Эта ужасающая концепция сотрясала рассудок. Каждый человек и предмет, стены вокруг меня, земля под ногами, каждая звезда, бесконечный космос — все это представляло собой не что иное, как хитроумную конструкцию. Виртуальная среда. Симулектронное мироздание. Мир эфемерной иллюзии. Отрегулированное взаимодействие электронных потоков, мчащихся через ленты и цилиндры, перескакивающих с катодов на аноды, ускоряемых с помощью модуляторов.

Съежившись от страха перед этой внезапно ставшей ужасающей и враждебной вселенной, я в оцепенении наблюдал, как помощники Уитни уволокли прочь его бесчувственное, одержимое Эштоном тело. Я стоял, словно парализованный, пока они успешно завершили операцию по обратному обмену разумов.

Я пробирался в свой офис сквозь завесу ошеломляющих фактов. Я и Фуллер занимались строительством настолько совершенного виртуального мира, чтобы наши индивидуальные реактивные единицы никогда не смогли узнать, что обитают отнюдь не в настоящей, материальной вселенной. И все это время вся наша вселенная сама была всего лишь электронным продуктом некоего вышестоящего, Верхнего Мира, Верхней Реальности!

Вот в этом и заключалось базовое открытие Фуллера, о которое он споткнулся. В результате он был уничтожен. Но оставил после себя рисунок с изображением Ахиллеса и черепахи и каким-то образом передал свое открытие Линчу.

А все, что происходило после этого, являлось результатом перепрограммирования, производимого Верхним, или Большим, Оператором для того, чтобы сохранить в тайне открытие Фуллера!

Теперь мне стало понятно поведение Джинкс. Она узнала о подлинной природе нашей реальности из записок отца, которые потом уничтожила. Но она еще осознала, что единственная ее надежда на безопасность — скрыть то, что она узнала. Однако, как и все прочие реактивные единицы, Джинкс была лишена всех воспоминаний о Мортоне Линче.

Затем, возможно вчера, Они, эти деятели из Верхнего Мира, обнаружили, что Джинкс все знает. И тогда Они на время вывели ее из системы. В течение ночи Они деактивировали ее схему, чтобы провести специальную переориентацию!

Вот почему сегодня утром Джинкс разговаривала по видеофону так непринужденно и беззаботно! Ее больше не тревожила перспектива вывода из системы навсегда.

Но я лихорадочно спросил себя: почему Они упустили меня, занявшись всеобщей переориентацией, последовавшей после исчезновения Линча?

Я убрал прядь волос со лба и пристально вгляделся в мой искусственный мир. Он буквально кричал мне в лицо: то, что видят мои глаза, — всего лишь субъективная электронная иллюзия. Я принялся искать что-нибудь, что притупило бы остроту ощущения от этого сногсшибательного осознания.

Даже если бы это был физический, материальный мир — представлял бы он собой что-то большее, чем ничто? На расстояние миллиардов световых лет до самой удаленной звезды в самой далекой галактике растянулось колоссальное, почти совершенно пустое море, в котором тут и там располагались какие-то ничтожно маленькие бусинки под названием «материя». Но даже материя так же неосязаема, как бесконечная пустота между звездами, планетами и островами Вселенной — галактиками. И все это состоит из «субатомных» частиц, которые, по существу, представляют собой лишь нематериальные «заряды». Разве эта концепция так уж безмерно далека от той, которую открыл доктор Фуллер, разве материя и движение не являются ничем иным, как отражением электронных зарядов в симуляторе?

Я развернулся вокруг своей оси, когда отворилась дверь для персонала.

На пороге стоял Коллингсворт и внимательно смотрел на меня.

— В середине дня, когда Чака вытаскивали из «Симулякра-3», я наблюдал за тобой.

В середине дня? Я выглянул в окно. Действительно, уже темнело. Оказывается, я боролся со своим валом мыслей несколько часов подряд.

Эвери прошел по кабинету и встал передо мной, озабоченно глядя мне в глаза.

— Дуг, у тебя новые проблемы, да?

