Том 2. Произведения 1938–1941

Введенский Александр Иванович

Приложение IV *

Ранние стихотворения

 

 

«И я в моем теплом теле…»

*

И я в моем теплом теле лелеял глухую лень. Сонно звенят недели, вечность проходит в тень. Месяца лысое темя прикрыто дымным плащом, музыкой сонного времени мой увенчаю дом. Ухо улицы глухо, кружится карусель. Звезды злые старухи качают дней колыбель.

Май 1920 года

 

Отрывок из поэмы

*

На набережной болтаются дома у самой реки, Безкосые китайцы ждут звездной руки. А каменные солдаты, мечтающие о хлебе, проваливаются в квадраты, просверленные на небе. Внимания не обращая ни на Великого, ни на Петра, дряхлым шагам внимая, заря поет до утра. Земли еще дышит красными шестами мятежей. Шаги прозвучат еще тише по дорогам соседних аллей.

Август 1920 г.

 

Стихи из цикла «Дивертисмент»

*

 

«Играет на корнете-а-пистоне…»

Играет на корнете-а-пистоне Мой друг, мой верный друг. На голубом балконе Из длинных синих рук.   Мое подымет платье   Веселый ветерок,   Играя па закате   снеющий рожок. Я прохожу по улице В юбке до колен; Становишься распутницей: Так много перемен.   Я в лавке продовольственной   В очередях стою.   Все помню с удовольствием   Последнее люблю! И плачу долгим вечером, И думаю о нем, Что ж — делать больше нечего. Вздыхаю пред огнем.

 

«Та-ра-ра-бумбия…»

Та-ра-ра-бумбия Сижу на тумбе я.   Простерты руки   К скучной скуке. Рука простертая Ласкает звездочки, А солнце мертвое Лежит на жердочке.   У нее узкая талия   В руках белое полотенце:   Мои глаза в Австралии   Темнее тамошних туземцев. Та-ра-ра-бумбия Сижу на тумбе я.

 

«Ночь каменеет на мосту…»

Ночь каменеет на мосту, Холодный снег и сух и прост. Послушайте, трактир мой пуст, Где звезды лошадиный хвост.   У загнанного неба мало   Глядят глаза на нас, когда   Влетают в яркие вокзалы   Глухонемые поезда;       Где до утра       Ревут кондуктора. А ночь горбатая взрастает до зари, И хмуро жмурятся от снега фонари.   Надень меха!   По улицам пройдись!   Она тиха   Воров безумных летопись. Черный Гарри крался по лестнице Держа в руке фонарь и отмычки; А уличные прелестницы Гостей ласкали по привычке.   Черной ночью сладок мрак   Для проделок вора.   Трусит лишь один дурак   В серых коридорах. О пустынный кабинет, Электрический фонарик! Чуть скрипит сухой паркет, — Осторожен тихий Гарри,   А в трактире осталась та,   Ради которой он у цели.   О, красавица твои уста   И они участвуют в деле! Вот уж близок темный шкаф С милыми деньгами. Но предстал нежданно граф С грозными усами.   И моментально в белый лоб   Вцепилась нуля револьвера.   Его сложила в нищий гроб   Не сифилис и не холера. Не пойте черноглазых од Над жертвою слепого рока. Пусть месяц скорбный идиот Целует руки у востока.

 

«Рвется ночью ветер в окна…»

Рвется ночью ветер в окна, Отвори-ка! отвори! Я задумалась глубоко Но ждала вас до зари.   Я любила вас, не зная,   На четвертом этаже.   Все по комнатам гуляю   Одиноко в неглиже. Ах зачем же тихо стонет Зимний день на Рождество. Вы сдуваете с ладоней Пепел сердца моего.   Пусть мои закрыты двери,   Под глазами синева.   Разболелась от потери,   Закружилась голова.

