Иоганн Вурст в его преклонном возрасте мог не бояться смерти и спокойно ходить по улицам родного города, не обращая особого внимания на многочисленных швейцарцев. Он был плоть от плоти своего города и на него даже никто не оглядывался, куда бы он ни пошел. Но Марио в своем итальянском военном костюме вызывал всеобщее любопытство. Тем более, что кроме него на улицах до сих пор не было видно ни одного человека из вчерашнего гарнизона. Марио отчаянно трусил, но он был добрым католиком и, чудом оставшись в живых, пожелал исповедоваться, поэтому всё-таки вышел на поиски священника.

У Патера снова началось внутреннее кровотечение и он должен был умереть, но не мог позволить себе умереть без исповеди, а исповедать его и отпустить грехи было некому. Городской священник сбежал, никаких монахов или семинаристов случайно не оказалось поблизости. Много раз умирающий начинал исповедь и каждый раз понимал, что это сон или бред и надо подождать ещё немного. На полпути с этого света на тот, любопытство неожиданно заставило его развернуться, когда исповедаться пришел один из двух оставшихся в живых солдат городского гарнизона. Мы-то знаем, что Марио мог рассказать на исповеди о событиях последних дней, но среди швейцарцев никто не догадывался о том, что происходило в лагере врага. Многие отдали бы последнюю алебарду, чтобы услышать этот рассказ.

— Да-а, сын мой, давно меня так никто не удивлял, — после долгой паузы прошептал полумертвый священник пересохшими губами — За последние два дня ты ушел от погони с собаками, нарушил приказ, что должно было вам всем стоить жизни, убил аж целого герцога, что обычно не прощают, пережил штурм и пожар, не попался под руку бунтовщикам, прелюбодействовал с женой профоса и с любовницей капитана, и все тебе сошло с рук. Много на тебе грехов, но не отпустить не могу — видно, угоден ты Господу, раз он тебе такую удачу посылает.

Патер, исповедовав Марио, оценил не только величие Господа, но и Его чувство юмора, в связи с чем совершенно передумал умирать и быстро пошел на поправку. Всю ночь он шепотом читал «Отче наш», «Богородицу» и «Аве Марию», а к утру уже мог хоть и с трудом, но стоять на ногах и даже провести службу.

Заметив перемену в состоянии Патера, ландскнехты сильно заинтересовались, что же такое рассказал этот итальянец, и здраво рассудили, что лучше услышать этот рассказ из первоисточника, чем пытаться убедить праведного священника нарушить тайну исповеди. Среди любопытных даже прошла по кругу шапка «на убеждение рассказчика», до верху наполнившаяся пфеннигами, но найти «первоисточник» никому не удалось. После исповеди Марио осознал, как ему повезло и сколько раз он чуть не умер, и по такому случаю даже не пошел в кабак, а, как только оказался в отведенной ему комнатке в доме бургомистра, достал припрятанную бутылку арманьяка, найденную в погребе резиденции де Круа, выпил её чуть ли не одним глотком и уснул без всяких снов.

Почти все остальные случайно оставшиеся в живых герои, не сговариваясь, проспали ночь на четверг. Утром ожидался день, богатый событиями.

Максу снились позавчерашние уличные бои, только за его спиной стоял Сатана, забирающий в ад души убитых врагов и с улыбкой похлопывающий рыцаря по плечу холодной-холодной ладонью.

Шарлотте снились старые и новые враги. Собственные родственники, родня покойного де Круа, Бурмайер-старший с его тяжелым взглядом, и многие-многие другие.

Бык работал сколько мог, пока за поздним ужином не упал лицом в стол и не уснул. После вчерашней драки, последнего штурма и единолично подавленного ночного бунта, его приказания выполнялись незамедлительно, а слегка пошатнувшаяся дисциплина вернулась на прежний уровень. Работы по разборке плотины, хотя и не позволили спасти затопленное имущество, показали, что скромный булочник, всю жизнь избегавший командных должностей, способен руководить если не военными действиями, то коллективным трудом.

Герр Вурст безмятежно погрузился в сон вскоре после того, как его голова в ночном колпаке коснулась вышитой подушки с кисточками. Чтобы уснуть, он считал свинок, которые гордо шествовали через восстановленный мост. Толстые круглые свинки вызывали спокойствие и уверенность в завтрашнем дне. Сон пришел вместе с кабаном номер пятнадцать.