Сам того не осознавая, я кивнул. Может быть, я надеялся получить от него хоть какое-нибудь успокоительное объяснение, вроде того, что получил раньше. Но я тут же опомнился. Господи, ему нельзя ничего рассказывать! Если я сделаю это, он может стать следующим кандидатом на исчезновение или несчастный случай.

Нет! — почти прокричал я. — Все хорошо! Оставь меня.

— Ладно, вот как мы поступим. — Коллингсворт пододвинул к себе стул и сел. — Когда мы в ту ночь беседовали в моем кабинете, я решил, что ты страдаешь от комплекса вины — раскаиваешься в том, что манипулируешь реактивными единицами, которые воображают, что они реальны. С тех пор я много размышлял и пришел в выводу, как этот комплекс может развиться дальше.

Свет от ламп играл на его густых седых волосах, придавая ему вид очень доброго дяденьки.

Я вычислил — какого рода навязчивая идея может появиться в результате таких обстоятельств и уже, возможно, появилась.

— Да? — Я поднял на него глаза, едва испытывая интерес к его словам.

— На следующей стадии расстройства ты можешь начать верить в то, что подобно тому, как ты манипулируешь своими реактивными единицами, существует электронщик большего масштаба, живущий в аналогичном мире большего масштаба, и он манипулирует тобой — да и всеми нами.

Я вскочил на ноги:

— Ты знаешь! Как ты это узнал?

Но он лишь снисходительно улыбнулся:

— Вопрос в том, Дуг, это как ты узнал.

Даже несмотря на то, что я понимал: это знание может быть опасно и для Эвери, я в точности рассказал все, что мне выложил Эштон, ворвавшись в мой кабинет в образе Чака Уитни. Мне следовало рассказать об этом кому-нибудь.

Когда я закончил, он прищурился:

— В высшей степени изобретательно. Я бы не смог придумать лучшей схемы для самообмана.

— Хочешь сказать — Эштон не говорил мне, что этот мир есть иллюзия?

— А разве у тебя имеется хоть один свидетель, чтобы подтвердить, что он это говорил? — Коллингсворт сделал паузу. — Разве не странно, что общим знаменателем всех твоих происшествий является то, что ни одно из них нельзя ничем подтвердить?

Зачем он так стремится порушить всю структуру здравого смысла, которую я построил? Неужели он тоже получил доступ к «базовому открытию» Фуллера? И хочет увести меня в тихую гавань неведения?

Что более важно, если они оба — Коллингсворт и Джинкс — каким-то образом овладели опасным знанием, то почему ее разум очистили от этого знания, в то время как Эвери оставили неперепрограммированным?

Тут я увидел просвет в лесной чаще: Коллингсворт всего лишь осознал существование моих подозрений об истинной природе нашего мира. Сам же он в это не верит. В этом, по-видимому, и заключается причина того, что его никто не трогает.

Однако я ведь не отрицаю это чудовищное знание. И тем не менее я остаюсь целым и невредимым, непереориентированным и неперепрограммированиым. Почему?

Коллингсворт задумчиво накрыл одной ладонью другую.

— Твой процесс рационализации идет медленно, Дуг. Я даже намерен прямо сейчас добавить еще одну деталь к твоей структуре ложной паранойи.

Я поднял глаза:

— Что же?

— Ты кое-что просмотрел. Тебе следовало рационализировать твои затемнения сознания.

Я подумал о тех случаях, когда мне приходилось бороться с внезапными приступами, во время которых я почти падал в обморок.

— А что можно сказать о моих затемнениях?

Коллингсворт пожал плечами:

— Если бы мне захотелось развить твои фантазии, я бы сказал, что эти приступы — побочные эффекты процесса, когда в Верхнем Мире оператор симуляторного устройства устанавливает со мной сопереживательную связь. Якобы связь. Ты сам видел, как такое происходит в твоем симуляторе. Реактивная единица вдруг осознаёт, будто что-то происходит.

Я так и раскрыл рот.

— Точно, Эвери! Так оно и есть! Вот это и объясняет, почему меня до сих пор не убрали!

Коллингсворт ухмыльнулся с покровительственным видом, словно хотел сказать: «Ну вот, я же тебе говорил». Сохраняя терпение, он произнес:

— Да, Дуг? Продолжай.

