Здание, в котором проживала Дороти Даден находилось в нескольких кварталах от центра города. Красный спортивный автомобиль "Остин-Хейли" стоял прямо на улице. Я вытолкнул Оливию на тротуар, взял ее под руку, когда она попыталась вырваться. Однажды мне пришлось иметь дело с женщиной, которая обладала большим здравомыслием, чем темпераментом. Я подумал, что Оливия Маримсси со своим ученым прошлым могла бы оказаться такой же. Я был не прав.

— Следуй инструкциям, как прилежная девочка, или клянусь, я брошу тебя одну, — сказал я. — У нас нет времени на нежности.

Я не пойду туда! Я не хочу находиться в одном месте с этой блондинкой! Я предпочла бы чтобы меня убили!

— Никого не интересуют твои капризы, — сказал я ей, — извини доктор, но так уж обстоят дела. С зубами или без зубов, но ты войдешь туда. Какой будет твой выбор?

— Ты, ты... животное, диктатор!

— Мы порешили на слове чудовище, — сказал я. — Ты пойдешь туда и позвонишь, как я сказал тебе. У Брейсуейта есть приказ относительно тебя. Ты можешь подождать, в зависимости от того сколько одежды им надо надеть на себя и сколько наложить губной помады, в зависимости от того, в каком состоянии дел ты их прервешь.

— Черт подери, Поль!...

— Закрой рот. Слушай меня внимательно. Ты скажешь Брейсуейту, что я отправляюсь на остров. Скажешь ему, что Кроче удерживает там девчонку Вайль и доктора Муни и использует их вместо приманки — старый гангстерский прием. Я поверну вправо от моста и оставлю машину у входа в парк, а дальше пойду пешком. Кроче будет ждать меня. Он по видимому считает себя Джимом Боуи. Он бросил мне вызов провести сражение на песке. Может быть он крепкий орешек. Во всяком случае скажи Джеку Брейсуейту, если он не услышит обо мне в течение часа, пусть вызывает группу захвата — он знает, что я имею в виду, и едут ко мне. Когда кто-нибудь скажет час, доктор, посмотри на часы.

Она заговорила со мной огорченно, старательно выговаривая слова и посмотрела на часы, — сейчас одиннадцать тридцать три, Поль...

— В двенадцать тридцать три экспедиция по освобождению должна быть завершена. Я не хочу чтобы они прыгали под огонь. Я требую обусловленного срока. Но если они придут, скажи им, чтобы обыскали кусты, их человек будет находиться там. Если со мной случится несчастье, скажи им; что я применю иглу. Инъекция "С". Инъекция задержит его до их прихода. Если они поторопятся с допросом, они могут использовать антидот. Они знают.

Ее обида казалось исчезла. Она спросила довольно неуверенно, — а где будешь ты, Поль?

— Кто знает? — передернул я плечами, — как говорят здесь испано-язычные жители — киен сабе? — кто знает? Взять живым вооруженного человека — всегда непросто. Но у меня все отработано. Он представляет себя суперменом или Капитаном Бладом. Кажется у него что-то особенное на уме и пять против двадцати — он хочет все рассказать мне. Человек, который хочет высказаться приобретает два удара против себя в подобной игре. Более того, если он не изменит стиля своего вооружения, то очень просто может быть пристрелен. Я смогу настичь его и остановить его, так или иначе. Твоя работа — проследить чтобы Брейсуейт послал группу взять его, если я не вернусь через час.

— Ты хочешь сказать — если ты погибнешь.

— Погибну, буду ранен или просто устану. Зачем кликать несчастье?

— Это звучит... это звучит убийственно для меня! По крайней мере ты можешь взять пистолет.

— Ему надо высказаться. Я не могу рисковать, используя пистолет. Я могу убить его. Возьми. Я вынул маленький складной нож из кармана и протянул ей. — Вернешь мне потом. Я не хочу соблазна. Трудно будет удержаться и не прикончить его голыми руками.

Она внимательно посмотрела на нож и слегка вздрогнула. — Я и не знала, что ты носишь его с собой, Поль. Какая страшно красивая вещь!

— Это подарок от женщины, — сказал я, — но не надо ревновать меня к ней. Она умерла. — Мгновение спустя, я сказал, — извини, я говорил с тобой грубо. Нельзя чтобы я сходил с ума из-за тебя. Ты знаешь как это все бывает.

— Я знаю, — сказала она, — я передам твое сообщение, только я... А могу ли я пойти домой после всего? Я могла бы взять такси. У меня ведь есть твой револьвер. Я уверена, что дома совершенно безопасно.

Я отрицательно покачал головой и повел ее в дом. Холл был выложен красным мрамором, почтовые ящики сияли медью. Я проверил имена жильцов, нашел нужное мне и повернулся к Оливии.

