Начинающему автору нелегко вообразить себе творчество как коллективно-индивидуальный труд. Действительно: и в одиночку, и все вместе одновременно? А чье вдохновение первично? Как соотносятся доли? Кто сколько вкладывает в результат? Эти и подобные арифметические вопросы мучают новичков, но на практике все оказывается несколько проще и понятнее, чем казалось в теории.

Факторы, определяющие соотношение коллективного и индивидуального начал в творчестве журналиста, определяются в разные исторические эпохи по-разному и в значительной мере зависят от преобладающей в конкретный период идеологии. Выше мы уже отмечали, что в современной российской прессе за последние двадцать пять лет решительно изменилось соотношение «факт — автор». В советский период приоритет был у факта, коллектива и производства, в российский постсоветский период выросла роль автора, личности и переживаний. У смены ролей есть и исторические причины, и свои преимущества, и свои издержки.

Проиллюстрируем указанные изменения на примере особо популярных в массовой прессе тем: а) еда, б) преступность.

В советские времена публицист, обращаясь к таким интимным темам, в первых же строках прямо говорил или подразумевал следующее:

Коммунистическая партия и Советское государство проявляют постоянную заботу о неуклонном повышении благосостояния трудящихся. На основе преимущественного роста тяжелой промышленности, этой основы основ социалистической экономики, развивается сельское хозяйство, легкая и пищевая промышленность, растет производство товаров широкого потребления. Быстро развивается и общественное питание.

Далее автор повествует о кафе, закусочных и ресторанах в ряде европейских стран, предлагая перенять положительный опыт.

Размышления о преступности:

Мировая система социализма за время своего существования добилась огромных успехов в строительстве передового общества и в воспитании нового человека. Достижения утверждались в борьбе с трудностями. К числу этих трудностей следует отнести и существование такого негативного явления, название которому преступность.

Это цитата из вступительной статьи (автор — доктор юридических наук Н.А. Стручкова) к переводной работе.

Такие примеры характерны для минувшей эпохи; любой разговор о любом частном явлении начинался с упоминания общего состояния дел в стране и в мире: партия руководит и направляет, отчего народ приближается к благосостоянию. Исходить следовало именно из этого незыблемого положения вещей.

Сейчас материал об организации питания в европейских странах автор тех лет, случись ему перелететь на машине времени, мог бы начать с возгласа:

Как мне понравился ресторанчик на бульваре Капуцинов, где я за 20 минут наелся на 50 франков и был совершенно доволен самообслуживанием, а особенно тем, что у кассира всегда есть мелкая разменная монета!..

И никто не упрекнул бы его в том, что в одном предложении дважды встречается личное местоимение — я, мне. Главное, соблюсти правила: кто, что, где, когда, почему.

Читатель понял, что быстрое дешевое питание имеет некие преимущества перед медленным и дорогим? Понял. Ссылка журналиста на авторитетное, т. е. свое собственное, мнение не режет слух? Нет. Ел в Париже? На здоровье. Там вообще все едят...

Вы видите, что в нынешнее время, внешне деидеологи-зированное, роль индивидуального начала в журналистской деятельности заметно изменилась в сторону укрупнения. По крайней мере, так считается. В жанровой палитре тоже перемены: личностные жанры вышли вперед, в печати стали популярными авторские колонки, изменилась типология интервью, телерадиофигура «автор и ведущий» прижилась повсеместно, давно родилось АТВ — «Авторское телевидение» (1988).

Как же определить соотношение индивидуального и коллективного начал в зависимости от социально-политической и историко-культурной ситуации? Подсчитать — никак, математических формул нет, но зависимость соотношения «факт — автор» от ситуации «личность — общество» прямая.

Заметим, однако, что идеологический фактор влияния на это соотношение быстро и вполне заменяется коммерческим, что тоже является своеобразной идеологией. Внешне, в текстах, эта замена проявляется в том, что при сохранении всех атрибутов личностного (автор имеет солидное право на личное мнение и сколь угодно часто говорит «я») автор выполняет, сознательно или неосознанно, корпоративный заказ и транслирует сумму идей, актуальную для заказчика.

Например, такой эпизод из работы парламентских журналистов периода 1992-1993 гг.

Идет заседание Съезда народных депутатов Российской Федерации. Балкон прессы в Большом Кремлевском дворце. На трибуне горячие дебаты по экономической политике государства. Выступает депутат, утверждающий, что государство должно сохранять свое разумное присутствие в экономике и что приватизировать все предприятия подряд нельзя. Свои доводы оратор подкрепляет цифрами и фактами. Журналисты, аккредитованные на съезд, тут же начинают ехидно пересмеиваться и понимающе кивать на выступающего, сопровождая свои жесты и ухмылки демонстративными звонками в свои редакции: дескать, вышел тут на трибуну один имярек, опять несет что-то «совковое».

Это были журналисты из разных изданий, но внутрикорпоративная идея, супермодная в тот период, направляла их действия ничуть не меньше, чем в свое время коммунистическая идеология. Идея называлась либеральной, рыночной, многим молодым журналистам она казалась единственно верной, и улюлюкать в адрес тех, кто предлагал скорректировать эту идею, было хорошим тоном. Журналисты изменяли профессиональной этике на каждом шагу: подавали тенденциозные репортажи, не предлагали аудитории разные точки зрения, а усердно пропагандировали одну, либеральную, воплощением которой были жесткие реформы начала 1990-х гг.

Результатом этой однобокости журналистов стало неадекватное отношение общества к событиям 21 сентября — 4 октября 1993 г. в Москве. У противостояния президента страны и председателя Верховного Совета были иные причины, кроме придуманных журналистами «попыток вернуться к прошлому», но подача в прессе была настолько тенденциозной, что до сих пор даже в школьных учебниках истории нет взвешенной оценки этих событий.

Этический фактор в соотношении индивидуального и коллективного начал журналистского творчества остается всегда на усмотрение самого журналиста, но жестко корректируется системой, если его собственное «я» безосновательно выпирает, подавляет коллег, мешает всему процессу. Долго быть эгоистом, амбициозно выставлять свое стремление к успеху, не считаясь с чувствами и дарованиями других, — невозможно. Это бывает, конечно, в любой среде, но журналистика возвращает своему невоспитанному адепту его «заслуги» непременно и подчас очень болезненно.

Знаменитый шведский кинорежиссер Ингмар Бергман сказал в одном из интервью 1982 г.: «Когда ты уже завоевал успех, когда у тебя есть деньги, когда ты достиг всего, чего желал, — а я этого практически уже достиг, — когда ты получил все, к чему стремился — власть и тому подобное, — ты вдруг осознаешь — простите мне это выражение! — ничтожность всего этого. Единственное, что еще имеет значение, — это пределы твоих возможностей, которые ты должен попытаться преодолеть, и твои отношения с окружающими; и во-вторых, конечно, твоя этическая позиция по отношению к тому, что ты делаешь или же не желаешь делать. То, на что ты отвечаешь «да» или же «нет» в твоем творчестве и в искушающих тебя обстоятельствах помимо творчества. Только это имеет значение. Все остальное абсолютно неинтересно».

Приведенное рассуждение Бергмана, всемирно известного режиссера, важно для журналистов еще и потому, что кино — тоже коллективно-индивидуальное творчество с ощутимым привкусом производства.

Добавим, что работа журналиста над собой, практически не описанная в специальной литературе по СМИ, может идти путями, предложенными для актеров в книгах К.С. Станиславского, великого реформатора русского театра. Попробуйте. Должно получиться.