— Все, оказывается, очень просто! Последний раз я начал терять сознание прошлым вечером. Ты знаешь, о чем я тогда думал? Я был полностью убежден, что все, со мной происходившее, — это галлюцинация, как ты и предположил!

Коллингсворт кивнул, но не без саркастического выражения:

— Большой Симулектронщик понял, что ему больше незачем волноваться по поводу твоего перепрограммирования?

— Именно так! Я сам перепрограммировал себя своим собственным скептицизмом.

— И каким же будет следующий разумный вывод в этой якобы логической цепочке, а, Дуг?

Я подумал секунду, после чего самым серьезным тоном ответил:

— Вот каким: со мной все будет в порядке до тех пор, пока Он решит провести новую выборочную проверку и посмотреть — не вернулся ли я к своим прежним убеждениям!

Эвери торжествующе хлопнул себя по бедру:

— Вот. И к этому моменту ты должен подозревать, что это говорит все еще рациональная часть Дугласа Холла, которая понимает, что ему лучше всего взять себя в руки прежде, чем все те одержимости станут неконтролируемыми.

— Я знаю, что я видел! — запротестовал я. — Я знаю, что я слышал!

Он посмотрел на меня с нескрываемой жалостью:

— Поступай как знаешь. Здесь я ничем тебе помочь не могу.

Я подошел к окну и вгляделся в вечернее небо, усеянное знакомыми звездами, выстроенными в созвездия в течение бесконечно долгого времени.

Даже сейчас я смотрел в космическую даль на сотни световых лет, на миллиарды и миллиарды миль. И все-таки, если предположить, будто я в состоянии измерить абсолютные размеры моей Вселенной в таком виде, в каком она на самом деле существует в рамках электронного аппарата, поддерживающего ее существование, то обнаружу ли я, что все мироздание сжато в пределах одного-единственного здания в Верхней Реальности, которое, скажем, двести футов в длину и сто футов в высоту, если мерить линейкой того, Верхнего Мира?

Вот Большая Медведица. Если бы я мог видеть сквозь иллюзорность, не оказалось бы, что я смотрю лишь на функциональный генератор? А это что вон там — Кассиопея? Или на самом деле громоздкий процессор сбора данных, стоящий рядом со своим распределителем, Андромедой?

Рука Коллингсворта мягко опустилась на мое плечо.

— Ты пока что можешь победить болезнь, Дуг. Все, что от тебя требуется, — это заставить себя увидеть, насколько невероятны твои навязчивые убеждения.

Конечно, он прав. Мне остается лишь убедить себя в том, что мне просто пригрезились насмешки Фила Эштона, его презрительные утверждения, будто мой мир — это всего лишь созданная симулектроникой искусственная среда.

— Я не могу это сделать, Эвери, — выдавил я наконец. — Все слишком хорошо сходится. Эштон на самом деле говорил мне, что мы живем в виртуальной реальности. И именно эту информацию Фуллер спрятал глубоко в своем симуляторе.

— Очень хорошо, сынок. — Его плечи опустились. — Если уж я не могу тебя остановить, то помогу тебе пройти по твоему пути до конца как можно быстрее.

Я лишь смотрел на него, ничего не понимая. Он продолжил:

— Совсем не трудно прикинуть, что теперь тебе делать. Но поскольку на то, чтобы ты додумался до этого следующего шага, у тебя может уйти три или четыре дня, я сэкономлю тебе время. В конце концов ты придешь к следующему. Коль скоро все вокруг нас — виртуальное мироздание, ты скажешь себе, что должен существовать кто-то, кто отлично знает истинное положение дел.

— Подобно Эштону, который служит у нас контактной единицей!

— Правильно. И поздно или рано ты осознаешь, что обнаружение Филом Эштоном этого мира послужит окончательной мерой обоснованности твоих подозрений.

Я сразу понял, что он предполагает. Верхняя Реальность должна здесь иметь особую реактивную единицу, чтобы наблюдать за ходом таких событий, которые могут не попасть в Ее поле зрения. Если мне удастся найти контактную единицу, я смогу получить от нее окончательное подтверждение.

