— Хотите аперитив, Кэти? Она нерешительно застыла в широком дверном проеме и увидела, как он откладывает в сторону кипу газет, которые просматривал до ее прихода, как его губы изображают вежливую улыбку, как он встает и идет навстречу ей.
— Благодарю вас.
Голос не слушался ее. Сердце гулко ухало в груди. Он назвал ее уменьшительным именем вместо обычного ?сеньорита?, а послышавшийся ей легкий сарказм привел ее в настоящий ужас. Теперь его слегка прикрытые веками глаза провели ленивый, но весьма тщательный осмотр ее затянутого в черный креп тела, и она заметила, как он едва заметно пожал широкими плечами под прекрасным белым пиджаком.
Кэти повернулась на непослушных каблуках и, изо всех сил стараясь не споткнуться, направилась к одному из обитых мягкой кожей кресел, поставленных полукругом перед огромным, до самого потолка, камином. Медленное скольжение равнодушных глаз по ее телу было неприкрыто сексуальным, и, внутренне содрогнувшись, она почувствовала, что такое испанский темперамент, скрытый под лакированным слоем учтивости и хороших манер.
Она с осторожностью наблюдала, как Хавьер наполняет бокалы отсвечивающей тусклым золотом жидкостью. На бутылке была наклеена ясно различимая этикетка с именем Кампусано, и голос его звучал как мурлыканье, пока он ставил на низенький столик с серебряной чашей, полной аппетитных оливок, тонкий хрустальный бокал.
— Попробуйте ?Fino?, а если оно покажется вам суховатым, мы заменим его на ?Oroloso?. Когда-то Британия была нашим крупнейшим рынком сбыта сладких, крепких сортов хереса. У нас считается, что это напитки для почтенных дам, но теперь их вкусы явно изменились…
— Не вижу ничего смешного! — холодно парировала Кэти. — Может быть, все эти почтенные дамы приобрели более утонченный вкус. Или перешли на джин.
Неужели у него потребность все время демонстрировать свое превосходство? Или он просто не умеет по-другому, это стало частью его натуры? Скорее второе, решила Кэти и тут же была выбита из состояния равновесия — он улыбнулся, на этот раз по-настоящему, и заверил ее:
— Я ни над чем не смеюсь, что вы! Когда ваш Дрейк подрезал бороду нашему королю, он заодно увез домой около трех тысяч бочек хереса, тем самым положив начало нашей весьма прибыльной торговле с Англией. А я никогда в жизни не стану смеяться над одним из наших лучших рынков сбыта!
Он уселся напротив нее с присущей ему ленивой грацией, которая лишний раз напомнила об исходящей от него всепокоряющей мужской силе, и в глазах его стояла какая-то соблазнительная дремота.
— Как это вино, на ваш вкус?
Пытаясь оторваться от гипнотизирующего взгляда полуприкрытых серых глаз, Кэти сделала быстрый глоток, потом еще один. Это казавшееся бледным вино на самом деле было крепким и приятным, с необычным ароматом. Охлажденный напиток легко проскользнул в горло, оставив ощущение солнечного дня с легким морозцем.
— Да, пожалуй, ничего. — Она улыбнулась, глядя ему в глаза, и сердце ее смягчилось, потому что им было так хорошо и приятно вместе… — Боюсь, что могу и привыкнуть к нему, как какой-нибудь пьяница. — Неспешно ведя пальцем по тонким граням хрусталя, Кэти вдруг услышала свой голос, с неподдельным интересом спрашивающий: — Но если рынок сладкого хереса пошел на убыль, почему же вы не производите больше сухого?
— Это не так-то просто. Все зависит от того, как развивается flor . Ну… — Видя непонимание в ее глазах, он развел своими сильными, прекрасно вылепленными руками и встал, чтобы вновь наполнить ее бокал. — Когда мы приедем в Хеpec, я специально свожу вас в bodega — винодельню и попытаюсь объяснить все там. Если вам это правда интересно.
Да, ей это было интересно, несмотря на чувство взаимного недоверия, разделявшее их, ложь с ее стороны и диктаторское высокомерие — с его. Кроме того, у нее появлялась возможность выйти из создавшегося положения, и отбросить ее она просто не имела права. И потому, подкрепившись еще одним глотком вина, Кэти постаралась расслабиться, откинулась в кресле, положила ногу на ногу и спросила:
— А когда я смогу посетить Херес и вашу матушку?
