В маленьком ресторанчике было полно народу. Стоял оглушительный шум. Оливия с несчастным видом нехотя ела итальянскую пасту. Казалось, они с Натаном были выброшены на каменный остров посреди бушующего моря радостных людей, приятно проводивших время.
Нет, он не отчитывал ее за то, что она не появилась в назначенный час, чтобы вместе с ним пообедать, за то, что он был вынужден пойти за ней, и нашел ее рядом с тем самым мужчиной, чье имя упоминал Хью. Обо всем этом он не обмолвился ни словом. Хотя было бы легче, если бы он это сделал. Тогда этот злосчастный инцидент можно было бы обсудить, объяснить.
Ожидание взрыва, который мог произойти в любую минуту, лишило Оливию аппетита. Она положила вилку, отодвинула тарелку и одним глотком выпила воду со льдом.
Натан был чрезвычайно вежлив, но от его вежливости веяло холодом. Он рассказывал ей о делах, которыми занимался утром, назвав это "зондированием почвы". Голос его был бесцветным и равнодушным. Он пересказал ей содержание нескольких телефонных разговоров со своими партнерами, высказал свое мнение по поводу возможного развития событий на финансовых рынках в других странах.
– … мне кажется, японская компания обойдет эту группу производителей на Филиппинах. Не знаю точно, когда это произойдет, но я это чувствую. – Он мастерски накрутил спагетти на вилку. – Они всегда правильно выбирают время, умело вкладывают деньги и получают прибыль. Потерь практически не бывает. Такая работа приводит меня в восторг.
Но восторженным он не выглядел. Он был похож на преподавателя, читающего лекцию кучке скучающих студентов. Оливию тянуло зажать уши, чтобы не слышать его холодного монотонного монолога.
Да, ей хотелось, чтобы он посвятил ее в тайны своей профессии, но только не таким образом. Он, казалось, сознательно удалялся от нее, и это ей не нравилось. Он держался с ней как с незнакомкой, причем неинтересной незнакомкой.
Одному Богу известно, как он отреагирует на ее признание о том, что она пообещала Джеймсу остаться работать еще шесть месяцев!
– Ты не ешь? – сухо спросил он, глядя на почти нетронутую еду на ее тарелке. – Я тебя утомил, да? Испортил тебе аппетит?
– Хватит! – потребовала она. – Хватит меня – наказывать! Извини, я забыла о времени. Я чувствую себя виноватой. Но кризис…
– Ты считаешь это оправданием? – Он положил вилку. Его тарелка была пуста. Глаза и голос ничего не выражали. – На работе возникает проблема, и ты забываешь обо всем: об обеде со мной, о том, что я могу сойти с ума, гадая, что с тобой случилось, и, представляя тебя под колесами автобуса. Ты даже забываешь о моем существовании… потому что очень занята, держа его руку!
– У тебя нет абсолютно никаких оснований для ревности. – Ее побледневшее лицо было полно страдания. – Я уже извинилась. Что еще я могу сказать? – У нее невыносимо болела голова. А когда Натан, криво улыбнувшись, откинулся на спинку стула и тихонько постучал пальцами по скатерти, Оливия поняла, что худшее еще впереди.
– "Никаких оснований для ревности" – ты все время мне это повторяешь. – Натан позвал официанта и заказал кофе, при этом, не спуская холодных глаз с Оливии. – Ты сказала ему, что теперь половина Лондона считает вас любовниками? Помнишь, ты сказала, что должна обсудить с ним эту проблему, прежде чем я стану предпринимать какие-то действия? В тот момент я задумался: чем вызвано твое настойчивое требование поговорить с ним первой? Тебе, видимо, хотелось, чтобы он услышал всю эту историю в твоей интерпретации, хотелось подготовить его.
Принесли кофе, и он замолчал. Оливия вскочила со стула. Лицо ее горело. С нее хватит! Почему он с такой легкостью позволяет себе думать о ней самое худшее?
