I

Уже четвертый день Тийа Тийдус, Мадис Муйст и Роби Рибулас не знали, что делать с этой козой. В первый день Роби просто ухватился за поводок — обрывок старой веревки длиной метров в пять, волочившийся за козой по земле, — вывел бородатую бродягу из парка и велел ей немедленно убираться прочь. Коза пошевелила ушами, ущипнула травы раз-другой, прожевала, почесала задней ногой у себя под подбородком и… гордо зашагала обратно в парк. Ребята снова выволокли ее из парка подальше. Подняв палец перед пучеглазой, жующей козьей мордой, Тийа Тийдус провела воспитательную беседу, и пионеры вернулись в парк. Просвещенная лекцией, коза вышагивала вслед за ними. Упрямое животное вывели из парка в третий раз, а Роби Рибулас сказал, что воспитывать козу надо с помощью недоуздка, и как следует протянул козу по ляжке. Коза драпанула, но, немного погодя, вернулась в парк с другой стороны…

Сегодня коза опять явилась и заставила пионеров целый час гоняться за собой, но затем задышала тяжело, вздрагивая всем телом, и Мадис Муйст успел наступить ногой на конец поводка. Роби Рибулас, сам дышавший не легче, чем коза, решил как следует выдрать ее, наказав за прошлое и настоящее, а заодно и впредь на будущее.

Но не успел Роби всыпать козе даже то, что причиталось ей за первый день, а уж Мадис, начавший почему-то оглядываться, вдруг сказал, что, хотя эта бородатая напасть и заслужила хорошую баню, все же неудобно: человек в пионерском галстуке бьет животное, да еще в публичном месте. И Тийа его поддержала. Но Роби ответил, что не сочтет за труд отойти с козой куда-нибудь в сторонку, где чужой глаз не увидит, а ухо не услышит, как он будет ее воспитывать. Но Тийа и Мадис решительно воспротивились, и вышло так, что подлая скотина, отделавшись легким испугом, затрусила по знакомой дороге в парк.

Трое пионеров сели на землю и стали держать военный совет. Три дня они пытались выяснить, кто хозяин козы, но все, у кого только они ни спрашивали, лишь пожимали плечами. Сама же коза по вечерам незаметно исчезала. Куда? Поди знай!

И тут у Тийи вдруг возникла прекрасная идея: козу надо отвести в милицию! Существо без определенного местожительства и нарушает общественный порядок! Пусть милиция и разберется!

 

II

Улица Пикапыллу — длинная и узкая — считалась в пригороде самой богатой садами. Царили здесь Аннус Раазуке, Яак Тильбути и Тынис Ассаку.

Эта троица мечтала о геройских подвигах и называла себя мушкетерами, а пока что на Пикапыллу не было ни одного лаза в сад или тайника во дворах, не разведанного ими, и не было ни одного дерева или ягодного куста в садах, с которого они не сняли бы пробу по своему желанию и усмотрению.

Капитаном мушкетеров считался Аннус Раазуке, и его рота из двух человек всегда была готова к тревогам и сражениям.

Сейчас рота готовилась к боевым действиям против Юхана Ласилы, владельца большого сада, где красовались краснощекие осенние яблоки. В последнее время старик Юхан с утра до вечера торчал в саду. Старый жмот разнюхал все четыре хитроумно подготовленных ротой потайных лаза в сад, ловко замаскированных кустами, и даже пятый, самый секретный — отодвигающуюся доску забора в углу сада. Старик безжалостно выкорчевал большие кусты у забора, забросал подкопы землей, проверил одну за другой все доски забора и, не экономя гвоздей, приколотил их. В придачу ко всему этот собственник натянул поверху еще два ряда колючей проволоки.

По мнению роты, подобные действия были наглым посягательством на привилегии мушкетеров Раазуке. Это был вызов — прямой и публичный. И теперь в ответ на него мушкетеры разведали шаг за шагом все четыре стороны крепости Ласилы. После длительного обсуждения вариант нападения из соседних садов был отклонен. Во-первых, Ласила эти три стороны укрепил более всего. Во-вторых, имелась угроза оказаться между двух огней. В-третьих, «атака с открытых позиций», как назвал свой план капитан, требовала отваги, а это приятно щекотало нервы. К тому же и подготовленная Ласилой оборона свидетельствовала, что возможность нападения с улицы старик считал нереальной.

Однажды рота уже произвела «разведку боем». Капитан взобрался на забор и даже занес одну ногу над колючей проволокой. Но именно в тот момент, когда он занимался на заборе акробатикой, ища, куда бы поставить ногу, из-за деревьев со злым рычанием выскочил пес Юхана, полунемецкая овчарка Пойс, и капитан так стремительно покинул свою позицию, что выдрал клок из штанов и поцарапался. Вся троица пустилась наутек.

Рота долго бранилась и смачивала слюной окровавленную икру капитана. Затем мушкетеры, прихватив с собой полбуханки хлеба, вернулись для переговоров с Пойсом. Отламывая куски хлеба, они бросали их через забор, сопровождая свои действия дружескими и льстивыми возгласами. Пойс за забором ловил пастью дары и иногда то помахивал хвостом, то рычал. Когда таким образом полбуханки было скормлено, выяснилось, что затаенные опасения капитана сбылись: общего языка стороны не нашли.

— Чертова псина! — подытожил капитан результаты переговоров и сплюнул. Его хмурый взгляд скользнул вдоль по Пикапыллу и остановился на странной группе в конце улицы.

Пришельцы были еще так далеко, что капитану пришлось прищуриться. Взгляд его стал настороженным. Глаза капитана даже округлились и он, словно ужаленный, обернулся к роте. Но и подчиненные капитана Раазуке уже узнали идущую под конвоем Нети — козу своего высокочтимого командира.

То ли Нети в такой незавидной роли не хотелось встречаться со своим законным пастухом Аннусом Раазуке, то ли у нее имелись другие причины, но, как бы там ни было, она решительно уперлась копытами в землю и стояла, как козлы для пилки дров.

Строптивость козы вызвала замешательство среди конвоиров. Они поочередно дергали за поводок, но коза не сдвинулась ни на шаг. После этого они, яростно жестикулируя, принялись наперебой объяснять что-то друг другу. Наконец мальчишка, который держал поводок, махнул рукой и пустил веревку в дело.

— Как это вам нравится, мушкетеры? — хмуро спросил капитан и мрачно сдвинул кепку со сломанным козырьком на затылок.

Мушкетеры усмехались, но помалкивали, пока Яак Тильбути не бросил:

— Довольно забавно!

— Дурак! — сказал ему капитан.

За это время группа с козой сильно приблизилась, потому что поводок, прогулявшись по козьим бокам, заставил Нети шагать.

Аннус Раазуке скрестил руки на груди, расставил ноги, и вся рота последовала примеру своего капитана. Когда же пришельцы, за которыми мушкетеры следили искоса, почти поравнялись с ними, рота Раазуке вдруг перестроилась и загородила пионерам дорогу.

Несколько мгновений царило напряженное молчание. Затем на круглых щеках Рибуласа возникли розоватые, пока едва заметные пятна. Исподлобья смерив всех троих взглядом, он бросил:

— Ну… пропустите-ка.

— Но-о? — снисходительно протянул капитан Раазуке, не двигаясь с места. Рота помалкивала.

— Мы и рядом можем пройти, — заметила Тийа Тийдус.

— Но-о? — снова протянул капитан Раазуке, а когда пионеры попытались обойти роту, мушкетеры снова оказались у них на дороге.

Пятна на щеках Рибуласа были уже светло-красными.

— Освободите вы наконец дорогу или нет?

— Нет!

Капитан хранил спокойствие. Яак Тильбути усмехнулся. Пионеры обменялись тревожно-растерянными взглядами.

— Значит… украли козу? — Капитан взял на себя инициативу в разговоре.

— Но-о? — передразнил Роби Рибулас капитана.

— А ну давай поводок сюда!

— Но-о?

На большеротом лице капитана Раазуке возникло нечто вроде оторопи. Он подозрительно надул губы и неуверенным жестом попытался закинуть кепку на затылок, но, обнаружив, что она и так уже на самом затылке, дернул за кургузый козырек и натянул ее глубоко на глаза.

— Слышь, ты, — сказал он, — давай сюда поводок.

Вместо ответа Роби раза два-три обкрутил конец поводка вокруг кисти.

— Это моя коза, — заявил капитан. — Давай поводок!

— Но-о? — протянул Роби Рибулас.

— Слышь… ну ты! — Капитан повысил голос и глянул на своих подчиненных, как бы ища легкой поддержки. Но подчиненные выглядели не слишком умно. Подобное сопротивление роте видели на улице Пикапыллу впервые.

— Так это твоя коза? — спросил Мадис Муйст.

— Моя, — подтвердил Аннус Раазуке. — Давай, парень, поводок!

— Козу ты получишь в милиции! — заявил Роби Рибулас.

Весь личный состав роты разинул рты. Затем капитан недоверчиво засмеялся, а за ним и вся его команда.

— Нечего кудахтать, — заметил Рибулас решительно. — Ну, пошли дальше. Освободите дорогу!

— Знаете что? — сказал капитан серьезно. — Вы идите отсюда подальше и побыстрее. А коза останется здесь!

— Ладно! — подала голос молчавшая до сих пор Тийа Тийдус. — Коза может остаться и здесь. Но вы дайте слово, что больше не пустите ее бесчинствовать в парке.

— А тебе какое дело, где гуляет моя коза? — огрызнулся капитан Раазуке, на что Тийа принялась пространно объяснять ему, что творит коза и чем озабочены пионеры.

Капитан и его рота сначала слушали с явным интересом, но к концу речи Тийи Раазуке и его рота выглядели не слишком дружелюбно.

— До моей козы и нашего парка вам нет никакого дела! — заявил капитан Раазуке торжественно. — Прав я?

— Прав! — дружным хором отозвалась рота. — Эта улица наша, и парк наш. Посторонние, не вмешивайтесь!

— Значит, козу все-таки придется отвести в милицию, — мрачно сказал Роби Рибулас. — Ладно, пошли.

Дальше события развернулись стремительно. Ухмыляясь во весь рот, капитан Раазуке подал знак своей роте. Мушкетер Яак Тильбути вдруг скорчился, словно от колик в животе. Рибулас не успел ничего сообразить, как уже летел на землю. Освободившаяся коза дала деру. Прежде чем Роби поднялся на ноги, Мадис Муйст тоже получил подзатыльник от Тыниса Ассаку. Капитан сдернул с головы Тийи Тийдус шапку, и рота со смехом и гиканьем умчалась вслед за своим командиром.

Через несколько секунд на улице Пикапыллу не осталось никого, кроме трех оторопевших пионеров.

 

III

Инцидент с незнакомыми пионерами на следующий же день был начисто забыт. Капитану и его мушкетерам было не до этого — рота усердно готовилась к нападению на сад Юхана Ласилы. После всестороннего обсуждения деталей плана стало ясно, что успех операции в конечном счете зависит все-таки от взаимоотношений роты с Пойсом. И капитан и его мушкетеры горько досадовали на самих себя: еще совсем недавно Пойс находился в унизительном положении сидящей на цепи собаки, которую можно безнаказанно дразнить, чем они попользовались всласть, теперь же требовалось любой ценой исправить допущенные тогда ошибки.

Два дня мальчишки кормили пса хлебом. Пойс жадно заглатывал угощение и, хотя время от времени повиливал хвостом, скалил зубы на потчевателей.

— Болван неблагодарный! — бранился капитан, но не отчаивался.

На третий день Тынис Ассаку принес из дому кость. Это была славная телячья кость, и Яак Тильбути сказал, что она такая жирная и мягкая, хоть грызи сам.

— Сюда, сюда, Пойс! — подозвали мушкетеры пса к забору и дали ему понюхать кость, сунув ее между штакетин, Пойс потянул носом воздух и начал повизгивать.

— Эй, ты, садись, Пойс! Садись, ну, садись! — скомандовал вдруг Тынис Ассаку и погрозил Пойсу пальцем.

И гляди-ка! Пойс послушно сел на задние лапы и взволнованно стучал хвостом о землю.

— Молодец, Пойс! Возьми! — похвалил Тынис и просунул кость между штакетинами.

Пес осторожно схватил ее зубами и затрусил в кусты.

— Скоро созреет! — обрадовался Тынис Ассаку.

— Скоро созреет! — подтвердили Аннус Раазуке и Яак Тильбути.

Мушкетеры помчались домой и обшарили все — от кухни до мусорного ящика. В тот же день найденные кости, приправленные обильной лестью, были отданы Пойсу.

На следующий день была мобилизована целая армада маленьких мальчишек и девчонок. Началось одно из грандиознейших в истории улицы Пикапыллу мероприятие по сбору костей. Правда, эта затея обошлась ротной казне в шесть палочек апельсиновых леденцов, две резинки для рогатки, один поплавок, метр шестьдесят два сантиметра лески, рукоятку от пугача, водяной насос из бузины, двадцать семь бракованных почтовых марок и двадцатисентовую монету буржуазной Эстонской республики, но, как и следовало надеяться, уже к вечеру выяснилось, что доход намного превзошел расход.

У полунемецкой овчарки Юхана Ласилы началась такая жизнь, какой не было никогда ни у одного пса на улице Пикапыллу. Ему теперь и в голову не приходило рычать на мушкетеров, а уж скалить зубы и подавно. Наоборот, если с утра мальчиков не было видно, он беспокойно бегал взад-вперед вдоль забора и даже разок-другой взвизгивал от тоски. И когда появлялась рота, Пойс начинал лаять, но уже от чистой радости. Потому что он был еще совсем молодым псом и к тому же любил компанию. Ради косточки он сколько угодно раз готов был исполнять команду «сидеть» и, получив кость, прятал ее под кустом, приходил за новой и благодарно лизал мальчишкам руки.

Вскоре у Пойса под каждым кустом было зарыто по нескольку костей на «черный день», и для роты настала пора действовать. Однажды под вечер у мушкетеров в руках оказались не только кости, но и клещи. Осторожно, не упуская из виду улицу, начали они отдирать доски забора от поперечных планок, и тот же самый Пойс, который неделю назад сильно напугал капитана, теперь радостно повизгивал и вилял хвостом.

Когда отодрали от нижней планки две доски, Пойс вне себя от радости, выпрыгнул через образовавшийся лаз на улицу. С неописуемым пылом пес лизал мушкетерам носы. А они снова установили доски на место и, весело галдя, побежали с Пойсом по улице. Все были бесконечно довольны: рота — удачным началом предприятия, пес — возможностью резвиться на свободе. И в азарте игры Пойс не заметил, как у него остался лишь один компаньон. Но и одного оказалось достаточно — позабыв обо всем на свете, Пойс весело бегал за палкой, которую бросал Яак Тильбути. А в это время Аннус Раазуке и Тынис Ассаку проникли в сад Юхана Ласилы. Они желали доказать, что мушкетеры всесильные повелители в, этих местах, но то, что они натворили под прикрытием сумерек, было черным злодейством…

 

IV

Своим чередом шла работа в парке, который на самом деле не был еще настоящим парком, хотя все его так называли. Пока это был большой неухоженный участок с молоденькими деревцами. И многие жители округи помнили, что года два-три назад весной здесь несколько дней собирались пионеры. Они приходили с лопатами в руках и с громкой песней, и вот тогда-то на пустыре и были посажены молодые деревца. Посадили их и забыли. Наверно, думали: чего же больше, сами вырастут! Но мало только посадить деревцо — оно требует ухода. А никакого ухода не было. Зато козы, которые пощипывали на пустыре траву, теперь с удовольствием обгрызали и молодые веточки. Теперь сюда снова пришли пионеры, правда, уже не те, которые когда-то заложили парк.

