Обращение пришлось Полю не по вкусу. Его уже долгонько так не именовали. Глаза Денисона слегка сузились, но губы тот же час растянулись в улыбке.

- Хм! - сказал он. - Увидев тебя на борту, со вчерашнего дня пытался припомнить старую кодовую кличку - и не мог. Кажется, психиатры называют подобное "фрейдовской забывчивостью", да?

- Боги бессмертные, - вздохнул я. - Я называю это полным провалом памяти! Ведь сам и окрестил нас Четырьмя Апостолами - показав, между прочим, сколь глубоко знаешь Библию... Мэттью, Марк, Люк и Джон: Матфей, Марк, Лука, Иоанн... Марка с Иоанном убили во время внезапной революционной заварушки - помнишь? Весьма внезапной... Мерзавцы изобрели знаменитый ley de fuga: вели парню броситься наутек, а потом стреляй меж лопаток - очень удобно. Сколько разумею, некий Линкольн Александр Котко изрядно погрел ручонки при помощи нового режима, когда бесчинства улеглись. Выкачивает нефть из несчастной страны и поныне. Большою сделался шишкой...

- И был изрядной, - возразил Денисон. - Достаточно крупной, чтобы запретить вам вынюхивать мой след. Уговор между Котко и мною включал непременный пункт: защита и покровительство. Действует он и сейчас. А ваш начальник... этот, как его? - Мак... понимает: коснешься Денисона пальцем - всю организацию прихлопнут в два счета. Распустят. Линкольн оптом купил половину вашингтонских политиков и вполне способен повертеть рычагом-другим.

- Линкольн? - переспросил я. - Его, часом, не путают со славным Президентом? Или мистер Котко столь важен, что спутать уже немыслимо? Ах, да... Ведь Авраам Линкольн вовсе не требовал неизменно титуловать себя мистером...

- Это зависит от того, с кем разговаривает Котко, - не без некоторого самодовольства заметил Денисон.

Кажется, Поль и впрямь кичился правом адресоваться к высокопоставленному олуху по имени. Боги!

- Стало быть, - заметил я, - великий, неуловимый и лысый Котко существует поистине? Удивления достойно! Мы уже гадали...

- Существует, не беспокойся. И никуда не денется. Можешь проверить. Разряди свой испанский пугач - и pronto познакомишься с мистером Котко.

Я осклабился:

- Пожалуй, стоило бы выпалить из чисто научного любопытства.

Денисон ухмыльнулся в ответ:

- Не умеешь ты беситься долгих семь лет, amigo. Не злопамятен. Никогда не был.

- Живем и учимся, Поль. Я мог чуток перемениться.

Денисон опять покачал головой, продолжая улыбаться.

- Если бы ты впрямь ненавидел меня, Мэтт, - ненавидел по-настоящему, - то убил бы здесь и сейчас, и к чертям собачьим все приказы. Я ведь помню твои замашки. А кстати, как ты уцелел в ту ночь? Девушка предупредила? Поутру ее нигде не могли отыскать... Имя позабыл. Елена? Маргарита?.. Не помню.

Помнил, разумеется. Так же хорошо, как помнил имя Мака и собственную кодовую кличку. Но, коль скоро Поль решил изображать рассеянность и забывчивость, я услужливо подыграл иуде и продолжил:

- Да, она. Только звали девицу Луизой, и она любила тебя, и не хотела обременять твою совесть мыслями о преданном и убитом друге. К несчастью, схлопотала пулю во время побега. Оба схлопотали - и она, и я. Но мне удалось выжить.

- Да, - сказал Денисов. - Твой коэффициент выживания всегда был чертовски высок. Последовала пауза. Короткая.

- Хорошо выглядишь. Мэтт.

- И ты неплохо.

Так и было. Денисон, казалось, ел до отвала и спал допоздна - под шелковыми покрывалами, в приятной компании. Поль сделался обладателем той прилизанной, ухоженной внешности, которой все большие шишки - по обе стороны закона - требуют от своих лакеев. Умеренно темный, ровный, дорогостоящий загар, по сравнению с коим крупные зубы кажутся белоснежными. Денисон явил их моему обозрению, поглядев туда, где пропал из виду Эрлан Торстенсен.