Марте было не до сна. Её мир, в котором можно было не думать ни о завтрашнем дне, ни о собственной безопасности, ни даже о деньгах, рухнул со смертью мужа. Она осталась одна в незнакомом городе, по которому ходят не меньше тысячи солдат, охочих до женщин и золота. Шкатулка с драгоценностями и бумаги Маркуса, по которым можно было получить ещё большие деньги, не могли обеспечить даже привычный уровень безопасности, а про всеобщую любовь и уважение можно было и не вспоминать — все, кто пришел в Швайнштадт в рядах полка фон Хансберга, были мертвы. Марта уснула только под утро, но проспала не долго. Проснувшись, она быстро оделась, с трудом натянув купленное вчера почти новое платье. В дисциплину среди швейцарцев, только что захвативших город, Марта не верила. Поэтому она на всякий случай повесила на пояс кинжал, в левую руку взяла заряженную картечью аркебузу, сверху накинула лёгкий плащ, чтобы прикрыть оружие, и отправилась искать Макса. Сегодня у него свадьба, а завтра он уезжает вместе с армией. Пока ещё есть возможность нормально попрощаться. А потом собрать вещи, найти в обозе повозку Маркуса и убраться отсюда, куда глаза глядят.

Марта переходила через площадь, направляясь к дому бургомистра, когда её окликнули со стороны гостиницы.

— Эй, красотка!

Марта обернулась. В двадцати футах от неё стоял тот самый толстяк-швейцарец, чудом не догнавший её позавчера. На этот раз на нём вместо доспеха была поварская куртка и фартук с характерными пятнами, а в руках вместо двуручного меча — разделочный ножище длиной в локоть. Марта сунула правую руку под плащ, нащупывая аркебузу. Выстрелить от бедра? Можно промахнуться. Выстрелить как положено, уперев приклад в плечо? Можно не успеть. Потянуть время? Придётся.

— Здорово, толстячок!

— Помнишь меня? Я тебя одетую сразу и не узнал. А ноги у тебя что надо.

— Помню-помню. Хорошо бегаешь. Тебя так и не убили?

— Как видишь. А ты в меня стреляла?

— Если бы я в тебя стреляла, ты бы тут не стоял. А что ты тут делаешь в таком виде?

— Я теперь большой начальник, — Бык грустно улыбнулся, — да кухню не на кого оставить. Вот, слежу, что на свадьбу готовят. А ты замужем?

— Уже два дня как вдова. А тебе-то что? Меня мелкие лавочники не привлекают.

— Эээ, красотка, — Бык убрал нож за пояс и вытер руки в фартук, — Женщина не должна быть одна. Куда ты без мужа? В ландскнехты пойдешь? Или останешься в городке, купишь домик и будешь вести скромное вдовье хозяйство, а по вечерам принимать какого-нибудь местного мужичка?

— Ты к чему клонишь, толстяк? Ты все равно не в моём вкусе, — Марта заставила себя убрать руку с аркебузы.

— А кто в твоём? — Бык сделал пару шагов вперед.

— Молодые, высокие и стройные, — Марта успокоилась и тоже сделала шаг навстречу.

— Как этот баронет, наш наниматель?

— Например.

— Так у него сегодня свадьба. Выходи лучше за моего сына. Молодой, высокий и стройный, а в остальном весь в меня. Он у меня последний остался, наследником будет. А ты, по всему видно, баба хозяйственная, с приданым и без лишних родственников.

— С каким ещё приданым? Ты на что намекаешь?

— Твои итальянские ботиночки вышиты золотой нитью. Хочешь выглядеть незаметно, а дешёвой обуви у тебя нет. Берет бархатный, плащ на шёлковой подкладке. Руки ухоженные. У тебя муж был не меньше, чем хуренвайбель.

— Профос.

— Тоже неплохо. Привыкла, что за мужем, как за каменной стеной? Одной тебе теперь плохо будет.

— За горожанина я замуж не пойду. Для них любая кампфрау все равно, что проститутка. Лучше быть любовницей графа, чем женой лавочника.

— Где ж ты графа-то возьмёшь? Здесь у нас всего один, и тот сегодня женится. Молодой, высокий, только зачем молодому графу любовница, которая в два раза его старше и уже была замужем?

— Ему нравятся женщины постарще и с опытом. Он как раз на такой женится.

— Благородные господа женятся не по любви и не для удовольствия, а для того, чтобы заключить выгодный союз и чтобы были законные наследники.

