После ужина мы совершили поход по казино. Она оказалась ярой поклонницей рулетки, принцип игры в которую оказался очень простым и доступным даже для моего примитивного воображения. Все прочие, более сложные способы потери денег, типа игры в кости, были выше моего понимания. Сказать по совести, я не получаю большого удовольствия от участия во всякого рода сомнительных предприятиях, когда известно наперед, что и с логической точки зрения, и с точки зрения теории вероятности, шансы на успех не велики — и азартные игры на деньги также входят в это число. Но я все же сделал несколько ставок, и этого мне вполне хватило, чтобы окончательно убедиться в том, что, по крайней мере, этим вечером разбогатеть мне так и не удастся; после чего я просто покорно следовал за своей спутницей и молча взирал на то, как она сорит деньгами налево и направо.

Меня нисколько не волновало то, как и на что она тратит деньги, но дело в том, что при этом она ещё и начала довольно активно напиваться, а с этой молодежью никогда не угадаешь, насколько хорошо они осведомлены о возможностях своего организма по части выпивки. У меня даже появилось искушение одернуть её и посоветовать несколько сбавить темп; но в тоже время меня не оставляло подозрение, что она только и дожидается того, чтобы я взял на себя роль строгого родителя, и это будет ещё одна подходящая возможность проинформировать меня о том, что она уже не маленькая, и её пристрастие к выпивки меня никоим образом не касается. В этом возрасте молодежь неизменно стремится к самостоятельности во всем и встречает в штыки любые попытки со стороны окружающих посягнуть на нее. Поэтому я благоразумно промолчал и постарался сам не частить с выпивкой, выпивая лишь один стакан за то же время, за которое она успевала опрокинуть в себя два, заботясь о том, чтобы по крайней мере один из нас оказался бы в состоянии найти дорогу обратно, когда настанет время возвращаться домой. Тем более, что вечер обещал быть долгим.

— Мэт, — вдруг сказала она, когда ночь уже плавно перетекала в утро.

— Что тебе, детка?

— Вон так, у колонны. Человек в темном костюме. Я почти не сомневалась, что мы встретим его здесь, если задержимся подольше.

Я не спешил оглядываться. Вместо этого я взял её белую сумочку, вынул из неё сигарету и серебряную зажигалку, на которой были выгравированы инициалы М.Ф. — Мойра Фредерикс. А затем не теропясь закурил сигарету, вынул её изо рта и передал ей.

— Спасибо, милый, — сказала она. — Ты его видишь?

Я увидел его маленьком зеркальце, укрепленном на внутренней стороны клапана её ридикюля.

— Вижу, — ответил я.

— Это он.

Ей было воввсе необязательно уточнять. Я разглядывал Мартеля. Как это обычно бывает, он был совершенно не похож на виденную мной ранее фотографию, да и хранящееся у нас в архиве описание его внешности вряд ли можно было назвать удачным. У него были густые, блестящие, старательно зачесанные назад черные волосы, открывавшие высокий лоб, и большой рот с пухлыми, чувственными губами — я припомнил пассаж о его слабости к женскому полу, стоившей ему двух официальных взысканий.

Как и сказала Мойра, на нем был темный костюм — это был один из немногих темных костюмов во всем зале. Он так же был в очках с темными стеклами, но это было не столь уж существенно. Даже если бы он надел маску, я бы все равно узнал его. Просто с годами вырабатывается особое чутье, позволяющее безошибочно угадывать в людях коллег, занимающихся тем же бизнесом.

Если бы вы работали на какую-нибудь преступную организацию, — говорил Мак, — то вас называли бы наемниками или палачами… что ж, думаю, иносказательное «ликвидаторы» — тоже вполне подойдет. Мартель, надо думать, исполнял теперь обе роли сразу, хотя, насколько я могу судить, на практике отделить одно от другого довольно трудно.

Я отметил, что у него, скорее всего, имелся при себе и пистолет в плечевой кобуре. Это было совершенно необходимо для поддержания имиджа телохранителя Фредерикса. Судя по его досье, он должен уметь ловко управляться с ним — настолько быстро, как того позволяет кобура. Хотя принципиального значения это не имело. В наших кругах не принято выходить на поединки. Так что, если бы ему вдруг понадобилось меня пристрелить, то одно из двух: он либо располагал бы неограниченным временем на то, чтобы освободить его от кобуры, либо не имел бы его вовсе.

