— Закройте рты! — прикрикнул на них лекарь. Закусив губы, он упрямо продолжал перевязывать раны Аритона. Будь у него сыновья, угроза Повелителя Теней могла бы испугать его. Но у корабельного лекаря были только дочери. В противном случае этот незлой человек нарушил бы клятву милосердия и намеренно причинил бы Аритону сильную боль.

— С вашего позволения, я удаляюсь, — сказал он первому помощнику, перевязав последнюю рану. — Я сделал все, что мог.

Помощник кивнул. Теперь Аритону можно было связывать руки проволокой. Едва только первый виток впился ему в кожу, пленник перенес свои проклятия на старшего помощника. Следуя примеру лекаря, первый помощник не позволил себе опуститься до ответных выпадов. Заложив руки за спину, он внешне спокойно выслушивал потоки брани, обращенные в адрес его матери, жены и любовницы. Затем настал черед его самого. Наконец терпение первого помощника иссякло.

— Зря стараешься!

Если Повелитель Теней произносил свои проклятия с холодным спокойствием, то слова первого помощника прозвучали с каким-то истерическим визгом. Смутившись, он попытался умерить пыл.

— Проклиная меня и моих близких, ты вряд ли изменишь свою участь. Зачем ты усложняешь себе жизнь? После такого с тобой просто невозможно обращаться по-человечески.

— Иди-ка позабавься со своей сестренкой, — отозвался Аритон.

Первый помощник побагровел. Понимая, что дальнейшие разговоры с пленником бесполезны, он велел матросам:

— Вгоните этому мерзавцу кляп в рот. Когда закончите связывать ему руки, заприте в парусном трюме и приставьте охрану.

Матросы стянули проволокой запястья Аритона. Первый помощник с тревогой наблюдал за доведенными до отчаяния людьми. Его положение было не менее отчаянным: опасность подстерегала его с обеих сторон. Одно опрометчивое действие или слово — и на «Брианне» вспыхнет бунт. Но еще большую угрозу представлял щуплый Повелитель Теней, способный своими иллюзиями навлечь чудовищные разрушения. Для обуздания Аритона годились любые способы. Первый помощник потер кулаками воспаленные, слезящиеся глаза. Поразмыслив, он понял, что ему остается только снова прибегнуть к помощи лекаря «Брианны».

Первый помощник явился в корабельный лазарет, даже не вздумав постучать.

— Вы можете приготовить снадобье, способное держать человека в одурманенном состоянии?

Рассерженный тем, что его оторвали от дела, лекарь неохотно ответил:

— У меня есть лишь одна трава, настой которой уменьшает боль. Если увеличить порцию, можно замутить человеку разум, но это небезопасно. К снадобью привыкают, и через какое-то время тот, кому его давали, уже не сможет без этого зелья.

Последствия первого помощника не волновали.

— Напоите вашим зельем пленника, и как можно быстрее.

Лекарь оторвался от больного, которому перевязывал рану, и с тревогой взглянул на командира. Но первый помощник не дал ему возразить.

— Я не призываю вас нарушать клятву милосердия. Если вам так надо, можете возложить всю вину на меня, но я не хочу, чтобы из-за какого-то фаленитского ублюдка на корабле вспыхнул бунт. Нам бы только доставить Аритона в королевские застенки, и тогда никто не сможет упрекнуть нас в том, что мы не выполнили свой долг.

На лице первого помощника читался неподдельный страх. Лекарь подозвал подручного и велел ему закончить перевязку. Затем без излишней спешки стал разглядывать содержимое полки со снадобьями.

— А если у него повредится разум, кто будет держать ответ?

Первый помощник судорожно втянул в себя воздух.

— Даркарон-мститель! Если наши матросы взбесятся и перережут этому ублюдку глотку, нам всем несдобровать. Не пощадят даже юнгу. А у Аритона достанет безумия побудить их к расправе над ним. Ну какое еще средство есть у меня, чтобы предотвратить беду?

Лекарь долго гремел баночками с лекарствами, наконец выбрал одну из них, нацепил очки, чтобы прочесть этикетку, и заявил:

— До Королевской Гавани — двадцать дней ходу, и то если повезет с погодой. Невозможно одурманить человека на такой срок без риска свести его с ума. Я где-то читал, что магов специально обучают разлагать некоторые яды. Чтобы он не устроил новый трюк, ему придется давать предельно допустимые порции.

— Тогда мы идем к Южному острову.

Вдохновленный спасительным решением, первый помощник отер пот со лба.