- Задал же ты парню перцу! - провозгласил Поль. - Чисто ковбойские речи: не исчезнешь из города - исчезнешь навеки. Ты всерьез говорил?

Я скривился:

- Понятия не имею. Появится вновь - тогда и решу, всерьез или нет.

- А кто это?

- Из эльфенбейновских ребяток... Э, да ты урока толком не выучил! А, Поль? Старческой забывчивостью маешься, да еще и мальчишеской небрежностью страдаешь?

- Плевать нам на Эльфенбейна, - сказал Денисон. - Больно мелкая сошка: знай себе ходит в подручных, невзирая на ум и способности. В Эльфенбейне любопытно лишь то, что привлекает его любопытство... Понимаешь? Коль скоро человек с подобным опытом и геологическим образованием чего-то хочет, упомянутое что-то являет огромную ценность, будь покоен. Если он работает на другого человека - этот человек наверняка заслуживает серьезнейшего внимания, ибо на него трудится Эльфенбейн. Впрочем, покуда немчик не пытается строить козней, пускай пасется невозбранно. Линкольн эдакую мелочь даже в лупу не разглядывает.

- Сделай милость, - попросил я.

- Да?

- В моем присутствии зови мистера Котко иначе.

Я слишком чту память Авраама Линкольна, чтобы пятнать ее, невольно вспоминая Президента, когда речь ведется о богаче-ворюге... Значит, Адольфа оставляют на произвол судьбы и меня? Огромное спасибо, весьма обязан.

- Можешь слопать Эльфенбейна за ужином, - уведомил Поль. - Мы опасаемся не его, а тебя, и твоего отставного флотского служаку. То ли ты опекаешь его, то ли наоборот - не знаю. Но приятель Мака принял известное обязательство, и лучше пускай сдержит слово. Так и передай. Мистер Котко весьма заинтересован в некоторых вещах, верен данному слову и справедливо рассчитывает на взаимность...

Поль ухмыльнулся.

- И если понадобится помощь при общении с Эльфенбейном - говори, не стесняйся, amigo. Я прибыл сюда охранять интересы Линколь... мистера Котко. Вдруг, ненароком, седовласый доктор окажется крепким орешком? Буду рад услужить: ради старой любви и дружбы прежних дней.

- Конечно, - сказал я. - И дружбы прежних дней...

Мы умолкли. Денисон развернулся было, чтобы уходить, но помедлил и глянул через плечо:

- Хочешь верь, хочешь не верь, но я искренне порадовался, узнав, что тебе удалось вырваться и спастись.

Я не ответил. Мгновение спустя Поль начал удаляться. Дозволив парню отойти на десяток ярдов и свернуть, я метнулся вослед, обогнул ящики и успел узреть, как Денисон забирается в роскошный серебристый мерседес, машину, стоившую владельцу - или нанимателю оного - не меньше двадцати тысяч. Денисон запустил мотор и укатил.

Жаль, подумал я. Уйму времени угробил на воспитание этого субъекта. И, кажется, впустую. Прослужив на посылках у Котко семь лет, Поль начинал забывать азы, болтать подобно герою дешевого, дурацкого боевика. Ненавижу его или не таю злобы - Господи, помилуй!.. Точно личная приязнь или неприязнь способны были повлиять на что-либо при подобной встрече!

Я отправился в город - милое прибрежное поселение, напропалую истязуемое подъемными кранами.

Отыскал прохожего, умевшего связать несколько слов по-английски; выяснил, где находится ближайший телефон. Вскоре я уже разговаривал с неведомым господином из Осло, а тот весьма прытко вызвал Вашингтон. Посредством электронной магии, суть коей не пойму даже если кто-либо задаст себе напрасный труд и попытается растолковать.

- Эрик, сэр, из Норвегии, - доложил я. - Двадцать минут назад мило поворковал со старым добрым приятелем. Он уверен, будто ненависть не длится семь лет подряд.

- Неужто? - спросил Мак, чей голос доносился довольно слабо. Магия работала отнюдь не безукоризненным образом. - А прав упомянутый человек или нет?

- Какая разница?

- Надеюсь, никакой.

