Проснулся я в клетке, точно крыса. То есть, конечно, и ячейки в сетке были покрупнее, и сама сетка покрепче, но в общем — самая настоящая клетка. Я лежал на прогибающейся сетчатой полке — койке, вделанной в стенку клетки на высоте восемнадцати дюймов от каменного пола. Не было ни матраса, ни одеяла и никакой мебели — только в углу торчала обычная раковина с краном. В воздухе воняло инсектицидом и каким-то дезинфицирующим химикатом, однако вонь была не слишком сильной, чтобы заглушить прочие ароматы, напоминающие амбре общественного сортира. На меня надели, похоже, груботканую полотняную пижаму.

Я ухитрился получить всю эту информацию только при помощи обоняния и зрения. Я осторожно пошевелился, предупреждая тех, кто, возможно, следил за мной, что собираюсь просыпаться. Мне представлялось маловероятным, что, если я застану их врасплох, они предлежать мне нечто иное, чем удар прикладом, а мой затылок и так уже страдал повышенной чувствительностью к механическим воздействиям.

Я сел, никем не обиженный, и обнаружил, что нахожусь в своей клетке — или камере — один-одинешенек. Впрочем, рядом находились другие клетки: они тянулись по обеим сторонам длинного узкого коридора, вырубленного в скале. Соседняя клетка была пуста. В следующей находилась — судя по длинным волосам — женщина. Она спала. Волосы у нее были спутанные, седые и незнакомые. Из других клеток в мою сторону смотрели несколько равнодушных лиц. Ни одно из них я раньше не видел.

Я решил, что нахожусь в смотровом отделении, на чью дверь — возле нее стоял часовой — обратила мое внимание мадам Линь. Помещение сильно напоминало питомник, который она мне демонстрировала, только клетки тут были куда больше, а их обитатели облачены в некое подобие одежды, и тут отсутствовали диковинные электронные приспособления для автоматического открытия дверей.

— Ну что, полегчало, старина?

Я оглянулся. В клетке рядом с дверью — последней в моем ряду — стоял ни кто иной, как сэр Алистер Кроу-Бархем, устремив на меня взгляд из-за крепкой стальной сетки. На нем тоже была пижама, а на ногах резиновые сандалии. Поглядев вниз, я обнаружил такие же под своими нарами. Я сунул ноги в сандалии и встал, потирая ноющую шею. Чувствовал я себя как после нокаута — что неудивительно, если учесть, что я дважды на протяжении двух часов терял сознание, причем по разным причинам.

— Буду жить, — пробормотал я.

— Счастливчик, — отозвался Лес, — коли так уверен. Я слабо усмехнулся ему в ответ.

— Ну, скажем, так: я буду жить до тех пор, пока кто-то не решит иначе. Я так думаю, что скоро они впарят мне свою суперактивную культуру под завязку, после чего все будет зависеть от милости госпожи удачи. Но, черт побери, шестьдесят к сорока — ставка куда лучшая, чем обычно бывает в нашем бизнесе, по крайней мере, я себя этим утешаю. Кроме того... — я оглянулся. — Тут можно говорить?

— О да! — успокоил он меня. — Тут нет потайных ушей. В этом местечке все очень незамысловато. Ни тебе микрофонов, ни телекамер. Время от времени кто-нибудь заявляется сюда проверить, как мы себя ведем, и два раза в день проводят полный осмотр, чтобы выяснить симптомы и забрать тех, у кого положительная реакция — то есть тех, кто заразился.

Пожалуй, мне следовало бы выразить хотя бы дружеское любопытство по поводу тех устрашающих приключений, которые он, без сомнения, пережил с тех пор, как мы расстались в Лондоне, но сам факт, что он находился здесь, был достаточно красноречив. Детали же были не так важны. Да и его, кажется, не особенно-то интересовали мои жуткие похождения.

— И какова же участь так называемых “положительных”? — спросил я.

— Как мне говорили, их до недавних пор держали внизу в специальном отсеке, но эти опыты уже прекращены. Мадам Линь, по-видимому, решила, что у нее нет ни времени, ни оборудования, ни персонала, чтобы наблюдать каждого больного вплоть до летального исхода. Теперь, насколько я понимаю, “положительных” просто сбрасывают в море.