 

«В ресторанах злых и сонных…»

В ресторанах злых и сонных Шикарный вечер догорал. В глазах давно опустошенных Сверкал недопитый бокал,   А на эстраде утомленной,   Кружась над черною ногой,   Был бой зрачков в нее влюбленных,   Влюбленных в тихое танго.   И извиваясь телом голубым,   Она танцует полупьяная   (Скрипач и плач трубы),   Забавно-ресторанная. Пьянеет музыка печальных скрипок, Мерцанье ламп надменно в легко. И подают сверкающий напиток Нежнейших ног, обтянутых в трико.   Но лживых песен танец весел,   Уж не подняться с пышных кресел,   Пролив слезу.   Мы вечера плетем, как банты,   Где сладострастно дремлют франты.   В ночную синюю косу. Кто в свирель кафешантанную Зимним вечером поет: Об убийстве в ресторане На краснеющем диване, Где темнеет глаз кружок. К ней, танцующей в тумане, Он придет — ревнивый Джо. Он пронзит ее кинжалом, Платье тонкое распорет; На лице своем усталом Нарисует страсть и горе.   Танцовщица <с> умершими руками   Лежит под красным светом фонаря,   А он по-прежнему гуляет вечерами,   И с ним идет свинцовая заря.

1920 г. Ноябрь-декабрь

122-130

 

10 стихов александравведенского

*

В ленинградское отделение Всероссийского Союза поэтов

I

Ленинградскому отделению

ВСЕРОССИЙСКОГО СОЮЗА ПОЭТОВ

а вам вам ТАРАКАНАМ кричУ с БАЛКОНА ТЕПЕРЬ что иным детям безрассудно то вам КАСПИЙСКАЯ ГУБЕРНИЯ ЧЕРТИ

II

три угла четыре колокольни три боба нестругана доска  стало сердце ОТ ВЧЕРАШНЕЙ БРАНИ  отчего не струга на доска     оттого что сгнила

III

ТАТАРИН МОЙ татарин у тебя хорошие усы ТЫ СЛАВНО ЗАБИВАЕШЬ ГВОЗДИ      прекрасный ты столяр ХОРОШИЙ ЧЕЛОВЕК ТАТАРИН

IV

ны моя ны моя маленькая грязная ны моя нечистоплотная ны моя милая хорошая ны КРЕПКАЯ КАК ОРЕШЕК   моя добрая старушка ны   славная обкуренная трубка     А КОГДА КУПИЛ НЕ ПОМНЮ

V

шопышин А шопышин А шопышин А шопышин а ноет поперечен крыло поломали стало как в бочке стало сельдь была голова круглой хвост был длинный глаза два гривенника агарусный ШАРФ ты отчего ржавая     отчего на простынях         отчего при лампочке           УшЕЛОГая Вспыхнул керосин и потух полосы ночные пошли и выглянув из-за лампы пуп и застыл Плесневая струйка ползет в ней царствует бензИН в узком платьЕ Струйка тир-тир-тир лиски это не отверстие мячик гриб в углу а над грибом одна звездочка и страшно высоко как пустошь написано было ФАТА УГЛЕКОП ОЛИФА СЕЛЕДКА

VI

   Нас немного карликов    мы глухие жолобы    а седло у нас         будапешт туркестан суламифь конь      есть одНИ большие звезды      и одни большие лица       как коричневая пакля       выкрашенные потому в цвет   все деревья в кушаках   ЭНЬЗЯ БЕНЬЗЯ и фаддей  старенькая наша дедушка ИЗБА какая звонКая НИЗка     в самом темном зеркале        рожа мухомориная         стала на пятки          железные лапки           бьет барабан            верблюжьим мясом             СМЕ РТЯЧКА в БАНКЕ

VII

  ВОКЗАЛЫ ЧЕРНЫЕ ВОКЗАЛЫ Гнедые смутные вокзалы       копей пустынных позабудешь        зачем с тропинки не уходишь когда дороги побегут тяжелых песен плавный жар шумят просторы черной ночи летят сухие сны костылик от черных листьев потемнели и рукомойники и паства певцы пустыни отчего замолкли испорчен плащ печальна ночь у печки у печки что ж не у широких рощ       не у широких рощ глаза твои желты и дом твой бос       но не на сердце скал не на огромных скал певец пузатый прячет флейту спокойствие вождя температур

