Николь повесила трубку и улыбнулась.

— Ну что ж, — сказала она, — сегодня вечером будем есть мороженую пиццу!

— Сколько, ты думаешь, картин купит этот тип?

— Не знаю, ты же с ним разговаривала. Он сказал «несколько»?

— Именно, «несколько».

— Значит, не меньше трех. Может, четыре или пять! Ты не представляешь, кто это может быть?

— Нет. Кажется, он заходил на неделе, но я не могу вспомнить.

— Будем надеяться, что он придет не поздно…

— Кто-то хочет купить твои картины, для этого ведь можно и подождать, не так ли?

— Конечно, я подожду до полвосьмого, восьми. Но Даниель не очень хорошо себя чувствует, Луизы нет, и за всем должна следить я!

— Да ладно, перестань волноваться! Дети большие, муж в кои-то веки дома, девочку встретит шофер, а потом отвезет домой!

— Конечно, ты права. Я дура.

Николь заставила себя улыбнуться, но ее терзала тревога. Словно хорошая новость, которую она только что получила, таила в себе что-то плохое. Она посмотрела через витрину на улицу, стараясь угадать, кто из прохожих ее таинственный покупатель, но никто не замедлил шага.