— Ты сама знаешь, почему ты здесь, — ответил Чезаре. — Ты же слышала, что я сказал бабушке — тебе нужно оправиться после тяжелой утраты. Я ведь не такое уж чудовище.

Милые глаза наполнились болью при упоминании о смерти матери, и Чезаре мысленно обругал себя за несдержанность.

Может, она и лгунья, но чувствовать способна.

В отличие от своей сестры.

Джилли, вероятно, и всплакнула бы для вида, но Чезаре не мог себе представить, чтобы она почувствовала душевную боль на самом деле. Когда он пристал к ней с вопросами о ее родне, она со смешками пояснила, что мать у нее недалекая провинциалка, а младшая сестра скучная девица, не заслуживающая того, чтобы говорить о ней.

Но эта… Чезаре прищурился, вглядываясь в ее выразительное лицо. Длинные ресницы затеняют потемневшие зеленые глаза, мягкие розовые губы подрагивают, пышная грудь поднимается и опускается от взволнованного дыхания. Нет, эта близняшка, несмотря ни на что, способна на настоящее чувство…

— Пошли, — сказал он мягко, приобнимая ее за плечи. — Пройдемся, успокоимся. — Его пальцы как-то сами собой погладили ее руку, прежде чем он понял, что происходит.

Чезаре быстро убрал руку, напомнив себе об ее обмане и о каре, которую он для нее готовит.

— Что же до того, кто и где будет спать, то за кухней есть вторая спальня. Хотя… — его голос почему-то прозвучал хрипло, — вполне возможно, что ты не заснешь, все будешь лежать и ждать, не одолел ли меня основной инстинкт и не решил ли я поискать удовольствия в твоей постели…

— Еще пасты? — Его голос, глубокий и низкий, почему-то заставлял вздрагивать нервы.

Милли покачала головой, пытаясь избавиться от внезапного напряжения в животе. Как будто она идет по туго натянутому канату высоко-высоко, а внизу нет страховочной сетки.

Чезаре обманывал, когда сказал, что привез ее сюда, чтобы она успокоилась. Неужели он думает, что она такая дура, чтобы поверить? Он считает, что она Джилли, его бывшая любовница, на которую он сердит. И эта поездка — наказание, и больше ничего. И она не знает, как он ее собирается наказывать, — вот что самое плохое.

Но почему ее неприязнь к нему куда-то ушла, когда он показывал ей остров, и она просто наслаждалась долгой прогулкой?

Почему она никак не может забыть, как его пальцы гладили ее плечо или как он обнял ее за талию, когда они стояли на вершине скалы недалеко от дома, глядя на белый песок далеко внизу?

У нее тогда закружилась голова — и не из-за высоты, а потому что от теплого прикосновения его руки у нее прервалось дыхание и ослабели колени.

— Ты устала? — спросил Чезаре. — Может, пойдешь в постель?

В его низком, сипловатом голосе словно прозвучало приглашение. Милли как будто коснулось что-то горячее. Если это и в самом деле приглашение, то достанет ли у нее сил отказаться? Или она, как и ее сестра, согласится и отдаст ему свою любовь, чтобы потом быть отвергнутой?

Нет, этого не будет. Как он там выразился? Что она будет лежать без сна и ждать, что он поддастся инстинкту и придет к ней? Он же был любовником сестры. Так, может, просто до сих пор хочет ее?

Лежать без сна… и ждать?

Ну уж нет, спасибо.

— Все в порядке, — сказала Милли. — Я еще посижу. Тут так спокойно.

И в самом деле спокойно. Несмотря на то, что он рядом.

Темнота сгущалась. Они ужинали на улице. На столе горела свеча, и было слышно, как шумит прибой. Если бы не томившее Милли беспокойство, можно было бы подумать, что она в раю.

«В порядке», — насмешливо повторил про себя Чезаре. Ничего подобного. Он кожей чувствует исходящее от нее напряжение. Боится, что он станет приставать к ней? А ведь он и впрямь собирался. Маленькая месть за обман.

Захотелось встать, подойти к ней, помассировать ее напряженную шею и плечи, пока она не расслабится и не прильнет к нему, а он сунет руку под блузку и станет ласкать ее груди… Чезаре подавил это желание.

