Невысокий смуглый субъект распоряжался напитками с грацией, достоинством и спокойной уверенностью дворецкого, прослужившего в доме всю жизнь. Впрочем, он был нанят на один раз: мы сталкивались на таких же вечерах в Санта-Фе из года в год.

- Водки? - переспросил он. - Нет-нет, сеньорита, ни за что! Мартини, только мартини, - вы же наши гости. Por Favor, не просите меня подавать гостям Даррелов продукты брожения картофельной шелухи и прочей дряни!

Барбара Эррера со смехом отвечала ему по-испански, они перебрасывались фразами; в конце концов, Барбара и он помирились на еще одном частном капиталистическом коктейле, отказавшись от суррогатного пойла, произведенного коммунистами. Когда бокал Барбары наполнился, я протянул свой. Девушка оглянулась, засмеялась и повернулась ко мне со звоном браслетов и свистом юбок.

Я кивнул на индейский костюм:

- Санта-Фе благодарит вас за поощрение местной промышленности, мисс Эррера. Барбара улыбнулась.

- Похожа на ходячую скобяную лавку? Днем было нечем заняться, я отправилась по магазинам. И, кажется, потеряла голову.

- Откуда вы? - спросил я.

- Из Калифорнии.

- Большой штат. И забирайте его целиком. Она улыбнулась:

- Это невежливо!

- Мне доводилось бывать в Голливуде, жить там по нескольку месяцев, - сказал я. - Не выдерживаю. Легкие, понимаете ли, привыкли к воздуху.

Она рассмеялась.

- Хвастаете, мистер Хелм. В нашем смоге, по крайней мере, присутствует немного кислорода. Больше, чем в вашем воздухе, на высоте семи тысяч футов. Я задыхалась и не спала всю ночь.

Смуглая, скуластая, в индейском костюме, она выглядела гораздо привлекательнее других. Я посмотрел сверху вниз, вздохнул про себя и приступил к исполнению обязанностей в качестве старейшины писательского клана.

- Стало быть, пробуете сочинять, мисс Эррера? - начал я благожелательно. Она просияла.

- О да, и хотела бы с кем-нибудь поговорить... Рукопись у меня в мотеле... И бар - очень хороший - совсем рядом. Я помню, вы уезжаете утром, но, если по дороге домой вы с женою согласитесь задержаться, пропустить еще по стаканчику, я побегу и... Рассказ небольшой, чтение займет несколько минут, вы только перелистаете и скажете... Я буду так рада!

Нью-Йорк буквально кишит редакторами, которым платят за чтение рукописей. Чтобы получить ответ, нужно всего лишь оплатить почтовые расходы. Но эти молокососы подсовывают сотворенное в поте лица и сумерках воображения друзьям, родственникам, соседям, а также любому изловленному бедняге, тиснувшему три строчки паскудных стихов. Не понимаю. Может статься, я просто закоренелый циник, но когда сам пробивался в литературу, то, черт возьми, не терял времени и сил, навязывая свою работу людям, не имеющим денег на гонорар и печатного станка. Даже собственной жене. Быть автором, которого не печатают, и без того смехотворно, зачем ухудшать положение, размахивая рукописью направо и налево?

Я пытался пояснить это Барбаре; пытался втолковать, что, если даже и будет одобрена мною новелла, я ничего не смогу поделать, а если и не будет - невелика печаль: не я ведь буду покупателем. Но девушка настаивала, и, прежде чем избавиться от нее, пришлось опрокинуть еще два мартини, пообещав прочесть рассказ поутру - если выкрою время. Выехать я собирался еще затемно, времени выкроить не удалось бы - и она, пожалуй, понимала это; что ж, я не хотел отравлять последний вечер дома чтением чьей бы там ни было рукописи.

Наконец, она отошла, пересекла гостиную и распрощалась с хозяевами. Бет потерялась в одной из комнат большого, просторного дома. Здесь, на Юго-Западе, земли хватает с избытком, и редкий дом, даже очень обширный, имеет больше одного этажа. Оно и к лучшему. На такой высоте по лестницам не слишком-то побегаешь. Я застал жену за разговором с Тиной.

