– Пойдем к дому, – распорядился Финн, как только Каролина положила второй пластиковый мешок на корзинку, установленную в детской коляске. – Подождешь с Софи на террасе, пока я подгоню машину. Я оставил ее на дороге, позади твоей.

Каролина живо себе представила, как он выскочил из машины и, возмущенный, отправился их искать. И теперь ему не терпелось забрать Софи и уехать.

Смягчится ли он настолько, чтобы подвезти ее к машине, или бросит здесь? Но, судя по его настроению, вряд ли следует ожидать первого.

Хорошо хоть Софи успокоилась. Прижалась заплаканным, разгоряченным личиком к плечу отца и только изредка всхлипывала и икала.

В истерике, которую закатила Софи, Финн винит, наверное, ее, с обидой думала Каролина, волоча по полу нагруженную коляску. А на самом деле виноват он сам. Нагрянул неожиданно и разволновал ребенка. А ведь она уже почти уложила ее спать. Но все равно неприятно было сознавать, что на девочке как-то отразилась вражда между ее отцом и няней.

Каролина смотрела на широкую, внушительную спину удалявшегося Финна, раздраженная его бесцеремонностью. Она подняла руку и вытерла вспотевший лоб. И в этот момент с коляски свалились обе сумки. Полотенца, детский крем, подгузники, запасная одежда и платки посыпались на землю.

Услышав ее встревоженный возглас, Финн вернулся назад.

– Дай коляску, – властно протянул он руку, раздраженно сдвинув брови. – Собирается гроза, разве ты не видишь?

Плевать она хотела на зловещие черные тучи, влажный неподвижный воздух. Настоящая гроза бушевала у нее внутри.

Каролина окинула его злым, возмущенным взглядом.

– Возьми Софи и иди к дому, – резко приказал он. Осторожно передал ей заснувшую девочку и стал подбирать рассыпавшиеся вещи.

Первые капли настигли Каролину на дорожке, окаймленной бордюром. Огромные тяжелые капли падали сначала редко, но потом обрушились на них яростным потоком. Каролина согнулась чуть не вдвое, прикрывая своим телом Софи.

Отяжелевшее небо грохотало и сверкало молниями. Финн бросил нагруженную коляску, обхватил Каролину за талию и стремительно повлек ее по ступенькам на террасу. Потом подтолкнул их с Софи под навес крыши, достал из кармана ключи и открыл высокую стеклянную дверь.

– Входи! – коротко приказал он. – Переждем грозу здесь. – Он снова выскочил под ливень, а Каролину шагнула в полутемную пустую комнату. Впрочем, не совсем пустую. У одной из стен просторной, с высоким потолком комнаты были свалены потрепанный гарнитур из дивана и двух кресел, пара книжных шкафов – из какого-то хлипкого материала, по-видимому, кустарного производства – и несколько картонных коробок, набитых завернутыми в газету вещами.

Когда они впервые осматривали дом, Финн, взглянув на оставшиеся от чужой жизни вещи, заметил: «Агент по продаже недвижимости утверждает, что после отъезда прежнего хозяина дома в интернат для престарелых рабочие, вывозившие мебель, на эту рухлядь даже не обратили внимания».

Как давно, кажется, это было! В другой жизни. Впрочем, нет. Это они сами были другими. Изменились они сами и их отношение друг к другу.

Каролина поежилась. Намокшая одежда прилипла к телу. Вернувшийся Финн промок до нитки. Корзинку и две пластиковые сумки он бросил на пол.

– Найдется здесь что-нибудь, чем укрыть ребенка?

– Шерстяное одеяло, – чуть слышно ответила Каролина.

Присутствие Финна ее нервировало. Вид его не располагал к извинениям, да и вряд ли бы он их принял. Каролина с горечью сознавала, что, если бы не нужно было держать на руках спящую девочку, пока Финн искал одеяло, она бы уже давно шагала под дождем к своей машине. Финн вытащил одеяло и подошел к куче брошенной мебели. Повернул кресла друг к другу и сдвинул их. Кроватка для Софи была готова. Финн молча кивнул в сторону Каролины, опасаясь, что сказать что-нибудь без злости не сможет. Он не смотрел на нее, потому что ручаться за себя не мог.

К счастью, слова оказались не нужны. Каролина подошла и осторожно опустила Софи на тесное ложе. Стоя рядом, Финн слышал ее тихое дыхание, ощущал едва уловимый запах ее духов, аромат которых так возбуждал его когда-то.

Он укрыл дочурку одеялом. И вдруг почувствовал, как эта распутница, стоявшая рядом, тронула его за руку. Все тело его напряглось.

– Ты не хочешь узнать, почему я вернулась и ждала твоего возвращения из Франции?