Вообще-то он собирался именно этим вечером открыть ей, что все знает, и потребовать, чтобы она сказала, где ее сестра, которую она так неумело пытается изображать. Чезаре и сам не понимал, почему вдруг ему расхотелось это делать.

Нужно время, чтобы разобраться, какова она на самом деле. Чезаре поморщился. Точнее будет сказать — нужно время, чтобы разобраться в своем отношении к ней.

Он откинулся на спинку стула, насмешливо глядя, как она берет бокал с вином. Ее рука дрожала. Она поставила бокал на место. Боится выдать себя, расплескав вино?

Но его-то не обманешь. Она вздрагивает всякий раз, как он касается ее, и прерывисто вздыхает… а соски, которые чуть ли не прорывают шелк блузки?

Интересно, обрадуется ли она, если он придет к ней ночью? От этой мысли внутри Чезаре волной поднялось желание.

Он вскочил на ноги. А вот это ни к чему. Он собирался наказать ее, а не себя.

— Допивай вино. Увидимся утром.

Чезаре исчез за дверью, а Милли выдохнула воздух, который и сама не знала, что задерживает. Из дома донесся стук двери. Он пошел в спальню на первом этаже?

Что Чезаре внезапно рассердился, было понятно. Непонятно было, из-за чего.

Он сердится на Джилли, а не на нее, подумала Милли.

Она встала и собрала грязные тарелки, затем отнесла их на кухню, вымыла и, вытерев руки, застыла, вслушиваясь в тишину и успокаиваясь.

В дальней стене была дверь, которую она прежде не заметила. Наверное, там спальня. Милли никак не могла оторвать от нее глаз, словно ждала, что Чезаре вот-вот появится оттуда — с мокрыми после душа волосами, с обнаженным торсом, с полотенцем, повязанным вокруг бедер.

Она что, ждет его? Хочет, чтобы вышел?

Милли сердито тряхнула головой и отвернулась.

Если он рассердился на Джилли, то вряд ли придет — решил наказать ее таким образом за то, что она сделала. Значит, можно его не опасаться. И себя, своей слабости тоже?

Но все равно, если бы дверь спальни запиралась на ключ, она бы ее заперла.

— Мы собирались искупаться, помнишь?

Голос вырвал Милли из тревожного сна. Приподняв голову с подушки, она натянула на грудь простыню, ругая себя за то, что вчера решила лечь спать голой.

Он стоял в дверях, небрежно прислонившись к притолоке, потрясающе красивый в узких джинсах и тускло-зеленой майке без рукавов.

Милли просто не могла оторвать взгляд от его улыбающегося лица.

Это нечестно!

Уж если даже сестра, вертевшая мужчинами как ей захочется, не смогла устоять и влюбилась, то что говорить о ней!

Победы легко доставались Джилли, и так же быстро мужчины ей надоедали. И она уходила без малейшего сожаления. Однако на этот раз все вышло иначе. Она наконец сама влюбилась, и Милли ее понимала.

Последнюю открытку из Флоренции Джилли отправила, очевидно, как раз когда нанялась в компаньонки к Филомене. Она была уверена, что скоро у нее будут деньги расплатиться с долгами, что ее новый любовник сделает ей предложение.

— Вставай. Мы позавтракаем на пляже, потом поплаваем, — сказал Чезаре, глядя на расцветший на щеках Милли румянец. И, отвернувшись, чтобы не смотреть на простыню, под которой ясно прочерчивались линии ее тела, напомнил себе о своем решении расспросить ее сегодня кое о чем.

Он ушел, а Милли облегченно вздохнула. Как он смотрел на нее… Милли, покраснев, вскочила с кровати, твердя про себя, что у нее все хорошо, она в полном порядке.

Стало быть, Чезаре до сих пор не понял, что перед ним не Джилли, а пока это так, он не станет искать сестру.

Интересно, если бы он подошел, она оттолкнула бы его? Да или нет?

А еще остается несколько дней. Выдержит ли она?

Милли покопалась в вещах Джилли и вытащила ее бикини — три треугольничка, соединенных тесемочками. Милли покраснела. Да она бы в жизни не надела такое!

