– Анжелика, ты немного знаешь меня! Вспомни темнокожую девушку, которая тебе прислуживала! Это я. Однако ты вздрогнула, ты готова прийти в отчаяние! Я понимаю тебя! Кому захочется оказаться темнокожей арапкой в обществе белокожих людей, относящихся к людям иного цвета кожи в лучшем случае пренебрежительно, а в худшем – злобно и жестоко. Но ты, Анжелика, не должна волноваться. При свете свечей или при солнечном свете ты легко убедишься в том, что кожа твоя осталась светлой. В этом, собственно, и заключается суть эксперимента, предпринятого гнусными Брюсом и Чаяновым. Впрочем, подобные эксперименты они пытались проводить и прежде, однако же впервые рискованный опыт увенчался удачей! Теперь, Анжелика, твое сознание обретается в моем стройном молодом теле, но поскольку в процессе проведения опыта была использована кровь бедной Трины, в результате возникло совершенно новое существо! Теперь и мое, и твое, и достаточно значительное число других разумов обитают в совершенно новом теле! Такого не случалось еще никогда! Я сказала, что это мое тело, но ведь это не совсем так, или, вернее, это совсем не так! Да, пропорции твоего нынешнего стройного девичьего тела напоминают мои, но все же не совсем мои. А что касается лица, то ведь подобного лица прежде не бывало на свете! Впервые желание, давнее желание Брюса увенчалось полным успехом! Впервые в результате опыта произошло не просто переселение, перемещение человеческого сознания из одного тела в другое, но вследствие слияния нескольких разновидностей крови возникло совершенно новое тело, новое лицо… В сущности, Брюс погубил тебя, погубил мадам Аделаиду, госпожу де Пейрак, герцогиню де Монбаррей! Он принес в жертву своим естественно-научным интересам и увлечениям и меня, и тебя, и Трину… Но теперь уже поздно оплакивать нашу участь, поздно стонать и жаловаться. Несчастье свершилось. Для тебя, Анжелика, оно свершилось в первый раз, но я испытываю подобное не впервые.

Ты, вероятно, так и не услышишь голос той женщины, сознание которой переселили в мое тело в тот самый первый раз. Я отличаюсь чрезвычайно сильной волей, я принудила ее смолкнуть почти навеки. И ты должна помнить о моей сильной воле и уметь ладить со мной! А теперь я возвращаю тебя в уже известную тебе Венецию, к уже известным тебе лицам, то есть к падре Артуро, Тоффоло и Ивану Болотову, сознание которого переселилось в тело Джакомо. Жили они все не без приятности в славном италийском городе. Тело Джакомо мужало под воздействием хорошей пищи. И спустя какое-то время в этом теле пробудились обыкновенные мужские желания. Но происхождение все же сказывалось. Наибольшее удовольствие тело Джакомо получало, имея дело с продажными женщинами самого дурного пошиба, продававшими себя дешево в темных переулках, где слишком уж часто попадались вооруженные кинжалами и ножами бандиты! Но тело Джакомо любило риск! Впрочем, сознание Ивана Болотова не особенно противилось, когда тело и сознание Джакомо влекли его в опасные городские кварталы на поиски рискованных приключений.

Однажды ночью Иван Болотов, он же Джакомо, и все прочие проводили по своему обыкновению время в ужасном вертепе, который содержала некая матушка Мими. Это было отвратительное место, куда не всякий забубённый удалец решился бы прийти! Помещение состояло из трех комнат. В первой расставлены были расшатанные столы и стулья. Женщина за стойкой наливала за небольшую плату крепкие напитки из початых бутылей в чашки сомнительной чистоты. Третья комната, самая маленькая, была обычно заперта; в этой каморке хозяйка хранила свое имущество; бедное, как она сама уверяла, и не такое уж бедное, как полагали все прочие. Во второй комнате не было ни столов, ни стульев, ни постелей. На голый грязный пол брошены были как попало вытертые ковры. Стены и пол в изобилии покрывали тараканы, клопы и блохи. Доски пола и свалявшаяся шерсть ковров давно сделались липкими от пролитого вина. Здесь получали свою долю наслаждения любители запретных удовольствий. Здесь, уже за дорогую плату, возможно было, перекатываясь по жесткой поверхности, ранить свою кожу осколками бутылок, совокупляясь в полной темноте с неведомыми женщинами, рискуя всякий миг заразиться дурной болезнью, внезапно натыкаясь ладонью с растопыренными пальцами на проваленный нос или покрытую язвами грудь…

Именно здесь Джакомо-Иван получал наибольшее удовольствие. Надо сказать, что он не очень рисковал. Ведь если бы что-нибудь плохое случилось с его телом, все находящиеся в этом теле разумы возможно было бы перенести в другое тело!

Свиваясь клубком совокупляющихся тел, люди жевали особые пастилки, пропитанные раствором опия. Мучительные грезы одолевали распадающийся рассудок, чувства мешались, ужас сменялся отчаянием, а за отчаянием следовала апатия… То и дело кто-нибудь разражался безумным воплем, никого, впрочем, не беспокоящим.

Но в ту ночь душераздирающий крик женщины заставил многих очнуться. Откуда ни возьмись, явились несколько слуг матушки Мими. Свет ручных фонарей озарил неприглядное зрелище. Голые мужчины и женщины, многие из которых сложены были весьма дурно, окружили, вскочив на ноги, лежащую несчастную жертву чьего-то в достаточной степени меткого удара кинжалом. Оружие убийства было брошено тут же, но, разумеется, уже не было никакой возможности отыскать убийцу. В сущности, нанести предательский удар мог любой, находящийся в ужасной комнате.

И вообразите себе состояние духа Ивана-Джакомо, ведь именно он только что совокуплялся с этой женщиной. Многие в комнате оказались забрызганными ее кровью. Прибежавшая вовремя матушка Мими проявила достаточное мужество и мгновенно, оторвав клок материи от своей юбки, остановила кровь, перевязав рану, нанесенную несчастной жертве в бедро. Иван-Джакомо стоял над лежащей, поматывая головой. Он с трудом приходил в себя. К счастью, в эту ночь он не употреблял опиумных пастилок. Внутри сознания этого человека шел вялый диалог.

– Надо отыскать одежду, – говорил Иван.

– Да, да… – поддакивал Джакомо.

Тело Джакомо, служившее теперь вместилищем для этих двух и многих других разумов, повернуло голову налево, затем направо; увидело комки брошенных в углы комнаты тряпок…

– Да нет же! – нетерпеливо заметил Иван. – Твоя одежда должна быть в первой комнате, у стойки…

Надо было выйти в первую комнату, но тут несчастная раненая открыла глаза. Губы ее шевельнулись… Колеблющийся свет фонарей высветил стоявшую над ней мужскую фигуру, скользнул по лицу юноши…

– Джакомо… сын… – пробормотала она.

Этого было достаточно! Уже не слушая вялых, смутных возражений Ивана, Джакомо склонился над умирающей.