— К чему такая спешка? — В его холодных серых глазах появилось презрение. Кэти вздрогнула еще и оттого, что его взгляд намеренно долго задержался на ее длинных, выставленных на обозрение точеных ножках. — Что, finca — слишком тихое, слишком скучное место, по вашим понятиям? Мне очень жаль, что вы так быстро устали от нее.
Ужасный, ну просто ужасный человек! Лицо Кэти пошло красными пятнами, и она поторопилась опустить ногу и расправить юбку. Он смотрел на ее ноги так, будто это какой-то товар, выставленный на продажу. Причем товар уцененный, бывший в употреблении. Хорошую же службу сослужила мне Корди, или, вернее, ее репутация!
— Главной причиной, заставившей меня согласиться на поездку в Испанию, было дать возможность вашей матери посмотреть на внука, — сказала она с холодным достоинством, которым очень гордилась. — Если у вас нет желания отвезти нас, я могу доехать и сама. Томас…
— Моя мать примет вас, когда будет в состоянии сделать это, — вежливо прервал ее Хавьер. — Прошло не так много времени со дня смерти Франсиско, и она должна еще привыкнуть к мысли, что он оставил после себя ребенка. А Томас вас никуда не повезет. Я запретил ему.
Запретил? Да, он предусмотрел и это. Здесь его слово — закон, и Томас, да и другие обитатели его маленького королевства беспрекословно подчиняются приказам своего повелителя. Горло ей обожгло что-то острое и горячее, и голос стал хриплым от гнева:
— Тогда какого черта я здесь делаю? Вы что, не могли подождать, пока она будет готова? К чему попусту тратить мое время?
Кэти вскочила с кресла, чувствуя, что готова убить этого спесивца. Но гнев ее оказался совершенно бесполезным, натолкнувшись на непробиваемую стену его совершенно очевидного равнодушия. На смуглом, с резкими чертами лице не отразилось никаких эмоций. Это была выработанная годами привычка мужчины, слишком хорошо воспитанного, чтобы реагировать на неприличное поведение какой-то базарной торговки. И Кэти не осталось ничего другого, как вновь усесться в кресло. Она была словно выжатый лимон. А дону Хавьеру хоть бы что: он поднялся с врожденной грацией и нажал кнопку рядом с широкой кедровой дверью.
— Пойдемте, пора ужинать.
Вот так-то вот! Как будто я никаких вопросов и не задавала! Кэти вся кипела от злости. Она резко поднялась и пошла за ним следом, желая только одного — поскорее покончить с едой и уйти к себе. Остаться вместе со спящим ребенком и обдумать, что же делать дальше.
Сев напротив хозяина за овальным столом, Кэти резким движением расстелила на коленях салфетку. В этот момент вошла Пакита и подала на стол то, что она гордо назвала ?sopa de maris-cos al vino de Jerez? и что Хавьер перевел куда более прозаически: суп из моллюсков в хересе.
Блюдо оказалось очень вкусным, Кэти ела быстро и с аппетитом, хотя и твердила про себя, что никогда не села бы с ним за один стол, если бы не была голодна как волк.
Еще теплый, с аппетитной корочкой хлеб, поданный к остро пахнущему морем супу, был восхитителен. И тут Кэти вдруг увидела, как изящная смуглая рука поставила на скатерть бокал, и уже не могла больше отвести глаз от мягкого шелка волос между безупречно белым манжетом и кожаным ремешком плоских часов. Горло ей сжало спазмой, и она замерла с полным ртом, не в силах проглотить.
— К супу из моллюсков прекрасно подходит ?Manzanilla?. Это вино придает еде особый аромат, — тихо, но с прохладцей сказал Хавьер.
Она опустила ложку в тарелку, стараясь побыстрее проглотить все, что у нее было во рту. Он дает мне понять, что я веду себя за столом точно невоспитанный ребенок! Он никогда не упускает возможности хоть как-нибудь унизить меня! — оскорбилась Кэти, и аппетит у нее моментально пропал.
