А сейчас я смотрел на этого крупного мужчину, стоящего в отделанном золотом кабинете своего, опять же отделанного золотом ночного клуба. Он владел еще одним заведением на краю города, но «Оазис» был его любимым детищем, ибо сюда приходили известные люди. То, что произошло тогда на охоте, осталось нашим с ним секретом – его и моим. Гандермэн рассказал егерям историю о заклинившем ружье. И те, что бы они там ни прочли по следам на снегу, предпочли благоразумно промолчать. А Северная Каролина ой как далеко от здешних мест! Его секрету никто не угрожал, кроме меня.

Я, конечно, был не в том состоянии, чтобы устраивать пресс-конференции, когда меня принесли с той горы. Мою жизнь едва спасли благодаря переливаниям крови, как я узнал позже. Ну а впоследствии решил вообще никогда не говорить на эту тему. Не та история, чтобы без веской причины предавать ее широкой огласке. И позорить Карла Гандермэна за случившееся. В конце концов, непреднамеренно же он стал причиной моей трагедии.

В наших разговорах мы тоже никогда не касались этого злополучного инцидента, словно его и не было. Карл посетил меня в больнице, когда я выздоравливал, и мы поболтали о всякой всячине – главным образом о футболе, благо сезон еще продолжался. Гандермэн понял, что по собственному почину я не коснусь этой темы, и сказал:

– Послушай, приятель, и что ты теперь собираешься делать? Вернешься обратно в колледж?

Когда же я ответил, что нет причин, чтобы этого не сделать, он заявил:

– Ну, если передумаешь, то у меня есть для тебя предложение. В моем городе один оружейник хочет отойти от дел, а ты ведь любишь работу подобного рода, судя по тому, как не раз распинался об этом в здешних лесах. Ну, так вот, если надумаешь ею заняться, то просто дай мне знать, и я куплю мастерскую. Расплатишься со мной, если мастерская станет окупаться, да и в этом случае назначишь срок по своему усмотрению. Кстати, не тревожься о счетах за лечение, о них уже позаботились. Ну, еще увидимся!

Он вышел, прежде чем я смог запротестовать: таков был его метод признания долга, как полагаю, и оплаты по нему. Гандермэн всегда гордился, что он из тех мужчин, которые за все платят сполна. Не думаю, что предложение организовать для меня бизнес было целиком бескорыстным: несомненно, у него имелись свои соображения насчет того, чтобы я был все время под рукой на случай, если понадобятся мое знание оружия и умение обращаться с ним. В то время идея сделаться оружейником выглядела из мира фантастики – у меня были более амбициозные планы. Дело происходило осенью. Но уже в начале лета, как мне помнится, я позвонил ему по междугородному, чтобы спросить, остается ли его предложение в силе.

Итак, сейчас я наблюдал, как он – крупный, холеный и симпатичный в белом обеденном пиджаке – одной рукой смешивал напитки, а другой обнимал девушку, с которой я совсем недавно позорно боролся в ее спальне, чтобы отвязаться. Думаю, Карл разразился бы громовым хохотом, узнай он об этом. Впрочем, Марджи не из тех, кто оставит это в тайне от него:

Гандермэн обладал большим чувством юмора, правда, лишь до тех пор, пока шутка не касалась его лично. Мы с ним прошли долгий совместный путь от того заснеженного горного гребня в Северной Каролине.

Спешу оговориться: я никогда не ненавидел его – ну разве что иногда по ночам. Всегда пытался напомнить себе: случившееся с ним в тот день могло бы произойти с каждым, в том числе и со мной, если бы я не охотился с мальчишеских лет, а в числе моих трофеев не были олени-самцы и медведи. Нужно не только иметь крепкие нервы, чтобы поступить единственно верным способом в такой момент, необходимы еще личный опыт и практика. А вдруг – чем черт не шутит? – этот же Карл выйдет завтра утром и наповал уложит сразу пятерых набросившихся на него вепрей? Хотя в такое мне не верилось, да и ему, думаю, тоже. Но он хотел держать меня рядом еще и потому, что надеялся не мытьем, так катаньем со временем доказать нам обоим, что там, в горах, с ним вышла ошибочка. И на старуху, мол, бывает проруха.