На другой день после столкновения на улице Пикапыллу Нети снова разгуливала по парку, но веревка за нею больше не волочилась, и поймать козу стало практически невозможно. Впрочем, ловить ее не было необходимости: умудренная жизненным опытом коза, очевидно, сделала из случившегося некоторые выводы. Стоило ей заметить пионеров, как она вскинула голову и удалилась из парка. Посмеиваясь, пионеры занялись своим делом.

Трудиться тут нужно было по-взрослому предстояло разбить настоящий парк с усыпанными песком дорожками, гладко подстриженной травой и цветочными клумбами, с песочницами для малышей. Здесь должны были появиться площадка для игр и две волейбольно-баскетбольные площадки для ребят постарше, а к следующей весне шефы обещали сколотить десяток садовых скамеек. Так было задумано. Но пока, кроме мусора и поврежденных деревьев, тут ничего не было.

Для столь трудоемких работ трех пионеров было явно недостаточно. Роби Рибулас понял это в первый же день. Но бесполезно было выпрашивать подмогу у начальника штаба 147 Ясся Ильматсалу. Во-первых, мероприятия, проводимые штабом, так разрослись, что пионеры едва справлялись; во-вторых, начальник штаба терпеть не мог жалоб и просьб о помощи. Трудолюбие и находчивость! Таков был девиз штаба.

Наверняка можно было бы навербовать помощников из числа мальчишек и девчонок, живущих возле парка. Но сама мысль о посторонней помощи была Роби Рибуласу не по нутру. Именно ему принадлежала идея разбить парк; и, переубеждая сомневающихся, он сам возглавил работу теперь и не намерен был делить будущие почести с пионерами другой школы.

Выход из затруднения нашла Тийа Тийдус. Ее план был вполне приемлем. И вот акция по сбору костей еще не успела закончиться, а окрестных дошкольников вовлекли в еще более захватывающее предприятие. Каждый мальчик и девочка могли теперь вволю орудовать железными граблями, а некоторые — постарше и посильнее — даже лопатой. И что самое главное: это была не какая-то там игра, а настоящая взрослая работа!

— Наше дело движется успешно! — скупо докладывал Роби Рибулас начальнику штаба Яссю Ильматсалу.

Наутро после успешной операции против сада Юхана Ласилы Пойс оказался посаженным на цепь и, воя от огорчения, натягивал ее так, что она едва не лопалась, а мушкетеры слонялись по парку, и то, что происходило здесь, им сразу же не понравилось.

Они считали, что парк, бесспорно, был, есть и будет собственностью роты. Ибо где капитан Раазуке пас свою козу? В парке. Где проводила рота свои соревнования по метанию камней? В парке. Где срезала рота весной хорошие прямые ясеневые палки для луков? В парке. Где могла рота без особого труда найти подходящие рогульки для рогаток? Все в том же парке. Парк укрывал и поддерживал роту еще во многих других жизненных ситуациях. Конечно, ребята со всей округи приходили в парк побегать и поиграть, но они никогда не вмешивались в дела роты и даже в мыслях не имели что-нибудь устраивать и переделывать на свой лад. Зато эта троица пионеров…

Большая часть парка была уже расчищена, и в разных концах высились кучи еще не сожженного мусора. Деревья, зачахшие или совсем обглоданные, были выкопаны. Давно заросшие дорожки были обозначены колышками, а главную аллею даже начали снова раскапывать, чтобы потом замостить.

— Черт знает что такое! — подытожил увиденное капитан.

— Этим троим надо разбить носы! — решил Тынис Ассаку. Он мог бы и не высказывать своего мнения вслух, поскольку иного от него никто все равно не ожидал.

Яак Тильбути, как и всегда во время важных совещаний, глубокомысленно молчал. Да и капитан был немногословен. Но по тому, как он сдвигал свою кепку то на затылок, то на глаза, то снова на затылок, можно было понять, что у него зреет какой-то план. Так оно и было.

Поскольку у них не оказалось с собой бумаги, капитан раскидал одну кучу мусора и нашел смятую обертку от шоколада. Он разгладил ее на колене и, положив на спину Яака Тильбути, принялся писать:

ПРИКАС

Эта площатка здесь учебный болигон роты. Здесь на площатке начинаются большие маневры и учения.

Все каждый день держитес отсюдова подальше, а то в них могут попасть. Работать и капать здесь на болигони запрещаетца!

А. РААЗУКЕ, капитан и

командир роты.

И мы не отвечаем, если в кого пападет. Так что берегитес и не приходите.

А. РААЗУКЕ, капитан.

«Прикас» капитан наколол тут же на ветку.

— Капитан, — сказал Яак Тильбути, — слово «приказ» кончается буквой «з». А «болигон» должен начинаться с…

— Я сам знаю, что с чего начинается и чем кончается! — перебил капитан. Его чин не допускал снисхождения к замечаниям подчиненных. — Если они грамотные, поймут, а если не поймут, значит, дураки. А дураки меня не волнуют!

— Да чего тут еще писать! — ворчал Тынис Ассаку. — В нос — и дело с концом!

Выведенный из себя капитан прикрикнул и на другого мушкетера. Таким образом порядок и дисциплина в роте были восстановлены.

 

V

Рота сидела в кустах на подступах к парку и играла в «орел-решку». Она должна была вести наблюдение за «передовой линией тыла». Сначала распоряжение командира старательно выполнялось, однако в парке не было ни души, кроме козы Нети, а игра, шедшая до того с переменным успехом, стала решительно склоняться в пользу Яака Тильбути. Это обстоятельство разгорячило обоих партнеров Яака, да и сам он хотел отыграть четырнадцать копеек прежнего проигрыша.

Когда Яаку оставалось отыграть лишь четыре копейки, удача снова начала поворачиваться к нему спиной. Азарт от этого только нарастал. Когда половина недавнего выигрыша Яака опять вернулась в карманы партнеров, а у проигрывающего зачесался от горького сожаления уголок глаза, счастье вновь избрало его своим подшефным. Ладони игроков становились все более потными, и у всех троих давно выветрилось из памяти, зачем они вообще пришли сюда. Вот тут-то капитан и уловил какие-то неясные голоса и рассеянно принялся оглядываться. Другие тоже словно бы проснулись, а Тынис Ассаку торопливо шмыгнул в кусты и приглушенно свистнул оттуда. Мгновение спустя из кустов на парк глазела вся рота.

Коза из парка исчезла, не было видно ее и поблизости. Зато в парке были пионеры. Все трое — два мальчика и девчонка. Но что сильнее всего изумило капитана и его роту — в парке работало не меньше дюжины маленьких мальчишек и девчонок с Пикапыллу и других улиц. Кто старательно копал, кто орудовал граблями, кто вбивал в землю колышки. Будто никто и не читал приказ капитана, а ведь капитан ясно видел, как «прикас» исчез с ветки деревца.

— Вот шельмы, наших огольцов к себе переманили! — изумился Яак Тильбути.

— Об этом они еще пожалеют! — заявил Тынис Ассаку. — У всех будут разбиты носы!

Капитан Раазуке не произнес ни слова, он поглядывал из кустов и теребил кепку на голове. Затем скомандовал:

— Распоряжение: действуем при полном послушании и без разговоров, по команде капитана. Второе распоряжение: действовать так, словно в парке, кроме нас, нет ни души. Они там для нас пустое место. Рота, ползком!

И первым бросился ничком на землю.

Когда рота выползла из-за кустов, капитан отдал новый приказ.

— Рота, рогатки!

В парке уже заметили действия роты. Малыши прервали работу, да и пионеры с любопытством следили за начавшимися маневрами.

— Рота, перебежками! — скомандовал капитан. Его подчиненные и он сам запрыгали к пионерам, будто три больших лягушки. Малыши радостно завопили.

— Рота, ползком! — подал капитан новый приказ, когда они уже достаточно приблизились к пионерам. — Стой! Замаскироваться!

Мушкетеры раскидали кучу мусора и вроде бы замаскировались.

На щеках Роби Рибуласа возникли легкие розовые пятна, но он промолчал.

— Рота, заряжай! — командовал капитан.

Мушкетеры и командир привели рогатки в боевую готовность.

— Рота! С колена! Прицел по направлению руки капитана! Огонь!

Малыши сбились вокруг пионеров. Они знали, что такое рогатки.

Знакомство было не из приятных. Но рука капитана указывала мимо них.

— Рота! Прицел по направлению руки капитана. Пять градусов влево. Огонь!

Пущенные из рогаток камешки просвистели совсем близко от пионеров.

— Рота! Круговая оборона! Линия огня на градус левее!

— Прекратите ваш цирк! — сердито крикнул Рибулас, когда «огненная лавина» начала приближаться к пионерам.

Рота, казалось, не слышала ничего, и Роби пришлось, по примеру других, отойти в сторону. Капитан усмехался.

— Послушайте, детишки, не надоела ли вам эта забава? — уже не на шутку рассердился Рибулас.

Хотя и тон и слова были обидными, капитан сохранял усмешку на лице. Он сделал вид, что не слышит Роби, и спросил:

— Мушкетер Тильбути, не слышал ли ты какого-нибудь вопля?

— Нет, капитан! — ответил мушкетер Тильбути.

— А ты, мушкетер Ассаку?

— Нет, капитан. У нас на полигоне никогда не было слышно никаких воплей.

— Ты прав, мушкетер. Я тоже ничего не слышал. Рота, беглый огонь!

Мадис Муйст, коренастый и медлительный, успел за время маневров роты распалиться. Он бросил на Роби хмурый взгляд и решительно направился к капитану. Роби велел ему вернуться.

Не обращая внимания на роту Раазуке, пионеры и их помощники перешли на другой конец парка. Маневры роты потеряли интерес новизны даже в глазах малышей, и они снова взялись за грабли. Пионеры принялись расчищать конец парковой дорожки.

Однако рота последовала за ними. Мушкетеры лежали между раскопанных кочек, и капитан командовал:

— Рота, картечью!

Роби Рибуласу едва удалось удержать Мадиса от драки. Было уже не до работы. Оставив роту разбрасывать куски дерна, пионеры со своими помощниками удалились. Еще долго гремело им вслед мушкетерское «ура!».

На следующее утро в разных концах парка появились таблички со следующим текстом:

СООБЩЕНИЕ ЗВЕНА ОХРАНЫ РАСТЕНИЙ

На участке обнаружено зловредное парковое насекомое (Capiteenicus Raasucustus Assakus — Tilbutis). С сегодняшнего дня в парке начинаются дезинфекционные работы. Парк объявляется карантинным районом, в котором пребывание животных, а также несовершеннолетних без особого разрешения нашего штаба опасно. Для дезинфекции используются ядовитые вещества, которые могут вредно подействовать на позвоночных.

По распоряжению начальника штаба 147

Р. Рибулас,

начальник дезинфекционного звена.

Прочитав сообщение, рота в первый миг растерялась. Но Яак Тильбути очень верно «перевел» латинское название паркового насекомого, и капитан снова принялся угрожать пионерам.

— Просто пугают! — утверждал Яак Тильбути. — Но объявление они здорово придумали.

— Тоже мне объявление! — злился капитан. — Ты лучше скажи, Яак, что ты думаешь об этом штабе с номером? Это тоже выдумка или у них в самом деле есть такой штаб?

Относительно существования штаба мнения разделились.

После обеда в парке снова собрались и пионеры и малыши. Рота долго следила за ними из-за кустов. Ничего необычного в парке не происходило, все работали, как и вчера.

Необычное началось с того момента, когда рота, приступившая к очередным маневрам, достигла линии огня и принялась упражняться в уже известном варианте круговой обороны. Рибулас велел малышам отойти в сторонку, вынул из портфеля нечто похожее на тот инструмент, которым парикмахеры пользуются для разбрызгивания одеколона. Мадис Муйст и Тийа Тийдус достали длинные картонные коробки. Не обращая внимания на учения роты, они принялись за дезинфекцию: Роби опрыскивал некоторые кустики травы из пульверизатора, а Мадис и Тийа посыпали белым порошком из коробок. Сосредоточенно глядя под ноги, они с обеих боков подходили к роте.

— Пять градусов левее — огонь! — командовал капитан, а сам искоса поглядывал на дезинфекторов.

Рота беспрекословно выполнила приказ, но бдительно следила за приближающимися пионерами.

Роби подошел вплотную к капитану. Он внимательно рассматривал кустик травы перед носом капитана. Капитан, в свою очередь, смотрел снизу вверх и не мог так вдруг ни на что решиться. И тут Роби неожиданно нагнулся и принялся усердно сжимать в руке резиновую грушу.

Душа у капитана мгновенно застряла где-то в горле. Он хватал ртом воздух, и ему казалось, что глаза вот-вот выпрыгнут из орбит.

— Мадис, иди сюда, посыпь после усыпляющего еще и ядом! — раздался ровный голос Рибуласа.

И лишь тогда из груди капитана, сотрясая все его внутренности, вырвался кашель. Капитан Раазуке не стал дожидаться, пока подойдет со своим ядом Мадис Муйст.

— Рота! — испуганно скомандовал он, не переставая кашлять. — Пере… ох!.. бежками!..

Рота не заставила повторять команду и бросилась вон из парка. Капитан, почти бездыханный от кашля и чихания, бежал позади всех.

— Капита-ан! Промой носоглотку холодной водой, — советовал ему вдогонку Роби. — Набери воды в рот и пропусти через ноздри. А то еще околеешь!..

Капитан послушался. Рота свернула в первый попавшийся двор, и мушкетеры испуганно глядели на суровую лечебную процедуру, которую проделал у колодца их капитан.

 

VI

Вечером капитан четыре раза ставил себе градусник и чувствовал некоторое недомогание, хотя и старался успокоиться рассуждением, что запросто разгуливать с сильным ядом эти ненормальные не могли. Он так рано залез в постель, что мать в свою очередь — в пятый раз! — сунула градусник ему под мышку. Ночью командир роты спал беспокойно: ему снились кошмары.

Утро не принесло капитану облегчения. Правда, ни малейших признаков отравления не появилось, и вскоре выяснилось, что и ждать их нечего. Но обстоятельства, которые избавили его от опасений, были, по мнению капитана, пожалуй, хуже самого отравления. Мушкетер Тильбути разведал и доложил, что усыпляющее средство было просто нашатырным спиртом и ядовитый порошок, которого они так испугались, — обыкновенный крахмал.

Новость лишила капитана дара речи. Впервые в жизни он очутился в столь постыдно смехотворном положении.