VIII

 Вы были родом из Персии   не все Исидоры кусы не все леса но ВСЕ   геометры он знает вы все театралы. Нет не   театралы мы мы все нищие духом мы все   мошенники голенькие и из другой земли и у   нас чолы есть потому в пробках Из зеркальных кустарников бутоны мед    и столбы летели из широких штор а улыбка их была не понятна

IX

пустынник дверцу отворил её войти он пригласил светила тусклая звезда и лампочку жестяную зажег стояло колесо большое и деревянная большая дверь закрыла дождь и ночь и стало как пустое о толстая шершавая скамейка твой платок стоит теплый стены были в голых бревнах твоя теплая нога она босая как богиня горячая как утюг прелая нотная башня падать начнет с мохом здесь не будет ни одного странника не будет ни одного комода она из пены как венера и зачем им быть а твоя стеклянная копилка всё равно на слои пошла вот сидел и щупала пальцы щупал пальцы керосин ревел где орлы тяжелые ворота необозримые ночные пряжи все только мельницы да снова мельницы из кусочков бархата и кожи холод лег на почтовый ящик и глаза отчаянные страстные как кожа уток УТОК стонет тесная нищенка У пасмурных больших колыбелей ноготками.

<1924>

 

Парша на отмели

*

ветер был сильный и раздул огонь. Огонь начал лизаться я причмокивать и морщась торопливо обхватывать дровяной склад. Ветер ветер закричали жалобно дрова. Огонь огонь запищали доски. Ты ломаешь нам тазобедренные суставы сказали дрова и я коленные чашечки ДОБавили доски. Но огонь долизывая склад говорил: Не могу-с не хочу-с у меня жена РОДИЛА ей щипцы накладывали. ДВА фонаря стоят доска досочка дощечка дошка дощечкА         дошка дашка доска         досченчик досочек ЧТО ЕСТЬ ДРОВА КОТОРЫЕ ГОРЯТ ТАКУШТО каК ШИНКИЛЬ в карнафейку «ЕСТЬ ЗОЛОТОБОРОДЫЕ ПУпсы» в карнафейку есть хитрые дома и шинкари забуженные в старах лесах потому что для них кистень с надписью А есть слишком долгая тюремная подпись ВОДЯная волна при К. С. семечки емей ей е АТТОТТЫ емечки и е ай и яички         и а — ы-ы-ы ко запры<?> лента лента лентатя НАСЕКОМОЕ летит насекомое КУВЫРКАЕТСЯ зядА   ГАННА твоя корзинка полна   песочными сугробами   полна широких сковородок   хвостами полнели нелли по КАРМАНАМ ЗДЕСЬ СТОНУТ ЗЯБЛИКИ каста каста каста каста ЗДЕСЬ ПЛАЧУТ КУРОЧКИ аХ я на вытянутых вам руках несу вам плод махнатой стрекозЫ животная царица КСИРА       её зовут КОМАР здесь пеших не подточит НУИЯМА полна вареников веселько взамахнулось по водке по воде речной кусты шелестелят    супруг с супругоЮ в кроватИ    она замужем    АОННА вате здесь дремлет старый рукомойник   сосед по ДАЧЕ генерала и свист идет и дым ползет и струп ф голое зало ТАМ СТОИТ большая кушетка А на ней сладко спит ЗАДОПУЗ Шида Шида дикий голос ХРОМОЙ нос как много свистков как много неуклюжих ЗАДНИЦ ПУСТЕКИ пустеки как много пувуноф плывет смотрите по тем стенам ОНИ все РАВЫКА восах оеных УЖЕ темнеет что вы пристаете ко мне с вашими нелепыми предложениями гнусными как пятикопеечная марка клеенная под ситцевыми занавесками, сеенная на звонках     в ПОСЛЕОБед   НЕ БЕДА лебеда что ты поперхнулась   плохо что ты оттататакнулась три воробья сидели на ветке и клевали ЖИЖИЦУ братцы сказал один воробей полетим к одним пекарням, где сегодня ПЕКУТ много ситнаго чем тут клевать собственную ЖИЖИЦУ. Два воробья одного звали Федором другого арбузом почесались и сев на лампу сказали что они это видели и знать ничего не хотят. треТий ЖЕ полетел и наевшись досыта вернулся и стал смеяться над своими товарищами А они наХоХлившись УЛИТЕли в     ТИБЕТ ИКРАЙБЕЛЫ     ХНОК

