Линн Пельтцер слегка нервничала в канун Рождества. Раньше не всегда было так. Она родилась в пригороде Питтсбурга и росла совершенно обычным ребенком в семье средней руки. Рождество радовало ее, поскольку она обычно получала новую одежду и какие-то особые подарки. Кроме того, ей нравилось выбирать подарки для других, предвкушая радость, с которой их будут открывать. Не будучи особенно религиозной, она любила праздники и потому, что они были символом новых надежд, добра и щедрости.

Только когда она повстречала Рэнда Пельтцера, Рождество стало у нее ассоциироваться с опасностью.

Они оба не хотели, чтобы это было так. Почти четверть века назад, когда они поженились, оба сильно надеялись, что когда-нибудь фотография Рэнда появится на обложке журнала «Тайм». Он не учился в колледже, но когда он запатентовал простое устройство, которое упростило маркировку в прачечных вещей клиентов, казалось, что он на верном пути. Последовав совету сладкоголосого друга, Рэнд бросил работу в отделе спортивных товаров большого магазина и «вложил деньги в себя», как он выражался. Он всю жизнь мечтал стать вторым Томасом Эдисоном и всецело стремился к этому. Деньги скоро кончились, большинство изобретений пылилось, и в конце концов ему пришлось найти работу и начать продавать то, что сделали другие. Но Рэнд не сдался. Работая в свободное время, он продолжал придумывать и конструировать новые инструменты на благо общества.

Проблема была в том, что вначале они обычно испытывались на Линн, и почти всегда в качестве рождественских подарков.

В первый год Линн получила автоматическое «безболезненное» устройство для прокалывания ушей в домашних условиях. В результате скорая помощь доставила ее в больницу в рождественскую ночь, а сняла повязки с ушей она очень не скоро после Нового года. В следующий раз после применения улучшенной жидкости для снятия лака у нее на ногтях выросло нечто странное и жесткое, державшееся несколько месяцев. Другие устройства, как, например: разделыватели ананасов, автоматические полировщики обуви, метлы, способные проникнуть куда угодно, и приспособления для чистки рыбы, — аккуратно заворачивались и дарились на Рождество. Их покорно испытывали, терпели неудачу, и они забирались для «усовершествования». Большинство из них, к счастью, больше никогда не видели света. Рэнд добродушно качал головой и терпел шутки, вызванные его неудачами, но отблеск вдохновения никогда не меркнул в его глазах.

Линн думала о том, что будет в этом году. Она испытывала не опасения, но неуверенность. Неплохо было бы подготовиться, если бы это было возможно.

На самом деле проблема, по ее мнению, состояла в том, что она просто не могла сказать Рэнду, чтобы он перестал изобретать и испытывать на ней свои достижения. Она любила этого великана, и если бы он отказался от своей неудобной привычки, это бы убило ее. Но такое чувство любви не уменьшало ее беспокойства, нараставшего по мере приближения ежегодного дня подарков.

— Все будет хорошо, — сказала она себе вслух, добавив с оптимизмом: — В прошлом году все обошлось с устройством для нарезания помидоров. Мы за несколько минут вымыли потолок и лица, и все.

Вынув мясо из духовки, она взглянула на себя в зеркало. Со своими модно уложенными седыми волосами и лицом, на котором были лишь «характерные линии» (не стоит их пока называть морщинами) она удивительно хорошо сохранилась для сорока семи лет. Она была достаточно довольна жизнью и хорошо сознавала, что все бурные события, уготованные ей судьбой, уже, видимо, позади. Но она часто думала о том, что было бы, если бы в семье зарабатывала на жизнь она, а не Рэнд. Он был цепок, но она была борцом. Он шел извилистыми тропками, она неслась прямо вперед. Иногда Линн представляла, как бы она себя вела, если бы родилась на несколько десятилетий позже, была бы призвана в армию, и ей пришлось бы сражаться за свою страну. Как это ни удивительно, эта мысль скорее интриговала ее, чем отталкивала или пугала.

— А теперь уже поздно, — сказала она, посмотрев на часы.

Билли уже опаздывал на ужин, даже принимая во внимание то, что ему пришлось идти домой пешком. Что касается Рэнда, никогда нельзя было знать, когда он вернется.