Учения роты были прерваны. Видимо, капитану не хотелось так опрометчиво вновь попасть на глаза пионерам. Рота вынашивала планы отмщения.

— Но, ребята, так ли уж нужен нам этот парк? — сказал вдруг Яак Тильбути. — Пусть себе копошатся там, если им нравится. Нам и без парка места хватает!

Подобное безразличие к правам и доброму имени роты равнялось, с точки зрения капитана и другого мушкетера, почти предательству. Яаку Тильбути следовало немедленно взять свои слова обратно и, как сказал капитан, пошевелить мозгами.

— Начинать надо с огольцов! — объявил капитан на военном совете.

— Верно, мальцам надо дать по носу! — поддержал Тынис Ассаку.

— Надо не носы им разбить, — уточнил капитан, — а отбить малышей от этих трех.

— Но как? — спросил Яак Тильбути. Этого капитан не знал. Однако Тильбути сам начал пылко развивать идею: — Надо… создать общественное мнение, понимаешь? Так, мол, и так, малыши, мол, хотят играть в парке, а там какие-то чужие копаются и травят ядом. И тогда эти малыши попросят у нас защиты и помощи…

— Это ты здорово придумал: общественное мнение! — похвалил капитан.

— «Общественное мнение»! — презрительно заметил Тынис Ассаку, который никогда особенно не считался с общественным мнением. — Поколотим их, вот и будет мнение. Чего еще слова тратить.

— У тебя не башка, а топор на плечах! — обрезал Ассаку капитан. — Только трах да трах! Головой думать надо!

— Придумал! — воскликнул Тильбути. — Надо сделать так же, как тогда, когда мы организовали сбор костей. Сложимся и пустим ротную казну в дело.

— Охламон! — возмутился Тынис. — Уже и то было глупо, что мои резинки для рогаток, и приклад, и двадцатисентовик были выброшены за эти кости. Достаточно было прикрикнуть, и получили бы те же самые кости, а может быть, даже еще больше. И теперь тоже… это мы еще увидим, у кого вместо головы топор!

— Пустим в дело казну роты! — решил капитан.

— Ну, чтобы переманить это стадо сопляков, нужна не ротная, а полковая касса! — завопил Тынис Ассаку. Он был действительно обижен и рассержен. — Только я больше не вложу в дело ни копейки!

— Тогда шагай отсюда! — хладнокровно объявил капитан. — Тогда ты больше не мушкетер моей роты.

— Тоже мне, велика честь быть в такой роте! — не остался в долгу Тынис и оскорблено уставился в землю. Но уходить не собирался.

На следующее утро рота все же занялась формированием общественного мнения на улице Пикапыллу.

Из ворот старого многоквартирного дома вышел на улицу мальчишка с загорелым лицом и исцарапанными икрами. На плече мальчишка нес железные грабли с короткой рукояткой и неумело пытался что-то насвистывать.

Скрипнула садовая калитка дома напротив, и в одно мгновение пацана окружили мушкетеры.

— Ну, здравствуй, Юрис-Юрнас, — начал капитан.

Юри обвел глазами каждого по очереди, но на приветствие не ответил.

— Что, идет большой сбор металлолома? — насмешливо спросил Тынис Ассаку и выразительно глянул на грабли.

— Это не металлолом, а грабли, — важно сообщил Юри. — И они совсем целые.

— Та-ак, — протянул капитан. — Чего же тогда ты тащишь целые грабли? У тебя что, своя индивидуальная капустная грядка завелась? И требует ухода и так далее?

Юри хотя и был еще мал, но уже умел различать тон разговора. Тон капитана Юри счел оскорбительным.

— Я иду в парк! — гордо сказал Юри. — Работать. Убирать.

— А кто тебе позволил?

— Мама.

Столь исчерпывающий ответ привел роту в легкое замешательство, и Юри было двинулся дальше. Но Тынис Ассаку поймал его за грабли и спросил:

— Разве это парк твоей матери?

Теперь растерялся Юри.

— В парке всякая работа запрещена! — объявил Тынис Ассаку.

Юри сделал большие глаза и спросил:

— Кто запретил?

— Я! — скупо сообщил капитан.

Яак Тильбути представлял себе кампанию по созданию общественного мнения совсем иначе. До сих пор он молчал, но сейчас срочно вмешался.

— Видишь ли, Юри, — начал объяснять он. — Ты знаешь, что такое общественное мнение? Не знаешь! А это вещь очень важная. И общественное мнение сейчас против того, чтобы какие-то чужие пионеры захватывали наш парк, орудовали там, копали и травили людей. Общественное мнение…

— Хи-хи-хи… — захихикал Юри. — Да это же вовсе не был яд. Это был просто крахмал. И нашатырный спирт.

Капитан помрачнел.

— Ты не знаешь и половины дела. Это был типичный яд.

— А вот и не был!

— Эй, ты! — Тынис Ассаку подошел к Юри. — Не вякай, а то нос разобью, понял?

— Ну бей, бей! — повысил голос Юри. — Сами вы ничего не знаете, только врете все. — Он не терпел лжи, и, хотя подбородок у него немного дрожал, он смотрел опасности прямо в глаза.

— Общественное мнение… — попытался Яак Тильбути повернуть ход разговора, но дерзкий взгляд Юри ужасно раздражал Тыниса Ассаку.

— Ты, сопляк!.. — процедил Тынис сквозь зубы и толкнул малыша. Тот пролетел несколько шагов и упал на четвереньки, выронив грабли. Тынис недолго раздумывая зашвырнул их через забор в чей-то сад.

Капитан опомнился прежде всех.

— Мушкетер Ассаку! — сказал он с грозным спокойствием. — Принеси грабли.

— А больше ты ничего не хочешь? — огрызнулся Тынис. И закричал на Юри: — А ну, уматывай! Чего ждешь?

Впервые в истории роты приказ капитана не был выполнен. Это неслыханное нарушение требовало безжалостной кары.

— А не дать ли тебе самому по шее? — сказал капитан своему мушкетеру. — Следовало бы врезать!

Мушкетер Ассаку лишь усмехнулся, пожал плечами и, словно невзначай, повернулся спиной к капитану.

За это время Юри успел подняться с земли и вытереть мокрые глаза. Он исподлобья глянул на всех по очереди и зашагал прочь.

— Погоди! Эй, Юри, остановись! Погоди! — крикнул ему вдогонку мушкетер Тильбути. Он проворно перемахнул через забор и спустя несколько секунд появился с граблями. Юри уходил не оглядываясь. Яак побежал за ним.

— Возьми свои грабли! — Он нашел в кармане два апельсиновых леденца и сунул их мальчугану. — Общественное мнение… — принялся торопливо объяснять он, но Юри не взял конфеты, и они просто упали на землю. Не останавливаясь и не оборачиваясь, Юри шел вперед. Его осанка выражала и гордость, и обиду, и дерзость. А мушкетер Яак Тильбути стоял и смотрел ему вслед.

— Лучше двинул бы ему по шее! — Мушкетер Ассаку сплюнул, когда Тильбути вернулся к своим приятелям.

— Конфеты придется подобрать, — сказал капитан. — Мы не можем ими швыряться.

— Не о конфетах сейчас забота, капитан, — ответил Яак Тильбути. — Плохо, что рота бьет маленьких. Мне стыдно!

— Бьет? Кто их бил? — откликнулся Тынис. Но на сей раз капитан строго призвал его к порядку. И в дальнейшем Ассаку помалкивал, только усмехался.

С другими малышами, идущими на работу, Яак Тильбути говорил очень убедительно и красиво. Его слушали с большим интересом. Но когда мушкетер Тильбути счел, что уже объяснил суть дела, малыши чистосердечно признались, что общественное мнение им не нужно и что во всем мире нет дела лучше, чем работать в парке.

При этом малыши слопали все шесть палочек леденцов, приобретенных ротой.

— А теперь мы должны идти в парк, — сказали просвещенные насчет общественного мнения малыши. — Потому что, если мы будем хорошо работать, парк скоро станет красивым и там будет славно всем играть и отдыхать.

Тынис Ассаку смеялся нагло. Капитан был сильно не в духе. Мушкетер Тильбути был погружен в раздумья. Когда наконец он обнародовал свои мысли, его приятели долго остолбенело молчали. Яак Тильбути сказал:

— Выходит, общественное мнение уже создано. Оно на стороне вторгнувшихся к нам чужих и против нас.

— Разве я не говорил этого? — злорадствовал Тынис. — Я же сказал, что вашим способом у нас ничего не выйдет!

 

VII

На следующий день после обеда пионеры застали в парке полный разгром. На деревце висела записка, которую Яак Тильбути считал своим шедевром. Его радовало, что в новом приказе действия роты обретают благородную цель. Капитан же счел это несущественным, его заворожили лишь призывы в конце приказа.

— Мощно! — похвалил он.

— Двух слов «Убирайтесь вон!» было бы вполне достаточно. — Мушкетер Ассаку сморщил нос. — Но это будет им объяснено и без бумажек.

Яак Тильбути подошел к деревцу и еще раз внимательно перечел написанное.

ПРИКАЗ № 2

В этом парке обнаружены вредители, которые отравляют и роют землю и заставляют маленьких детей делать тяжелую работу. Пусть знают эти вредители, что это никакой не парк, а учебный полигон отважной роты с улицы Пикапыллу. Рота не позволит ни одному вредителю рыть, копать и отравлять здесь, и рота стоит на страже того, чтобы маленьких детей не заставляли делать тяжелую работу и не порабощали.

Долой поработителей! Вредители, убирайтесь домой!

Капитан А. Раазуке,

командир роты.

Тынис Ассаку отошел в сторону. Деловито сопя, он стал выдергивать вбитые в землю колышки, по которым подрезали и подравнивали дорожки.

— Псих! Что ты делаешь? — воскликнул Яак Тильбути.

Мушкетер Ассаку не потрудился ответить.

— Слушай, прекрати! — уговаривал Яак Тильбути. Ассаку не прекращал. — Чего ты ждешь, капитан? — крикнул Тильбути. — Разве ты не видишь, что он делает?

Капитан, понятное дело, видел. Он следил за Ассаку внимательно, и в уголках его рта возникла легкая усмешка. Черт побери, Тынис начал с верного конца!

— Заткнись! Они сами захватчики! — сказал Тынис Ассаку мушкетеру Тильбути. — Кто их сюда звал? А что бы они сказали, если бы мы пошли к ним… в сад… или во двор, или… и перевернули все на свой манер? Известно, что бы они сказали…

— Но это же общий парк! — возразил Яак Тильбути. — Это не чей-то собственный сад или двор…

— Значит, это парк? — зло засмеялся капитан. — Но ты же сам написал… — Он подошел к «Приказу» и прочитал: — «…это никакой не парк, а учебный полигон роты…» Твои слова? Или ты уже считаешь, что мы не имеем никаких прав на свой полигон? Ну и балда же ты все-таки! — Капитан вскинул голову и с презрением отвернулся.

Яак Тильбути сник. Он был в некотором замешательстве. Потом подошел к «Приказу», перечел его, подумал и сорвал с ветки.

— Что ты делаешь? — закричал капитан.

Тильбути, раскрасневшись, смял бумажку в руке и бросил на землю.

— Ты соображаешь? — возмутился капитан. — Кто тебе разрешал срывать?

— Это все глупо… и противно!.. — взорвался Яак.

— Так! — констатировал капитан. — А теперь подними мой приказ и повесь туда, откуда ты его сорвал.

— Это я написал, — возразил мушкетер Тильбути.

— Но я подписал его, и теперь это мой приказ. Повесь его на место!

Яак Тильбути не пошевелился. Капитан подождал немного, сам поднял с земли смятую бумажку, разгладил ее о колено и снова повесил на ветку. Глянув из-под нахмуренных бровей на плаксивое лицо Яака, он презрительно бросил:

— Девчонка!

Присоединившись к мушкетеру Ассаку, капитан яростно набросился на кучи мусора. Но вскоре сообразил, что их действия наносят слишком мало вреда. Поэтому он распорядился засыпать ямы, приготовленные для посадки деревьев. Но делать это лишь с помощью своих десяти пальцев оказалось слишком трудно.

— Эй, ты, там! — крикнул Тынис Ассаку. — Сбегай, принеси лопату!

Тильбути будто и не слыхал.

— Мушкетер Тильбути, лопату! — скомандовал в свою очередь капитан.

Яак Тильбути уходил не оглядываясь.

— Плакса чертова! — злорадствовал мушкетер Ассаку ему вслед. — Долго ты будешь беречь свои ноготки?

— Эй, живо-живо! — крикнул капитан, но Яак Тильбути не ускорил шага. Понурившись, брел он прочь из парка.

Мушкетер Ассаку собрал выдернутые из земли колышки, сложил в кучу и поджег. Посмеиваясь, оба уселись у костра. Они были довольны собой.

Прошло четверть часа. Яак Тильбути не возвращался.

Он так и не появился.

Капитан поднялся, отошел от костра и, не оборачиваясь, бросил мушкетеру короткое «Пошли!».

Угли в костре еще дымились. Роби Рибулас смял «Приказ», бросил его на угли. Бумага побурела и вспыхнула. Пионеры смотрели, как огненная полоска еще раз прогрызла уже обуглившийся комок бумаги. Пепел посерел, рассыпался, и порыв ветра развеял его.

— У тебя есть рогатка? — спросил Роби Рибулас.

— Есть. Но вообще-то я рогатку не слишком уважаю, — пояснил Мадис Муйст. И добавил с нарастающей яростью: — Другое дело — кулак или дерн. Уж если дерном влепишь… Костей не сломает, а с ног сбить может…

Тийа Тийдус слушала, широко раскрыв глаза.

— Ты прав, — согласился Роби Рибулас. — Дерн — это по-мужски. Только дерн не всегда есть под рукой!

— Зато кулак всегда под рукой.

— Верно.

Они не отрываясь смотрели на поднимающийся дымок.

— Что вы задумали? — вскочила Тийа.

— Ты останешься здесь, — объяснил ей Роби. — Видишь, дошкольники уже идут. Раздобудьте новые колья… и…

— А вы?

— Мы? Нам предстоит уладить другое дело.

— Никуда вы не пойдете! Ишь драчуны какие! А у самих еще пионерские галстуки!

— Вот именно! — согласился Роби Рибулас. — Не знаю, с чего это взяли, что пионерский галстук должны носить лишь какие-то пай-мальчики. Нет, эти прохвосты еще почувствуют на своей шкуре, что значит безобразничать там, где пионеры приложили свои руки и труд.

Мадис тоже был полон воинственности, и Тийе с трудом удалось утихомирить мальчиков. Им пришлось все же согласиться с Тийей, что если они теперь затеют драку и даже победят мушкетеров — в чем не следовало быть слишком уверенным, — те непременно захотят отомстить. А на что они способны, ребята убедились сегодня.

— Но… надо же что-то предпринять.

— И предпримем. Вы с Мадисом поищите новые колья.

— Но ведь…

— Идите-идите, а остальное предоставьте мне. — Девочка расправила подол платья и зашагала. Немного погодя обернулась, остановилась на миг и прикрикнула рассерженно: — Поймите же наконец! Не плетитесь за мной хвостом.