— Мы получаем это вино с виноградников в Санлукар-де-Баррамеда. Считается, что ветры с Атлантики придают ему неповторимый, слегка солоноватый привкус. — Хавьер с задумчивым видом отхлебнул из своего бокала, не отводя слегка прикрытых веками глаз от ее сверкающего фиолетового взгляда. Скорее машинально, чем осознанно, Кэти тоже сделала небольшой глоток. Соленый херес?
Но он оказался бодрящим, холодным и с необычным, интригующим вкусом, немного светлее по цвету, чем ?Fino?, которое она пила в качестве аперитива. Однако если Хавьер и заметил ее удивление, сменившееся удовольствием, то никак не прореагировал на это.
— Доешьте суп. Пакита очень расстроится, если вы не вычистите тарелку до дна.
— Я не ребенок, — чопорно ответила Кэти. Его глаза тут же скользнули по крутым изгибам ее груди, и он согласился:
— Да, вы правы.
Кэти решила не реагировать и хранить гордое молчание. Так она и делала, пока ела салат, потом цыпленка с чесночной подливой и запивала легким риохским вином.
— Положить вам сладкого пирога? — спросил Хавьер, беря серебряную лопаточку для торта длинными, тонкими пальцами.
Кэти помотала головой. Она не могла съесть больше ни крошки, а риохское, наложившись на все продегустированные ею хересы, ударило в голову. Она не привыкла к алкоголю в таких количествах.
Серебряная лопаточка аккуратно легла на скатерть, а сам хозяин откинулся в кресле, и его голос с приятным акцентом был слишком уж ровным и спокойным:
— Я слышал, вы пытались отказаться от услуг Розы. — Улыбка приподняла уголок его рта, но глаза оставались холодными. — Если это было сделано в попытке доказать мне, какая вы чудесная мать, то выстрел не достиг цели.
Кэти поспешила проглотить едкий ответ: она не могла позволить себе говорить, пока язык не начнет опять слушаться ее. Она уже проклинала себя за то, что соглашалась попробовать все эти хересы, не говоря уже о вине. Надеясь, что он примет ее молчание просто за нежелание удостоить его ответом, она встала со своего места и с ужасом почувствовала, что ее пошатывает, а голова кружится. Она поспешила сесть назад и немедленно услышала сдержанно саркастическое замечание:
— Бедняжка Хуан! Будем надеяться, что сегодня ночью ему не понадобятся ваши заботы. Если же вы придерживаетесь другой точки зрения, я позволю себе предложить, чтобы вы все-таки вызвали Розу из ее вынужденной отставки.
Ребенок на попечении пьяницы! — в ужасе думала Кэти, голова у нее шла кругом. Этот негодяй, по-видимому, нарочно подсовывал мне одну безобидную рюмку вина за другой и спрашивал мое мнение таким учтивым, вкрадчивым голосом. А сам хотел только одного — лишний раз доказать, что я не гожусь в матери даже дождевому червю, не говоря уж о его племяннике!
Кэти не помнила, как ей удалось подняться на ноги и добраться до двери. Она даже смогла выдавить из себя неуверенное ?Спокойной ночи?, и тут он вдруг повернулся в кресле и, подняв в усмешке одну бровь, спросил:
— Скажите-ка мне: если ваше имя Кэти, тогда почему же коллеги и друзья знают вас как Корди, или Корделия? Не сомневаюсь, что этому есть какое-то объяснение, но я терпеть не могу загадок. Так что сделайте одолжение, объясните.
Кэти молча смотрела на него, и глаза ее так расширились, что даже заболели. Он что-то заподозрил! И специально ждал, пока мои затуманенные алкоголем мозги окажутся не в состоянии придумать какую-нибудь правдоподобную ложь. Может, он для этого меня и напоил?
Язык у нее прилип к гортани, бешено скачущее сердце мешало обрести ясность мышления. Хавьер улыбнулся — и точно ужалил ее, а от следующей вежливой тирады Кэти покрылась мурашками с головы до пят.
— Возможно, ваша память нуждается в небольшой помощи. — Белые зубы сверкнули меж раздвинувшихся чувственных губ. — Когда я прочитал ваши письма, особенно второе, сообщавшее о появлении на свет ребенка якобы от моего брата, я предпринял некоторые предварительные расследования. Если вы помните, подписи на письмах были абсолютно нечитаемы, но результаты этих расследований и мои воспоминания о вечеринке по окончании гастролей, на которой вы тоже присутствовали, — все давало одно и то же имя: Корделия Соме. А для друзей — Корди. Для друзей, которых, как я заметил, у вас бесчисленное множество, в основном мужского пола и, скажем так, интимного плана.
