Урбино. Италия

Синьоре Фиорентини Ребекка нравилась, и на это были все основания.

Она сильно отличалась от студентов и туристов, которые обычно останавливались на небольшой срок в этой комнатке наверху за десять долларов в день. Ребекка была спокойная, мягкая, отзывчивая. Сама, ее никто не просил, вызвалась помогать по дому. Синьора Фиорентини называла ее «самаррита», то есть неприкаянная.

Когда Ребекка появилась в Урбино, синьора Фиорентини точно не знала. Известно было, что до недавнего времени она присматривала за детьми богатой американской пары. Но супруги неожиданно рассорились и уехали обратно в Америку. В поисках дешевого жилья Ребекка набрела на деревенский домик Фиорентини.

Эта «неприкаянная» довольно прилично знала испанский, что позволяло более или менее сносно объясняться на итальянском. Прошло меньше недели, а они уже прекрасно понимали друг друга. Работу по хозяйству, которой Ребекка стала заниматься с самого начала, она выполняла с такой аккуратностью и умением, что вскоре стала просто необходима синьоре Фиорентини. В ответ на это та уменьшила плату за комнату, и без того небольшую, до величины чисто символической. Очень скоро Ребекка из квартирантки превратилась почти в члена этой многочисленной семьи, где все постоянно ссорились по мелочам, продолжая при этом любить друга.

Но самым удивительным было то, что эта «неприкаянная» фактически спасла жизнь Артуро, самому младшему ребенку, неуклюжему неумехе, с которым постоянно что-то случаюсь. То он вдруг давился пищей, то падал и разбивал себе нос, а заодно и что-нибудь из посуды. А в этот раз жутко порезался.

Из широкой раны на запястье вовсю хлестала кровь, окрашивая старинные изразцы на кухне в цвет смерти. Синьора Фиорентини стояла бледная, чуть не падая в обморок, все остальные кричали и суетились, а мальчик слабел на глазах. И тут появилась Ребекка. Это надо было только видеть. Потрясающе! Она спокойно подошла к Артуро, взяла его на руки, прижала большим пальцем какое-то место на руке — видимо, точно знала какое, — после чего поток крови сразу уменьшился, а через несколько секунд и вовсе прекратился. Затем она подняла его руку вверх и отрывисто дала команду принести то, что ей было необходимо, чтобы сделать жгут и перевязать рану. Когда наконец приехал доктор, он сказал, что она действовала замечательно. Никто не смог бы сделать это лучше. Ребекка на эти слова никак не среагировала. Но чтобы добраться до дома Фиорентини, доктору потребовался час, и если бы не Ребекка, то он застал бы Артуро уже мертвым. Синьора Фиорентини это знала. С этого момента она вообще больше никакой платы ни за еду, ни за проживание с Ребекки не брала и сказала ей, что та может оставаться в ее доме, сколько пожелает.

Завтрак проходил как всегда шумно. Не стоит, наверное, удивляться тому, что мужская часть клана, все без исключения, обожали «неприкаянную». Обычно это выражалось в непрерывных подшучиваниях, откровенных комплиментах и прочих замечаниях, которые скромными никак не назовешь.

В это утро, как всегда, Ребекка принимала все это со своей обычной спокойной улыбкой, уткнувшись носом в сильно потрепанный путеводитель. Ее прекрасные серые глаза были где-то далеко от этой суматохи и гама. На ней были джинсы в обтяжку и свитер. Район Ле Марке, где жила семья синьоры Фиорентини, находился в Центральной Италии, а в этих краях поздней осенью довольно холодно. И в доме соответственно тоже. Не помогала даже топящаяся дровами, похожая на бочку печь, занимающая на кухне почетное место.

Постепенно, один за другим, мужчины клана Фиорентини начали отправляться на работу: каждый одаривал Ребекку по меньшей мере одним, а то и двумя комплиментами, которые она принимала с невозмутимым видом. Несколькими минутами позже по своим делам двинулась и женская половина семьи. Почти все они работали в городе, в магазинах. Наконец-то на кухне стало тихо. Синьора Фиорентини и Ребекка принялись за уборку.

— Я все хотела тебя спросить, cara, чего это ты прихрамываешь?

Ребекка, мывшая посуду в раковине, повернула к синьоре Фиорентини ясные глаза и произнесла на своем полуитальянском-полуиспанском наречии:

— Не так давно я упала и сломала ногу.

— Как это случилось, что ты упала?

— Взбиралась на гору.

— Какую гору?

Ребекка улыбнулась своей милой улыбкой.

— Далеко отсюда.

Примерно такие ответы она давала всегда, если кто интересовался ее прошлым.

— И это у тебя навсегда?

— Хромота? Нет. Надеюсь, когда мускулы окрепнут, это пройдет.

— Тогда еще ничего, — сказала Фиорентини.

— Кончим убираться, — объявила Ребекка, — и я пойду на базар.

К тому моменту, когда они закончили, на своем фургончике прибыла парикмахерша Марчетта. Она вошла на кухню с сумкой в руках. Это была кругленькая маленькая женщина с гордым подбородком и орлиным носом, видимо, в молодости очень красивая. У нее до сих пор были чудесные густые каштановые волосы. Правда, цветом каштана они теперь, наверное, больше были обязаны содержимому ее сумки. По вторникам Марчетта объезжала окрестные фермы.

— Ну, я пошла, — сказала Ребекка, направляясь к двери.

Но парикмахерша остановила ее на пороге.

— Подожди, детка. — Она раскрыла журнал и протянула Ребекке. — Посмотри, это прямо для тебя. Такая прическа чудесно подчеркнет форму лица. У тебя потрясающие скулы.

— Что это там у тебя, cara? — заинтересованно спросила синьора Фиорентини. — Ой, как замечательно. Тебе нужно обязательно сделать такую прическу.

Ребекка посмотрела на фотографию. На нее нагло смотрела модель с лицом, окруженным облачком глянцевитых волос.

— Спасибо, — сказала она, — может быть, и стоит сделать, но не сейчас.

Синьора Фиорентини заволновалась.

— У тебя волосы в таком беспорядке, cara. А ты такая симпатичная девушка. Правда, Марчетта?

— Нет, — ответила парикмахерша, внимательно рассматривая Ребекку. — Она не симпатичная. Она красивая.

— Я заплачу, — настаивала синьора Фиорентини. — Прими, пожалуйста, от меня этот небольшой подарок. Мне так хочется хотя бы чем-нибудь отблагодарить тебя за Артуро.

— Вы такая милая, синьора Фиорентини, но не надо. Спасибо.

Марчетта постучала алым ногтем по фотографии.

— Ты видишь эту модель? У нее нет ничего, чего бы не было у тебя. Сначала я сделаю тебе прическу, а потом займемся макияжем.

— Спасибо, не надо, — засмеялась Ребекка, не поддаваясь на уговоры. — Но вы, синьора Фиорентини, очень милая и добрая. — Она чмокнула хозяйку в румяную щеку, а затем выпорхнула из комнаты. Синьора Фиорентини посмотрела ей вслед и воздела к небу полные руки.

Во дворе гнусаво зажужжал мотороллер. Синьора Фиорентини подошла к окну как раз вовремя, чтобы увидеть Ребекку, притормозившую под каменной аркой. Та неожиданно обернулась, встретилась взглядом с хозяйкой и улыбнулась, сверкнув белыми зубами. Как обычно, она выезжала без шлема, и ее прекрасные темно-каштановые волосы трепал ветер. Синьора Фиорентини невольно залюбовалась. Через заднее сиденье мотороллера «веспа» точно так же, как через спину мула, были переброшены две корзины. Ребекка помахала рукой и исчезла.

После осенних дождей дорога на Урбино была вся в колдобинах и очень грязная. Теперь только весной придут трактора, чтобы ее выровнять, а пока нужно терпеть. На Ребекке была стеганая куртка с капюшоном, но все равно холод пробирал до костей. Она решила, что первым делом в Урбино надо будет пойти выпить горячего кофе.

Вспомнив настойчивость синьоры Фиорентини, с какой та стремилась ее прихорошить, она улыбнулась. Хозяйке не дано было знать, что Ребекке было просто необходимо выглядеть именно так, как она и выглядела. Что все это часть единого плана.

В семье Фиоретини к ней относились как нельзя лучше. Особенно после случая с Артуро, хотя Ребекка никогда не считала, что сделала тогда что-то экстраординарное. Но в любом случае покидать этот шумный гостеприимный дом будет грустно. Но придется, и, может быть, очень скоро.

Большая часть дороги шла в гору, поэтому «веспе» пришлось изрядно потрудиться. Он гудел сердито, как шмель, но тянул. На мотоцикле ее научил ездить Райан. Она училась на его тяжелом и мощном «харлее-дэвидсоне», и довольно успешно. Получила права. Нельзя сказать, чтобы от езды на мотоцикле она испытывала какое-то особое удовольствие. Скорее, Ребекке просто хотелось войти в мир Райана, стать ближе к нему. Но сейчас это умение оказалось очень даже кстати.

Урбино уютно расположился между складками гор. Преобладающими оттенками здесь были в основном золотистые и бронзовые, которые постепенно сплавлялись с темной зеленью окружающего город лесного массива. Ребекке Урбино нравился. Неприхотливый, совсем не избалованный туристами, что в паши дни бывает очень редко. В нем подкупали нетронутая старина и образ жизни, размеренный, исполненный покоя, почти идиллический. И вместе с тем музеем он тоже не был. Особый колорит городу придавали студенты местного университета, яркие группы которых с утра до вечера заполняли старинные площади. Куда бы Ребекка ни пошла, она везде натыкалась на них. Она любила иногда смешаться с какой-нибудь группой и некоторое время стоять, слушая их разговоры. Приятно было снова, хотя бы на короткое время, ощутить себя студенткой. Боже, как давно все это было… и как далеко отсюда.

Она припарковала «веспу» в переулке позади собора и отстегнула корзины. Возвращение домой по грязи, да еще под гору, обещало быть нелегким. За то время, что она ездила за покупками, Ребекка пару раз падала на скользкой дороге, вместе с мотороллером. При этом все продукты рассыпались. Но поездки на рынок были частью ее плана.

Итак, первым делом горячий кофе. Прихрамывая, она направилась к кафе рядом с рынком. Колено ненавидело холод и наказывало ее тем, что начинало противно дергать.

Ребекка вошла. Внутри, как всегда, было дымно и шумно. Она кивнула краснолицему бармену Альфредо, заказала капуччино и, взяв чашку, медленно двинулась к окну, где разглядела свободное место. Здесь, обняв чашку ладонями, она начала маленькими глотками пить приятную дымящуюся жидкость, покрытую густой, как будто вскипающей, пеной.

Рынок занимал всю площадь, а его излишек даже переливался на несколько боковых улиц. Внимательно рыская глазами в толпе, она размышляла. По существу, получается так, что Тереза в ее жизни была единственным непредсказуемым фактом, единственной случайной картой, вытащенной из колоды. А все остальное время до и после (особенно после) она ни разу не сходила с колеи, неуклонно двигаясь вперед к намеченной цели. И вот только теперь, много лет спустя, снова сошла с рельсов. Сейчас у нее тоже была цель, но совсем другая.

Окно затуманили капли дождя. По-прежнему чертовски болело колено. Она наблюдала за группой монахинь из обители «Маленькие сестры», которые двигались от прилавка к прилавку. Сильно ограниченные в деньгах и очень сплоченные, они имели обыкновение отчаянно торговаться. Любоваться этим для Ребекки было большим удовольствием, и наукой тоже.

А затем, внезапно, она увидела Майкла Флорио.

Он был один. В короткой дубленке с поднятым воротником.

У нее уже была возможность изучить его внешность. Причем достаточно хорошо. После того как ей удалось выяснить, где он скрывается от полиции, она оборудовала себе наблюдательный пункт, неподалеку от этого места, среди заросших высоким кустарником руин какого-то старинного сооружения. И очень скоро этот незаурядный человек преподал ей первый урок. Это случилось на третью ее вахту, когда Флорио, выйдя во двор, вдруг непонятно почему насторожился. Как будто ощутив ее присутствие, он вскинул голову и начал пристально всматриваться в кусты. Получилось так, что Ребекка на мгновение как бы встретилась с ним взглядом. И это ее жутко напугало. Хотя она была полностью скрыта кустами, ей показалось, что он все равно ее обнаружил. Пришлось спешно ретироваться. И приходить туда еще раз было опасно. С тех пор она выслеживала его на рынке. И вот наконец ей улыбнулась удача.

Майкл Флорио вошел под каменную арку в дальнем конце площади. Он был очень высок, но рост маскировала странная манера пробираться сквозь рыночную толпу (как бы крадучись), что делало его похожим на какое-то опасное хищное животное.

«Вот и он», — произнесла про себя Ребекка и затаила дыхание.

Она его боялась. И была права, хотя и не знала, что этот человек никогда ничего не предпринимал, не изучив обстановку заранее. Даже такое, казалось бы, обычное бытовое мероприятие, как выход в город за покупками, требовало специальных приготовлений и проводилось только в том случае, если инстинкт подсказывал, что это безопасно. Он превосходно владел собой, обладал огромной физической силой и никогда не полагался на волю случая.

В окно кафе продолжал постукивать кошачьими лапками дождь. Ребекка собралась с духом и встала. Повесив на одну руку обе корзины, в другой зажав сумочку, она вышла на холод. Навстречу ему.

Вот и палатка братьев ди Сироло, которые выращивали лучшие помидоры в округе. Сейчас, кажется, они торговали овощами последнего урожая. Ребекка остановилась у прилавка рядом, всего в нескольких шагах от него.

— Почем баклажаны? Я возьму много, для консервирования.

— Тысяча лир килограмм.

Чувствуя, что за ней наблюдает Флорио, Ребекка начата отчаянно торговаться.

— Я бы взяла еще кабачков, если они дешевые.

— Шесть килограммов за шесть пятьдесят, — сказал Джузеппе, молодой паренек, у которого Ребекка была постоянной покупательницей.

— Ладно, клади. — Она очаровательно улыбнулась.

— Как поживает синьора Фиорентини? — спросил Джузеппе, протягивая руку за ее корзиной.

— У нее все замечательно, — ответила она.

Флорио рядом тоже покупал овощи. Но он не торговался. Просто платил, сколько запрашивают, и его, конечно, грабили нещадно. Ребекка лениво перебрасывалась фразами с Джузеппе, пока он наполнял ее корзину темно-фиолетовыми глянцевитыми овощами. Что-то насчет семьи Фиорентини. Забрав покупки, она расплатилась, а затем повернулась спиной к Флорио (намеренно!) и направилась в другую сторону, чувствуя на себе (или ей казалось, что чувствует) его мрачный взгляд. Было холодно, но Ребекку прошиб пот.

Следующие двадцать минут она медленно двигалась по рынку, ни на секунду не теряя его из виду. Корзины становились тяжелее и все сильнее оттягивали руки. Подчеркивать хромоту сейчас не было никакой необходимости, потому что колено саднило, а мокрый булыжник мостовой был ненадежный и коварный.

Все случилось само собой и неожиданно. Их пути пересеклись у мясной лавки. Желоб сточной канавы, проложенный здесь лет триста назад, являл собой превосходную ловушку для зазевавшихся. На мгновение их глаза встретились. Она впервые увидела их так близко. Они были черные и глубокие. И в этот момент, как будто она это специально подстроила, ее ботинок скользнул в канаву. Лодыжка подвернулась, и больную ногу пронзила ужасная боль. Ребекке не удалось сдержаться. Она вскрикнула и выпустила из рук обе корзины, которые грохнулись на мостовую и перевернулись. Их содержимое покатилось во все стороны. Даже если бы Флорио очень хотел прошмыгнуть мимо, это бы ему не удалось. Он был вынужден остановиться, чтобы не раздавить лимоны, апельсины, кабачки, баклажаны и помидоры, которые пестрым ковром раскатились перед ним по мостовой.

— О, черт, — пробормотала Ребекка сквозь стиснутые зубы. Зажав обеими руками колено, она опустилась на тротуар. Было действительно очень больно.

Сначала она почувствовала, как на нее упала тень.

— Сильно ушиблись? — спросил он хриплым голосом, опускаясь перед ней на корточки.

— Да я не ушиблась вовсе, — смущенно отозвалась она. — Это все мое дурацкое колено. Я его повредила в начале лета. Оно еще не окрепло, вот и напоминает о себе в подобных случаях. Ничего, сейчас оправлюсь.

Флорио молча убрал ее руки и начал умело ощупывать колено. Видимо, ему удалось отыскать раскаленный докрасна очаг боли, потому что, как только он большими пальцами несильно нажал на это место, Ребекка тихо застонала.

— Вот здесь болит?

— Д-а-а, — простонала она. — Да.

— Возможно, у вас порваны связки. Нужно наложить гипс.

Ребекка попыталась рассмеяться.

— Хороша же я буду в гипсе.

Сквозь полуопущенные влажные ресницы она видела, что он внимательно ее изучает. Если бы он встретился Ребекке при других обстоятельствах, возможно, она сочла бы его исключительно красивым. Но сейчас ее не покидало чувство, что от этих угольно-черных глаз, угнездившихся под мрачно нависающими бровями, исходит большая опасность. Казалось, они обволакивали ее со всех сторон и проникали глубоко внутрь. Возможно ли вообще перехитрить такие глаза?

Она ощупью потянулась за корзинами.

— Боже мой, все рассыпалось!

— Сидите. — Он начал собирать ее покупки и класть обратно в корзины, а она молча наблюдала, массируя колено. Боль не утихала. К тому же от влажного булыжника промокли ее голубые джинсы, весь зад. Вдобавок ко всему еще было холодно. Но Ребекку то и дело бросало в пот. Все произошло так естественно — она едва могла поверить, что наконец-то добилась успеха.

— Оставьте, — крикнула она ему. — Большое спасибо. Я посижу еще чуточку и остальное соберу сама.

Сейчас главное не переборщить.

Он собрал все. Не поленился даже и сходил за последним апельсином, который закатился куда-то очень далеко. Затем поставил наполненные корзины рядом и посмотрел на нее сверху вниз.

— К сожалению, ваши помидоры уже никогда больше не примут прежний вид.

— Я приготовлю из них соус для макарон. Еще раз большое спасибо.

— Вы американка.

Она кивнула.

— Из Лос-Анджелеса. А вы?

— Сан-Франциско. Хотите подняться?

— Могу попытаться.

Он протянул ей руку, она ему свою, и его пальцы сомкнулись вокруг ее запястья. Он поднял Ребекку на ноги с поразительной легкостью (даже чем-то пугающей) и одновременно очень осторожно, а когда она выпрямилась, отпустил. Больная нога держала плохо. Ребекка покачнулась, и он тут же поддержал ее, обхватив за плечи.

— Стоять можете?

— Вроде бы. — Ее сердце бешено колотилось. Она глубоко вдохнула и осторожно вывернулась из его захвата. Может быть, этого не надо было делать, потому что он вроде как помогает, а она ему должна быть за это благодарна, но Ребекке все равно не хотелось, чтобы он ее обнимал.

— Я в порядке. Спасибо. — Он отпустил ее, и она сделала шаг вперед. Затем остановилась, чтобы обеими руками потереть колено. При этом ее волосы упали на пылающие щеки. — Пока не проходит.

Он стоял и задумчиво смотрел на нее, уперев кулак в бедро. Несмотря на холодную погоду, под дубленкой у него была только хлопчатобумажная рубашка. V-образный вырез позволял видеть сильно загорелую шею.

— Где ваша машина?

— У меня нет машины, — отозвалась Ребекка. — Я приехала на «веспе».

Он двинул бровью.

— Вы повезете все это на мотороллере?

— Я уже к этому привыкла. — Она посмотрела на него сияющими глазами. Лицо все еще горело. — Это для меня что-то вроде пересечения Ниагары по канату.

— Где вы живете?

— На ферме, примерно в десяти километрах от города.

— Десять километров на мотороллере, нагруженном овощами и бакалеей? — В его задумчивом взгляде мелькнуло подозрение.

— Ничего страшного. Мне бы только посидеть где-нибудь, передохнуть чуть-чуть перед дорогой. Спасибо вам за помощь. — Она проглотила слюну. — Послушайте, вы были так любезны, позвольте мне угостить вас чашкой кофе. Или пивом. — Она отчаянно пыталась говорить спокойно, чтобы он, не дай Бог, не заподозрил, что ей очень этого хочется. В результате получилось, что она делает это предложение чуть ли не через силу. Вроде как неохотно. — Обычно я захожу вон в тот бар.

Вокруг них кипел жизнью рынок. Его шумная цветистость включила в себя как один из компонентов и несколько секунд их неподвижности и молчания. Это напоминает эпизод из какого-то кинофильма, успела подумать она отдаленным участком сознания, когда на шумном карнавале, в Венеции, кажется, случайно встречаются два соотечественника, он и она.

Что там было с ними дальше, она вспомнить не успела, потому что услышала его ответ:

— Что ж, я не против. Пойдемте, угостите меня пивом.

Он легко поднял ее корзины и зашагал по направлению к бару, который она указала. Ребекка же некоторое время стояла неподвижно, глядя в его широкую спину.

В голове вертелось: «Вот оно, началось. Приступаю к приручению дьявола. Чудовище попало в сетку, но смогу ли я удержать его там достаточно долго? Удастся ли мне каким-нибудь образом, скорее всего с помощью волшебства, усыпить его бдительность настолько, чтобы успеть освободить принцессу и убежать с ней далеко-далеко?»

В прокуренном баре народу сейчас было меньше, чем час назад, — большинство студентов ушли на утренние занятия. Он выбрал столик в самом дальнем углу, который не просматривался из дверного прохода, усадил ее и направился к бару. Она продолжала потирать колено. Это падение может дорого ей обойтись.

Мыслей в голове было столько, и они пролетали с такой быстротой, что в данный момент выделить что-то определенное не представлялось никакой возможности. Очевидно было только одно: это шанс и, по-видимому, единственный, поэтому не дай Бог упустить его.

Флорио почему-то задерживался у стойки. Ребекка видела, что он и Альфредо заняты разговором, но услышать, разумеется, ничего не могла. Она поймала веселый взгляд Альфредо. По-видимому, он был свидетелем этой маленькой пантомимы на площади и, возможно, о чем-то догадывался. Она молила Бога, чтобы Альфредо не сделал никаких умных замечаний и не вспугнул Флорио.

Тот возвратился с напитками и сел напротив. Со стороны это выглядело так, словно он своими широкими плечами замуровал ее в углу.

— Как нога?

— Спасибо. Уже получше.

— Как вы ее сломали?

— Летом участвовала в восхождении. Не совсем удачно.

— Вы, наверное, сразу дали на ногу полную нагрузку. А этого делать нельзя. Если будете много ходить, никогда не поправитесь.

В его голосе чувствовалось что-то такое, что заставило ее похолодеть. Она пожала плечами.

— Напротив. Я выполняю предписания. Мне велели ходить, я и хожу. Вы правы, довольно много.

— И иногда падаете?

— Иногда падаю, — согласилась она.

Он глотнул пива и внимательно посмотрел на нее.

— Похоже, вы здесь что-то ищете. Интересно бы знать что?

Вот это уже звонок более серьезный. Куда уж серьезнее. Она проглотила комок в горле.

— Я интересуюсь археологией. Кое-что интересное… уже удалось найти.

— Не сомневаюсь, — проговорил он, не изменив интонации. — Вы почему-то хотите быть похожей на студентку. Но вы не студентка. Верно?

— Верно.

— И вы старше, чем выглядите.

— Старше?

— Я так и не понял, зачем вы косите под студентку?

— Что значит «косите»?

Он иронически улыбнулся, но теплоты в глазах не было.

— Вы выглядите двадцатилетней, но, должно быть, старше. Лет на десять. Об этом говорят ваши глаза.

— Мои глаза?

— Речь идет не о морщинах. Их у вас нет.

Ребекка выдержала его взгляд примерно секунды две-три и отвела глаза, посмотрев вдаль.

— Я не студентка, а всего лишь бедная девушка, которой приходится работать.

— Ах вот как, — проговорил он и надолго замолк, барабаня пальцами по своему бедру. — Почему вы следите за мной, бедная девушка, которой приходится работать?

Она почувствовала, как густо краснеет. Не столько от смущения, сколько от шока.

— Я вас не понимаю.

Он отодвинулся и заглянул под стол.

— На вас сейчас эти ботинки. Вы, я вижу, носите их не снимая. Они имеют приметный желтый рант по бокам. Но самое главное, оставляют приметные следы. Вы следили за моим домом. Это было больше недели назад. Вы чем-то выдали себя. Я внимательно обошел кустарник и нашел.

— Что вы нашли? — спросила она, едва ворочая языком.

— Должно быть, вы провели там пару часов, не меньше, потому что изрядно помяли траву и кусты, — сказал он. Затем, не спуская с нее глаз, сделал глоток пива. — Там остались следы ваших ботинок, так что это были вы. А тот факт, что вы прихрамываете, делает все это совершенно очевидным. Я прошел по вашим следам до дороги и нашел место, где вы оставляли мотороллер. А сегодня вы зачем-то разбросали у меня под ногами свои овощи.

У нее во рту стало совсем сухо.

— С чего вы это взяли? Я понятия не имею, кто вы такой.

— Давайте не будем финтить, бедная девушка, которой приходится работать, — произнес он с неожиданной угрозой. — Рассказывайте.