– Сядь. – Он крепко схватил ее за руку и заставил сесть на стул.
Она со злостью посмотрела на него. Слезы застилали глаза.
– Зачем? Ты мне не доверяешь. Какой смысл дальше разговаривать? – Ей не хотелось устраивать сцену на публике.
– Успокойся. – Взгляд его оставался жестким, но он попытался улыбнуться. Большим пальцем он гладил нежную кожу ее запястья. – Я собирался сказать тебе, что понял свою ошибку. Я был несправедлив по отношению к тебе, когда позволил себе подобные мысли, даже на секунду. Так что сказал Джеймс? Он осудил своего драгоценного братца? – Он продолжал нежно гладить ее руку.
Неужели он не чувствует, как участился ее пульс – свидетельство ее вины?! Собрав все свое мужество, Оливия глубоко вздохнула, расправила хрупкие плечи и призналась:
– Я ничего не сказала ему. Ванесса, его жена, серьезно больна. Ни ему, ни ей не нужны такие новости. У них и без этого хватает проблем.
Натан резко выпустил ее руку. Оливия тотчас положила ее на колени, сжав пальцы.
– Как ты заботлива, дорогая, – промурлыкал он ехидно. – Но не надейся, я не буду притворяться, будто ничего не произошло и ничего не было сказано, будто мне на все наплевать. – Он оттолкнул от себя кофе, до которого так и не дотронулся. – Надеюсь, ты не забыла сказать ему о предстоящем уходе с работы? Или кризис помутил тебе голову настолько, что ты забыла обо всем на свете? А может быть, ты, заботясь о нем, решила, что ему вредно слышать подобное? "У него и без этого хватает проблем"?
– Ненавижу твой сарказм! – Чем холоднее и язвительнее становился Натан, тем больше злилась Оливия. Ей казалось, что ее нервы уже на пределе. – Конечно, я сказала ему! – Отбросив осторожность, она огрызнулась: – И ему это не понравилось, другого я и не ожидала. Но он все понял. Джеймс – понимающий мужчина.
"В отличие от тебя", – говорили Натану ее глаза. Заметив удивленные и заинтересованные взгляды сидевших за соседним столиком, Оливия понизила голос:
– По контракту я должна отработать месяц после подачи заявления. Он попросил меня поработать еще полгода.
– И… – Он впился в нее темно-серыми глазами, которые с каждой секундой становились все темнее и темнее.
– Я согласилась, – отрезала Оливия. – У меня не было выбора.
– У тебя был выбор, и ты его сделала. Это твое право. – Он попросил счет и длинными красивыми пальцами вынул из кошелька золотую кредитную карточку.
Оливия смотрела на него широко открытыми глазами, не в силах поверить, что он так спокойно к этому отнесся. Ведь она ожидала вулканической реакции. В ужасе она почувствовала себя вычеркнутой из его жизни. Они были сейчас настолько далеки друг от друга, что казались жителями разных планет.
– Первым же удобным рейсом я улетаю в Гонконг, нашу действующую базу в Азии. Они ждут меня там уже два месяца, и все из-за тебя. Я хотел продлить свое пребывание в Лондоне еще на месяц, но никак не на шесть. Итак, мы оба сделали свой выбор, приняли решения. По-моему, к этому больше нечего добавить. – Он встал. – Ты идешь? Уверен, ты не хочешь больше тратить время. Тебя ждет «твой» кризис.
Оливия поднялась и пошла впереди него, пробираясь между столиков. Она сжала губы и высоко подняла голову. Но как только они вышли на улицу, она повернулась к Натану. На глазах ее были слезы.
– Ведь это ты предложил, чтобы мы отдыхали два месяца. Это был и твой медовый месяц. Не забывай! – Как он мог сказать, что они провели два месяца на Багамах только из-за нее?! Значит, с одной стороны, он ублажал невесту, а с другой – считал за ее спиной дни, когда сможет снова вернуться к своей настоящей жизни. Как он мог?!