— Похвальная чистоплотность, — заметил я. — Надеюсь, ты уже обследовал замки, заметил график смены караула и тому подобное?

— Конечно. А что тут еще делать? Но я не обнаружил никаких многообещающих изъянов. Мне говорили, что кому-то уже удалось сбежать отсюда — одному из ваших: он каким-то образом ушел от похоронной команды, когда его забрали отсюда смеете с другими “положительными”. После долгих размышлений, приятель, я пришел к выводу, что побег без помощи извне вряд ли возможен. — Он горестно передернул плечами. — Вероятно, я свалял дурака в Лондоне, позволив им так легко себя поймать. Я ведь, знаешь ли, большой спец по побегам. Это мой конек. И вот, понимаешь ли, вообразил себе, что ежели дам себя привести сюда... — он вздохнул. — Эх, гордыня, гордыня...

— Ну, теперь-то нас двое, — сказал я. — Я себе тоже нечто подобное вообразил. Однако мне удалось провести с Макроу небольшой сеанс психотерапии, пока он вкалывал мне свое сказочное пойло. Пускай часок-другой поразмыслит над моими словами. Очень может статься, что он будет готов принять наше предложение, когда придет сюда делать вторую инъекцию. Во всяком случае, на это можно надеяться. Сколько сейчас времени?

— Не могу сказать точно, дружище. Тут нет часов. Впрочем, ты пробыл без сознания примерно час. И заставил меня поволноваться.

— Так долго? — комбинация из нескольких инъекций вкупе с сокрушительным ударом заставила меня проваляться бездыханным дольше моей нормы. — Все равно время есть — можем подождать. Конечно, если тут у нас ничего не получится, может, возникнет шанс на этом чертовом корабле или подводной лодке.

— Боюсь, тогда будет уже слишком поздно, — заметил Лес.

Я взглянул на него.

— Ты и об этом тоже думал? Можно не сомневаться, что перед отъездом она выпустит здесь небольшую стаю зараженных животных, но, во всяком случае, можно помешать ей развезти по миру остальных. В этих местах на всем побережье почти нет населенных пунктов, но если нам удастся послать предупреждение загодя, ваши люди смогут перекрыть эту зону и уничтожить чумных зверьков, пока те не разбежались. Сейчас существует целый ряд сильных всепроникающих отравляющих веществ. Думаю, газовая атака на крыс может увенчаться успехом.

— Да, — сказал он убитым голосом, — но это не совсем то, что я имел в виду, приятель. Ты, должно быть, заметил, что я стараюсь держаться от тебя подальше и что я не протянул тебе для приветствия пятерню — или сколько там пальцев можно просунуть сквозь сетку.

Я некоторое время молча смотрел на него. Его длинное лошадиное лицо было как будто таким же, как обычно, если не считать отросшей за несколько дней щетины. Я глубоко вздохнул.

— Ты уверен, амиго?

— Вполне уверен. Мне удалось скрыть симптомы при утреннем осмотре, но они непременно заметят, когда будут сортировать нас сегодня днем. Знаешь, возникают такие мерзкие опухоли. Так что я ничем тебе не смогу помочь в море, на чем бы вас ни отправили. Меня там не будет. Они забирают с собой только “отрицательных”. Так что если ты хочешь чего-то добиться совместно со мной, нужно все сделать до отплытия.

Я не сказал ему никаких ободряющих слов. По крайней мере, ни одно не пришло мне в голову.

— Ну, нам остается только надеяться, что я нагнал на Макроу страху, — сказал я. — В конце концов, этот коротышка ищет свою утопию, а не армагеддон. По здравом размышлении, может, он еще и согласится на сделку.

— Это слишком хрупкая надежда. Я бы на это не рассчитывал, дружище. — Помолчав, Лес продолжал другим тоном: — А ты глядишься молодцом. Если хочешь еще покемарить, я покараулю — может, чего и высмотрю. Если вдруг врата свободы чудотворным образом распахнутся, я тут же тебя разбужу — обещаю!