Если что-то и могло ее протрезвить, то это презрительные интонации, с которыми были произнесены последние слова. Да как он смеет делать из моей сестры какую-то шлюху, готовую завалиться в постель с кем попало? Корди просто любит волшебный мир шоу-бизнеса, веселые вечеринки, общение с людьми. А флирт всегда был для нее забавной игрой, еще лет с пятнадцати. Она никогда не была неразборчива в связях. Конечно, тот факт, что она забеременела, вроде бы доказывает обратное. Но если бы она спала с кем попало, она уж постаралась бы предохраняться… Чувствуя, что голова у нее абсолютно ясная, Кэти бросила на Хавьера уничтожающий взгляд и голосом, полным яда, ответила:
— Ни в коем случае не могу допустить, чтобы вы потеряли сон из-за такого пустяка, сеньор. Корделия — это мое сценическое имя. Мне казалось, что обычное, старое ?Кэти? выглядит как-то слишком уж просто. Вы удовлетворены?
Ему не остается ничего иного, подумала она, выскальзывая за дверь. Придется придумать какие-нибудь более хитрые вопросы, чем этот, если он хочет поймать меня на лжи — подвыпившую или абсолютно трезвую. Быстро же я становлюсь специалистом по вранью…
Кэти закрыла глаза, стараясь спрятаться от вибрирующего белого сухого жара, и пониже опустила на лицо широкие поля соломенной шляпы, которую одолжила ей Роза.
Она приехала сюда, к самому дальнему краю виноградников, на тракторе с Рафаэлем, старшим сыном Пакиты и Томаса, и уже через минуту стала искать хоть клочок тени.
Позади нее трактор с ревом исчез из виду, оставив в неподвижном воздухе облако белесой пыли. Здешняя земля треугольником раскинулась между Кадисским заливом и городами Херес, Пуэрто-де-Санта-Мария и Санлукар-де-Баррамеда и омывается реками Гвадалквивир и Гуадалете.
Больше нигде в мире не производится таких уникальных вин. Все это она узнала от Розы, которая твердо решила просветить ее.
В последние дни Кэти успокоилась и расслабилась. Она объясняла это проявлением дружеских чувств со стороны Розы и отсутствием Кампусано.
Не то чтобы он уехал из поместья, нет. Но ужинал каждый вечер где-то вне дома. Со своей матерью, объяснила Роза. Но с цинизмом, появившимся в ней неизвестно откуда, Кэти мысленно возразила: та дама, с которой он регулярно ужинает, должна быть намного моложе донны Луисы и отношения между ними, уж конечно, никак не походят на отношения матери и сына! И злость, которую она испытывала всякий раз, когда слышала, как он возвращается под утро, возникала, конечно же, только из-за того, что он силком увез ее из Англии, а сам напрочь забыл не только о ее существовании, но и о цели ее визита — представить ребенка бабушке.
О существовании самого Джонни он, конечно же, прекрасно помнил. Каждый вечер он выбирал время, обычно перед тем, как уехать на ужин или уединиться у себя в кабинете, чтобы поиграть с малышом. И его улыбка, его смех, светившаяся в глазах любовь были самыми неподдельными. Столь же искренними были равнодушие и неприязнь, когда он смотрел на Кэти. И что-то еще, как будто он искал ответа на вопрос, который начинал раздражать его.
Кэти постаралась отогнать от себя воспоминания об этом загадочном вопросе, который она с удивлением встретила в его спокойных серых глазах не далее как сегодня утром, и осторожно перешагнула через ограду загона. Весенние цветы, красочными пятнами разбросанные в невысокой еще изумрудной траве, радовали ее глаз художника, алая экстравагантность маков и золото ракитника согревали сердце. Было просто невозможно оставаться раздраженной и мрачной в этом чудесном, щедром уголке Андалузии. Она уже почти полюбила этот край и чувствовала себя здесь как дома. Каждый день, пока ребенок спал, она просила Розу присмотреть за ним и отправлялась на поиски пейзажей, которые потом, когда они с Джонни вернутся домой, можно будет перенести на холст или картон.