19 ФЕВРАЛЬ

<1924?>

 

ПоЛоТЕрам или ОНАНистАм

*

  животных желаний в мире много   же о же те лежат они пластом   здесь растут цветы название их вила   ГУАРИССОН сорви и принеси мы нищие как семь мы голые как верблюд маргаритки гиацинты и гвоздики оххо оххо оххо в садике как лилии кометами и те пугливые старушки в платках с мокрым зонтиком   ГИРЫ в ЧУЛКАХ гиры смакоми коммерсанты печенеги и лешие зеваю я зеваю я зеваю а их лодочки в мокрых туфельках с цыплячьими хвости КАМИ и милая дождь и песок нам сто   звезда в лебедях   не веревка в груди   воробьиным воробьиным мячом пу пу пущенным в даль   кораблиный в лестницу свистит невесело шквал медикамент     а лампас твой хруст аааль     а буф твой пуст как скандал     а звонок лаз человек     а пустяк стал на лаптях       ХВИРИСТОМ       ХВИРИСТОМ   и ответ на это лопнул орех   греческий лопнул БАнана БАНАНА   не роща А в шнурках   а роща ЗУБ в котелке   не свисток А в шнурках   а свисток зуб зарытый в песке   насыпается в шляпы грозная рать   тигр сквозь зеркало купи куни   зверство в покое а оставляя   на морской гладкой как веревка грудь   необозримая моя равнина воды   летят нестреляные УТКИ   в стакане плавают маленькие бумажки   лилии тихо еще не весна   а только краски азбес и азТИГР   ЕЩЕ только покой крашеный не гусар ика ика   сосна шелестит кудрями ика ика     гиль гиль гиль гиль   солями шевелит морями БАНКА     ТУЛЬ ТУЛЬ ТУЛЬ кружка за плавниками хранит большое богатство в сосне в сосне в сосне в сосне в сосне в сосне богатые надежды мира в шевелках на острых крышах при нежно заходящем солнце на бети бай как статуя с пупком   на бети бай лягит па бети бай лягнт в секундалях     в часинных кистах у храмса и у хохока на бети бай ручей шипел свесив с моста хвост анхир сундук на резинках катилась волна глупая баба анхир сундук хворост лежал на столе дерево было больное анхир сундук проходит жена вдоль могил анхир сундук ставит на землю ведро купает в нем дочь анхир сундук снимает с плеча кувшин пьет из него вино анхир сундук жену зовут катя и дочь анхир сундук выпив вино она спокойно идет домой анхир сундук   киты хранят во рту кусок шерсти   коровы хранят во рту кусок зелени   рыбы хранят во рту кусок соли   птицы хранят во рту кусок хлеба   колодцы хранят во рту кусок шести   в самаре хранят во рту кусок волги   тигры хранят во рту кусок ножки   прибытие будет в среду в 7 ч. 40

<1924?>

 

