Как ни банально звучит, но самое лучшее в любой работе — это когда все уже сделано и пора получать честно заработанные деньги. В моем случае такое время наступило ближе к вечеру.

Было около восьми, когда я позвонил в дверь квартиры Фокиных. Открыл сутулый мужчина лет сорока пяти, он был сейчас напряжен как натянутая струна. Крепко ухватив меня за ладонь, Фокин-старший втащил меня в квартиру и стремительно захлопнул дверь.

— Ну как? — спросил он, не выпуская моей руки. — Какие новости?

— Неплохие, — сказал я. — Во всяком случае, он пообещал, что от Николая отстанут.

— Вот хорошо, — нервно улыбнулся он, продолжая тискать мою ладонь. — Вот хорошо...

Потом ему что-то пришло на ум, и улыбка тут же улетучилась.

— А он не обманет? — тревожно спросил Фокин. — То есть я имею в виду...

— Что вы имеете в виду? — спросил я и вырвал свою кисть. То ли Фокин-старший просто был физически крепок, то ли он так переживал, но ощущение в руке было такое, словно я только что вытащил ее из тисков.

— Ну, вам он пообещал, что не будет к Кольке приставать, а сам... А потом... — Фокин волновался и глотал целые фразы.

— Понятно. — Я говорил нарочито медленно и спокойно, пытаясь привести его в нормальное состояние, но пока у меня это плохо получалось. — Такого варианта тоже нельзя исключать, но сегодня он выглядел довольно испуганным...

— После того, как вы с ним... поработали? Да? — Фокин довольно засмеялся.

— Да. Он выглядел испуганным. И, как мне показалось, он искренне сказал: «Ну и черт с ним!» — про вашего сына.

— Хорошо бы, коли так, — вздохнул Фокин. — Ну а если все-таки этот гаденыш не отстанет...

— Я встречусь с ним еще, — пообещал я.

— За это не надо будет платить отдельно? — озаботился Фокин.

— Нет, не надо.

— Хорошо...

Он пригладил волосы, которых осталось не так уж много, подтянул синие спортивные брюки, потом посмотрел на настенные часы. Он не знал, о чем еще нужно спросить. Я терпеливо ждал.

— Жена еще не вернулась с работы, — в конце концов сообщил Фокин. — Обрадуется, когда придет...

Вероятно, жена бы нашла о чем спросить.

— Хорошо, — сказал я. — Будем считать, что дело сделано. Если будут проблемы, звоните. Мой телефон у вас есть.

— Да, у жены, — кивнул Фокин. Я мог и не спрашивать, кто в этой семье главный. Все и так было ясно. Я смотрел на Фокина, ожидая, вспомнит ли он об одной существенной детали наших отношений или же придется дожидаться возвращения Фокиной. — Ах да! — Он метнулся по коридору в глубь комнаты. Его не было минут пять. Вероятно, деньги в этой семье прятали очень хорошо. Так хорошо, что Коля Фокин брал наркотики у своего бывшего одноклассника Артура в долг. Пятьсот долларов с небольшим — приличная сумма. Гораздо больше, чем мой гонорар за это дело.

Фокин торопливо выскочил в коридор и протянул мне деньги.

— Вот, — сказал он. — Как и договаривались. Будете пересчитывать?

— Нет.

Я и так уже заметил, что в пальцах у Фокина пять стотысячных купюр. Деньги исчезли в моем кармане.

— До свидания. — Фокин быстро открыл дверь. — Значит, если что случится, можно вам позвонить? И без дополнительной платы?

Похоже, вопрос оплаты был для него самым больным. Впрочем, это можно понять. Насколько я знал, сам Фокин двадцать лет проработал инженером, а эта специальность никогда не была особенно денежной. Тем более в последние годы. Менять профессию на склоне лет он решительно отказывался, предпочитая жалкую зарплату переменам в жизни. Жена, напротив, решилась уйти из библиотеки, обучилась компьютерному делу и сейчас работала в какой-то торговой фирме. Ее заработок и составлял основу семейного бюджета. Она была со мной более любезна и беседовала со мной в кухне, а не в прихожей. Ну да ладно.

Я вышел из подъезда. Начинало темнеть. Когда я шел к машине мимо сплетничающих пенсионерок и играющих детей, то подумал, что следовало спросить Фокина-старшего, как чувствует себя его сын Коля, который уже вторую неделю лежал в специальной клинике за городом. Я не сделал этого, видя, как тяготится Фокин тем, что пустил в дом чужого человека и рассказал ему о своих несчастьях, надеясь на помощь. В глубине души он стыдился своей слабости, стыдился собственной неспособности самостоятельно решить возникшую проблему. Но стыд был внутри, а на поверхности — сдержанная неприязнь ко мне.

Больше чем уверен — когда все кончится, Фокин не поздоровается со мной при встрече на улице. Пройдет мимо. Потому что проблема решена. Так поступает большинство из тех людей, которым мне случалось оказывать подобные услуги.

Я привык. Я не обижаюсь.