Она не могла позволить себе остаться совсем без работы и целиком заняться воспитанием ребенка, поскольку накоплений у нее не было. И потому с ранней весны, положив Джонни в коляску, отправлялась на поиски малоизвестных уголков Лондона, делая быстрые наброски, снимая несколько кадров на фотопленку и подробно описывая цветовую гамму.
Работать по такой методе оказалось совсем не так трудно, как представлялось сначала, и то, что делала в Лондоне, она прекрасно могла делать и здесь. Ей это было просто необходимо, ведь чек за картину, на которую она наносила последние мазки, когда в ее жизнь, точно бомба, ворвался Хавьер Кампусано, дал ей возможность заплатить за два месяца вперед за квартиру и положить в банк небольшую сумму для оплаты просроченных счетов, кои при возвращении наверняка будут поджидать ее. Оставшиеся деньги она взяла с собой на случай непредвиденных обстоятельств. Больше у нее ничего не было.
Перевесив повыше на плече лямку мольберта, Кэти быстро зашагала к видневшимся неподалеку соснам. Легкий ветерок прижимал к телу тонкую ткань ее платья. У Корди отвалилась бы челюсть от удивления, если б она сейчас меня увидела! — подумала Кэти.
Пару лет назад, перед этой злополучной поездкой в Севилью, Корди нанесла ей один из своих редких визитов. Кэти тогда снимала маленькую, но очень удобную квартирку неподалеку от агентства.
— На-ка вот, можешь оставить это себе, — проговорила Корди, вытаскивая из чемодана легчайший сверток. — Хотя не думаю, что ты когда-нибудь будешь его носить, ты слишком уж чопорная и правильная, и вообще настоящий синий чулок. Так что, если оно будет уж слишком тебя раздражать, снеси его в комиссионку.
— Премного благодарна, — сухо ответила Кэти, держа платье на вытянутых руках.
Мягкая, кремового цвета ткань была почти прозрачной, само платье оказалось свободного покроя, развевающееся, без рукавов, с крохотными пуговичками из жемчуга, шедшими от обманчиво скромного выреза до низу. Было оно очень красивым и наверняка весьма дорогим.
— Для меня оно слишком дамистое, — объяснила Корди. — Не знаю даже, что на меня нашло, зачем я его купила.
Кэти тоже не носила это платье, но и не торопилась избавиться от него. Она всегда предпочитала спокойные, умеренные, строгие наряды, подходящие к ее стилю жизни и ее пониманию себя как бледной тени своей очаровательной сестры. Однако продолжала хранить его, потому что оно было красивым и несколько фривольным, а когда Кампусано велел ей взять с собой в поездку самую легкую одежду, она сразу подумала об этом платье, потому что единственными легкими вещами в ее гардеробе были хлопчатобумажные брюки и несколько таких же блузок.
И теперь ее саму удивляло, что от скольжения мягкой, тонкой материи по коже она чувствовала себя такой женственной, как будто ее тело тает, становясь единым целым с легким душистым ветерком, со жгучей лаской андалузского солнца. Она, конечно же, не считала себя ни слишком чопорной, ни слишком правильной, и уж ни в коем случае — не синим чулком. Но если быть честной, у Корди были основания так говорить.
В свое оправдание Кэти могла только возразить, что стала излишне осторожной потому, что на ее плечи очень рано лег груз ответственности. Десять лет назад она была самой обыкновенной пятнадцатилетней девчонкой, разве что немного более прилежной, чем ее подруги, ведь она уже тогда решила получить профессию, которая позволила бы сделать карьеру в рекламном бизнесе. А затем налетел шторм, изменивший жизнь всей семьи. Ее отец, никогда не отличавшийся общительностью, неожиданно объявил им, что уезжает в Южную Америку. С другой женщиной.
Мать пережила такое глубокое потрясение, что до конца своих дней так и не смогла от него оправиться. Как раньше она во всех делах опиралась на мужа, так теперь оперлась на Кэти, ища у старшей дочери и моральной, и практической поддержки. Когда Корди начала совсем отбиваться от рук, именно Кэти пришлось устанавливать правила поведения и следить за тем, чтобы они соблюдались…
Опустившись на сухую землю под тенью раскидистых сосен, Кэти прогнала воспоминания в самые отдаленные уголки памяти и принялась наблюдать за миниатюрной ящерицей с похожими на драгоценные камни глазками; вот она быстро пробежала по грубой коре дерева и неожиданно исчезла, махнув на прощанье хвостом.