Порой я даже не мог не испытывать к нему жалости: в его власти было заставить меня держать язык за зубами, да вот только сам он был не в состоянии забыть о том, как удирал поджав хвост, подобно перепуганному щенку. Иногда, мне сдается, что из-за стыда за себя он так подчеркнуто вызывающе держится и с Марджи. Бытует мнение, что сексуальная мощь адекватна мужеству. Возможно, Гандермэн ободряет себя тем, что коли у него в избытке первого, то просто не может быть такого, чтобы не хватало второго. Ну и насчет меня – кто знает? – может, у него свои особые теории, хотя характер у него далеко не теоретика, да и рубить он предпочитает сплеча. Практика – вот его конек, а шуточки у него – хоть стой, хоть падай.

Мне надоело играть в молчанку.

– Карл, чья это была идея приклеить ко мне ту пигалицу? Марджи оглянулась:

– Кого, меня, что ли?

– Нет, не тебя, дорогуша, – отозвался я. – Я же сказал – пигалицу.

Гандермэн широко осклабился.

– Ну и как же ты выкрутился? – поинтересовался он, протягивая мне бокал.

– Отлично, – ответил я. – Все в лучшем виде. Я оказался на высоте. – Говоря по правде, так оно и было.

– Что это за чертовщину вы тут несете? – вмешалась Марджи.

– О, да я просто подумал, что Полу понадобится алиби получше, чем связка дохлой рыбы, – рассмеялся Карл. – Поэтому и обеспечил ему надежную крышу.

Моя импотенция – следствие рокового инцидента, – о чем мы так свободно вели речь между собой, оставалась, как вы, должно быть, догадались, глубокой тайной для всего остального мира. Но однажды Карл не выдержал-таки и проговорился

Марджи, когда она пытала его насчет меня. Тогда я возненавидел его за треп, но сейчас был рад, что она в курсе. Благодаря этому в мире стало одним человеком больше, с кем я мог вести себя естественным образом.

– Уж не знаю, как тебя и благодарить. Он все еще смеялся:

– И как же ты выкрутился, дружище? Вел себя как настоящий джентльмен?

– Не будь дураком, – осадил я его. – Она не понимала толком даже, о чем я говорю, настолько упилась. К счастью, эта девица не считает зазорным принимать выпивку от незнакомых мужчин. В общем, накачал ее спиртным и в три часа ночи уложил в постель. – Я попробовал содержимое моего бокала и добавил: – Но ты – высокомерный сукин сын.

– Не обижайся! Что значит маленькая шутка между друзьями?

– До тех пор, пока мы друзья, – да. А кстати, мы еще друзья, Карл? Этот твой холуй в предбаннике, по-видимому, не знает о нашей дружбе.

– Ах, не пори чушь... – начала было Марджи.

– Заткнись! – оборвал ее Гандермэн. Она умолкла, а он внимательно посмотрел на меня. – Ну и что же ты сам думаешь по этому поводу?

– Этот же вопрос я сам себе задаю после вчерашних трех часов пополудни.

– И какой же ответ, приятель?

– А ответ такой: «Я не знаю». Откуда мне знать, насколько долго теперь хватит твоей дружбы, Карл? Поэтому думаю залечь на дно, пока не буду уверен, что ты не выбросишь меня волкам на растерзание после всего случившегося. Как я понимаю, Тони все еще уводит полицию со следа? Он у них главный подозреваемый?! Тогда вроде бы все на мази, чтобы и дальше действовать по первоначальному плану.

– Ты доставил мне массу неприятностей, – заявил Гандермэн. – Не бросил на месте оружия, не воспользовался заготовленным автомобилем. В результате мне пришлось многое переигрывать по ходу. Я же велел тебе не оставлять никаких следов! Где сейчас винтовка?