— Наследный принц сейчас как раз там, поскольку ухаживает за дочкой тамошнего графа. Даже если не будет попутного ветра, мы окажемся там через пять дней. Вы пока будете поить Аритона зельем, а потом пусть его высочество берет на себя заботу о препровождении этого ублюдка, своего братца, к королю.

Лекарь вздохнул, вынужденный подчиниться. Пять дней под действием этого снадобья, конечно, не доставят Аритону приятных ощущений, но и не причинят непоправимого вреда. Вручить наследника короля-пирата заботам принца Лизаэра виделось ему самым мудрым решением. Врожденный дар принца повелевать светом был равным по силе магии теней, а его решения и приговоры даже в делах, касавшихся кровавой вражды, отличались редкой честностью и справедливостью.

Наследный принц

Двор в графском замке, отведенный для боевых состязаний, был ярко залит солнцем. Оттуда доносился стук и звон мечей. Услыхав эти звуки, гонец, отправленный в замок из гавани, сменил бег на шаг. Лизаэр, наследный принц Амрота, довольно часто гостил на Южном острове, и даже слуги знали: если его высочество избрал для состязаний стальное оружие, никому не позволено нарушать ход поединка. Поэтому гонец остановился в тени галереи. Он терпеливо ждал, хотя доставленные им новости были исключительно важными и задержка с их передачей могла ему дорого обойтись.

Принц, однако, сразу же заметил появление гонца. Продолжая отражать удары противника, он встряхнул головой, отбросив со лба прядь золотистых волос, и дружески подмигнул прибывшему. Это секундная невнимательность оказалась на руку его противнику; тот сделал новый выпад и сумел выбить оружие из руки принца. Королевский меч описал в воздухе сверкающую дугу и упал, взметнув фонтанчик песчаных брызг.

Стройный, ладно сложенный принц, великодушно улыбаясь, поднял обе руки. Кинжал, который он все еще сжимал в левой руке, полетел на песок и упал рядом с мечом.

— Это тебе в награду. Насколько понимаю, ты выиграл пари, заключенное со своей женой, да благословит Эт наследника, которого она носит, — сказал Лизаэр.

Победа была полной неожиданностью для темноволосого вельможи, и тот изумленно взирал на принца.

— Ваше высочество, даже самому Дейлиону-судьбоносцу неведомы такие подробности о моей семье. Кто вам рассказал?

Принц вновь рассмеялся.

— О чем? О вашем пари или вашем будущем ребенке?

Лизаэр поправил шнуровку на своей рубашке и направился к поджидавшему его гонцу.

Вельможа подозрительно покосился на меч и вонзившийся в песок кинжал, лезвие которого все еще подрагивало.

— Вы намеренно поддались мне, будь я проклят, если это не так, — пробормотал он.

Лизаэр, старший сын амротского короля, замер на месте. Его синие глаза удивленно распахнулись.

— Ты так думаешь? В таком случае, я куплю для твоей жены жемчужину, и завтра мы снова сразимся. Проигравший будет платить за ее огранку.

Продолжая улыбаться, принц обратился к гонцу:

— Какие вести ты принес?

Гонец в мундире с гербом графа поклонился и взглядом указал на слугу, стоявшего неподалеку.

— Эти вести только для ваших ушей, ваше высочество.

Принц велел слуге подобрать брошенное оружие, а сам ступил в тень под аркой, и его лицо сразу же сделалось серьезным.

— Не иначе моя тетушка свалилась с кровати и скончалась, бедняжка?

Шутка была довольно грубой, но принц произнес ее с неподражаемым изяществом. Гонец облегченно вздохнул.

— С вашей тетушкой все в порядке. Меня послал к вам первый помощник капитана «Брианны» — боевого корабля его величества. Он велел сообщить вам, что у них в трюме находится захваченный в плен Аритон Фаленский — сын пиратского короля.

Лизаэр остановился как вкопанный. Лицо его, раскрасневшееся от поединка, мигом побелело. Он стиснул кулаки, отчего те тоже сделались белыми.

— Живой, — тихо произнес принц.

Кровавая вражда между Амротом и пиратами Картана длилась на протяжении жизни семи поколений, но такое случилось впервые. Лизаэр старался подавить вспыхнувшее ликование. С самого раннего детства, сколько он себя помнил, эта безжалостная война приносила горе и страдания. Еще до его появления на свет, во время очередного столкновения, погибла первая королева — одна из дочерей человека, имя которого никто в ближайшем окружении короля не осмеливался упоминать. Вся жизнь Лизаэра при дворе протекала под страхом вспышек отцовского гнева, и этот гнев неизменно был связан с династией Фаленитов. Сейчас принц старался побороть в себе инстинктивную ненависть, закипевшую в нем при упоминании имени Аритона. Пленник на борту «Брианны» был его единоутробным братом. Но являлся ли Аритон преступником, заслуживающим жестокого обращения и смерти, которой наверняка потребует для него амротский король, охваченный жаждой мести? Любой благородный человек не имел права огульно обвинять и ненавидеть всех Фаленитов.