– Мама!.. Это я!.. Я, Джакомо!.. – вырвалось у него невольно…

Ведь Джакомо любил свою мать!..

И теперь он тотчас надумал, как помочь ей!

Наспех облачившись в первую попавшуюся ему под руку одежду, Джакомо предупредил матушку Мими о своем скором возращении, приказал ей оказывать помощь раненой и выскочил из дома… Хозяйка вертепа охотно повиновалась, потому что этот молодой человек являлся к ней не впервые и всегда хорошо платил…

На темной улице, вернее, в переулке, Иван заметил Джакомо, что в кармане штанов случайной одежды обретается весьма тощий кошелек.

– Это ничего! – откликнулся Джакомо. – Зато в ножнах я нахожу прекрасный охотничий нож. В иных случаях оружие защищает не хуже денег!..

Джакомо-Иван бегом выскочил на широкую площадь, огляделся по сторонам и увидев карету, радостно вскрикнул. Пригрозив кучеру прекрасным охотничьим ножом, Иван-Джакомо согнал его с козел, вскочил на козлы сам и погнал лошадей. Карета быстро подъехала к уже известному нам вертепу. Несчастную раненую, вновь лишившуюся чувств, вынесли наружу, дверцу кареты распахнули. И тотчас из кареты выпрыгнула юная девушка в роскошном экзотическом наряде. Голова ее была обмотана пестрым тюрбаном, украшенным павлиньим пером. Глаза девушки, смотревшие изумленно на происходящее, казались огромными; чуть приоткрывшиеся губы отличались нежной пышностью, а кожа была черна, словно эбеновое дерево… Конечно, Анжелика, ты догадалась, что из кареты вышла я!..

И что же я увидела? Отвратительный переулок, толпящихся людей, иные из которых были едва одеты. Ручные фонари освещали провалившиеся носы и ужасные рты, где оставалась едва ли половина из числа положенных человеку зубов. Из какой-то жалкой лачуги вынесли окровавленную женщину и понесли, чтобы положить в карету…

Я более не могла, не хотела медлить! Подхватив подол роскошной юбки, я кинулась бежать. Поверь, Анжелика, у меня имелись веские причины для подобного бегства!..

Толпа в растерянности глазела то на меня, удаляющуюся стремительно, то на карету, куда укладывали окровавленную женщину. Молодой человек, не лишенный привлекательности, растерявшись, глядел мне вслед широко раскрытыми глазами. Я оглянулась на бегу и увидела эти глаза! Но я не намеревалась останавливаться!..

Между тем Джакомо-Иван привез умирающую мать Джакомо, которая была всего лишь дешевой продажной женщиной, в дом, где его поджидали падре Артуро и Тоффоло. Этот дом они все купили, когда миновала эпидемия. В ту пору вполне возможно было купить хороший дом дешево.

Нельзя сказать, чтобы падре Артуро и Тоффоло очень обрадовались, увидев умирающую продажную женщину, привезенную Иваном-Джакомо. Однако они и не стали возражать, когда этот последний принялся умолять позволить ему перенести ее сознание в какое-нибудь другое тело.

– Конечно, это возможно сделать, – сказал здравомыслящий падре Артуро. – Но не лучше ли прежде позвать лекаря. Быть может, он поможет ей обычным лекарским искусством!..

Ночь еще не завершилась, когда пригласили лекаря. Он осмотрел раненую и нашел, что положение ее безнадежно.

– Единственное, чего я могу добиться, это продлить ее существование еще на день или два! – обещал лекарь.

После его ухода Иван-Джакомо вновь обратился к падре Артуро:

– Вы видите, падре, иного выхода нет! Мою мать я могу спасти, только применив известное нам средство!

Падре Артуро принужден был согласиться с ним… Теперь надлежало найти молодую девушку, обладательницу крепкого, здорового тела. Желательно было, чтобы эта девушка происходила из бедной семьи; тогда после ее внезапного исчезновения родные едва ли осмелятся обращаться к властям и не смогут потратить значительные средства на ее поиски.

Казалось бы, отыскать такую девушку в большом городе совсем не так трудно, но ведь всем известно, что когда нечто требуется найти непременно в самый короткий срок, то это вдруг оказывается невозможным! Вот и теперь Иван-Джакомо метался по улицам города уже второй день и все без толку! Конечно, в Венеции имелось сколько угодно продажных женщин; и если бы какая-нибудь из них исчезла, вряд ли о ней беспокоились бы долго! Но вот беда, у одной провалился нос, другая больна чахоткой, а третью все-таки будут искать, потому что она слишком богата и известна.

Падре Артуро сжалился над вконец отчаявшимся Джакомо-Иваном:

– А почему бы тебе, дружище, не отправиться к одному моему старому знакомцу. Сеньор Пьетро промышляет торговлей рабами, которые попадают в Венецию из далекой Африки… Я черкну ему записку, и он недорого продаст тебе какую-нибудь красивую и здоровую рабыню… – Падре Артуро криво ухмыльнулся. В сущности, он понимал, что явилась отличная возможность позабавиться!..

Иван-Джакомо не был настолько образован, чтобы знать, где находится эта самая Африка и какой народ ее населяет. Коварный замысел падре Артуро остался ему совершенно непонятен.

Иван-Джакомо отправился к сеньору Пьетро с запиской от падре Артуро и значительной денежной суммой.

Работорговец встретил гостя и возможного покупателя очень любезно, а когда прочитал записку падре Артуро, то даже предложил Ивану-Джакомо не только вина, но и отобедать.

– Нет, я должен спешить… – Молодой человек знал, что сеньор Пьетро – обыкновенный венецианец, а не носитель нескольких сознаний!..

– Что ж! Если вы торопитесь, тогда пойдемте со мной!..

Сеньор Пьетро провел гостя в обширное помещение, представлявшее собой, в сущности, зал, окруженный колоннами. У стен положены были тугие подушки, обтянутые дешевым пестрым шелком. А на подушках расположился настоящий цветник! Иван-Джакомо увидел множество девушек. Большинство из них наделены были от природы великолепными стройными фигурами, большими глазами, прекрасными длинными вьющимися волосами. Но… перед гостем оказались одни лишь темнокожие красавицы!.. Несколько растерявшись, Иван-Джакомо спросил:

– А нет ли у вас, сеньор Пьетро, белокожих девушек?

Сеньор Пьетро усмехнулся и принялся горячо убеждать своего гостя купить темнокожую красотку:

– Вы не знаете, каковы эти девицы в любви! Они горячи, как огонь, они неутомимы…

Но гость уныло разглядывал прекрасных арапок, ни на одной из них не задерживая взор.

– Нет, нет… – Иван-Джакомо покачивал головой. Ему вовсе не хотелось переселить сознание своей матери в темнокожее тело.