– В надежном месте.

– Ладно, – откликнулся он, – можешь не говорить. Продолжай темнить, если так тебе нравится. Но оставленное оружие могло бы сыграть нам на руку, удержать полицию на «верном» следе и сбить с «неверного». Понимаешь, о чем я толкую?

– Если понадобится винтовка, мне не составит труда извлечь ее на свет божий.

– А где ты был между тремя и десятью часами. Пол?

– Везде, – ответил я. – Вокруг да около.

– Как же после этого прикажешь верить тебе, приятель, коли ты сам мне не доверяешь?

Гандермэн толково поступил, заставив зазвучать в голосе плаксивую нотку, а всем своим обликом – шесть футов и шесть дюймов росту – изобразив саму искренность. Я лишь ухмыльнулся, а он рассмеялся:

– О'кей! О'кей! А теперь давай выкладывай, что произошло.

– Что произошло? – повторил я. – Выстрел малость угодил не туда – вот что произошло.

– Насчет «малость не туда» мы не договаривались, дружище. Я дал тебе наивысшие рекомендации. Заверил, что ты с расстояния полумили можешь расчесать пулей волосы на пробор, не задев при этом кожи на голове. Как же, по-твоему, я теперь выгляжу? – Карл резко повернулся ко мне на каблуках. – Да как сволочь, которая ведет двойную игру, вот как!

– Весьма этим огорчен, – покаялся я.

– Надеюсь, что огорчен, – хрипло вырвалось у него. – Уповаю на Господа, что это именно так. Но было бы куда лучше, если бы мог в это поверить. – Я промолчал, и он продолжил: – Если бы я думал, что ты намеренно пересек мне дорогу...

Марджи снова не выдержала:

– Карл, ты...

Он повернулся к ней:

– Я же сказал: держи свою пасть закрытой. Выметайся отсюда да посмотри, что там так задерживает повара? За это время он мог бы вырезать эти бифштексы из живого теленка.

Марджи смешалась, сделала подобающую гримасу, дабы выказать свою независимость, и удалилась. Карл подождал, когда за ней закроется дверь и произнес:

– Ладно, Пол, давай выкладывай!

– Этот олух-недомерок не стоял на месте. Я-то вообразил, что ему хватит здравого смысла выдержать позу хотя бы для первого выстрела. Я же собирался послать пулю точно рядом с его ухом, чтобы все выглядело в натуре. Он же хотел, чтобы пули просвистели рядом, ведь так? Я и намеревался пустить первую в футе от его уха, затем на два фута взять выше, после того как он бросится на асфальт, а потом для пущего эффекта несколькими выстрелами наделать борозды в тротуаре вокруг этого гаденыша. А этот недоумок вдруг начал размахивать руками как ветряная мельница именно в тот момент, когда я выстрелил. Свинцовая плюха летела мимо него в добрых двенадцати дюймах, но он все же до нее дотянулся и поймал прямо на лету. Вот тебе мое алиби, Карл. Можешь принять его или отвергнуть.

Спустя мгновение он ухмыльнулся:

– Ах, дьявольщина, дружище, сейчас не время задирать хвост. Ты и сам видишь, как обстоят дела, если нет – протри глаза. Сколько планов зависело от этого выстрела – Мэйни и моих... наших вместе. Когда он пришел ко мне с этой «фигурой высшего пилотажа» – бредовой идеей добиться общественной популярности, – я было подумал, что он совсем свихнулся. Но газеты в тот момент здорово под него копали, особенно «Курьер». Доказывали, что провозглашенный им крестовый поход против криминала – чистая фикция. Намекали, что он лицемер-горлопан, который правит бал в преступном мире. Ты только представь себе такое – подозревать нашего губернатора в пособничестве рэкетирам! Некоторым ребятам не откажешь в отсутствии воображения. Согласен, малыш? – Он засмеялся. – В общем, этот хам-недомерок хотел чего-то по-настоящему ошеломляющего, чтобы сбросить шавок из прессы со своего следа. Вот мы с ним и состряпали этот финт с покушением. Если криминальный элемент ненавидит его до такой степени, что готов пойти на убийство, то как же он может быть в одной упряжке с гангстерами? Разве не так? Я заверил его, что он будет в полной безопасности, как в церкви. Похвалился, что у меня есть стрелок, по сравнению с которым сам Дик Мертвый Глаз выглядит щенком со своим хваленым «Би-Би» – это я про его пушку. Я не назвал ему твоего имени. Мы с ним согласились, что если он останется в неведении, то развяжет себе руки, когда начнется охота на подозреваемых. Кроме того, я не доверяю ему... хотя, конечно, помалкиваю об этом. – Карл сделал рубящий жест ладонью. – Но сейчас суди сам, как я выгляжу. Теперь он наверняка думает, что меня осенила яркая идея попробовать самому управлять этим чертовым штатом. Решил, что я отдал тебе приказ стрелять на поражение, а значит, вознамерится отплатить мне с лихвой, даже если это будет стоить ему крушения всей его партийной и политической карьеры.

– Он перебесится, – возразил я. – Когда придется решать между амбицией и местью, четко определится с выбором.

– Да-а, – протянул Карл, – но пока будет определяться, это влетит мне в копеечку.

– Весьма огорчен, – повторил я, да так оно и было на самом деле. Все это затевалось как интересный прожект – для меня в чисто профессиональном плане и в качестве услуги для Карла. Политические и моральные аспекты меня совсем не занимали. Что делать человеку в моей шкуре с политикой или моралью? Это для людей с прицелом на будущее, которым есть что терять в отличие от меня. Но сейчас, когда все перевернулось с ног на голову и готово было обрушиться на нас, подобно снежной лавине, я понял, что, прежде чем ввязываться в эту аферу, мне следовало хорошенько подумать. Когда бы вы ни пытались добиться чего-либо с помощью оружия, дело всегда оборачивается плохим концом.

Карл хлопнул меня по плечу:

– К черту все, дружище! Забудь об этом. – Мы снова были друзьями. Он приготовил мне новую порцию выпивки. – А что там вышло с Уити?

– Уити слишком перевозбудился. И когда Мэйни клюнул носом, вытащил пушку, – ответил я. – Похоже, до него не дошло, что я сижу с заряженным ружьем. Пришлось повернуть дуло и нажать на спусковой крючок. Как бы то ни было, мне этот наймит никогда особенно не нравился. – Я глянул на Карла, чтобы видеть, понимает ли он, что я вешаю ему лапшу на уши, но тот лишь усмехнулся в ответ на мое циничное признание. Тогда я продолжил: – Так и что насчет Уити? Захочет ли кто-нибудь забрать его тело?

– Сюда, что ли? – Гандермэн засмеялся. – Уити – не велика потеря. Не бери в голову.

– А как насчет полиции?

– Разве ты не слышал радио? Ты в стороне. Не могут же копы арестовать кого-то другого за убийство, если сами во всеуслышание заявили, что ухлопали Уити в ожесточенной перестрелке, рискуя жизнями. – Карл испустил смешок. – Ты же их знаешь, особенно копов нашего Кэпитал-Сити. Из кожи вон лезут, чтобы заслужить доверие. А сейчас они нуждаются в этом доверии, как никогда, после того как в Мэйни стреляли чуть ли не у них под носом. Кроме того, один из их ребят, который оказался там первым, находился под угрозой увольнения за былые грешки. Он долго не размышлял: это была его идея разрядить полицейские кольты в труп и выдать все за ожесточенную перестрелку. Двое других копов, бывших с ним, решили, что идея отличная, а департамент купился на их историю и поместил ее в газетах. Сейчас они горой стоят за эту версию. Так что с Уити хлопот не предвидится. – Он глянул на меня искоса. – А что там с Джеком Вильямсом?