Ребекка молчала. В голове лихорадочно проносились мысли. Врать напропалую сейчас нельзя, это ясно. Нужно признаваться, иначе все будет безнадежно испорчено. И дальше уже продолжать игру будет бесполезно.

— Хорошо, — услышала она свой спокойный голос, — я приходила к тому месту, где вы живете. Это правда.

— Зачем?

— Чтобы убедиться, действительно ли у вас есть дети.

— А почему, черт возьми, вас так заинтересовали мои дети? — резко спросил Флорио, нахмурив темные брови.

Она дрожащими руками схватила бокал и заставила себя посмотреть ему в лицо.

— Мне нужна работа. До недавнего времени я присматривала за детьми одной американской пары. Но они вернулись в Штаты. Мне бы очень хотелось побыть здесь еще некоторое время, но у меня нет денег. Кто-то сказал — теперь уже и не помню даже кто, — что неподалеку живет американец. Один с детьми. Вот я и пошла посмотреть. — Она облизнула губы. — Понимаете, я люблю детей. Ухаживать за ними — это единственное, что я умею делать безупречно. И беру недорого.

— Так вы хотите, чтобы я взял вас на работу? — проговорил он тихо. — И из-за этого все эти шпионские страсти?

— Да.

Он пристально посмотрел на Ребекку. На мгновение ей показалось, что Флорио сомкнул на ее горле руки и душит. Но не страх перед смертью терзал ее сейчас, а ужас, что она снова теряет Терезу. Теперь уже навсегда.

— Вы знаете мою фамилию? — спросил он.

— Да. Мне сказали, что вы Флорио.

— А у вас самой есть фамилия и имя?

— Ребекка Бернс, — ответила она. Это была фамилия ее бывшего мужа.

— Вам очень повезло, Ребекка, что вы успели тогда убраться вовремя, — сказал он с нарочитым спокойствием. — Если бы я вас обнаружил, вы бы сильно об этом пожалели.

Она села прямее.

— Интересно, что бы вы сделали со мной, мистер Флорио? Убили? Искалечили? Но ведь я, кажется, не нарушила никаких законов. Подумаешь, подошла к вашему дому. Это что, преступление, за которое надо карать смертью?

Он молчал, продолжая своим пристальным взглядом вонзаться ей в душу. «Самое опасное, — думала Ребекка, — если он догадается о моих истинных целях. Например, обнаружит, что мы с Терезой похожи, или имя Ребекка ему о чем-нибудь напомнит».

О том, как он среагирует, если догадается, кто она такая на самом деле, даже думать не хотелось. Не исключен вариант, что в этом случае ее распухший труп через некоторое время выловят в окрестном озере. Оставалось надеяться, что мысль о том, что она мать Терезы, придет этому монстру в голову в последнюю очередь.

— Почему вы решили, что мне нужна помощь по присмотру за детьми? Что заставило вас подумать, что я не могу позаботиться о них сам?

— Ничего, — ответила она. — Просто я надеялась, что вас устроит надежный работник за небольшую плату. Мистер Флорио, я медсестра, работала в педиатрии. Имею большой опыт работы с детьми. Поверьте, мне можно доверять. Я способна много работать. К тому же могу немного преподавать.

— Преподавать? — повторил он.

— Да, по школьной программе.

— А как фамилия тех людей, у которых вы работали?

К этому вопросу она была давно готова.

— Мистер и миссис Элгер. Они снимали виллу по дороге на Скеджиа. У них двое детей. Мальчик — Пол и девочка — Синтия. Это не так далеко отсюда. Можете проверить.

— Если вы дипломированная медсестра, то почему не устроились на работу в какую-нибудь больницу? — спросил он.

— Я пыталась, но в Италии на каждую медицинскую вакансию примерно тысяча претендентов. А я иностранка и к тому же не знаю итальянского. Объясняюсь кое-как, потому что говорю по-испански, но для работы в больнице, как вы понимаете, этого недостаточно.

— По-испански?

— Моим последним местом работы была детская клиника в Лос-Анджелесе. Большая часть детей там говорила по-испански.

— Понимаю, — произнес Флорио, не отрывая глаз от Ребекки. Проглотил он ее легенду или нет, пока было неясно.

— Летом я поехала в отпуск, — продолжила она, — с группой альпинистов, но все получилось неудачно. Упала, сломала ногу. Все остальное… хм, тоже поломалось. Чтобы как-то отвлечься, я решила поехать в Италию. Давно мечтала побывать в этой стране. И действительно мне здесь хорошо. Прекрасная страна, люди, история. Очень не хочется возвращаться домой с поджатым хвостом. — Ребекка перевела дух. Сейчас очень важно было выглядеть искренней. Иначе эта пена, взбитая из правды и вымысла, может показаться ему не слишком правдоподобной. — Единственное, что мне сейчас нужно, так это иметь достаточно денег для существования.

— Вы сказали, что вам можно доверять. Но шпионить и расставлять ловушки — это, знаете ли, довольно странный способ завоевать доверие.

— Согласна, у меня это получилось неуклюже. Но поверьте, я и не помышляла о том, чтобы шпионить и расставлять ловушки. Вначале я так и хотела просто прийти к вам и попроситься на работу, но потом почему-то побоялась. Теперь понимаю, что совершенно зря.

Он по-прежнему не отводил от нее пронзительного взгляда, продолжая тихо барабанить пальцами по своему напряженному бедру.

— Один мой ребенок… девочка… ей действительно нужна помощь.

Ее сердце заколотилось.

— Какого рода помощь?

— Есть проблемы. Нестандартные. Связанные с особыми обстоятельствами.

— Сколько ей лет?

— Тринадцать.

— А вашему второму ребенку?

— Ей пятнадцать.

Она подалась вперед.

— Что вы имели в виду, говоря об особых обстоятельствах?

Было видно, что Флорио колеблется. В первый раз за все время он опустил глаза.

— Понимаете, Тереза необычный ребенок. Она очень развита, но в такой же степени возбудима. У нее сейчас очень трудный период. Дело в том, что в начале года умерла ее мать.

Он произнес эти слова без признаков скорби.

— Умерла?

— Во время пожара.

— Какой ужас.

— Девочки тоже в это время находились в доме. Физически они не пострадали. Во всяком случае, ничего серьезного. Но они получили очень сильную эмоциональную травму. Особенно Тереза.

— Зачем же вы в таком случае держите ее здесь, на мельнице? Разве для девочки не лучше находиться сейчас среди друзей, дома, где она могла бы получить профессиональный уход и помощь?

— По ряду причин я считаю, что здесь им обеим пока лучше, — тотчас отозвался он.

Ребекка медленно кивнула.

— Послушайте, мистер Флорио. Не списывайте меня со счета только потому, что я пыталась действовать чересчур хитроумно. Мне действительно нужна работа, а вам, возможно, нужна я. Если… — Прежде чем произнести это имя, ей пришлось проглотить застрявший в горле комок, — …если Тереза чувствует себя одинокой, или больна, или у нее что-то не в порядке с психикой, я могу помочь. Говорю вам совершенно серьезно.

Он допил свое пиво. Она ненавидела его, потому что считала виновником всех бед Терезы. И не только в последние несколько месяцев, но и все эти годы. И она его боялась. Но в данный момент смотреть на него нужно было с видом преданного щенка в ожидании подачки.

— А кроме того, — продолжила она, — я могла бы помогать вам по дому, как делаю это для синьоры Фиорентини, моей квартирной хозяйки. Стирать, готовить. И конечно же, делать покупки на рынке, потому что вы, я вижу, торговаться не умеете. А здесь без этого нельзя. Разоритесь.

— Что такое аутизм? — вдруг спросил он.

Ребекка даже вздрогнула.

— Почему вы спрашиваете?

— Просто ответьте на вопрос.

— Аутизм — это клиническое заболевание, по ряду признаков сходное с детской шизофренией. Характеризуется прежде всего расстройством коммуникабельности. Типичные проявления: глубокая замкнутость, затрудненная речь, странное поведение, повторение движений типа покачивания, тряски или прыжков. А что, кто-то из ваших дочерей обнаруживает такие симптомы?

Прежде чем ответить, Флорио долго молчал.

— Нет, — отозвался он наконец. — У них этого нет.

Ребекка почувствовала облегчение. Наверняка это была своего рода проверка.

Флорио вытащил из кармана ручку и пихнул к ней бумажную салфетку.

— Напишите номер телефона, по которому с вами можно связаться.

Она с трудом справилась с задачей, потому что рука дрожала и острый конец гелиевой ручки рвал мягкую бумагу. Да и как было не волноваться. Ведь замаячил призрак надежды. Но сейчас ни в коем случае нельзя было подстегивать удачу. Чуть пережмешь, и тут же безнадежно сломаешь. В данный момент нужно уходить, и как можно скорее.

Закончив писать, она поднялась на ноги и потянулась за корзинами.

— Мне надо возвращаться. Приятно было познакомиться. И… извините, что была такой неуклюжей.

Он встал.

— Я провожу вас до дома.

Она решительно покачала головой.

— О нет, спасибо. Кому-то потом придется ехать сюда за моим мотороллером. Я в полном порядке, в самом деле. Колену стало много лучше.

Несмотря на ее протесты, он настоял, чтобы помочь ей донести покупки к мотороллеру. По дороге ни он, ни она не проронили ни звука. В тени собора, в переулке, где пахло кошками и итальянской сдой, Флорио помог ей приладить корзины.

— Не смогли бы вы сделать еще одну вещь? — сказала она, ставя машину прямо.

— Что?

— Заведите его.

Он дважды надавил ногой на педаль стартера. Мотороллер ожил. Ребекка нерешительно улыбнулась.

— Спасибо! И до встречи… может быть.

Она влезла на сиденье и по мощенному булыжником переулку умчалась вперед.

С неба сеялся мелкий дождик. Вернее, не дождик, а изморось. Ребекка ехала домой, с трудом удерживая в равновесии нагруженный мотороллер. Колено дергало. И вообще ее знобило. Она только что сыграла по-крупному и до сих пор не знала, выиграла или проиграла.

Приехав в Сан-Франциско и узнав, что Флорио сбежал, она вначале пришла в отчаяние. Разумеется, ее беспокоила только Тереза. Что с ней? Насколько она травмирована? Найдутся ли у девочки силы выдержать весь этот ужас? Ребекка прекрасно сознавала опасность, потому что в своей практике нередко сталкивалась с подобными детьми.

Если мыслить стандартно, то бегство Флорио следовало воспринимать однозначно — как публичное признание вины. А почему он, спрашивается, сбежал? Конечно же, чтобы скрыться от правосудия. И кончиться это может либо вечным изгнанием, либо тем, что его отыщут в каком-нибудь убогом мотеле и в случае сопротивления пристрелят.

Но все-таки здесь была одна существенная неясность. О чьей вине идет речь? Его или Терезы?

Честно говоря, для Ребекки сейчас было важно, чтобы с ее ребенком не случилось ничего ужасного. А вопрос вины — это уже на втором месте.

Вначале казалось, что отыскать Терезу нет абсолютно никакой надежды. Но чуть позже в конце тоннеля забрезжил свет, потому что обнаружилась маленькая ниточка. Ребекка вспомнила фразу, которую тринадцать лет назад случайно обронила Барбара Флорио и которая, оказывается, на все эти годы задержалась в подсознании Ребекки.

Барбара Флорио стремилась тогда успокоить Ребекку, чтобы та не волновалась за будущее своего ребенка. Она с гордостью перечисляла свои владения: ранчо в округе Марин, шале на лыжном курорте в Австрии, коттедж в Ирландии.

«А когда Майкл хочет по-настоящему уединиться, — усмехнулась она, — у него для этого есть старая мельница где-то под Урбино. Его прадед эмигрировал оттуда много лет назад. Поверьте мне, в здравом уме никто в эту дыру никогда не поедет. По-моему, там ни разу не делали ремонта, но это его прибежище, тайник души. Я о нем узнала совершенно случайно, и не от него. Мне кажется, он до сих пор пребывает в полной уверенности, что об этой мельнице никто не знает».

Сообщение о том, что Майкл Флорио сбежал в неизвестном направлении в день похорон жены, забрав с собой обеих девочек, повергло Ребекку в такое уныние, что она весь день места себе не находила. И вдруг перед ней возникло улыбающееся лицо Барбары Флорио, а в ушах прозвучало четкое: Урбино.

Это был подарок от Барбары. Она взяла ее ребенка, но взамен дала Ребекке ключ, чтобы та могла отыскать Терезу, когда придет время.

Разумеется, о месте, где скрывается Флорио, кроме нее, никто знать не мог. Первой мыслью было сообщить в полицию. Но от этого пришлось сразу же отказаться. Предположим, что в смерти Барбары повинен Флорио, а не Тереза. Все равно и в этом случае девочку заберут под государственную опеку. Передадут в какое-нибудь благотворительное или лечебное учреждение. В любом случае официально Ребекка никаких прав на Терезу не имеет.

Она вылетела в Рим в надежде, что Урбино — достаточно небольшой городок, и что отыскать мельницу Майкла Флорио большого труда не составит. В Урбино она приехала за полночь в понедельник и до утра просидела на автобусной станции.

Мельница Майкла Флорио оказалась даже еще большей дырой, чем предполагала его покойная жена. Телефона там не было, и вообще о ней никто ничего не знал. Больше недели потребовалось ей, чтобы набрести на небольшое почтовое отделение, где было известно о мельнице. Как туда добраться, ей объяснила жена почтальона.

Первая же экспедиция увенчалась успехом. Разглядев в бинокль забрызганный джип, который был тщательно спрятан в сарае, Ребекка поняла, что Барбара оставила ей в наследство кусок чистейшего золота. Она лежала в своем укрытии и плакала от радости. Но как взять эту крепость? Есть только один путь: Майкл Флорио сам каким-то образом должен ее найти и привести сюда. Скорее всего ему рано или поздно понадобится помощь. Девочки-подростки… мужчине с ними не так-то просто. Вот тут и зародился у нее этот план.

Она лежала в своем укрытии до тех пор, пока он окончательно не сформировался. Теперь она точно знала, что нужно делать.

Забрать у Флорио Терезу.

Ребекка понимала, что официально это будет выглядеть как похищение ребенка, но Флорио уже давно потерял на этого ребенка все права, и Ребекка не желала, чтобы Тереза платила по счетам этого негодяя.

Итак, она вотрется к нему в доверие, затем найдет подход к Терезе и завоюет ее сердце. Затем выберет подходящий момент и откроет ей правду. А потом увезет Терезу куда-нибудь далеко, где много солнца и свежего воздуха. Денег у нее достаточно, чтобы начать новую жизнь в Австралии или Новой Зеландии, в этих чистых спокойных странах, где ее никто не знает и где Тереза сможет забыть ужасы прошлого.

Она вылечит Терезу от всех недугов. Вместе они разрешат все проблемы, какие бы они ни были.

Главное, она нашла эту мельницу. Остальное приложится. Она вырвет Терезу из этого капкана, а когда Майкл Флорио спустит с цепи собак, они уже будут далеко. Он их не догонит. Она больше никогда не расстанется со своим ребенком, что бы Тереза ни натворила.

Ребекка подняла лицо к небу и сощурилась. Лесистые холмы окутывал густой туман. Сегодня она сделала первый ход, самый важный. Сработало ли это?

Оставалось только ждать. Ждать и молиться, чтобы он позвонил.

На другой день Ребекка в Урбино не поехала. И на следующий тоже. Она провела в доме Фиорентини безвылазно два долгих дня, хватаясь за любую работу, какая подворачивалась под руку, только в ней находя спасение. Синьора Фиорентини, чувствуя, что Ребекка не в себе, с разговорами к ней не приставала.

Минули два дня бесплодных ожиданий, а на третий ее начала терзать паника. А что, если Флорио снова отколол помер и исчез? Уехал в неизвестном направлении? Ребекке очень хотелось поехать к мельнице и проверить, но она знала, что, решившись на это, погубит все.

Если же он никуда не уехал, а просто не захотел играть по предложенному сценарию, у нее оставался единственный вариант — сообщить в полицию.

Ребекка поняла, что если срочно не найдет себе какое-нибудь занятие, то сойдет с ума. На дворе был жуткий холод, но она сказала синьоре Фиорентини, что поедет за капустой. Вышла во двор, взобралась на мотороллер и по грязной дорожке потащилась к большому капустному полю у холма. Несмотря на туман и сильный ледяной ветер, все равно здесь было лучше, чем в доме. Потому что можно было хотя бы видеть небо. Прежде чем начать работу, она быстро прошлась по полю, чтобы согреться.

Здесь росла капуста ломбардских сортов, любимое кушанье в этих местах. Кочаны массивные и увесистые, чуть побитые первыми заморозками. Она методично обрывала почерневшие верхние листья и обернулась, вдруг услышав рокот большой машины. На дорожке стоял джип Майкла Флорио.

Ее сердце болезненно сжалось, и она внезапно пожалела, что приехала сюда, в это безлюдное место, где он может сделать с ней все, что захочет. Он медленно вылез из машины. Она ждала, не изменив позы.

— Ваша хозяйка сказала, что вы здесь, — сказал он вместо приветствия. На нем было теплое пальто на меху. Лицо и волосы влажные от тумана. — В чем дело? У вас такой испуганный вид.

— Просто замерзла.

Флорио сделал легкое движение головой.

— Пойдемте сядем в машину.

— Зачем? — спросила она, сама не понимая почему.

— Что значит зачем? — отозвался он. — Вы начали этот разговор, не я. Давайте его закончим.

Ребекке показалось, что сердце палилось свинцом, таким оно стало тяжелым. Неужели он уже до всего докопался и обнаружил, что в занавеске, которой она прикрывалась, полно дыр?

Флорио ждал. Тяжело шагая, Ребекка направилась к джипу.

Вначале влезла она, затем рядом водрузился он и захлопнул дверцу. При таком близком соседстве Майкл Флорио показался ей пугающе огромным. Она вжалась в противоположную дверцу, нащупывая ручку. Интересно, удастся ли выскочить отсюда достаточно быстро, если потребуется?

Он начал сразу же, без предисловий.

— Если вы надеялись, что я какой-нибудь миллионер со странностями, то забудьте об этом.

— Не понимаю, — проговорила она удивленно.

— Я могу вас взять только на следующих условиях: жилье и стол плюс пятьдесят баксов в неделю. Это все.

Ребекка просто не верила тому, что слышит, чувствуя, как пульс сделал внезапный скачок.

— Пятьдесят долларов в неделю?

— Но вы говорили, что берете недорого. И единственное, что вам нужно, — это жилье плюс какие-то деньги.

— Это действительно так.

— Пятьдесят баксов — это все, что я могу заплатить. Но девяносто процентов этой суммы вы сможете сберечь, потому что мы обходимся без ненужной роскоши.

— Я давно уже привыкла обходиться без ненужной роскоши. — Она глубоко вздохнула, все еще неспособная поверить окончательно. — Так что, вы предлагаете мне работу?

— Да, — сказал он, — но с недельным испытательным сроком. Если не приспособитесь — значит, ничего не получится.

— Почему же не приспособлюсь, — тихо проговорила она. — Приспособлюсь. Не беспокойтесь.

У него, видно, была такая привычка — барабанить пальцами по чему-нибудь. Сейчас он барабанил по рулевому колесу.

— Самое главное, чтобы вы поладили с девочками, — произнес он. — Я рассказал им о вас. Они хотят познакомиться. Итак, приходите завтра утром. До одиннадцати. Мне надо объяснять, как добираться?

— Нет, не надо, — сказала она. — Я приду.

— Я беседовал с вашей хозяйкой почти час. Она дала вам прекрасные рекомендации.

— Синьора Фиорентини, — улыбнулась Ребекка. — Вот с ней мы ладим отлично.

— Она считает вас замечательной во всех отношениях. Говорит, что вы спасли жизнь ее сыну.

— Он порезал руку, я перевязала. Вот и все.

— Я также порасспрашивал о вас кое-кого, — продолжил он своим тихим, слегка хрипловатым голосом. — Провел, так сказать, изыскания. Никто не сказал ни единого плохого слова. Все без исключения считают вас замечательной во всех отношениях. — Он сделал паузу. — Но при этом никто не смог подтвердить, что вы действительно та, за кого себя выдаете.

— А почему бы мне не быть той, кто я есть?

— Лично я думаю, что все, что вы тогда мне о себе рассказали, сплошная ложь, — спокойно отозвался он. — Но кто в наши дни говорит правду? Так что ничего страшного, вы имеете право на свои секреты, касающиеся личной жизни, какими бы отвратительными они ни были. Мне плевать на ваше прошлое. Для меня главное, чтобы дети были в порядке. Вот что меня интересует в первую очередь. Если можете им помочь, добро пожаловать. — Его голос понизился и стал более хриплым: — Но если вы сделаете им больно, в любой форме, я сделаю больно вам.

— До сих пор, мистер Флорио, я еще не сделала больно ни одному ребенку, — проговорила она напряженно.

Он чуть заметно кивнул. По его глазам было видно, что все говорилось совершенно серьезно. Флорио давал ей понять, что она для него не больше чем инструмент, который можно использовать. Но если этот инструмент окажется негодным, его можно, не задумываясь, отбросить в сторону.

— Нам придется жить в близком соседстве, — сказал он. — Давайте договоримся сразу. Вы делаете свою работу и не задаете никаких вопросов. В ответ мы не будем задавать вопросов вам. Когда все закончится, мы просто повернемся друг к другу спинами и спокойно разойдемся. Это приемлемо?

Она заставила себя улыбнуться.

— Вполне.

Начался дождь. По крыше джипа забарабанили капли, в унисон с его пальцами, которые продолжали барабанить по рулю.

— Я ставлю два условия. Первое: безопасность детей. Все остальное, чем вы будете заниматься, на втором месте. Вы поняли?

Ребекка кивнула.

— Второе: работа у меня предполагает полное и безоговорочное подчинение. Вы будете делать то, что я вам скажу. Мы живем по определенному, раз и навсегда установленному распорядку. Как только вы его уясните, вам придется следовать ему неукоснительно. Без всяких исключений. Никаких инициатив, блестящих идей или импровизаций. Следовать только этому распорядку. Вы меня поняли?

— Вы очень много хотите за пятьдесят баксов.

— Поэтому я с самого начала и предупреждаю. Если вам это не подходит, тогда не будем отнимать друг у друга время. Разойдемся прямо сейчас.

— Я не говорила, что это не подходит, — сказала она, подавляя вскипающую злость. — Я работала в больницах и знаю, что нужно подчиняться распорядку. Но тон, каким вы все это говорите, мне показался неуместным. Как будто вам нужна не женщина по присмотру за детьми, а рабыня.

— Никакое это не рабство, — возразил он. — Больше, чем у синьоры Фиорентини, работать вам не придется. У вас не будет никаких расходов, так что все деньги, какие вы будете получать, можно спокойно откладывать.

Ребекка кивнула.

— Вы правы. — Она понимала, что ей следует примириться с требованиями этого тирана-параноика. Это уникальный шанс оказаться рядом с Терезой, и его ни в косм случае нельзя упустить. Поэтому придется подчиниться его установлениям, какими бы идиотскими они ни были. — Отлично. Я принимаю ваши условия.

Флорио пристально смотрел на ее губы, как будто пытался прочитать по ним что-то другое, обратное тому, что она говорит.

— Хорошо, — сказал он, не меняя топа. Потом потянулся через нее и открыл дверцу. В кабину ворвался холодный мокрый воздух. — Завтра на мельнице. До одиннадцати.

Она вылезла из джипа. Он не стал ждать, когда она закроет дверь, захлопнул сам. Машина ожила, взревела и загромыхала по дорожке. Сквозь запотевшее заднее стекло был виден его темный силуэт. Затем некоторое время из тумана доносился замирающий гул мотора.

«Вы имеете право на свои секреты, касающиеся личной жизни, какими бы отвратительными они ни были», — вспомнила Ребекка. Интересно, какие он вообразил секреты? Наркомания? Освобождение из заключения? Мысль о том, что за ней постоянно будут следить эти подозрительные черные глаза, показалась Ребекке непереносимой. Как будто она проглотила кость, которая застряла в горле и душит.

И вдруг ее осенило: «Так ведь я же его одурачила. Одурачила! Он поверил в созданный мной образ. Тереза, слышишь, я только что одержала победу. Победила самого Майкла Флорио. Не он, а я сейчас управляю ситуацией. Завтра! Завтра я встречусь с тобой, Тереза!»

Ребекке не верилось, что это наяву, что это не сон. Через минуту она снова заволновалась. Ведь если Флорио был вынужден переступить через свои принципы, пренебречь конспирацией и пригласить ее в свой дом, значит, с Терезой действительно происходит что-то серьезное. Иначе бы он не решился на такой шаг. Теперь единственным ее желанием было как можно скорее оказаться рядом с дочерью.

Катя на мотороллере по скользкой дороге, она напевала, чувствуя приятное возбуждение, как будто выпила бокал шампанского.

* * *

По мере приближения к мельнице Ребекку неожиданно начали одолевать сомнения. Сумеет ли она выдержать? Сможет ли пройти через все это?

За завтраком она не смогла съесть ни крошки. Желудок съежился в твердый шар и не принимал пищу. Фиорентини не на шутку встревожились, и ей пришлось соврать, что она вчера съела что-то не то. Ее и вправду подташнивало. Теперь, когда она приблизилась к этому вплотную, ее вдруг обуял ужас.

До мельницы можно было добраться, только преодолев лабиринт грязных дорог. Ребекке тогда на почте подробно рассказали, и то она нашла ее с огромным трудом. Из дома был прекрасный обзор почти во всех направлениях, так что приблизиться к нему на машине незаметно возможности не было.

