Кухня была старомодной, однако чистой и весьма опрятной, подобно вилле в Торсэтере. Допотопная газовая плита; холодильник, относившийся к эпохе даже не археологической, а, скорее, палеонтологической. Деревянный стол подле стены, три деревянных стула.

- Вот сюда, - объявил Олаф, указывая на один из предметов, упомянутых последними. - В это креслице, сударь. Присаживайтесь.

Я исправно присел. Подошла Карина; при помощи клейкой ленты, благодаря которой веревки, наручники и прочая подобная прелесть скоро сделаются лишь воспоминанием, притянула меня к стулу и на совесть укрепила в относительно безопасной для себя и Олафа неподвижности.

Когда Карл и Грета загонят мерседес в гараж, подумалось мне, появится подкрепление, неприятельские силы возрастут вдвое... Тем лучше. Противник почувствует себя совершенно спокойно. Чрезмерно спокойно.

С минуту Олаф разглядывал меня в упор, подбоченясь и прищурившись. Потом развернулся, приблизился к газовой плите, неторопливо зажег самую внушительную горелку. Положил на нее снятый с полки металлический прут.

Кузен отнюдь не торопился, весьма справедливо считая, что подобная демонстрация произведет на пленника нужное впечатление. Он оказался прав. Я люблю прикосновение раскаленного железа не больше, чем любой иной человек. И вовсе не жажду подвергаться пыткам, если можно договориться по-доброму.

Но по-доброму Олаф, очевидно, договариваться не хотел. Он подошел ко мне сызнова.

- Что ты позабыл в Лизаниэми?

Фу ты, ну ты!

- Не вижу, в какой степени Лизаниэми касается тебя или семейства Стьернхьельмов. Ни к тебе, ни к Акселю, ни, тем паче, к несравненной Карине деревушка эта отношения не имеет. Интересует она лишь американское правительство - точней, одну из небольших, сплоченных правительственных организаций... Недурное разделение труда: Астрид оглушает наркотиком, Карина связывает, Олаф допрашивает... Слаженная работа.

Я пожал плечами.

- Право слово, понятия не имею, что вам требуется в Лизаниэми. А ежели быть честным до конца, понятия не имею, что в ней требуется и мне самому.

- Поселок, - задумчиво произнес Олаф, - расположен близ Кируны, где находятся военные объекты. И рядом с Боденом - там размещены радиолокационные и релейные установки. А неподалеку - Лаксфорс, армейский центр связи... Э-э-э1 Да ты в Лаксфорс метишь!

- Любопытно было бы узнать о Лаксфорсе побольше. Ибо слышу впервые.

Смерив меня взглядом, весьма далеким от приязни, Олаф изрек:

- Наг du faktiskt aldrig hort от Morkrummet?- Изображать непонимание было бы наивно. Я сказал:

- Markозначает "потемки", rummet - "комната"... "Притемненная комната". В переводе на английский - "фотолаборатория". Ты спрашиваешь, слыхал ли я что-либо о фотолаборатории? Вообще, да - много лет работал газетным репортером. Но тебя ведь интересует какая-то хитрая, отдельно взятая лаборатория, верно?

Олаф пожал плечами:

- Это постройка в Лаксфорсе, начисто лишенная окон, снабженная хитрой системой вентиляции. Какой-то газетчик удачно окрестил ее Morkrummet,название прижилось... Постройку соорудили после многочисленных проникновении советских субмарин в шведские территориальные воды. Существует подозрение, что на самом деле она скрывает вовсе не радары и сонары, способные засекать подводную лодку на расстоянии. Предполагают, будто при зловещем содействии Америки в Лаксфорсе соорудили нечто несусветное. Правительство отрицает подобные слухи, но чего иного ждать?

- Передающий и приемный центр, - заметил я, - должен обладать антеннами.

- Конечно. Этого добра полным-полно. Только загвоздка возникает. Швеция - небольшая страна. Военные части квартируют на малой площади, которую отлично могут обслужить обычнейшие армейские рации. Зачем строить систему, пригодную для управления спутниками, а? Да еще в непосредственной близости от советской границы?

- Почем я знаю? От Лаксфорса до Лизаниэми далеко?

- Восемьдесят пять километров; примерно пятьдесят пять ваших английских миль.

- Если бы командир хотел заглянуть в загадочный Лаксфорс, он дал бы мне ориентир поближе, будь покоен. И приказ бы изложил гораздо яснее.

Олаф раздраженно махнул рукой.

- Опять играем в непонимание! О Лаксфорсе не слышал, о Morkrummetпонятия не имеет... И начисто не знает, чего ради стремится в Лизаниэми...