Сеньор Пьетро продолжал говорить, но гость слушал его невнимательно. Тогда сеньор Пьетро призадумался ненадолго и полюбопытствовал, сколько у гостя денег. Иван-Джакомо легко догадался, что гостеприимный хозяин желает предложить ему нечто необыкновенное. Гость заверил хозяина в наличии достаточной суммы. Но недоверчивый работорговец попросил показать деньги. Иван-Джакомо сначала немного обиделся, но показывать свою обиду не стал и, вынув деньги из кошелька, продемонстрировал сеньору Пьетро полновесные золотые монеты.

Сеньор Пьетро повел его по извилистому коридору к двери, едва заметной в стене. Но хозяин не торопился открывать дверь. Жестом он предложил своему гостю нагнуться и посмотреть в замочную скважину. Иван-Джакомо нагнулся и посмотрел.

Глазам его предстало замечательное зрелище. На ярко-красном ковре, заложив руки за голову, лежала в свободной позе молодая женщина дивной красоты. Она показалась Ивану-Джакомо странно знакомой… Он тотчас понял, кого она ему напоминает!.. Но неужели это та самая беглянка?!.

– Да, я, пожалуй, купил бы ее… – сказал Иван-Джакомо, стараясь не показать, насколько взволновал его вид красавицы. – Но мне нужно увидеть ее. Я не могу ограничиться взглядом в замочную скважину!..

– Я не смогу принудить ее показаться нам обнаженной! – отрезал сеньор Пьетро.

– Пусть покажется мне в одежде, – парировал Иван-Джакомо. Сердце его взволнованно забилось. Он уже представлял себе, как увидит красавицу в прекрасном наряде, в коем она явилась его глазам впервые, в их первую, случайную встречу…

– Я пошлю к ней мою старшую служанку, пусть она предупредит Лейлу и уговорит ее показаться нам!..

Сеньор Пьетро и его гость вернулись в приемную комнату.

– Я не понимаю, – начал Иван-Джакомо, – если эта девушка – рабыня, почему же ты не можешь просто приказать ей?!.

– Да, она рабыня, но она слишком дорого стоит! Я не хочу наказывать ее, я даже опасаюсь сердить ее!..

– Но как же она попала к тебе?..

– О! Это особенная история!.. Я купил ее совсем недавно у Марино Браганци, дальнего родственника нынешнего дожа, правителя нашей славной Венеции. Ночью ко мне явился доверенный слуга знатного господина с письмом, в котором родственник дожа просил меня приехать к нему как возможно скорее. Я был коротко знаком с Марино Браганци. Он и его старший сын, живший с ним в одном дворце, были охотниками до темнокожих девушек, которых я им продавал с некоторой выгодой для себя…

Когда я прибыл во дворец, меня поразила атмосфера тревожности, воцарившаяся здесь. Лица слуг выглядели непроницаемыми. Меня проводили в кабинет Марино Браганци. Он также выглядел подавленным, даже растерянным. Он велел мне сесть против него.

– Як вашим услугам, – поспешил объявить я.

– Я хочу продать тебе одну чернокожую красавицу! – объявил мне Марино Браганци без церемоний.

Я ничего не сказал, но изобразил на лице предельную внимательность.

Марино Браганци привстал и, потянувшись к большому колокольчику, прикрепленному к стене, дернул за шнур. Медный язычок ударился о медь чашки. Спустя несколько мгновений быстрыми шагами вошел доверенный слуга и поклонился.

– Приведи Лейлу! – приказал Марино Браганци.

Слуга замялся.

– Почему ты медлишь? – Марино Браганци постукивал кончиками пальцев по столу. Слуга решился ответить.

– Я боюсь, – сказал он.

– Да как ты смеешь! – родственник дожа вскочил, но тут же снова опустился на стул с высокой резной спинкой.

– Вы знаете, что здесь произошло, – проговорил слуга…

Я уже догадался, что ничего хорошего во дворце Браганци не случилось!..

– Да, – Марино Браганци опустил голову, – я, конечно же, все знаю. Возьми себе в помощь нескольких дюжих парней из числа стражей дворца. Они справятся с ней…

Слуга удалился, а я засомневался. Вдруг эта девушка, которую мне предлагают купить, сумасшедшая или преступница?..

Раздались крики и шум многих шагов. Рослые стражники втащили в кабинет связанную по рукам и ногам темнокожую девушку. Да, с первого взгляда ясно было, что перед нами красавица. Но лицо ее пылало, словно костер; и это было странно; ведь щеки арапки не могут пылать румянцем! Но это лицо казалось мне пылающим, потому что глаза красавицы сверкали гневом и отчаянием…

Марино Браганци нетерпеливо махнул рукой, приказывая стражникам удалиться. Они оставили нас наедине с девушкой, которая лежала на ковре.

– Вот девушка, которую я предлагаю тебе купить, – сказал родственник дожа.

Я посмотрел на эту девушку и понял, что сердить ее не стоит!

Я не изъявил согласия купить ее, но и не отказался, разумеется.

– Почему она связана? Что она совершила? – спросил я.

По лицу Марино Браганци проползла, словно гусеница, кривая усмешка. И, конечно, то, что он затем произнес, невозможно было проговорить без смеха.

– Она откусила моему сыну ухо, – сказал родственник дожа.

Я примерно понял, что могло произойти между этой девушкой и сыном знатного венецианца! Я едва сдержал смех.

– Тебе не понравился молодой господин Браганци? – я обратился к лежащей на ковре девушке.

– Да, – отвечала она на ломаном венецианском диалекте.

Вопреки выражению ее лица, голос ее прозвучал почти спокойно.

– Тебе некуда деваться, – говорил я ей, – господин Браганци хочет продать тебя мне. Я буду хорошо обращаться с тобой и тебе не придется откусывать мне ухо!

Она улыбнулась.

– Ты согласна перейти ко мне? – спросил я.

Она кивнула.

– Лейла очень образованна, – заговорил родственник дожа, – она прекрасно говорит по-французски, играет на лютне, умеет разрисовывать веера…

– Позвольте мне развязать ее конечности, – я усмехался. Марино Браганци позволил мне это.

Я встал со стула, подошел к девушке, нагнулся и развязал веревки, которыми были стянуты ее лодыжки и запястья. Она села на ковре и принялась спокойно растирать свои руки и ноги…

– Вчера ночью она пыталась бежать, – заговорил Марино Браганци. Какие-то мерзавцы согнали моего кучера с козел и захватили карету. Потом они бросили карету на одной из отдаленных площадей. А девушку мой кучер догнал и притащил сюда…

– И ты не попыталась откусить ему ухо? – обратился я снова к ней ласковым голосом.

Она улыбнулась:

– Да нет! Ведь он не пытался овладеть мною!

– Ты девственница?! – Я был бы удивлен, если бы это так и оказалось.

– Нет, – отвечала она сдержанно. И добавила: – Но я и не продаю свое тело!..

– Слыхали?! – спросил господин Браганци. – А ведь Марино Младший, мой сын, конечно же, не намеревался платить ей! Он намеревался взять ее даром!..

– Даром я отдаюсь лишь тем, кто мне нравится! – сказала девушка, не глядя на Браганци.