Гонец, наблюдавший за Лизаэром, весь сжался, боясь даже дышать. Почувствовав его состояние, принц отбросил мрачные мысли и ободряюще похлопал посланца по плечу.

— Можешь не волноваться. Окончательно решать судьбу незаконного сына моей матери будет лишь королевское правосудие. Старший помощник «Брианны» поступил правильно, причалив здесь и сообщив мне о пленнике.

Гонец с облегчением поклонился.

— Ступай на кухню, там тебя накормят и дадут чего-нибудь выпить, — велел ему принц. — Я отправлю на «Брианну» пажа из своей свиты, чтобы сообщить о моем желании немедленно видеть пленника.

Гонец, не ожидавший, что с ним обойдутся столь благосклонно (часто бывало, что за неприятные вести отыгрывались на тех, кто их приносил), снова поклонился и поспешил исчезнуть. Принц остался стоять в галерее, и выражение его лица удивило недавнего противника.

— Что-нибудь случилось, ваше высочество?

Эти слова заставили наследного принца Амротского очнуться.

— Неприятности, — коротко ответил он и досадливо оглядел свое запыленное, пропахшее потом одеяние.

Стремясь угодить принцу, темноволосый вельможа поманил пальцем слугу, ждавшего с мечами в руках.

— Пошли за камердинером его высочества.

— А заодно и за начальником графской стражи, — быстро добавил Лизаэр. — Проводишь его прямо в мои покои. Если будет ворчать из-за спешки, скажи ему без обиняков, что я не поскуплюсь на выпивку.

Щелкнул замок. Тут же послышалась яростная брань. Первый помощник распахнул тяжелую деревянную дверь. Он повесил принесенный фонарь на гвоздь, торчащий в потолочной балке, затем пропустил вперед принца Лизаэра, в одеждах из золотистого шелка и парчи, украшенных сапфирами — свидетельстве принадлежности к королевскому роду.

В парусном трюме было душно от полуденной жары. Пахло плесенью и сыростью. Хотя «Брианна» стояла на якоре, верхняя воздушная решетка была наглухо задраена, словно в шторм. Фонарь отбрасывал длинные звездчатые тени, качавшиеся в такт волнам.

Взбудораженный до предела, первый помощник махнул рукой в сторону дальнего темного угла.

— Там, ваше высочество. Будьте осторожны; он только что очнулся и потому опасен.

Лизаэр шагнул вперед, отчего сверкнули сапфиры на его одежде.

— Оставь нас, — тихо сказал он первому помощнику. Когда дверь со скрипом закрылась, Лизаэр усилием воли подавил охватившее его волнение и стал ждать, пока глаза привыкнут к тусклому освещению.

В колеблющемся свете фонаря принц разглядел Аритона Фаленского, который сидел, прислонившись к сложенной штабелем парусине. Он явно не притрагивался к лежащим рядом сухарям, кружка с водой также была нетронута. Распухшая челюсть лишь подчеркивала острые черты его надменного лица, столь схожего с лицом отца. Глаза Аритона были устремлены в одну точку, и в них полыхала ярость.

При одном взгляде на брата у Лизаэра все внутри похолодело. Полумрак мешал принцу разглядеть пленника, и он снял фонарь с гвоздя. Теперь свет безжалостно обнажил то, что прежде оставалось скрытым. Оказывается, незаконный сын королевы был невысокого роста, и это сильно удивило Лизаэра. Однако тело его было упругим и жилистым, как у дикой кошки. Кожа на лодыжках и запястьях была стерта кандалами; помимо оков руки Аритона стягивала проволока, на которой запеклась кровь. Лизаэра обожгла жалость к пленнику. Да, он слышал рассказ первого помощника и вполне понимал страх матросов. Но разве им было мало кандалов и цепей? Проволока воспринималась принцем как символ бессмысленной жестокости.

Потрясенный Лизаэр повесил фонарь обратно на гвоздь. Он уже собирался позвать сюда боцмана, матросов, кого-нибудь из корабельного начальства и приказать освободить руки Аритона от проволоки, но тут пленник заговорил.

— Вот и свиделись. Добро пожаловать, брат.

Наследный принц не обратил внимания на язвительность его тона. Кровавая вражда способна продолжаться лишь до тех пор, пока у обеих сторон сохраняется желание враждовать.