Натан ничего не ответил, поднял руку и остановил такси. Оливия не могла поверить в то, что происходит.
– Я не собиралась работать дольше месяца. Я не просила об увеличении срока! Неужели тебе не хочется знать, что произошло?.. Почему я решила остаться? Почему согласилась?
– Нет. Я уверен, ты убедила себя, что поступаешь правильно. – Он помог ей сесть в такси и назвал водителю адрес ее конторы. Оливия сидела, выпрямив спину. Лицо ее покраснело от гнева. Во время до смешного короткой поездки она смотрела только вперед.
Как он может быть таким эгоистом? Почему он считает важными только свои проблемы и свое мнение? Как он мог вот так сразу вычеркнуть ее из своей жизни? Никаких терзаний, никакой боли, ничего подобного она не заметила. Затолкнул ее в такси, не желая проводить пешком! Не мог дождаться, чтобы поскорее отделаться от нее и начать готовиться к путешествию на край света!
Отбросив эмоции, Оливия целый день сосредоточенно работала, ведя дела Джеймса. Ему же самому пришлось отправиться в Мидленд, на самый крупный из трех заводов компании.
Она старалась не думать о Натане. Она не позволит страданию, переживаниям и волнениям одержать верх, помешать ей работать. Ей платят за нее, и она будет ее исполнять. Как можно лучше, отдавая все свои силы.
Соблазн задержаться на работе, позвонить Натану и сказать, что трудиться допоздна, был велик. Но она устояла и не поддалась ему. А оказавшись дома в Челси, пожалела об этом.
Выходя из здания компании после работы, Оливия не удивилась, не увидев Натана, хотя всю прошлую неделю он ждал ее, чтобы вместе поехать домой. Нет, она не надеялась, что он ее встретит. Этого просто не могло быть после их разговора за обедом.
Но когда, войдя в дом, она обнаружила, что там никого и нет даже записки с сообщением, где он или когда вернется, ей стало невыносимо больно. От одиночества на нее повеяло холодом, и она съежилась, будто стояла на ветру в холодный дождливый день.
Увидев свое несчастное лицо в зеркале в ванной комнате, она задумалась и решила взять себя в руки. Нельзя идти на поводу у эмоций! Ни в коем случае! Сейчас она приготовит ужин и будет ждать Натана до тех пор, пока он не придет. Она встретит его улыбкой, скажет ему о своей любви и заставит выслушать ее доводы, почему она согласилась работать с Джеймсом еще шесть месяцев.
Она взяла из холодильника цыпленка, положила его вместе с овощами в кастрюлю, полила все это белым вином и поставила готовиться в духовку. Когда приготовить салат? Сейчас или подождать прихода Натана? Но тут раздался нетерпеливый звонок в дверь.
Первое, о чем она подумала, – Натан попал в аварию. Злясь, не в силах простить ее, он отвлекся, ослабил внимание и потерял контроль над этим монстром – своей машиной. Сердце ее было готово вырваться из груди.
Еще раз она не переживет того, что когда-то произошло с Максом. Как и тогда, она вновь будет виновата в случившемся!
Еле передвигая ноги, хватаясь за мебель, она с трудом добралась до двери. И… какое облегчение! Оливия чуть не умерла от радости, увидев на пороге Анжелу, а не сурового офицера полиции, как она того с ужасом ожидала.
– Дорогая… слава Богу, ты дома! Я сказала себе: "Они наверняка сообщили бы нам, если бы собирались уехать!" Ваш телефон все утро был занят. А днем никто не отвечал. А я отказываюсь пользоваться вашим автоответчиком. Не хочу разговаривать с машинами! Итак, я сказала себе: если вас нет дома или вы в отъезде, я всегда смогу остановиться в отеле. Поэтому решилась и приехала!