— Чушь, а? — Роби нерешительно остановился и принялся чесать затылок.

— Полная чушь! — согласился Мадис. И оба глянули с сомнением туда, где мелькнуло и скрылось за деревьями платье Тийи.

 

VIII

Встреча с неприятелем произошла быстрее и проще, чем представляла себе Тийа. Из-за угла вдруг выбежал капитан со своим мушкетером. Встреча была неожиданной, и минуту-две противные стороны стояли и помалкивали.

— Здравствуйте! — первой нашлась девочка и вызывающе посмотрела на капитана.

— Те-ре! — протянул капитан, опуская глаза.

Тийа, не отводя глаз, смотрела на мушкетера Ассаку. У того на смуглом лице держалась наглая усмешка. Заметив ее пристальный взгляд, мушкетер достал из кармана яблоко, разом откусил половину и крикнул с набитым ртом:

— Чего уставилась? Не видала раньше человека, что ли?

— Я хотела бы поговорить с тобой с глазу на глаз, — обратилась девочка к капитану.

— Давай выкладывай, и я заодно увижу, как это можно говорить не на ухо, а на глаз! — сострил Ассаку и посмотрел на капитана, ожидая похвалы. Капитан нахмурился и кивком головы подал Ассаку знак удалиться. Тот удивленно вздернул брови, пожал плечами, но отошел на два-три шага.

— Уйди подальше! — прикрикнул капитан, и поскольку Ассаку всем видом своим выражал недовольство, быстро добавил строгим тоном: — Немедленно найди мушкетера Тильбути и приведи ко мне.

— Ну ладно, — неохотно пробормотал Ассаку. Прежде чем уйти, он выпустил длинную словесную очередь, но капитан не слушал, ему было не до мушкетера.

Капитан и девочка изучали друг друга исподлобья.

— Послушай, почему вы называете себя мушкетерами? — спросила Тийа.

Вместо ответа капитан вынул из кармана большое краснощекое яблоко и протянул девочке.

— На!

Секунду поколебавшись, Тийа приняла подарок. Первоначальная неловкость вроде начала проходить.

— А знаешь, — сказал вдруг капитан, — у меня твоя шапка.

— Ты сорвал ее у меня с головы.

— Но-о? — Капитан широко раскрыл глаза и воспользовался моментом, чтобы без стеснения посмотреть девочке в лицо.

— У меня уже есть новая, — сказала девочка.

— Новая?.. — разочарованно протянул капитан.

Красивая девчонка! Это Аннус Раазуке заметил еще тогда, когда увидел ее в первый раз. На маневрах в парке капитан докомандовался до хрипоты: само собой разумеется, не щадить голоса вынуждала его трудная должность военачальника. Но когда он понял, как мало впечатления все это производит на девочку, он был разочарован, сердит и раздосадован гораздо больше, чем позволял себе в том признаться.

— Я все же опасаюсь, что нашел твою шапку на земле, — объяснил капитан Тийе, глядя ей в лицо. — Однако… В сражении все могло случиться… Во всяком случае, я верну тебе шапку, только как-нибудь в другой раз, ладно?

Тийа не ответила. Они тихо шли по улице. Капитан протянул девочке новое яблоко. Вид у Аннуса был сияющий. Но если кто-нибудь попадался им навстречу, капитан розовел, стыдливо отворачивался и отставал от Тийи шага на два.

Следует сказать, что капитан Раазуке хотя и был командиром, любил время от времени уединение. В такие моменты он валялся за сараем врастяжку и смотрел в небо. Ясные, бесконечные, сияющие небеса вызывали у него всякие мысли и освобождали душу от бремени каждодневных дел — хотя, может быть, и важных, но почему-то бескрылых. По правде говоря, даже глядя в небо, он мысленно продолжал трудную жизнь командира роты и совершал в эти моменты подвиги, которые влияли не только на жизнь улицы Пикапыллу, но и на ход всей мировой истории.

В последнее время за деяниями капитана следила пара внимательных девчачьих глаз.

— Как вы можете так гадко вести себя? — услыхал капитан голос девочки. — Вы называете себя мушкетерами, а они — я читала «Три мушкетера» — вели себя благородно, боролись за правду и справедливость… защищали слабых…

Капитан никогда не задумывался над тем, какой у кого голос. Сейчас он вдруг решил бесповоротно, что такой низкий голос, как у Тийи, красивей всех голосов всех девчонок.

Еще четверть часа назад смыслом жизни капитана было то, о чем сейчас говорила Тийа. Но теперь бои и победы казались военачальнику мелкими и ничтожными. У него не было ни малейшего желания вообще думать о парке.

Низкий голос Тийи ласкал слух капитана. Девочка говорила страстно. Время от времени она вопросительно взглядывала на капитана, ожидая от него согласия. Но капитан был молчалив.

Капитан раздумывал над своими проблемами. Он хотел бы что-нибудь сделать. Что-нибудь великое, героическое, небывалое, достойное мушкетера. Что-нибудь отважное, от чего у Тийи захватит дух. Пытаясь понять, что бы это могло быть, он размечтался, как это бывало тогда, когда он глядел на небеса, и мечты его покинули границы реальности. Но так ничего и не придумав, капитан вернулся на землю, тяжело вздохнул и понурился.

Тийа истолковала этот вздох по-своему и с еще большим усердием принялась убеждать капитана. Уж если Тийа Тийдус взялась за дело, то результат должен получиться отличный!

Капитан Раазуке еще раз вздохнул и решил на время отложить совершение великого подвига. На половине какой-то фразы Тийи он вдруг схватил девочку за руку.

— Послушай, а как тебя зовут?

— Что? — остолбенела девочка.

— Скажи, ну! — упрашивал капитан.

— Тийа. Тийа Тийдус.

— Тийа! — повторил капитан. — Тийа Тийдус. — И снова вздохнул: — Красивое имя!

Тийа фыркнула, и лицо ее вдруг запылало. Она хотела бросить что-то сердитое и кусачее, но не нашла верного слова. И неожиданно для себя вдруг улыбнулась, покраснела еще сильнее и отвела глаза в сторону.

Некоторое время они шли молча. Наконец девочка справилась со смущением. Даже рассердилась. Ну, погоди… такой… Она еще и половины того не сказала, что собиралась сказать о Раазуке и его роте! Пылая от негодования, она продолжила с той самой фразы, на которой он ее перебил.

Капитан слушал с глуповатой улыбкой, словно девочка говорила ему комплименты. Потом снова взял ее за руку.

— Тийа, — сказал он, — послушай, Тийа, а ты любишь кроликов? — И кротко посмотрел на нее долгим взглядом.

— Кроликов? Каких кроликов?

— Ну, кроликов. Обыкновенных!

— При чем тут кролики? — рассердилась девочка.

— Нет ты ответь, Тийа. Любишь, ну?

— Ну, люблю! Но ты лучше скажи…

— Знаешь, Тийа, — капитан положил руку на плечо девочки, — я подарю тебе крольчат. Честное слово. У меня четыре крольчонка. Ангорские. Копченые носы.

Девочка остановилась и поглядела на Аннуса, как на призрак.

— Если бы ты только знала, какие они красивые! — продолжал с восхищением капитан. — Белые! Пушистые! Глаза блестят, как…

Они посмотрели друг другу в глаза. Аннус — с нетерпеливой готовностью, Тийа — словно увидала его впервые.

— Тийа, я подарю их тебе!

— И это весь твой ответ на мои слова? — взволнованно спросила девочка. — А еще капитан мушкетеров!

— Ах! — Аннус нетерпеливо махнул рукой. — Ты только скажи, что хочешь их. Скажи, Тийа, ну?

Тийа смотрела на него широко раскрытыми глазами. И капитан Раазуке увидел, как по щеке Тийи вдруг покатилась большая слеза.

— Послушай, Тийа… — испуганно начал он.

Не слушая его, девочка резко повернулась на пятках кругом и убежала.

Капитан сделал два-три шага, словно намеревался догнать ее, но тут же остановился и растерянно смотрел ей вслед. Он ничего не понял.

 

IX

На условный стук в дверь штаба ответа не последовало. Тийа Тийдус призадумалась, повернулась и заторопилась на будущую спортивную площадку.

Десяток загорелых мальчишек — среди них были и не знакомые Тийе — старательно работали. Громче всех звучал голос звеньевого Лео Сийзике. Хотя работы здесь было еще много, площадка начинала приобретать запланированный вид.

Высунув кончик языка и напрягая мышцы на загорелой худой спине, начальник штаба что было сил налегал на ручки тачки. Узенькое колесико тачки, наполненной щебенкой, глубоко вдавливалось в рыхлую почву. Доставив груз по назначению, он, вполне удовлетворенный, тут же присел на перевернутую тачку перевести дух. Начальник штаба любил такую работу: она позволяла размяться и не мешала думать.

В должности начальника штаба Яссь Ильматсалу состоял с прошлой осени. У второй школы тогда не было старшего пионервожатого, а совет дружины ждал перевыборов и относился к своим обязанностям спустя рукава. Пионерская работа во второй школе вообще никогда не была на большой высоте, потому-то осенью без вожатого она и вовсе зачахла. Правда, вскоре прислали новую старшую вожатую, и поначалу она действительно пыталась что-то сделать, но энтузиазма ей хватило ненадолго, и месяц спустя дружина снова осталась без вожатого. И тогда-то вновь избранный председатель совета отряда Яссь Ильматсалу обнародовал свой план, который придумал еще будучи членом совета. Этот план не шел ни в какое сравнение со всеми прошлыми и был дружно принят всем отрядом.

И вот на одной из дверей подвального этажа школы появилась фанерная табличка «Штаб 147», а над ней нарисованная на кусочке фанеры эмблема: над двумя поленьями танцующее красное пламя с пятиконечной звездой посредине. Вся школа бегала поглядеть на дверь штаба. Целую неделю не говорили ни о чем другом, как только о том, что это за таинственный штаб? Почему именно 147? Почему не 146 или 148? Дергали за дверную ручку, стучали и барабанили в дверь.

Однажды любопытным удалось увидеть Ясся Ильматсалу, выходящего из-за таинственной двери с большим ключом в руках. Любопытствующие издали громкий радостный вопль, но Яссь так быстро захлопнул дверь, что никому не удалось заглянуть внутрь. Прежде чем собравшиеся пришли в себя от неожиданности, ключ, дважды повернувшись в замочной скважине, оказался в кармане пиджака Ильматсалу, и Яссь стал бочком пробираться между толпившимися у двери мальчишками и девчонками.

— Будь мужчиной, Ильматсалу! — кричала ватага. — Впусти нас, ну! Будь человеком!

Ильматсалу, как всегда угловатый и немногословный, только пыхтел и упорно пробивался к выходу. С таким же успехом он мог пробиваться сквозь каменную стену подвала.

— Ребята, — крикнул кто-то сзади, — отнимем у него ключ!

Но Ильматсалу продолжал пыхтеть и еще энергичнее орудовал плечами. Кто-то ухватил Ильматсалу за пиджак. Но тут и у Ясся нервы не выдержали. Он выхватил из кармана ключ, сжимая его в руке так сильно, что пальцы побелели.

— Кто полезет — получит! — процедил он сквозь зубы и поднял готовый для удара кулак с зажатым в нем ключом. Это подействовало. Ильматсалу удалось пробиться сквозь ряды любопытных.

— Мы и без тебя туда попадем! — кричали они ему вдогонку, когда он поднимался по лестнице из подвала.

Но они не попали туда. Вскоре ту же эмблему, что была на двери, стали носить на рукаве блузы все пионеры четвертого отряда. Только они имели доступ в помещение штаба, а кроме них, лишь директор школы, пионервожатый и председатель совета дружины, да и то с разрешения начальника штаба.

Правда, судьба штаба весной висела на волоске — нашлись люди, утверждающие, что «штабничанье» — пустая затея, что штаб — «организация в организации», а это недопустимо. Однако новый старший пионервожатый с львиной отвагой отстаивал начинание лучшего отряда дружины и вышел победителем. А пионеры четвертого отряда — теперь все они были на год старше, и общая сумма возраста пионеров отряда стала гораздо больше 147 — делами защищали до начала учебного года доброе имя своего штаба.

После короткой передышки Яссь Ильматсалу снова взялся за ручки тачки, но тут он увидел Тийю Тийдус. Вид у нее был ужасно обиженный.

Капитан вчера оскорбил Тийю до глубины души, предложив в ответ на все ее доводы только своих крольчат. И все же она втайне надеялась, что Раазуке возьмется за ум. Но сегодня, придя в парк, пионеры увидели, что половина ямок, подготовленных к посадке деревьев, снова засыпана, дерн раскидан, а от колышков, которыми отмечали границы дорожек, остались одни угольки. Мадис и Роби разразились каскадом насмешек по поводу вчерашних переговоров Тийи и забрались в кусты держать военный совет.

— Чего же ты теперь хочешь? — строго спросил начальник штаба, выслушав Тийю.

— Чтобы ты сам взялся за эту роту.

— Ладно, завтра возьмусь, — согласился Яссь Ильматсалу, а пока что взялся за ручки тачки.

— А сейчас напиши им письмо, — потребовала Тийа, — что завтра в такое-то время приглашаешь их на переговоры.

— Обойдемся и без бюрократии, — махнул рукой начальник штаба и снова взялся за тачку.

Но Тийа загородила ему путь.

— Нет, нет, напиши! У нас там все идет путем приказов, ультиматумов и тому подобной бюрократии. — Авторучку и бумагу девочка принесла с собой. — И напиши этому капитану, что у него самого нос в копоти, десять раз в копоти, сто раз. Он такой противный…

— Но из-за этого не топчись на моей ноге, — сказал Яссь, разложив бумагу на тачке. С гораздо большим удовольствием он вез бы сейчас щебень.

Прочитав написанное, Тийа неодобрительно сморщила нос.

— Плоховато! «Прошу» да «прошу»! И подпишись поважнее, со всеми титулами, чтобы этот закопченный нос знал, с кем имеет дело.

— Ну, ладно, — уступил начальник штаба, вздохнул и принялся писать снова.

Новым вариантом письма Тийа осталась довольна, взяла его и пустилась в обратный путь.

Ей пришлось довольно долго патрулировать по Пикапыллу, прежде чем удалось встретиться с ротой. Когда она подошла и упрямо утвердила свой взгляд на лице капитана, его большой рот растянулся в неуклюжей улыбке.

— Тебе письмо, — сказала Тийа как можно пренебрежительнее.

Капитан Раазуке протянул руку, взял письмо, движением плеч отогнал придвинувшуюся к нему сзади роту и с улыбкой на губах принялся читать.

Он перечел письмо несколько раз подряд, небрежно сунул его в карман и поглядел на девочку, все еще улыбаясь.

— Понял? — заносчиво спросила она.

— Да уж наверное.

— С условиями согласен?

— Можно и так, — протянул капитан.

Ничего больше не говоря, Тийа повернулась, жеманным движением головы откинула волосы и легко заспешила прочь.