– Особого желания не имею.

Финн отодвинулся. Рука Каролины опустилась. Как ни дико это могло показаться, но место на руке, которого коснулись ее прохладные пальцы, у него горело.

Мокрые от дождя волосы облепили красивую голову Каролины, намокшая тонкая одежда обрисовывала стройную, изящную фигуру. Финн стиснул зубы. Эта женщина, стоявшая рядом, сводила его с ума.

Обвинила его в чем-то, обманом проникла к нему, используя невинного ребенка. И эта женщина едва не заставила его поверить, что он ее полюбил! Как могло ему изменить умение разбираться в людях? И он желал провести остаток жизни с такой безрассудной обманщицей?!

Но ужаснее всего была его нелепая уверенность, что он полюбил ее – впервые за всю свою взрослую жизнь, полюбил женщину, сделавшую секс своим оружием, готовую вступить в связь с женатым, как она считала, мужчиной, чтобы отомстить ему за то, чего он не совершал!

Во что бы то ни стало от такой женщины надо держаться подальше!

– Мне необходимо извиниться перед тобой.

– Неужели? За что же? За то, что, одержимая жаждой мести, лгала, что само по себе достойно презрения? Или ты так не считаешь? Или за то, что, не удосужившись ничего узнать, взяла на себя роль судьи, присяжных и палача?

– Перестань! – Ее страдальческий голос, сверкавшие слезами золотые глаза смутили его.

Он отошел от крепко спящей дочери к стеклянной двери и стал смотреть на ливень, далекие вспышки и проблески молний.

– Я хочу сказать… что сожалею… очень со жалею, не надо было безоглядно верить тому, что рассказала о тебе Кейти.

Каролина нахмурилась. Трудно извиняться перед человеком, который не дает себе труда выслушать, что ты говоришь! Финн стоял к ней спиной. Намокшая от дождя рубашка плотно обтягивала его широкие плечи. Каролина чувствовала себя лишней. И наверное, поделом!

– Но должна признаться, я вначале поверила Кейти, – продолжила Каролина. – А потом, когда узнала тебя получше… – Сказать о своих истинных чувствах к нему у нее не хватило смелости. – Я усомнилась, что ты действительно сделал то, в чем обвинила тебя Кейти.

– Соблазнил девочку? Сколько ей было в то время? Семнадцать? С душой и разумом десятилетнего ребенка, – сухо заметил он. – И ты вошла в нашу с Софи жизнь, считая меня подлецом! Вот что ужасно!

– Я считала так только до знакомства с тобой, потому что это мне рассказала Кейти. – Голос Каролины дрогнул. – Хотя, если честно, она ни разу не упомянула, что ты завлек ее в постель или что она пыталась утопиться, узнав, что ты женился на Флер Ферранд и та ждет от тебя ребенка. Софи. Именно таких слов она не произносила, но они подразумевались сами собой. И по какой-то ей одной известной причине – может быть, из желания оказаться в центре внимания – она позволила мне поверить в эту ложь.

Финн повернулся. Взгляд его был мрачным.

– Слушать Кейти было ужасно. Правда, не все так просто. В жизни многое непросто, не мне тебе говорить. Но я убеждена, что Кейти искренне верила, что влюблена в тебя. Ты про явил к ней интерес, тратил на нее время, приглашал на ленч – в ее жизни это было первое приглашение со стороны мужчины. Вот она и поверила в свои фантазии. Я всегда о ней заботилась, защищала ее перед бабушкой – а она может быть просто ужасной, – потому что защитить себя она не способна. Слишком она была робка. Ее застенчивость мешала ей завести друзей. Поэтому я всегда ее оберегала. Больше некому было это делать. Мама любит спокойную жизнь и не терпит неприятностей. Я устроилась к тебе няней, рассчитывая, что найду способ тебе отомстить. В чем глубоко и искренне раскаиваюсь.

Финн смотрел на Каролину грустным взглядом. Он отошел от двери в глубь комнаты, стараясь держаться от нее подальше. Ему казалось, она говорила искренне, но как он мог ей верить? Да и зачем? Он видел, что она дрожит. От холода или от нервного напряжения? Да какое ему дело!

Сделав безразличное лицо, он сказал бесстрастным тоном:

– Принимаю твое извинение. А теперь забудем об этом. Тема неприятная. В этой корзинке еда? Достань что-нибудь, пока я поищу, чем разжечь камин. Нам надо обсохнуть.

Разряд молнии громыхнул ближе. По стеклам сильнее забарабанил дождь. Они могут застрять здесь надолго, мрачно подумал Финн, отправляясь за коробком спичек, который он видел на полу одной из кладовых во время первого посещения дома.

Он никогда не забудет тот день! Как тепло у него было на сердце, словно они были одной семьей.

