1

Судя по напряженным лицам, они ждали именно его. А потом лица перестали играть какую-либо роль, потому что было выхвачено оружие.

И с этого момента Мезенцев видел только стволы, а еще где-то в позвоночнике он чувствовал леденящую мысль: «Что-то пошло не так».

И кто-то из этих троих успел крикнуть:

— Бросай ствол!

Продолжения у разговора не вышло, потому что для Мезенцева, пусть изумленного и испуганного, была невозможной сама эта мысль — бросить ствол. Какого черта он приехал за тридевять земель, терпел жару, мучился мыслями об Инге, жрал переперченное мясо?! Чтобы войти в номер и бросить ствол?

Да пошли вы!

Чувствуя холодную пятерню на сердце, Мезенцев махнул правой рукой, и пока арбуз разлетался на две половины, высвобождая руку с пистолетом, морозный ужас превратился в желанный экстаз балансирования между жизнью и смертью.

Полушария арбуза с чавканьем разошлись в стороны, брызжа соком, и с похожим чавканьем с разных сторон заговорили стволы.

Мезенцев веером выпустил четыре пули и прыгнул в сторону, покатился по ковру в соседнюю комнату — номер большой, было где развернуться. Противники среагировали, и Мезенцев с восторгом увидел в десяти сантиметрах от собственного носа легкий контур дыма, поднимающийся от ковра, подпаленного пулей.

Мезенцев нырнул за массивное кресло, которое тут же приняло в себя несколько пуль и не выпустило их наружу. Потом еще одна пуля прошла над креслом и ударила в картину на стене. Мезенцев, сидя на корточках, попятился назад, но наткнулся спиной на столик с массивным телефонным аппаратом, стилизованным под начало прошлого века. Мезенцев сначала даже не понял, что это за штука, он просто схватил ее левой рукой и с яростным воплем метнул через кресло. Там испуганно присели, и в этот момент Мезенцев вскочил и дважды нажал на спуск, расходуя последние пули.

Потом он отбросил опустевшую самоделку в сторону и тихонько засмеялся.

 

2

Мезенцев смеялся, потому что неожиданно для себя остался жив. Точнее, к этому мгновению он единственный оставался на ногах. Первый стрелок неуклюже упал на кресло и умирал, держась рукой за горло. Его одежда была перепачкана кровью и арбузной мякотью, разлетевшейся после удара половинки арбуза об стену рядом с креслом. Второй, широко раскинув руки, лежал на ковре, который впитывал вытекающую из него кровь. Третий сидел, держась за простреленную ногу. Он так был поглощен своей болью, что забыл подобрать обороненный пистолет, и спохватился, когда Мезенцев уже подошел к нему.

Он торопливо потянулся за оружием и почти достал его, но Мезенцев сказал: «Да-да, конечно» — и наступил ему на пальцы, после чего сам забрал пистолет.

Раненый задыхался от боли, а Мезенцев, стоя над ним, никак не мог остановить свой истерический смех. Так они и смотрели друг на друга, один с безумной болью в глазах, другой с неуемной радостью, что остался жив.

— Это же так смешно, — сказал наконец Мезенцев. — Вы мне тут, блин, засаду устроили, да? А из этой засады хрен чего вышло, да?

И от полноты чувств он треснул раненого рукояткой пистолета в лоб. Тот заревел и опрокинулся на спину.

— Неправда, — сказал Мезенцев. — Не так уж это и больно.

Только сейчас до него дошло, что у этой засады должна быть какая-то предыстория. Кто-то все это устроил. Кто-то подбросил этим ребятам идею собраться здесь и подождать его. А навести их на Мезенцева мог, пожалуй, лишь один человек во вселенной...

— О, черт, — сказал Мезенцев, хлопая себя по вискам, чтобы начать хоть немного соображать. — То есть... То есть это все-таки она... Все-таки она... Где?! — пнул он раненого. — Где эта сука? Где вы ее прячете?!