— Довольно симпатичный самец, — сказал я, закрывая сумочку. Мне пришлось сделать над собой некоторое усилие, чтобы сделать это и остаться стоять спиной к нему. И тут я поймал себя на мысли, что начинаю жалеть о том, что оставил собственный пистолет в мотеле. Есть лишь один способ достойно ответить вооруженному человеку — самому первым выхватить пистолет. Иностранцам это удается далеко не всегда, ибо они относятся к пистолету просто, как к портативной винтовке — а иногда даже складные стволы к ним приделывают! У них нет таких богатых традиций обращения с пистолетом, как у нас. Но Мартель играл роль гангстера достаточно долго, чтобы успеть акклиматизироваться. В этом я не сомневался. — И как долго он работает на твоего папашу? — как бы невзначай поинтересовался я.

— Не знаю, — призналась она. — Думаю, что не очень долго, но он уже работал, когда я возвращалась из… Только не надо меня ни о чем расспрашивать, Мэт. Я показала тебе его лишь потому… ну, потому что в нем есть что-то такое… странное. И это меня пугает.

— Знаю, — сказал я. — Он напоминает тебе меня. Тут уж кто хочешь испугается.

Она подняла на меня глаза и скорчила гримаску.

— Принеси мне лучше выпить, ладно, красавчик?

Я заколебался. Язык у неё вроде бы не заплетался, но по глазам было видно, что выпила она уже достаточно. Ее прическа, как это всегда бывает в критических ситуациях, утратила свою былую безупречность — теперь на её голове царил легкий художественный беспорядок, что, впрочем, было ей даже к лицу, тем более, что во всем прочем она выглядела вполне презентабельно. Однако, я понятия не имел, что станет с ней после ещё одного стаканчика выпивки, и у меня не было ни малейшего желания выяснять это. К тому же довольно неприятно находиться в непосредственной близости от человека, которого тебе в скором будущем предстоит убрать.

Что ж, в конце концов, она мне не дочь, не жена и даже не любовница. Так что я встал из-за стола и отправился к бару за очередной порцией выпивки, обратив внимание на то, сто Мартеля нигже не было видно. Мне не давала покоя мысль о том, узнал ли он меня. Но поразмыслив, я решил, что такое маловероятно, если, конечно, у него не было специальных распоряжений относительно меня лично. Вряд ли им удалось собрать на меня сколь-нибудь существенное досье. И к тому же с момента моего возвращения в организацию прошел всего лишь год. А у него на протяжении нескольких лет не было доступа к исходным материалам архива. Меня он несомненно приметил, но, с другой стороны, это входило в его должностные обязанности, как телохранителя — обращать внимание на мужчин, увивающихся вокруг дочки босса…

К тому времени, как я возвратился, Мойра уже покинула столик и дожидалась меня у пальмы, растущей в кадке.

— Спасибо, — сказала она, поднесла бокал к губам и попробовала содержимое, поглядывая на меня поверх его. Затем усмехнулась и демонстративно вылила ликер в гравий у ствола пальмы. — Лудно, красавчик. Так будет лучше. Можешь больше не беспокоиться.

— И что мы пытались доказать? — поинтересовался я.

— Если верить книгам, то наследственность тут не при чем, — ответила она, — но время от времени, мне все-таки приходится возвращаться к тому, что в них написано — особенно после того, как я вдруг узнала, что мой дорогой папочка, оказывается, торгует наркотиками.

— Я не говорил…

Она же продолжала говорить, не обращая на меня никакого внимания.

— Или, может быть, я не справедлива к нему, и у меня нет никакого морального права называть его так? Полагаю, его роль в этом деле чисто организационная, и сам он никогда не касается этого мерзкого товара своими белыми, холеными руками. Разумеется, это делает ему честь. И все довольны и счастливы! — Она неуверенно покачнулась, но тут же взяла себя в руки и заговорила совершенно другим тоном. — Черт возьми, вот теперь, когда встаешь, в голову как будто уже ударяет. А как я выгляжу? Наверное, ужасно?

— Вовсе нет. Но вот причесаться было бы не плохо.

Она провела руками по волосам.

— Эти чертовы лохмы постоянно торчат в разные стононы. Я сейчас вернусь. А ты стой здесь и будь готов к выносу тела, чтобы потом оживить его чашечкой черного кофе. — Она взяла меня за руку и повернула её так, чтобы были видны часы. — Бог ты мой, да уж завтракать давно пора! Еда? Бр-р, какая мерзость!