Видно, не зря Флорио еще много лет назад выбрал его в качестве своего последнего прибежища. Как будто знал, что когда-нибудь этот дом ему пригодится. Предчувствовал, что судьба рано или поздно приведет его сюда.

Она остановила мотороллер и несколько секунд рассматривала дом и мельницу. Он оказался больше, чем она предполагала, имел Г-образную форму, а двор был вымощен камнем. Довольно симпатичный, как ей показалось. Серые каменные стены оживляли искорки оранжевого лишайника, а двери и окна обрамляли тяжелые дубовые балки.

Вокруг было очень тихо. Ребекка взглянула на часы — четверть десятого — и направилась к двери. Ей казалось сейчас, что она наблюдает себя со стороны, как во сне. Вот ее рука потянула тяжелое железное кольцо и слегка ударила им о деревянную панель. Потом наступила пауза, которая, казалось, длилась бесконечно долго, дверь распахнулась, и в проеме возник Майкл Флорио.

— Доброе утро, — услышала она свой бодрый голос. — Я не слишком рано?

— Нет, — сказал он. — Входите.

Она заставила себя улыбнуться и вошла внутрь.

Флорио был прав, говоря об отсутствии в доме ненужной роскоши. Ей показалось, что нужной здесь тоже нет Чистый аскетизм. Пахло воском, дымом очага и льняным маслом. Эта смесь запахов показалась ей странно знакомой. Единственным предметом мебели в холле был огромный буфет восемнадцатого века, в замке которого торчал толстый бронзовый ключ.

— Пойдемте на кухню, — сказал Флорио, проходя вперед. Стены представляли собой просто голые камни. Как и в большинстве крестьянских домов Тосканы, пол здесь был земляной. В старину в этой части дома зимой держали скотину. С высокого сводчатого потолка свисал кованый железный канделябр, в ячейки которого были вставлены свечи. Она это сразу заметила, что не электрические лампочки. Две свечи были зажжены, что обеспечивало мерцающий полумрак.

— У вас нет электричества? — спросила Ребекка.

— Пока нет, — ответил Майкл. — Может быть, будет в конце месяца. — Он был одет в клетчатую рубашку и выцветшие хлопчатобумажные штаны. На ногах тапочки. Без мехового пальто он казался не таким уж массивным. Она увидела, что он худощав и двигается с мягкой грацией.

Он повел ее вверх по длинной лестнице, которая выходила прямо в кухню. Просторную, с широкими окнами. Как и в доме синьоры Фиорентини, в кухне почетное место занимала печь, что придавало помещению своеобразный уют. В центре стоял круглый сосновый стол, за которым сидела девочка. Перед ней лежало несколько раскрытых книг и тетрадь.

Ребекка растерялась, как актриса, которой партнер подал неверную реплику.

Девочка подняла голову. Блондинка, очень хорошенькая, почти женщина. Ее карие глаза встретились с глазами Ребекки.

— Привет, — сказала она. — Меня зовут Девон.

«Девон. Старшая дочка. Где же Тереза?»

Ребекка выдавила улыбку.

— Чем занимаешься? — Оживление, с каким она задала этот вопрос, показалось ей неприкрыто фальшивым. — Алгебра, если не ошибаюсь?

Девон подняла учебник и показала Ребекке обложку.

— Дифференциальное исчисление. Только начала на этой неделе.

— Неужели? И так далеко продвинулась? — удивилась Ребекка, глядя на аккуратные ряды цифр и символов.

Девон пожала плечами.

— Конечно, есть вопросы, но в общем, не очень трудно. Во всяком случае, все логично.

— Надо же, как замечательно, — весело проговорила Ребекка. — Я всегда считала, что математику самостоятельно может изучать только тот, у кого необыкновенные способности.

Она скосила глаза на Флорио. Он слушал этот банальный диалог, прислонившись спиной к шкафу, скрестив руки на груди. На лице застыло брезгливое выражение.

— Может быть, вы сможете мне помочь?

— В дифференцировании? — Ребекка задумалась. — Вообще-то я неплохо разбираюсь в биологии и химии. А насчет математики… хм, могу попытаться. Чуть позже, если не возражаешь. Ладно?

Девон просветлела.

— Конечно.

Эта маленькая красотка чем-то неуловимо напоминала Ребекке Майкла Флорио. Как будто действительно была его дочерью.

— Деви, — сказал Флорио, — может быть, ты угостишь нашу гостью?

— Хотите сока? — серьезно спросила Девон.

— Не возражаю, — ответила Ребекка.

— Где Тереза? — поинтересовался Флорио.

— Еще в постели, — ответила Девон, пристально глядя в тетрадь.

Флорио посмотрел на часы.

— До сих пор?

— Она плохо спала ночью.

Ребекке показалось, что они многозначительно переглянулись. Флорио выпрямился.

— Я поднимусь к ней. А вас на некоторое время оставляю. Знакомьтесь.

— Хорошо.

Проходя мимо, он взлохматил белокурые волосы Девон.

— Если понадоблюсь, позови.

Девон взяла апельсин и сунула его в соковыжималку. Ребекка залюбовалась ее чистым профилем. На девочке были тесные джинсы и черпая футболка с символикой группы «Острые красные перцы». Изящные руки были почти женскими, а покачивание грудей и бедер свидетельствовало, что половое созревание уже давно позади.

— У вас такой симпатичный дом, — проговорила Ребекка срывающимся голосом. От предчувствия встречи с Терезой ее слегка подташнивало.

— Немного на отшибе, — отозвалась Девон. — Но он милый, верно?

— Красивый, — задумчиво сказала Ребекка, подумав, что двум девочкам здесь должно быть очень одиноко.

— Все, что здесь есть, папина работа. — Девон взмахнула рукой, демонстрируя кухню.

Ребекка присмотрелась. Стены были умело обшиты прекрасными узорчатыми сосновыми панелями. Большая электроплита стояла неподключенной. Холодильника не было. Не было также ни посудомоечной, ни стиральной машины.

— А кто у вас готовит?

— Мы все по очереди.

— Все трое?

— Хм, я и папа. Тереза — это моя сестра — терпеть не может готовить. И мыть посуду тоже.

— Вот как? А ты хорошо готовишь?

Девон приготовила две кружки сока и вытерла руки полотенцем.

— Когда мы уезжали из Сан-Франциско, я захватила с собой китайскую поваренную книгу. Я очень люблю дим сум. А вам правится дим сум?

— Конечно, хотя я никогда его не готовила.

— Это моя самая любимая еда из всех, что существуют в мире. Папа каждую неделю водил нас в китайский ресторан, чтобы мы полакомились дим сумом. Мне кажется, что я могла бы научиться его готовить. Как вы думаете, это трудно?

— По-моему, да, — улыбнулась Ребекка.

— Наверное, много труднее, чем дифференцировать. — Она поставила кружку с соком перед Ребеккой и села сама. — Для начала, пожалуй, нужно выбрать что-нибудь попроще.

— А пока нет дим сума, что же вы едите?

— Когда моя очередь, я готовлю жареного тунца и салат. Папа — салат и тунца.

Ребекка рассмеялась.

— Дим сум я, конечно, готовить не умею, но в моем арсенале имеется кое-что еще, кроме жареного тупца и салата.

— Это хорошо. Но вам следует быть осторожной. У Терезы на очень многое аллергия.

Ребекка инстинктивно посмотрела через плечо, как будто Тереза стояла сзади.

— Девон, ты знаешь, зачем твой папа пригласил меня сюда сегодня?

Их взгляды встретились.

— Знаю, — ответила девочка спокойно. — Но нянька нам не нужна.

— Возможно, вам нужен друг?

Наступило долгое молчание.

— Вы действительно сильны в биологии и химии, — спросила Девон, — или сказали просто так?

— Нет, я это сказала не просто так.

— Эти предметы для меня очень важны, потому что я хочу пойти на медицинский.

— Ты хочешь стать врачом?

— Да.

— Могу я спросить почему?

Девон пожала плечами.

— Просто хочу.

— В таком случае, поскольку я дипломированная медсестра, то, несомненно, смогу подготовить тебя но этим предметам, даже если ты будешь заниматься самостоятельно, как, например, вот сейчас дифференциальным исчислением. Но ведь, наверное, нора возвращаться в школу? Я имею в виду, что каникулы вроде бы давно кончились?

— Не совсем.

— Что значит не совсем?

— То и значит.

— Ладно. Выходит, тебе нужна не нянька, а учительница.

— Папа сказал, что вы очень знающая.

— Он так сказал? Я польщена.

— Хотите посмотреть мою программу? — спросила Девон.

Ребекка кивнула. Да, пятнадцатилетняя Девон Флорио все больше и больше казалась ей похожей на своего приемного отца. Тс же авторитарные манеры. Девочка передала Ребекке несколько машинописных страниц. Ребекка начала просматривать их, и вдруг откуда-то из задней части дома донеслись какие-то звуки, похожие на плач. С остановившимся сердцем она с трудом заставляла себя выглядеть спокойной.

— А твоя сестра Тереза? Она занимается так же прилежно, как и ты?

— Когда есть настроение. А оно у нее бывает не каждый день. Она не очень дисциплинированная. С другой стороны, коэффициент интеллекта у нее, наверное, пунктов на двести выше, чем у меня. — Девон улыбнулась. — Когда-нибудь она получит Нобелевскую премию или что-то в этом роде, а я буду удалять миндалины.

Ребекка старалась выглядеть бесстрастной.

— Ладно, я думаю, что смогу тебе с этим помочь. Но заниматься дома — это совсем не то, что в школе. С одной стороны, если есть желание и способности, можно сделать много больше. А с другой — очень легко отклониться в сторону и увязнуть в ненужных деталях. Но самая большая опасность состоит в том, что можно переутомиться или просто пресытиться. Иными словами, все это может тебе смертельно надоесть. Ты понимаешь, о чем я говорю?

Девон кивнула:

— Думаю, что да.

— Я бы предложила тебе заниматься не больше двух часов утром и двух часов после обеда. А я в это время буду находиться рядом, чтобы в любой момент иметь возможность помочь, если понадобится. Таким образом, и время твоих… каникул… пойдет быстрее, и к их окончанию ты будешь достаточно хорошо подготовлена. Тебе такое подходит?

— Мы можем попробовать, — радостно отозвалась Девон в тон голосу Ребекки.

— Прекрасно. И помни, что я сказала в самом начале. Я могу стать тебе не только учительницей, но и другом. Надеюсь, так и произойдет.

— Я тоже, — кивнула Девон.

— В таком случае можешь называть меня на ты.

— Замечательно. Давай поднимемся наверх. Тереза, должно быть, уже встала. Познакомитесь. И я покажу тебе твою комнату.

— Пошли.

Поднимаясь по лестнице следом за Девон, Ребекка могла оценить ее прекрасно развитую фигуру. И тем не менее чувствовалось, что взрослеть Девон не торопится. Например, было видно, что ее лицо еще не знало никакой косметики. Она ничего не делала со своими бровями, не красила ногти и не предпринимала усилий, чтобы с помощью одежды как-то подчеркнуть достоинства своей фигуры. Было приятно сознавать, что у Терезы такая положительная, уравновешенная, стремящаяся к знаниям старшая сестра.

Они достигли верхней площадки.

— Это комната отца, — сказала Девон, показывая на большую двойную дверь в конце коридора. — Моя комната рядом. А твоя будет здесь. — Она толкнула дверь и посторонилась, чтобы Ребекка вошла первой.

Комната была симпатичная. Ванная с душем, встроенные шкафы, небольшой письменный стол и кровать, с виду удобная. Стены обшиты теми же самыми узорчатыми сосновыми панелями, что и на кухне. Очевидно, работа Майкла Флорио. Окно выходило на мельничный пруд и было закрыто снаружи стальной решеткой, надежно закрепленной на каменной стене.

Девон проследила за ее взглядом.

— Мой отец возглавлял охранное агентство, — сказала она. — Он большой любитель устраивать такие вещи. Залезть сюда будет не очень просто.

Так же как и вылезти отсюда, подумала Ребекка. И еще она вспомнила, что свое пребывание в этом доме Девон называет каникулами. Забавно.

— Милая комнатка.

— Тебе нравится?

— Мне приходилось жить в гораздо худших условиях.

— Правда? — Холодные глаза Девон пристально смотрели на нее.

Ребекка не знала, как именно Майкл Флорио охарактеризовал ее девочкам, но ей не хотелось, чтобы они считали ее кем-то вроде хиппи.

— Я имею в виду, что когда была студенткой, приходилось ютиться в довольно убогих комнатенках.

— И в общежитиях тоже?

— Конечно.

— А по какой специальности ты работала?

— Профиль у меня был довольно широкий. Я работала в клиниках общего типа, в основном детских. Все в Лос-Анджелесе. — Она поторопилась сменить тему. — Эта комната просто чудесная. И вид из окна замечательный.

— Хочешь посмотреть мою комнату?

— С удовольствием.

Девон повела Ребекку по коридору. Ее комната была больше и с двумя окнами. Оба за тяжелыми стальными решетками. Флорио здесь тоже изрядно поработал, по, кажется, более тщательно. Было видно, что он специально подбирал узоры на сосновых панелях. Кровать была резная, украшенная цветами и листьями. Очень красивая. Ребекка осмотрелась. Мягкие зверюшки аккуратно расставлены в ряд, коллекции стеклянных фигурок животных и морских раковин, на стене несколько больших плакатов с изображением одного и того же молодого человека, который, надув губы, напрягал мускулы.

Большой шкаф, заставленный книгами. Ни одна не потревожена. Поблескивающие деревянные стенные панели цвета волос Девон, постель, безупречно застланная красивым стеганым покрывалом. Аккуратность и почти стерильная чистота. Ребекка вспомнила, что в пятнадцать лет тоже испытала внезапный сильный приступ любви к порядку. Именно тогда у нее сформировалось устойчивое стремление стать доктором.

— Я поражена твоей аккуратностью.

— Спасибо. Может быть, теперь пойдем к Терезе?

— Конечно.

Девон сделала паузу.

— Послушай, Ребекка, я хочу кое о чем тебя предупредить. Дело в том, что моя сестра… с ней не всегда легко поладить.

— Почему же так?

— Я полагаю, очень скоро ты в этом убедишься сама. Не хочу тебя пугать, ни в коем случае, но иногда она бывает похожа на сумасшедшую.

— Сумасшедшую?

— Что-то в этом роде. — Большие карие глаза Девон были серьезными. — Если будешь вести себя с ней как папа, тогда, я уверена, ничего не случится. Но если ты ее разозлишь, она может стать… опасной.

Ребекка слегка даже отшатнулась.

— И каким же образом?

— По-всякому. Заранее предсказать нельзя, — спокойно сказала Девон. — Пойдем посмотрим, в каком она сейчас состоянии.

Они вошли в соседнюю комнату. Она была меньше, и там было темно. Потому что окна закрывали тяжелые шторы, а свет проникал только в небольшие щели. На степах не было никаких плакатов, отсутствовали и полки с игрушками, зато на полу валялось довольно много всякого барахла. При слабом свете Ребекка могла разглядеть, что в основном это грязная одежда. Ее внимание привлекла тарелка с недоеденной засохшей пищей, засунутая под измазанную кетчупом рубашку. На постели и на полу рядом было разбросано не меньше десятка книг. Почти все открыты и положены обложкой кверху. Ребекка вспомнила, как ненавидела такую привычку ее мачеха. Майкл Флорио сидел на постели. Рядом под одеялом свернулась девочка.

Собственно, на то, что это девочка, указывали только густые спутанные темные волосы и пара серых глаз, настороженно выглядывавших из-под одеяла. Больше ничего Ребекке видно не было. Ее сердце неистово застучало и так громко, что она испугалась, что этот стук услышат все. Только бы не выдать себя сейчас ничем, иначе все будет безвозвратно потеряно. Пронизываемая насквозь этими серыми глазами, Ребекка облизнула сухие губы и заставила себя улыбнуться.

— Здравствуй, Тереза. Меня зовут Ребекка.

Ответа не последовало.

— Поздоровайся, Тереза, — пробормотал Флорио.

Девочка вытащила руку и потеребила челку. Ребекка заметила, что пальцы у нее грязные, но ногти подстрижены коротко.

— Привет, — произнесла она наконец слабым тихим голосом и опять накрылась одеялом, не спуская глаз с Ребекки.

А у той перед глазами все плыло. Среди всех чувств, которые ее сейчас обуревали, самым сильным, пожалуй, было стремление упасть на колени перед этой постелью и прижать к груди своего ребенка. Ребекка покачнулась и без приглашения опустилась на постель Терезы. Пришлось — иначе бы она просто упала.

— Извините, — произнесла она, пытаясь улыбнуться. — Запыхалась, пока поднималась по лестнице.

— Теперь на нее внимательно смотрели все трое, и она догадалась, что, должно быть, побледнела как стена. Неужели все пошло прахом?

— Вам нездоровится? — спросил Флорио.

— Вроде нет.

— Колено заболело?

— Просто вчера съела что-то, — пробормотала Ребекка, — и плохо спала ночью. Не обращайте внимания. — Она не могла оторвать глаз от Терезы. — Я слышала, ты тоже сегодня плохо спала.

Поскольку Тереза молчала, за нее ответила Девон:

— Да, она спала не очень хорошо. Мне даже пришлось зайти к ней и дать попить. Верно, Тери?

Тереза слегка кивнула.

— Мне приснился ужасный сон, — неожиданно сказала она.

— А что именно? — спросила Ребекка.

Тереза наконец высунулась из-под одеяла и уперла подбородок в ладони. Теперь Ребекка увидела, что она совсем недавно плакала. Вдоль щек пролегали влажные дорожки. Лицо у Терезы было бледное и худое. Рот широкий с опущенными углами. Точно такой же, как у Райана. Потрясающе!

— Мне приснилась мама, — сказала она.

— Понимаю, — тихо произнесла Ребекка. Она знала, что ее дочери тринадцать лет, но в данный момент воспринимала ее так, как будто та была по крайней мере лет на пять младше. — Но стоит помнить, что ночью вообще все кажется страшным. А сейчас на улице светит яркое солнышко, поэтому, если ты встанешь, то можешь почувствовать себя гораздо лучше.

— Наверное, — вяло отозвалась Тереза.

Девон начала собирать грязные тарелки.

— Тери, у тебя ужасный беспорядок. — Она вздохнула. — И пахнет здесь, как в зоопарке.

Флорио положил руку на плечо Девон.

— Давай оставим их вдвоем. Пусть познакомятся. — А затем повернулся к Терезе: — Может быть, ты оденешься и покажешь Ребекке мельницу, а?

— Ладно, — сказала Тереза слабым голосом.

Когда Майкл и Девон вышли, Ребекка подошла к окну и раздвинула шторы. Комнату наполнил солнечный свет, что заставило Терезу зарыться лицом в одеяло.

— Похоже, тебе нужно переодеться во что-нибудь свежее, — сказала Ребекка и начала собирать разбросанные вещи. При солнечном свете беспорядок в комнате выглядел еще более удручающим. Как в клетке шимпанзе.

Теперь было ясно, что журнальные фотографии весьма приблизительно передавали внешность дочери. Ребекке показалось, что лицо Терезы отдаленно напоминает ее собственное в детстве. Но ребенок был до такой степени неухоженным, что сказать сейчас что-то определенное вообще было трудно. Она чувствовала острую, отчаянную жалость к этой подавленной, неопрятной, растрепанной девочке.

«Я вырву тебя отсюда, — мысленно поклялась Ребекка. — Мы обе вырвемся на свободу».

Она двигалась как во сне, ощущая невероятную физическую слабость и почти полное эмоциональное опустошение. Неужели это конец пути? Нет, это только начало. И чтобы пройти его до конца, потребуется целая вечность.

Собирая грязную одежду, Ребекка посматривала на обложки книг. К ее удивлению, почти все это были викторианские романы — Диккенс, Троллоп, Теккерей. Увесистые тома. Трудно было поверить, что их может читать тринадцатилетняя девочка, но, кажется, это было именно так.

Она собрала одежду Терезы в охапку.

— У тебя есть корзина или что-нибудь для грязного белья?

— Сейчас достану, — растерянно проговорила та и спустила ноги с постели. Теперь Ребекка увидела, что Тереза лежала в постели одетая. На ней были джинсы и несимпатичная мятая серая рубашка, болтающаяся на ее тонких плечах. Ребекка также не могла не заметить, что ноги у Терезы грязные. Она сунула их в мягкие кожаные туфли, поношенные и рваные. Ничего себе ребенок! Ребекка разозлилась. Это же надо так запустить себя. А папаше и сестрице, кажется, до этого нет никакого дела.

Тереза принесла плетеную корзину и протянула Ребекке. Сейчас они стояли очень близко друг от друга. Ребекка напряженно вглядывалась в лицо дочери, пытаясь высмотреть хоть какое-то сходство с собой, но оно пока не обнаруживалось. Спутанные волосы Терезы были совсем не такими, как у Ребекки. Ее дочь оказалась стопроцентной брюнеткой. В остальном же Тереза поразительно походила на Райана, особенно пухлые упрямые губы. Это было настолько шокирующим, что Ребекка пошатнулась. Но первое, что привлекало внимание к девочке, — это глаза. Они были по-настоящему хороши, выразительные, большие, обрамленные длинными ресницами.

Ребекка пристально смотрела в них, повторяя про себя непрестанно мучивший ее вопрос: «Неужели ты устроила этот жуткий пожар, в котором погибла твоя приемная мать? Неужели ты действительно хотела ее убить? Или это все произошло случайно?»

Через две секунды Тереза повернулась спиной, чтобы выставить корзину с грязным бельем в коридор. Затем повернулась к Ребекке, отбросив ладонью упавшие на глаза волосы. Очевидно, это был ее привычный жест.

— Ты будешь жить с нами?

— Если ты и Девон захотите этого.

— Ты имеешь в виду, что решать должны мы?

— Я полагаю, ваш отец примет окончательное решение, но если ты и твоя сестра сочтете, что я вам не подхожу, сомневаюсь, что он меня возьмет.

Тереза задумалась.

— Я бы не сказала, что ты мне не подходишь.

— Спасибо.

— Пожалуйста.

Девочка смотрела как будто бы в окно, но искоса продолжала из-под челки разглядывать Ребекку.

— Папа сказал, что ты медсестра.

— Да, это верно.

— Случайно, не по психиатрии?

— Нет. Я все время работала в детских больницах. Польшей частью в отделениях общей терапии. — Она сделала паузу. — А почему ты спросила? Тебе не нравятся психиатры?

Она увидела, как Тереза скривила слишком большой для такого худого лица рот.

— Не нравятся.

— Ладно, не будем обсуждать, почему они тебе не нравятся. Наверное, есть основания. Обещаю, что не буду заставлять тебя рассматривать чернильные пятна.

Она хотела таким образом пошутить, но получилось как-то не смешно.

— Чернильные пятна?

— Да, есть такой тест — вернее, был раньше, — на котором в моей молодости проверяли психику детей. Не знаю, применяется ли он сейчас.

— Наверное, это единственный, на котором меня еще не проверяли, — мрачно произнесла Тереза.

— Ты имела дело с психиатрами?

— Имела.

Ребекка решила на время уйти от этой темы.

— Может быть, спустишься позавтракать? Я видела на кухне очень сочные ароматные фрукты.

— Я не голодна, — сказала Тереза. — И вообще я не завтракаю.

— Почему же? Ведь есть даже такая пословица: «Завтрак съешь сам, обедом поделись с другом, а ужин отдай врагу».

— Я не завтракаю, потому что не хочу, — холодно проговорила Тереза. — Не подумай, что я страдаю анорексией.

— Я вовсе и не думала. Просто эту пословицу мне в детстве повторяла мачеха. Чуть ли не каждый день. Вот она у меня и застряла.

Тереза настороженно подняла голову.

— Мачеха?

— Моя мама умерла, когда мне было десять лет. Отец через год снова женился.

— Как это пошло, — произнесла Тереза с раздражением.

— Но такое случается довольно часто.

— Мужчины все противные.

Ребекка улыбнулась.

— Я думаю, в определенной степени он сделал это ради меня. Считал, наверное, что мне нужна мать.

— Тебе нужна мать, но твоя собственная, а не суррогат.

Суррогат? Неплохо для тринадцатилетней. Ребекка вспомнила замечание Девон о коэффициенте интеллекта сестры.

— Но ведь маму я все равно вернуть не могла.

Тереза, ссутулившись, прислонилась к двери. Воротник ее свободной рубашки оттопырился, и Ребекка увидела у девочки на шее тонкую золотую цепочку с висящим на ней маленьким золотым ключиком.

— Ну и как вы с ней жили?

— С мачехой? По правде говоря, мы недолюбливали друг друга.

— Почему?

— Я была грубой, а она холодной.

— А теперь как?

— Да все так же. Я так и осталась грубой, а она холодной. Но мы прекрасно ладим друг с другом и при встрече улыбаемся. Вот так. — Ребекка продемонстрировала Терезе широкую фальшивую улыбку, чем вызвала на пару секунд в ее глазах веселость. — Но теперь мне ее жалко. Понимаешь, доля мачехи очень тяжела. Она вроде как изначально считается злой и нехорошей. Вспомни все сказки. И вообще, при слове «мачеха» сразу же на ум приходят отравленные яблоки, уродливые злюки сестры и прекрасная страдающая падчерица.