– Но я ведь не нравлюсь тебе? – спросил я, смеясь.

– Не настолько, чтобы отдаться тебе, – парировала она.

– Слышите?! – Браганци поднял кверху указательный палец правой руки. – Она еще и остроумна!..

– Откуда же она взялась? – полюбопытствовал я.

– Это длинная история, – он неопределенно махнул рукой. – Я, пожалуй, не стану ее рассказывать тебе. А если она сама тебе расскажет, можешь считать, что она лжет!..

Более я не расспрашивал. Марино Браганци приказал подать в кабинет нечто наподобие слишком позднего ужина или слишком раннего завтрака. Девушка сидела за столом вместе с нами. Она ела деликатно и изящно. Какова же была тайна ее происхождения?.. Она уже успела привести свою внешность в относительный порядок, и видно было, что костюм дамы ей привычен…

После еды она попросила у нас позволения удалиться в свою комнату, чтобы уложить вещи. Господин Браганци ответил согласием. Вскоре она возвратилась.

Следом за ней служанка несла саквояж. С Марино Браганци красавица и не думала прощаться!..

В карете я немного струхнул, оставшись наедине с ней. Мне было неловко хранить молчание.

– Скажите, Лейла, – обратился я к ней с некоторой робостью, – ваш родной язык – французский?

– Английский, – коротко отвечала она.

Я почувствовал, что у нее нет охоты откровенничать со мной. Кстати, я и до сих пор ничего о ней не знаю. На другой день я прислал Марино Браганци определенную сумму денег. Но, разумеется, девушка не стоила таких денег; она стоила дороже, намного дороже!..

Иван-Джакомо ожидал услышать от сеньора Пьетро еще что-нибудь любопытное, но дверь распахнулась и вошла грациозными шагами темнокожая красавица. Да, это была она! Иван-Джакомо узнал ее платье и тюрбан!.. Молодому человеку показалось, что и красавица узнала его. И это была правда. Я узнала его! Он нравился мне. Боже! Если бы не его коварство, не его вероломство!..

Но я предпочитаю говорить о себе в третьем лице.

Девушка остановилась посреди комнаты. Сеньор Пьетро свободно и в несколько шутливом тоне обратился к ней:

– Тебе известно, Лейла, что я – бедный работорговец. И вот пришла пора продать тебя. Я хочу продать тебя не абы кому, а вот этому славному молодому человеку. Но если ты не согласна, мы с тобой подождем и, быть может, появится более достойный покупатель; то есть, конечно же, он появится, непременно появится!.. А если ты все-таки согласна, я продам тебя этому юноше…

– Я согласна, – ответила она.

Иван-Джакомо заплатил за эту девушку много денег. И вновь карета везла ее в новое обиталище. Падре Артуро был поражен ее красотой.

– Послушай, друг, – сказал он Ивану-Джакомо, – жаль портить жизнь такой милой девице!..

Иван тотчас согласился с ним, но Джакомо разозлился:

– Ты ни во что меня не ставишь! Ты презираешь мою мать, ты ждешь ее смерти! Так вот, этого не будет!..

– Не злись, – примирительно сказал падре Артуро. – Поступай как тебе хочется!.. Но сначала хотя бы расспроси ее, кто она и откуда! Лекарь сказал, что твоя мать умрет не раньше вечера завтрашнего дня. Ты вполне можешь потратить хотя бы час на расспросы!

Конечно же, Ивану-Джакомо хотелось расспросить красавицу. В доме девушке отвели хорошие комнаты. Она умылась, отдохнула, затем поела наедине со своим новым хозяином. Взоры их то и дело встречались. Иван-Джакомо чувствовал, как его восхищение этой девушкой перерастает в истинную любовь!..

Что же мешало счастливому осуществлению этой любви? Они оба были молоды, здоровы, красивы… Но ведь Иван-Джакомо уже не являлся обыкновенным человеком, он был носителем многих разумов. И все же он смотрел на девушку и сам не знал, как ему поступить. Он любил свою мать, которую, в сущности, мало знал; он хотел, искренне хотел спасти ее! Но вдруг Джакомо начинал думать, что мать его уже прожила достаточно. И ведь она, как он слыхал от деда и бабки, отличалась набожностью, несмотря на свой дурной образ жизни!.. Зачем же родной сын будет лишать ее христианской кончины?.. И Джакомо уже видел, как он достойно хоронит свою несчастную мать, а затем, затем… Он невольно потягивался, широко раскидывая руки… О! Какое блаженство ждет его в объятиях темнокожей красавицы!..

Но тут вмешивался в размышления Джакомо-Иван:

– Подумай, – принимался убеждать он, – подумай, какой это будет замечательный опыт: переселить сознание белокожей женщины в это стройное темнокожее тело! И что ты теряешь? Ты все равно ведь сделаешься любовником этой красавицы!..

– Любовником матери? – возмущался Джакомо.

– Не смеши меня! Разве это прекрасное тело принадлежит твоей матери? Нет!..

Два разума спорили мучительно. Наконец Джакомо воскликнул:

– Да согласен я, согласен!.. Я даже ни о чем не стану расспрашивать ее!.. Если я поговорю с ней, я, пожалуй, передумаю!..

Сидя за столом наедине с молодым человеком, красавица и не подозревала, какая участь ожидает ее!.. А далее все пошло как обычно. В пищу было подмешано сонное зелье, и Лейла пробудилась обладательницей уже не одного, а двух сознаний.

Тело матери Ивана-Джакомо еще не успело остыть, а в доме уже поднялась суматоха, но отнюдь не связанная с предстоящими похоронами!..

Лейла рыдала, билась, рвала шелковые обои, била посуду, кричала, выкрикивая непристойные ругательства. Она страдала, не понимая, что с ней. Тоффоло поспешил запереть дверь в отведенные ей комнаты. Иван-Джакомо хотел пойти к ней, но предусмотрительный падре Артуро удержал его:

– Пусть она выплеснет свою ярость. Когда она ослабнет, нам будет гораздо легче объяснить ей все!..

Иван-Джакомо молчал. Крики Лейлы разрывали сердце Джакомо. Иван притаился. Но что они могли сотворить друг с другом, два разума, два склада чувств, заключенные в одно тело?!.

Похороны состоялись на следующий день. Когда падре Артуро и Иван-Джакомо воротились, Тоффоло встретил их в просторной прихожей.

– Она едва не сломала дверь! – сообщил он.

– А как она теперь? – спросил падре. – Что-то я не слышу криков…

– Мне кажется, она лишилась чувств или заснула, – отвечал Тоффоло.

– Боже! – воскликнул Иван-Джакомо. – А вдруг она умерла? Я не вынесу этого!..

– Если не вынесешь, мы переселим твое сознание в другое тело, – мягко сказал падре Артуро. – Мы ведь твои друзья и не бросим тебя…

Иван-Джакомо плакал.

– Я пойду к ней, – решил падре Артуро.

И он решительно вошел к Лейле в своем облачении священника.