Раненый завыл, но через этот завывание прорывалось что-то вроде «увели», «нашел» и «номер».

— Говори яснее, — Мезенцев присел и приблизил ствол к глазу раненого. — Говори четко и понятно. Где эта сука?

— Мы, мы, мы... — сказал раненый. Мезенцев поощрительно кивнул. — В д-другой номер его п-перевели...

— Ага, — сказал Мезенцев. — В какой?

— Шест-шест-шестнадцатый этаж... В-вот точно как этот располож-жен...

— А ты не врешь? — спросил Мезенцев, массируя стволом скулу раненого.

— Н-нет! 3-зачем м-мне?!

— Это точно, — согласился Мезенцев. — Врать уже незачем.

Он встал и тут наконец сообразил:

— Стоп. «Его» перевели? Кого — его? Я про нее спрашиваю, про Ингу?

— Н-не знаю я никакой Инги.... А его от-тсюда увели...

Мезенцев посмотрел на часы. Двенадцать ноль три. Инги тут нет. А его мишень через две минуты должна появиться в своем номере. Но уже не в этом, потому что Инга их предупредила насчет Мезенцева. Мишень заявится в другой номер. В номер на шестнадцатом этаже.

Вот чертова баба. Опять из-за нее туман в мозгах. Едва не забыл, что цель путевки — это ОН, который придет в начале первого.

Мезенцев схватил со стола вазу для фруктов, положил на дно пару пистолетов, сверху накрыл гроздью бананов и кинулся к двери. Звонок телефона остановил его.

Мезенцев сначала с удивлением посмотрел на разбитый им телефонный аппарат — неужели еще дышит? — но потом понял, что звонит мобильник в кармане одного из убитых. Мезенцев запустил руку в карман трупа и вытащил телефон.

— Алло, — сказали в трубке. — Виталя, ты?

— Я, — сказал Мезенцев. — Кто же еще.

— Все нормально у вас?

— Все путем, — сказал Мезенцев.

— Ну лады... Мы повели шефа на шестнадцатый. И начинаем работать по клиентам, лады?

— Понял, — сказал Мезенцев и отключил телефон. В дверях он остановился и обвел номер взглядом — у него было ощущение, будто он забыл сделать что-то важное.

— Ах да.

Он вытащил из вазы пистолет и выстрелил в голову раненому.

— Теперь порядок.

Теперь был полный порядок, и у Мезенцева оставалась еще пара минут, чтобы добраться до шестнадцатого этажа. Но когда он закрыл за собой дверь и двинулся в сторону лифта, то неожиданно почувствовал желание вернуться в номер и повнимательнее вглядеться в лицо первого убитого, того, что был забрызган кровью и арбузной мякотью.

Однако времени уже не было. С вазой наперевес Мезенцев бежал к лифту.

 

3

В лифте ехали какие-то старички в смешных панамках, но, увидев Мезенцева, они с неожиданной прытью выскочили из кабины. Мезенцев пожал плечами и нажал на кнопку 16. Попутно проверил вазу — вроде бы под бананами пистолетов не видно. На то обстоятельство, что его ноги, шорты и шея были забрызганы кровью, он внимания не обратил. Мезенцев уже балансировал на грани и в детали не вдавался...

Выйдя на шестнадцатом этаже, он торопился, но все-таки опоздал. Завернув за угол, он увидел, что дверь номера открыта, туда заходят какие-то люди, а рядом с дверью стоит здоровый парень с отсутствующим взглядом профессионального охранника.

«Плохого профессионального охранника», — подумал Мезенцев. Потому что он успел вытащить из-под бананов пистолет и выстрелить парню в лоб, а тот и не почесался.

Ваза упала на пол, и теперь Мезенцев стрелял уже с двух рук в спины и бока людей, толпившихся в дверном проеме. Но в этот раз все было немного не так. В этой суматошной стрельбе не было восторга и упоительного риска, зато было много спешки и опасения не успеть, опоздать, не исполнить задание путевки. А когда думаешь о таких вещах, уже не до удовольствий...