— А почему она была с тобой такой холодной?

— Видимо, не понимала, что это такое — потерять мать. Пока это не случилось с тобой…

Ребекка замолкла, увидев, что Тереза отвернулась. Ей показалось, что глаза девочки наполнились слезами. Ей хотелось броситься к ней, обнять, прижать к себе. На мгновение вдруг показалось, что сейчас как раз наступил тот самый момент, когда можно рассказать Терезе правду о себе. Слова чуть было не слетели у Ребекки с губ, но, к счастью, она вовремя себя остановила.

— Куда отнести корзину с грязным бельем? Где у вас тут стирают и гладят? — спросила она, с трудом проглотив застрявший в горле комок.

— Мы ездим в прачечную самообслуживания «Лондромет» в Урбино, — отозвалась Тереза, не оборачиваясь.

— А здесь что, вообще ничего не стираете?

— Где? В каменной раковине? Так там только руки обдерешь. Ничего, скоро у нас будет стиральная машина. Когда папа заставит вертеться колесо.

— Колесо? — спросила Ребекка.

Тереза кивнула.

— Наш папа большой мастер. Он тебе говорил, чем сейчас занимается?

— Нет.

— Тогда я тебе покажу. Удивишься.

Ребекке не хотелось никуда уходить. Лучше бы остаться здесь и упиваться близостью к своей дочери Терезе. Но пришлось согласиться.

Тереза натянула толстый шерстяной свитер. Затем сияла с крюка на двери белую бейсбольную кепку — единственный предмет одежды, который, как заметила Ребекка, она потрудилась повесить на место, — и надела на голову. Причем натянула так сильно, что козырек скрыл глаза. Остался только острый подбородок, а над ним широкий рот с пухлыми губами.

Тереза двинулась на выход, Ребекка следом. Девочка была достаточно высокая для своих лет и стройная. Под одеждой, не очень ее украшавшей, имелись некоторые намеки на созревание форм. Ребекка вспомнила свое собственное взросление, фактически без матери, когда тело ежедневно задавало кучу вопросов, а в голове царила сплошная путаница и неразбериха. Только бы подобраться поближе к душе этой девочки, сколько всего могла бы она для нее сделать!

Но пока, удивленно размышляла Ребекка, вроде бы все шло хорошо. Тереза вела себя, как обычная девочка-подросток, каких она встречала в своей клинике сотни. То есть вовсе не сумасшедшая, а вполне нормальная, никакой чепухи не порола, никаких диких выходок не вытворяла, с ножом на Ребекку не бросалась. Просто трогательная худенькая девочка в грязной бейсбольной кепке. Кажется, Девон возводит на нее напраслину.

— Я пообещала твоей сестре помогать со школьными занятиями, — рискнула произнести Ребекка. — Может быть, я смогу помочь и тебе гоже? — Никаких признаков, что Тереза занимается, в ее комнате она не заметила. — У тебя есть какие-нибудь школьные учебники?

— Кое-что, — сказала Тереза без энтузиазма.

— Мы можем посвятить занятиям час или два в день, если захочешь.

— Может быть.

Они вышли через заднюю дверь. Ребекка обратила внимание, что во дворе натянута бельевая веревка. У большого каменного сарая пыхтел бензиновый генератор «Хонда», кабели от него были протянуты в открытую дверь. Тереза ввела Ребекку в сарай.

Внутри было темно и холодно. Звуки падающей воды заглушали все остальные. Майкл Флорио работал на циркулярной пиле, нарезая планки. Сильно пахло свежими опилками. Позади него к стене было прислонено огромное деревянное колесо. Ребекка вначале не могла определить, где так шумит вода, а затем увидела в дальнем конце сарая водопад высотой примерно пять-шесть метров. Далее вода устремлялась по специально устроенному каналу.

— Это мельничный лоток, — сказала Тереза, повышая голос, чтобы перекричать шум воды и визг пилы. — В него речная вода поступает из запруды. А дальше видишь арку в конце сарая? Там стояло вот это колесо, оно поворачивало мельничные жернова. Они находятся в подвале. Вот так здесь раньше мололи пшеницу и рожь. А сейчас папа все здесь переделывает, чтобы в доме было электричество.

Ребекка осмотрелась. В углу стоял ящик с надписью ТРАНСФОРМАТОР: ОПАСНО — ВЫСОКОЕ НАПРЯЖЕНИЕ, а ниже — череп и скрещенные кости. Рядом с мельничным колесом она заметила покрытый смазкой электрогенератор промышленного типа. Было ясно, что Флорио задумал запустить здесь небольшую гидроэлектростанцию. Ничего себе замахнулся. И главное, совершенно один, без всякой помощи, вручную. Это ж каким надо быть мастером! Даже Ребекке было очевидно, что этому мельничному колесу уже много лет, но свежие следы на нем свидетельствовали о том, что Майкл Флорио как раз сейчас заканчивает его армирование и приведение в полную рабочую готовность.

— Ого, — вырвалось у Ребекки.

— Я говорила тебе, что удивишься.

Флорио услышал их голоса, выключил пилу и повернулся. Его лицо и волосы были запорошены опилками.

— Привет, — произнес он, не скрывая удивления при виде Терезы. — Я вижу, вам удалось вытащить эту соню из постели. Поделитесь секретом?

— Я просто раздвинула шторы, — ответила Ребекка, улыбнувшись Терезе.

— Просто раздвинули шторы? — сказал Флорио. — В таком случае вам повезло, что остались живы. — Он посмотрел на Терезу. — Как дела?

Та безразлично пожала плечами.

— Прекрасно.

— Вы, надо понимать, нашли общий язык?

Тереза снова пожала плечами, ее лицо было скрыто под козырьком кепки.

— Да, мы нашли общий язык, — произнесла Ребекка твердым голосом.

Темные глаза Флорио были серьезными. Он внимательно посмотрел сначала на одну, потом на другую и стряхнул с рук опилки.

— Пошли на кухню, поговорим с Девон. Вы можете немного подождать?

— Конечно, — сказала Ребекка. — Я с удовольствием прогуляюсь.

Она подошла к турбине Флорио. Значит, вот какой план у этого параноика — обеспечить дом автономным электроснабжением. А что дальше?

Она вышла во двор, на свежее зимнее утро. Вода из мельницы попадала в небольшой темный пруд и дальше устремлялась в густой подлесок, теряясь из виду. Только издали доносился шум.

Невероятно странно, почти нереально, было стоять здесь и ждать, зная, что в данный момент ее дочь обсуждает со своим приемным отцом и сестрой вопрос, стоит ли принимать ее на работу в качестве служанки. На Ребекку это действовало по-особенному еще и потому, что она была очень горда. С детства. Эта черта характера порой мешала ей жить. Она это отчетливо сознавала. Возможно, и желание стать врачом возникло отчасти по этой причине. Потому что врач — это в известной степени бог. Для такой гордячки, как она, было очень важно сознавать свою власть над пациентами, видеть умоляющие глаза родителей, ощущать «могущество», какое давала профессия. Разумеется, подобные чувства ее никак не украшали, и она их всячески в себе подавляла. Сейчас же ей следует каждую минуту помнить, что она не в гостях, а на службе. И никакого самомнения. Сдерживаться, сдерживаться и еще раз сдерживаться.

Наконец она услышала шаги и обернулась.

— Что вас там так заинтересовало? — спросил Майкл Флорио.

Она пожала плечами.

— Просто любуюсь видом. Здесь, должно быть, летом очень мило.

Он тоже слегка пожал плечами и вроде как хмыкнул, что могло означать: мило здесь летом или не мило, вам увидеть не удастся, потому что вас здесь к лету не будет.

— Итак, вы готовы начать?

Ее плечи опустились.

— Вы хотите сказать, что я получила работу?

— Если вы этого хотите, — сказал он с нажимом.

— Я этого хочу.

— В таком случае когда?

— Завтра.

— Обсудим детали?

— Обсудим. Я обещала Девон помочь со школьными занятиями. С моей медицинской подготовкой я могла бы оказать ей помощь по многим важным предметам. Я могла бы также руководить занятиями Терезы, когда она будет готова.

— Она согласилась? — спросил Флорио с очевидным удивлением.

— Сказала: может быть. Не знаю, следует ли это понимать как согласие. Я буду заниматься у вас покупками, уборкой и приготовлением пищи. Рабочий день — с восьми утра до восьми вечера. Воскресенье — выходной. Вам это подходит?

Ребекка вдруг испугалась, не слишком ли резко выступает. А вдруг его такой тон разозлит?

Но Флорио после непродолжительного молчания кивнул.

— Думаю, да. Только помните: здесь всем командую я.

— Я это помню, — отозвалась она сухо.

— Остается надеяться, что у нас с вами все получится, — сказал он вроде как самому себе. Затем плавным движением стащил через голову клетчатую рубашку и стряхнул в воду опилки. Его голый торс был великолепен. Мощный брюшной пресс, широкие плечи и грудь, сильные мускулистые руки. «Боже мой!» — чуть не вскрикнула Ребекка, теряя голову. Она внезапно вспомнила, какое это удовольствие — смотреть на мускулистое мужское тело. Он поймал ее взгляд, и она почувствовала, как краска заливает лицо.

Жутко злясь на себя, Ребекка отвернулась и натянуто произнесла:

— Ну тогда я поехала. Увидимся завтра.

— Пока, — бросил он, натягивая рубашку.

Ребекка обогнула дом и направилась к своему мотороллеру. Проходя мимо кухонного окна, она подняла голову. Девочки сидели за столом. Ребекка скользнула взглядом по бледному лицу Терезы, затененному козырьком бейсбольной кепки, и помахала рукой. Тереза никак не отреагировала, но продолжала смотреть Ребекке вслед, пока та не скрылась из виду.

Сан-Франциско

Детективы Эл Рейган и Карла Бианчи терпеливо дожидались, когда Рэнолф П. Монтроуз Третий пригласит их в свой кабинет. Они сидели в его приемной уже почти час. Присутствие пожилой секретарши, которой, по-видимому, было нечем заняться, делало невозможным обсуждение текущих дел. Приходилось убивать время. Они лениво рассматривали старинную мебель, книги в кожаных переплетах и морские пейзажи, написанные маслом, когда наконец на столе секретарши звякнул звонок. Она встала и провела их в святилище.

Монтроуз сидел за голым блестящим столом красного дерева. Кисти сжаты в кулаки. При виде детективов он поднялся и очень крепко пожал обоим руки. Карла Бианчи снова отметила его сходство с хищной птицей, правда, на сей раз глаза у этой птицы красными не были.

— Надеюсь, вы пришли с хорошими новостями, — зловеще проговорил он, подавая им знак занять кресла. — Предупреждаю: пустыми разговорами я заниматься не намерен.

И без того мрачный Рейган помрачнел еще больше. Ничего утешительного о ходе расследования сообщить Монтроузу они не могли.

Карла Бианчи ласково улыбнулась старику.

— Мистер Монтроуз, в деле наметился определенный прогресс. Надеюсь, что вскоре мы сможем сообщить вам кое-какие новости. А сейчас у нас к вам просьба помочь заполнить некоторые пробелы.

— Пробелы? — проворчал он. — Где Флорио? Это самый большой пробел, какой я вижу, детектив.

— Как раз над этим мы и работаем, — сказала она спокойно.

— Означает ли это, что у вас имеются хоть какие-то соображения насчет того, где находятся он и мои внучки?

— Нет, — призналась она, — этих сведений у нас пока нет.

— Значит, — проскрипел старик, — когда вы говорите, что «у вас наметился определенный прогресс», это все вранье?

Бианчи проглотила обиду. Монтроуз и так уже давил на все кнопки, какие только были ему доступны. А он человек очень влиятельный, и приятели у него соответствующие. Так что вступать с ним в конфронтацию не в их интересах.

— Мы считаем, что мистер Флорио с девочками в день похорон улетел в Канаду, — произнесла она ровным голосом. — Дальше, как мы полагаем, он, используя поддельные паспорта, направился в Европу. В данный момент наши канадские коллеги проверяют компьютерные записи всех рейсов, пытаясь вычислить, каким образом и куда они могли вылететь. Похоже на то, что мистер Флорио планировал это бегство очень тщательно, поэтому и выследить его довольно сложно. Но мы сделаем это, мистер Монтроуз. Даю вам слово. И как только у нас появится какая-нибудь информация, немедленно сообщим вам.

— Честно говоря, я ожидал от вас большего, — холодно произнес Монтроуз. — Придется, видно, подавать официальную жалобу, потому что дело тянется уже слишком долго.

— Это ваше право, сэр, — сказала Бианчи.

— Можно задать вам несколько вопросов по поводу брака вашей дочери, особенно его финансовых аспектов? — спросил Рейган, на которого угроза Монтроуза не произвела впечатления. — Мы говорили с адвокатами миссис Флорио, но они отослали нас к вам.

— И правильно сделали, — проскрипел Монтроуз. — Я их гак проинструктировал. Насколько я понимаю, моя покойная дочь вне подозрений. Так почему нужно копаться в ее личных делах?

— Потому что это полицейское расследование, — вспыхнул Рейган. — Нам это нужно не для того, чтобы удовлетворить праздное любопытство.

— Миссис Флорио никто ни в чем подозревать не пытается, — примиряюще проговорила Бианчи. — Наоборот, мы считаем, что она погибла насильственной смертью, и ищем преступника. Информация для нас очень важна, мистер Монтроуз.

— Чтобы установить мотив убийства, вы это имеете в виду?! — с раздражением бросил Монтроуз. — У моего зятя не было за душой ни цента. Все, что он сейчас имеет, высосано из Барбары. В случае развода ему пришлось бы отправиться обратно в ту клоаку, откуда он выполз. Это что, не мотив для убийства?

Старик был очень желчный. Бианчи быстро посмотрела на напарника.

— Не могли бы вы рассказать более подробно? — попросила она.

Монтроуз пристально смотрел на нее несколько секунд, затем развернулся на кресле лицом к стене. Из потускневших золоченых рам на него смотрели унылые лица викторианских предков, писанных маслом лет эдак сто назад.

— Его никогда ничего не интересовало, кроме денег, — резко начал Монтроуз. — Причем за душой, как я уже сказал, у него не было ни цента. Моя жена и я умоляли Барбару не совершать ошибку, но этот негодяй ее чем-то очаровал. Буквально загипнотизировал. Он впился в нее зубами, как пиранья, и не отпускал. Ни в какую.

Бианчи подумала, что скорее всего Монтроуз пытался откупиться от Флорио, но потерпел неудачу.

— Вам казалось, что он совсем не любит вашу дочь? — спросила она.

Монтроуз уставился на своих предков. Эти уродливые старики все были Монтроузами. Их родство подтверждали похожие на клювы носы, недобрые глаза и тот факт, что на некоторых портретах на заднем плане виднелась сгоревшая фабрика Монтроузов.

— Он отребье, — заговорил наконец Монтроуз. — Настоящее отребье. Он выдавал себя за итальянца, но одному Богу известно, кто этот мерзавец на самом деле. Впрочем, это не важно, потому что он быдло.

Насколько Бианчи знала, родители Флорио были итальянскими эмигрантами. Трудолюбивые, достойные люди. У Майкла было несколько братьев и сестер. Все они процветали. Кем бы Флорио ни был, но иметь в качестве тестя такого полного яда, злобного ханжу, каким являлся Рэнолф Монтроуз Третий, тоже не подарок.

Она откашлялась.

— Вы сейчас дали нам ясно попять, что не любили своего зятя. Я полагаю, это чувство было взаимным?

— Он презирал меня. Презирал нас всех. Это было больше, чем просто взаимность.

— Вы сказали, что, вступая в брак, мистер Флорио был беден. Выходит, его деловые успехи базировались на деньгах вашей дочери? — спросила Бианчи.

— Его успехи? — Монтроуз фыркнул. — Позвольте мне рассказать, насколько сильно наша семья настрадалась от Флорио. После свадьбы мы попытались заключить мир. Зарыть, как говорится, топор войны в землю. Разумеется, мы хотели сделать это ради Барбары, чтобы она была счастлива. Мы предложили Флорио место в совете директоров. Приличное жалованье, машина, и почти ничего не надо делать. Так он, можно сказать, швырнул нам это предложение в лицо. Сказал, что, видите ли, хотел бы зарабатывать все сам, своими руками. И как, вы думаете, он начал свое дело? А вот как: используя фамилию Монтроуз — он же не кто-нибудь, а зять, — Флорио набрал кредитов. Занял целое состояние под залог недвижимости, которая принадлежала моей дочери, и всадил все в свои охранные делишки. И всюду, где только можно, маскировался нашей фамилией.

— Я думал, бизнес Флорио служил устойчивым источником дохода, — прервал его Рейган.

— Вот что я вам скажу, детектив, — проворчал Монтроуз. — Легко процветать, когда у тебя такое прикрытие. Я имею в виду нашу фамилию и состояние дочери. Но у Флорио в этом городе полно долгов. Как вы думаете, чем он собирался расплачиваться, после того как Барбара дала бы ему под зад?

— Вы имеете в виду участок, который ваша дочь намеревалась пожертвовать католической церкви? — осторожно спросила Бианчи.

Монтроуз повернулся к ней лицом.

— Вы попали в точку. Именно этот участок в первую очередь и являлся гарантией его кредитов.

— Но ваша дочь, должно быть, поощряла его к таким действиям, — сказал Рейган. — Ведь не мог же он все это делать без ее разрешения. Или впоследствии она это разрешение отменила?

Глаза Монтроуза Третьего вспыхнули.

— Большая часть кредитов Флорио была организована через банк, находящийся под определенным контролем нашей семьи. Да, Барбара действительно позволила, чтобы этот участок был использован как гарантия самого большого кредита ее мужа, оговорив при этом условие, что она может распорядиться этим участком как ей заблагорассудится и в любое время. Вот она и решила — при моем полном одобрении, могу добавить, — пожертвовать этот участок церкви.

— Пожертвовать, — задумчиво проговорил Рейган, — но не продать.

Монтроуз кивнул.

— В таком случае, — продолжил Рейган, — участок просто переставал быть собственностью Барбары Монтроуз. Что одновременно означало прекращение гарантий кредита Флорио. — Рейган отклонился назад и пристально посмотрел на старика. — Но это выглядит так, словно вы специально хотели загнать этого парня в угол. Разве я не прав?

Лицо Рэнолфа Монтроуза сделалось багровым. На мгновение Карле Бианчи показалось, что за словами Рейгана последует дикий взрыв. Но этого не произошло. Очень скоро худые щеки старика приобрели прежний оттенок. Он, как ни странно, даже улыбнулся, показав желтые зубы.

— Детектив, я не привык ничего делать без страховки. Это касается и замужества моей дочери. С помощью этого условия я решил ее подстраховать. Вы меня понимаете? Потому что знал: придет время, и эта страховка понадобится. Если не ей, то мне. Нам.

Бианчи откашлялась.

— Значит, без поддержки Монтроузов существование фирмы мистера Флорио оказывалось под вопросом?

— Единственное, что ему оставалось, — сказал Монтроуз, — это срочно найти инвесторов и ухитриться выбить из них несколько миллионов долларов.

— Вы не знаете, он пытался это сделать?

— Не знаю, потому что мне это неинтересно. Но сомневаюсь. Дело в том, что Флорио — не тот человек, который хотел бы делить власть в своем бизнесе с кем-нибудь еще. Он был слишком самонадеян и тщеславен.

— Насколько я понимаю, — спросила Бианчи, — вашей дочери так и не удалось довести до конца это дело с пожертвованием?

Монтроуз покачал головой:

— Нет. Она умерла как раз накануне официального оформления.

— Таким образом, этот участок земли…

— Все имущество Барбары переходит к ее детям, при условиях опеки.

— Включая и этот участок?

— Да.

— И когда они все это унаследуют?

— Когда им исполнится двадцать пять.

— Что даст мистеру Флорио еще минимум десять лет отсрочки. Верно?

Монтроуз усмехнулся.

— А почему, вы думаете, он ее убил? В качестве официального опекуна он может контролировать все имущество еще десять лет. И дольше, если сможет за это время еще сильнее развратить их невинные души. А он сможет, он способный.

— Я хочу просить вас позволить нам познакомиться с подробностями этих кредитов, — сказала Бианчи.

— Вы сможете сделать это завтра, — сказал Монтроуз. — В данный момент у меня нет официально оформленного разрешения. Мои банкиры вам все покажут.

— Значит, вы с самого начала держали его на крючке, — хрипло усмехнулся Рейган. — А когда пришло время, научили дочь, как подсечь.

Губы Монтроуза презрительно скривились.

— Я всегда старался помогать своим детям.

«Неужели Рэнолфу Монтроузу не приходило в голову, что, зажав таким способом Майкла Флорио, он, возможно, приговорил свою дочь к ужасной смерти», — подумала Бианчи.

— Может быть, — предположила она, смягчив голос, чтобы замаскировать неприязнь к Монтроузу, — мистер Флорио тоже по-своему старался помочь своим детям?

— Это каким же образом?

— Тем, что увез Терезу и Девон из Сан-Франциско.

Монтроуз помрачнел.

— Я надеюсь, вы наконец отбросили эту нелепую версию, что Тереза каким-то образом виновна в смерти ее матери. Неужели вы не видите, что это невозможно?

— Мы решим это окончательно, только когда найдем мистера Флорио и девочек и побеседуем с ними, — спокойно произнесла Бианчи.

Монтроуз подался вперед.

— Ни одно из заявлений Терезы серьезно воспринимать нельзя. Даже если бы она письменно призналась в убийстве, это все равно абсурд. Бедный ребенок лишился рассудка.

— Лишилась рассудка? — повторил Рейган.

Монтроуз осознал, что выбрал неверное слово.

— Она перевозбуждена и не отвечает за свои поступки.

— В таком случае откуда вам известно, что она не имеет отношения к этому пожару? — спросила Бианчи. — С ней уже такое прежде случалось, разве не так?

Лицо Монтроуза исказила гримаса боли. Он откинулся на спинку кресла.

— А вот в это мне вникать не хотелось бы.

Бианчи начала говорить, но он поднял руку, останавливая ее.

— Все, разговор закончен. Больше я ничего обсуждать с вами не буду.

Он вынул из кармана флакончик, вытряхнул две белые таблетки и сунул под язык. Затем сомкнул губы, извлек носовой платок и, прикрыв отекшие веки, промокнул рот.

Рейган попытался было что-то сказать, но Бианчи выразительно показала глазами на старика. Оба детектива терпеливо ждали, пока лекарство начнет действовать. Через некоторое время с губ Монтроуза исчез голубой налет.

— Может быть, вызвать врача? — спросила Бианчи.

Старик покачал головой и открыл глаза. Она увидела, что перед ней старый и очень больной человек.

— Верните мне моих деток, — прошептал он, положив руку на грудь.

Должно быть, он коснулся также какой-то кнопки под столом, потому что дверь отворилась и вошла пожилая секретарша, чтобы проводить их на выход.

Карла Бианчи покидала резиденцию Монтроуза разочарованная. Рейган же, напротив, был в восторге.

— Что я тебе говорил! — сказал он, закуривая свой «Кэмел». — У нас вполне определенные, обоснованные мотивы. В случае перехода участка к церкви Флорио оказывался полностью разорен.

— С финансами все более или менее ясно, Эл, — сказала она. — Но помни и то, что Барбара не была святой. И Монтроуз тоже злой и жестокий старик. И совершенно ясно, что он стремился всячески унизить Флорио, поставить на место.

У Карлы было такое ощущение, что перед ней постепенно открывается мрачная зловещая правда.

— Бедные дети, — тихо проговорила она. — Эл, они сейчас, должно быть, в ужасной опасности.

— Они всегда подвергались опасности, — ответил Эл Рейган, открывая дверцу машины. — Сразу же, как попали в эту семью. И каждого, кто пересекает дорогу Майклу Флорио, подстерегает опасность. Поехали.

Урбино

Ребекка приехала на следующий день к вечеру. Девон занималась на кухне, которая, по-видимому, была ее резиденцией. Она помогла Ребекке занести вещи наверх. Тереза не показывалась, дверь в ее комнату была закрыта. Скорее всего она находилась там.

На то, чтобы разобрать багаж и устроиться, времени много не понадобилось. Сумку с медицинскими инструментами и лекарствами Ребекка сунула под кровать. С этой сумкой она никогда не расставалась. Там было все необходимое, чтобы оказать помощь в самых разных случаях. Затем она спустилась в кухню и сразу же приступила к приготовлению ужина.

— Тебе помочь? — спросила Девон.

— Спасибо, не нужно, — сказала Ребекка, открывая дверцы всех шкафов. — Вначале надо проверить, какие у вас есть продукты.

— Смотри, не ушибись о дверцу, со мной это уже бывало, — предупредила Девон, а затем затихла над своим занятием.

Ребекка продолжала рыться в шкафах. В одном из ящиков она нашла чеснок, лавровый лист, базилик и, присовокупив к ним вяленые помидоры, которые ей перед отъездом сунула синьора Фиорентини, сделала томатный соус. Потом нарезала большими кусками копченую колбасу, уложила в квадратное керамическое блюдо, обнаруженное в дальнем углу буфета, и полила ароматным соусом. Блюдо ей понравилось, крепкое и тяжелое, как раз то, что нужно. Она решила взять его на вооружение в будущем. Сверху все это она засыпала сухими макаронами. Запекаясь, они впитают влагу из томатного соуса. В результате получится «паста аль форно». Очень вкусная и сытная. Ее можно нарезать, как пирог. Блюда тосканской кухни Ребекка научилась готовить у синьоры Фиорентини.