Девушка, обессиленная своими криками и плачем, сидела у стены, поджав под себя ноги. Белки ее черных глаз покраснели. Лицо ее казалось опухшим. При виде священника, входящего к ней, она с трудом приподнялась и затем приблизилась к нему и поцеловала ему руку.

– Я грешна, я очень грешна, – произнесла она хриплым голосом.

– Я отпускаю тебе все твои грехи, – голос священника звучал мягко. – Бедное дитя! Я должен рассказать тебе, кто мы и что же с тобой случилось…

– Я сошла с ума! – воскликнула девушка.

– О нет! Ты по-прежнему здорова и умна, только вместо одного разума теперь в твоем теле пребывают два разума, два склада чувств!..

И он рассказал ей все!..

Глаза ее смотрели с ужасом, затем она разрыдалась, затем тихо спросила:

– И он… Иван-Джакомо… Он нимало не колебался, когда подверг меня такому… такому ужасу?!.

– Он страдал… – падре Артуро поник головой. – А тебе, дочь моя, остается лишь одно: присоединиться к нам!..

– Да, – она, казалось, была чрезвычайно угнетена, сломлена, обессилена… – Да… Пошли его ко мне. Я обещаю тебе, что не буду пытаться убить его…

Окинув ее пристальным взглядом, падре Артуро вышел и велел Ивану-Джакомо идти к Лейле, что тот и исполнил.

Вид измученной красавицы привел его в отчаяние.

– Прости, прости меня!.. – Он бросился к ее ногам и целовал ее бессильные руки.

– Как же я могу не простить тебя, – тихо заговорила она. – Ведь я теперь знаю, как мыслит и чувствует твоя мать! Она всегда любила тебя, она всегда помнила о тебе. Она не виновата в своей судьбе…

– Право, я тоже не виноват! Я был с ней, не зная, что она – моя мать! Да и разве можно сказать, что я был с ней? Нет, я всего лишь предавался разврату вместе с другими мужчинами и женщинами, которые находились вместе со мной, а я находился вместе с ними!.. Я не виноват перед ней! Я виноват перед тобой!..

Девушка смотрела на его лицо. Да, он нравился ей. Что ей оставалось? Лишь одно: простить! И она простила. А что же он, Иван-Джакомо? Он тотчас заключил ее в свои крепкие объятия и осыпал поцелуями… Спустя два часа они сидели за столом, пили вино, закусывали печеными каштанами, дружески болтали и смеялись. Затем он осторожно спросил, не хочет ли она рассказать ему о себе. Ее насторожил несколько его странноватый взгляд. Его темные глаза взглянули на нее как-то изучающе, как будто она являлась занятным насекомым или экзотическим животным. Она замерла, не донеся бокала до губ, чуть приоткрытых. Он заметил ее растерянность и настороженность.

– Милая, доверься мне! Неужели ты не веришь мне? – Голос его звучал тепло, даже, в сущности, ласково.

Она поставила бокал на скатерть. Ей хотелось говорить, хотелось довериться ему. Она тряхнула головой, увенчанной короной пышных черных волос. Дурные мысли, подозрения – все разлетелось, подобно стае вспугнутых птиц!

– Ладно! Я расскажу о себе! Но моя история – история необычная. И начать рассказ о моей жизни следует не с меня.

Далеко, в жарких землях, в прекрасной Африке, где растения так пышны, мир зверей и птиц так разнообразен, а люди по большей части наивны и склонны к веселью; так вот, далеко в Африке раскинулась страна дагомеев. Это обширное королевство, которым правила славная династия. К сожалению, правители, принадлежавшие к этой династии, промышляли довольно-таки дурным делом. Они нападали на окрестные племена, захватывали в плен крепких юношей и девушек, везли пленников к морю и там продавали корабельщикам, приплывшим из Европы, из Испании или из Англии.

Каким же образом королям дагомеев удавалось побеждать воинов окрестных племен? Дело в том, что дагомеи были не только воинственны и храбры, но и располагали замечательной армией, настоящей армией, которая была устроена ничуть не хуже известных европейских армий! И – самое странное для европейцев! – боевым ядром дагомейской армии являлись воинственные женщины и девушки – амазонки. Это были высокие и сильные существа, стройные, как пальмы; тела их были мускулисты и тверды, как эбеновое дерево, а кудрявые волосы – всегда коротко острижены. Африканский климат – жаркий, чрезвычайно жаркий климат. Но все равно испанцы и англичане не могли понять, как могут женщины сражаться почти нагими. А это было именно так! Их груди, живот и женские органы были защищены кожаными ремнями. Эти женщины великолепно и метко бросали копья и пускали стрелы из луков. Женская гвардия составляла особые отряды, охранявшие жилище короля. Он жил в достаточно обширном доме, искусно сооруженном из прочных и больших пальмовых листьев. Вокруг дома короля располагались дома его жен и детей. Амазонки же являлись самой верной и даже и свирепой стражей, какую только возможно было себе представить!

Однажды представитель английского посла прибыл ко двору правителя дагомеев с визитом. В сущности, он желал договориться с правителем о постоянной поставке рабов на английские суда. В честь прибытия знатного гостя был дан роскошный обед. О! Это оказалось удивительное зрелище, которое, впрочем, едва ли возможно было назвать привлекательным! На широкую утоптанную площадку вывели здоровенного буйвола. Правитель объявил представителю английской короны, что именно этим буйволом им предстоит насыщаться во время парадной трапезы. Тотчас же по знаку, данному правителем, сотни полунагих, прекрасных темнокожих молодых женщин выскочили на площадку и мгновенно набросились на буйвола. Несчастное животное не имело возможности сопротивляться. Женщины, подбадривая друг друга гортанными дикими возгласами, бросились на буйвола. Представитель английского короля невольно закрыл лицо ладонями, но любопытство все же пересилили чувства ужаса и крайнего изумления, охватившие его. Он отнял ладони от лица и смотрел, не отрываясь, на открывшееся его взорам зрелище.

Между тем амазонки голыми руками рвали живого буйвола на части. И спустя недолгое время от огромного животного, которое только что высилось живой горой посредине площадки, теперь осталась лишь груда парного, дымящегося мяса!

Правитель дагомеев снова сделал знак рукой. Из толпы амазонок, стеснившихся на краю площадки, вышла совсем юная девушка, почти ребенок, не старше двенадцати лет, самая, должно быть, молодая среди этих воинственных существ. Она приблизилась к еще трепещущей груде дымящегося мяса, наклонилась, изогнув свое гибкое тело; схватила обеими руками, сколько смогла поднять, потрохов и, подойдя очень близко к представителю английского короля, положила потроха к его ногам. Она что-то произнесла. Один из местных жителей, подданных правителя дагомеев, перевел ее слова:

– Вы должны отведать это лакомство! Наш правитель удостаивает вас этой чести!..

Можно попытаться вообразить себе ужас европейца, привыкшего питаться исключительно вареным или жареным мясом. Бедный англичанин явно не ожидал, что ему предложат именно такое, странное, по его мнению, угощение. Он растерялся до такой степени, что даже не сумел пустить в ход обычные дипломатические уловки и увертки.