– Как обычно, – ответил я. – Вопросы.

– Что заставило его рыскать вокруг Тополиного острова?

– Джек оговорил это со своим редактором. Насчет колонки. Ну, в связи со стрельбой. Взялся описать произошедшее с техническим уклоном. Понадобился специалист, вот они и вспомнили обо мне. Не могу ли я им кое-что растолковать? При этом обещали на меня не ссылаться. Мы говорили лишь о ружьях, ни о чем больше.

Гандермэн скорчил гримасу:

– Полагаю, с этой маленькой шалавой он тоже беседовал о ружьях?

– За информацией подобного рода тебе придется обратиться к ней, – ответил я. – Она – твоя идея, не моя.

– А ты что, не спрашивал?

– Чего ради? Чтобы подвести ее под монастырь?

– О'кей, – отозвался он. – Я сам этим займусь. Вильямсом – тоже. Этот малый имеет скверную привычку вынюхивать верные норы. Однажды прокрадется в одну из них и что-нибудь найдет. Слишком накладно дать ему возможность разгуливать в добром здравии и дальше.

– Если с Джеком что-нибудь случится, это отразится и на мне, – возразил я.

Наступила тишина. Затем Карл произнес:

– Не стоит брать меня за жабры, малыш.

Мгновение я смотрел на него. Он понял, о чем я думаю, и лицо его изменилось. Момент был не из приятных. Поэтому я поспешил сказать:

– Я не из крутых, Карл. Я нежен, как один из твоих пятидолларовых бифштексов. Но оставь Джека Вильямса в покое.

Это скверный бизнес – прижимать к ногтю репортеров, и я не хочу в нем участвовать.

Тут вошла Марджи, чтобы объявить насчет обеда. А после того как мы поели, я их покинул. Швейцар хотел было вызвать мне такси, но я сказал ему, что хочу побыть на свежем воздухе. Я и до сих пор хороший ходок, прогулки мне не в тягость.

Клуб «Оазис» находится в самом центре даунтауна. Но в воскресенье город казался вымершим. Я отправился по Ферст-стрит в сторону Линкольн-стрит, особенно не думая, куда иду, зная лишь, что в сторону дома. И должен сказать, что меня неприятно поразило, когда я вдруг оказался на том самом месте, которое рассматривал в оптический прицел с шестикратным увеличением каких-то тридцать часов назад. Желтый пожарный гидрант был мне как старый друг: я фокусировал на нем прицел несколько раз. Кровавые пятна на асфальте рядом с ним казались мелодраматическими и нереальными. Но я не мог заставить себя хоть немного пожалеть эту коротышку. В конце концов, он сам напросился на неприятности.

Я пересек улицу и вышел на правую сторону Линкольн-стрит. То окно было все еще приоткрыто; возможно, оставлено в том виде, в каком его нашла полиция для улики. Через два окна слева от него висела вывеска: «Страховое общество „Северная звезда“ – Джи. Эр. Фенвик, агент». Я надеялся, что у малышки хватит ума держать язык за зубами, но не стал бы биться об заклад, что она именно так и поступит.

Заглянув в мастерскую, я убедился, что Хоффи наконец-то ушел. Ружейное ложе к «манлихеру» было закончено. Классная работа! Я уселся и собрал ружье, просто для того, чтобы посмотреть, как все будет выглядеть в сборе. Хоффи мог себе представить изделие в законченном виде, но я должен был все увидеть воочию. Ружье – вещь тонкая, и мы могли по праву гордиться нашей работой. Потом поставил его в угол, а сам поднялся наверх.

Пока я раздевался, на меня посматривала Грейс с эффектно подписанной фотокарточки, стоящей на бюро.

Грейс – тонкая штучка. Я держал ее портрет на виду, чтобы напоминать себе о собственной ошибке и не повторить ее вновь. Наконец, выключив свет, я отправился в постель.