Задумчиво покусывая кончик карандаша, Девон внимательно наблюдала за ее манипуляциями.

— Ого! Пахнет вкусно.

— И, самое главное, легко готовить, — весело отозвалась Ребекка.

— А это что такое?

— Это? — Ребекка подняла пузатый стеклянный сосуд. — Это сыр моцарелла. Им посыпают пиццу и другие похожие блюда перед тем, как ставить в духовку.

— Надо же, я не знала, — сказала Девон.

— Видишь, он хранится в воде. Иначе засохнет. — Она выудила несколько мягких белых шариков и закрыла банку. — Его делают из молока буйволиц.

— Ты шутишь. Разве в Италии есть буйволы?

— В долине реки По их полно. Там и рис растет.

Серые глаза Девон расширились.

— Здорово. Мы ведь совсем ничего об этой стране не знаем.

— А разве папа вас сюда раньше не привозил? — осторожно спросила Ребекка.

— Нет. Мы здесь в первый раз. В Европе мы бывали, но обычно ездили в Австрию кататься на лыжах или в Ирландию. У нашей мамы там владения. А этот дом папа никому не показывал. Он что-то вроде его тайного убежища.

— Убежища?

Девон улыбнулась.

— Ну понимаешь, лисья нора, орлиное гнездо, что-то в этом роде. Он привез нас сюда после смерти матери. Но они с мамой к тому времени не жили вместе уже почти три года.

Ребекка накрошила моцареллу в макаронную смесь, затем окропила ее мятной приправой орегано.

— Вы с сестрой, наверное, очень переживали, когда они расстались.

— Это единственное, что им оставалось, — сказала Девон. — Они же постоянно ссорились.

— Вам, должно быть, нелегко было все это видеть.

— Да. Но теперь все позади.

Голос Девон дрогнул. Ребекка обернулась и увидела, что глаза у девочки мокры от слез.

— Извини, — удрученно проговорила Ребекка. — Я не хотела тебя расстраивать.

— Ничего. — Девон высморкалась и снова углубилась в свое занятие. Но Ребекка заметила, что ее пухлая нижняя губка все еще подрагивает. Переживая, что не может утешить девочку, Ребекка поставила блюдо в горячую духовку.

Через несколько минут дом наполнил вкусный запах макаронной запеканки. Она специально решила для первого раза приготовить это эффектное блюдо, надеясь привлечь Терезу. Полагая, что через желудок лежит путь к сердцу не только мужчины, но и ребенка.

Вошел Майкл Флорио, весь в опилках. Принюхался.

— Здесь пахнет, как в пятизвездочном ресторане.

— Нет, папа, здесь просто пахнет так, как должно пахнуть дома, — произнесла Девон, как обычно сдержанно. Ребекке захотелось ее в этот момент расцеловать, настолько это замечание было к месту.

Флорио заглянул в духовку и хмыкнул:

— Это вам не жареный тунец с салатом.

— Пойду позову Тери, — сказала Девон. Она убрала со стола свои вещи и пошла наверх.

Пока Ребекка накрывала на стол, Флорио достал бутылку кьянти в соломенной оплетке.

— Как дела?

— Пока ничего. Терезу еще не видела.

— Она любит сидеть в своей комнате, — произнес Флорио без всякого выражения.

— Что, весь день? — спросила Ребекка, поднимая брови.

— Почти что.

— Как же она выдерживает?

— Ей это нравится, — сказал Флорио. — И самое лучшее, если вы будете относиться к этому спокойно и не станете делать попыток с ней сблизиться. Все равно не получится.

Ничего себе совет. Чуть ли не предписание от всего отказаться. Ребекка молча достала из духовки блюдо. Запеканка удалась на славу. Сверху пузырился золотистый сыр, а пахло все просто потрясающе.

Девон спустилась одна.

— Тереза ужинать не хочет.

Испытывая беспокойство, Ребекка бросила взгляд на Флорио, ожидая, что он настоит, чтобы младшая дочь спустилась вниз. Но он только слегка покачал головой.

— Прекрасно. Давайте есть.

— А она завтракала? — спросила Ребекка.

— Она сегодня даже не вставала с постели, — сказала Девон. — Читает.

— Тереза действительно прочитала все эти книги? — спросила Ребекка. — Диккенса и Троллопа?

— Они обе читают эту чепуху, — сказал Флорио.

— Только в отличие от меня Тереза читает шесть или семь романов одновременно, — сказала Девон. — Вот такая она у нас.

Отсутствие Терезы за ужином было для Ребекки сильным разочарованием. Она так надеялась, что девочка получит удовольствие от ее первого, приготовленного здесь, блюда.

— Но, если она не завтракала и не обедала… она же, наверное, сильно проголодалась.

— Насчет нее не беспокойтесь, — сказал Флорио. — Тереза свое возьмет. Позже, когда здесь никого не будет, она тихонько спустится вниз и умнет примерно половину того, что лежит сейчас на блюде. Холодное.

— Это верно, — сказала Девон. — Мы даже прозвали ее Крысенком. — Она поднялась и придвинула стул Ребекке. — Почему ты не садишься, Ребекка?

Та молча положила куски дымящейся запеканки в тарелки Девон и Майкла. Третью тарелку она поставила на поднос вместе с куском хлеба и стаканом сока.

— Куда вы собираетесь с этим идти? — спросил Флорио, устремив на нее свои темные глаза.

— Пойду отнесу ей. Пусть съест горячее, чем хватать холодное поздно вечером. По крайней мере получит удовольствие.

— Не стоит этого делать.

— Мне это нетрудно, — решительно сказала Ребекка, поднимая поднос.

— Ребекка, не надо, — нахмурился Флорио. — Если она не хочет есть с нами, значит, она не будет есть с нами.

— В таком случае у нее есть возможность съесть это в своей комнате, — беспечно проговорила Ребекка и вышла.

Поднимаясь вверх по лестнице, она вся кипела от ярости. Надо ли долго размышлять, чтобы понять, чем в конце концов это кончится для Терезы. Пария в семье. Никому здесь не было дела, встала она с постели утром или нет, помылась ли, занимается ли по школьной программе. Им даже безразлично, как она питается. Слабое чувство вины, которое она испытывала по поводу своего плана похищения Терезы, развеялось без следа. Дисциплинированный и целеустремленный Майкл Флорио и его дисциплинированная и целеустремленная старшая дочь очень близки между собой. Это видно невооруженным глазом. И похоже, что маленькая Тереза им вовсе не нужна. Малолетняя преступница, поджигательница. «Мы прозвали ее Крысенком».

Крепко стиснув зубы, Ребекка постучала в дверь Терезы. Ответа не последовало. Она постучала сильнее и услышала ее голос:

— Что нужно?

— Это Ребекка. Я принесла тебе поесть.

— Я не хочу есть.

— Это горячая макаронная запеканка с колбасой Я приготовила ее специально для тебя.

Тереза не отозвалась, и тогда Ребекка открыла дверь и вошла. Шторы были плотно задвинуты, и в комнате парил такой же полумрак, как и вчера утром. Разумеется, и тот же запах, и по полу опять была разбросана грязная одежда. Откуда она только взялась за сутки?

Тереза лежала, свернувшись на постели, с толстым томом в руках. Она держала его очень близко к глазам, наверное, чтобы иметь возможность разглядеть буквы при таком слабом освещении. На смятом одеяле валялось еще несколько книг такого же формата. Оторвавшись от чтения, она подняла на Ребекку злые глаза.

— Я сказала тебе, что не хочу есть.

— Ты же еще не пробовала, а уже говоришь, что не хочешь. Попробуй. — Ребекка поставила поднос на постель и подошла к окну, чтобы раздвинуть шторы. В комнату ворвался вечерний зимний свет. Тереза тихо вскрикнула и уткнулась лицом в одеяло.

Ребекка подошла к ней и легонько коснулась плеча. Мускулы девочки были напряжены и дрожали.

— Не хочешь спускаться на кухню, не надо. Только поешь немного горячего. Ведь холодное невкусно.

Тереза резко повернулась, и мимо уха Ребекки пролетела тяжелая книга. Только страницы прошелестели.

— Убирайся прочь! — Тереза даже не крикнула, а прорычала. Ее голос был совсем не похож на тот, к которому привыкла Ребекка. — Как ты осмелилась войти в мою комнату, когда тебя не звали?

Испуганная, Ребекка сделала два шага назад, скосив глаза на книгу, которая лежала рядом на полу. Это был пухлый том в твердом переплете.

— Тереза, ведь ты могла меня поранить. Пожалуйста, не надо больше кидаться.

Девочка отпрянула назад, слово кобра, готовая к прыжку.

— Не учи меня, что я должна делать! — сказала она вибрирующим голосом. — Убирайся отсюда!

— Послушай… — Ребекка направилась к постели.

Тереза в это время чуть приподнялась, схватила поднос и с невероятной силой швырнула в Ребекку. Он попал в грудь, и ее всю обдало горячей запеканкой. Стакан упал на пол и разлетелся вдребезги.

Глубоко потрясенная этой дикой выходкой, чувствуя себя униженной, Ребекка замерла. Расплавленный сыр повис на одежде и жег кожу. Если бы кусочек попал в лицо, можно было получить серьезный ожог. А если в глаз…

Терезу всю трясло, она задыхалась. Ее бледное лицо дрожало от злобы.

— А теперь убирайся, — прошипела она. — Вон отсюда!

Ребекка много лет работала с детьми, но такого до сих пор никогда не встречала. Ей приходилось иметь в клинике дело с истеричными детьми, но никто не позволял себе подобного. Она с трудом удержалась, чтобы не залепить девчонке пощечину.

Стащив через голову замазанный свитер и рубашку и оставшись в одном лифчике, Ребекка встала перед Терезой.

— Вылезай из постели и убери эту грязь.

Глаза Терезы вспыхнули.

— Пошла ты…

— Давай вставай. — Она потянула Терезу за тонкую руку. — Ты все это натворила. Теперь убирай.

— Нет!

— Да.

Тереза сопротивлялась с удивительной силой. Задыхаясь, тяжело дыша носом. Но Ребекка была настроена решительно. Наконец ей удалось стащить Терезу с постели. Широко расставив тонкие белые ноги (па ней в этот раз была одна футболка), стиснув зубы, та бормотала ругательства. Ребекка схватила ее за вторую руку и встряхнула.

— Перестань! Слышишь, что я тебе сказала? Перестань немедленно!

Тереза возобновила борьбу с пугающей ожесточенностью Она вырвала руки и уперлась ими Ребекке в грудь. Ее с трудом удавалось удерживать. Оскалив стиснутые зубы, раздув ноздри и выпучив глаза, она больше не изрыгала ругательства, а только шипела. Теперь Ребекка уже встревожилась по-настоящему, только сейчас подумав: не откусила ли она больше, чем сможет проглотить? Тереза не прекращала попыток вцепиться пальцами ей в лицо. А это уже было опасно, без дураков. Стоит только отпустить руку, и она выцарапает ей глаза. Пошатываясь, Ребекка начала отступать назад. Она подумала, не позвать ли на помощь Флорио и Девон, но очень не хотелось, чтобы они увидели, что здесь случилось.

Молчаливая борьба продолжалась секунд десять — пятнадцать, не больше. Но они были ужасными, эти секунды. Затем характер движений Терезы изменился. Они стали менее целеустремленными. Ребекка видела, как на шее девочки рельефно обозначились связки, глаза потускнели и вскоре закатились.

— Тереза! — крикнула Ребекка.

Та продолжала размахивать руками, но вяло и бесцельно. Ребекка попыталась втащить ее обратно на постель. Но прежде чем ей это удалось, голова Терезы откинулась назад, а спина выгнулась дугой. Она медленно осела на пол. Мускулы еще продолжали слабо сокращаться, но торс свела тугая судорога, дыхание стало прерывистым, шумно вырываясь сквозь зубы. Ребекка увидела на губах девочки кровавую пену. Должно быть, Тереза прикусила язык, но пока никак не удавалось заставить ее открыть рот. Господи, что же это такое? Эпилептический припадок? Наконец Ребекке удалось втиснуть пальцы между сжатыми зубами Терезы и вытащить язык, глубоко запавший в гортань. Попутно она отчаянно пыталась вспомнить все, что знала об эпилепсии. Голые ноги Терезы были мокрыми. Значит, опорожнился мочевой пузырь.

В комнату вбежали Флорио и Девон.

— Помогите мне уложить ее в постель, — сказала Ребекка, задыхаясь.

Они вместе подняли Терезу и перенесли на постель. Ребекка уложила ее в удобное положение и приподняла веки. Зрачков видно не было, одни белки.

— Что ты ей сделала? — требовательно спросила Девон.

— Всего лишь открыла шторы, — сказала Ребекка, проверяя пульс девочки. — Она вдруг взбесилась и швырнула в меня поднос. Я попыталась заставить ее встать и убрать. И тут она на меня набросилась. В конце концов дело кончилось вот этим.

— Я же говорил вам, не надо к ней приставать, — хрипло произнес Флорио.

Она подняла на него глаза.

— Как давно у нее такие приступы?

— Пару лет.

— Она больна, разве вы не видите. Ей нужен врач.

— Ее смотрели уже десяток врачей. Все единодушно сходятся на том, что органических изменений нет. Никаких. Просто не нужно доводить ее до такого состояния. Я говорил вам это, но вы, черт побери, не послушались.

Он сел на постель, положил голову Терезы себе на колени и начал гладить ее спутанные волосы.

— Вы поранились? — спросил он Ребекку спустя минуту.

— Кажется, нет, — ответила она, только сейчас осознав, что стоит перед ним полураздетая. — Насчет припадков вам все же следовало меня предупредить.

Девон, которая собирала осколки разбитой посуды, подняла голову.

— Разве я тебя не предупреждала, что Тереза может быть опасной?

Флорио продолжал гладить Терезу, и ее подрагивания постепенно ослабевали. Ребекка на несколько секунд закрыла глаза. Боже мой, какой ужас. Первый день в доме, и вот, пожалуйста, она полуодетая, дрожит, а все вокруг, кажется, пошло прахом.

— Вы обещали делать все в соответствии с моими указаниями, — мрачно произнес Флорио. — Почему вы сразу же нарушили наш уговор?

«Потому что ты сволочь!» — мысленно бросила она ему в лицо. Ее знобило.

— И что, она так и проведет всю жизнь в полутемной комнате, читая Диккенса? — спросила Ребекка, собравшись с духом.

— Не вам это решать, — хрипло сказал Флорио.

Ребекка увидела, что он смотрит на ее груди. Лифчик был легкий, и на нем красноречивыми точками выделялись ее напряженные соски. Ребекку затошнило. Она почувствовала себя обнаженной и выставленной напоказ. В довершение ко всему ее обуял страх, что он сейчас прикажет ей убираться отсюда.

Она скрестила руки, пытаясь прикрыться, и пробормотала, с трудом выговаривая слова:

— Я извиняюсь. Я не хотела… просто так получилось.

Флорио поднялся, его место заняла Девон. Она обняла сестру, прижимаясь щекой к ее щеке, шепча ласковые слова. Под касаниями Девон Тереза начала расслабляться. Затрудненное дыхание перешло в тихие всхлипы. Она крепко прижалась к Девон, обняв ее обеими руками.

— Идите к себе, — тихо приказал Флорио. — Оставьте нас одних.

Чуть не плача, Ребекка направилась в свою комнату. А там, мельком глянув в зеркало, ужаснулась. Прежде такие лица ей приходилось видеть только у жертв несчастных случаев.

Спустя несколько минут она вытащила свою медицинскую сумку и перебрала запасы лекарств. В качестве профилактики подобных приступов, если их квалифицировать как истерию, в принципе можно рекомендовать вот эти типовые транквилизаторы. Но давать их сейчас Терезе, наверное, еще рановато. Они могут пригодиться на более поздней стадии.

А кроме того, возможно, вообще больше ничего не понадобится, потому что завтра Флорио ее просто уволит. Скажет, чтобы она уходила, и что делать — придется уйти. А значит, все пропало.

Ребекка легла на кровать и закрыла глаза руками.

* * *

На следующее утро она поднялась рано. Дом казался тихим и замершим. Она спустилась в кухню. В печи осталась только тлеющая зола. Ребекка натолкала туда дров, которые через минуту начали весело потрескивать, и посмотрела в окно, на тронутые густым инеем деревья и траву. Сегодня, кажется, было даже холоднее, чем вчера.

А затем, вспомнив вчерашнее происшествие, она почувствовала тихий ужас. Мучаясь вопросом, какая ей сегодня уготована судьба, Ребекка принялась стряпать фокаччу. Замесила тесто и раскатала пластину, примерно такого же размера, как для пиццы, но толще. Фокаччу пекут из муки домашнего помола с добавлением оливкового масла. Она научилась ее печь у Фиорентини, с легкой корочкой, стружками ветчины и ломтиками сыра. Для этого здесь отыскался даже длинный плоский противень — он висел рядом с плитой, — Флорио, видимо, считал его декоративным. Ребекка поставила фокаччу в духовку, после чего насыпала в кофейник свежесмолотого кофе. Затем наконец села и задумалась: куда, черт возьми, и во что она влезла?

Составляя свой грандиозный план, она представляла, что очень быстро наладит отношения с Терезой, завоюет ее доверие, расскажет все, а затем тайно увезет в далекие края. Но почему, черт возьми, она решила, что доверие Терезы будет легко завоевать? Только потому, что она ее родила? Но это глупо. Флорио сказал, что Терезу уже смотрели специалисты. Ей-то куда сейчас соваться? У нее же нет никакого опыта в лечении психических заболеваний. Если бы иметь под рукой учебник психиатрии (а лучше два), но это невозможно.

Ребекка услышала шаги и подняла голову. Это была Тереза. В черных шерстяных штанах и черной рубашке с длинными рукавами. Поверх легкая куртка. Под мышкой книга. На глаза надвинута знакомая белая бейсбольная кепка, скрывающая большую часть лица, кроме невеселого рта.

— Привет, — сказала Ребекка, как будто ничего не случилось. — Спала хорошо?

— Нормально, — тихо отозвалась Тереза. Засунув руки в карманы, она уставилась на плиту.

— Это фокачча, — сказала Ребекка. — Обычный завтрак в здешних деревнях.

— А какая она?

— Что-то вроде пиццы, но без начинки.

Тереза чуть подняла голову, и из-под кепки выглянул один серый глаз. Но смотрела она не на Ребекку, а мимо.

— А какой же толк в пицце, если она без начинки?

— Ну во-первых, в тесто замешаны ветчина и сыр, а во-вторых, она не такая тяжелая. Для завтрака это хорошо. Возможно, тебе понравится.

Тереза ничего не сказала. Повернувшись к Ребекке спиной, она смотрела в окно, все время подергивая тонкую цепочку на шее и вертя пальцами маленький золотой ключик. Напряженная тишина стала болезненной, почти трагической.

Сверху донесся ясный смех Девон. Затем глубокий голос Флорио, а после счастливый визг и взрыв смеха. Ребекка бросила взгляд на Терезу. Та не шевельнулась, но ей показалось (возможно, всего лишь показалось), что худенькие плечи девочки напряглись, как будто от боли. Она хотела подойти к своему ребенку, прикоснуться к этому узкому плечику, но знала, что это будет выглядеть очень глупо, поэтому так и стояла, прислушиваясь к приближающимся шагам и добродушному подшучиванию Флорио и его второй приемной дочери.

За несколько секунд до их появления Тереза вдруг слегка повернула голову.

— Извини за вчерашнее. Я не хотела тебя обидеть. — Произнесено все это было таким тихим голосом, что Ребекка скорее угадала слова, чем услышала.

— О, Тереза, я тоже не хотела тебя вчера расстраивать. Не будем вспоминать об этом. Хорошо?

Козырек кепки чуть наклонился. Возможно, Тереза кивнула, но это осталось невыясненным, потому что появилась Девон, все еще смеясь над какой-то шуткой или проделкой отца.

— Привет! — крикнула она Ребекке, а затем увидела сестру. — Тереза! Ты уже встала и оделась? — Она поцеловала ее в щеку. — Ой, как вкусно пахнет!

Вошел Майкл Флорио, не удосужившийся причесать после душа свои темные волосы. Он без улыбки кивнул Ребекке, а затем обнял Терезу за плечи.

— Как моя маленькая девочка?

— В порядке, — сказала Тереза.

Ребекка увидела, что на объятие отца она никак не отреагировала. Стояла, руки в карманах, и глядела в окно. Флорио приподнял кепку, поцеловал дочь в макушку, а затем снова натянул кепку ей на голову. Безразличие дочери, казалось, его совершенно не смутило.

Завтрак немного затянулся. Отчасти потому, что никто не мог отказаться от искушения съесть вторую, а потом и третью порцию фокаччи. Даже Тереза съела большой кусок и выпила полстакана апельсинового сока, не прекращая чтения. Ребекка посмотрела на обложку. «Миддлмарч» Джорджа Элиота. Даже не верилось, что девочка-подросток может увлечься такой серьезной книгой. Но видимо, так оно и было. Тереза сосредоточенно переворачивала страницы, как будто вдыхала напечатанный текст.

Ребекка вдруг вспомнила, что так же читал Райан. Он проглатывал книги с невероятной быстротой, а в ответ на ее подозрение в халтурном чтении мог процитировать наизусть целые куски. Может быть, это все у Терезы от него?

Девон — вот идеальная дочка. Прилежная, уравновешенная, зрелая. Интересно, а как сложилась бы жизнь Терезы, если бы Барбара и Майкл не удочерили Девон спустя четыре года? Сейчас, насколько Ребекка могла судить, Тереза оставалась в тени старшей сестры. Это печально.

После завтрака девочки ушли из кухни, оставив Ребекку наедине с Флорио. Она сделала глубокий вдох.

— Если вы меня уволите за вчерашний инцидент, то будете правы, — произнесла она тихо. — Я сделала глупость. Однако прошу поверить, намерения мои были благие. Но, как говорится, благими намерениями…

— Понятно. — Он кивком показал на кофейник, и она налила ему кофе. — Присяжные учтут эти смягчающие обстоятельства.

Она попыталась расслабиться.

— Как часто с ней такое случается?

— Иногда проходит месяц. А иногда за короткое время случаются три-четыре приступа.

— И как она обычно ведет себя после этого? Смущена? Вялая?

Флорио покачал головой:

— Нет. У нее не эпилепсия. Большинство докторов сходятся на том, что это истерия, хотя есть мнение, что это может быть одним из проявлений аутизма.

Ребекка поежилась, вспомнив шипение, злобу, яростное сопротивление, внезапные судороги.

— Это не аутизм. А перед этим она всегда агрессивна?

— Нет. Она может быть очень агрессивной, но без последующего приступа. И наоборот, приступ может начаться почти без видимых причин.

— До смерти матери она такие симптомы обнаруживала?

— Было. Один или два раза. Когда ее мать и я решили разъехаться.

Ребекка сделала глоток кофе.

— Поэтому вы увезли ее из Сан-Франциско?

Он изменился в лице.

— Вы только что извинились за вчерашний инцидент. Зачем же сразу переходить к следующему? Мы же условились, Ребекка, не задавать лишних вопросов. — Он поднялся и вышел, оставив ее убираться на кухне.

* * *

Следующий день был вторник — базарный день в Урбино, — и Ребекка предложила съездить за покупками. Флорио отвел ее в гараж и показал, как открывать консольную дверь. Джип был втиснут внутрь, рядом с мотоциклом.

— Коробка передач автоматическая, — сказал Майкл. — После заправки не забывайте проверить, закрыт ли колпачком бензобак. Если застрянете, вот как включаются оба ведущих моста, передний и задний.

Затем он достал из заднего кармана пачку итальянских денег.

— Здесь на пятьдесят долларов. Этого достаточно?

— С лихвой, — улыбнулась она с легким кокетством. — Помните, я говорила, что умею торговаться.

— В таком случае до встречи. — Он сухо кивнул и вышел.

Ребекка завела джип и медленно поехала по дорожке. Зима уже установилась окончательно. Небо было серым, а на живой изгороди мороз обозначил свою кружевную седину. Джип казался тяжелым, но хорошо слушался руля. Его большие колеса месили замерзшую грязь. У ворот усадьбы она остановила машину и вышла, чтобы их открыть. Неожиданно издалека ее окликнул слабый голос.

Ребекка оглянулась. По дорожке быстро двигалась маленькая фигурка. Она узнала белую бейсбольную кепку, и ее сердце наполнила смесь смятения, тревоги и радости.

Подбежала запыхавшаяся Тереза. На ней был плотный комбинезон, надетый на полосатый пуловер. На ногах забрызганные грязью кроссовки.

— Что случилось? — спросила Ребекка.

— Я хочу поехать с тобой, — ответила Тереза.

— Ты отцу сказала?

— Конечно.

Ребекка протянула руку и приподняла бейсбольную кепку. Лицо Терезы подрагивало от холода.

— В самом деле?

— Разумеется, — раздраженно произнесла Тереза. — Разве бы я посмела уехать из дома, не спросившись у пего.

Ребекку одолевали сомнения. Почему-то она не верила Терезе. С другой стороны, это была уникальная возможность побыть с ней наедине.

— Если ты говоришь мне неправду, то по возвращении домой нас обеих расстреляют.

— Я говорю тебе правду.

Будь что будет, решила Ребекка и улыбнулась.

— Ладно. Залазь.