Но тот день принес ему и горькое разочарование. Этого он тоже никогда не забудет.

Коробок спичек мог оказаться пустым, на него, как и на остальной хлам, не обратили внимания рабочие, освобождавшие дом от мебели. Но для Финна это был предлог уйти из комнаты, подальше от Каролины, от безумного, самоубийственного желания схватить ее в объятия и предаться с ней любви до изнеможения, до самозабвения.

Финн взбежал по лестнице, прыгая через ступеньку, но физическая разрядка не принесла ему успокоения. Впервые в жизни ему захотелось напиться.

В спичечном коробке оказались две спички, одна полуобгоревшая, другая целая. Финн почти обрадовался. У него будет чем себя занять – пытаться разжечь огонь. Ведь Софи проснется не раньше чем через час. И тогда забавная малышка, требующая неусыпного внимания, поможет разрядить напряжение.

Финн подобрал старые книжные полки и понес их на заднюю половину дома, чтобы поломать их, не опасаясь, что шум разбудит Софи. С помощью газет, извлеченных из коробок с вещами, и единственной спички Финн разжег в камине огонь. Усевшись на корточки, он с удовольствием наблюдал, как разгорается пламя в камине.

– А тебя не закуют в кандалы за то, что сжег чужую собственность?

– Подать на меня в суд могут вполне. – Финн уловил в голосе Каролины шутливую нотку и ответил ей в том же тоне. – А какую шумиху поднимут газеты! Вопиющий акт вандализма – сожжены антикварные книжные полки! Подойди поближе к огню.

Он отодвинулся в сторону, чтобы не загораживать тепло, идущее из камина. Но Каролина не двинулась с места. Лицо ее в тусклом свете комнаты казалось бледным пятном. Она все еще дрожала.

Финн сердито протянул руку и обхватил двумя пальцами ее запястье.

– Стань поближе к огню. – Сердце его тронула неожиданная нежность. Заботливость обычно приписывают женщинам, но в данный момент ему так захотелось защитить ее, обогреть, утешить.

Он потянул ее к пятну света, падающего от огня, и провел рукой по спине. Хлопчатобумажный топ без рукавов был мокрым. Он видел, как она, согнув спину, прикрывала от дождя Софи.

Огромные золотые глаза не мигая смотрели ему в лицо. Дрожь ее стала еще заметнее. Наверное, от внутреннего напряжения. Оно передалось и Финну. Пальцы его дрожали, когда он стал расстегивать ряд маленьких, обтянутых материей пуговиц ее топа.

– Надо снять мокрую одежду, простудишься, – хриплым, будто после долгого-долгого молчания, голосом сказал он.

Тыльной стороной руки он нечаянно коснулся ее упругой груди, прикрытой – или едва прикрытой – тончайшим шелком и кружевом, ощутил тепло ее нежной кожи и понял, что у нее перехватило дыхание. Ноги его ослабли, напрягшиеся мышцы живота обожгло огнем. Взрыв дикого желания охватил все тело. Ему хотелось только одного – ласкать ее, ублажать, владеть ею.

А она, колдунья, все поняла и пустила в ход свои чары. Мягкие трепетные ресницы медленно опустились. Нагнув голову, она стала вытаскивать из-под пояса брюк его рубашку, а потом расстегивать на ней пуговицы. Было слышно ее частое, прерывистое дыхание. Упругие набухшие груди розовели в свете пламени.

Финн положил руки ей на плечи. То ли хотел оттолкнуть ее, то ли притянуть еще ближе – Бог знает! Голова у него кружилась, не было ни единой связанной мысли. Он ни в чем не был уверен, пока ее маленькие руки не распахнули его рубашку и не легли на разгоряченное тело. Теперь у него не осталось сомнений. Никаких.

Он желал эту женщину с неистовой страстью, против которой был бессилен, с поистине вожделенной отчаянностью, которая лишь доказывала силу ее чар. Руки Каролины скользнули к его плечам и легко сняли мокрую рубашку. Кровь с оглушительной силой стучала у Финна в висках.

Каролина судорожно глотнула воздуха и задержала выдох, боясь спугнуть ощущение блаженства, когда она провела руками по теплой атласной коже Финна.

Он так холодно, с полным равнодушием принял ее извинения и сразу ушел, словно ему было невыносимо находиться с ней в одной комнате.

Но теперь, когда он касался ее, смотрел на нее с откровенным желанием, теперь, может быть, все получится. Каролина придвинулась ближе, прижалась к нему всем телом, гибкими руками обвила его шею и подняла лицо.

Теплые губы Финна легко коснулись ее губ, как бы пробуя их на вкус. Кончиком языка он обвел контур ее рта и проник вглубь. Каролина со стоном раскрыла губы ему навстречу.