Оливия отставила в сторону симпатичную кожаную дорожную сумку, стоявшую у порога, и широко улыбнулась. Какое счастье! Ее ужасные предположения не оправдались!
Она радостно обняла свекровь, но потом, сразу посерьезнев, спросила:
– Мне очень приятно вас видеть. Но скажите: что-нибудь случилось?
Оливия внимательно рассматривала стоявшую перед ней Анжелу, чей внешний вид не мог не поразить. На ней был не по сезону теплый старомодный твидовый костюм, пряди рыжих волос торчали из-под наскоро надетого парика. Туфли со стоптанными каблуками выглядели так, будто в них давно и подолгу работали в саду. Анжела явно очень торопилась, когда одевалась.
– "Случилось", дорогая? – Ее сияющие глаза были широко раскрыты, но вдруг она их прищурила. – Нет, я не бросила мужа и не сбежала из дома, если ты об этом подумала! Нет, нет. Тебе не придется иметь дело с плачущей свекровью, просящей у вас крова на неопределенное время! Нет. Я оставила Эдварда дома заниматься хозяйством, а сама приехала в город, чтобы походить по магазинам, пока не свалюсь с ног!
Анжела Монро прошла в гостиную, Оливия за ней, все еще ничего не понимая. Сбросив туфли и сняв пиджак, под которым была шелковая рубашка классического покроя, пожилая женщина вздохнула с облегчением.
– Как хорошо! Мне было ужасно жарко в поезде. Я. так неожиданно решила поехать в город, что надела на себя то, что попало под руку. Ну и спешка! Мне совершенно нечего носить. Нет ничего симпатичного. Вот за этим я и приехала. – Она рухнула в кресло и с довольным видом огляделась вокруг. – Какой у вас милый дом! Небольшой, но пока вполне подходящий. А где Натан?
– Работает. – Подыскивает себе удобный рейс, чтобы поскорее улететь подальше от нее, с горечью подумала Оливия, начиная злиться после того, как ее страх и жуткие предположения остались в прошлом.
Он мог бы сказать ей, когда придет, черт возьми! Но его матери она не станет ничего говорить. Налив два бокала белого вина, Оливия подала один Анжеле и села в кресло, поджав ноги.
– Почему вам вдруг понадобилась симпатичная одежда?
– Разве я тебе еще ничего не сказала? Боже, ты, должно быть, думаешь, что я совсем глупая! Говоря по правде, я так спешила, что плохо соображала, что делаю. Замечательное вино, дорогая! Шардоне, не так ли? Мое любимое. – Поймав улыбку на лице Оливии, Анжела продолжила: – Эдвард и я решили, что заслужили отдых. Мы не отдыхали уже много лет. Я сказала ему, если мы будем сидеть вот так, то очень скоро просто не сможем сдвинуться с места. Поэтому мы решили уехать, выбрав, как нам кажется, удобное время – конец сентября. Сад уже не будет требовать постоянного ухода. Сегодня утром, делая покупки, мы зашли в турбюро, и нам предложили горящую путевку: две недели на греческом острове. Прекрасные условия за бесценок. Конечно, мы не смогли отказаться и уже в пятницу улетаем. Вот почему я здесь. Я сэкономила деньги и теперь могу позволить себе купить красивые вещи!
Анжела выпила вино и протянула бокал Оливии, чтобы та налила еще. Глаза ее блестели от радостного волнения.
– Я побуду у вас пару дней, но, если это неудобно, скажи мне. Уверена, что смогу найти номер в гостинице, несмотря на то, что Лондон переполнен туристами.
– Даже слушать об этом не хочу, – уверила ее Оливия. Улыбаясь, она поставила бокалы на столик и стала расспрашивать Анжелу, какую одежду ей хотелось бы купить, в какие магазины она собирается пойти. Она делала все, чтобы свекровь никоим образом не заметила ее волнения. Сердце Оливии разрывалось. Смогут ли они с Натаном предстать перед этой далеко не глупой женщиной любящей парой, молодоженами, души не чающими друг в друге?