Я задержался у порога. Две красивые, воспитанные, хорошо одетые гостьи держат бокалы, словно талисманы, и легко, непринужденно беседуют; две дамы только что познакомились - и уже не в восторге друг от друга.

- Да, он служил в Отделе Общественных Связей во время войны, - раздался голос Бет. Я шагнул вперед. - Выехал на задание, а джип опрокинулся и накрыл его, это произошло где-то недалеко от Парижа. Мэтта крепко ранило. Я работала медицинской сестрой в вашингтонском госпитале, куда его привезли. Там и познакомились. Милый, мы как раз говорим о тебе.

Она хорошо выглядела - совсем юной, невинной, - даже в вечернем платье, купленном на Пятой авеню. Оказалось, я больше не злюсь, и она, похоже, все забыла. Я смотрел и думал, как умно было пожениться при первой возможности, но в то же время чувствовал себя виноватым. Всегда чувствовал, а сегодня - больше обычного. Жениться не следовало вообще. Ни на ком. Тина с улыбкой обернулась.

- Я спросила у вашей жены, чем вы знамениты, мистер Хелм.

Бет рассмеялась.

- Только не спрашивайте о псевдониме, миссис Лорис, или я не смогу прожить рядом с этим человеком остаток вечера.

Тина продолжала улыбаться, глядя на меня.

- Так вы служили в Общественных Связях? Наверное, было интересно, только не совсем безопасно временами? - В ее глазах запрыгал смех.

- На такой службе, миссис Лорис, джипы губили больше людей, чем неприятель. До сих пор вздрагиваю при виде джипа. Боевая усталость, видите ли.

- А после войны вы просто взяли и начали писать? Безусловно, Тина проштудировала соответствующее досье, идя на задание; пожалуй, она знала обо мне больше, чем я сам. И теперь забавлялась, декламируй урок перед моей женой.

- Еще перед войной приходилось подрабатывать в газете. Я занимался историей Юго-Запада. А после увиденного на войне... Понимаете, я решил, что люди, боровшиеся с дождем, грязью и нацистами, не могут сильно отличаться от людей, боровшихся с пылью, ветром и апачами. Вернулся к репортерской работе, а на досуге принялся писать романы. И Бет работала. Года через два мои писания стали печатать, вот и все.

- Вы, кажется, очень удачливый человек, мистер Хелм. У вас такая славная, понимающая жена. - Тина улыбнулась в сторону Бет. - Не у каждого начинающего автора есть подобное преимущество.

Старую песенку "всякого-мужчину-опекает-любящая-женщина" поют постоянно. Бет подмигнула мне и пробормотала что-то приличествующе скромное, но сегодня это не забавляло. В голосе и манере Тины чувствовалась хорошо мне знакомая высокомерная снисходительность: Тина была ястребом среди хохлаток, волком среди овец.

Сзади послышалось движение, и объявился Лорис, несущий меховую пелеринку Тины, а также собственную широкополую шляпу.

- Простите за вмешательство, - сказал он, - однако у нас еще одно приглашение, на другом конце города. Ты готова, дорогая?

- Да, попрощаюсь с Даррелами и буду совсем готова.

- Скорее, - произнес Лорис. - Мы уже опаздываем. Он явно стремился ей втолковать, что возникли непредвиденные обстоятельства, и Тина все поняла;

однако еще несколько секунд она поправляла меха и улыбалась нам с видом женщины, которая не позволит нетерпеливому, черт бы его побрал, супругу командовать. Они удалились, и Бет взяла меня за руку.

- Неприятная особа, - сказала Бет, - но ты видел этих норок?

- Я же предлагал тебе норку, когда были деньги. А ты велела купить новую машину.

- И муж неприятный, - продолжала Бет. - Наверняка не выносит маленьких детей и обрывает крылышки мухам.

Иногда моя наивная жена бывает чертовски проницательна. Мы шагали к парадному входу, минуя кучки гостей, преисполненных угрюмой решимости продолжать веселье, невзирая на поздний час и отъезжающих. Я гадал, что же могло приключиться и заставить чету Лорисов ринуться во мрак очертя голову. Впрочем, какое мне дело? Надеюсь, никакого.