Галушка

*

да Бог с ним Бог с ним Кралипька чего поешь ты маленька чего ты плачешь Фетинька коль наступило летянька нукдох нукдох за ящики стремятся трупы падчериц дрожит очей молчание петруша досвидание артикль уский суточный летит неглупый будочный я здравствуй плачет весело на сук жену повесила жена моя звезда рыдая умерла жена моя погасла печальной каплей масла кричат певуньи птички мы знаем по привычке так верно Бог сулил что я из перца кладбищ из перца могил старушка в ванну сядет чулок развязать к ней подойдет Евлалия чтоб петь шептать я ангел певчий ангел и крылья есть я тигр слепил подушки глаз кадил дымилом лик ладонька спе и спя свалилась львицей с шей глуха нема толпа а кто ее умней событий обсуждал здесь каждый серик бантик ты в баночку плевал раз раз КУМА ФОМА петрА попА и стук и он не стал луна катит волну седую вдалеке в знакомую страну овес летит в песке не спит последний час медвежий недотяпа который бурный спал славянская ты лапа и дремлет часовой на ветке заинздесь чертями мир оброс и адский пир везде далекий чеха склеп теперь плывет на нас спасайся Арзамас и тверь кричит Ахни мандолина незрим и дом скрипучий наш орех везут на смех СЛЕПУЮ АРМИЮ хрипит наш мир хрипит наш путь и там и сонный клир открыл свой рот свой рот свой род желтый пух летит из вялых мышей и зыбко зыбко мертвый дух склонился на ошей ник и зыбко руки простирал куда авсе куда авсе кинжал смутился пар проклятая пасха она нам не нужна деревянная пробка но но он сдох вы знаете он сдох кречет кречет ратник воли ты летящий сквозь юдоли раненый пращею туман тимпан веспасиан рим город гнильною струею течет в овин не он один старец пачкающий палец пруссия пруссия снегов белоруссия игрушкой прыгнул васисдас приветствую ребята вас о чем клест кнут пут здесь все как пух и мыла пена пух звезда сияя вдруг исчезла соларка козырей монах пробка лук семя вестнику в течении лета изъяснился сердце мое зубр арбр урбр хлрпр крпр трпр крестьянин креста носитель одеяния нет   НЕТ огл агнь нропё сой вакх с тирсом и ветер в степях ой ой вонючка вонючка лиса с тревогой гортань с трубой с тревогой гляжу столбой ох/вздох упаду на синюю медь в аду и воздух остался немым Самум головы подперев от дум и птица летит в гантах пев пех пех ппрх пирх пряная птица та пьяная о мученье какая старая сурво бстро отвечал неин качал пыл пол пул сухо мигнул в далекий солнечный аул летит старушка панихида такая гнида Архелук прощальный птоломей утих проныра сна изящный колодец соленый водопад ТУПО ТУПО страница трупа любо любо зуба зуба Хаша Халушка пуд с мячиком

3 мая 1923 года

 

Отрывок

*

было дело под Полтавой нет не дело а медаль мы дрались тогда со шведкой чуть что вправо мы налево тсс видим побежала юбку синюю порвала я кричу остановись чуть что вправо мы налево за сосною под Полтавой голенький сидит Мазепа говорит был бы Федором было б веселей тут всё войско моё зарыдает навзрыд закричит заговорит вот несчастный какой с той поры здесь и трактир

<1925?>

 