Через минуту она услышала, как открывается парадная дверь, и тут же из гостиной послышался удар какого-то предмета об пол. Опять эти скрещенные мечи, подумала Линн со вздохом, положив кусок мяса на поднос и направляясь к прихожей.

Билли как раз поднимал мечи и снова вставлял их в непрочные подставки, сконструированные Рэндом в минуту вдохновения. («Каждый может вбить гвоздь в стену и прикрепить эти мечи», — говорил он. — «Но нужен гений, чтобы создать декоративную подставку, которая не портит штукатурку»). Несомненно, подумала Линн, глядя, как Билли аккуратно восстанавливает баланс сил на стене, подставка красива и не портит стену. Но какой же бывает шум, когда один или оба меча падают на пол, особенно когда это случается посреди ночи.

— Привет, мама, — улыбнулся Билли, снимая куртку и намереваясь бросить ее в кресло. Поколебавшись, он повесил ее в шкаф в коридоре.

— Ужин готов, — сказала она.

— Хорошо, — сказал он. — Я сейчас приду.

— Прежде чем ты пойдешь…

Он подождал, стоя в дверях. Выражение ее лица говорило о том, что что-то произошло — не трагедия, но явно что-то неприятное.

— Мне звонила миссис Дигл сегодня днем, — начала Линн.

— О, — Билли пошел на кухню.

— Я знаю, что она ужасный человек, Билли, но, помоему, ты перестарался, делая все, чтобы рассердить ее.

— Нет, мама. Просто она злобная и пытается достать меня. Ей нравится всех доставать.

— Она сказала, что ты разбил ее керамического снеговика.

— Он уже был сломан. Наверное, Барни просто наткнулся на него. Она тебе не говорила, что я спас одну из ее кошек от машины?

— Нет.

— Видишь? Она говорит только плохое.

— И все же…

Звук распахиваемой двери прервал их разговор, который все равно потонул бы в громовом голосе Рэнда. «Тихая ночь, святая ночь!» — пел он в несвойственном старой песне быстром темпе. «Фа-ля-ля-ля-ля, ля-ля-ля-ля!»

— Не будем сейчас говорить об этом, — сказала Линн тихо. — При отце.

— У нас еще есть минутка, — сказал Билли с улыбкой, — пока он ставит мечи на место.

Как бы в ответ последовал звук закрываемой парадной двери и вслед за ним — грохот металла. Рэнд тут же запел громче, на этом фоне было слышно, как меч снова возвращается в свою неустойчивую подставку на стене.

«Спи в божественном мире! Фа-ля-ля!»

Улыбающийся, полный энтузиазма Рэнд вошел в кухню, нагруженный свертками. Положив их аккуратно на кухонный стол, он поцеловал Линн, обнял Билли и погладил Барни по голове.

— Хорошо съездил? — спросила Линн.

— Неплохо, — ответил он. — «Миракл», компания, которая производит Товарища для Кухни, может заинтересоваться Товарищем для Ванной. Но там есть пара недоделок, которые мне нужно исправить.

Лини подозревала, что это не продать. Но они пробьются, а Рождество — неподходящее время для того, чтобы делать долговременные экономические прогнозы. Можно с ума сойти. Хорошо, что Рэнд дома, и сейчас это главное.

Он взял со стола пакет и бросил его ей. Линн автоматически вздрогнула, потом взяла его.

— Это так, — сказал Рэнд. — Не настоящий подарок. Настоящий ты получишь позже.

— О, спасибо, — пробормотала она, ставя цветок в горшке на раковину.

— Очень красиво.

— А что в остальных свертках? — спросил Билли.

Рэнд вернулся к столу.

— Это подарки тебе и маме, которые нельзя открывать до Рождества, — ответил он. — А этот не может ждать.

Он осторожно поднял клетку, покрытую рогожей.

— Что это? — спросил Билли. — Что-то живое?

— Выключите свет, — сказал Рэнд. Потом, сообразив, что единственным источником света в кухне была яркая лампа накаливания наверху, он покачал головой. — Нет. Проще будет перейти в гостиную.

— Наверное, он купил мне летучую мышь, — засмеялся Билли и вышел из кухни.

Поставив клетку на кофейный столик, Рэнд оценил освещение гостиной.