Мы приехали сюда на моем грузовичке, хотя тот выглядел гораздо менее аристократично, чем её открытый «мерседес», но зато Шейху в нем было удобнее. Мысль же о том, что мне, может быть, совершенно не хочется, чтобы большой, лохматый пес хозяйничал в мой машине, где сложены мои спальные принадлежности и прочие вещи, очевидно, никогда не приходила ей в голову. Когда она возвратилась — её прическа была уже второй раз за этот вечер приведена в порядок — мы спустились вниз на лифте, молча проследовали через всю автостоянку и сели в кабину пикапа.

— Ну и где ты предпочитаешь пить кофе? — спросил я.

Она смутилась.

— А что, у тебя в том ящике и кофе имеется? И плитка?

— И даже вода, — подсказал я, — но только твой наряд вряд ли подходит для пикника.

Она сонно привалилась ко мне.

— Похоже, это дурацкое платье все никак не дает тебе покоя! — пробормотала она и блаженно улыбнулась. — Ты так много говоришь о нем. Просто поверни направо и езжай прямо. Я потом скажу тебе, где снова повернуть…

Контраст между расцвеченными яркими огнями улицами Рино, на которых кипела ночная жизнь, и темным безмолвием каменистой пустыни, начинающейся сразу же за городской чертой, был разителен. Мы ехали по безжизненному, погруженному во мрак, простору, напоминающему марсианский или лунный пейзаж, где над восточным горизонтом чуть брезжил только-только начинавший заниматься рассвет. Следуя инструкциям моей спутницы, я выехал на грунтовую дорогу, ведущую в сторону пологих холмов, темневших в дали. Заехав подальше, воказавшись в пустынной глухомани, где уже ничто не напоминало о существующей где-то рядом цивилизации, я остановил машину, поставил её на ручной тормоз, потушил фары и заглушил мотор.

Настроен я был отнюдь не романтично, но подумал, что, как человек воспитанный, должен каким-то образом проявить свои чувства, пусть даже это будет просто поцелуй, и обнял её за плечи. Она покачала головой, отстраняясь от меня.

— Это Фенн, да? — спросила она.

Было так темно, что я мог едва различить белый овал её лица и глаза, глядящие на меня из темноты.

— Какой ещё Фенн? — не понял я.

— Тот человек, которого я показала тебе. Его зовут Джек Фенн. Это из-за него ты приехал сюда, не так ли?

— Мойра, перестань умничать, — сказал я.

— Ты сказал, что мой отец тебя не интересует, и это показалось похоже на правду. А раз так, то значит это Фенн. Поэтому я и показала его тебе. Вообще-то, красавчик, ты себя почти не выдал. Ну, может быть, совсем чуть-чуть. — Она проявела языком по губам. — Было… было довольно жутко наблюдать за тобой. Ты был похож на ястреба, нацелившегося на добычу… Затем она прижалась ко мне и осталась сидеть неподвижно, уткнувшись лицом в мое плечо. Ее голос стал приглушенным. — Ну почему, почему мы не можем жить, как все нормальные люди? Почему нам не дано иметь обычную работу и нормальных родителей? Ну почему надо обязательно… Почему? Дурацкий вопрос, правда? А ты правда здесь не из-за отца, да? Но если он вдруг встанет у тебя на пути…

Да уж, в сообразительности ей было не отказать. Она продолжала задавать вопросы по существу, тут же сама отвечала на них, и её ответы попадали в самую точку. Мне приходилось иметь дело с профессионалами, которым понадобилась бы целая недела на то, чтобы собрать ту информацию, которую она вытянула из меня в течение всего одного вечера — и самое смешное при этом, что чем больше она узнавала, тем больше я убеждался в том, что она не играет и не притворяется. Ее любопытство казалось столь наивным и прямолинейным, что чем дальше, тем я все больше убеждался в том, что мои прежние подозрения оказались совершенно необоснованными.

Внезапно она разжала объятия и села рядом, напряженно вглядываясь куда-то в даль сквозь ветровое стекло.

— В чем дело?

— Так, вон там заяц, — ответила она. — Гляди!

Она вытянула руку, и я увидел поджарого, длинногого зайца, скачущего среди редкого кустарника. Было уже довольно светло, хотя солнце ещё и не показалось из-за горизонта. Мойра сбросила мою руку со своего плеча и взялась за ручку дверцы.

— Что…, - заговорил было я.

— Я обещала тебе показать кое-что сегодня утром, помнишь? У тебя, случайно, бинокля не найдется? Быстрее его доставай, а я пока приведу собаку.