Ассаку безмолвно выхватил рогатку из-за пояса и прицелился в спину Тийи. Так же безмолвно капитан больно ударил его по руке и дал бы ему еще подзатыльник, но Тынис успел отскочить в сторону.

 

X

Как было условлено, рота ждала своего капитана на углу. Ассаку по такому случаю даже нацепил на руку часы и со значительным видом то и дело поглядывал на них.

Капитан был в парадных брюках. Согласно офицерской форме, от брючного ремня через плечо поверх блузы шел брезентовый ремень портупеи, а из заднего кармана штанов торчала можжевеловая рукоятка пугача, к которой одним концом был привязан шнурок, болтавшийся у капитана пониже спины и уходивший другим концом за пояс. Раазуке был хмур и несловоохотлив, как и положено командиру при исполнении столь ответственных обязанностей. Его настроение передалось всему подразделению.

Начальник штаба 147 заметил роту капитана Раазуке, выходящую на улицу Сааре, в тот момент, когда часы мушкетера Ассаку показывали, что до назначенного времени осталось еще полторы минуты. Мушкетер Тильбути позволил себе замечание насчет точности. По знаку капитана вся рота отступила за угол.

Когда Яссь Ильматсалу вместе с Тийей пришел на условленное место, рота была уже выстроена. Подтянув животы и вздернув носы, мушкетеры стояли по стойке «смирно» и только помаргивали; Аннус Раазуке топтался перед своим войском на негнущихся ногах, словно петух.

Оба начальника застыли на месте и сверлили друг друга глазами. Капитан Раазуке заметил красный пионерский галстук, синий шнурок свистка и эмблему штаба на кармане стыдливо белоснежной блузы начальника штаба, две красные нашивки, четыре инструкторских значка и белого почтового голубя на красном квадрате, украшавших рукав блузы начальника штаба и сглотнул слюну. Начальник штаба в свою очередь оглядел украшенную звездочками фуражку капитана, брезентовый ремень через плечо, и уголки его губ чуть-чуть приподнялись. Это не осталось незамеченным капитаном, он кашлянул и бросил беглый взгляд на Тийю Тийдус. Лицо девочки было презрительно-равнодушным, но ее глаза — капитану казалось, что он это увидел, — таили волнение и смешливость, и капитан тут же напустил на себя важный вид.

— Кажется, капитан Раазуке?

— Кажется, начальник штаба Ильматсалу? — спросил Раазуке в свою очередь, сделал несколько шагов вразвалку и высокомерно протянул руку. Он где-то вычитал, что переговоры следует начинать так.

Начальник штаба Ильматсалу явно не читал об этом, потому что он вроде бы и не заметил руки, протянутой с надменной любезностью. Он как бы невзначай заложил руки за спину и посмотрел прямо в глаза капитану.

— Пожалуй, обойдемся без вступления. Причины переговоров одинаково известны обеим сторонам.

Они стояли лицом к лицу. Капитан не знал, куда спрятать свою непринятую руку. Он смутился, пожевал губами, неловко попятился к своему подразделению и счел разумным выслушать противную сторону не перебивая.

Начальник штаба сохранял вежливо-равнодушный вид. Он ждал ответа. Поскольку такового не последовало, он пожал плечами, глядя на Тийю Тийдус, и добавил:

— Может быть, все-таки сказать несколько слов в качестве вступления? Я не считаю нужным информировать вас обо всей деятельности моего штаба. Приведение в порядок парка — лишь часть нашей работы. Как вы и сами, возможно, знаете, в нашем городе парков немного. Поэтому наш штаб считает уход за этим парком, — тут начальник штаба солидно кашлянул, — заданием государственной важности.

Капитан Раазуке подрагивал коленками и глядел в землю. Не без зависти слушал он торжественные фразы начальника штаба и перебирал в памяти запас слышанного и прочитанного, чтобы и со своей стороны ответить достойно.

— Я полагаю, вы в какой-то степени знакомы с Конституцией СССР, — продолжал начальник штаба Ильматсалу с легкой иронией. — Там, между прочим, сказано, что земля, реки, озера — естественно, парки тоже — являются общим достоянием граждан Советского Союза, и, как всякое общее достояние, парки надо защищать и беречь. — Начальник штаба выдержал короткую паузу. — По этому пункту наш штаб и уполномочил меня переговорить с вами.

— Я и моя рота, — капитан старался подражать тону начальника штаба, но смотрел почему-то все время на Тийю, — знаем Конституцию насколько нужно. Один из мушкетеров моей роты, — он указал взглядом на Яака Тильбути, — ежедневно читает «Пионерскую правду» и докладывает мне оттуда все, что надо. — Обратившись взглядом к начальнику штаба, капитан счел необходимым подчеркнуть: — «Пионерская правда» издается на русском языке, о чем ты… хм… — тон капитана сделался ироническим, — естественно, слыхал.

— Извините, я не перешел с вами на «ты», — холодно вставил начальник штаба, и уголки его губ опять поднялись чуть-чуть кверху.

Капитану стало жарко. Он потоптался с ноги на ногу и продолжал уже без художественного выражения:

— Кому принадлежат парки, это мне известно. В парке каждый может ходить сколько душе угодно. Только ваш штаб, как видно, этого не знает, потому что ваши хотели увести нашу козу. Но парк принадлежит всем, и каждая коза, если захочет, может там наедаться досыта.

— Вопрос не в козе, — вставил начальник штаба Ильматсалу, подчеркивая легким жестом никчемность высказанных капитаном мыслей. — Как вы сами знаете, выпас коз и другой скотины в городских парках запрещен постановлением исполкома.

Начальник штаба выставил свой довод как нечто само собой разумеющееся, и капитан оказался в растерянности. Он мог бы сказать, что не слышал об этом постановлении — и он действительно не слышал, — но такое невежество унизило бы его командирское достоинство. Здесь требовался ответ потоньше и посолиднее, но ничего подходящего в данный момент не приходило капитану в голову.

Оба мушкетера стояли навытяжку согласно уставу. На лице Яака Тильбути нельзя было ничего прочесть, а лицо Тыниса Ассаку выражало беспокойство. Ход переговоров ему совсем не нравился, а слишком взрослое поведение начальника штаба раздражало его. И еще больше злила его неуверенность капитана.

— Какой тут парк? Это никакой не парк, а просто участок, наш участок, — резко объявил он. — Этот с галстуком несет тут всякую ахинею. Пусть скажет прямо, что ему нужно на нашем участке, а еще лучше, если вся его шайка смоется с нашего участка. Все равно мы выбьем их оттуда.

— Простите, я веду переговоры не с вами, а с вашим капитаном, — попытался поставить на место воинственного мушкетера начальник штаба Ильматсалу, но Ассаку не дал заткнуть себе рот.

— Что ты тут извиняешься то и дело? Кому нужны твои извинения! Тоже мне — министр иностранных дел! Нацепил на себя всяких шнурков и значков и теперь думает, что…

— Капитан, призовите своего мушкетера к порядку, — возмущенно посоветовал Аннусу начальник штаба. — В конце концов, тут идут переговоры, а переговоры и препирательство — разные вещи.

Капитан Раазуке, пожалуй, и призвал бы своего мушкетера к порядку, но он достаточно хорошо знал упрямый характер Тыниса Ассаку. Если Тынису что взбредет в голову, он никого и ничего не слушает. И как раз сейчас, похоже, готов на все. В последнее время мушкетер вообще отбился от рук. Это Аннус отчетливо понял вчера в парке, когда Тынис зарывал лопатой приготовленные для посадки деревьев ямы, а рядом пылал костер из шестов. Это делалось несмотря на приказ капитана ничего в парке не трогать до особого распоряжения. И когда капитан строго спросил с нарушителя приказа, то услышал в ответ отнюдь не комплименты! Капитану с большим трудом удалось заставить своего мушкетера подчиниться.

Нет, сейчас было не время задевать мушкетера Ассаку. Это во-первых. Во-вторых, капитану бросилось в глаза, что хриплый голос Тыниса Ассаку и его наглый тон поколебали оскорбительную самоуверенность начальника штаба. Как назло, капитан все еще не нашел необходимых слов. Поэтому он изобразил улыбку и заметил:

— В нашей роте такой порядок, что каждый в любое время может высказать свое мнение.

С этого момента переговоры приняли другое направление, и Яссю Ильматсалу досталось тяжко. Заявления мушкетера Ассаку не блистали красотой стиля, но в них таилась своя безжалостно разящая логика.

— Хорошенькое дело! — возмущался тот. — Разве мы их хотя бы пальцем тронули? Мы всех предупредили о своих маневрах, и ни один человек не оказался задетым. Мы же ни в кого не стреляли. Зато они там в парке… — Он вкратце пересказал «дезинфекционный инцидент». — Так было дело? Было так или я все придумал? Ну, скажи ему ты, девчонка!

В другой ситуации такое обращение заставило бы Тийю Тийдус лишь отвернуться презрительно, сейчас она не обратила внимания на тон, как на обстоятельство несущественное, и, опустив глаза, согласилась, что дело было так.

— Но вы же зарыли ямы, выкопанные для посадки деревьев, сожгли колья и разбросали дерн, и… По крайней мере, от этого вы не отказываетесь? — настаивал начальник штаба Ильматсалу.

— Я закопал ямы! — заявил мушкетер Ассаку. — И сжег шесты. И дерн разбросал! — Он напустил на себя важный вид, какой только смог. — Есть вопросы?

По мнению начальника штаба, это был верх наглости.

— Конечно, если вы не знаете такого понятия, как общественная работа…

— Но-о, — не дал ему закончить мушкетер Ассаку, — все то, что я делал, как раз и есть общественная работа. Я делал это в свое свободное время и бесплатно. Вот так!

Такого оборота никто не ожидал. Капитан Раазуке прыснул. Начальник штаба покраснел. Глаза Тийи Тийдус засверкали, она пробормотала что-то негодующе. Только Яак Тильбути сохранял невозмутимое выражение.

— Что эта девчонка там бормочет? — спросил мушкетер Ассаку. — Пусть говорит в открытую, сегодня не будет никаких закулисных и секретных переговоров! — Он бросил на капитана такой ядовитый взгляд, что тот в свою очередь покраснел. Но мушкетера Ассаку это не волновало.

— Ты самый подлый человек, какого я только видела! — объявила Тийа чуть не плача.

— Извините! — осклабился мушкетер Ассаку. — Я с вами на «вы»! — Его смуглое лицо сияло.

— Хватит шуток! — мрачно сказал начальник штаба. — В конце концов пора понять, что парк — общественное достояние и его надо беречь…

— Вот-вот, об этом мы теперь и поговорим, — снова взял инициативу в свои руки мушкетер Ассаку. — Допустим, это парк. Его посадили тут три года назад. Так было, капитан?

Капитан подтвердил, что это было так.

— Тех, кто теперь там в парке возится, тогда тут и в помине не было. А мы, рота, мы были при этом. В общественном порядке, вот так. И мы этот парк берегли и охраняли. А что они делают? — Голос мушкетера обрел буквально прокурорские интонации. — Они, видите ли, явились сюда в парк работать! Целую кучу деревьев выкопали, а у некоторых были бы уже, глядишь, новые ростки, но им-то что, это же не их парк! Просишь вежливо: «Уходите отсюда, не портите общественный парк!» — не уходят. Да еще подбивают маленьких детей безобразничать вместе с ними. Так? Так! Но мы, рота, этого больше не потерпим! — Мушкетер выразительно плюнул. — Нечего тут права качать!

Все остальные участники переговоров были потрясены.

Капитан пришел в себя первым.

— Понятно? — спросил он. Теперь настал его черед быть холодным и солидным.

— Мы взяли на себя заботу об этом парке! — воскликнул начальник штаба. — Мы осенью посадим тут новые деревья…

— «Мы взяли»… — передразнил мушкетер Ассаку. — Это вовсе не так: кто захотел, тот и взял. А кто вам разрешил? Есть у вас такой документ?

— Да, предъявите нам такую бумагу! — как эхо вторил мушкетеру Раазуке.

Такой бумаги у Ясся Ильматсалу не было.

— Хе-хее, — захихикал капитан. — Тогда делать нечего. — Он притворно вздохнул. — Жаль, конечно. Да-а.

Начальник штаба Ильматсалу нахмурился. Он понял, что начало переговоров проиграно. Крикливый мушкетер так ловко запутал все, что в данную минуту нет никакой возможности распутать дело, взывая к правде и справедливости. И бессмысленно сейчас пытаться сделать это. Начальник штаба попытался было сыграть на великодушии противника, но мушкетер Ассаку важно поднес руку с часами на запястье себе под нос и сказал капитану, что рота уже слишком много потратила на них времени зря. Но в новой ситуации капитан вовсе не торопился заканчивать переговоры. Слушая других, он оказывал любезность, ибо у него возникла прочная уверенность в своих силах и возможности в любое время поступить по собственному желанию.

Мушкетер Ассаку не уловил настроения капитана и не желал ждать. Он тоже чувствовал свою силу и превосходство и выражал это по-своему.

— Хватит трепаться! — бесцеремонно перебил он начальника штаба. — Мы свое сказали, и больше говорить нам с вами не о чем. Давайте мотайте отсюда! Кого из вас завтра увидим в парке — разобьем нос, и дело с концом! — Он сунул руки в карманы, выпятил живот и демонстративно отвернулся.

— Мне противно просить и принимать услуги от людей, которые не имеют даже примитивного понятия о манерах! — съязвил начальник штаба. Он был глубоко оскорблен, и это вернуло ему уверенность в своей правоте.

Ильматсалу снова стал таким, каким капитан видел его в начале переговоров. И перед этим прежним Ильматсалу только что было выросший капитан как бы съежился почти до прежних размеров. Но и он научился кое-чему от Ясся Ильматсалу.

— Мушкетер Ассаку! — произнес капитан строго. — Мне стыдно за тебя. Предупреждаю тебя и делаю замечание!

— Спасибо, капитан, — сказал Яссь Ильматсалу, не догадываясь, что этими двумя словами капитан Раазуке в собственных глазах поднят на равную с начальником штаба высоту. Но и капитан не догадывался, что эти два слова прибавили ему веса в глазах еще кого-то из присутствовавших.

— Не стоит благодарности, — улыбнулся капитан, испытывая добрую гордость. Улыбка шла ему. И он был непоколебимо готов к великодушию. Он даже намекнул об этом начальнику штаба.

Но Яссь холодно ответил:

— Запрошенные документы представлю вам для ознакомления в ближайшее время через связного своего штаба. Если у вас по этому поводу возникнут претензии, сообщите о них моему связному. Всего доброго!

Начальник штаба четко повернулся кругом, и вместе с ним повернулась Тийа Тийдус, успев перед тем легонько кивнуть капитану.

— Всего доброго! — догадался крикнуть капитан, когда они отошли уже на десяток шагов.

— Трам-та-ра-рам нам войну объявили, двое дураков нас посетили… — заревел мушкетер Ассаку вслед удаляющимся.

— Отставить! — процедил капитан сквозь зубы.

— Можно и отставить! — согласился мушкетер и умолк.

Капитан молчал, он испытывал великое желание остаться сейчас в одиночестве.