- И все же, сэр, очень хотелось бы получить недвусмысленные распоряжения насчет Поля Денисона.

- Увы, не получите. Поль Денисон числится нынче добропорядочным гражданином, состоящим на ответственной службе у Котко, субъекта богатого, влиятельного и, главное, еще более добропорядочного. По крайности, доказать иного не удается. Работники мистера Котко пользуются неприкосновенностью похлеще дипломатической. Семь лет назад было решительно сказано: любое покушение на душевное спокойствие, благоденствие или, упаси. Более, бренное существование Поля Денисона отольется невиданным политическим скандалом. Точное свойство скандала не упоминалось, но кому и зачем нужны умопомрачительные неприятности? Мы не колеблясь рискнули бы, касайся дело важных национальных интересов, но не станем подставлять головы ради мелкой внутрисемейной мести. Один паршивый дезертир едва ли заслуживает столь значительных жертв.

- Понимаю.

- Посему, Эрик, покуда положение вещей не изменится, или не будет поддаваться перемене, Денисон принадлежит к разряду неприкосновенных.

- Лучше скажите: касте неприкасаемых, сэр, - ухмыльнулся я.

- Надеюсь, вы уразумели, - ответил Мак невозмутимо.

- Да, сэр.

- Иные вопросы есть?

- Франческа Прист. Как она погибла? Мак ненадолго умолк.

- С вашего разрешения, Эрик, - сказал он, - желательно было бы уяснить причины и поводы к этому любопытству.

Я ответил со всевозможной осторожностью:

- Насколько помню, вы и Генри Прист - очень давние друзья. Поэтому прошу прощения, сер, но требуется выяснить, не перепутались ли часом у капитана мозговые извилины. Прист не обнаруживал признаков старческого маразма?

- По-моему, нет.

- Получается, мне и вам скормили разные повести о смерти миссис Прист. Ибо сведения, коими располагает я - правда, краткие и полученные из вторых рук, - гласят следующее. Отставной капитан первого ранга, закаленный морской волк Генри Прист, командовавший дредноутами, участвовавший в сражениях, совершавший дальние походы, изощрившийся в кораблевождении до мыслимых пределов, отправился в простую увеселительную прогулку на паршивой тридцатифутовой яхте, "Франческе II". Ошиваясь подле самого побережья, сведущий и многоопытный моряк умудрился: а) остаться без единой капли топлива и б) не выудить из воды упавшую за борт жену. Я сам не сумел бы вести суденышко хуже, сэр, но ведь я сухопутная крыса! Возникает вопрос: а в здравом ли Прист уме? То есть, если загодя намеревался утопить супругу - это его личное дело... Но прежде чем сотрудничать с человеком, сорок лет бороздившим волны, а в итоге дозволившим своей дражайшей половине барахтаться рядом и преспокойно идти ко дну, следовало бы семь раз отмерить... Я, с вашего позволения, определил бы действия - точнее, бездействие - Приста как полную профессиональную никчемность, сэр.

- Касаемо Хэнковых мозгов и навыков тревожиться незачем, - ответил Мак. - Видите ли, Прист угодил в переплет, которого нельзя было предугадать, из которого не выкрутился бы никто.

Я промолчал. Я прилежно слушал.

- Кажется, вы были знакомы с Хэнком весьма недолго?

- Да, сэр, когда мы обосновались в его доме, на острове Робало, примерно два года назад.

- Прошу не забывать, - продолжил Мак, - он по собственной доброй воле провел на кораблях почти всю жизнь. Любит морское дело, ничего не попишешь... И знает, между прочим, досконально. Хотел провести оставшиеся годы на плаву: паруса подымать, мотор запускать, рыбу ловить. Вложил во "Франческу II" почти все свои сбережения. Проиграв очередные выборы в Конгресс, признался мне, что испытал невыразимое облегчение. Помахал, так сказать, общественным обязанностям рукой, вздохнул с облегчением и смог зажить как хотелось... Но именно тут арабы взяли, да по советскому наущению перекрыли нефтепроводы. Сами помните, Эрик, что творилось у бензоколонок. А возле морских пристаней было еще хлеще - особенно во Флориде: там дизельное топливо чуть ли не воровали друг у друга.