Но что потом? Оставить его в покое? Позволить ему спокойно уйти и сообщить во время следующего контакта с оператором Верхнего Мира о том, что я все знаю? Я немедленно увидел, что обнаружение контактной единицы — всего лишь половина дела. В тот момент, когда я ее распознаю, мне придется убить этого человека, чтобы защитить себя.

— Итак, — серьезно сказал Коллингсворт, — принимайся за поиски этой контактной единицы. Удачи тебе, сынок.

— Но это может оказаться кто угодно!

— Разумеется. Однако, если такой человек существует, он должен находиться поблизости от тебя, не так ли? Почему? Да потому, что все эффекты, действие которых ты, по собственным утверждениям, испытал, применялись исключительно к тебе!

Контактной единицей может оказаться любой из многих. Сискин? Дороти Форд? Когда исчез Линч, она находилась там! И она перешла на должность, на которой можно было лучше за мной наблюдать, как только ситуация стала критической! Чак Уитни? Почему нет? Разве он не был единственным человеком, находившимся рядом со мной в тот момент, когда в модулятор подложили термитный заряд? Или Маркус Хит, которому предстоит вытеснить меня из «РЕИН»? Или даже Уэйн Хартсон? Они оба появились как раз в удобное время, в тот период, когда в Верхней Реальности сочли необходимым держать меня под особым надзором.

Джинкс? Конечно нет. Было ясно, что ее подвергли той же рутинной проработке, которой Они теперь подвергали меня.

Но как насчет Эвери Коллингсворта? Тут я с подозрением взглянул на него, и он, по-видимому, угадал мои мысли.

— Да, Дуг, — сказал он. — Даже я. Вне всяких сомнений, ты должен иметь в виду и меня, если собрался провести по-настоящему серьезные поиски истины.

Искренни ли его слова? Действительно ли он предвидит мои параноидальные реакции? Или просто хитрит ради неких не поддающихся пониманию целей? Уж не подталкивает ли он меня к каким-то определенным действиям?

— Даже ты, — медленно повторил я.

Он собрался уходить, но остановился у двери.

— Разумеется, ты сам поймешь, что должен проводить поиски под личиной абсолютно нормального человека. Нельзя же приставать повсюду к людям и обвинять их в том, что они — контактные единицы. Потому что если ты прав, то пройдет совсем немного времени, прежде чем тебя уберут. Правильно?

Я лишь стоял, уставясь в одну точку, когда Коллингсворт затворил за собой дверь. Но он прав. Я могу чувствовать себя в безопасности по крайней мере до следующего раза, когда Большой Оператор решит войти со мной в очередную сопереживательную связь, но только лишь если я не привлеку Его внимания еще раньше.

Выйдя из парадного подъезда, я не заметил легкого вечернего холодка, пробираясь мимо поздней смены пикетчиков от сборщиков информации к стоянке. Внутри себя я ощущал некое состояние, которое было то ли умиротворенностью, то ли благоразумием. Все эти дома вокруг, звезды над головой. Один лишь щелчок выключателя уничтожит их, внезапно прекратив поток электричества. И я тоже исчезну вместе со всем остальным.

Продолжая путь до машины, я с презрением думал о жалких человеческих ценностях, о хитросплетениях отношений, об амбициях, о надеждах, о планах на будущее. О Сискине, который мечтает прибрать к рукам весь мир, понятия не имея, что мир этот так же невесом, как воздух вокруг. Об Ассоциации сборщиков информации, которые стремятся разрушить симулятор Сискина, даже не подозревая, что сами являются людьми не в большей степени, чем реактивные единицы в этой самой машине.

Но больше всего я думал о Большом Симулектронщике, об этом находящемся вне нашего опыта Всемогущем Существе, которое высокомерно и спокойно восседает в своем колоссальном отделе обработки данных своего Суперсимулятора, распределяя и интегрируя стимулы и задавая тон поведению своих виртуальных существ.

Deus ex machina.

Все вокруг — подделка. На фоне иллюзии жизнь выглядела абсолютно безнадежной и не имеющей значения.

— Дуг!

Я осторожно отступил в сторону, присматриваясь к аэромобилю, из которого послышался голос.