 

XI

Переговоры, казалось, завершились для роты самым благоприятным образом: она пока осталась единственной хозяйкой парка. Но в результате переговоров капитан вдруг обнаружил, что его борьба не имеет серьезной цели. Это открытие усилило в нем чувство досады.

На следующий день после переговоров мушкетер Ассаку казался самому себе пупом земли! Наверное, этим и объяснялся его важный, хмурый вид.

Пришел мушкетер Тильбути, маленький, тихий и серьезный, как обычно в последние дни.

Все трое молча сидели за сараем Раазуке. «Как три обессилевших ворона!» — вспомнилось капитану услышанное где-то выражение, и он горько усмехнулся. Разговаривать не хотелось. Подперев рукой щеку, капитан грыз травинку и рассеянно поглядывал на свою роту.

Мушкетер Ассаку кашлянул. Как показалось капитану, вызывающе. Выговор, который капитан вчера сделал мушкетеру, явно ухудшил их отношения. И это беспокоило Аннуса.

«Надо бы что-нибудь сказать, — подумал капитан. — Вернее, надо бы что-то предпринять».

— Те трое в парке! — сообщил мушкетер Ассаку скупо и с нажимом. — Слышишь, капитан?

В памяти Аннуса мгновенно промелькнули различные картины: Роби Рибулас в парке командует, вытянув руку… Роби Рибулас, нагнувшийся и сжимающий баллон пульверизатора… И словно бы снова зазвучал резкий голос Роби: «Капитан, набери в рот воды и выпусти через нос…» Воспоминание об этой процедуре заставило капитана Раазуке содрогнуться. Ну нет, с Рибуласом надо сегодня же свести счеты.

Аннус вскочил на ноги. Провел ладонями разок-другой по штанам, натянул фуражку на глаза.

— Пошли! — сказал он.

— Пошли! — поддержал мушкетер Ассаку.

Мушкетер Тильбути ничего не сказал. Но когда рота вымаршировала на улицу, Яак Тильбути, не говоря ни слова, зашагал в противоположную сторону.

— Эй, ты куда? — окликнул его капитан.

— Домой, — ответил мушкетер Тильбути.

— Домой?! — изумился мушкетер Ассаку. — Но ведь сейчас начнется наступление!

— Без меня!

Капитан и Ассаку обменялись удивленными взглядами и, раскрыв рты, уставились на Тильбути. Исподлобья глядя на них, он сказал:

— Я выхожу из роты.

Рота молчала, словно набрав в рот воды. Яак Тильбути двинулся прочь.

— Погоди-ка, остановись! — К капитану вернулась жизнь. — Надо поговорить.

— Тут не о чем говорить! — Глаза Яака Тильбути засверкали, голос его дрожал от волнения. — Тут все ясно. Когда организовали роту, было славно. Проводили военные игры и… А теперь это никакая не рота, а компания громил. А я не подлец, и не буду им!

— Слышь, малый, ты, видно, захотел в нос! — угрожающе прорычал мушкетер Ассаку.

— Ты предатель, Яак Тильбути! — выпалил капитан.

У Яака Тильбути покраснели скулы.

— Я не предатель, потому что говорю вам прямо в лицо, что выхожу из роты. Я останусь, если только рота оставит парк в покое!

— Ах вот как! — с презрением сказал мушкетер Ассаку. — Ты подкупленный подлец, вот ты кто! Теперь я знаю, почему ты вчера дергал меня за рукав, когда я высказывал наши требования. Ты — Иуда!

— Я не Иуда, но я и не хулиган! — отрубил Яак Тильбути. — Когда наш шалаш в парке разрушили, то вы сами говорили, что это сделали хулиганы. А теперь мы сами в десять раз больше хулиганы — громим парк и чужой труд! Я тоже за то, чтобы этот парк привести в порядок.

— Я тебе нос разобью, Иуда Тильбути! — Мушкетер Ассаку наступал на Яака.

Тильбути принял боксерскую стойку.

— Подойди, ну подойди… — хрипло шептал он. — Подойди, ну подойди, если осмелишься… — В его позе было такое напряжение и готовность ко всему, что мушкетер Ассаку, хотя и был гораздо плечистее и вообще сильнее, заколебался.

— Прекратите! — прикрикнул капитан. И когда оба мушкетера расслабили мускулы, спросил с деланной беззаботностью: — Ну, так как же будет, Яак? Ты ведь не какой-нибудь мерзкий предатель? Пойдешь с нами?

— Не пойду! И я не предатель!

— Предатель ты, Яак Тильбути! — сопел капитан и горько усмехался. Он задумчиво помолчал, посмотрел прямо в глаза Яаку Тильбути и продолжал с горечью: — Как ни крути, все равно ты предатель, Яак. Ты скажи свое последнее слово, мушкетер Тильбути. Подумай как следует, а потом скажешь!

Яак Тильбути шмыгнул носом, глаза его подозрительно покраснели. Он долго молчал и глядел в землю. И когда он снова поднял глаза, блестела в них большая ясная слеза. Презрительно пробурчав, мушкетер Ассаку отвернулся, а капитан сглотнул слюну, неловко усмехнулся и принялся носком туфли выковыривать из земли камешек.

— Ребята, — сказал Яак Тильбути, — оставим парк в покое. Ведь неправильно мы поступаем. Честное слово. Что нам, места мало? Вчера мой отец прошел через парк и дома похвалил: вот, мол, хорошо, наконец-то кто-то занялся этим парком. А мне было так стыдно, что из комнаты выбежал. И тогда я стал думать, и за все стало стыдно, за сады и… и почему нам самим не пришло в голову заняться парком? Но когда еще…

— Оставь свою ахинею, презренный предатель! — резко перебил мушкетер Ассаку. — Глаза мокрые, как у девчонки! Испугался, что получит дома от отца взбучку, и теперь выкручивается. Но ты получишь и от нас…

— Это мы еще посмотрим! — вскинул голову Яак Тильбути. Он быстро провел тыльной стороной ладони по глазам, и в его взгляде засветился задор. — С сегодняшнего дня создана новая рота, — объявил он. — И я капитан ее. Все, кто начнет разорять парк или мешать работе там, будет иметь дело с ротой Яака Тильбути. Это предупреждение! И это все!

— Роту Тильбути завтра же расколотим! — заверил мушкетер Ассаку. — И парк сровняем с землей! А этот Тильбути — последний прохвост, и мы плюем на него! — И Тынис Ассаку плюнул вслед капитану Тильбути и крикнул: — А теперь в парк! Идем, Аннус!

— В роте капитана Раазуке пока что распоряжается капитан Раазуке! — съязвил капитан и скомандовал: — Рота, за мной!

Крайне взвинченный и рассерженный мушкетер Ассаку хмуро последовал за своим капитаном. Однако вместо того, чтобы идти в парк, капитан свернул в первый же переулок.

— Что, уже сдрейфил перед Тильбути? — набросился мушкетер.

— Молчать! — обрезал его капитан не оборачиваясь и еще долго таскал за собой мушкетера по улицам.

Капитан был огорчен и грустил. Если бы ему пришлось выбирать когда-нибудь одного из двух своих мушкетеров, он без долгих колебаний выбрал бы того, второго, с тонкими руками, девчоночьим ясным лицом и длинными ресницами — Яака Тильбути. Потому что Яак хотя и устраивал иногда сцены из-за пустяков и даже иной раз лил воду из глаз, но обладал большой душой, и пусть руки его были тонкими, как спички, смелости у него хватало на троих. Но теперь выбор сделал Яак Тильбути сам.

— Я пойду домой дрова колоть, — сказал вдруг капитан.

— А нападение?

— Какое нападение? Кто говорил о нападении? Я не говорил. — И Раазуке пожал плечами.

— Слышь, Аннус, может, и ты вдруг тоже… предатель? — Мушкетер подошел к нему вплотную.

— Интересно, кого же я предаю? Тебя, что ли? Или, может, себя?

Тынис Ассаку хотел бросить в лицо капитану суровое обвинение, высказать мрачное предчувствие, для которого никак не мог найти точного определения. Впрочем, и сам капитан пытался найти ответ на бездумно вырвавшийся из его собственных уст нелепый, казалось бы, вопрос.

— Мысль о нападении оставлять не стоит, — сказал капитан, отворачиваясь. — Зайди потом ко мне.

Мушкетер Ассаку рассеянно смотрел вслед капитану. Когда тот скрылся из виду, Ассаку резким жестом как бы подчеркнул принятое им самим решение и двинулся в путь.

Пионеры уже ушли из парка. Сегодня они поставили подпорки слабым деревьям. Это сразу бросилось в глаза мушкетеру Ассаку. Он не стал долго рассуждать.

Деловито выдергивал из земли подпорочные шесты мушкетер Ассаку, и не менее деловито вышел из-за кустов капитан Тильбути, вынул из кармана рогатку и заложил желудь в кожицу. Лишь плотно сжатые губы выдавали напряжение. Но рука Тильбути не дрогнула, когда он, прищурясь, целился в туго натянутые на ягодицах штаны мушкетера, выдергивающего подпорочный шест.

Мушкетер Ассаку вскрикнул и подскочил. Но еще прежде чем он успел подскочить, рука нашла пораженное место. Мушкетер пыхтел и прыгал на одной ноге, как потерявший равновесие волчок. Шагах в десяти от мушкетера стоял капитан Тильбути и вкладывал новый желудь в рогатку. Мушкетер Ассаку бросился на врага, но капитан Тильбути хладнокровно прицелился. Ассаку с полпути свернул в сторону и все же был вынужден снова схватиться за ягодицу — капитан Тильбути стрелял метко.

Мушкетер Ассаку тоже вытащил из-за пояса рогатку, однако он был слишком разозлен и взбешен. А Яак Тильбути, быстрый, но спокойный, не зря расходовал заряды.

Недостаток меткости в стрельбе Тынис Ассаку возмещал бранью. Капитан Тильбути не ответил ни словом. Он следил за противником, как сокол за своей добычей — холодно, рассудительно, предугадывая каждое движение жертвы. И пожалуй, это жуткое молчание подействовало на мушкетера Ассаку более всего. Он отступил так же безмолвно.

На следующий день, когда Роби Рибулас со своими пионерами, как обычно, пришел в парк, там все было так, как они вчера оставили. Только на веточке висела записка:

ДЛЯ ПЕРЕДАЧИ НАЧАЛЬНИКУ ШТАБА Я. ИЛЬМАТСАЛУ

От штаба роты Я. Т.

Штаб роты Я. Т. сообщает, что рота Я. Т. признает право штаба 147 вести работы в парке и приводить его в порядок. Рота Я. Т. взяла парк под свою защиту и поддерживает вашу работу, как поддерживает ее общественное мнение. Штаб роты Я. Т. не признает приказы капитана Раазуке относительно этого парка. Штаб роты Я. Т. поддерживает всех, кто живет тут поблизости и хочет работать в парке, и всё.

Начальник штаба роты Я. Т.

капитан Я. Т.

 

XII

Рота Я. Т. и ее штаб состояли из одного-единственного человека — капитана Яака Тильбути. Сначала Яак хотел было навербовать в свою роту маленьких мальчишек с окрестных улиц, но, поразмыслив немного, отказался от этого решения. Ведь такая рота, хотя и многочисленная, была бы слабой, и в пучину вражды невольно оказались бы втянутыми малыши. Но что самое важное, капитан Тильбути видел теперь совсем другими глазами все разорительные набеги роты. Раньше он гордился ими, а теперь испытывал чувство вины и стыд за все прошлое.

Пионерам капитан Тильбути себя не выдал. Он не мог даже себе объяснить, помешал ли ему стыд, или чувство вины, или гордость. Но защиту работы пионеров в парке он считал для себя долгом чести.

Однажды утром в воротах двора капитана Раазуке возник капитан Тильбути. Спокойно и уверенно смотрел он на своего бывшего командира.

— От роты Я. Т. тебе сообщение, — сказал Яак.

— Ну?

— Если твоя рота еще хоть пальцем тронет малышей, которые ходят работать в парк и находятся под защитой роты Я. Т., то…

— Что ты городишь, кто их трогал!

— Мушкетер твоей роты Ассаку.

— Тынис? — Капитан Раазуке вскинул брови. — Откуда мне знать, что творит Тынис. Обращайся к нему. Какое мне до этого дело?

— Именно дело капитана отвечать за то, что творят его мушкетеры! — сурово сказал Яак Тильбути. И спустя мгновение добавил торжествующе: — Капитан Аннус Раазуке, может быть, и того не знает, что рота Я. Т. уже дважды с боем и несколько раз без боя изгоняла его мушкетера из парка, не дав ему ничего разграбить!

Капитан Раазуке не ответил. Он действительно не знал об этом.

— Итак, если твоя рота еще посмеет тронуть малышей, рота Я. Т. вынуждена будет принять строгие меры, — словно читал по книге капитан Тильбути.

— Интересно, какие же?

— Решительные! — заверил капитан Тильбути. — Будет сообщено куда надо, кто разграбил сад Юхана Ласилы.

Уголок рта капитана Раазуке дернулся. Капитан быстро огляделся вокруг. После безобразия, которое они учинили в саду Юхана Ласилы, в округе было много шума. Юхан угрожал расследовать дело с помощью милиции. Дома у Аннуса за столом уже не раз заходила об этом речь. Отец грозно утверждал, что за такое хулиганство следовало бы без долгих разговоров сажать в тюрьму. Услыхав слова отца, Аннус даже обжегся супом. Он до сих пор еще со страхом ждал, что милиция может докопаться до истины.

— За такие делишки, — весомо добавил капитан Тильбути, — я думаю, по головке не погладят, могут и в колонию отправить.

Хотя капитан Раазуке и сказал, что какая-то там колония для него ничего не значит, вид у него сделался довольно жалким.

— Итак, я предупредил, — сказал капитан Тильбути.

— А не подло ли это? — спросил капитан Раазуке взволнованно.

— А разве бить маленьких не подло? — в свою очередь поинтересовался капитан Тильбути. И добавил: — Для себя я ничего не выторговываю. За себя я буду отвечать сам.

В тот же день после обеда к капитану Раазуке пришел связной штаба 147. Связной был почти на голову выше капитана, с живыми манерами и не по возрасту большими руками. На нем был зеленый тренировочный костюм, на рукаве красовалась эмблема штаба.

— Всего хорошего, мужички, — отечески похлопал он по плечу пришедших с ним в качестве проводников Юри и маленького Ханнеса. — Тысяча благодарностей и тому подобное.

А теперь возвращайтесь к своим делам. Теперь я уже и сам справлюсь. — И дружелюбно, но твердо вытолкав раскрасневшихся от любопытства малышей за калитку, пошел, широко улыбаясь, к появившемуся из дровяного сарая капитану. Без долгих слов связной протянул свою широкую ладонь и полол капитану руку. Сильно, по-мужски. — От Яшман-паши с посланием к гетману! Ээди Синирааг — так меня величают, а тебя, кажется, зовут Аннусом Раазуке?