А Джилли надевала без всякого смущения. Но она же Джилли, не так ли? Значит, надо вести себя и одеваться как она.

Милли, стараясь ни о чем не думать, надела бикини, бледно-желтые шорты, причудливые босоножки и желтую блузку без рукавов, которая завязывалась под грудью, и пошла на кухню.

— Кофе. — Чезаре подтолкнул чашку. Он сидел, выставив длинные ноги, обтянутые выцветшими джинсами. Милли взглянула на его обнаженный до пояса торс и чуть не поперхнулась. Ну, это уж слишком!

Смущаясь под его пристальным взглядом, Милли взяла чашку и, подойдя к открытой двери, остановилась там и стала глядеть на зеленую лощину, чтобы не смотреть на Чезаре. Если бы только знать, что за игру он ведет. Такое впечатление, что он постоянно меняет правила.

До поездки на остров он смотрел на нее с нескрываемым презрением, всем своим видом показывал, что с трудом терпит ее присутствие и избавился бы от нее, если бы не бабушка, ради которой он готов даже на такую жертву.

А сейчас…

— Хороший денек, правда?

Милли не слышала, как он приблизился, и от его голоса, прозвучавшего над самым ухом, по ее спине пробежал холодок.

Она отошла, поставила чашку на стол и выдавила:

— Да, хороший, — продолжая размышлять о том, когда же она поймет, чего он добивается.

— Пойдем? — Чезаре закинул за плечо рюкзак и вышел за дверь.

Милли неуверенно последовала за ним. Тропа, ведущая вниз, к морю, показалась еще круче, чем вчера.

— Давай руку.

— Я сама.

Уж чего Милли не хотела, так это дотрагиваться до него. Чезаре все-таки взял ее за руку и осторожно повел вниз по тропе, помогая ей, словно вел свою возлюбленную. Милли на миг захотелось, чтобы так было на самом деле.

Поймав себя на этой мысли, она выдернула руку, как только они оказались на мелком белом песке пляжа. Чезаре сбросил рюкзак и замер, глядя на море. Милли посмотрела, как он потягивается, словно приветствуя солнце, ласкающее его бронзовую кожу, и отвела глаза.

Чезаре стал снимать джинсы, а Милли с ужасом вспомнила о жалком бикини, прячущемся под ее шортами и блузкой.

Конечно, она может сказать, что не хочет купаться, он не имеет права ей приказывать. Но Джилли обязательно бы воспользовалась моментом, чтобы продемонстрировать свою фигуру перед таким мужчиной.

Оказавшись в этом чудесном месте наедине с любимым, она наверняка постаралась бы соблазнить его и заставить поверить, что ни в чем не виновата. Милли не собиралась заходить настолько далеко, это слишком опасно, но в любом случае надо вести себя так, как вела бы сестра.

Она через силу развязала концы блузки, поглядывая на Чезаре, который снял джинсы и остался в черных плавках, почти не скрывающих его мужское достоинство. Милли, поперхнувшись, отвернулась.

— Вы идите, я за вами.

Он не сдвинулся с места. Милли стало ужасно неловко, пальцы застыли на поясе шортов.

Чезаре стало ее жалко. Неужели жестокая сестра заставила насильно эту малышку играть такую роль? Похоже на то. В этом мире все Джилли готовы пойти на все, чтобы добиться своего, пусть даже от этого кому-то будет плохо.

Его руки сжались в кулаки и разжались, когда она наконец собралась с духом и сняла шорты, являя взору округлые твердые ягодицы и длинные стройные ноги. А потом она полуобернулась — и у Чезаре пересохло во рту. Она была очень красива. Три лоскутка ткани, соединенные узкими тесемками, не скрывали практически ничего. Как раз такое соблазнительное бикини выбрала бы ее сестра. Милли, красная как рак, бросила на Чезаре испуганный взгляд и побежала к морю. Он медленно пошел следом. Он уже жалел, что заставил ее пройти через все это.

Надо было ей сказать, что он знает, кто она, еще когда они прибыли на остров, и потребовать, чтобы она сказала, где ее сестра, а не играть в игры.