Отдохнув, Кэти поднялась и вышла на опушку рощицы. Перед ней миля за милей расстилались бесконечные поля. Земля в этой части поместья Кампусано не годилась для виноградарства и была отдана под поля пшеницы и оливковые рощи, здесь занимались скотоводством и разводили лошадей.
Если подняться по пологому склону на вершину ближайшего холма, то, по всей видимости, откроется великолепная панорама: темные вечнозеленые сосны, свежая зелень виноградников и далеко-далеко, на вершине соседнего холма, очертания белоснежного дома. Мог бы получиться чудесный пейзаж.
На полпути ноги сами остановились. Кэти задыхалась от жары, голова гудела, и она уже ругала себя за то, что не догадалась захватить с собой воды, ведь если не повстречается Рафаэль или кто-нибудь другой из рабочих с машиной, то назад по такой жаре не дойдешь. Как же быть?
И тут случилось чудо. Кэти, никогда не верившая в чудеса, была поражена: точно услышав ее жалобы, у подножия холма показался всадник. Скорее всего, он объезжал пастбища, проверяя загоны для скота, или что-нибудь в этом роде, и уж наверняка в такую жару у него была с собой вода.
К чему столько эмоций? Тебе вовсе не грозит смерть от жажды, сказала она себе. Но в пересохшем горле скребло, и всего нескольких глотков воды ей хватило бы, чтобы вновь появились силы.
Она перебрала в уме десяток испанских слов, которым научилась у Пакиты и Томаса. Agua! Да, это самое главное, что нужно сказать: вода. Одинокий, покрытый пылью всадник был уже близко, совсем близко, слышен был даже скрип седла. Кэти подняла руку и крикнула:
— Hola!
Всадник ничего не ответил, но с такой легкостью мгновенно повернул лошадь, как будто она была продолжением его тела, и красивое белоснежное животное поскакало вверх по склону холма. На голове у всадника была черная шляпа с прямыми полями, слегка сдвинутая на лоб, чтобы защитить глаза от солнца, грубая черная хлопчатобумажная ткань обтягивала его широкую грудь, а длинные ноги были скрыты защитными кожаными накладками.
В этом испанце столько мужественности, с удивлением подумала Кэти, столько притягательной силы! Вот уж не думала, что кто-то еще может быть таким же… И вдруг все ее тело запылало — она узнала эти точно вырезанные из камня черты, этот чувственный рот…
— Hola! — откликнулся он на ее приветствие, натягивая поводья, и остановил своего крупного жеребца совсем рядом с ней. Его рот исказила усмешка, оттого что Кэти поспешно отступила назад.
А она неожиданно осознала, что, сама того не желая, признала Кампусано самым сексуальным мужчиной на свете. Но Кэти храбро вскинула голову, чтобы глубоко в тени, отбрасываемой прямыми полями его шляпы, разглядеть блеск серых глаз. И страсть, какой она не испытывала никогда в жизни, пронзила ее, как нож, лишив способности мыслить, не говоря уже о даре речи.
— Что, Кэти, заблудились? — на этот раз мягко спросил Хавьер. И когда она покачала головой, добавил: — А может быть, вы искали меня?
— Конечно же, нет! С какой стати? — Она уже взяла себя в руки, хоть и с трудом. Он, может быть, самый привлекательный мужчина из всех, кого я встречала, но и самый опасный, сказала себе она. Если только сможет, он тут же отберет у меня Джонни, не считаясь с моими чувствами.
— Почему ?конечно?? — В его голосе послышалась ирония, но Кэти уже привыкла к этому. А что было написано на его лице, разглядеть не удалось, потому что, слезая с лошади, он отвернулся. Если он думает, что я так вот вырядилась, отправляясь искать его… Кэти прикусила губу, жалея, что вообще взяла с собой это злосчастное платье.
Оказавшись на земле, Хавьер забросил поводья на луку высокого седла и, повернувшись, открыто улыбнулся Кэти.
— Чего же вы хотите? Чтобы я отвез вас домой?
— Нет. — Кэти глубоко вздохнула. Когда он стоял рядом, то подавлял ее своей жизненной силой, аромат его тела смешивался с запахами кожи, горячей белой земли и солнца.