— Если ты своим колдовством окутал тьмой и погубил команды семи кораблей, никакое родство не спасет тебя от суда. Никакие причины не оправдают убийство несчастных матросов.

— Которые плавали на королевских военных кораблях, — ответил, выпрямляясь, Аритон. Звякнули цепи, разбудив звонкое эхо. — Попроси меня показать человека, которого не в чем обвинить, и я покажу тебе мертвеца.

Чтобы скрыть дрожь омерзения, Лизаэр отошел и уперся плечами в запертую дверь. Увы, первый помощник ничего не преувеличил, чтобы оправдать суровость своих действий. Наследный принц молча глядел на лицо брата, все человеческие проявления которого были погребены под толстым слоем неуправляемой злобы.

— «Убей меня, и стану я беспомощней младенца», — процитировал Аритон, сопроводив свои слова презрительной улыбкой. — Или боишься замараться?

Наследный принц стиснул зубы, удивляясь, сколько ненависти могут вызвать в нем всего несколько слов.

Аритон действовал на него, как соль, посыпанная на рану, особенно его нарочито высокопарная манера речи, с которой он произносил отнюдь не высокопарные слова.

— Клянусь сгнившими костями нашей мамаши, на тебе столько кружев и драгоценностей, что в глазах рябит! Смотри-ка, еще и меч! Ты его прицепил для пущей важности?

— Ты меня не заденешь своими насмешками и ничего не добьешься. — Лизаэр решил выяснить, чем вызвано подобное поведение пленника, и изо всех сил сдерживался. — Разве что ужасной смерти, какую и псу не пожелаешь.

— Ну да, а ты великодушно предлагаешь мне собачью жизнь, — огрызнулся в ответ Аритон.

Неожиданно он дернулся и связанными проволокой пальцами ударил по кружке с водой. Дешевая посудина загремела по полу, оставляя за собой цепочку маленьких лужиц.

— Предпочитаю не лакать из миски. Говоришь, задевать тебя? Помилуй, я еще и не начинал.

Глаза Аритона сузились в щелочки. Невидимая магическая игла пронзила сознание Лизаэра. Наследный принц спохватился слишком поздно. Достаточно ему было на одно мгновение ослабить бдительность, как Повелитель Теней сокрушил его защитный барьер. Аритон словно раскаленным прутом стремительно прошелся по сознанию Лизаэра, моментально прочитав, перетасовав и отбросив все благородные намерения, побуждавшие наследного принца к справедливости и состраданию. Понятия чести для Фаленита не существовало. Он пролез в сокровеннейшие уголки памяти своего брата и в конце концов добрался до одного воспоминания раннего детства. Теперь в связанных руках Аритона появилось оружие...

Трехлетнего Лизаэра было невозможно уложить спать. В тот день он сверх всякой меры переел сластей и пришел в неописуемое возбуждение от торжеств в честь собственного дня рождения. Он без устали бегал, кувыркался на ковре и заливисто хохотал.

— Хочу к маме! — кричал он своему камердинеру, выглядевшему куда более усталым и измученным, чем обычно.

Целый день камердинеру пришлось сносить проделки своенравного и непоседливого малыша, что явилось тяжким испытанием для его достоинства.

Королевской няньке удалось оторвать ребенка от пола. Хотя она и привыкла управляться с малышами, с Лизаэром справиться оказалось непросто: он вьюном извивался у нее в руках, отчего его ночная рубашка плотно обмоталась вокруг его шеи.

— Хватит шалить! — прикрикнула на принца нянька. — Только еще не хватает, чтобы вы задохнулись!

Лизаэр звонко смеялся.

— Хочу к маме! — повторил он.

Рассерженная нянька расправила на принце ночную рубашку.

— Если я исполню ваше желание, вы обещаете, что лишь поцелуете маму и пожелаете ей спокойной ночи, а потом немедленно вернетесь, ляжете в кровать и будете лежать с закрытыми глазками, пока не заснете?

Малыш улыбнулся своей удивительной улыбкой, заставлявшей таять сердца всех, кто его окружал.

— Обещаю, — пролепетал он.

— Помните, принц никогда не нарушает данного им слова, — предупредила его нянька.

Маленький Лизаэр серьезно кивнул в ответ.

— Вот и посмотрим, как вы умеете держать слово.

Нянька пригладила его золотистые волосы, затем передала принца в руки терпеливого камердинера.

— Отведите его к маме. Он у нас хороший мальчик. Сегодня — день его рождения, и королева не станет возражать.