Она пристегнула Терезу ремнем и тронула машину. Та как уставилась в окно, так и смотрела, не отрываясь.

— Странно видеть тебя без книги в руках. У тебя самой нет ощущения, что чего-то не хватает?

Тереза не улыбнулась.

— Я закончила «Миддлмарч».

— Сколько это у тебя заняло времени?

— Дня два.

— Ого. Я помню, когда была студенткой, читала его несколько недель. Это роман не для быстрого чтения.

— Я его уже третий раз читаю, — проговорила Тереза без выражения. — А некоторые из моих книг и по четвертому.

Ребекка бросила на нее быстрый взгляд.

— Ты что, постоянно перечитываешь все эти книги?

— Да, — ответила Тереза. — Пока не появится какая-нибудь новая.

Ребекка не знала, восторгаться этим или тревожиться.

— Это, конечно, очень хорошо, Тереза, но тебе не кажется, что время от времени можно было бы заниматься чем-нибудь еще?

— Например, чем?

— Гулять. Дышать воздухом.

— Дома отец водил меня на матчи «Гигантов».

— Ты любишь бейсбол?

— Нет.

— Тогда почему ты ходила?

— Он думал, что я получаю большое удовольствие. И Девон тоже ненавидит бейсбол.

— Понимаю. — Ребекка задумалась. Вот, значит, откуда эта бейсбольная кепка с эмблемой «Гигантов». Бейсбольные матчи были единственным местом, где отец полностью все свое время посвящал Терезе.

Больше всего ей сейчас хотелось снять с нее эту дурацкую кепку, загладить спутанные волосы назад и смотреть, смотреть, смотреть. Ведь она так толком еще и не разглядела свою дочь. Но Тереза сидела, нахохлившись, похожая на дикую лесную зверушку. Казалось, она находится здесь и одновременно еще в каком-то, известном только ей одной месте. На волосы было страшно смотреть — настоящие заросли.

— Знаешь, что я сейчас подумала? Как раз сегодня к синьоре Фиорентини приезжает парикмахерша Марчетта. Синьора Фиорентини — это моя прежняя хозяйка, у которой я снимала комнату. Как ты посмотришь на то, если мы заедем к ней и попросим Марчетту привести в порядок твою голову? Подстричь, помыть и так далее.

— Нет, — последовал краткий ответ.

Несколько секунд Ребекка молчала.

— Послушай, Тереза. Когда мы возвратимся назад, твой отец снимет с меня живой кожу и только потом, может быть, убьет. Ты это знаешь. Так сделай же мне это одолжение. Тогда, возможно, я буду легче переносить пытки. — Она бросила взгляд на Терезу, которая что-то рисовала пальцем на стекле. Ответа не последовало, но и отказа тоже. — Синьора Фиорентини очень милая. Думаю, она тебе понравится.

На следующей развилке Ребекка свернула к дому Фиорентини. Фургон Марчетты уже стоял у ворот. Стрижка проходила, как и обычно, на кухне. Синьора Фиорентини, завернутая в полиэтиленовое покрывало, при виде Ребекки пришла в неописуемый восторг. Она подняла столько шума, как будто Ребекка отсутствовала не два дня, а много недель. Ребекка представила насупившуюся Терезу и объяснила, что к чему. Марчетту, разумеется, это предложение только обрадовало. Она закончила с волосами синьоры Фиорентини, высушила их феном, а затем кивнула Терезе.

— Давай иди, — улыбнулась Ребекка.

Тереза несмело подошла к креслу, вся какая-то жалкая, напряженная, несчастная, и позволила Марчетте снять с себя кепку.

Синьора Фиорентини задумчиво ее рассматривала.

— По-моему, она немного ненормальная, — сказала она Ребекке по-итальянски.

— Это девочка со странностями и очень одинокая, — ответила Ребекка. — Но с головой у нее все в порядке.

Марчетта наклонила Терезу над раковиной и обильно смочила волосы шампунем, все время восклицая и щелкая языком по поводу спутанных клубков. Ребекка видела, как побелели костяшки пальцев Терезы, когда та ухватилась за край раковины, и взмолилась: «Только, ради всего святого, не устраивай никаких сцен!» Самое страшное, если с ней сейчас случится припадок. Но кажется, все обошлось. Вымыв волосы, Марчетта завернула Терезу в покрывало и защелкала ножницами.

Ребекка болтала с синьорой Фиорентини, но все ее внимание было обращено на Терезу. Она исподтишка изучала лицо своего ребенка.

Тереза была не такая хорошенькая, как Девон, но, с другой стороны, ее лицо казалось более интересным. Нос несколько длинноватый, прямой, с нежно раздвинутыми сводчатыми ноздрями. Глаза — их можно было рассмотреть, когда она давала себе труд взглянуть на вас, — большие, спокойные, красивые, но веки бледно-голубоватые, а внизу тени. Ребекке было ясно, что это связано с образом жизни, какой ведет девочка. Очень впечатляющим был широкий подвижный печальный рот. Ребекка знала, что если хотя бы однажды Тереза заставит его улыбнуться, ее сходство с Райаном окажется еще сильнее и еще… болезненнее. Тереза сжала подлокотники кресла с таким же отчаянием, с каким только что сжимала край раковины. Ребекка почувствовала прилив острой жалости. Наверное, жизнь этой девочки состояла из непрекращающихся, следующих друг за другом тяжелых испытаний.

— Они к тебе хорошо относятся? — заботливо спросила синьора Фиорентини.

— Хозяин немного тиран, но вторая девочка очень милая. В общем, они меня устраивают.

— Если не понравится, ты всегда можешь вернуться сюда, — заверила ее синьора Фиорентини. — Никто не займет твою комнату до середины зимы. Да и если даже кто-то сюда приедет, мы всегда тебя устроим. Можешь не беспокоиться.

— Спасибо вам большое, синьора Фиорентини, — сказала Ребекка.

Синьора Фиорентини, помолодевшая после священнодействий Марчетты, спрятала сплетенные руки под своей большой грудью.

— А если этот мужчина хоть пальцем тебя тронет, скажи только слово, и мои мальчики заставят его пожалеть, что он родился на свет.

Ребекка видела, что Тереза разве что не скрипит зубами, Марчетта болтала без перерыва, не обращая внимания на то, что девочка ее не понимает. Когда же она закончила и высушила волосы, результат оказался поразительным.

— Ты выглядишь замечательно, — в восторге воскликнула Ребекка. — Ты такая хорошенькая, Тереза. Посмотри!

Тереза глянула в зеркало и отвернулась. Но Ребекка не могла скрыть радости. Трансформация с девочкой произошла удивительная. Воронье гнездо на голове превратилось в копну мягких кудрей. Оказывается, у нее прекрасная форма лица. Прежде грязные космы, закрывающие щеки, делали девочку немного похожей на хорька. А теперь выяснилось, что у нее высокие скулы и длинная стройная шея. Она выглядела очаровательной.

Марчетта достала баллончик с лаком для волос, но Ребекка покачала головой.

— Не надо, Марчетта. Она хороша и так. Спасибо тебе большое.

— Послушай, — сказала, смеясь, синьора Фиорентини, — вы сейчас выглядите как мама с дочкой. По возрасту она вполне могла бы быть твоим ребенком.

Ребекка вздрогнула, подумав: как хорошо, что Тереза не понимает.

Ну что ж, что бы ни случилось, но против этих конструктивных изменений во внешности Терезы, наверное, ни Майкл Флорио, ни Девон возражать не будут. Она расплатилась с Марчеттой, попрощалась и усадила Терезу в джип.

— По этой дороге я привыкла ездить на мотороллере, — сказала Ребекка, радуясь успеху. — Но на джипе твоего отца много приятнее.

Тереза сидела с кепкой на коленях, глядя вперед. Сейчас она выглядела совсем другой, словно стрижка освободила ее от чего-то обременительного и неприятного. В посадке головы на стройной шее было что-то неуловимое, отчего девочка казалась Ребекке одновременно и беззащитной, и смелой.

— Я смотрю, ты с этими женщинами в хороших отношениях, — сказала Тереза.

— Они очень добрые.

— Ну и что? Все равно чужие. Я вот не могу так расслабиться с незнакомыми людьми.

— Для этого нужно совсем немногое, — сказала Ребекка. — Не дичиться, а просто сделать шаг навстречу. И люди всегда откликнутся.

Тереза повернула к ней грустные глаза.

— Ты говоришь об этом с такой легкостью. Мне бы хотелось быть похожей на тебя.

Ребекка промолчала, не доверяя себе.

— Может быть, нам лучше теперь вернуться домой? — спросила она после небольшой паузы. — Ты действительно сказала отцу, что поедешь со мной?

— Я оставила ему записку.

— Даешь слово?

— Даю, — твердо ответила Тереза. — Зачем нам возвращаться домой? Поехали на рынок, как и собирались.

— Ладно.

Они благополучно добрались до Урбино и даже ухитрились найти место для парковки на маленькой старинной улочке, между церковью — прямо у двери — и мраморным фонтаном со скульптурной группой дельфинов. Тереза вылезла, изумленно оглядываясь.

— Понесешь корзину? — спросила Ребекка.

Тереза осторожно взялась за ручку, как если бы это было живое существо. Ребекка повела ее по булыжной мостовой, показывая интересные места. Вся бледная, Тереза озиралась вокруг. Ее удивляло и восхищало буквально все: монахиня, вышагивающая в своем черно-белом одеянии, витрина булочной и даже смешной маленький «Фиат 1600», который для этих узких улочек был самой подходящей машиной.

— Что здесь написано? — спросила Тереза, остановившись у церковной стены.

— Это по-латыни, — сказала Ребекка. — Церковь построена по велению епископа Иннокентия. Впоследствии он стал римским папой.

Терезе удалось разобрать дату.

— Это было в тысяча четыреста шестьдесят восьмом, верно?

— Да.

— Пятьсот тридцать лет назад.

— Удивительно, не правда ли? — весело сказала Ребекка. — Я очень полюбила этот город. Разве он не прекрасен?

— Здесь все такое старинное, — задумчиво проговорила Тереза.

— Так это же как раз для тебя. Ты, кажется, предпочитаешь существовать в году примерно тысяча восемьсот шестидесятом.

Они подошли к рынку. Даже при такой скверной погоде переливающиеся всеми цветами радуги горы фруктов все равно выглядели живописно. Продавалось все, что угодно. Похожие на цыган мужчины торговали подозрительного вида вокменами и еще более подозрительного вида компакт-дисками, шумные сенегальцы продавали африканские украшения и странные поношенные одежды, беженцы из Боснии и Македонии продавали живописные ковры, добытые бог знает откуда.

От суматохи и шума Тереза совсем оробела. Ребекка засмеялась и крепко взяла ее руку.

— Пошли воевать.

Рынок кипел. Гам, гвалт, сумятица, и все обязательно торгуются. Без этого здесь невозможно. Если знаешь места и умеешь торговаться, то можешь существенно выгадать по сравнению с цепами, например, в супермаркете. А если ты ничего в этом не смыслишь, то нечего тебе здесь делать — обдерут как липку. Ребекка пыталась показать Терезе, сколько во всем этом от игры, надеясь, что та сочтет это забавным. Но девочка, кажется, была уже перенасыщена впечатлениями.

Денег Флорио дал Ребекке намного больше, чем требовалось. Наполнив корзины овощами и фруктами, она остановилась у цветочного прилавка. Очень велико было искушение купить букет белых зимних лилий. Дом у мельницы был красивый, но какой-то голый. Ваза с цветами могла бы его оживить, смягчить атмосферу.

— Как ты думаешь? — спросила она Терезу.

Та пожала плечами.

— Папа цветов никогда не покупает, но Девон они понравятся.

Ребекка приняла решение.

— Отлично. В таком случае давай промотаем на это дело десять тысяч лир.

Она купила большой букет лилий со слабым ароматом меда, пикантным и трогательным. Тереза зарылась лицом в цветы, наслаждаясь запахом. Когда она подняла голову, весь подбородок у нее был желтый от пудры тычинок. Продавец цветов выбрал розу и протянул ей с улыбкой.

— Для вашей милой дочери, — сказал он Ребекке.

Тереза вежливо кивнула и взяла розу, а Ребекку охватило ликование. Прокладывая путь через ряды по направлению к джипу, она испытывала совершенно незнакомое прежде чувство. Особое удовольствие, когда похвалили твоего ребенка. Вот чего она была лишена все эти годы и только сейчас узнала об этом. Подумать только, целых долгих тринадцать лет ее ребенок жил без нее. Но даже эта грустная мысль не могла заглушить радости. Какой сегодня замечательный день!

Они ехали домой, и Тереза молчала, как всегда. Ребекка хотя и радовалась потрясающему успеху, но была не настолько глупа, чтобы ожидать от Терезы какой-то сходной реакции.

— Что ты теперь будешь читать? — спросила она.

— Снова начну «Парламентские хроники».

— Это, кажется, Троллопа? — спросила Ребекка.

Тереза кивнула.

— Сколько всего романов в этой серии?

— Шесть. Они все об одной семье.

— И за сколько времени ты предполагаешь их прикончить?

— Трудно сказать. Постараюсь растянуть удовольствие как можно дольше.

— Неужели люди и события, описанные в этих романах, так тебя захватывают? — спросила Ребекка.

— Троллоп замечательный, — отозвалась Тереза с неожиданным энтузиазмом. — Каким-то образом ему удается делать своих персонажей живыми. Я имею в виду по-настоящему живыми.

— По-настоящему? А мне всегда больше нравился Диккенс.

— Мне тоже, когда я была младше, — сказала Тереза, не осознавая, что говорит удивительные вещи. — Мне кажется, Троллоп залазит каждому своему персонажу прямо в душу. Вот, например, какая-нибудь пожилая леди. Не важно, что она появляется в романе всего один раз, все равно он тратит на ее описание три, а иногда и четыре страницы. Но, когда ты заканчиваешь это читать, хочется вернуться и читать снова.

— Да, — нерешительно проговорила Ребекка. Она был потрясена пафосом тринадцатилетней девочки, для которой персонажи романа, написанного больше ста лет назад, оказались более живыми, чем ее современники. — Ты должна мне это показать.

Тереза подняла голову, ее глаза просветлели.

— Ты хочешь, чтобы я показала тебе пару хороших мест, которые следует прочитать?

— Да. Мне бы этого хотелось.

— Отлично. Когда приедем домой. — Казалось, только сейчас Тереза по-настоящему повеселела. — Обычно о книгах я разговариваю с Деви, но мы думаем настолько одинаково, что нам в общем-то не о чем говорить. Она заказала для меня много новых романов в книжном магазине в Оксфорде, в Англии. Их скоро должны прислать.

— Наверное, вы с Девон очень близки, если думаете одинаково, — сказала Ребекка, удивляясь про себя, как Терезе, такой непростой, погруженной в себя, могут приходить в голову те же мысли, что и спокойной, уравновешенной Девон.

— Конечно. — Она бросила взгляд на Ребекку. — Но знаешь, мы ведь не настоящие сестры. Мы обе приемные.

Ребекка откашлялась.

— Твой отец мне этого не говорил.

— Но мы очень близки. Это ведь чепуха, родные мы по крови или нет, верно? Я имею в виду, что по-настоящему важно только то, кто тебя воспитал. С кем ты выросла. — Она пристально смотрела на Ребекку своими ясными серыми глазами. — Как ты думаешь?

— Да, — напряженно отозвалась Ребекка. — Полагаю, ты права. В формировании характера человека наиболее важным является то, кто его вырастил и воспитал. Но и то, что ты называешь чепухой, тоже важно.

— Что касается меня, то я бы не хотела встретиться со своей матерью. С той, что меня родила, — быстро проговорила Тереза и отвернулась к окну.

— Не хотела бы? — спросила Ребекка, чувствуя, как сжимается сердце.

— Нет, никогда, — холодно произнесла девочка с каменным выражением лица. — Девон не может встретиться со своими настоящими родителями, потому что они оба умерли. А мои живы, но я не хочу с ними встречаться. И зачем? Они отказались от меня сразу же, как я родилась. Наверное, не могли дождаться, чтобы от меня избавиться. Почему же, спрашивается, они должны как-то интересовать меня?

У Ребекки пересохло во рту.

— Может быть, у них все было не так просто, как тебе кажется, — начала она, но Тереза тут же парировала своей железной логикой:

— Что значит не так просто? Мне было восемь дней от роду, когда моя мать отдала меня чужим людям. Восемь дней! Видимо, очень не терпелось. Как подумаю об этом, места себе не нахожу. Наверное, это будет продолжаться до конца жизни. Разве такое можно простить?

В джипе наступила напряженная тишина. Ребекка вела машину как на автопилоте, тупо глядя перед собой, чувствуя, как все внутри оцепенело. Интересно, неужели Тереза до всего этого додумалась сама? Или ей кто-то внушил? Не Барбара ли Флорио?

— Хм, — подала она наконец голос. — Я полагаю, это логично. А откуда тебе известно, что твои настоящие родители живы?

— От папы. В позапрошлом году он сказал, что может попытаться организовать для меня встречу с ними. Но я не проявила интереса.

— А почему он захотел это сделать? — спросила Ребекка.

— Потому что я начала плохо себя вести. Было несколько неприятных происшествий. Вот он и подумал, что, может быть, встреча с ними поможет.

— А если бы и вправду помогла?

— Да ты что! Я бы, наверное, взбесилась еще сильнее. Мама встречалась с моей настоящей матерью еще до моего рождения. Она мне рассказывала о ней. Уж не помню точно, в чем там была причина, но той непременно нужно было от меня избавиться. Кажется, она не желала, чтобы вообще кто-нибудь знал, что она беременна. В общем, ей хотелось заниматься своей собственной жизнью. Без ребенка.

— А твоя мама сказала, сколько лет было той женщине? — тихо спросила Ребекка.

— Какая разница, сколько ей было лет? Факт, что она была достаточно взрослая, чтобы иметь детей. А значит, и достаточно взрослая, чтобы понимать, что делает.

— Такое совсем не обязательно, — сказала Ребекка.

— Почему же не обязательно? Обязательно. Ей не следовало меня заводить, раз она такая.

— То есть сделать аборт? Но на это решиться очень трудно.

— Лично я сторонница права женщин выбирать возможность прерывания беременности, — объявила Тереза твердым голосом. — А ты за запрет абортов?

— Это очень сложная проблема. Но как человек, имеющий отношение к здравоохранению, я дала клятву защищать жизнь во всех ее проявлениях.

— Даже если эта жизнь для кого-то сплошной кошмар? — возразила Тереза. — То есть пусть матери рожают детей, которых заранее ненавидят? Нет, я не согласна. Врачи должны помочь женщинам избавиться от нежеланного ребенка.

— Но ведь в таком случае тебя бы тоже сейчас на свете не было.

— А я о чем говорю? — чуть слышно выговорила Тереза.

Ребекка была шокирована.

— Ты хочешь сказать, что предпочла бы вообще не родиться на свет? Чтобы не существовало целого мира, заключенного внутри тебя, со всем его многообразием, со всеми его красками? Ты хочешь сказать, что тебе было бы лучше, если бы всего этого не случилось?

— Ты меня не поняла, — сказала Тереза тем же самым напряженным голосом и дернула золотой ключик, висящий у нее на шее.

Ребекка почувствовала себя совершенно опустошенной, понимая, что опять совершила ошибку. Она явно недооценила трудности сближения с Терезой и завоевания ее доверия.

— Тереза, — произнесла она после длительного молчания, — ты представляешь собой уникальное, бесценное, удивительное создание. Если бы ты не родилась, этот окружающий мир был бы сейчас беднее. Твое существование уже повлияло и еще повлияет, обогатит жизнь огромного количества людей. Возможно, ты станешь учительницей и научишь детей понимать большую литературу. Или, может быть, создашь прекрасные фильмы или сочинишь чудесную музыку, напишешь замечательные книги. Может быть, ты станешь любящей матерью, какой не смогла стать твоя настоящая мать, и это будет самым важным деянием твоей жизни. Никогда не надо жалеть, что ты родилась. От такого сожаления на душе становится темно. А надо, чтобы было светло.

Тереза продолжала с силой дергать золотой ключик, так что цепочка врезалась в ее бледную шею. Ребекке показалось, что она вообще ее не слышит. И вообще, возможно ли пробить этот панцирь? Она хотела сказать еще что-то, но подходящих слов не находилось. Найдутся ли они когда-нибудь?

Они подъехали к дому и начали выгружать покупки. Ребекка нервничала, предвкушая встречу с Флорио, но первом появилась Девон. Она торопливо сбежала вниз из кухни и встретила их в холле.

— Тери! Что с тобой случилось?

— Ничего со мной не случилось, — ответила Тереза. — Я ездила с Ребеккой на рынок.

— Это так безответственно! — выдохнула Девон. — Знаешь, что тут творилось с папой?

— Я оставила ему записку, где все написано, — сказала Тереза, передавая сестре корзину. — Он знал, где я.

— Ты, должно быть, сумасшедшая, — сказала Девон и только сейчас заметила, что Тереза подстриглась. — Что с твоими волосами?

— Мы заехали к синьоре Фиорентини, — сказала Ребекка. — Там ее подстригли и привели в порядок. Где ваш отец?

— Поехал на мотоцикле искать вас, — сказала Девон.

У Ребекки упало сердце.

— А вот это совсем не обязательно.

— Как жаль, Ребекка, как жаль, что ты так поступила, — жалобно проговорила Девон, нервно взмахнув руками. — Но мне кажется, это Тереза тебя подставила. Верно?

Ребекка бросила взгляд на Терезу, которая как ни в чем не бывало раскладывала фрукты и овощи по мискам и вазам, получая, по-видимому, от этого удовольствие.

— При чем тут подставила, — сказала она холодно. — Обычный поход на рынок за покупками. Тереза мне очень помогла. Зачем делать из этого трагедию?

Девон покачала головой:

— Ты не поняла.

— А что тут, собственно, понимать? — отозвалась Ребекка, заставляя себя улыбнуться.

В этот момент они услышали шум мотоцикла, подъезжающего к дому, затем стук тяжелых ботинок по лестнице. В кухню вошел Майкл Флорио, весь заляпанный грязью. У Ребекки было такое ощущение, как будто разразился гром. Не замечая ее, он направился прямо к Терезе.

— С тобой все в порядке?

— В полном, — ответила Тереза своим обычным тоном, но Ребекка уловила в ее голосе волнение.

— Что ты сделала со своими волосами?

— Ребекка возила меня к своей приятельнице. Там была парикмахерша. — Тереза посмотрела в глаза отцу, и ее лицо дрогнуло. — Ничего не случилось, папа. Я оставила тебе записку, разве ты ее не видел?

В течение нескольких секунд Флорио пристально смотрел на дочь.

— Иди в свою комнату. Я поговорю с тобой позже.

— Папа, если ты собираешься ругать Ребекку, то не стоит трудиться. Во всем виновата я одна.

Ребекка сделала шаг вперед.

— Я вообще не понимаю, почему кто-то должен быть виноват. Это была совершенно безобидная поездка.

Флорио не удостоил ее взглядом.

— Пожалуйста, отправляйся в свою комнату, Тереза. И ты тоже, Девон.

Тереза бросила взгляд на Ребекку. Затем пожала плечами, взяла под мышку книгу и вышла. Девон последовала за ней, бледная и взволнованная. Только после того как их шаги стихли, Флорио повернулся к Ребекке. Его глаза были так суровы, что она похолодела.

— Садитесь.

— Я лучше постою, — ответила она напряженно.

Он потянулся к язычку «молнии» на своей кожаной куртке и дернул вниз. Раздался неприятный треск.

— Вы здесь всего лишь второй день, — он раздраженно повысил голос, — и уже дважды — подчеркиваю, дважды, — устроили ЧП. — Его глаза недобро блестели.

— Какое ЧП? — сказала Ребекка. — Тереза получила удовольствие. Я вообще не понимаю, что произошло. Ну съездили на рынок, подстриглись, ничего не случилось. Что в этом плохого? Вы не имеете права говорить со мной таким тоном.

— Не имею права? — хрипло спросил он. — А кто вы такая, чтобы устанавливать здесь свои правила?

— Я никаких своих правил устанавливать не собираюсь, — сказала она. — Любой нормальный человек вам скажет, что в поездке на рынок нет ничего предосудительного.

— Дело в том, что она ребенок не нормальный, — напряженно сказал Флорио.

— И что, она не может никуда выйти? — удивилась Ребекка. — Никогда?

— Без моего разрешения никогда. Никогда больше не делайте так, Ребекка. Не вывозите ее из этого дома. Не водите в парикмахерскую. Не пытайтесь так или иначе манипулировать ею.

— Манипулировать? Позвольте, позвольте. Я ее с собой не звала. Я выехала из дома, а она прибежала к воротам.

— В таком случае вам следовало сразу же привести ее назад.

— Назад, в эту тюрьму? — крикнула она, и это было ошибкой. Он сделал движение, как показалось Ребекке, угрожающее. Как будто хотел ударить. Она вскинула подбородок. — Ну, что же вы остановились? Смелее. Вы уже накричали на меня, теперь бейте.

— Вы самонадеянная и дерзкая, — неожиданно мягко произнес он.

Наступило молчание.

— Я чувствовала, что вам это не понравится, — сказала наконец она. — Понимаю, мне не следовало брать Терезу с собой, но… мне ее стало очень жалко. Я подумала, что ее желание поехать со мной в город — хороший знак.

— Хороший знак?

— Поймите, Майкл, она заперта в своем темном маленьком мире. То, что у нее возникло желание немного подышать свежим воздухом, нужно только приветствовать.