Взволнованная, она теребила лямку мольберта, все время поправляя ее на плече. У нее было полно проблем с усыновлением Джонни и претензиями семьи Кампусано, к ним прибавились укоры совести, восставшей против той лжи, к которой ее вынуждали, так что нервы и без того были на пределе. Не хватало еще влюбиться в собственного врага!
Она просто не могла себе позволить, чтобы главная и очень серьезная задача ее плана по законному усыновлению ребенка отодвинулась в сторону из-за этих вдруг возникших расслабляющих эмоций.
Спокойно! — велела она себе. Если тебе удается бороться с его желанием отобрать ребенка, то со своими гормонами уж как-нибудь справишься. Ну конечно же, справишься. И она сама была приятно удивлена, услыхав свой холодный ответ:
— Я сначала не узнала вас. И вообще, я вполне могу добраться до дома сама. Но мне хочется пить. У вас есть вода?
— Разумеется. — Его рука легко взяла ее под локоть, и ее словно током ударило. Ничего не значащий, формальный жест опять вывел ее из равновесия. Она с трудом передвигала ватные ноги, пока он вел ее вниз, к уже знакомой сосновой роще.
Крупный белый жеребец следовал за ними, как овечка. Ему совсем не нужны поводья, если этот человек просто рядом, подумала Кэти с внезапной вспышкой раздражения, вернувшей ее на грешную землю. Стоит хозяину поднять бровь, все начинают радостно прыгать вокруг него. Все, включая даже лошадь!
Во второй раз прохладный аромат сосен принял ее в свои объятия, а ноги утонули в теплом сухом песке. Но на этот раз Кэти не смогла расслабиться, ибо теперь знала: причина неловкости, которую она всегда испытывала в его обществе, гораздо серьезнее, чем она думала, и не имеет отношения к Джонни.
— Разделите со мной импровизированный обед, — пригласил ее Хавьер, снимая с лошади седельную сумку. — Садитесь, устраивайтесь поудобнее.
Кэти упрямо осталась стоять. Пусть знает, что есть еще люди, которые не собираются немедленно и автоматически выполнять все его требования. Но он не обратил на это никакого внимания. Достал из сумки сверток и протянул ей фляжку, проговорив безразличным голосом:
— Возьмите. Вы выбрали далеко не самое лучшее время для прогулок по холмам. Надеюсь, вы хоть старались держаться в тени.
— Естественно. Я же не дурочка. — Кэти открыла фляжку. — У меня нет ни малейшего желания покрыться пузырями и вынудить вас лечить меня, тратить драгоценное время. — Долго бывшая в употреблении фляга уже давно лишилась своего пластмассового колпачка, и Кэти недовольно повела плечами, прижимая ее к губам и делая долгий глоток. Но фляжка оказалась термосом, а вода — восхитительно холодной и свежей, и Кэти неохотно оторвалась от нее, кончиком языка облизнула губы.
Кэти заметила, что он с улыбкой наблюдает за ней, и насторожилась, не понимая, что он нашел в ней смешного. Увидев ее реакцию, он сказал:
— Ну что вы, я совсем не это имел в виду. Неужели у вас сложилось такое впечатление? — Он медленно сдвинул шляпу на затылок, открыв для нее всю теплоту своих пленительных серых глаз. — Вы считаете, что я уделяю вам мало внимания и заботы?
— Не надо рассматривать каждое мое слово в микроскоп. — Разозлившись на себя за то, что покраснела, Кэти села на траву, выбрав место как можно дальше от него, и в то же время так, чтобы это не выглядело демонстративно.
Она вовсе не нуждалась в его повышенном внимании. Однако почему-то ей не хотелось обсуждать эту тему, и она быстро сменила ее:
— Хоть и жарко, но я стараюсь использовать дневные часы для знакомства с окрестностями. В это время Джонни спит час или полтора, а Роза всегда рядом с ним. Обычно я возвращаюсь задолго до того, как он проснется. Так что… — Кэти оперлась на землю, собираясь встать на ноги, — мне пора идти.
— Останьтесь.
Это был приказ, не подлежащий обсуждению, подкрепленный легким нажатием на ее плечо. Но от этого самого обычного прикосновения по ее обнаженной коже пробежала дрожь. Кэти вся сжалась, подавив желание сбросить его руку, вскочить и убежать. Она была не настолько глупа, чтобы показывать ему, как он ее возбуждает.