ОСТРИЖЕН скопом Ростислав

*

Ребенок что же стих? нет пасекой икает может он помер? нет ногой болтает и вид его хмур и лих об кожи сухари гложет по где же детский врач? — картуз на голове режет стоит себе в чадре пиликает и слезится в посмертный лазарет не торопится . . . . а акушерочка?? она на животе своем рисует имена что значат ЭТИ ПИСЬМЕНА? колдовство или гордость мрачные ухабы ее седой бахчи народы кипятки и бабы она стремится им рассказать про всякие фуфу апчхи с обручем в тазу стоит?? нет опа с гнедыми поджАрками трудится косой шевелит куриной косточкой брату письмо пишет: ЗДРАВСТВУЙ фрер мой аркаша онкль бинокль это АКУШЕРКИН шаг? нет это верблюдов гамаши но где же где же врач уж отчаянный Мстислав трава растет он держит кинжал не говорит лишних слов так вот ему повелось на охоту попасть он на штык зевнул сидит комар родной в луг   он их власть???   нет он лишь зулейка     ты монах ты монах     честный проповедник     прискакали на одной ноге бояре в землю ханаанскую     там петр великий и онан чашки куют     кто ты последний     солдат рыжий Егузов     без подкладок ротных песен     он умирает без усов       конец его тесен?       нет конец его смраден и гаден       как навоз лошадок       у него морда чистая? мох и ботичелли чиновники пришли к субботе их пришили они играют на лире они они хают нашу новую сумрачность они они порхают нет это снег на росу начал нос пускать чего же наудил? — ерши да дули велик ли улов? — сюргуч и воля к падучей иду ли жадно иволга кричит врач сипит акушерочка сестра спит голубо-шерстяноглазая под жестом топора почему это не Азия? так здесь же святой тропарь Армия ворон прилетела на бронислава они чинят башмак пьют портки завязывают часы сидел грозный сыч сиял капор кивал ли он на врагов? свистит шарабан в нем племянница пасхальным яйцом тянется в богатырские очки язык вложил? кто ее жито разложил на пахабных стенках никто никто в жизни она сама венка сановники А Д Ж У Р Л Й Т И С???! нет они иконописные мастера Японии   в Агонии коля сусликом лежит судача от боли припадаю на один глаз умираю на один ус плывет на меня игла кораблем су башмаком су число 87 спина унесла меня семья говорит на спи стало нее зачаточным и воздух сгнил мертвый тапир:

13 февраля суббота 1926 г.

 

Воспитание души

*

Мы взошли на, Боже, этот тихий мост где сиянье любим православных мест и озираем озираем кругом идущий забор залаяла собачка в кафтане и чехле ее все бабкою зовут и жизненным бочком ну чтобы ей дряхлеть снимает жирны сапоги елки желтые растут расцветают и расцветают все смеются погиб вот уж . . . . . . лет бросают тапки тут   здесь повара сидят в седле   им музыка играла   и увлеченно все болтали   вольно францусскому коту   не наш ли это лагерь цыгане гоготали а фрачница легла   патронами сидят   им словно кум кричит макар   а он ей говорит и в можжевелевый карман   обратный бой кладет   меж тем на снег садится   куда же тут бежать   но русские стреляют   Фролов егор свисток   альфред кровать листают МОНАХИ ЭТО ЕСТЬ пушечна тяжба зачем же вам бежать молочных молний осязуем гром пустяком трясет пускаючи слезу и мужиком горюет вот это непременно но в ту же осень провожает горсточку их было восемьдесят нет с петром кружит волгу ласточку лилейный патрон сосет лебяжью косточку па мутной тропинке встречает ясных ангелов и молча спит болото садятся на приступку порхая семеро вдвоем и видят, финкель окрест лежит орлом   о чем ты кормишь плотно   садятся на весы   оп качается он качается пред галантного толпою   в которой публика часы   и все мечтали перед этими людьми она на почки падает   никто ничего не сознает стремится Бога умолить   а дождик льет и льет   и стенку это радует тогда францусские чины выходят из столовой давайте братцы начинать молвил пениеголовый и вышиб дверь плечом на мелочь все садятся и тыквувшись ногой в штыки   сижу кудрявый хвост горжусь   о чем же плачешь ты их девушка была брюхата пятнашкой бреются они и шепчет душкой оближусь и в револьвер стреляет и вся страна теперь богата но выходил из чрева сын и ручкой бил в спое решето тогда щекотал часы и молча гаркнул: на здоровье! стали прочие вестись кого они желали снять печонка лопнула, смеются и все-таки теснятся гремя двоюродным рыдают тогда привстанет царь немецкий дотоль гуляющий под веткой поднявши нож великосветский его обратно вложит ваткой но будет это время — печь температурка и клистирь францусская царица стала петь обводит всё двояким взглядом   голландцы дремлют молодцы   вялый памятник влекомый   летал двоякий насекомый очки сгустились затрещали   ладошками уж повращали   пора и спать ложиться   и все опять садятся     ОРЛАМИ РАССУЖДАЮТ     и думаю что нету их   васильев так вот и затих

среда 27 октября (1926)