— Все равно слишком ярко, — сказал он. — Где этот затемнитель, который я сделал?

Линн несколько нервно сглотнула.

— Я поставила его в ящик, — объяснила она. — Он сам искрил, а когда ето включили, свет все время мигал.

— Ты не умеешь с ним обращаться, — сказал Рэнд, заглядывая в ящик.

— Да ладно, — сказал Билли. — Я уменьшу свет.

Рэнд махнул ему рукой, чтобы он оставался в кресле.

— Послушай, — заявил он мягко, но решительно. — Я стараюсь и делаю эти вещи, чтобы мы могли расслабиться. Это приспособления, облегчающие жизнь, понимаешь? Какой смысл иметь их, если ты продолжаешь все делать постаринке?

С этими словами он указал на приспособление, похожее на фонарь, которое он разместил на ближайшей лампе.

Задрожав и издав громкий хлопок, будто она была целью невидимого снайпера, лампа тут же погасла, и ее остатки со звоном упали на крайний стол, погрузившийся в темноту.

— Ничего, — пробормотал Рэнд. — Эта лампочка все равно бы скоро перегорела.

— Я уберу потом, — успокоила его Линн. — Давай вначале посмотрим, что в пакете.

— Да, — поддержал Билли. — Я впервые получу подарок, который светится в темноте.

Встав на колени около крайнего стола, он протянул руку и осторожно поднял рогожку. Существо было коричневое с белым, ростом около восьми дюймов, с длинными остроконечными ушами и огромными выразительными карими глазами. Оно стояло прямо, как человек, тело его было покрыто пушистым мехом везде, кроме кончиков ушей, кончиков четырех пальцев на руках и четырехугольного пространства, на котором находился влажный приплюснутый нос и широкий рот, напоминающий рот пожилого человека, отдыхающего от вставных челюстей. Существо издавало низкий звук, довольно навязчивый и призывный.

— Что это? — спросил изумленный Билли.

— Твой новый зверек, — ответил отец.

— Он похож на какое-то австралийское животное, — сказала Линн, подходя ближе к клетке. — Или китайское, из континентального коммунистического Китая. У них там много животных, которые не получают визу.

Барии искоса смотрел на своего нового товарища, потом отошел на несколько шагов. Он казался добрым и ласковым, но по опыту общения с белками пес знал, что хорошенькие зверьки часто бывают способны на самые дьявольские козни. Из груди его невольно раздалось низкое ворчание.

— Ну, Барни, — засмеялся Билли. — Успокойся. Он тебя не тронет.

Обратившись вновь к странному зверьку. Билли осторожно просунул палец сквозь прутья и потрогал его. К его удивлению, зверек не оскалился и не сжался. У него был мягкий и шелковистый мех, как у персидской кошки.

— Где ты его нашел? — спросил Билли.

— В магазине старой рухляди в китайском городе. Пришлось за него выложить кругленькую сумму.

Линн внимательно посмотрела на зверька.

— На него были бумаги? — спросила она.

Рэнд покачал головой.

— А если у него бешенство или еще что-нибудь такое, — продолжила жена. — Ему надо делать прививки? Он дрессированный?

— Я думаю, мы скоро это все выясним, — пробормотал Рэнд. — Дорогая, у меня не было времени проверять это. Я боялся, что его не пустят в самолет. И так мне пришлось проносить его в самолет в чемодане с одеждой. Не волнуйся. Все будет в порядке.

Но Линн не так просто было успокоить.

— А что если это такой вид крысы или еще чего-нибудь такого? — возмущенно сказала она. Билли, пощекотав Подарка под подбородком, искоса посмотрел на мать.

— Нет, он слишком симпатичный для крысы, — сказал он.

Линн пожала плечами.

— Он симпатичный, это да. Но я все же надеюсь, что у него нет никакой заразы. И кстати, ты уверен, что он — это «он»?

— Китаец сказал мне, что это «он», — ответил Рэнд.

— Он кто? — спросил Билли. — Он не сказал, что это за зверь?

— Сказал. Это Могвай…

— Что это такое?

— Не знаю. Думаю, это что-то по-китайски. Во всяком случае, мы можем называть его Подарком. Хорошо?

— Ладно, — сказал Билли. — Не хуже всякого другого имени, и поскольку мы не знаем, кто это, имя подходит.