Пока спускались по лестнице, Лизаэр болтал без умолку. Невзирая на почтенный возраст, камердинер сохранил острый слух. Однако к тому времени, когда они добрались до королевских покоев, в ушах у него звенело, к тому же в руках извивался восторженный принц, предвкушавший встречу с матерью. Неудивительно, что предупреждения караульных камердинер просто не расслышал.

Он отодвинул расшитый занавес и с Лизаэром на руках вошел в приемную королевы Талеры. Камердинера насторожило, что в такой час здесь было непривычно пусто. Обычно комната ярко освещалась. Сейчас же были зажжены лишь несколько свечей, тускло озарявших мебель и шпалеры, украшенные драгоценными камнями. Камердинер в нерешительности остановился и машинально опустил принца на пол. Он понял, что они явились сюда не вовремя, но Лизаэр был еще слишком мал и не разбирался в подобных тонкостях. Вырвав свою ручонку из руки камердинера, малыш бросился вперед.

Едва Лизаэр пересек порог материнских покоев, даже своим детским умом он понял, что обстановка там далеко не праздничная. Рядом с матерью сидел его отец, и оба были чем-то рассержены.

— Ты не сделаешь моего ребенка орудием в своей вражде с Фаленитами, — произнесла королева.

Лизаэр еще ни разу не слышал, чтобы его мать говорила таким сердитым и резким тоном. Босые ноги принца ступали бесшумно, а полумрак делал его присутствие незаметным. Остававшийся в приемной камердинер не осмеливался вмешаться, ибо тогда королевский гнев неминуемо обрушился бы на него. Обхватив седую голову руками, он молился о том, чтобы у малолетнего принца хватило догадливости уйти из материнских покоев.

Увы, Лизаэр был все же слишком мал и не умел рассуждать по-взрослому. Вдобавок он перепугался и потому замер в своем углу. Королева продолжала, и ее раувенский выговор придавал особую силу словам.

— Дар нашего сына — не оружие. Неужели ты осмелишься втянуть и его в это? Только попробуй, и клянусь Этом, больше детей от меня ты не получишь.

Лизаэр нахмурился, пытаясь понять смысл ее слов. Он понимал, что речь идет о нем и о его умении зажигать в воздухе сияющие огни, стоило ему лишь захотеть или представить себе солнце.

Король резко встал с кресла. Его тень мелькнула по стенам, словно хищная птица, когда он наклонился и схватил королеву за руки.

— Запомни: если ты посмеешь мне мешать, я заставлю тебя рожать без перерыва. Вини своего отца за то, что поскупился щедрее наделить тебя этим даром. Магия и дети оказались никудышным сочетанием.

Королева вырвала руки, зазвенев браслетами. Локтем она угодила в стоящий сбоку столик и опрокинула хрустальную вазу. На ковер посыпались осколки вперемешку с засахаренными орехами. Лизаэр всхлипнул. Родители по-прежнему не подозревали о его присутствии. Малышу захотелось убежать, но камердинер куда-то пропал, а идти один он боялся.

— Хватит юлить, ведьма! Мне надоели твои отговорки. Я овладею тобой прямо сейчас, и так будет повторяться каждую ночь, пока ты не зачнешь обещанного мне Повелителя Теней.

Король навалился на свою жену. Зловеще блеснули драгоценные камни на рукавах его камзола. Королева сопротивлялась. Он грубо притиснул ее к себе, шелковое платье Талеры треснуло со странным звуком, похожим на крик загнанного зверька, обнажив изящную спину королевы.

Король расхохотался.

— Фалениты будут со дна морского проклинать твоих милых, наделенных необыкновенным даром детей.

Королева продолжала отбиваться. Алмазные заколки выпали из ее светлых волос, и золотистые пряди оказались дополнительной помехой для грубых мужниных пальцев. Даже издали Лизаэр видел слезы на глазах матери, однако голос ее оставался ровным и уверенным.

— Возьмешь меня силой — камни Раувенской башни будут мне свидетелями: я отплачу тебе той же монетой. Часть моего приданого я отдам Фаленитам, и пусть тогда Илессиды пожинают горе и страдания!

— Ты, никак, вздумала мне угрожать? Клянусь Даркароном, ты об этом пожалеешь!

Король ударил жену. Потеряв равновесие, королева упала на стол, зацепив спиною скатерть и опрокинув графин с вином. Темно-красная жидкость, словно кровь, заструилась по белому полотну.

Потрясенный отцовской жестокостью, Лизаэр не выдержал и закричал:

— Не смей бить маму!

Опешивший король обернулся и увидел в дверях сына. Он недовольно поморщился.

— Прочь отсюда!

— Нет! — Королева выпрямилась и протянула к сыну дрожащие руки. — Лизаэр, маленький мой, иди ко мне.