Она была просто одержима своей идеей. Покопавшись в вещах, сложенных за сиденьем, я достал большой полевой бинокль — вообще-то, у меня был ещё один замечательный, легкий и компактный прибор фирмы «Лейтц», купленный ещё в Европе, но это была слишком дорогая игрушка, чтобы оставлять её вот так без присмотра в машине; к тому же дорогой бинокль был гораздо менее светосильным, чем его громоздкий, видавший виды собрат. К тому времени, как я вышел из кабины и подошел к дверце кузова, Мойра уже сумела самостоятельно извлечь Шейха из машины, что стоило ей нескольких следов грязных лап на подоле белого платья. Пока она отряхивалась, пес лениво потягивался, а развевающийся тонкий хвост и длинный, изогнутый, подобно луку Робин Гуда, хребет, придавали ему весьма забавный вид

— Идем, — скомандовала Мойра. — Сейчас ты увидишь, как он с ним разделается.

Мы отправились дальше, и с виду наша процессия, должно быть, выглядела весьма живописно: девушка в туфлях на высоких каблуках со странного вида собакой на поводке, а за ней я в легких мокасинах спортивного типа с большим биноклем, убранным в чехол. Не знаю, был ли это все тот же самый заяц, или же какой-нибудь другой — но только неожиданно где-то совсем рядом раздался приглушенный шорох, и вспугнутый зверек бросился наутек. Мойра быстро опустилась на колени и обняля пса за шею, отстегивая поводок. Затем она настойчиво подтолкнула его вперед.

— Возьми его, Шейх! — приказала она. — Возьми его, мальчик!

Но афган не обратил ни малейшего внимания на уговоры. И, похоже, исчезнувший из виду кролик его тоже нисколечно не интересовал. Он просто оставался неподвижно стоять, словно озираясь по сторонам и принюхиваясь понятия не имею, зачем ему это было нужно, ибо, как известно, собаки этой породы преследуют лишь ту добычу, которая находится в поле их зрения, а чутье у них развито довольно слабо. Но, возможно, никто просто не сказал ему об этом.

Затем он целенаправленно устремился вперед, передвигаясь той легкой трусцой, которую я уже однажды имел возможность наблюдать. Поначалу даже не было заметно, как он набирает скорость — это было сродни тому, как поезд порой трогается так плавно, что даже и не сразу поймешь, что он уже отправился в путь… Но к тому времени, как я понял, что Шейх уже заметил добычу и преследует её, пес скрылся из виду за склоном ближайшего холма.

— Сюда! — скомандовала Мойра. — Вот на этот пригорок! Надеюсь, оттуда будет хорошо видно.

Мы принялись торопливо взбираться вверх по склону. В невадской пустыне — как, наверное, и во всех других пустынях — в изобилии растет колючий кустарник, и его тонкие, острые шипы безжалостно впивались в кожу моих мокасин, чаще всего пропарывая её насквозь. А уж о том, каково было Мойре в её изящных открытых туфельках, мне даже думать не хотелось. Тяжело дыша, мы все-таки взборались на пригорок и огляделись вокруг. Ни с какой стороны не было заметно ни единого движения.

— Дай-ка его сюда, — сказала девушка, забирая у меня бинокль. — Вон он! — воскликнула она через мгновения, возвращая мне его. — Вон там. Видишь, вдоль вон того оврага…

Да, пес был там. Я не заметил его с самого начала, потому что не ожидал, что он окажется так далеко. Сперва я отыскал его невооруженным глазом. При взгляде издали нельзя было сказать, что он бежит слышком быстро. Так, просто лениво трусит вперед, и все. Затем я навел на него бинокль, и у меня перехватило дыхание. Иногда приходится слышать восторженные разговоры о неподражаемой красоте бегущего оленя: по его шкурой перекатываются мощные мускулы, дающие выход неукротимой энергии. Этот же пес бежал быстрее любого оленя, и, похоже, это не стоило ему ни малейших усилей.

— Он ещё не совсем разогнался, — сказала девушка, стоя рядом со мной. — Обычно они развивают скорость до шестидесяти миль. Подожди, пока он загонит зайца… Вот сейчас! Теперь он уже по-настоящему возьмется за дело. Гляди!

Я почти забыл о её существовании, и с явным опозданием вспомнив об элементарной вежливости, хотел было передать ей бинокль. Она отказалась.

— Нет, смотри сам. Я все это уже видела. А я пока посижу и повыдергиваю колючки из туфель. Только ты мне скажи, когда он закончит.

Теперь я отчетливо видел и зайца. Огромный кролик удирал во весь опор, спасая свою жизнь, а за ним, вытянувшись в струнку, мчался огромный лохматый пес, и его длинная шерсть колыхалась волнами, а длинные уши развевались на ветру. Он бежал легко и свободно, и был похож на призрак смерти, парящий над землей… Еще мгновение, и он настиг свою добычу, смыкая на заячьей шее мощные челюсти и одним движением ломая хребет. Я перевел дух и опустил бинокль.