Подарок, уже освоившийся в своей новой семье, начал напевать своим неземным фальцетом. Все трое были в восторге, им очень понравился этот звук, и Билли зааплодировал. Только четвероногий член семьи все еще был начеку и держался позади.

— Ну, с Рождеством, — сказал Рэнд.

Билли обнял его.

— Спасибо большое, папа, — сказал он, улыбаясь. — Это действительно замечательный подарок.

— Рад, что тебе понравилось, сын.

Когда Линн увидела, как Билли вынимает зверька из ящика и прижимает его к груди, то не смогла противостоять желанию заснять этот момент на пленку. Быстро открыв ящик, она достала свой фотоаппарат «Инстаматик», отошла назад на несколько шагов, чтобы получился хороший снимок Билли и Подарка, потом посмотрела в видоискатель.

— Ну, улыбнись! — сказала она.

Когда Подарок потянулся и лизнул Билли в щеку, Линн нажала на кнопку. При вспышке Подарок испустил дикий крик, прыгнул через плечо Билли и жалобно скуля забрался за диван.

— Что случилось? — спросила Линн.

— Я забыл тебе сказать, — ответил Рэнд. — Малыш боится яркого света. Поэтому я уменьшил свет, но я забыл про вспышку.

С этими словами он пошарил под диваном и нащупал лапу Подарка.

— Ну, малыш, — успокаивал он его. — Все в порядке. Все будет хорошо. Мы больше не будем. Обещаю.

Мягкие уговоры наконец успокоили Подарка настолько, что он позволил вытащить себя из уютного темного убежища под диваном. Он перестал напевать и слегка дрожал.

— Наверное, он все еще немного напуган, — сказал Билли. Он ласково погладил Подарка по голове.

— Я должен был сказать тебе про свет, — сказал Рэнд. — Есть еще несколько правил относительно этого зверька. По крайней мере, так сказал мальчик-китаец. Правило номер два — его нужно держать подальше от воды. И правило номер три — никогда не кормить его после полуночи.

Линн рассмеялась.

— Какой бред, — сказала она. — Какая разница, когца он будет есть?

— Не спрашивай меня, — ответил Рэнд. — Я тебе говорю только то, что мне сказали.

Линн встала.

— Ладно, мы с этим справимся. Я только надеюсь, что его не надо каждый вечер кормить мягким филе.

— Нет, он ест все, — сказал Рэнд. — Никаких ограничений в этом. Кстати, дед мальчика сказал, что он ел даже картон, эти белые штуки, которые запихивают в коробки при упаковке и резиновую губку. Может быть, у него желудок, как городской мусоросжигатель.

— Он ел губку? — переспросил Билли.

— Так сказал этот человек.

Билли залез на полку для журналов радом с диваном и достал оттуда мятый кусок картона. Скатав в шарик, он предложил его мохнатому зверьку.

— Ну, Подарок, — сказал он. — Закуси-ка этим.

Подарок понюхал мягкую белую массу. Много лет назад, повинуясь своей прихоти, он решил повеселить китайца, съев безвкусный предмет. Ему нравилось смотреть, как старик радуется, и к счастью, эта радость не навязывалась ему слишком часто. Ибо у китайца было чувство ответственности и самоконтроля. Быстро оценив новую ситуацию, Подарок серьезно засомневался в том, что эти люди смогут так же сдерживаться. Если он сейчас поддастся им, скоро они начнут заставлять его есть всякое несъедобное барахло, просто чтобы поразвлечься. Нет, явно сейчас был подходящий момент для того, чтобы научить новых хозяев поступать правильно. Отвернувшись, он отказался что бы то ни было делать с картоном.

— Наверное, он не голоден, — сказал Билли. — Или это, или китаец тебя надул.

Линн вернулась из кухни с маленьким кусочком мяса в ладони.

— Посмотрим, что он сделает с этим, — сказала она.

Подарок понюхал, вздрогнул от радости, потом схватил замечательный кусок и заставил себя жевать его медленно, чтобы как следует насладиться. Когда он проглотил мясо, то снова начал довольно напевать.

Казалось, семья была довольна. Подарок тоже был доволен. По крайней мере, в этой компании он больше никогда не будет глотать ничего, имеющего привкус бензина.