– Нет, – невольно произнес он, вытягивая вперед руки и словно бы отталкивая юную красавицу. – Нет! Нет!..

Он с выражением нескрываемого ужаса и отчаяния уставился на сырое мясо, издававшее весьма ощутимое зловоние.

Я предполагаю, что правитель дагомеев подстроил все это нарочно, желая показать представителю короля Англии и его посла, каким он может быть самовластным и даже деспотичным. Глядя прямо на смутившегося англичанина, правитель дагомеев принял вид человека, охваченного гневом, топнул крепкой босой ногой, затем приказал женщинам-стражницам схватить англичанина и бросить в темницу.

Темница, устроенная немного поодаль от жилища правителя, представляла собой, в сущности, глубокую яму, прикрытую пальмовыми листьями. Англичанин успел порядком исцарапаться, пока падал. Впрочем, дно оказалось глинистым и мягким. Но взобраться вверх было бы очень трудно. Да к тому же эту яму день и ночь караулили, сменяясь каждые несколько часов, могучие амазонки. Впрочем, никаких часов, из числа тех, которые тикают и передвигают стрелки, в резиденции правителя дагомеев и в его стране никогда не было. Правитель и его подданные узнавали время, полагаясь на восход и заход солнца.

Бедняга англичанин повесил нос в ожидании для себя самых больших неприятностей! Однако поздно ночью девичий голосок тихо окликнул его. Англичанин – ему было не до сна! – посмотрел вверх. На него смотрели глаза той самой девочки, положившей к его ногам парное мясо! Она что-то говорила ему, но он, разумеется, ничего не мог понять. Он лишь сердился на себя за то, что доверился правителю дагомеев и не взял с собой, отправляясь в его резиденцию, никого из своих приближенных, а также отпустил и охрану. Зачем он сделал это? Собственно, он подумал, что стоит пойти навстречу желанию правителя дикарей, чтобы расположить его еще более к Англии… И теперь англичанин смотрел на девичье личико темнокожей воительницы и не мог понять, чего же она хочет от него!

Вскоре рядом с девочкой появилась другая африканка. Даже в темноте видно было, что она старше. Эта девушка обратилась к англичанину на его родном языке. Она принялась упрашивать его бежать вместе с ее младшей сестрой и возлюбленным сестры.

– Времени мало, – повторяла она, – торопитесь, торопитесь! Времени мало!..

Сестры спустили в яму лестницу, сплетенную из прочных пальмовых волокон. Пленник поспешно поднялся.

– До утра никто не хватится вас! – сказала старшая.

Англичанин оглянулся и увидел будущих своих спутников. Это были девочка и мальчик, подросток лет четырнадцати.

– Где осталась ваша охрана? – спросила старшая сестра.

Пленник отвечал, что охрана осталась на корабле.

– Вы успеете добраться до утра! – решительно сказала девушка.

Младшая сестра стала умолять старшую бежать вместе с ними. Та отказывалась, делая соответственные жесты. Наконец младшая сказала ей:

– Все знают, что ночью ты назначена стражницей у тюремной ямы! Когда утром не найдут пленника, тебя обвинят в первую очередь!

Этот довод решил дело!

Все четверо кинулись бежать. Сестры и мальчик хорошо знали дорогу в глухом пальмовом лесу. Обладатели быстрых, сильных ног, они бежали легко. Но их европейский спутник вскоре начал задыхаться. Тогда они, сплетя руки наподобие сиденья, поочередно несли его и при этом продолжали двигаться почти стремительно. Англичанин невольно подумал, что такие рабы стоили бы очень дорого!

Они добрались до берега моря, затем бросились в воду и вплавь добрались до корабля, стоявшего на якоре. Но когда они очутились на палубе, когда англичанина окружили его единоплеменники, он тотчас приказал посадить троицу в трюм и наружу не выпускать! Впрочем, молодые африканцы сдались отнюдь не сразу! В особенности девушки, которые отбивались кулаками и ударами крепких ног. Кое-кто из команды поплатился разбитыми носами и серьезными вывихами. Но все же троицу скрутили и отволокли в трюм.

Англичане решили, что наконец-то представился выгодный случай покончить с могуществом дагомейского правителя. В конце концов, англичане намеревались сами контролировать земли, куда армия правителя Дагомеи периодически совершала свои походы с целью захвата пленных.

На кораблях англичан установлены были пушки, в то время как дагомейцы не знали иного оружия, кроме копий и луков со стрелами. И вот утром, когда уже совсем рассвело, английские пушки обстреляли берег. Затем англичане, вооруженные ружьями, решительно напали на резиденцию правителя дагомеицев. Несмотря на храбрость амазонок, их луки со стрелами и копья ничего не могли поделать против ружей и пушек. Армия правителя погибла; он сам, его жены и дети были убиты. Немногие уцелевшие дагомейцы взяты были в плен и брошены в корабельные трюмы. Впоследствии на месте резиденции правителя дагомейцев основан был английский форт – выстроили городок с крепостью.

Немногим из пленников удалось прибыть в Англию. Большинство их умерло в трюме от духоты и недоброкачественной пищи, которая кишела червями. Умерших матросы кидали в море на корм акулам.

Корабли добирались до Англии около месяца. Среди погибших от дурных условий содержания дагомеицев оказалась и младшая сестра.

Когда несчастных вывели из трюма в ливерпульском порту, они походили более на скелеты, нежели на живых людей. Обессиленная старшая сестра все же ухитрялась поддерживать подростка, возлюбленного младшей, умершей. Уцелевших пленников поместили в большом доме, где их хорошо кормили. Вскоре африканцы совсем поправились и окрепли. В дом стали приезжать желающие приобрести раба или рабыню. Африканцев выводили в большой зал нагими, натерев предварительно их темные тела ароматическим маслом. Однажды в доме поднялась суматоха. Пленников вывели в зал. Величественной походкой вступила в зал дама под густой вуалью. Ее сопровождали многочисленные спутники, теснившиеся позади нее. Она медленно обходила стоявших у стены рабов и рабынь. Иногда она делала едва приметный знак одному из своих спутников. Тогда он подходил к тому или иному африканцу и принуждал его открыть рот. Дама смотрела на белые зубы и кивала. Она приблизилась к юноше и девушке. Ее доверенный человек заставил подростка приоткрыть рот.

– Да, этот, – коротко бросила дама под вуалью.

Юношу повели прочь. Но тут девушка, это была та самая старшая сестра, бросилась перед знатной дамой на колени и стала умолять ее на английском языке:

– Госпожа!.. Госпожа! Купите и меня! Не разлучайте нас!..

Девушке уже хотели заломить руки за спину, но дама воспрепятствовала этому.

– Кто этот человек? Кем он приходится тебе, девушка? – спросила дама, держась прямо и величественно. – Он твой брат, или муж, или возлюбленный?