- Понимаю.

- Зиму напролет "Франческа II" простояла на приколе, а весной Хэнк обнаружил, что, истратив на яхту не менее пятидесяти тысяч долларов, не может и от берега толком удалиться - без работающего мотора так не поступают.

Я легонько поежился. Избыточной болтливостью начальник мой никогда не отличался, но сейчас держал форменную речь - долгую и подробную, по всем правилам ораторского искусства. Любопытная штука - дружба... Особенно судя по моей недавней встрече с Полем Денисоном.

- Хэнк привык распоряжаться, командовать, властвовать положением. И вдруг - на тебе! Прослужив на благо Соединенных Штатов четыре десятилетия, Прист совершенно справедливо рассудил: если мне продали моторную яхту за пятьдесят тысяч, пускай, когда требуется, и горючее продают, черт побери! А иначе получается чистейшее мошенничество. Точно как торговля земельными участками, на которых ничего нельзя построить, ибо земли затоплены! Подобные выходки приводят остроумцев за решетку; и Хэнк рассудил: нечего сваливать вину арабам на голову...

Сдавалось, я убивал уйму времени, выслушивая биографии различных субъектов, сопровождаемые психоаналитическими подробностями. Ладно, пускай излагают. В конце концов, произведем четыре арифметических действия: сложим кое-что воедино, кое-что вычтем из получившейся суммы, поделим на количество участников и умножим на величину пока неизвестную. Глядишь, и получим вразумительный результат...

- ...Сами понимаете, подобная точка зрения отнюдь не завоевала Хэнку друзей на приморской заправочной станции. Ребятки, наливавшие в баки солярку, единодушно мнили себя высшей расой... Помните?

- Конечно.

- В то злополучное утро Хэнку сообщили, что служащие продают судовладельцам дизельное топливо. Прибыл на "Франческе II", увидел, как отваливает от пристани другой кораблик - не меньших размеров. Прочитал цифры на счетчике, попросил себе столько же горючего. Парень, орудовавший шлангом, понес несусветную ахинею и отказал наотрез. Начался ожесточенный спор. Франческа утихомирила Хэнка, и тот согласился на меньшее количество... За много недель они впервые отправились удить в открытое море.

Я хмыкнул, начиная прозревать очертания истины.

- Помните узкий пролив меж островами? По пути домой Хэнк намеревался миновать его в разгар прилива и оставил только самую малость лишней солярки. Но за кормой возник дымный столб, довелось повернуть и выручить двоих парней, у которых запылал катер. Один из бедняг получил серьезные ожоги. Покуда переправляли обоих на борт "Франчески II", покуда перевязывали - течение переменилось. А горючее было уже на исходе...

- Не повезло, - сказал я, дабы Мак удостоверился: ему внемлют по-прежнему.

- Да, не повезло. И крепко. В иное время, рассказывал впоследствии Хэнк, он бросил бы якорь и выждал, не стал бесцельно бороться с ветром и волнами; но пострадавшему срочно требовалась помощь - и Прист вызвал по радио береговую охрану, сообщил свои координаты, двинулся в пролив. Отправил Франческу на ходовой мостик: следить за водоворотами - сверху видно куда лучше. А сам изготовился стать на якорь, если двигатель внезапно заглохнет. Но обожженный парень весьма некстати пришел в себя и начал страшно кричать в каюте. Франческа поспешила на помощь по отвесному трапу; оступилась - не молодой уже была, - а тут мотор умолк и Хэнк, не оборачивавшийся, ничего не замечавший, отдал якорь. Канат, натянулся, яхта остановилась - очень резко; жена выпустила поручень и вылетела за борт. Хэнк метнул ей спасательный жилет, бросил конец, но сами знаете, что такое отлив у флоридского берега... Франческу вертело и несло прочь. Хэнк обрубил якорный трос, пытался лавировать под парусом - и застрял на песчаной отмели. Когда примчался катер береговой охраны, утопавшую отнесло неведомо куда. Через несколько дней выкинуло на пляж... Мак помолчал.

- Повторяю: Прист угодил в переплет, которого нельзя было предугадать, из которого не выкрутился бы никто.