Перепуганный малыш опрометью бросился к матери и уткнулся лицом в ее колени. Он чувствовал, как, пытаясь его успокоить, мать все еще дрожала. Складки материнского платья мешали ему расслышать слова, произнесенные королем. Потом король ушел, громко хлопнув дверью. Королева взяла сына на руки и стала гладить его волосы, такие же золотистые и блестящие, как ее собственные.

Она поцеловала Лизаэра.

— Не бойся, мой маленький. Все будет хорошо.

Но Лизаэр знал, что мать лжет. Той же ночью Талера навсегда покинула Амрот...

Что-то слегка звякнуло, словно треснул хрустальный бокал, и Лизаэр вновь оказался в душном полутемном трюме. Лицо его было мокрым от слез. Мать предала его, и воспоминание о той детской боли всколыхнуло в нем волну ярости. Лизаэр словно забыл, что прошло уже двадцать лет. Давнишние страдания пробили брешь в его сознании. Туда-то Аритон Фаленский и направил новую тень.

Грязный пол трюма исчез, и Лизаэр увидел шевелящиеся шелковые простыни, а под ними — две слившиеся в объятии человеческие фигуры. Принцу стало трудно дышать; в горле встал ком. Темноволосый мужчина, тело которого покрывали боевые шрамы, был, конечно же, Аваром Фаленским. Рядом с ним, в сиянии золотистых волос, лежала Талера, королева Амрота. Лицо ее светилось радостью.

Аритон стремительно покинул сознание принца. Ухмыляясь, он кивнул в сторону лежащей пары:

— Может, тебе показать и все остальное?

Пальцы Лизаэра обхватили рукоять меча. Мать и ее ненавистный возлюбленный качнулись, словно пламя задуваемых свечей, и пропали. В довершение всего Лизаэр заметил усмешку на бесстыдном лице Аритона. Ослепленный гневом, наследный принц вдруг увидел в брате все черты его отца-прелюбодея. Выхватив меч, он плашмя ударил им Аритона по голове. Фонарь качнулся, и по стенам душного трюма заметались причудливые тени.

Удар опрокинул полусидящего Фаленита. Проволока, связывавшая его пальцы, чиркнула по кипе парусины, и он повалился на пол. Обмякший, точно марионетка, у которой обрезали нити, Аритон лежал на боку, изо рта его вытекала струйка крови.

— Какой великолепный удар, — произнес Аритон, хрипло, с присвистом втягивая воздух. — Но почему бы не нанести его острием?

Однако в его голосе уже не было прежнего язвительно-циничного оттенка.

Секундное помутнение окончилось, и к Лизаэру вернулся разум. Наследному принцу стало нестерпимо стыдно. За всю свою жизнь он ни разу не ударил беспомощного человека. Содеянное отозвалось в нем душевной болью. Тяжело дыша, он отвел занесенный над врагом меч.

— Хочешь, чтобы я тебя убил? — спросил Лизаэр.

Досадуя на дрожь в руке, принц опустил меч.

— Эт свидетель, такого удовольствия я тебе не доставлю. Пусть неукротимая страсть к отмщению, присущая твоему отцу, падет на голову другого, но не на мою.

Лизаэр наискось ударил мечом по двери. Когда замер последний отзвук удара, Аритон вздрогнул и закрыл глаза. По телу его пробежала судорога, на какое-то мгновение он утратил контроль над собой, и Лизаэру открылись бездны горя и отчаяния, владевшие сыном пиратского короля. Потом лицо Аритона вновь превратилось в маску безразличия, и он произнес:

— Я был первым помощником на «Сариате». Бригантиной командовал мой отец.

Наследный принц Амрота задохнулся, пронзенный внезапным осознанием. Значит, первоначальная запись в вахтенном журнале «Брианны» оказалась правильной, и капитан «Сариата» действительно сгорел вместе с бригантиной. Итак, пиратский король Картана был мертв, а здесь, на грязном полу трюма, лежал, умоляя о смерти, его единственный сын, последний из династии Фаленитов.

От Аритона не ускользнула перемена в настроении единоутробного брата. Он приподнялся на локте и заговорил неожиданно горячо:

— Одолжи мне твой кинжал. Обещаю тебе как принц принцу: вражда между Фаленитами и Илессидами прекратится навсегда. Больше причин для кровопролития уже не будет.

— Не могу.

Лизаэр взглянул на израненное лицо пленника и уже мягче добавил:

— Если ты умрешь, отец прикажет казнить всю команду «Брианны».

Аритон ответил с привычной язвительностью:

— Ты так милосерден! Не забудь только назвать количество золота, которое их ожидает, если они доставят меня живым.

