На следующее утро у Джима раскалывалась голова, ужасно болела спина, и ему стоило огромных усилий выбраться из-под одеяла, чтобы включить конфорки плиты и обогреться. Придется раскладушку заменить чем-нибудь другим, даже если не найдется ничего лучше старого матраса, положенного прямо на пол. Казалось, кто-то воткнул раскаленную иглу между лопаток.

К тому же появилась легкая резь, когда он мочился. При мысли о том, в какую развалину он позволил себе превратиться, Джим застонал. Когда-то он был в отличной форме, но в течение последних месяцев зарядка пополнила длинный список дел, которыми он обещал себе заняться когда-нибудь в лучшие времена, которые непременно настанут. Пока же он ограничился тем, что каждый день в течение получаса сжимал резиновый мячик, чтобы сохранить мышечный тонус в левой руке, которую почти не чувствовал. Как-то раз он на целую неделю забросил и это упражнение. Его рука тогда стала превращаться в негнущуюся лапу. Пришлось долго отгибать пальцы, прежде чем он смог снова вложить в них мячик.

Лучшие времена скоро придут. Его не беспокоила мысль о том, что эти времена могут вовсе не наступить.

Только во время завтрака он осознал, что большая часть вчерашнего вечера выпала из памяти.

Он беспокойно потер глаза и виски. Конечно, он все вспомнит. Он восстановил в памяти все, что происходило до того момента, когда Федак и Терри Сакс уехали, а Линда осталась в доме. Но с этой минуты не было даже расплывчатых очертаний и едва уловимых теней, одна пустота, словно время каким-то образом отмонтировали и вновь вернулась та первая неделя после «несчастного случая».

В дверь негромко постучали. Джим никого не ждал, но подумал, что, может быть, агент с каким-нибудь подрядчиком пришли осматривать дом. Он поднялся со стула и пошел открывать.

Утренний воздух был удивительно свеж. За дверью стояла Линда, в руках у нее была картонная коробка. Коробка была большая, и держать ее было неудобно, поэтому Линда не стала дожидаться приглашения и вошла.

— Что это? — спросил Джим, отступая в сторону, чтобы пропустить ее.

Она плюхнула коробку на кухонный стол так, что приемник подскочил.

— По-моему, тебе кое-чего не хватает, — сказала она, открывая незапечатанную крышку и залезая внутрь.

— У меня много чего не хватает, — пробурчал Джим, закрывая дверь. На Линде были вельветовые джинсы, приталенный твидовый пиджак и водолазка. Глядя на нее, Джим испытывал странное чувство, что они уже знали друг друга когда-то прежде. Она выгружала на стол книги в бумажных переплетах.

Он увидел «Магию», «Крутую практику», «Ребенка Розмари». Еще там была парочка романов Джона Стейнбека и больше полудюжины книг Лесли Чартериса в желтых обложках. Им, наверное, лет тридцать, не меньше. Пока он читал названия, она положила сверху «Большие надежды».

— Не уверена, правильно ли я выбрала, но там, в библиотеке около кафе «У Спенсера», их еще сотни.

— Я знаю, про какое заведение ты говоришь. Я заглядывал в витрину, но было закрыто.

— А там всегда закрыто. Нужно перейти через улицу и взять ключ. Я покажу тебе где.

— Ценю твою заботу. Спасибо.

— Если хочешь, я покажу прямо сейчас, — предложила Линда. — Если у тебя нет других планов.

У Джима не было никаких планов на всю предстоящую зиму. Он взял пальто, и они вышли из дома.

Далеко внизу на пляже начинался отлив. За ночь мороз прихватил почву на тропинке, но они все равно спускались медленно. Он рассказывал ей про Боба Макэндрю. Как он осторожно ходил по гнилым доскам верхнего этажа, словно Максвелл со своим серебряным молотком, и как он стоял у эркера, глядя на город внизу, ощущая себя императором, хотя отправлялся в изгнание. Но мысли Джима все время были прикованы к пугающему провалу, который возник в событиях прошлой ночи.

— Что ты будешь делать, когда кончится работа здесь? Опять пойдешь преподавать? — спросила Линда.

— Да нет. Все это было сплошное притворство. У меня даже нет подходящего диплома.

Пока они спускались дальше, он рассказал ей историю своей короткой карьеры, поведал о том, как она внезапно закончилась. Рассказал про Рашель Жено, падчерицу главы фирмы, и как он дважды писал ей в Париж и получил свои письма нераспечатанными. Он считал, что Рашель даже не видела их, не то что читала. Он рассказал ей про наркотики, которые нашли в его комнате, а уж об этом он не рассказывал даже Алану Фрэнксу во время их долгих бесед.

— Я не шизик, — добавил он тут же. — Фрэнкс проверял меня, со мной все в порядке. Правда, он добавляет, что я теперь вроде подпорченного товара и что придется мне учиться жить в новом качестве. У меня нет денег, чтобы поехать к Рашель Жено и узнать ее версию случившегося, так что придется принять его точку зрения.

— Ты ему действительно доверяешь?

— Конечно, — сказал Джим. — Если уж нельзя доверять своему врачу, тогда кому же?

Тропинка, по которой они спускались, вела к прогулочной набережной. Здесь заканчивался пустырь и начинался город. Цементные заплатки на земле показывали, что когда-то здесь стояли скамейки и навесы. Чуть дальше впереди виднелся пирс. Обнаженные опоры его конструкции были опутаны водорослями. Море покинуло их, чтобы вскоре вернуться и скрыть их снова. Когда Джим смотрел на пирс сверху, из окон дома, ему представлялось, что тот напоминает скелет, а разрушенный павильон в конце его — череп. Джим не мог понять, почему эта старая развалина внушала ему подобные мысли.

Джим и Линда остановились у парапета набережной, вглядываясь в свинцовые волны моря и темные тучи на небе. Линда спросила:

— Что ты видишь в своих кошмарах?

Джим помолчал, потому что в эту минуту всплыл и лег на свое место кусочек головоломки из событий прошлой ночи. Потом он начал рассказывать:

— Почему-то это связано с дверью. В самых первых кошмарах она была заперта, и я только слышал звуки, доносившиеся из-за нее. Позднее она открывалась, что-то за ней ожидало меня.

Он облокотился на изъеденный солью парапет набережной. Над водой с криком кружили чайки. Они что-то увидели в волнах.

— Снится, что меня оперируют без наркоза где-то в подвале. Что я тону в каком-то ящике, сгораю заживо. Что с меня сдирают кожу, съедают. Какие-то слепые с белыми дырками вместо глаз. Хуже всего, если в кошмарах присутствуют собаки. Это совершенно необъяснимо, потому что мне всегда очень нравились собаки. Я не мог вынести, когда кто-то жестоко с ними обращался.

— К счастью, все теперь кончилось? — не очень уверенно произнесла Линда.

Джим не ответил. Какой-то предмет в воде привлек его внимание.

— Похоже, что-то свалилось с пирса, — сказал он.

— Где? — спросила Линда.

Он показал.

Чайки скрылись из виду и вновь вернулись. С минуту ничего не было видно в волнах. Но потом прибой отхлынул назад и обнажился задранный кверху нос зеленого «фольксвагена».