Широкая улыбка пришельца и его свободное обхождение явно озадачили капитана Раазуке. Но похоже было, Ээди Синирааг совсем не обратил на это внимания. Не ожидая ответа, он огляделся и сказал без церемоний:

— А не найдется ли у тебя тут уютненького местечка, где бы можно было ненадолго присесть? Когда у тебя есть лишь собственные ноги и ты то и дело скачешь на них, как ковбой на коне, начинаешь ценить особенности портновской работы.

У капитана Раазуке было уютненькое местечко. За сараем.

— Ну, капитан, что за войну вы развели? — спросил, усаживаясь, Ээди Синирааг и посмотрел в лицо собеседнику.

Капитан вяло улыбнулся и молча пожал плечами.

— Вот так история! — осуждающе покачал головой Синирааг.

За сарай пришел мушкетер Ассаку.

— Мушкетер Ассаку! — по-военному четко представился он и этим неожиданным вступлением удивил и посланца и своего командира. Последнего, пожалуй, сильнее.

— Да-а, капитан, как бы мне пригодилась еще парочка таких молодцов. — Замечание Синираага не пролетело мимо ушей роты. И капитан и мушкетер, словно по команде, уставились на связного штаба. И Ээди охотно рассказал им, чем он и его звено занимаются в Каштановом парке. В звене четыре парня, и главное их задание — охранять деревья от повреждения и вредителей. — Разве плодов каштана кому-нибудь жалко? — пояснил Синирааг. — Собирайте! Они и сами сыплются сверху — бымс да бымс! Но нет, приперлись деятели с шестами, и обломки веток летят во все стороны, когда они начинают сбивать каштаны. И до чего же мы так дойдем? — Ээди Синирааг разгорячился от собственных слов. — Да и вообще разве это мужчины? Портить деревья — тут они храбрецы, но как только нас завидят, удирают, словно блохи!

Мушкетер Ассаку симпатизировал «блохам», и, хотя он ничего не сказал, его ухмылка не осталась не замеченной Ээди Синираагом.

— Ничего, у нас сил достаточно! — сказал Ээди. — Если надо, заставим кого требуется ходить на задних лапках.

Но не в том наша цель. Важно, чтобы человек понял, сам понял, что хорошо и что плохо. — Глядя на мушкетера Ассаку, он постучал пальцем себе по лбу: — Собственный разум должен быть в черепушке!

— М-да-а!.. — неопределенно протянул мушкетер Ассаку.

Капитан щепочкой чертил землю.

Ээди Синирааг не относился к числу людей хвастливых.

— Добро, капитан, — сказал он. — Наш начальник штаба прислал тебе письмо с печатью. — Он вытащил из-за пазухи конверт. — Будь любезен.

Письмо на бланке исполкома было снабжено печатью коммунального отдела. Десяток строк, напечатанных на машинке, подтверждали, что пионеры 2-й школы взяли шефство над так называемым Детским парком и могут сажать там деревья, разбивать цветочные клумбы, прокладывать дорожки и вести другие необходимые работы.

Прочитав, капитан молча вернул бумагу связному. Тот положил ее в конверт и сунул назад за пазуху.

— Что передать начальнику штаба? — спросил он.

— Ничего, — сказал капитан и снова принялся ковырять землю. — Честно говоря, насчет этой бумаги речь шла не всерьез, так что она и не нужна была.

— Вот тебе и на! Словом, не поняли друг друга?

— Как не поняли? — запротестовал мушкетер Ассаку. — Парк наш, и все это поняли.

— Пусть ваш штаб ведет в парке свою работу, а мы будем заниматься своими делами, мы вам мешать не будем, и пусть ваши нам тоже не мешают.

— Золотые слова, капитан! — согласился Ээди Синирааг.

— Это еще что за разговор: «Мы вам не мешаем и вы нам не мешайте!» — разволновался мушкетер Ассаку. — Так дело не пойдет. Когда шли переговоры, было ясно сказано…

— Не вмешивайся, мушкетер! — приказал капитан.

— В нашей роте такой порядок, что каждый может высказать свое мнение в любой момент! — напомнил мушкетер капитану его собственные слова.

— Мушкетер Ассаку, — сказал капитан, не повышая голоса. — Нет больше такого порядка в моей роте! — И его выразительный взгляд заставил мушкетера умолкнуть.

— Ну, так что же, капитан… — Ээди Синирааг поднялся. Широко улыбнулся, протянул капитану руку. — Слово мужчины! Ну до свидания! И тебе тоже, мушкетер.

Капитан проводил его до калитки. Дойдя до угла улицы, Синирааг обернулся, увидел, что капитан все еще стоит у калитки, и по-свойски помахал ему рукой. Капитан невольно ответил ему тем же.

Хотя за сараем его ждал мушкетер, капитан зашел в сарай и принялся колоть дрова. То был испытанный способ, помогавший в минуты душевного расстройства. Капитан выбирал поленья покоряжистее. Их уже не так-то легко было найти…

Мушкетер Ассаку подошел к двери сарая и долго глядел, как работает капитан. Капитан вроде бы не замечал его.

— Значит, сдрейфил… — начал мушкетер.

Капитан колол дрова.

— Или рота уже распущена? — спросил мушкетер насмешливо.

— И следовало бы распустить! — Капитан бросил топор. — Мушкетер… ходит бить карапузов! Да как ты вообще осмеливаешься показываться мне на глаза?

— А ты, капитан, ведешь двойную игру!

— Уходи, Тынис, — сказал капитан мрачно. — Не лезь сегодня мне под руку!

 

XIII

Виновницей дальнейших злоключений капитана Раазуке была коза Нети. Не осмеливаясь больше появляться в парке, она бродила по округе и вскоре изучила лазы во всех заборах на ближних и дальних улицах не хуже, чем сам капитан. Наглая, но при этом осторожная коза сделалась сущим наказанием садов и огородов. Она так бы и прожила, занимаясь свободным разбоем, если бы не стала жертвой собственной жадности. В одном огороде Нети увидела заманчивые кочаны капусты, но ограда оказалась неприступной. И все же коза ухитрилась найти в заборе тесную лазейку. Нети лакомилась сочной капустой и при этом не забывала бдительно коситься по сторонам. Появление хозяина огорода она заметила сразу. Торопливо набив рот, она на предельной скорости поскакала к ограде. Но увы! Брюхо у нее так раздулось, что протиснуться сквозь лазейку она уже не смогла.

Глупый просчет козы обернулся для капитана Раазуке основательной неприятностью. Потому что сторожить козу было его обязанностью. Пройдя унизительную процедуру порки, капитан в свою очередь тем же «лекарством» принялся лечить козу от страсти к приключениям. При этом сам капитан ни на миг не верил в исправительно-воспитательное воздействие такого лечения. Вспомнив сумму, взысканную хозяином капусты, и лицо отца, когда он платил деньги, капитан тяжело вздохнул. Теперь пасти козу надо было внимательно.

Всячески посокрушавшись над своей горестной судьбой, капитан стал придумывать, как наименее хлопотно и без скуки выполнять надоедливую повинность. В голове его пустила ростки соблазнительная идея — отвести козу в парк! Ведь какой был уговор? «Вы нам не мешаете, а мы не будем мешать вам!» Трава в парке ничейная, и если коза будет там питаться, это никому не повредит.

Впрочем, мысли капитана обращались к парку не только по этой причине. Там можно было встретить Тийю.

Насвистывая, Аннус взял козу на буксир и отправился в парк. Здесь не было ни души. Капитан привязал козу к молодому деревцу, достал из кармана листок бумаги и огрызок карандаша и написал:

КОЗУ НЕ ТРОГАТЬ. ЭТОТ ПАРК

ОБЩЕЕ ДАСТОЯНИЕ И КОЗА

МОЖЕТ ТУТ ПЕТАТЬСЯ.

Влоделиц.

Записку он прицепил к ветке того же деревца, к которому привязал козу. Сам же неподалеку опрокинулся на спину.

Когда пионеры пришли в парк, они сначала не поверили своим глазам. Зато Нети не сомневалась. Пытаясь удрать, она несколько раз обежала вокруг деревца, но, осознав тщетность попытки к бегству, покорно стала дожидаться наказания.

Впрочем, она боялась напрасно. Роби просто отвязал козу от деревца, и она пустилась наутек. Капитан бросился за ней вдогонку. Вскоре он водворил ее на прежнее место, а сам улегся на траве, согнул одну ногу в колене, закинул другую на согнутое колено и беззаботно, как отдыхающий, уставился в небо.

Конечно, уголком глаза капитан старательно следил, что будет дальше. Пионеры что-то яростно обсуждали. Потом вернулись к своим делам, а Тийа направилась к капитану.

Капитанское сердце тревожно затрепыхалось.

Когда Тийа подошла совсем близко, капитану почудилось, что ему не хватает воздуха, и он судорожно закрыл глаза.

— Тере! — прозвучал возле него низкий голос девочки.

Капитан удивленно, широко раскрыл глаза и сел. Потом улыбнулся во все лицо и тоже поздоровался.

Тийа собиралась с духом и не сводила глаз с Нети. Та тоже уставилась на девочку. Однако сообразив, что опасаться нечего, коза затрусила к деревцу и, продолжая все же коситься на девочку, принялась с воодушевлением тереть бока о ствол. Пожелтевшие листья так и посыпались.

— Смотри, что делает! — воскликнула Тийа. — Дерево сломает!

— Ничего она не сломает! — Капитан успокоительно махнул рукой. — Просто почешется маленько.

— Не смей, прекрати! — Девочка пригрозила козе прутом.

Капитан Раазуке усмехнулся и спросил:

— Разве козы теперь не имеют права чесаться?

Лицо Тийи порозовело. Аннус улыбнулся.

— Ты привязываешь веревку к дереву, а коза дергает веревку и обдирает кору, — все сильнее негодовала Тийа. — Так дерево зачахнет. Отвяжи козу.

— Были бы у меня ноги казенные, может быть, и отвязал бы.

В таком духе беседа продолжалась еще некоторое время. Тийа уже всерьез рассердилась, а капитан язвил, высмеивал ее и смотрел на нее с издевкой.

— Я бы мог отвязать эту козу, если придешь и поможешь пасти ее, — предложил он наконец.

— Дурак! — рассердилась Тийа и ушла.

Капитан счастливо захихикал и снова опрокинулся на спину. Он смотрел в небо и чувствовал себя прекрасно. Из этого блаженного состояния его вывел громкий крик пионеров:

— Эй, капитан, смотри, что творит твоя коза! Эй! Эй!

Нети стояла на задних ногах и, опершись о деревцо, обгладывала ветки.

— Будешь ты вести себя, бя-бя-бя!.. — Капитан вскочил с притворной услужливостью и погнал козу, бросая в нее куски дерна.

Бородатая так мчалась по кругу, что едва не выворотила деревцо из земли.

Когда почти обессилевший капитан оставил козу в покое и присматривал себе новое место, где бы можно было улечься, он, к своему изумлению, увидел, что девочка вновь подошла к нему. На лицо капитана вернулась широкая улыбка. Но Тийа была серьезна и грустна.

— Аннус, — сказала она, впервые назвав его по имени, — ты же сам видишь… От деревьев так ничего не останется.

— Но… — он тоже принял серьезный вид, — а что я могу поделать?

— Уведи козу из парка!

— Хорошо тебе говорить. А ты попробуй объяснить моей матери!

— Разве твоя мать?..

— Конечно! — соврал капитан не моргнув глазом. — Она говорит, что тут хорошая, сочная трава, и пусть коза пасется в парке на привязи.

Оба некоторое время молчали. Лицо Тийи было таким озабоченным, что капитан на мгновение заколебался.

— Послушай, Тийа, — утешал он ее, — у меня появилась идея: козу можно привязать к колу! — И он тут же осуществил это, но коза все равно доставала до деревьев и то и дело обматывала веревку вокруг стволов и подпорных шестов.

Как только пионеры ушли из парка, капитан отвязал козу и, насвистывая, отправился домой. После долгого периода недовольства собой он был полностью удовлетворен прошедшим днем.

Вечером, когда капитан, готовясь к переэкзаменовке, мучился в задней комнате над исправлением сделанных в диктанте ошибок, в кухонную дверь постучали. Сам стук не вызвал у капитана интереса, но голос, произнесший: «Добрый вечер!», заставил капитана вздрогнуть и прислушаться.

— Очень прошу извинить меня, что беспокою вас, но я пришла по одному ужасно важному делу… — послышалось из кухни.

У капитана запылали уши. Это был голос Тийи Тийдус.

— Наш отряд приводит в порядок молодой парк, который находится в конце улицы Пикапыллу.

— Ах, значит, вы занимаетесь этим? — В вопросе мамы звучало одобрение, смешанное с удивлением. — Гляди какие молодцы… Да, идут тут разговоры, что парк стали приводить в порядок. А то было бросили его, прямо стыдно… И вы, значит, сами так все и делаете?..

По спине капитана Раазуке поползли мурашки.

— У нас к вам очень большая просьба… — продолжала Тийа Тийдус.

— Та-ак, прямо сразу и просьба?.. Ну, слушаю тебя…

— Ваша коза пасется в парке на привязи…

— Наша коза в парке на привязи?

Мурашки уже не ползали, а бегали по спине капитана. Он осторожно оглянулся. Отец, лежа на кровати, опустил газету и хмуро прислушивался к разговору в кухне. Аннус ссутулился над столом, но тут мать распахнула дверь и позвала сына.

Лицо у Тийи было несколько смущенное и встревоженное. Она почувствовала: тут что-то не так, но изменить что-либо было уже поздно. Тийа смотрела на капитана сочувственно, а он уставился в пол.

— Послушай, Аннус, что это мне говорят? — принялась допрашивать мать. — Ты пасешь нашу козу в парке? Портишь молодые деревца?

Капитан смотрел в пол и молчал.

— Отвечай, когда тебя спрашивают! Есть у тебя язык? — требовала мать.

В дверях появился отец, большой, угловатый, с сердитыми кустистыми бровями.

— Что? О чем эта девочка говорит? — спросил он в свою очередь. Теперь уже Тийа смотрела в пол и молчала. — Ну? Правда то, что девочка говорила?

— Да уж наверное, если она пришла сюда! — вздохнула мать.

И Аннус и Тийа виновато молчали.

— Поди-ка сюда, парень! — скомандовал отец и расстегнул пряжку ремня. — Поди сюда! — повторил он и сложил ремень вдвое.

Капитан покраснел словно маков цвет и подошел на полшага…

Крепко выпоров сына, Раазуке-старший молча ушел в заднюю комнату, а капитан молнией вылетел во двор мимо застывшей на месте Тийи. С дрожью в голосе Тийа пожелала всего доброго огорченно ссутулившейся матери Аннуса и с мокрыми глазами заспешила прочь.

Наказание капитана потрясло Тийю едва ли не больше, чем самого виновника. Она отдала бы что угодно, лишь бы не было всего, что случилось. Но уже ничего нельзя было исправить.

Сойдя с крыльца, девочка остановилась и внимательно прислушалась. Над головой безмолвно сверкали бесчисленные звезды. На темном фоне неба вырисовывался угольно-черный силуэт крыши сарая. Из сарая доносились приглушенные рыдания.