И девушка рассказала о пленении и бегстве англичанина…

– Моя младшая сестра была влюблена в этого юношу, и он отвечал ей взаимностью. Он – знатного рода и являлся одним из сыновей старшей жены правителя. Правитель запретил ему встречаться с моей сестрой, но они продолжали видеться тайком. Я решила, что бегство в далекие края поможет им соединиться…

Далее девушка рассказала обо всем случившемся на корабле, о смерти сестры…

– Этот юноша мне – как брат! Если мы расстанемся, я погибну, я умру!..

Дама внезапно и без лишних слов согласилась не разлучать названых брата и сестру и купила их обоих.

Каково же было их изумление, когда их привезли не куда-нибудь, а в королевский дворец! Там их поместили в хорошие комнаты, назначили им учителя, который обучил их игре на лютне и умению правильно держать себя, как того требует положение слуг, близких к самой королеве. Потому что знатная дама под вуалью и была королевой Марией Тюдор! Она была замужем за испанским принцем Филиппом, но он вскоре оставил ее и отбыл в свои владения во Фландрии. Разумеется, он пообещал возвратиться, однако обещания своего покамест не сдержал!

Два красивых африканца, юноша и девушка, вскоре сделались украшением дворца. Они входили в свиту королевы и присутствовали во время приемов послов, стоя в нарядных костюмах неподалеку от трона.

Однажды девушка решилась предложить своему названому брату свое тело. Она говорила ему, что они одиноки, что они в чужой стране, что сама судьба толкает их в объятия друга друга!.. Однако юноша остался холоден.

– Но почему?.. Почему?.. – не уставала спрашивать она. – Неужели ты все еще любишь мою покойную сестру?!.

– Да, – смущенно отвечал он.

Однако же ей почудилось, будто он с радостью ухватился за это ее предположение, как возможно ухватиться за первый, подвернувшийся под руку предлог, чтобы не делать чего-то, чего не хочется делать!..

Она более не предлагала ему себя, свое тело, но она стала внимательно следить за ним. И совсем скоро она узнала правду! У нее была соперница! Но это была такая соперница, с которой не имело никакого смысла тягаться. Это была королева Мария!..

Несчастная африканка пришла в отчаяние, еще подогреваемое пылким от природы темпераментом. Она уже думала наложить на себя руки, когда ее вызвали в спальню королевы! Королева сидела в глубоком кресле, облаченная в просторную робу. Не тратя лишних слов на пространные объяснения, королева приказала африканке целый месяц кряду изображать беременность, подложив под платье подушку.

– Если ты хорошо справишься с этим поручением, то получишь свободу! – сказала королева Мария. – Скоро возвращается из Фландрии мой супруг; к его возвращению будет приурочена твоя свадьба с Джоном (так назвали в Англии юного африканца). Ведь ты любишь его, я знаю!..

Девушка поклонилась. Разумеется, она не смела возражать!

Свадьба девушки и ее названого брата состоялась вскоре после возвращения принца Филиппа. Спустя некоторое время разнеслись слухи о том, что королева родила мертвого ребенка. Через несколько дней после этого известия королева собственной персоной явилась в спальню африканки и приказала той кричать, как обычно кричат женщины в родах. Затем в спальню принесли чернокожего ребенка. Это была девочка, то есть это и была я. При крещении мне дали имя Элизабет, но с самого детства все зовут меня Лейлой. Прошел лишь месяц после моего рождения, я считалась законнорожденной дочерью африканской четы. Разумеется, у моей мнимой матери не могло быть молока, и потому ко мне приставили светлокожую кормилицу. Доктора опасались за здоровье королевы, и не напрасно! Спустя еще месяц она скончалась. Мои мнимые родители, союз которых так и не был скреплен телесным соитием, были очень встревожены. После смерти королевы Марии вступила на престол ее младшая сестра Елизавета. Миновало совсем немного времени и был раскрыт заговор, имевший своей целью свержение новой королевы. Говорили, будто в заговоре замешаны многие знатные вельможи. Начались аресты. Хватали и хозяев и слуг. Несчастный Джон был также схвачен, заключен в тюрьму и приговорен к смертной казни. Моя мнимая, то есть приемная, мать, поняв грозящую нам опасность, бежала со мною из дворца. Однако за ней тотчас была послана погоня, ее схватили и заточили вместе со мной в отдаленные покои тюрьмы Тауэр. Она вскормила меня из рожка, учила меня разным языкам, танцам, пению, игре на лютне. У нас было все, кроме свободы и общества людей! Мать открыла мне тайну моего происхождения. Я знаю, что я – дочь королевы Англии и африканского принца! Когда мне исполнилось двенадцать лет, моя мать умерла. Мне и теперь кажется, что причиной ее смерти явилось отравление! Мне также казалось, что она желает что-то сказать мне, о чем-то предупредить…

Не долго думая, я решилась бежать! Но как? Покои, где жили мы с матерью, помещались в башне, достаточно высокой… Порою, мы выходили на смотровую площадку и дышали свежим воздухом. Внизу тяжело плескались свинцовые волны холодного моря… Я была уверена, что теперь отравят и меня! Королева Елизавета отличалась нерешительностью, но вместе с тем и коварством!.. Она долго терпела меня. Но должен же когда-нибудь наступить конец!..

Я поднялась на смотровую площадку. Измерила взглядом расстояние до одинокого корабля… Плавать я, конечно же, не умела! Но от отца мне передалась телесная сила. Я подумала, что если попаду в воду, то уж как-нибудь исхитрюсь удержаться на воде. Да, это было подобно самоубийству, но я прыгнула в море, прыгнула с большой высоты. Конечно же, я тотчас нахлебалась воды, соленой морской воды. Я била ногами и руками по воде, выплевывала воду изо рта. Перед тем как броситься в море, я разделась до сорочки.

Я плыла, выбиваясь из сил. Но я упорно приближалась к одинокому кораблю. Я закричала, мне показалось, будто я кричу уже долго. Я почти впала в беспамятство…

Не помню, как подняли меня на палубу. Я действительно лишилась чувств. Что же произошло дальше? Корабль, на палубу которого я попала, был корабль каперов, пиратов, которым королева позволяла свободно плавать по морям. Ежегодно каперы пополняли казну многими и многими сокровищами, золотом и драгоценными камнями. Конечно, они не брезговали и работорговлей. И вот капитан заполучил юную негритянку, красивую девочку… В ту же ночь я была изнасилована. Затем… Меня продавали как дорогой товар, я сменила немало хозяев. Я хорошо знаю, что такое телесная любовь! Но лишь когда я встретила тебя…

Да! И тут я осеклась, глядя в его глаза. Я поняла, что он – такой же, как падре Артуро, как Тоффоло, как многие и многие мерзавцы, во власть которых я попадала!..

– Нет, нет! Не проси у меня прощения! – вскричала я.