— А что, если она замышляла нечто большее, чем просто немного подышать свежим воздухом? Как бы вы действовали, если бы, отвернувшись купить баклажан, затем подняли голову и обнаружили, что она исчезла, убежала, растворилась в воздухе?

Ребекка уставилась на пего.

— Она не могла этого сделать.

— Для медсестры-педиатра вы очень невинны, — заметил он сухо.

— Хорошо, наверное, вы правы, но она не сделала ничего подобного, верно? — возразила Ребекка. — И я думала, что стрижкой вы будете довольны. Так она выглядит гораздо лучше. Просто не верится, что вы, отец, желаете, чтобы ваша дочка ходила такой… запущенной.

Он не отозвался. Наступила томительная тишина.

— Вы хотите, чтобы я ушла? — тихо спросила Ребекка, решившись наконец нарушить молчание.

— Я только хочу, чтобы вы выполняли мои инструкции, — сказал он таким топом, словно разговаривал со слабоумной. — Это вы можете понять?

— Я все понимаю, Майкл. Но и вы меня поймите. Ведь мне хочется помочь, по-настоящему. Я стараюсь как могу. А ваша реакция мне кажется чрезмерном.

— Я предостерегал вас от попыток сблизиться с Терезой, — сказал он. — Ничего из этого не получится, вы уже убедились в этом и убедитесь снова. В конце концов все кончится тем, что вы получите душевную травму и она тоже. Вот увидите. И потом, зачем вам это, Ребекка? К чему проявлять ненужную инициативу? Вас же никто не просит. Оставайтесь на заднем плане, держитесь в тени. Если же по какой-то причине вы не можете этого сделать, — добавил он тихо, но с нажимом, — можете уходить прямо сейчас.

— Теперь дайте сказать мне, Майкл, — произнесла она. — Двадцать три часа из двадцати четырех Тереза проводит в темной комнате, погруженная в романы девятнадцатого века. Как медсестра я ответственно заявляю: это очень нездоровый образ жизни для любого ребенка, не говоря уже о трудном. Ей нужны какие-то развлечения, как вы этого не поймете. Хотя бы съездить за покупками в город, это уже хорошо!

— Вы сестра, Ребекка, но не врач, а она не ваша пациентка.

Флорио постоял молча еще пару секунд, а затем развернулся и вышел. В доме стояла такая тишина, что у Ребекки даже в ушах зазвенело. Сверху не доносилось ни звука. Борясь со слезами, она разложила продукты и начала готовить обед. Она намеревалась сделать его сегодня праздничным и решила не отказываться от своих намерений. Это будут лингвини с морскими моллюсками, маленькими креветками и оливками. Хотя у нее самой было такое ощущение, как будто в желудок наложили камней.

Через некоторое время в кухню вошла по-прежнему бледная Девон.

— Ребекка, не обижайся на него, — сказала она. — Он делает для нее все возможное. И я тоже.

— Я не обижаюсь, — ответила Ребекка, не задумываясь над тем, что сказала явную ложь.

— Понимаешь, мы были вынуждены увезти Терезу из Сан-Франциско, чтобы защитить ее. Папа очень переживает. Хочет оградить ее от малейшей опасности.

— Опасности? В Урбино?

— Это трудно объяснить, — сказала Девон, качая белокурой головой.

— А ты попытайся, — предложила Ребекка. — Что там такое произошло в Сан-Франциско?

— Какая тебе разница, что там произошло? — ответила Девон вопросом на вопрос и вышла.

Ребекка чувствовала себя так, словно собралась перейти реку вброд, прошла примерно треть пути и вдруг обнаружила, что дальше с каждым шагом вода становится все глубже, а течение все сильнее.

Что делать? Повернуть назад? Продолжать идти вперед, не обращая внимания на течение? Пусть будет что будет?

Поставив лингвини на маленький огонь, она пошла к Терезе. Та лежала на постели в своей обычной позе и читала. Шторы задернуты, вокруг беспорядок.

— Было у тебя на уме что-то другое, кроме того, чтобы просто съездить со мной в город? — спросила Ребекка.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — отозвалась Тереза, не отрываясь от чтения.

— Твой отец боится, как бы ты не сбежала.

Тереза подняла голову. Ее лицо было, как всегда, невеселым, но после стрижки у Марчетты она выглядела в сто раз лучше.

— Он накричал на тебя?

— Нет, он все время мило шутил и был очень обходительным, — мрачно сказала Ребекка.

— Не обижайся.

— Тереза, ты поставила меня в дурацкое положение. Понимаешь, когда мне дают взбучку, я от этого удовольствия не получаю. Я могу тебе помочь и очень хочу, но для этого ты не должна меня обманывать. Неужели ты хочешь, чтобы я относилась к тебе, как и они?

— То есть как?

— Как к человеку, которому нельзя доверять.

Тереза вдруг рассмеялась. Ребекка еще не слышала, как она смеется. Это был тихий, невеселый смех.

— А мне наплевать на ваше доверие.

— И ты согласна прожить в тюрьме всю свою жизнь?

Тереза напряглась. Вспомнив о недавнем инциденте, Ребекка похолодела.

— Я не понимаю, о чем ты?

— Этот дом для тебя вроде тюрьмы, — сказала Ребекка. — Отец и сестра считают, что тебя следует держать взаперти. Я же нахожу это ужасным. И не могу поверить, что тебе это может нравиться.

Глаза Терезы насторожились.

— Пусть лучше это делают мои близкие, чем какой-нибудь подонок в белом халате.

Ребекка села на постель.

— Откуда у тебя такое предубеждение против людей в белых халатах? Почему не позволить им помочь? — Она увидела, что лицо Терезы напряглось еще сильнее, но решила продолжить нажим. — Разве это выход, убегать от своих проблем? Они тебя все равно догонят и окажутся еще болезненнее, чем прежде. Надо найти в себе мужество повернуться к ним лицом.

Тереза натянула одеяло на колени и крепко обхватила их худыми руками.

— Папа не позволит им запереть меня в клетку.

— Ты начиталась Диккенса, — мягко произнесла Ребекка. — Детей больше не запирают в клетку.

— Неужели? А почему, ты думаешь, мы приехали сюда?

— Понятия не имею.

— Потому что я убила свою мать.

У Ребекки перехватило дыхание. Она взяла девочку за руку.

— Тереза, я не могу поверить в такое!

— Зато все остальные верят.

— Кто именно?

— Полиция, разные педагоги, психиатры, судьи. В общем, все остальные, кроме, наверное, тебя. Я думаю, папа и Девон тоже в это верят. А эти люди в белых халатах, у них только одно на уме — залезть мне в душу и выковырять оттуда маленькие страшные секреты. Они уверены, что эти секреты там у меня есть. Они вообще думают, что знают все. — Тереза говорила очень быстро, почти бессвязно, ее тело трепетало. Ребекка напряглась, страшась, что снова случится припадок.

— Тереза, послушай меня, — сказала она тихо. — Ты что, действительно помнишь, как убивала свою мать, или тебе это вдолбили в голову?

— Не знаю. — Тереза дрожала, вцепившись пальцами в колени. — Если бы знала, то, наверное, была бы здоровой. Верно? Но я не знаю. Поэтому меня и считают сумасшедшей.

— Ерунда какая-то, — в отчаянии простонала Ребекка. — Если ты не сделала ничего дурного, тебе не нужно никого бояться. Но если ты чувствуешь, что сделала, тогда тебе нужна помощь. Единственный выход — повернуться лицом к проблеме.

— Ты оттуда? — тихо спросила Тереза, пристально глядя на Ребекку.

— Ты имеешь в виду, из тех, кто хочет запереть тебя в клетку? Нет, Тереза, я не оттуда.

— Ты обманула папу, рассказала ему о себе неправду. Девон говорит, что ты переодетая полицейская.

Врать было нельзя, Ребекка это чувствовала. Она выдавила из себя слабый смешок.

— Ничего похожего. По правде говоря, я не очень-то сильно отличаюсь от тебя. У меня тоже имеются кое-какие проблемы, от которых я убегаю.

— Папа именно так и сказал.

— Твой отец очень проницателен.

— И что это за проблемы?

— Скажу позже, не сейчас. Но расскажу обязательно. Обстаю тебе.

— Но хотя бы с чем они связаны?

Ребекка протянула руку и кончиками пальцев коснулась теки Терезы. Кожа девочки была гладкая, как лепесток розы.

— С личной жизнью. И вся моя беда в том, что я вовремя не повернулась к этой проблеме лицом. Дело в том, что много лет назад я совершила ужасную ошибку. Теперь вот нашла в себе мужество попытаться как-то ее исправить. Но чувствую, что это будет не легко.

— А разве что-нибудь бывает легко, — устало проговорила Тереза. Ее тело медленно расслаблялось. Видя, что девочка немного успокоилась, Ребекка наклонилась и легко поцеловала ее в лоб.

— Насчет меня не беспокойся, Тереза. Я не сделаю ничего, что причинило бы тебе страдания. Никогда. Клянусь в этом. Единственное, о чем я прошу, это доверие.

— Я себе самой не доверяю. Так что у меня вряд ли будет хорошо получаться доверять кому-либо.

— Ладно, — сказала Ребекка после паузы. — Я рада, что мы смогли поговорить. — Она поднялась, понимая, что и так уже для первого раза сказала Терезе слишком много.

Спустившись вниз, Ребекка зашла в комнату для стирки. Она не любила стирать вручную, но теперь пришлось. Везде в доме уже была сделана электропроводка, всюду поставлены розетки, а под потолком прикреплены аккуратные лампы дневного света, но без подачи электричества все это не имело смысла.

Флорио с утра до вечера работал в сарае, видимо, желая побыстрее запустить турбину. Оттуда постоянно доносились какие-то звуки — то гул растворомешалки, то визг циркулярной пилы, то просто звяканье инструментов.

Закончив стирку, Ребекка вспомнила о букете лилий. Приехав с рынка, она сразу же сунула его в кувшин с водой. Они так до сих пор там и стояли. Теперь она собрала влажные цветы в большую вазу, отнесла ее в гостиную и поставила на стол, подальше от камина. Услышав сзади шаги, она не обернулась, зная, что это Майкл Флорио.

— Красивые, — тихо произнес он.

Она молчала, только еще сильнее напрягла спину.

— Ребекка, я хочу, чтобы вы поняли: я очень разволновался. — Его голос был хриплый, но мягкий. — Я не знал, что с Терезой, а в последнее время склонен предполагать самое худшее.

Она молча продолжала заниматься аранжировкой цветов, добавляя последние штрихи.

— Признаю, я разговаривал с вами грубо. Но поверьте, я не хотел вас обидеть.

— Я не обиделась, — вяло отозвалась она, по-прежнему не оборачиваясь.

Он помолчал.

— Двух дней вашего пребывания в доме хватило, чтобы я начал вас уважать. И девочки тоже. Мы чувствуем, что вы не такая, как все, а особенная. Прошу вас только, поверьте, я знаю, что для Терезы хорошо, а что плохо.

Его присутствие тяготило, у Ребекки даже начало покалывать позвоночник. Если бы она была кошкой, то, наверное, сейчас ее шерсть поднялась бы дыбом. Внезапно ей показалось, что он собирается сделать шаг вперед и обнять ее за талию и что буквально через мгновение она почувствует, как его тело прижмется к ее спине, а затем его губы коснутся ее шеи.

Словно испугавшись, что эти мысли каким-то образом заставят его так поступить, она резко развернулась и встретила его задумчивый взгляд.

— Это следует воспринимать как извинение?

Видимо, ему надоело ее ублажать.

— Я сказал то, что сказал. Может быть, надо было сказать как-то лучше. Не знаю.

— По-моему, вообще не нужно больше обсуждать эту тему, — проговорила она быстро. — Зачем? Вы высказали мне свои претензии, я с ними согласилась. Не надо все начинать сначала.

— Зачем сначала? Я просто хотел нормализовать отношения. Вот и все.

— А разве у нас уже выработалась какая-то норма? — Она весело улыбнулась ему, как обычно улыбалась своей мачехе. — Все в порядке, Майкл. Ваше неизвинение принимается.

Он некоторое время продолжал смотреть на нее темными глазами, а затем сказал мягко:

— Вы выглядите усталой. Не надо так себя изматывать.

— А я и не изматываю, — возразила она, вздернув подбородок.

— Я же говорил, что с Терезой будет трудно.

— Но с Терезой легко, — ответила она и деловито поправила стебель лилии.

— Цветы покупайте, когда захотите. В этом доме они нужны, — тихо сказал Флорио и направился к двери.

«Дело не в цветах», — подумала она, глядя ему в спину.

Слова Терезы о том, что посылка с книгами из Англии уже в пути, подтвердились на следующий же день. Почтальон нанес в дом у мельницы редкий визит, принеся уведомление, адресованное Девон, в котором сообщалось, что на главном почтамте Урбино для нее есть посылка. Девон попросила Ребекку отвезти ее, и та снова завела джип.

Девон оказалась совсем другой пассажиркой, чем ее сводная сестра. Она была переполнена энтузиазмом и болтала, не умолкая ни на секунду. Накануне ночью выпал снег, и все вокруг было белым. На улицах Урбино царило оживление.

— Вчера папа обошелся с тобой грубо? — простодушно спросила она, когда они направлялись к почтамту.

Ребекка пожала плечами.

— Мы просто поговорили, как любит выражаться моя мачеха.

— Я просила его извиниться. Надеюсь, он это сделал.

Ребекка не ответила. Ее немного покоробило, что Майкл пришел тогда в гостиную не по собственной инициативе, а по просьбе Девон.

— На Терезу никогда нельзя надеяться, — продолжила Девон. — Иногда может показаться, что ты с ней в контакте, что все в порядке, но все равно обычно это долго не длится. Внезапно ее бешенство снова вырывается на волю. Никогда не знаешь, что она выкинет в следующую минуту. — Девон бросила взгляд на Ребекку. — Я говорила тебе, что она может быть опасной. И говорила это вполне серьезно. Бедная мама имела возможность убедиться.

— Какую возможность? — Ребекка крепко держала руль, глядя перед собой.

— В полиции считают, что это сделала Тереза. Убила маму. Вот почему папа увез нас из Сан-Франциско. Но она, наверное, тебе это уже сказала. Верно?

— Сказала. Но почему в полиции решили, что Тереза могла совершить такое злодеяние?

— Потому что до этого она уже устроила несколько пожаров. А также потому, что мама обращалась с нами очень жестоко.

— А ты, Девон? Ты в это веришь?

Девон улыбнулась.

— Не имеет никакого значения, во что верю я. Лично меня она никогда не обижала. И не обидит. Мне кажется, только я и могу ее утихомирить. Она меня слушается.

— А твоего отца полиция не подозревает?

— А почему они должны его подозревать? — резко проговорила Девон. Затем засмеялась, отбросив назад белокурые волосы. — Может быть, ты права. Наш папа способен убить. Но не маму. Она бывала с ним очень грубой, особенно пьяная, оскорбляла его, но он ее ни разу даже пальцем не тронул. Он любил ее. До самого конца, когда она уже стала совсем другим человеком, полностью деградировала. И я хочу, чтобы ты знала: мой папа никогда бы не совершил такой подлости, как пожар. Он самый честный и искренний человек на земле. Если ему нужно сказать тебе что-то, если он чем-то недоволен, он просто приходит и говорит. Ты знаешь, какие методы применяют большинство охранных фирм? Ради экономии они всюду, где только можно, устанавливают маленькие видеокамеры, поэтому можно иметь всего двух парней, которые сидят себе в комнатке и наблюдают за экранами чуть ли не полусотни мониторов. Иногда они берут на работу бывших уголовников. Понятно? А у нашего папы совсем не так. Если он берется организовать охрану, то находит специально подготовленных людей (не среди бывших преступников, это уж точно), вооружает их, чтобы они патрулировали объект. Часто он готовит их сам. Папа — лучший специалист по охране в Штатах, потому что знает, что и как нужно делать. — Она повернулась к Ребекке. — Ты понимаешь, что я имею в виду? Устроить пожар с целью убийства — это подлость. А папа не подлый.

Ребекку удивило, насколько профессионально Девон рассказывала о работе своего отца.

— А Тереза подлая? — спросила она после недолгой паузы.

Глаза Девон похолодели. Она отвернулась.

— А вот и моя посылка.

Почтовый служащий выложил на прилавок массивный и очень тяжелый пакет. К нему была приклеена этикетка книжного магазина Блэкуэлла в Оксфорде.

Они вышли на улицу.

— Что там? — спросила Ребекка. — Полное собрание сочинений Диккенса?

— У нее уже есть весь Диккенс, — сказала Девон. — Здесь большей частью Троллоп. Он, кажется, написал больше пятидесяти романов, и все они, слава Богу, объемистые. Так что на первое время ей хватит.

— А сама ты эти книги уже прочла?

— Да что ты. Мне жизни не хватит, чтобы прочитать то, что Тереза прочла за шесть месяцев. Но ей нравится, я это знаю, поэтому все время слежу, чтобы у нее в кормушке была пища.

Девон сейчас была просто чудо как хороша — щеки разрумянились от холода (и, наверное, от напряжения, потому что ноша с книгами была довольно тяжелой), а из-под шапочки очаровательно выбились волосы.

Они зашли в бар Альфредо выпить капуччино с тостами. Там, как всегда, было полно студентов. Напялившие по случаю холодной погоды пальто, обмотавшиеся шарфами с эмблемой колледжа, они сидели почти за каждым столом, что-то оживленно обсуждая и потягивая коку, коротая время перед занятиями. Ребекка увидела, что для Девон атмосфера этого задымленного бара была чем-то вроде крепких опьяняющих духов.

— Не могу дождаться, когда наконец поступлю в колледж. — Она вздохнула.

— У тебя есть приятель? — спросила Ребекка.

Глаза Девон заблестели.

— Пока нет. Но я люблю фантазировать. Я тут на днях вообразила себе встречу с Брэдом Питтом. Хочешь послушать?

— Если возможно.

— Он приезжает за мной на огромном блестящем мотоцикле. Сажает меня на пего, мы мчимся на берег. Там сбрасываем одежду. Всю. Он достает большую вафельную трубочку со сливочным мороженым и обмазывает им все мое тело, а затем слизывает. Потом доходит очередь и до меня, и мы занимается дикой, сумасшедшей любовью. А волны медленно перекатываются через паши тела. Ну как?

— Довольно интересно, — неопределенно отозвалась Ребекка, немного смущенная откровенностью Девон. Оказывается, впечатление, что эта пятнадцатилетняя девочка не торопится взрослеть, было ошибочным. Она уже давно взрослая, причем с очень богатым эротическим воображением.

— А у тебя было что-то похожее? — спросила Девон. — Кто-нибудь обмазывал тебя сливочным мороженым, а потом слизывал его?

Ребекка улыбнулась.

— С мороженым, кажется, не было.

— А без?

— Бывало.

— И сейчас тоже?

— Сейчас нет.

— Почему?

— Ты знаешь, сейчас как-то не до того. Послушай, Девон, я хотела бы сменить тему и задать тебе один, возможно, деликатный вопрос. Можно?

— Попробуй.

— Ты когда-нибудь разговаривала с Терезой серьезно о пожаре? Я имею в виду, она призналась тебе, что это ее работа?

Девон перестала улыбаться.

— Ого. Ты, я вижу, совсем на ней зациклилась.

— Не зациклилась. Просто озабочена.

— Почему?

В карих глазах Девон появилась твердость, какую Ребекка до сих пор не наблюдала. Она вспомнила слова Терезы: «Девон говорит, что ты, наверное, переодетая полицейская».

— Девон, у меня нет никаких подспудных побуждений. Но если твоя сестра сознает, что убила свою мать… для тринадцатилетней, наверное, это непосильная ноша.

— Ага, — коротко отозвалась Девон.

Атмосфера сделалась напряженной и холодной. Ребекка попыталась смягчить ее улыбкой.

— Я же предупредила, что вопрос деликатный. — Она помолчала. — Ладно, забудем об этом.

— Да, пора ехать домой, — ответила Девон без признаков прежнего радушия.

Ребекка вовремя вспомнила совет Майкла и купила немного цветов, тоже лилий, но на этот раз желтых и красных. Она также купила пакет каштанов, чтобы испечь их дома, и традиционный для этих мест большой миндальный кекс.

Приближается Рождество, усмехнулась она про себя.

Сан-Франциско

В своем клубе отец Тимоти Дин числился в списке лучших игроков в американский теннис под номером шесть. Можно было бы подняться и существенно выше, но сан не позволял. Поэтому он и не старался, встречаясь на корте в основном с противниками рангом ниже. Это его вполне удовлетворяло.

В данный момент он играл с номером седьмым, молодым страховым агентом, стройным и ловким, который довольно хорошо сопротивлялся, но все равно для отца Тима серьезным противником не был. Отец Тим легко подпрыгивал на резиновых подошвах, парируя удары. Он вспотел, но полностью контролировал игру и даже позволял себе роскошь немного поразмышлять.

А размышлял он о Барбаре Флорио, которую лично, с подлинной скорбью сопроводил в последний путь.

Он с ней флиртовал, это было правдой. Как правдой было и то, что она получала от его флирта удовольствие, хотя знала, что он дал зарок не находить утешение в мягком женском теле, таком, как, например, у нее, а только лишь в молитвах и еще, возможно, в спорте. Вроде вот такого поединка с загорелым страховым агентом, который как раз бросился перехватить чистый удар через весь корт, но, промахнувшись, сильно ударился о деревянную загородку.

— Вы в порядке? — осклабился отец Тим, когда агент поднялся с земли, отряхивая покрасневшие колени.

— Вполне, — произнес тот, задыхаясь, и принял стойку перед очередной подачей отца Тима.

Отец Тим сильно послал мяч и снова задумался. Он до сих пор переживал смерть Барбары. Ему нравилась эта женщина. Да, она была алкоголичкой и сидела на таблетках. Да, присутствовала в ней некая ядовитость, как, впрочем, и во всех Монтроузах. Он ничуть не сомневался, что она была плохой женой и еще худшей матерью. Но он знал, как она старалась победить в себе демонов, как отчаянно стремилась любить. Не надо пошагать только на Барбару всю вину за то, что у нее не получилось. И уж определенно, она не заслуживала такой ужасной смерти.

Отец Тим принял очередной удар, а его противник снова ошибся, примерно на полметра. Почувствовав на своей спине чей-то взгляд, священник полуобернулся. Прибыли двое полицейских. Они сидели на скамье, флегматично наблюдая за игрой через стеклянную стену. Он помахал ракеткой, давая знак, что увидел, а затем сосредоточился только на игре, уже без всяких посторонних мыслей. Надо было побыстрее выигрывать.

Пять минут спустя он вышел с корта с полотенцем на раскрасневшейся шее и почтительно приветствовал Рейгана и Бианчи.

— Позвольте мне принять душ, — сказал он. — Это займет несколько минут, и я буду полностью в вашем распоряжении. А пока пройдите на террасу, там очень удобно.

Стоя под острыми жалящими иглами душа, отец Тим думал об огненном мученичестве Барбары Флорио. В его религиозном воспитании шаблонные ужасы ада особой роли не играли, но он с детства страшился смерти в огне. Чувствовать, как плавится под кожей твоя плоть, как она воспламеняется, разбрызгиваясь и вскипая, словно стейк или барбекю, чувствовать, как горят нервы, мясо, вскипают глазные яблоки, поджариваются внутренние органы…

Барбара Флорио не была святой. Но себе он представлял ее мученицей. Насчет этого у отца Тима не было сомнений. Она была сожжена заживо тираном-язычником за свою веру, как первые мученики-христиане.

Детективы ждали его на террасе. Отец Тим пожал им руки и сел. Женщину он помнил хорошо. Брюнетка, по-видимому, латиноамериканских кровей, именно она тогда приставала к нему на похоронах перед началом церемонии. У нее было приятное лицо и манеры. У ее напарника, мужчины, лет примерно сорока, не было ни того, ни другого.

— Извините, что заставил вас ждать, — сказал он извиняющимся тоном, приспосабливая на шею высокий белый жесткий воротник.

— Ничего, — с готовностью отозвалась Карла Бианчи. Тем более что мы пришли раньше.

Он сел, положив рядом с собой на стол мобильный телефон, ключи от машины, электронную записную книжку и темные очки. Поймав взгляд Рейгана, с кислым видом разглядывающего эту кучу, отец Тим подумал, что этот человек, наверное, не был в церкви лет двадцать, а то и больше, и полон предрассудков насчет того, как должен быть одет священник, как себя вести и так далее.

— Чем могу помочь? — спросил он с улыбкой.

Карла Бианчи открыла толстый блокнот. Отец Тим увидел аккуратные строчки, густой, плотный почерк, и это ему понравилось. Организованна, методична — это хорошо.

— Мы бы хотели задать вам несколько вопросов, — сказала Бианчи, — по поводу конфликта, возникшего у вас с Майклом Флорио как раз накануне гибели миссис Флорио.

Надо же, прямо в самую суть вопроса. Одобрение отца Тима упрочилось.

— Конечно, — сказал он. — Пожалуйста.

— Нам известно, что именно в это время миссис Флорио намеревалась передать в дар католической церкви большой участок земли.

— Это верно.

— Она хотела построить на этом участке церковь. Я права?

— Барбара надеялась, что это случится, — согласился отец Тим. — Мы обсуждали с ней детали.