Еще больше Оливию волновало, будет ли у нее и Натана время выяснить отношения, объяснить, почему она согласилась остаться работать еще полгода. Она была готова умолять его постараться понять, что вовсе этого не хотела, что она просто не могла отказать Джеймсу, ее совесть не позволила ей это сделать. Ей хотелось сказать Натану, что всю оставшуюся жизнь они будут вместе…
– Я провожу вас в вашу комнату. – Оливия поднялась с кресла.
На часах уже было начало девятого. Где же, черт побери, Натан? Почему не звонит, если задерживается? Или это часть его наказания?
Стараясь не выдать своего настроения, Оливия взяла сумку и стала подниматься наверх.
– Через полчаса мы будем ужинать, – сказала она по возможности беззаботно. – Вы, должно быть, проголодались. Натана ждать не будем. Он поужинает, когда придет. Запеканка не испортится. – Интересно, сможет ли она доверить Анжеле свои тайны? Сможет ли попросить ее удалиться после ужина? Сможет ли объяснить, что в ее отношениях с Натаном возникли осложнения? Нет, не сможет, ответила себе Оливия.
Это их личная проблема. Она не станет волновать бедную Анжелу по поводу того, в чем они сами могут разобраться. Было бы только время! Она обязательно найдет его, найдет возможность поговорить с Натаном наедине, даже если это займет целое утро. Она заставит его выслушать ее, пока его мать будет скупать весь Лондон!
– О, как мило! Мне очень нравятся эти тона: такие свежие, но спокойные.
Комната действительно была очень приятной. Цвета ее интерьера – бледный желто-лимонный, нежный голубовато-серый и контрастный сверкающий белый – радовали глаз. Оливия, не заходя в открытую дверь, кивком поблагодарила за комплимент.
– Устраивайтесь. Я вас оставлю. – Но уйти она не смогла.
– Теперь я понимаю, почему вы купили этот дом. Он очарователен, – задержала ее Анжела.
То же самое, сказал о доме и ее сын, когда впервые привел Оливию взглянуть на него. Оливия сжала губы и поклялась, что то благословенное время безоблачного счастья обязательно вернется. Она вернет его!
– Но я не могу себе представить Натана, живущего длительное время в «кукольном» домике. – Анжела бросила сумку на кровать и стала расстегивать кожаные ремни. – Очень жаль, что он отказался от поместья Грейндж. Как бы мне хотелось, чтобы вы жили рядом с нами! Как это было бы хорошо! Но всему свое время.
Она вынула из сумки широкую ночную рубашку, недовольно взглянула на нее и спрятала под подушку.
– Наверное, мне придется купить гораздо больше вещей, чем я предполагала. Удивительно, как может износиться одежда у человека, который никогда никуда не выходит! По-моему, единственный способ заставить Натана пустить корни – это найти такое место, где ему было бы просторно дышать, просторно двигаться. Дом со многими акрами земли. – Расставляя флакончики и баночки на туалетном столике, она вздохнула.
– Не уверена, готов ли он… – начала, было, Оливия.
– О, ты ошибаешься! Натан – собственник, хозяин. Всегда таким был. На своей земле он бы сразу пустил корни. Они бы выросли сами собой. Моя дорогая, вот что надо сделать: надо забеременеть. – Она повернулась к Оливии, стоявшей спиной к двери. – О! – Лицо Анжелы просветлело. – Наконец-то ты дома, дорогой! Как приятно! Ты удивлен? Пару дней я поживу у вас. У матери есть на это право. Твой отец и я собираемся в путешествие, и нам обоим понадобилось огромное количество красивой новой одежды! Впрочем, я расскажу тебе обо всем за ужином.