Девочка тихонько подошла к открытой двери сарая.

— Капитан Раазуке!.. Аннус!..

Ответа не последовало. Ее глаза уже привыкли к темноте, и возле поленницы она различила фигуру мальчика. Она вошла в сарай и тронула капитана за рукав.

— Аннус, — шепнула она, — ты очень на меня сердишься?

Мальчик немного попыхтел, потом сказал храбрясь:

— Нет. — Помолчал и тихо добавил: — Мне и раньше влетало, только никто…

— Не бойся, я никому не расскажу! — шепнула она. Капитан молчал, кажется, он что-то обдумывал. Тийа отпустила рукав капитана и сказала:

— Я, значит… я пойду.

— Я провожу тебя на улицу. Тут темно.

Тропка была узкой, но они пошли рядом. Возле калитки остановились.

— Что же, спокойной ночи, — сказала девочка, глядя в землю.

— Спокойной ночи!

Но едва Тийа сделала несколько шагов, капитан догнал ее.

— Я провожу тебя до конца улицы, тут иной раз…

Прошло больше часа, капитан Раазуке, подпрыгивая и громко насвистывая, возвращался домой. Прежде чем войти в дом, он встал на руки прямо посреди грядки с луком. Он был готов выдержать еще десять порок.

 

XIV

В штабе 147 висели плакаты, схемы и план города. План был весь утыкан разноцветными пронумерованными флажками. Каждый флажок указывал, где тот или иной пионер отряда выполняет задание. Обилие крохотных дырочек на плане свидетельствовало о том, что флажки переставляли много раз. Это напоминало штабные карты во время войны, когда флажки обозначали линию фронта, а дырочки от булавок — места отгремевших сражений.

Перед начальником штаба Яссем Ильматсалу стоял Ээди Синирааг, командир звена, патрулировавшего в Каштановом парке. Звено выполнило свою задачу, патрулировать в парке больше не требовалось, с собирателями каштанов был заключен мирный договор. Более того, мальчишки, жившие поблизости, взялись охранять парк от случайных нарушителей. Об этом сейчас и докладывал начальнику штаба Ээди Синирааг.

Яссь Ильматсалу сел за стол и написал в отрядный альбом славы приказ о вынесении благодарности всем членам патрульного звена.

— С завтрашнего дня ваше оперативное звено расформировывается и поступает под команду Лео Сийзике, — сказал Яссь.

— А сегодня? — спросил Синирааг.

— Сегодня еще ты командир! — улыбнулся начальник штаба.

Оперативное звено под командованием Ээди Синираага было создано на короткое время. Выполнив срочное задание, пионеры вновь вливались в постоянно действующие звенья. Так бывало уже не раз. Ээди Синирааг знал это, но все же немного огорчился. У него в звене были славные ребята, и работали они дружно. Завтра он уже не соберет свое звено, а послезавтра у каждого из них, возможно, будут разные задания…

— Сегодня сходите в новый парк и посмотрите, как идут дела у Рибуласа, — сказал начальник штаба. — В помощь Роби следовало бы передать из твоего звена двух человек. Потолкуй с ним и, если окажется необходимым, можешь сам назначить двоих. Но лучше только одного. И лишь в случае крайней необходимости!

Как раз в это время во двор капитана Раазуке следом за Тынисом Ассаку ввалилась ватага незнакомых мальчишек. Мушкетер чуть не лопался от важности. Он молча и победно смотрел на капитана.

— Ну, Аннус Раазуке, — сказал он, — здравствуй, что ли!

Капитан скрестил руки на груди и рассматривал всю компанию. Чужих было шестеро. Четверых из них капитан видел раньше — то были известные всей школе драчуны и забияки. Капитан Раазуке насупил брови и спросил:

— А эти тут зачем?

— Это отважные мушкетеры! — важно сообщил Тынис Ассаку. — Со штабом 147 и ротой Я. Т. Тильбути сегодня будет покончено. На вечные времена — трах и аминь!

От самоуверенной похвальбы мушкетера капитан покраснел.

— Чужие пусть убираются туда, откуда пришли! Я их не приглашал.

— Я их пригласил!

— Ты?

— Именно я! — засмеялся Тынис Ассаку. — Потому что кто же будет собирать людей в роту Тыниса Ассаку, если не капитан роты Тынис Ассаку.

— Ах вот как!.. — насмешливо протянул Аннус Раазуке.

— Да, именно так! — подтвердил Ассаку и нагло рассмеялся Аннусу прямо в лицо. — Давай вставай в строй, мушкетер Раазуке.

— Капитан Раазуке не мушкетер у Тыниса Ассаку, — отрезал капитан Раазуке. — Убирайся с моего двора со всей своей шайкой! И живо!

— Ну, тогда ты враг моей роты! — объявил капитан Ассаку. — Я давно понял, что ты трус, тряпка и предатель. Но мы свернем тебе нос набок. Ребята!..

Капитан Ассаку приблизился вплотную к капитану Раазуке. Но ватага мальчишек, которые, не вмешиваясь, с интересом наблюдали за перепалкой капитанов, не разделяла воодушевления своего предводителя. Новобранцы принялись наперебой утверждать, что не имеют ничего против Раазуке, и советовали Ассаку не слишком задираться: как-никак они находятся на чужом дворе. А самый плечистый из ребят резко заявил, что если Ассаку надеется с чужой помощью сводить свои сугубо личные счеты, то тогда он нарвался не на тех людей.

Разговор пришелся сильно не по нраву капитану Ассаку, но он вынужден был уступить. Бросив капитану Раазуке еще несколько угроз, следом за своим, отрядом он вышел вон со двора. «Плевать мне на этого Раазуке! — рассуждал он. — С сегодняшнего дня единственный всесильный повелитель улицы Пикапыллу — капитан Тынис Ассаку!»

Подойдя к парку, ватага остановилась. Мальчишки с любопытством осматривались вокруг.

— Вот они! — И генеральским жестом Тынис Ассаку указал на трех пионеров и на их маленьких помощников, спокойно работавших в парке. — Рота, рогатки!

Он сам выхватил рогатку из-за пояса и, подняв руку, как стартер на стадионе, скомандовал:

— Рота, в атаку! Бегом!

Рота будто и не слышала команды капитана.

— Поглядите, ребята, там же какие-то малыши! — с удивлением сказал кто-то из новобранцев. — Только трое постарше, и то одна из них девчонка, разве вы не видите?

— Ассаку, с ума ты, что ли, сошел? — накинулась новоявленная рота на капитана. — О каких захватчиках ты нам болтал? Эти же мирно работают в парке!

— Что за базар, если был приказ «в атаку»? — рассердился капитан Ассаку. — Рота! Вперед!

— С какой стати мне нападать, если они меня даже словом не задели? — возмутился один из мальчишек.

— Дело должно быть ясным! — шумели остальные. — Эй, ребята, пойдем поближе, посмотрим, как они там выглядят!

Неслыханно вялое отношение роты к боевым действиям и неуважение к приказу возмутили Тыниса до глубины души, но он был не в силах настоять на своем. Раздраженный и хмурый, брел он рядом с остальными в парк.

Пионеры прервали работу и вопросительно глядели на Тыниса Ассаку. Они еще не знали, что это свежеиспеченный капитан новой роты. Только Роби Рибулас снова воткнул лопату в землю. Ему не было дела до всяких там посетителей парка. Он копал. На щеках розовые пятна, губы бескровны.

Момент был напряженный, и капитан Ассаку чувствовал свою значимость. Подчеркнуто медленно сунул он руки по локоть в карманы штанов, выпятил живот и, подражая усмешке Аннуса Раазуке, скривил рот. Так усмехаясь, он некоторое время молча глядел на Рибуласа, потом ловко плюнул на лопату звеньевого и выпалил:

— Проваливай отсюда!

Роби Рибулас снова воткнул лопату в землю.

— Проваливай отсюда, тебе сказано!

Роби словно оглох. Но Тынис Ассаку, как известно, не был сторонником долгих предисловий. В тот момент, когда звеньевой начал выворачивать лопату, капитан нагло усмехнулся и нажал на лопату ногой.

Роби Рибулас выпрямился. Щеки его пылали.

— Убери ногу!

— Убирайся отсюда!

— Убери ногу!

— Сам убирайся!

Звеньевой резким движением вывернул лопату из-под ноги капитана. Тот пошатнулся и вцепился в Роби Рибуласа.

Рота Я. Т., как всегда, находилась в состоянии полной боевой готовности. Замаскировавшись в кустах, капитан Тильбути с тревогой следил за ходом событий в парке. Превосходство нападающих было явным. Тийа вместе с малышами отступила к кустам, а Роби Рибулас и Мадис Муйст были окружены. Их попытки мирно выйти из окружения не увенчались успехом.

Как разгневанный тигр, набросился капитан Тильбути на ватагу Ассаку. Пионеры выскользнули из кольца врагов. В этот момент в парке появился и капитан Раазуке.

Чуть погодя Роби Рибулас, Аннус Раазуке, Яак Тильбути и Мадис Муйст стояли в одном ряду бок о бок. Сейчас было не время для долгих объяснений, но взгляд и улыбка, которыми они успели обменяться, свидетельствовали, что мысли их во многом идут одной тропой.

Пионеры и оба их союзника боролись мужественно, но и противник был не из хилых. К тому же врагов было больше.

Первым выбыл из строя Яак Тильбути. Ему в спину попал ком дерна, и он как подкошенный рухнул на землю. Бой на мгновение остановился. Но Яак все же поднялся на ноги, он был бледен и не в силах даже защищаться.

Сражение возобновилось, но вскоре повредил правую руку Мадис Муйст. Он кое-как продолжал кидать во врагов дерн левой рукой, но, осознав бесплодность этого, сел посреди поля боя и сжал голову обеими руками.

Тут-то и подоспел Ээди Синирааг со своим звеном. Сразу поняв, что происходит, оперативное звено бросилось в атаку.

Как и все наемные солдаты, мушкетеры Ассаку не выстояли против равного, а может быть, и чуть более сильного противника. Их строй вдруг рассыпался, и они разбежались в разные стороны. И прежде чем в пылу схватки капитан Ассаку понял, что случилось, покинутый своими мушкетерами, он уже одиноко стоял в окружении врагов. Мгновение спустя Аннус Раазуке заломил ему руки за спину.

В парке сразу воцарилась глубокая тишина. Потные, исцарапанные и перепачканные победители изумленно глядели на пленника. Они еще были разгорячены боем, тяжело дышали, жадно глотая воздух, но не было в них больше ни злобы, ни азарта. Они просто стояли и смотрели на бывшего капитана Ассаку. Даже было чудно, что этот коренастый парнишка с низко опущенной головой несколько минут назад казался им могучим противником, которого они побаивались.

— Роби Рибулас! — мрачно сказал Аннус Раазуке. — Если кто из нас и имеет право плюнуть в лицо негодяю, так только ты.

— Нет! — Роби махнул рукой. — Пусть бежит.

— Слово победителя — закон! — сказал Аннус Раазуке. — Тебе разрешили бежать, Тынис. Давай беги!

Тынис Ассаку был готов ко всему, только не к этому. В нем что-то надломилось. Расслабленно опустив руки, стоял он и молчал. Затем, не поднимая глаз, не говоря никому ни слова, медленно пошел прочь.

Победители безмолвно смотрели ему вслед…

 

XV

Осень наступила как-то неожиданно. Ночью с бурей пришла она на убранные поля и в пожелтевшие леса, принесла лужи и грязь на ухабистые улицы пригорода. Солнце вставало и садилось за туманом и бесконечно моросящей пеленой туч. Дни сделались короткими, серыми и безрадостными. Казалось, ветру и дождям не будет конца.

Но однажды утром снова зажглась заря в безоблачном небе, а ветер отряхнул с веток осенние листья и капли дождя. Прохладный задумчивый диск солнца выкатился на небосвод, засиял, предвещая погожий день, а к вечеру, широко и дружелюбно улыбаясь, опустился за горизонт, чтобы утром снова подняться поздно вместе с лентяями.

Вот таким лучезарным осенним днем в молодом парке появилось много мальчишек и девчонок с красными галстуками, с октябрятскими звездочками на груди и даже таких, у которых не было ни галстуков, ни звездочек. И все они пришли сюда не на прогулку и не для игры. Один за другим выстраивались в парке все новые ряды саженцев, все больше торчало подпорных шестов.

Аннус Раазуке, Яак Тильбути и маленький Юри дружно работали на краю парка, как раз неподалеку от тех кустов, из которых в недавнюю эпоху рот и капитанов поднимались то в атаку, то на маневры, то для оборонительных сражении воинственные мушкетеры. Отклонившись назад, как художник работающий над картиной, Аннус Раазуке держал в вытянутых руках тоненький ствол деревца и смотрел, прямо ли. Затем командовал коротко: «Землю!», и тотчас принимались за дело лопата Яака Тильбути и испачканные землей руки Юри. Затем Аннус утаптывал вокруг саженца землю, отходил на несколько шагов и придирчиво осматривал сделанное. Убедившись, что все как надо, он глубоко вбивал рядом с деревцем два шеста. И сразу появлялась Тийа Тийдус, обматывала вокруг ствола бинт, концы его привязывала к обоим шестам и, улыбнувшись Аннусу, проворно убегала дальше.

— Когда-нибудь наши саженцы вырастут и станут такими же большими, как старые липы Липовой аллеи, — мечтательно сказал Яак Тильбути. — И люди, которые тогда будут отдыхать в их тени, может быть, подумают: «Интересно, кто посадил здесь все эти прекрасные деревья?»

— Этого они никогда не узнают! — улыбнулся Аннус Раазуке.

— Ну и пусть! — согласился Яак. — Но все равно они будут благодарны тем, кто сажал деревья.

— Аннус! — взволнованно сказал Юри. — Послушай, Аннус! Я тоже хочу посадить свое дерево!

Аннус Раазуке приветливо улыбнулся. С улыбкой на лице он медленно и торжественно подошел к очередной ямке, рядом с которой новое оперативное звено Ээди Синираага положило молодой клен. Аннус поднял его осторожно, и лицо его стало серьезным.

— Возьми, Юри! — Он протянул мальчику деревцо. Оно было почти на две головы выше Юри. — Возьми и посади собственными руками. Это будет твое дерево. Ведь недаром старая пословица гласит, что человек не зря прожил жизнь, если он посадил дерево, построил дом и вырастил сына или дочку. Так пусть у каждого из нас будет свое дерево!

В этот миг из другого конца парка донеслись торжественные звуки фанфары, словно возвещая о благородной цели, во имя которой трудились здесь ребята.

Когда-нибудь Юри станет отличным работником, товарищем Кивисякком, таким отличным, что в тот день, когда ему вручат награду, целый оркестр сыграет в его честь туш. Но и тогда он не будет столь возвышенно взволнован, как сейчас, когда в парке звучит лишь одна фанфара. Потому что казалось, фанфара поет лишь о нем, только что посадившем свое первое дерево.

И рядом с Юри и вокруг него стояли его друзья и товарищи — Яак Тильбути, Тийа Тийдус, Аннус Раазуке…

И каждый думал о своем дереве…