Мойра взглянула на меня снизу вверх.

— Ну как? Уже поймал?

— Ага, — подтвердил я. — Поймал. Вот это да!

Она улыбнулась.

— Я же обещала тебе, что это будет незабываемое зрелище. — Ее улыбка померкла. — Вообще-то, это, конечно, жестоко, но, с другой стороны, таково уж его предназначение, правда? Для охоты на газелей и тому подобную живность, но вот только с газелями у нас здесь туговато. Ведь именно для этого он и появился на свет, если у него вообще была какая-то цель. Ведь не запретишь же ему охотиться, правда? Ведь это единственное, что он умеет делать. — Она надела туфли и протянула мне руку, чтобы я помог ей подняться на ноги. — Все, можно возвращаться к машине. Он тоже скоро вернется. А ты пока успеешь сварить кофе.

От еды она отказалась наотрез. Я вытащил из кузова грузовичка матрас и положил его на землю, чтобы ей было удобно сидеть, а сам принялся разжигать керосинку. Затем мы пили кофе и смотрели, как в небе над пустыней встает солнце.

Мойра первой нарушила молчание.

— Ты все ещё людишь её, — вдруг заговорила она, — ведь любишь, да? — Я бросил в неё сторону недовольный взгляд, и тогда она сказала: — Только не надо этих дурацких взглядов, красавчик. Ты знаешь, кого я имею в виду. Я видела тебя на ранчо, как ты глядел на нее. На ту снежную королеву.

— Она вовсе не…, - хотел было возразить я, но осекся.

— Что, не фригидная? — хохотнула Мойра. — Не смеши меня, красавчик. Уж я-то знаю, что на самом деле представляют из себя все эти грациозные, манерные дамы, берегущие свою добродетель, как зеницу ока и не позволяющие никому покуситься на нее.

У меня не было никакого желания обсуждать с этой девицей сексуальные достоинства и недостатки Бет, и поэтому я просто сдержанно сказал:

— Напрасно ты так, Мойра. Она замечательный человек.

— А как же, — согласилась она. — Но единственная проблема в том, что я терпеть не могу замечательных людей.

— Особенно после того, как они дали тебе от ворот поворот, — злорадно напомнил я.

Она хотела было что-то гневно возразить на это; но затем лишь усмехнулась.

— Ладно, может быть я и в самом деле отношусь к ней немного предвзято, — примирительно проговорила она, а затем вздохнула и привалилась ко мне. Как здесь все-таки замечательно. Будь моя воля, я бы осталась здесь с тобой навсегда. Интересно, сколько женщин до меня уже говорили что-то подобное своим мужчинам. — И немного помолчав, подавила: — Тебе вовсе необязательно клясться мне в любви. Просто я хочу знать… ты ведь будешь мил со мной, правда? Настолько, насколько позволят обстоятельства?

Обсуждать эту тему мне тоже совершенно не хотелось, и поэтому я грубовато спросил:

— Что, прямо сейчас?

Она вздрогнула от неожиданности и недоуменно посмотрела на меня. Ее щеки залил смущенный румянец. Но затем она рассмеялась.

— Ну, вообще-то, это не совсем то, что я имела в виду, но если ты хочешь…

Пес отсутствовал довольно долго, и затем, когда мы уже наконец приводили себя в более или менее приличный вид, он наконец появился. Подбежал к нам ленивой трусцой и сел, терпеливо дожидаясь, когда его снова возьмут на поводок, и при этом на его морде застыло выражение райского блаженства. Мойра смочила тряпку водой и наскоро вытерла ею его морду и лапы, на которых оставались следы запекшейся крови, что наверняка шокировало бы её впечатлительных соседей, после чего мы отправились в обратный путь.

Я привез её в мотель, чтобы там она смогла забрать свой «мерседес». Мы шли через автостоянку, и рядом бежал афган. Зайца он мог учуять издали, а вот на людей, похоже, этот его дар не распространялся. Во всяком случае, он не счел своим долгом предупредить нас о приближающейся опасности. Так что роль сторожевого пса ему явно не подходила. Мне кажется, он и сам не подозревал о близком присутствии хулиганов до тех самых пор, пока те не выскочили из-за кустов, набрасываясь на меня, но даже и после этого он, похоже, продолжал считать, что его это ни в коей мере не касается. Что ж, возможно, он был и прав.