Я заколебался, но ум мой еще был затуманен и тело не слушалось. А в решающий момент — если он наступит — мне необходимо было иметь ясную голову. Я снова улегся на сетчатые нары. Перед тем как заснуть, я лежал, вслушиваясь в шорохи и голоса обитателей других клеток. Я слышал, как шлепают сандалии Кроу-Бархема, шагающего в задумчивости взад и вперед по узкому пространству рядом со своей койкой. Это давал о себе знать вирус, блуждающий в его организме. Возможно, я и сам через день-два буду так же мерить шагами клетку — если вообще останусь жив...

Я сразу очнулся, услышав над ухом голос Леса:

— Пора вставать, дружище!

Я сел. Раздался лязг вставленного в замок ключа и голоса за дверью — говорили на незнакомом мне языке.

— Быстренько введи меня в курс дела. Какова процедура?

— Охранник производит предварительный осмотр. Если не хочешь неприятностей, стой в глубине клетки. Потом охранник с автоматом наготове встает у двери, и сюда заходит врач и осматривает каждого заключенного, обычно начиная с меня. Однако сейчас, поскольку тебе надо сделать инъекцию, вероятно, он начнет с тебя. Во время осмотра открытой остается только одна клетка и охранник все время начеку... Да, вот еще что. Врач, который проводит осмотр, — не доктор Макроу.

Я быстро взглянул на него.

— Но...

— Доктор Макроу незаменим, приятель. Поэтому-то его сюда и не допускают. Ведь кто-то из пациентов может схватить его, воспользоваться им как заложником или прикрытием для побега. Поэтому осмотр проводит молодой лаборант. Охраннику дан приказ стрелять на поражение в случае возникновения беспорядков... Он обязан пристрелить взбунтовавшегося пленника на месте, даже если при этом он случайно убьет и лаборанта. Вскоре после моего прибытия такое уже здесь случилось. Охранник не стал долго раздумывать и расстрелял весь магазин не глядя — точно пожарник с брандспойтом, которому все равно куда пускать струю. Общие потери тогда составили: один лаборант и четверо заключенных. С тех пор никто не осмеливался оказывать сопротивление. Знаешь, эти пули калибра 7, 63 так рикошетят, что все героические порывы мигом улетучиваются.

— Но почему же ты мне не сказал...

— Друг мой, а зачем мне было разрушать твои радужные мечты? Шшш! Когда он войдет, надо встать. Сразу иди в глубь клетки. И держи язык за зубами.

Дверь открылась. Помещение наполнилось ровным шорохом, когда все заключенные разом поднялись со своих сетчатых нар. Низкорослый широколицый парень с раскосыми глазами вошел, держа автомат наперевес, и обвел взглядом ряды клеток, а потом двинулся по проходу, внимательно проверяя каждый замок. Обойдя весь наш отсек, он обратился к кому-то за дверью. Вошел парень в белом халате.

Это был явно не Макроу: худощавый молодой китаец в больших очках с роговой оправой. В руках у него был стальной поднос, похожий на тот, что принес Макроу в кабинет мадам Линь. Он остановился в дверях, взглянул на какой-то предмет, лежащий на подносе, потом перевел взгляд на дверь моей клетки, явно сверяя номера. Он вошел ко мне и поставил поднос на нары. Охранник отступил на шаг, держа наизготовку автомат.

— Пожалуйста, закатайте левый рукав, — вежливо попросил молодой лаборант на хорошем английском языке.

Я закатал пижамный рукав выше локтя и придвинул к нему руку. Хелм — живая игольница... Лаборант совершил обычный ритуал с ватным тампоном, смоченным в спирте. Последний акт операции я не стал созерцать. Если ему было угодно решить, будто я не могу смотреть, как в мою плоть вонзается игла — даже сильные здоровяки падают в обморок при этом зрелище, — что же, пусть.

На самом же деле, я просто старался отвести взгляд от чумазого пошатывающегося призрака, который материализовался в дверном проеме за спиной охранника. Призрак теребил в руках грязный шифоновый шарфик, скрученный в симпатичную удавку...