К тому же все эти люди толком и сопротивляться не могли — один только развернулся в сторону Мезенцева со стволом и был немедленно уложен в общую кучу. Было только непонятно, кто же из них — этот самый ОН. Мезенцев на всякий случай валил всех подряд, потом запрыгнул в номер, перешагнул через еще одно тело, посмотрел в комнате — пусто, в другой — пусто.

Кто-то шевельнулся в ванной, Мезенцев ногой распахнул дверь, встал в проеме, наставив оба своих ствола.

Мать моя женщина.

Вслух Мезенцев сказал:

— Черт... Я не хотел... Я не специально...

— Женя, брось пистолет, — сказал ОН.

 

4

— Женя, брось пистолет, — напряженным голосом сказал ОН.

Этим именем Мезенцев звал его лишь одну последнюю минуту. В предыдущие десять с лишним лет Мезенцев называл его Генерал.

— Я не хотел, — повторил Мезенцев. — Я не знал, что это вы...

— Хорошо, хорошо, я тебя не виню, просто положи пистолеты, и мы все обсудим...

Генерал стоял спиной к зеркальной стене ванной комнаты, выпрямившись как на параде. Или как перед расстрелом.

Если не брать во внимание лицо, то Генерал выглядел так, словно Мезенцев поймал его в промежутке между двумя богемными вечеринками или встречами бизнес-элиты «без галстуков». Словно он заскочил в ванную комнату, чтобы нанести последний слой лоска, подстричь выбившийся из брови волосок и капнуть дополнительную каплю парфюма. Но к этим сверкающим туфлям, отутюженным серым брюкам и идеально белой рубашке, с двумя вертикальными полосами подтяжек, прилагалось бледное напряженное лицо, не шедшее ни в какое сравнение с благодушным Генералом из элитного подмосковного санатория.

— Мы все уладим, — сказал Генерал. — Ты же понимаешь. Женя.

— Я... — сказал Мезенцев. — Я не могу.

— Ты можешь, — знакомым ободряющим тоном произнес Генерал. — Ну!

Он уже пришел в себя, в голосе его появились металлические нотки, и Мезенцев знал, что за этим последует. Генерал попробует отобрать у него оружие. Но у него ничего не получится. И Мезенцев в этом не виноват. Просто все так сложилось.

Впервые за все свои путевки Мезенцев держал палец на спуске и не чувствовал азарта или восторга. На этот раз он должен был просто нажать на курок.

Генерал этого еще не понял, он попытался улыбнуться и шагнул вперед, держа руки почему-то за спиной. Мезенцев посмотрел в зеркало, чтобы увидеть руки Генерала, но вместо этого увидел там нечто совершенно иное и неожиданное.

В зеркале он увидел у себя за спиной Ингу. Она была все в том же белом брючном костюме, на плече у нее висела все та же сумочка. И сейчас Инга из этой сумочки вытаскивала пистолет. Ее лицо было сосредоточенным и решительным.

У Мезенцева оставалась секунда. И в эту секунду внутри его головы со сверхзвуковой скоростью покатилось колесо, каждая спица которого рождала картину или фразу из прошлого:

Хлипкий деревянный мост, на нем избитая до полусмерти женщина, она с кровью сплевывает обломки зубов...

Генерал, лихо прыгающий по изумрудной лужайке, — «мой ангел свое дело знает»...

«Угадай, кто есть кто... Это же Ленка, дочь моя, ей девятнадцать...»

«Этот климат не очень хорош для работы, так что и вы тоже отдыхайте, просто отдыхайте...» — и холодный воздушный поцелуй...

«Женя, брось пистолет. Женя».

Я не хотел.

Мезенцев выстрелил в Ингу, и в следующую секунду Генерал сбил его с ног.