- Понимаю, сэр. И соболезную... А что именно сталось с работником бензоколонки? Простые телесные повреждения? Или тяжкие увечья? Или трагическая смерть?

- Откуда вы знаете о?..

- Пять лишних галлонов горючего дозволили бы Хэнку маневрировать и догнать миссис Прист, - молвил я. - Пожалуй, даже два галлона спасли бы положение - только поганый сукин сын, заведовавший торговлей, продать их не пожелал. Утверждался в превосходстве над окружающими... На месте Хэнка я отправился бы прямиком к заправочной станции, переломал парню все кости, сколько их имеется в человеческом скелете, а потом содрал с ублюдка выдубленную побоями шкуру и соорудил себе хороший индейский барабан. Чванишься попусту, как последняя сволочь - изволь отвечать за последствия сортирной своей спеси. Хэнк наверняка рассудил точно так же. Мы из одного теста слеплены... А пристукнуть зловредную мразь, по моему разумению, значит облагодетельствовать общество.

В нескольких тысячах миль раздался короткий сухой смешок.

- Вы и впрямь из одного теста, Эрик. Хэнк именно это и учинил. Парень попал в больницу, валялся там довольно долго. Пришлось, правда, уплатить за лечение, за моральный ущерб; но власти посмотрели на историю сквозь пальцы, ибо Хэнк разбушевался в невменяемом состоянии. Потом он говорил мне: дурацкая, детская потасовка. Не служащего лупить надо было, а тех, кто, сделав нас полностью зависящими от поставок нефти, не способен их обеспечить. Пора, сказал Хэнк, вмешаться людям разумным и руку приложить основательно. Куда следует...

- Верно, - согласился я. - Но касательно затеваемого разумного грабежа в международном масштабе - до какого предела волен я помогать мистеру Присту?

Секунду или две Мак безмолвствовал.

- Пожалуй, вы изрядно заблуждаетесь, Эрик, недооценивая Хэнка Приста. Считаете его отставным капитаном-чудаком? Думаете, сунулся морской волк в опасные сухопутные забавы, чреватые кровопролитием? Наверное, он преднамеренно внушает вам эту мысль. Но ради себя и ради него - не обманывайтесь!

Я припомнил кой-какие любопытные подробности, например, бергенских соглядатаев, долго мокнувших под ливнем и послушно растворившихся в темноте по небрежному знаку Приста. Глубоко вздохнул.

- Да, сэр. Вы правы. Приму к сведению.

- В начале второй мировой, - продолжил Мак, - прежде чем возглавить организацию, где вы служили тогда и служите ныне, я сотрудничал с разведчиками-диверсантами, содействовавшими норвежскому Сопротивлению. Квислинг лютовал напропалую, народ весьма охотно брался за оружие, а мы, со своей стороны, делали все возможное. И лучшим агентом, орудовавшим в прибрежных областях - во всех областях, заметьте! - считался некий флотский лейтенант, выходец из Норвегии. Владел языком, и страну знал недурно. В отличие от большинства остальных разведчиков, был не просто связным или истребителем, а командовал целыми партизанскими отрядами. Да как еще командовал! С величайшей изобретательностью, отменной дерзостью... И полнейшей беспощадностью. Такой выдающейся, что немцы сулили за голову лейтенанта поистине бешеные деньги. Много лет миновало, разумеется, но подобный опыт не исчезает бесследно...

- Хэнк Прист? - осведомился я.

- Он самый, - ответил Мак. - Тогда мы и подружились. На всю жизнь.

Что-то зашевелилось на дне моего сознания.

- Кодовая кличка у... лейтенанта... имелась?

- Да. Зигмунд. А к чему вы спрашиваете? Я нахмурился, глядя на собственное отражение в стекле телефонной будки.

- Мог бы пояснить, но, если разрешите, пока воздержусь.

- Норвежцы буквально боготворили Зигмунда, - заметил Мак. - Убежден: вздумай тот опять объявиться на скандинавской почве - получил бы любое и всякое содействие в любое время суток... Числился национальным героем... И, сами знаете по собственному опыту: люди, однажды вкусившие подлинного риска, обрадуются первому же вескому поводу вернуться в старую колею. Неизменно. И тем скорее, чем более сытую, прибыльную, добропорядочную и спокойную жизнь вели впоследствии.