Во вспыхнувших зеленых глазах отразился свет фонаря.

— Заботишься о том, чтобы я попал в руки твоего отца? Еще бы, в руках короля Амрота я превращусь в игрушку для пыток, стану мишенью для ненависти, порожденной нашей матерью, моим отцом и семью поколениями моряков, промышлявших пиратством.

Аритон опустил глаза.

— Прошу тебя, не дай мне оказаться в этой роли. Позволь мне лишить себя жизни. Это избавит от дальнейшего позора и меня, и твою семью.

Бесхитростность просьбы пленника подействовала на наследного принца, словно удар. У него перехватило дыхание, и он не мог произнести ни слова. Лизаэр молча поднял с пола меч и поспешно убрал его в ножны. Его приход сюда вдруг показался наследному принцу жалкой мишурой, бессмыслицей, игрой надменного и лицемерного комедианта. Не доверяя своим чувствам, Лизаэр быстро вышел из трюма и захлопнул дверь. Короткий миг безумия едва не толкнул его на убийство; чтобы прекратить страдания преступника, он был готов пожертвовать несколькими сотнями жизней преданных королю матросов. Наследный принц Амрота трясущимися руками схватился за перила лестницы, ведущей наверх.

— Дейлион-судьбоносец мне судья, но ты заслуживаешь того, что получил, — пробормотал Лизаэр, оглянувшись на закрытую дверь парусного трюма.

— Ваша светлость, все в порядке? — спросил первый помощник «Брианны».

Оказалось, что он стоял здесь на страже, но поскольку фонарь остался в парусном трюме, Лизаэр не заметил его присутствия.

Наследный принц замер от удивления. Он считал, что за дверью не было никого, и отнюдь не обрадовался предупредительности первого помощника.

— Все в порядке, — коротко ответил Лизаэр. Первый помощник хорошо знал придворный этикет и потому воздержался от дальнейших расспросов. Он молча принес оставленный принцем фонарь и сосредоточенно запер на все засовы дверь трюма.

Лизаэр поспешно поднялся наверх, морщась от запаха собственного пропотевшего одеяния. Видения, порожденные магией Фаленита, продолжали жечь его. Встреча с единоутробным братом поколебала его горделивую самоуверенность. Хуже того, он по-прежнему испытывал к Аритону жалость. Тот был прав: встреча с королем Амрота сулила ему мучительную смерть. Впервые в жизни Лизаэр по-настоящему понял безграничную ненависть своего отца к Фаленитам; для него все они были дьявольским отродьем.

Чувствуя, что первый помощник по-прежнему ждет распоряжений, принц решительно провел рукой по волосам.

— Говорю тебе, на мне нет ни единой царапины, — повторил он, подумав: «Хорошо, что хотя бы голос перестал дрожать». — Пошли лекаря вниз. Пусть постоянно держит пленника в дурмане. Таков мой приказ. И еще: «Брианна», не дожидаясь отлива, должна сняться с якоря и взять курс на Королевскую Гавань.

Первый помощник поднял на принца испуганные глаза.

— Ваше высочество, это снадобье небезопасно. Увеличенные порции могут лишить пленника разума.

Синие глаза принца холодно блеснули, подобно сапфирам на его костюме.

— Думаешь, я этого не знаю? По сравнению с судом и приговором, ожидающим Фаленита, безумие явится для него благом. Пусть это облегчит ему исчезновение под Колесом Судьбы. Ведь он, по правде говоря, — последний из Фаленитов.

Первый помощник удивленно взглянул на Лизаэра.

— Значит, пиратский король погиб?

Лизаэр кивнул.

— Это должно очень обрадовать моего отца. Если лекарь боится королевского гнева, скажи ему и всем на корабле, что я поплыву вместе с вами и в случае чего вступлюсь за вас.

Ясновидец

Неясный свет утра проник под своды Раувенской башни, еще резче очертив обеспокоенное лицо верховного мага. Тот перестал расхаживать взад-вперед, и его усталые глаза обратились на сидящего на полу ясновидца. Однако тот все еще находился в забытьи, не выказывая признаков возвращающегося сознания. Лицо сидящего оставалось отрешенным. Его сложенные худые руки по-прежнему покоились поверх складок мантии, и их положение со вчерашнего вечера ничуть не изменилось.

Верховный маг старался подавить нараставшее нетерпение. Он силился разглядеть хоть какой-то намек на содержание образов, предстающих перед опытным и одаренным ясновидцем. Каковы они? Зловещие или, наоборот, благоприятные?

— Что случилось с моим внуком?