— Понятно. Вы знали, что этот участок использовался в качестве гарантии крупного банковского кредита, полученного мужем миссис Флорио?

— Поначалу нет, — ответил отец Тим. — Барбара вообще не упоминала об этом. Мне сообщили позднее.

— Кто сообщил? — вмешался Рейган, в упор рассматривая священника.

Отец Тим коротко рассмеялся:

— Собственно говоря, сам Майкл Флорио и сообщил.

— Вместе с угрозами? — спросил Рейган с нажимом.

Отец Тим снова засмеялся и дал знак официанту.

— Да. Потом он начал мне угрожать.

Детективы ждали, пока он закажет себе стакан свежего грейпфрутового сока. Сами они от предложения что-нибудь выпить или закусить отказались.

— Вы были вынуждены искать защиту от Флорио в суде, — продолжил Рейган.

— Да.

— Мы просмотрели протоколы суда. Там говорится, что мистер Флорио обвинял вас в своих неприятностях.

— Это верно. Мистер Флорио меня обвинял.

— И как вы реагировали на это? — спросила Бианчи.

— Как вообще можно реагировать на гнев и злобу? К тому же он обещал меня убить. Это, знаете ли, очень неприятно. Особенно если вы имеете дело с таким человеком, как Майкл Флорио.

Бианчи серьезно кивнула.

— Не могли бы вы поподробнее рассказать, как именно это происходило?

— Это происходило здесь, в клубе, — сказала священник, оглядываясь. — Отчасти по этой причине я назначил вам встречу именно здесь. Легче вспомнить. — Он сделал паузу, пока официант ставил на стол бокал с соком, затем сделал глоток горьковато-сладкой жидкости и продолжил: — Он нашел меня в гимнастическом зале, я занимался на тренажере. Решительно направился ко мне, очень злой, и стал обвинять, что я хочу его разорить. Я вначале понятия не имел, о чем он говорит. Дело в том, что Майкл Флорио номинально числится католиком, но за все время, что я знаю их семью, он никогда не давал себе труда как-то скрывать свой атеизм, каждый раз специально подчеркивая, как он презирает веру своей жены. Но этот его визит означал что-то новое. После того как он сказал, что дарственная жены создает для него финансовые трудности, я дальше обсуждать этот вопрос отказался. Во всяком случае, в гимнастическом зале. Я сказал ему, чтобы он пришел ко мне в церковь. Он рассвирепел и пригрозил меня убить.

На грубом лице Рейгана играла неясная улыбка, и отец Тим, хоть убей, не понимал, чему он улыбается.

— На суде вы заявили, что он набросился на вас.

Отец Тим глотнул грейпфрутового сока.

— Я пытался протиснуться мимо него, чтобы зайти в раздевалку. Он вдруг схватил меня и прижал к тренажеру. — Отец Тим перевел взгляд с сурового лица Рейгана на участливое Бианчи. — Я здоровый человек и всегда считал себя достаточно физически сильным, чтобы при любых обстоятельствах суметь защититься от насилия. У меня в жизни были возможности это проверить, хотя, как священник, я сам ответных действий, конечно, никогда не предпринимал. Только защита. Но в тот момент я сделать ничего не мог. Майкл Флорио оказался невероятно сильным. И у него было кое-что еще. — Отец Тим проследил копчиком пальца узор, который образовали на бокале пузырьки. — Вы знаете ирландского поэта Уильяма Йетса?

Бианчи легонько постучала кончиком карандаша по своему блокноту.

— Вроде бы фамилия знакомая.

— В одном из его стихотворений говорится о том, что в мягкой своей форме порок проявляется в полном отсутствии сознания своей греховности, однако худшее его проявление — это неистовая необузданность. Именно этим качеством и обладает Майкл Флорио. Порок неистовый и необузданный.

— Понятно, — вежливо сказала Бианчи. Рейган со скукой смотрел в потолок.

— Майкл приблизил свои губы к моему уху и прошипел: «Я сейчас тебе, святоша, хребет сломаю». И я верю, что он мог это сделать.

— Это было при свидетелях? — спросил Рейган.

— В гимнастическом зале находилось еще несколько человек, но все произошло настолько быстро, что никто ничего не заметил. И уверяю вас, Майкл Флорио способен запугать кого угодно. Вам известно, чем он занимался во Вьетнаме?

— Да.

Отец Тим помолчал.

— Так вот, когда он меня наконец отпустил, я поплелся одеваться. Чувствуя себя… совершенно голым. Когда я вышел из раздевалки, его уже не было.

— И вы отправились прямо к своему адвокату? — спросил Рейган.

— Вначале я пошел к епископу. Мы обсудили проблему и согласились с тем, что мне нужна зашита.

— На судью, кажется, этот случай особого впечатления не произвел, — сказал Рейган.

Священник посмотрел на лица детективов. Скорее всего на них этот случай тоже особого впечатления не произвел. Еще бы, они полицейские. Стрельба, увечья, насилие — для них это ежедневная рутина. Ему не хотелось, чтобы они сочли его напуганным хлюпиком.

— Я слышал, как хрустнули мои позвонки, — мягко проговорил он. — Мне показалось, что в мозг впилась тысяча игл. Ноги онемели. Несколько дней после этого я с трудом передвигался и мучился от жутких головных болей.

— Отец Дин, — ласково произнесла Бианчи, — мы ничуть не сомневаемся в том, что это нападение на вас было серьезным. Вы говорили с миссис Флорио об этом инциденте?

— Немного, — ответил он. — Она сразу же пришла в бешенство, и мне даже пришлось ее успокаивать. Правда, я ее предупредил.

— О чем? — спросил Рейган.

— Я предупредил ее, чтобы она остерегалась своего мужа, что это чрезвычайно опасный человек. — Рука отца Тима дрогнула, и он был вынужден поставить бокал на стол, чтобы не расплескать. — Я никогда не перестану себя упрекать, что не проявил тогда должной настойчивости, что я не… — Священник замолк, не в силах продолжать, его глаза наполнились слезами.

Кажется, это тронуло даже Рейгана.

— Успокойтесь, отец, — сказал он. — Вам не в чем себя упрекнуть, вы абсолютно ни в чем не виноваты.

Священнику наконец удалось справиться со своими эмоциями.

— Мне следовало бы видеть, что приближается трагическая развязка, — сказал он. — Это была ужасная семья. Противоречия между супругами были настолько острыми, что их нельзя было разрешить никаким способом. Я верю, что когда-то Барбара и Майкл действительно любили друг друга. И хотели быть девочкам хорошими родителями. Но вся беда состояла в том, что Барбара была богата и, следовательно, властвовала над финансами, а Майкл зато властвовал в эмоциональном отношении. И ни один не уступал ни миллиметра своей власти. И никто из них не получил желаемого. Единственное, в чем они преуспели, так это в разрушении семьи.

— Обстановка в семье всегда была напряженной?

— Невероятно. Даже после того как они разъехались. Тот факт, что Тереза оказалась трудным ребенком не смог их примирить.

— У нее были проблемы?

— Мягко говоря, да, — горестно произнес отец Тим.

— Лгунья и поджигательница?

— Дело в том, что детство Терезы счастливым никак не назовешь. — Он встретился взглядом с Рейганом. — Я знаю, вы считаете, что пожар в спальне матери устроила Тереза.

— Разве? — спокойно произнес Рейган.

— К этому выводу вы пришли, учитывая предыдущие случаи поджогов. Но я умоляю вас принять во внимание то обстоятельство, что пожар в машине пли сжигание кукол — это одно, а поджог дома ради того, чтобы убить приемную мать — уже совсем другое.

— Попятно, — сказала Бианчи. — Имеется определенное предположение, что со стороны мистера Флорио девочкам угрожала опасность. Потому что они якобы мешали ему овладеть капиталом.

— Майкл — алчный человек, — помолчав, произнес отец Тим. — Важнее денег для него в этом мире ничего не существовало. По-видимому, он мучился комплексом неполноценности, а единственным средством повысить собственную значимость были деньги. В известной степени это и было основой его конфликта с Барбарой. Но как отец… — Священник покачал головой. — Растить двух дочерей, да еще приемных, в такой нездоровой семье было ужасно, ужасно трудно. Следует признать, что родителем он был много лучшим, чем Барбара. Много лучшим. Я даже уговаривал Барбару позволить ему проводить с детьми больше времени, может быть, даже оформить временную опеку.

— Вы? Уговаривали ее отдать детей этому безбожнику?

— Они учились в католической школе, получали здоровое религиозное образование. И очень хотели жить не с Барбарой, а с отцом. Ей в это время было не до детей, я это видел. Почти алкоголичка плюс таблетки, которые она глотала дюжинами. Можете себе представить, что это была за мать. Но она даже обсуждать этот вопрос отказывалась. — Отец Тим покачал головой. — А он был любящим, заботливым отцом, готовым сделать для них все. Все, что угодно.

— Возможно, и они тоже могли сделать для него все, что угодно? — предположила Бианчи негромким голосом.

Поняв примерно через секунду, куда она клонит, отец Тим поморщился.

— Пожар мог, конечно, возникнуть из-за неосторожного обращения с огнем, или это была шалость, закончившаяся катастрофой. В таком случае можно, конечно, обсуждать и причастность Терезы, хотя мое сердце ни в каком виде эту версию не принимает.

— Отец, вы сказали, что ее родители постоянно находились в состоянии войны. Так вот, нельзя ли этот щедрый дар, который миссис Флорио намеревалась презентовать церкви, рассматривать как стратегическое ядерное оружие? Я хочу сказать, нельзя ли считать, что эти пожертвования были направлены в первую очередь против Майкла Флорио?

— Нет, детектив Бианчи, — твердо произнес отец Тим, — это не так. Я подразумевал только то, что в этой семье имело место трагическое расхождение во взглядах. Корень проблемы состоял в том, что Барбара поклонялась Богу, а Майкл поклонялся деньгам. Бог и золотой телец под одной крышей существовать не могут. Вот почему Барбара должна была умереть Она не сдавалась, не хотела предавать свою церковь, но и Майкл тоже не сдавался. Печально, но он оказался в этой войне сильнее. А когда вы называете ее дар церкви оружием, то рассуждаете примерно так же, как и Майкл Флорио.

— Отец, я просто пытаюсь рассуждать логически.

— Он обрек ее на мученичество, — настойчиво проговорил священник.

— Но и она тоже намеревалась обречь его на мученичество, верно?

Отец Тим расстроился.

— Детектив, вы путаете очень важные понятия. Да, действительно, потерпев финансовый крах, Майкл, возможно, и страдал бы. Но это не есть мученичество. Единственным преступлением Барбары была преданность церкви, и ее за это сожгли заживо. Вот настоящее мученичество.

Рейган снова заскучал. Чтобы обратить внимание своей напарницы, он откашлялся и вскинул брови. Бианчи вздохнула. Оказывается, современным отец Тим был только внешне, а внутри — чистый догматик, для которого полутонов не существовало. Только черное и белое. Она же была уверена, что правда лежит где-то посередине.

— Вы были очень откровенны, отец Тим, большое спасибо. Я думаю, у нас больше нет вопросов? — Она посмотрела на Рейгана.

— Пока нет, — ответил тот.

Детективы поднялись и сердечно пожали руку отцу Тиму. Он смотрел им вслед, чувствуя тяжесть на сердце от мрачных воспоминаний, которые пробудил этот разговор.

У выхода Карла Бианчи неожиданно обернулась и направилась к отцу Тиму. Он вежливо поднялся ей навстречу. По дороге она снимала колпачок со своей ручки.

— Извините, я совсем забыла. Эта фраза из стихотворения Йетса, что-то о пороке. Будьте любезны, повторите ее.

— Порок неистовый и необузданный, — сказал он.

— Порок неистовый и необузданный, — повторила Бианчи, записывая. — Спасибо. Мне это поправилось. Хочу запомнить. — Она улыбнулась отцу Тиму и пошла к двери.

Урбино

Ночью Ребекку разбудил какой-то звук, похожий на плач. Она села и прислушалась. Ей показалось, что кто-то тихо всхлипывает. Она нащупала рядом на столике спички и зажгла свечу. Желтое пламя оттеснило темноту, породив тысячи колышущихся теней. Ребекка слезла с постели и, прошлепав босыми ногами по ледяному полу, вышла в коридор.

Ночью в этом доме было темно, как в склепе. И так же тихо. Она остановилась у двери Терезы и прислушалась. Тишина. Услышав через несколько секунд какое-то бормотание, она мягко толкнула дверь и вошла.

Тереза лежала рядом с постелью на полу и тихо стонала. Ее голова была откинута назад. Вначале Ребекка подумала, что с ней опять случился припадок, но, приглядевшись, поняла, что та, должно быть, во время сна упала с кровати. Она тихо опустилась на колени и погладила лоб Терезы.

— Что с тобой, дорогая?

Глаза Терезы раскрылись.

— Мама? — пробормотала она испуганно.

— Успокойся, — тихо сказала Ребекка. — Тебе приснился плохой сон. Я здесь.

Услышав какое-то движение сзади, она похолодела и обернулась. Над ней смутно вырисовывалась фигура Майкла Флорио.

— Ой, — прошептала она, — вы меня напугали!

Лица Майкла видно не было.

— Что случилось?

— Я услышала, как она плачет. Наверное, упала с кровати. Теперь вот, кажется, успокоилась.

Он стал на колени рядом с ней и нежно погладил волосы Терезы.

— С тобой порядок, любимая?

Тереза кивнула. Майкл поднял ее на руки, как пушинку, и положил на постель. Сердце Ребекки все еще не могло успокоиться.

— Можно мне стакан молока? — попросила Тереза.

— Конечно, — ответил Майкл. — Я пойду принесу. Ребекка останется с тобой.

Ребекка села рядом на постель. Кожа у Терезы была холодной и влажной от пота. Она лежала, закрыв глаза. При мягком свете свечи ее лицо казалось ангельским. Сон смыл с него привычную хмурость. Оно было сейчас как озеро после бури, безмятежное, позволяющее заглянуть далеко в глубину. Ребекка склонилась над этим лицом, впитывая в себя его спокойствие. Только сейчас она смогла разглядеть в нем определенное сходство с собой. Правда, одни черты были резче, другие мягче, Тереза была похожа на мать и одновременно не похожа. И все равно Ребекка вдруг испугалась, не догадаются ли Майкл и Девон об этом сходстве. «Мой ребенок, но не моя дочка», — грустно подумала она и коснулась губами щеки Терезы.

Вернулся Майкл со стаканом теплого молока и помог Терезе сесть. Выпив молока, девочка повернулась на бок и поднесла ко рту кулак. Видимо, этот жест остался у нее от младенческой привычки сосать палец. Ребекка укрыла ее одеялом. Веки Терезы дрогнули, несколько секунд она беспокойно двигалась, а затем затихла, погрузившись в безмятежный сон.

Ребекка и Майкл постояли рядом примерно с минуту, глядя на бледное лицо на подушке. Почти как настоящие родители, подумала она.

Майкл повернул голову к ней.

— Я согрел молока и для нас тоже. Пойдемте вниз и попьем.

— Спасибо, но я не люблю теплое молоко.

Пламя свечи мерцало в его темных глазах.

— Это не обычное молоко. Вам понравится. Пошли.

Ничего привлекательного в этом предложении для нее не было, но она сочла, что отказываться неудобно.

Ребекка вздохнула.

— Пойду надену халат.

Она вошла к себе в комнату и надела тапочки и халат, поймав попутно свое отражение в зеркале — бледный, светящийся овал, обрамленный темными, неясно вырисовывающимися волосами. Сердце по-прежнему не унималось.

При свете керосиновой лампы Майкл в своем темно-красном халате казался величественным, похожим на какого-то короля с одной из картин старых мастеров. В кухне пахло спиртным. Он возился с какой-то большой бутылкой.

— Сейчас мы с вами попробуем ром с молоком, — сказал он, поворачиваясь к ней. — Я его всегда принимаю, когда не могу заснуть.

— Вы еще не ложились? — спросила она.

Он мотнул головой.

— Наконец закончил расчеты. Через пару дней хочу попытаться запустить турбину. Трудность состоит в том, что мельница очень старая и интенсивность водяного потока непостоянна.

— Это, наверное, очень сложно.

— Не сказал бы. Десять киловатт, то есть двадцать лошадиных сил. Вот такую мощность я хотел бы получить от турбины. Если вести расчеты в лошадиных силах, нужно высоту водопада в футах умножить на скорость движения водяного потока в кубических футах в секунду. Затем эту цифру следует умножить на 62,4 и поделить на 550. В результате получается приблизительная величина выходной мощности в лошадиных силах. Чтобы затем перевести ее в киловатты, необходимо поделить на 0,746. Дайте мне знать, когда перестанете понимать.

— Уже перестала, — призналась она. — А это ваше снадобье подействует?

— Сейчас выясним, — быстро сказал он и протянул бокал. — Только осторожно, горячее.

Она взяла бокал, чокнулась с ним и с опаской глотнула.

— Ого.

— Нравится?

— Пока не поняла.

— Пойдемте сядем ближе к огню. Он, кажется, еще не погас.

Он взял лампу и направился в гостиную, Ребекка двинулась следом, а за ними поспешили трепещущие тени. Майкл оказался прав, в камине действительно еще теплился огонь. Она свернулась в кресле с бокалом горячего напитка, наблюдая, как он подкладывает в камин дрова.

— И сколько времени у вас заняла вся работа над турбиной? — спросила она.

— Несколько лет, — ответил он. — Здесь так неуютно еще и потому, что нет электричества. Мне пришла в голову идея создать на базе мельницы гидроэлектростанцию. Самый экологически чистый способ получения дешевой электроэнергии.

— Действительно дешевой?

— Очень. Как только у нас здесь появится электричество, то моментально появится и все остальное — свет, тепло, возможность получать любую информацию. В общем, цивилизация.

— Можно будет сверху на заборе натянуть проволоку и пропустить через нее ток? — предположила она.

Он искоса посмотрел на нее.

— Вы убедили себя, что я какой-то ненормальный чудак, верно?

— Не совсем так. Но вы держите здесь взаперти двух девочек-подростков, разве это нормально?

— Послушайте, Ребекка, мы не собираемся оставаться здесь вечно.

— Понимаю. Вы покинете это место, когда исчезнет опасность. А когда это случится? И главное, что должно произойти, чтобы опасность исчезла?

— Вы уже беседовали с девочками и знаете, почему мы здесь. Знаете, как все сложно.

— Что сложно? — спросила она. — Ответить на вопрос, устраивала или не устраивала Тереза этот пожар?

Он внимательно посмотрел на нее и произнес, понизив голос:

— Конечно, она не имеет к этому никакого отношения.

— В таком случае это сделали вы. — Ребекка знала, что ведет себя глупо, но, видимо, ром подействовал.

Однако Майкла, кажется, это замечание развеселило.

— Вы так считаете?

— А что, разве вы не способны на такое? — спросила она.

— Наверное, способен, — ответил он. — Но все равно вы ошибаетесь.

— В таком случае почему вы сбежали?

— Потому что полиция и прирученные ею психиатры собирались разобрать Терезу на части, как дорогие часы.

— «Они хотели залезть мне в душу и выковырять оттуда маленькие страшные секреты», — процитировала Ребекка.

— Что?

— Это слова Терезы. В этом, по ее мнению, заключается работа психотерапевта.

— У вас, наверное, другой опыт, отличный от нашего, — сказал он сухо. — Психотерапевт, которому вы платите, призван вас утешать, но тот, которого полиция приводит допрашивать вашего ребенка, это совсем другое.

— Я полагаю, вы правы, — произнесла она безразличным тоном.

Он внимательно посмотрел на нее.

— Вы все еще сердитесь на меня за вчерашнее?

— А вы считаете, что это не обидно, выслушивать такое?

— Пригласив вас сюда, я пошел на огромный риск, — сказал он. — После всего вранья, которое вы мне вначале нагородили, взять вас на работу мог только сумасшедший. Видимо, я сумасшедший. По какой-то причине я повел себя с вами совершенно необычно. Потому что я очень подозрительный и осторожный человек. Но с вами… понимаете, в самый первый момент, как только я вас увидел, мне показалось, что вы особенная. А когда вчера вы взяли с собой в город Терезу, я жутко испугался, решив, что совершил самую большую ошибку в своей жизни. Вы не можете себе представить, как я был зол и… напуган.

Ребекка напряженно сидела, сжав бокал, не зная, что и подумать.

— Девочки тоже считают вас особенной. Ведь вы уже познакомились с Терезой и поняли, наверное, какой это трудный ребенок. Так вот, ни я, ни Девон уже многие годы не видели ее такой умиротворенной, как в эти последние дни. И то, что вы взяли ее с собой в Урбино, тоже замечательно, если не учитывать всех этих треволнений.

— Майкл, — сказала Ребекка, — я действительно при первой встрече нагородила много глупого вранья и очень сожалею об этом. Мне хочется, чтобы вы мне доверяли.

— А мне вы доверяете?

Ребекка хотела ответить, но слова застряли у нее в горле.

— Я вас боюсь, — с трудом выговорила она через пару секунд.

— Неужели я такой страшный?

Она почувствовала головокружение, понимая, что это все ром. Проще, наверное, было принять снотворное.

— Я все еще никак не могу насчет вас определиться. Плохой вы или хороший.

В тишине мягко потрескивали поленья.

— В каждом из нас гнездится одновременно и добро, и зло, — сказал он наконец. — И они борются между собой все время, пока мы живем. Иногда побеждает добро. А порой оно терпит поражение. Так что простого ответа тут нет.

— Если иметь в виду большинство людей, то такой ответ есть. Потому что большая часть человечества люди хорошие.

— Насчет большей части человечества я вообще не согласен, — возразил он. — Но даже и эти так называемые хорошие люди хороши только потому, что никогда не сталкивались с реальной необходимостью выбирать, потому что зло их ни разу по-настоящему не искушало.

— И какая же из двух ипостасей у нас в данный момент превалирует? — спросила она.

По лицу Майкла Флорио скользнула тень улыбки.

— В доме Отца Моего обителей много. Приблизительно так можно охарактеризовать мою натуру. Но у вас ведь тоже есть свой маленький секрет. Верно? Что-то, что вы хотели бы скрыть.

— Есть, но в этом секрете нет ничего противозаконного пли опасного.

— В таком случае что вам мешает поведать о нем?

— То, что это связано не только со мной лично, но… и с другими людьми.

— Я зарабатывал на жизнь тем, что брал на себя проблемы других людей. Мне известно много способов уладить дела. Может, я мог бы помочь?

— Сомневаюсь.

Он пристально смотрел на нее из-под полуопущенных век.

— В тот день, когда мы встретились, Ребекка, мне показалось, что я уже встречал вас прежде. Сейчас, разговаривая с вами, это чувство у меня даже усилилось. Хотя, по-видимому, наши пути никогда прежде не пересекались. У вас бывали подобные ощущения?

— Не знаю, — ответила она смущенно. — Но я с самого начала почувствовала к девочкам невероятную симпатию.

— А ко мне?

На этот вопрос у нее ответа не нашлось.

— Вся моя жизнь, Ребекка, это сплошное недоверие. Я не доверял буквально никому. Но так вечно продолжаться не может. Однажды ты встречаешь кого-то, кому просто должен доверять. Потому что нет иного выхода. — Он слегка улыбнулся. — Обычно это бывает, когда стрела попадает в твое слабое место. — Майкл повернулся к огню, который теперь ярко пылал в камине, взял кочергу и пихнул подальше горящее полено. Затем повернулся к Ребекке и произнес мечтательным голосом: — Я уже очень давно не имел женщину. С тех пор, как все пошло наперекосяк. — Свет огня ласкал одну сторону его лица, оставляя другую в темноте. — Я хочу тебя, Ребекка.

Вся дрожа, Ребекка коснулась кончиком языка сухих губ.

— Но это было бы безумством для нас обоих, Майкл.

— Это что — да?

У Ребекки голова пошла кругом. В висках сильно пульсировала кровь. Она тоже уже очень давно не была с мужчиной.

— Нет, — еле слышно выговорила она. — Это нет.

Он быстро посмотрел на нее. В его глазах отражалось пламя.

— «Нет» навсегда? Или «нет» только на сейчас?

— Не знаю, — отозвалась она напряженным голосом. — Я бы предположила, что «нет» навсегда.

— Потому что ты считаешь, что я убил свою жену? Поэтому?

— Мне не хочется сейчас копаться в причинах, Майкл.

— Ты сумасшедшая, если думаешь, что я сжег Барбару. Я не способен на это. Почему ты не хочешь сказать мне причину, Ребекка?

— Откуда у тебя такое самомнение? Тебе не приходило в голову, что я просто могу счесть тебя непривлекательным?

— Нет, — ответил он, улыбаясь. — Такое мне в голову не приходило. Потому что я знаю: ты считаешь меня привлекательным. Проблема состоит в другом. Ты что-то там сама себе нафантазировала, и я кажусь тебе чудовищем. — Майкл потянулся и коснулся ее руки. Ребекку охватил трепет. — Нам было бы хорошо вместе, — сказал он мягко. — Я в этом уверен.

Она поднялась, зная, что если сейчас не сбежит, не вырвется, то не сделает этого уже никогда.

— Спасибо за предложение, но пока не нужно. Я отправляюсь спать, Майкл. И тебе тоже советую. Спокойной ночи.

Она шла к двери, страшась, что он протянет руку, чтобы остановить. Но он этого не сделал. Просто наблюдал, как она уходит. И его лицо было наполовину освещено огнем, а наполовину оставалось в темноте.