— А ещё благородным господам положено иметь хотя бы одну постоянную любовницу. Не считая непостоянных.

— И что, ты сейчас всё бросишь и пойдешь соблазнять молодого графа? Не валяй дурака.

— Да! Всё брошу и пойду!

— Ну, смотри. Если передумаешь, обращайся.

Марта фыркнула, повернулась и пошла дальше. Бык проводил её взглядом до самых дверей и только потом вернулся к своим кастрюлям и сковородкам.

«А правда, может быть, рановато прощаться с Максом?», — думала Марта, преодолевая последние ярды до дома бургомистра. «Любовницей? Зачем? За деньги? Нет, не ради денег. Влюбилась? Может быть, и влюбилась. Но благородным господам положено жениться на благородных дамах. Каждому булочнику понятно, что это не более, чем поросшая мхом традиция. Максимилиан удачно разыграл партию со свадьбой, но нельзя же всерьёз ревновать его к жене. Он не может не знать, что есть другие, не менее старые и не менее популярные в высшем обществе традиции. А если он разлюбит несчастную Марту? Если дорогу перебежит какая-нибудь смазливая малолетка вроде Гертруды? Тогда… Еще один гвоздик на прикладе. В худшем случае придется выйти на покой бывшей любовницей графа, а не вдовой ландскнехта».

Долго искать не пришлось. Пока невесте делали прическу и подгоняли свадебное платье, жених сидел на веранде дома бургомистра, погрузившись в тяжелые грустные мысли. Марта неслышно подошла к погруженному в думы герою дня.

— Доброе утро, милый.

— Доброе утро, Марта.

Марта замялась, не зная, с чего начать.

— У тебя всё нормально со свадьбой?

Макс вздохнул. В точку.

— Мне удалось найти деньги и для найма швейцарцев, и для организации свадьбы. Но у меня нет ни талера для подарка невесте. Представляешь, я забыл вписать в договор с бургомистром, чтобы город оплатил ещё и подарок со стороны жениха.

— И что бы ты хотел ей подарить?

— Это просто. У Шарлотты осталась замечательная карета, но нет упряжных лошадей. Мы с ней перерыли весь город перед штурмом, но так ничего и не нашли. А сейчас в город возвращаются жители и деньги им нужнее, чем кони. У меня есть всего пара часов для того, чтобы достать лошадей или денег.

— Вот, возьми, — Марта сняла с шеи свою цепь с якорем, — это та самая цепь, которая была на мне, когда мы первый раз встретились. Помнишь, ты тогда так удивился? Она стоит не меньше сорока талеров золотом, этого должно хватить на четырех лучших упряжных лошадей, какие найдутся в городе.

Макс удивленно перевел взгляд с цепочки на Марту.

— Что я могу для тебя сделать? Это слишком дорого для простого подарка.

Марта хотела сказать что-нибудь умное, но мысли разбежались в разные стороны. Попрощаться? Или наоборот? Любовь это не серебристые карпы на рынке. Здесь не получится приводить аргументы и торговаться. Здесь чувства значат больше, чем здравый смысл. Прислушаться к своим чувствам?

— Милый, возьми меня с собой, пожалуйста. Я не хочу остаться одна. Делай со мной что хочешь, только не прогоняй.

— Но я сегодня женюсь…

— Только не бросай меня здесь, — Марта опустилась на колени и сжала руку любимого, — я понимаю, что благородным господам положено жениться на благородных дамах. Но ты ведь сам знаешь, в ваших кругах не принято быть верным одной только супруге.

— Нууу… В общем да… Но мама устроила отцу такой скандал, когда заподозрила его в интриге с баронессой как-её-там…

— Но она же не устраивала ему скандалы из-за каждой горничной или крестьянки, правда?

— Не совсем. И потом, Шарлотта вовсе не похожа на мою маму. К тому же, у нее более высокое положение в обществе, чем у меня.

— Милый…

— Не пойми меня неправильно, — Максимилиан нежно погладил Марту по щеке и оставил руку у нее на плече, — я не хочу тебя потерять, но Шарлотту я тоже не хочу потерять.

— Ты всего-навсего «не хочешь меня потерять»? — Марта стряхнула руку с плеча и встала.

— Иди ко мне, — Макс, не вставая со стула, обнял её чуть ниже талии и прижал к себе, — я обещаю, что не оставлю тебя одну.