И все же я любила его. Что было дальше? Я сделалась человеком с необычайно сильной волей! В отличие от тех, кого ты, Анжелика, знаешь под именами Брюса и Чаянова, я во что бы то ни стало желала сохранить свое тело! Я настаивала на том, чтобы мой разум, мои чувства оказывались вновь и вновь в теле красивой африканки! Да, находить таких девушек было не так-то легко в Европе, но я уже хорошо умела подчинять своей воле мужчин!.. Да!..

И все же эти подлецы, эти мерзавцы сумели заставить меня подчиниться, лишили меня моего тела!..

***

– Матушка! – сказал вдруг Константин. – У меня уже кружится голова! Я сочувствую тебе!..

– Нет, нет, – быстро отвечала неведомая девушка, утверждавшая, что она – его мать, – мне хорошо, общение с такой женщиной, как Лейла, просвещает меня!..

Но глаза девушки говорили совсем другое!..

– Порою я почти перестаю понимать, кто и о чем и кому рассказывает! – признался Константин.

– Нет, нет, – продолжала быстро говорить девушка, – мне хорошо, мне хорошо! В моем сознании, в моем разуме сейчас нет никого, кроме меня и Лейлы. Мне хорошо!..

– Что же было дальше? – спросил Константин.

– Я бежала из дома Брюса, пробралась в свой дом, переоделась в платье служанки и снова кинулась бежать! Куда? В неизвестность!.. А дальше… Ты встретил меня на том постоялом дворе…

Константин пристально смотрел на нее. Ему показалось, что Анжелика-Аделаида, его мать, очень хотела бы поделиться с ним своими страхами, своим отчаянием, но… не может!..

«Она боится Лейлы!» – подумал Константин, а вслух произнес:

– Ты действительно не могла говорить, или все же твоя немота была притворной?

– Нет, – отвечала девушка, – на самом деле я не притворялась, я и вправду не в силах была говорить!..

И вновь глаза ее сказали ему больше, нежели ее слова.

«Она была подавлена постоянным присутствием Лейлы!» – понял Константин.

– Ты полагаешь, что Брюс и Чаянов ищут тебя? – спросил он.

– Ах! Мне теперь все равно! Пусть ищут, пусть найдут… Я хочу лишь немного успокоиться, немного прийти в себя!..

– В этом доме ты – в полной безопасности! Живи как хозяйка! Я не стану домогаться твоей близости, ведь все же в тебе, в твоем существе – часть существа моей матери!..

Она сидела перед ним, явно охваченная унынием.

– Ступай к себе, – ласково повторил он. – Ты ведь знаешь, где комнаты моей матери.

Она кивнула.

Когда она была уже в дверях, он остановил ее:

– Как же мне называть тебя?

Она на миг задумалась, устало покачала головой:

– Право, не знаю… Зови меня Ангелиной, это русское имя возвращает меня к тем временам, когда я была всего лишь собой, всего лишь Анжеликой, всегда и только Анжеликой!..

Она быстро вышла. Он прислушался, пытаясь расслышать звуки ее легких шагов, но она, казалось, двигалась, не касаясь половиц.

«Анжелика, Аделаида, Ангелина…» – прошептал он в задумчивости. И вдруг вспомнил о старой Леене. Надо бы и ее допросить. «Но нет, на сегодня с меня хватит! Кто знает, о чем поведает мне финка!..»

На следующий день он увиделся с Ангелиной за утренним кофием. Ему показалось, что она несколько приободрилась. Она спросила, можно ли ей немного погулять в роще. Разумеется, он ответил согласием.

***

Он принялся допрашивать Леену в отсутствие Ангелины. С первых слов финки он понял, что эта женщина готова говорить с ним совершенно честно. Он поразился ее сверхъестественной догадливости… Наконец она призналась:

– Я хочу повторить путь вашей матери!

– Это понятно! – заметил Константин. – Но на этом пути могут ждать тебя не одни лишь румяные розы обретенной вновь юности, но и страшные тернии! Представь себе, что в твоем разуме вдруг объявилось еще несколько разумов, с которыми твой рассудок должен как-то ужиться, поскольку все вы заключены в одном теле!.. Я бы для себя не хотел такого бытия!..

– Вы молоды, – парировала Леена. – Вы еще не знаете, что значить стариться! Я же готова на все, лишь бы вновь обрести молодость!

– Ты охотилась за моей матерью вовсе не для того, чтобы отомстить ей за смерть твоей племянницы, но для того, чтобы каким-то образом воспользоваться ее телом?

– Предположим!..

Будем считать, что этот твой ответ равносилен тому, как если бы ты честно признала свою вину! Сейчас ты отправишься в подвал, где у тебя будет время для того, чтобы одуматься! Здесь тебя никто не убьет; я вовсе не хочу возбуждать в твоих соплеменниках неприязнь к русским! Я увезу тебя в Москву…

– И убьете там! – насмешливо докончила она его речь.

– Я еще не решил, как лучше поступить с тобой, – спокойно отвечал он.

– Но, прежде чем отправить меня в заточение, не хотите ли вы послушать мою историю? – Она уставилась на него своими светлыми глазами.

Константин досадливо отмахнулся:

– Уволь! Я уже наслушался самых разнообразных историй, и все они были одна невероятнее другой!

– Но я могу вам и вашей матери еще пригодиться!

– Я вообще не понимаю, зачем ты пристала к моей матери! Разве в ваших финских деревнях мало девиц?

– Вы не поняли…

– Чего же я не понял? Скажи на милость!

– Я… я не знаю, как это сделать!.. – Она продолжала смотреть на него, не опуская глаз.

– Вот как! А я думал, знаешь!

– Нет!

– Но ведь и моя мать не знает.

– Но один из разумов, обитающих в ее существе, несомненно знает!

– Ах, да, ты права! – Константин вдруг засмеялся. – Но зачем же этот разум станет открывать тебе тайну подобного преображения? Не понимаю!..

– Это не такая уж тайна, это ведомо многим…

– Только не тебе!..

– Если я узнаю, как это делается, я еще смогу пригодиться вашей матери!

– Каким образом! Говори!

– Да, это я могу сказать только вам! Вашей матери я это доверить никак не могу!..

– Объясни, почему!

– Как же вы не догадываетесь! Та, другая, услышит!

– Вот оно что! Стало быть, это нечто враждебное той, другой?

– Да.

– Говори!

– Я могу избавить вашу мать от… от той другой и… от всех прочих!..

Константин удивился, но удивления своего прямо не выказал.

– Это уже интереснее! – проговорил он. – Но все же речи твои нескладны. Ты не знаешь, как преобразиться, но отчего-то знаешь, как возможно избавиться от излишних сущностей в твоем существе после преображения. Я вижу здесь противоречие.

– Вы просто не знаете обо мне ничего!

Константин тяжело вздохнул:

– Ты с завидным упорством хочешь принудить меня выслушать твою историю!

– Да, это так!..

Молодой человек снова тяжело вздохнул.

– Рассказывай, но покороче, – приказал он.

– Я постараюсь не говорить долго, не утомлять излишне вашу милость, – ответила она уклончиво.