Не считая короткой стрижки и подстриженных ногтей, она копия Джилли. Но к Джилли-то как раз его совершенно не тянуло, а вот к ее сестре тянет, и еще как.

Погрузившись в прозрачную воду, Милли немножко успокоилась. Она думала, что он уже купается, а оказалось — стоит и смотрит, как она раздевается. Со спины она выглядит совершенно голой, — с содроганием подумала Милли, да и спереди немногим лучше. Лоскутки и тесемки предназначены скорее для того, чтобы дразнить, а не скрывать.

А как он смотрел на нее… Нет, она не станет думать об этом!

Милли хорошо плавала и любила воду. Мало того, учась в школе, она даже побеждала на соревнованиях. В этом она превосходила Джилли, которая не любила физические упражнения.

Впервые с того момента, когда выдала себя за сестру, Милли почувствовала свободу и, с наслаждением взмахивая руками, поплыла к видневшемуся вдали мысу.

Внезапно что-то схватило ее за ногу, Милли вскрикнула, рядом показалась голова Чезаре, он обхватил ее за талию.

— Отстаньте! — сердито закричала Милли и, вырвавшись, поплыла вперед, однако он не отставал.

Все удовольствие пропало, от ощущения свободы не осталось и следа.

— Что вы делаете!

Он схватил ее снова и прижал к себе. Милли почувствовала его напряжение, и это было слишком. С сильно бьющимся сердцем она боролась с собой, со своим желанием прижаться к нему еще теснее, почувствовать руками и ногами каждый сантиметр его тела.

— Спасаю тебя, — сухо сказал Чезаре. — Здесь очень сильное течение. Я тебя предупреждал, но ты не слушала. — Он тряхнул головой, разбрасывая брызги. — Поворачивай назад, сейчас же!

Милли только теперь почувствовала, как ее утягивает в море, к далекому горизонту.

Энергично работая руками и ногами, она поплыла к берегу, сознавая, что Чезаре плывет следом, и чувствуя, как ни странно, что ей ничего не грозит, пока он рядом.

Когда они наконец выбрались на спокойную воду, Чезаре вырвался вперед и через несколько секунд уже нащупал ногами дно и остановился, поджидая ее. Вид у него был мрачный.

Милли медленно плыла к нему, чувствуя, как горят легкие от напряженной борьбы с течением. Когда она подплыла поближе, Чезаре подхватил ее под мышки и сердито заговорил:

— Больше не выкидывай таких фокусов! Dio mio! Ты же могла утонуть, дура набитая!

Он же тоже мог утонуть, спасая ее, со страхом подумала Милли. Он же наверняка не стал бы спокойно наблюдать, как она тонет. Но «дура набитая»?! Милли вздернула подбородок:

— Откуда я знала! И, может, ты перестанешь кричать?!

Она сердито дернула плечом, вырываясь, но его руки просто соскользнули вниз, на талию, и, сердито пробормотав: «Ты…», он вдруг прильнул губами к ее рту, одной рукой прижимая ее к себе, пока она не почувствовала все его твердое, напряженное, подрагивающее тело под водой, а другой придерживая голову, так что она не могла отвернуться.

Да у нее и в мыслях не было отворачиваться. Она ни разу в жизни не испытывала ничего подобного — такого дикого желания, пронзившего каждую клеточку ее тела.

Ее руки сами собой поднялись и обняли Чезаре за шею, губы приглашающе открылись навстречу его языку, который играл с ней несколько захватывающих мгновений, прежде чем его губы передвинулись ниже и впились в затвердевший сосок ее груди.

Чезаре медленно направился к берегу, увлекая Милли за собой. Они двигались как одно целое, поглощенные друг другом. Он нежно целовал ее то в висок, то в щеку, то в шею, на которой бешено бился пульс, руки ощупывали, оглаживали ее тело, отодвигая надоедливые тесемки и лоскутки.

Околдован.

Он околдован.

Желание поднялось в нем такой могучей волной, что он чуть не упал, споткнувшись, когда они оказались на горячем песке уединенного берега. Он грубо, не в силах больше сдерживать себя, бросил ее на песок и застонал, когда она обхватила его ногами.

Сумасшествие.

Настоящее сумасшествие.

Она ждала, она хотела его.