А когда поцелуй достиг такого напряжения страсти, что у нее все поплыло перед глазами, она прижалась к нему с тем же пылом, какой ощутила в нем. Она знала, что любит его, влюблена в него, и, даже если их отношения не наладятся, пусть останется в памяти хоть этот незабываемый миг.

Чувства захлестывали Каролину, лишали ее сил, вызывая головокружение, не давая дышать. Финн обхватил руками ее бедра и плотнее прижал к своему телу. Каролина чувствовала, как он возбужден. Коленом он раздвинул ей ноги. И вдруг отступил назад, повергнув ее в шок. Грудь его тяжело вздымалась, будто каждый вздох доставлял ему мучения.

– Боже мой… ты свела меня с ума!

– Финн! – с трудом выдавила из себя его, имя Каролина. У нее было такое ощущение, что он выгнал ее на холод, лишив света, любви и надежды, выгнал из рая, как падшего ангела. Каждый вдох отзывался в легких болью, слезы жгли глаза.

– Софи вот-вот проснется, – тихо и хрипло сказал Финн. – Могу поздравить тебя. Еще ни одной женщине не удавалось заставить меня забыть о дочери!

Он резко отвернулся. Подтянул поближе к камину старый диван и повесил на нем топ Каролины и свою рубашку.

Каролина закрыла руками пылающие щеки. Софи! Ну конечно же! Девочка спала днем около часа. Редко когда дольше. Значит, скоро проснется. Надо будет сменить ей подгузник, дать попить, а может, и поесть.

Они были так поглощены друг другом, что совсем забыли – ребенок может проснуться в любой момент. Каролина взяла топ и подошла поближе к огню, наблюдая, как от юбки поднимается легкий пар. Ей было до глупости неловко, хотя на ней был вполне приличный лифчик. Видно, оттого, что с Финном еще сохранялись натянутые отношения.

– Финн!

Он стоял у окна, глядя наружу. Гроза утихала, небо посветлело, дождь прекращался.

– Да?

Каролина прикусила нижнюю губу, уловив в его голосе раздражение. Надо было как-то объясниться. Она должна была знать, есть ли надежда на примирение. Если он скажет, что нет, она не станет рыдать и жаловаться. Примет приговор с достоинством и постарается поставить точку в этой истории. Каролина кашлянула.

– Когда мы были здесь прошлый раз… – Тогда они тоже забыли обо всем, целиком поглощенные друг другом и своими чувствами. – Ты сказал… – Боже, как трудно было это произнести! К тому же Финн не облегчал ей задачу, стоял, обидно повернувшись к ней спиной. – Ты сказал, что, кажется, влюбился в меня, – решительно закончила фразу Каролина. – Ты говорил правду? Это не было уловкой, чтобы заманить женщину в постель?

– Обычно мне не приходится прибегать к таким методам, – сухо ответил Финн ударом на удар, отчего на верхней губе Каролины выступил пот.

– Охотно верю. – Ее ли это голос, такой глухой и хриплый? Если бы он хоть обернулся, посмотрел на нее, когда говорил! Как ей хотелось, чтобы он улыбнулся, ободрил ее, чтобы она не чувствовала себя полной дурой. – Хочется верить, что ты говорил это искренне… Я… я тоже влюбилась в тебя. – Каролина задержала дыхание, боясь дышать и надеяться.

Финн медленно повернулся. Его суровое лицо было непроницаемо.

– Да? Привыкаешь влюбляться в женатых мужчин… заниматься с ними любовью?

Его слова обожгли ее презрением. Она облизнула пересохшие губы. Держа перед собой смятый топ, она с жалким видом пролепетала:

– Ты – неженатый мужчина.

– Но ты ведь думала, что женатый! Еще две недели назад ты, оказывается, считала, что я женат.

– Я бы не переступила последней черты. – Каролина натянула почти высохший топ и непослушными, распухшими пальцами стала застегивать пуговицы. Все, что бы она ни сказала, все оборачивалось против нее. – Я считала, что это будет достойной местью, но…

– И дьявольски жестокой! – зло бросил Финн. Он прочесал пальцами подсыхающие волосы и пошел взглянуть на Софи. Она уже шевелилась, дрыгая ножками под одеялом. – Думаю, тебе лучше уехать. Гроза прошла, дождя почти нет. Мне сказали, ты взяла напрокат сиденье для ребенка. Не беспокойся, я его верну. Положи его в мою машину, она не заперта.

Финн наклонился, вынул дочурку из импровизированной кроватки и прижал ее к своей широкой обнаженной груди.

Каролина Фарр вышла под мелкий летний дождик, обливаясь слезами, забыв, что поклялась не плакать.