- Ежели, - ядовито заметил я, - мое присутствие и мнимое вмешательство так тревожит вас, какого лешего просили Астрид выманить меня в Швецию? Ведь я преспокойно мог остаться в Штатах и никому не мешать.

- Довольно! - рявкнул Олаф. - Рассказывай о Лизаниэми!

- Да говорю же тебе, осел...

Взор моего кузена метнулся на газовую плиту.

- Не хотелось бы прибегать к подобным способам, да выхода, кажется, не оставляешь...

Испокон веку все пытошники объявляют: мы слишком честны, чисты и праведны, чтобы употреблять каленое железо, дыбу, испанские сапоги, русский кнут и так далее. Но употребляют не колеблясь, по простейшему соображению: перечисленные средства очень действенны.

Ответствуя Олафу, я вложил в голос предельное отчаяние. Особых усилий при этом не понадобилось. Челюсть и сама по себе дрожала на славу:

- Господи, помилуй, да способен ли ты уразуметь? Я - понятия - не - имею - что - скрывается - в - Лизаниэми!!!

- Тем хуже, - хладнокровно промолвил Олаф, приближаясь ко мне с окаянной железякой, отливавшей багровым блеском. - Но возымеешь полное понятие, обещаю.

- Олух ты, Стьернхьельм, - тоскливо сказал я, освобождаемый от пиджака, рубахи и майки посредством хорошо отточенного ножа. - Я профессионал, а не гребучий легендарный герой. Только любители строят из себя несгибаемых идиотов. И безуспешно, между прочим, ибо под пытками раскалываются все, кроме психопатов с оглушенными нервными окончаниями... Чего тебе надобно, рожа палаческая? Организация моя исходит из резонного предположения: несгибаемых попросту не существует. Ежели человека прижать на славу, он заорет во всю глотку, а потом выложит все, что имеется в кишечнике и в мозгу! Я к душевнобольным, способным вынести допрос первой степени, себя не причисляю! Чего ты хочешь? Списки агентуры? Получишь! Секретные пароли? На здоровье! Подлинное имя нашего командира? Хоть сию минуту! Рабочий шифр? С дорогим удовольствием, хотя придется поломать голову, припоминая цифры... Только попроси - получишь все, что требуется, и незамедлительно. Да если бы я обладал по-настоящему секретными сведениями, получил бы ампулу цианистого калия и поспешно разгрыз, а не стрелял в мерзавку Ватроуз! Повторяю: понятия не имею, чем знаменит поселок Лизаниэми. Сам хотел бы выяснить.

- Прости, не верю.

Дурацкое пожелание. Прощать Олафа, коль скоро он и впрямь начнет обрабатывать меня раскаленным металлом, я не собирался ни при каких обстоятельствах. Но заявлять об этом поганому садисту, принимающемуся тебя пытать, по меньшей мере, безрассудно. Только в кинофильмах бравые герои подробно излагают палачу, что именно сотворят с ним впоследствии. На деле же вы просто убедите мерзавца: субъект очень мстителен, лучше прикончить его, покуда возможно.

Воздев кочергу - железина, по ближайшем рассмотрении, оказалась кочергой, - любезный братец взялся орудовать ею.

Тут выручает одно-единственное. Хвастать и грозить не надо, а вот воображать, как обойдешься с ублюдком, рекомендуется. Я сосредоточился на кровавых мысленных сценах, которые учиню, когда настанет мой час. Выстрелю из пистолета четырежды, раздроблю коленные чашечки и локтевые суставы. Отшибу разрывной пулей причиндалы. Потом извлеку на свет Божий кинжал - нож для эдаких целей служит лучше пистолета. Ох, и достанется же выродку!..

Озарение снизошло внезапно.

В конце концов, я проработал вместе с Маком долгие годы. И прекрасно представлял, как устроены мозги моего командира, как он обычно рассуждает. Следовало сразу же понять: Лизаниэми не значит ничего определенного, поскольку не значит вообще ничего! Это простая наживка, несъедобная блесна, брошенная хищной рыбе, дабы та клюнула и дала себя подсечь...

Но возникал иной вопрос: а Олаф ли выступает в роли рыбы?..

- Прекрати! - послышался громкий женский голос. Кухонная дверь открылась настежь. И вошла Астрид Ватроуз. Дом буквально кишел знакомыми женщинами - живыми и мертвыми. По крайности, Олаф уверял, будто Астрид обретается в обществе далеких и близких предков.

Адская боль отступила. До некоторой степени.

- Прекрати! Ведь говорила тебе: он действительно ничего не знает! Не убедился еще? Не убедился?