— Зачем вы так настойчиво пытаетесь убедить меня в вашей материнской преданности? — Он присел на корточки радом с ней и, убрав руку с ее плеча, дал ей возможность прийти в себя. — А вот мне совсем не нужно убеждать ни других, ни себя в моей преданности Джонни. — Это было сильно сказано. Он испытующе посмотрел на Кэти, и взгляд его стал напряженным, губы сжались. — Как я понимаю, вы боретесь с желанием вернуться к своей карьере?
Кэти чуть не рассмеялась ему в лицо. Он сделал ставку на мою предполагаемую тягу к ярким огням рампы и всеобщему поклонению, поняла она. И считает, что именно это заставит меня отдать Джонни. Конечно, его надежды лишены всяческих оснований, а насколько лишены, он никогда не узнает, если я буду придерживаться выбранной линии поведения.
Кэти не переставала изумляться, как этот человек, наверняка имея богатый опыт общения с противоположным полом, мог хотя бы на минуту предположить, что она фотомодель. Когда она нанесла ответный удар, в ее глазах плясали чертики.
— Мне жаль разочаровывать вас, Хавьер. Но теперь все мои помыслы отданы двум новым карьерам: материнству и живописи.
Для вас же лучше будет, если вы поверите в это, добавила она про себя, но тут вдруг увидела какое-то странное выражение в его глазах и услышала, как он сказал:
— Мы делаем успехи. В первый раз за все время вы назвали меня по имени.
Неужели? Да, пожалуй, он прав. Кэти быстро отвела глаза, пытаясь подобрать ответ, который убедил бы его в том, что она вовсе не пытается сблизиться с ним. Лучше всего поскорее уйти, решила она.
— Мне правда пора возвращаться. Джонни скоро уже проснется. Спасибо за воду.
— Вы доберетесь гораздо быстрее, если поедете со мной верхом. Пронзительный взгляд темных глаз призывал ее согласиться с тем, что он прав. А если она откажется наотрез, то это будет означать, что она по-прежнему считает его своим врагом… Кэти неопределенно пожала плечами и взяла большой кусок холодного омлета, который он протянул ей на кончике охотничьего ножа.
Пышная tortilla была необыкновенно вкусна, и Кэти сразу наелась, однако не смогла устоять и против ломтика ветчины, который Хавьер предложил ей. Сначала она попыталась было отказаться, но он произнес торжественно:
— Лучшая испанская ветчина производится в Андалузии. Я просто настаиваю, чтобы вы попробовали ее.
— Чудесно. — Облизнув пальцы, Кэти почувствовала, насколько ее разморило. Едва удерживая готовые закрыться веки, она смотрела, как сильные, умелые пальцы Хавьера спрятали устрашающее лезвие в ножны, потом он откинулся назад и вытянулся на земле рядом с ней, подложив руки под голову.
Кэти сидела, обхватив руками колени, и незаметно поглядывала на своего спутника. Раньше ей казалось, что ему лет тридцать семь — тридцать восемь, но сейчас, когда он вот так лежал, растянувшись на теплой земле, в пропыленной рабочей одежде, он выглядел лет на пять моложе. И, как всегда, великолепно. Черная шляпа закрывала его лицо, а равномерно вздымавшаяся и опадавшая грудь говорила о том, что он задремал. Да и мне тоже вовсе не надо торопиться с возвращением, лениво думала Кэти. Если малыш проснется, возле него будет Роза, не говоря уже о Паките. А у него щедрое сердце — он уже любит их обеих…
В сосновой рощице было так тихо, так спокойно, слышался лишь стрекот кузнечиков в траве и легчайший шепот ветерка, играющего с пурпурными маками. Она не чувствовала своего тела, как будто все в ней расплавилось и стало густым текучим медом.
Неподвижный воздух был горячим и тяжелым. Ее пальцы медленно, с неосознанной томностью легли на пуговицы глубокого круглого выреза тонкого, как паутинка, платья, расстегнули сначала две, потом три… Она медленно обмахивалась полупрозрачной тканью, пытаясь навеять на себя прохладу. И тут Хавьер сонно пробормотал:
— Позвольте, я помогу.