- Сэр, - неторопливо сказал я, - коль скоро Зигмунду стоит свистнуть, чтобы изо всех fjords и со всяческих fjelds горохом посыпались вооруженные и алчущие кровушки ветераны-партизаны, то на кой ляд ему сдался я?

- В этом и загвоздка. Хэнку помогают местные жители, фермеры и рыбаки. А надобен еще заезжий американец, человек, знакомый с нынешними диверсионными приемами, стяжавший грозную и прескверную славу. Пугало.

- Невзирая на богатый военный опыт, - ядовито заметил я, - мистер Зигмунд, кажется, переоценил волшебное действие зловещей репутации. Супостаты вьются и роятся, точно шершни бешеные - прямо под носом, кстати. Не страшно, сэр... О Присте многим известно? Денисону, в частности?

- Поль Денисон чуток опоздал родиться, и во второй мировой не участвовал. Посему наслушаться интересных историй вовремя не успел, а потом о них велели начисто позабыть. Нигде ничего не записывалось, Даже если Денисон совал нос в картотеки морского флота, вычитал одно: Хэнк Прист служил при штабе разведки, адъютантом; подробностей не сообщают. А в Норвегии... Зигмунда не выдали даже гитлеровцам за невообразимую награду. И уж Полю Денисону вряд ли продадут.

- Понимаю, сэр... Последний, главный вопрос: неужто Хэнка так боятся?

- Лучше поясните вразумительно, - посоветовал Мак после долгой паузы.

- Все вы разумеете, сэр, - ответствовал я. - На ходу складывая получаемые сведения, заключаю: Шкипер (так его здесь именуют) пользуется услугами старых, закаленных норвежцев, беззаветно любящих свою страну, - ведь иначе не стали бы драться против нацистов, правильно? - пользуется их услугами, дабы украсть норвежскую нефть. Это непостижимо; и вывод напрашивается недвусмысленный...

- Представляя положение в подобном свете, - осторожно заметил Мак, - вы и впрямь делаете его трудно объяснимым.

- Начисто необъяснимым, сэр. Легенда Приста безупречна логически, но вовсе не убедительна. И после вашего рассказа делается просто фантастической. Осмелюсь предположить, мне поведали далеко не все. Возражения, сэр?

Мак ответил не сразу. Я слушал, как толкутся и гудят электроны в трансатлантическом подводном кабеле. Потом донесся голос - весьма сухой и сдержанный:

- Сообщаю: истинное свойство Хэнковой затеи, а также успех ее или провал, не касаются нашей службы. Уяснили, Эрик?

Я беззвучно присвистнул сквозь зубы, узнавая старую добрую песенку. Вашингтонские шишки издавна состязаются в умении разговаривать косвенными намеками, а мой начальник - некоронованный чемпион города по этой части.

- Звучит завораживающе, сэр, - обронил я с весьма кислой миной. - Только, что значит?

- Вот что. Содействуй Хэнку лишь указанным образом: присутствуй и нагоняй страху. Никакой иной помощи мы не сулили; никаких иных обязательств не принимали. И ты, между прочим, перед Хэнком не в долгу, запомни. Определенные побочные расчеты, касающиеся бывших приятелей, у меня имеются, но об этом уже толковали.

- Да, сэр, - согласился я, думая, что не худо было бы получить подобные наставления часов сорок восемь назад. А вслух произнес:

- То ли недоспал, то ли простыл, но туго соображаю, сэр. Будьте любезны, выразитесь прямолинейнее.

Мак отозвался безо всякого выражения, с немалой расстановкой:

- Твое официальное содействие Хэнку Присту сводится к уже обсуждавшимся пунктам. Неофициально же прошу поступать в согласии со здравым смыслом и обстоятельствами... Я знаю Приста много лет. Он - хороший товарищ. Друг... Возможно, Хэнк позабыл, что война давно закончилась - по крайности, вторая мировая, - и что Зигмунда изображать не время... Сколь надежную помощь не получил бы капитан от норвежцев, пожалуйста, присмотри за Хэнком в оба глаза. И позаботься о нем изо всех сил. Изо всех сил, Эрик.