— Дуг, это Джинкс.

Тут я вспомнил, что она хотела непременно встретить меня здесь. Я неуверенными шагами подошел к машине. Джинкс протянула руку над сиденьем, открыла дверцу, и в салоне зажглось освещение.

— Выглядишь прямо как оживший мертвец, — сказала девушка, смеясь.

Эти слова напомнили мне, что я не спал почти двое суток. И я почувствовал одуряющую усталость, которая затмила даже ужасающие открытия этого невероятного дня.

— Перетрудился, — бросил я, садясь в машину рядом с Джинкс.

Я взглянул ей в лицо и мгновенно поразился произошедшей перемене. В течение последних нескольких дней я только воображал, будто Джинкс привлекательна. Теперь я видел, что это так и есть. Ибо все те дни на ее красиво очерченном лице проступала печать знания страшной истины. Теперь стало ясно, что девушку избавили от этого бремени. В отличие от прежнего озабоченного выражения теперь лицо Джинкс было веселым и обворожительным.

— В таком случае, — сказала она с озорной улыбкой маленькой феи, и это напомнило мне о той, пятнадцатилетней, пышущей энергией Джинкс, — мы отменим план номер один и остановимся на альтернативном плане!

Машина стремительно взмыла в воздух, и это движение едва не погрузило меня в сон, когда вокруг нас открылась панорама сияющего огнями города.

— Мы хотели снова поехать в тот маленький ресторанчик, — объяснила девушка. — Но не сейчас. Тебе нужно провести этот вечер дома в тишине и покое.

Я должен вести себя абсолютно естественно, как советовал Коллингсворт. Если так получится, что Они возьмут меня под надзор, мне нужно будет убедить Их, будто я по-прежнему не подозреваю, что являюсь частью иллюзии. Даже сейчас Оператор Верхнего, Реального Мира может всматриваться в меня глазами Джинкс и слушать меня ее ушами.

— Хорошая идея, — согласился я, возможно со слишком преувеличенным энтузиазмом. — В домашнем уюте вечер будет полон приятных предвкушений.

— Ах, мистер Холл! — жеманно произнесла она. — Это звучит как двусмысленный намек…

Джинкс приготовила легкий незатейливый ужин, и мы поели в кухне в такой непринужденной атмосфере, будто живем друг с другом давным-давно.

Только один раз за время ужина мои мысли увели меня далеко. Это произошло, когда я вновь и вновь принялся мысленно обмусоливать последнюю из оставшихся загадок: почему Они не переориентировали меня сразу в тот момент, когда увидели, что я могу овладеть секретом «базового открытия» Фуллера? Они скрупулезно изменили программу Джинкс, удалив из ее блоков памяти все данные, которые могли бы иметь хоть какое-то отношение к запретному знанию. Но Они не помешали ей входить в контакт с реактивной единицей, которая может снова привести ее к осознанию ужасной истины — то есть со мной.

— Дуг, ты очень устал, да?

Я выпрямился, словно очнувшись:

— Пожалуй, да.

Джинкс взяла меня за руку и отвела в кабинет к столь желанному для меня кожаному дивану. Я прилег, положив голову к ней на колени, и она принялась мягкими и деликатными движениями массировать мне виски.

— Я могу спеть что-нибудь нежное, — предложила Джинкс шутя.

— Да, — сказал я специально для того, кто мог в тот момент наблюдать за мной и подслушивать. — Всегда, когда ты говоришь, это звучит для меня как песня.

Затем, невольно, я дал звонок, приглашающий к спуску занавеса на моем спектакле, глядя в ее бодрые, энергичные, веселые глаза. Я привлек к себе голову Джинкс и поцеловал девушку. Это продолжалось всего секунду, но казалось, будто прошла целая вечность, и я забыл про всякое виртуальное электронное надувательство, про Верхнюю Реальность, про Всемогущего Оператора, про мир, состоящий из ничего. Все-таки здесь было нечто осязаемое, как швартовная бочка в бушующем море.

Постепенно меня сморил сон. Но все равно я уснул под завесой страха, что Оператор решит провести новую проверку моих представлений о мире, прежде чем я успею отыскать Его контактную единицу.