Такой свадьбы городок у горной реки ещё не видел. Вроде бы, всё, что должно быть на свадьбе, было на месте, но как-то оно всё было не так, как принято. Например, невеста была и знатнее, и богаче, и старше жениха. Жених при этом вовсе не выглядел жалким подкаблучником, вступающим в брак ради золота или титула. Наоборот, он производил впечатление на редкость уверенного в себе мужчины, берущего эту женщину не просто в жёны, а в полную свою собственность. Ходили слухи, что из Швайнштадта он увезет не только новую жену, но и новую любовницу, правда никто не мог точно сказать, кому же из местных девиц улыбнулась подобная сомнительная удача.

В числе почётных гостей в первых рядах на венчании стояли те, кто ещё позавчера с немалым удовольствием убил бы жениха и изнасиловал невесту. Например, вон тот хмурый мужик со сломанной челюстью, или вот этот, с рукой на перевязи.

Священник, благословляющий молодых, вызывал у местных жителей неосознанный страх. Больше, чем швейцарцев, которых мирные бюргеры считали сумасшедшими, они боялись только человека, который, не имея ни должности, ни денег, мог одним только словом направить этих железных людей по пути, ведущему прямо к смерти. Безумный Патер был подобен Крысолову из Гаммельна, а горожане — крысам, испуганно вздрагивающим, едва рука Крысолова протянется к волшебной дудочке.

Не нравились жителям Швайнштадта и возложенные на них расходы на свадьбу. Но авторитет бургомистра был бесспорен, а его слово было законом, который не обсуждается. За два дня Иоганн Вурст сделал два чуда — спас город как минимум от разграбления и вырвал каким-то непостижимым образом подпись ещё не состоявшегося сюзерена на прошении о городских вольностях. Скрипя зубами, как не успевшие убежать, так и успевшие вернуться горожане вытащили из глубоких тайников последние талеры для того, чтобы эта свадьба состоялась.

Во второй половине дня прибыл посланник с ответом на письмо о помощи.

«Продержитесь ещё пару дней, а потом потяните время переговорами о сдаче города и отступайте по левенбургской дороге».

За золотой талер от Максимилиана курьер рассказал важную новость, о которой в письме не было ни слова. Барон Фердинанд фон Нидерклаузиц скоропостижно скончался два дня назад.

За ещё пять талеров от Шарлотты он добавил, что покойный был отравлен, но это большой секрет, который стратеги единогласно решили скрыть от общественности и наследников.

За совершенно бесплатную улыбку от Марты курьер добавил, что его милости, то есть светлости, было бы вредно для здоровья появляться в пределах досягаемости командования.

— Боюсь, что я Вас не обрадую, Ваша светлость — осторожно начал беседу Бык.

Макс удивленно посмотрел на него.

— Так уж получилось, что я должен Вас предупредить. Пару месяцев назад Ваши враги наняли наших соседей из кантона Ури. Мы, швейцарцы, очень неохотно сражаемся против своих земляков.

— Видите ли — грустно произнес юноша — теперь я и сам не уверен, что воюю на правильной стороне.

На следующее утро армия покинула городок. Возглавлял швейцарцев, маршировавших, как всегда, налегке, непривычный к верховой езде Бык на коне Полпаттона — положение обязывало. Еще положение обязало его надеть что-нибудь поприличнее почти белой поварской куртки, например, черно-красный флэтрок покойного фон Хансберга, сильно ушитый по длине.

Вместе с армией Швайнштадт покидает и графиня де Круа. Скромный, но очень своевременный свадебный подарок нового графа молодой жене — четыре лучшие упряжные лошади, которых удалось достать в Швайнштадте. Если бы Шарлотта считала нужным запоминать своих лошадей, она бы легко опознала трех, вернувшихся в родную упряжку. Казну, которую Йорг спрятал перед смертью, так и не нашли (следующие поколения швайнштадцев разберут башню до основания).

Из всех солдат обоих побывавших в городе армий, решил демобилизоваться и устроиться на берегу Швайнрейна только Симплиций. Своей штаб-квартирой кот избрал ратушу, а своим личным поваром назначил фрау Вурст.

У последнего городского забора вслед армии смотрели бургомистр и хозяин гостиницы. Грузный Фридрих повернулся к старшему товарищу.

— Слушай, Иоганн, я так и не понял, а кто кого победил, эти тех или те этих?

— Эх, Фридрих, Фридрих… — Иоганн для большей убедительности достал тот самый пергамент с печатью де Круа — победили мы, и это главное.