Слова сорвались с губ верховного мага раньше, чем он сообразил, что говорит вслух. Однако его тревога не оставляла места для сожалений. Высохший старый маг затаил дыхание, ожидая ответа.

Ясновидец открыл свои отрешенные глаза. Он один из немногих знал, как горячо этот старик, которому изменила привычная выдержка, любил своего внука — незаконного сына его дочери. Тщательно подбирая каждое слово, ясновидец ответил:

— Я вижу некое место, находящееся в непрестанном движении, но без света. Там пахнет холстами, сыростью и плесенью.

Между тем ясновидец ни словом не обмолвился о боли, голоде и жажде, испытываемых внуком мага. Зачем огорчать старика, когда положение Аритона оставалось неизменным, если не считать недолгого пребывания рядом с ним принца — сына Амротского короля?

Прорицатель снова закрыл глаза. Какими словами мог бы поведать он престарелому магу, что его любимый внук пытался покончить с собой? Есть ли фразы, способные преуменьшить отчаяние, толкнувшее Аритона на подобный шаг? Какими словами расскажешь о короле, чья слепая ненависть к изменившей ему жене может вскоре обрушиться на ее беззащитного сына?

Ясновидец не любил сообщать печальные новости, не приправив их чем-либо обнадеживающим. Он вновь погрузился в забытье, вынужденный разделять ужасную участь Аритона до тех пор, пока не отыщет хоть крупицу света, способную немного развеять горе деда. Далеко от океанских просторов, по которым плыл корабль, вдали от скрипа снастей и соленых брызг верховный маг вновь начал мерить шагами комнату.

Окна башни залили красные лучи восходящего солнца. Сухопарый, чем-то напоминающий в своей черной мантии ворону, верховный маг замер. Его сердце похолодело от дурных предчувствий.

Ясновидец выпрямился. Лицо его было белым как мел. Он резко открыл свои карие глаза и прошептал:

— Даркарон, помилуй его.

— Я чувствую, что новости плохи, — сказал верховный маг. — Быстро рассказывай о том, что видел.

Ясновидец прерывисто вздохнул и поднял голову. Его руки беспомощно повисли.

— Аритон попал в плен и находится на борту амротского военного корабля. Он делал все, чтобы не попасть в плен живым, но его усилия оказались тщетными. Пленители каким-то снадобьем привели его в бессознательное состояние и намерены держать так до тех пор, пока корабль не придет в Королевскую Гавань.

Лицо верховного мага окаменело, глаза перестали видеть окружающий мир, а воспоминания перенесли его в ту пору, когда темноволосый мальчик справился со своим первым уроком по магии теней.

«Это чем-то похоже на музыку!»

Воодушевленный чудесным открытием, мальчик светился доверчивой радостью, и она мгновенно сняла всю душевную боль мага, переживавшего безвременную смерть дочери.

Верховный маг вцепился в каменный подоконник.

— Аритон — самый талантливый из всех моих учеников.

Ясновидец, желая утешить старика, осторожно положил ему руку на плечо. Тот раздраженно дернулся.

— Знаешь ли ты, от чего мальчик отказался, согласившись принять наследие отца?

Верховный маг произнес эти слова, повернувшись к окну, как будто волны, бьющиеся внизу о прибрежные скалы, могли откликнуться на его боль. Хриплым голосом он продолжал:

— Если они решатся мучить и истязать Аритона, король Амрота будет горько сожалеть, что нельзя повернуть Колесо Судьбы назад и отменить собственные повеления. За каждую жестокость по отношению к Аритону я отплачу в той же мере, обратив свою силу против тела и души его первенца.

— Который тоже приходится вам внуком! — воскликнул ясновидец, отчаянно пытаясь предотвратить гнев, предвестие которого прозвучало в угрозе верховного мага.

Но его мольбы были обращены к ушам, глухим ко всему, кроме вздохов и стонов дующего с моря ветра.

В нескольких строках

Вызванный начальником берегового дозора, главнокомандующий амротским флотом пересчитывает появившиеся на горизонте военные корабли, которые возвращаются в Королевскую Гавань. Насчитав девять, он клянет Фаленитов за остальные восемь, которые могли отстать из-за повреждений, утонуть или быть захвачены...

Корабельный лекарь военного судна «Брианна» жадно прикладывается к бутылке с ромом, думая, что это поможет ему отвлечься от криков пленника, содержащегося в парусном трюме и доводимого постоянно вливаемым в него снадобьем до мучительных кошмаров...

Мир, живущий под туманными небесами, ждет исполнения пророчества, сделанного пять веков назад, и пока даже великие мудрецы этого мира не знают, что осуществление пророчества зависит от совместных усилий двух принцев...