— Что заставляет тебя думать, что ты в безопасности? — спросил я. Предположим, когда я уйду отсюда, мистер Кроче будет ждать меня на острове, как обещал. Предположим, это способ заставить меня убраться. Допустим, малый колокол уже пробил и ударил большой колокол, допустим, что Эмиль Тоссиг нажал на свою кнопку и повсюду, по всей стране, тени набросятся на своих людей за которыми следили недели и месяцы. Они только и ждут этого момента. Предположим Кроче получил приказ. Он знает, что я близок к тебе, как твой пояс. Я мог бы создать для него помеху и поэтому он посылает меня охотиться на ящериц и лягушек на "Санта Розу", а в это время сам займется тобой. Может он нарочно построил свой извилистый, агрессивный, мелодраматический образ именно для этого, его фокус может сбить меня с толку, когда наступит его время действовать.

— Но если ты так думаешь...

— Я так не думаю, это просто одно из возможных предположений.

Она сказала мне гневно и резко, — если ты думаешь, что это всего только предположение, тогда почему ты оставляешь меня на неопытного мальчишку и эту блондинку. А сам пойдешь охотиться, чтобы спасти... чтобы спасти... — Она резко остановилась. — Извини. Я полагаю, что ты должен идти. Я думаю, что даже хочу, чтобы ты пошел, чтобы спасти их.

— Ты замечательная женщина, доктор и остаешься неискушенной даже после того, как я провел большую воспитательную работу с тобой. Ты до сих пор веришь всему, что говорят по телевидению.

Она нахмурилась:

— Что ты имеешь в виду?

— Никто никого не пойдет спасать. — Каменные стены и металлические почтовые ящики создавали металлическое эхо моего голоса. — Никто не идет спасать Тони, доктор. Никто не пойдет спасать и Гарольда. Никто не пойдет их спасать по той простой причине, что они уже мертвы.

Наступила короткая и напряженная пауза. Где-то в доме громко работало радио. Но конечно не в квартире медсестры, где находился сейчас Брейсуейт. Они развлекали друг друга другим способом. Оливия изумленно уставилась на меня.

— Но...

— Они были мертвы уже тогда, когда Кроче повесил трубку, — сказал я спокойно, — или может быть спустя несколько минут, которые ему потребовались чтобы разыскать для этого подходящее место. Здесь не Голливуд, доктор. Так на деле обстоят дела. Кроче нашел чем их занять. Скорее всего он подумал, что между Тони и мной существует гораздо больше, чем только обед у "Антуана" или может он полагал, что я сентиментален вообще, а уж относительно молодых девочек в частности. Во всяком случае он хотел чтобы я услышал ее голос, поэтому я знаю, что он не шутит.

— Но... но это совсем не означает, что он убил их! Однажды он имел уже дело с этой девочкой... и ничего...

— Однажды он и воспользовался ею, что же он еще мог с нею делать? Или с Муни? Освободить их. А если они сообщат в полицию? — Я покачал головой. — Нет. Он хотел быть уверенным, что я приду, да, или нет, но при всем этом он и сам хотел быть там. Если так, то он хотел, чтобы я явился очень злым. Со злым человеком легче иметь дело, во многих отношениях. Существуют исключения, и во многих случаях злого человека бывает трудно остановить, но он об этом пока не думает. И когда ему больше не будет нужна Тони... когда они оба не будут нужны ему, он застрелит их. Я знаю это и он знает, что мне известно это. И это является одной из причин, на которые он рассчитывает, что бы заставить меня прийти.

Она облизнула губы, — ты очень умный, Поль!

Я сказал, стараясь казаться спокойным, — они лежат или на песке, или в кустах, или в свей машине, если он не собирается использовать их, или качаются на волнах Мексиканского залива в волнах прилива, если только тут бывают приливы. А может случаются и отливы?

Она сказала гневно, — ты ничего не знаешь. Ты ничего не можешь знать наверняка.

Она даже не думала о Муни и о том, что его смерть может или не может значить для нее. Она просто не хотела думать, что такое может случиться — что два человека могут случайно погибнуть только потому, что человек с пистолетом не хочет чтобы ему мешали или сам не хочет мешать кому-то еще.

— Нет, знаю. Знаю, потому что сам поступил бы так же — так поступил бы любой профессионал, имея двух заложников, миссия которых исполнена. Я бы так же поступил если бы оказался на вражеской территории один и имел бы задание выполнить важную работу, наподобие той, что у Кроче. Ни к чему их связывать и затыкать кляпом рот, чтобы потом они высвободились и доставили тебе много неприятностей. Так только в кино случается, доктор. А в реальной жизни всякий знает, что только имеющий пулю во лбу не навлечет на тебя неприятности. Кроме того, как я уже сказал, Кроче хочет рассердить меня. И рассердить очень сильно.

— Рассердить, — выдохнула она, — рассердить!

Я махнул рукой в сторону почтовых ящиков, — вот. Фамилия Даден тебе известка. Номер квартиры — 205. — Я посмотрел на нее чуть дольше чем следовало. — В случае если меня постигнет неудача, книга по шахматам, которую ты одолжила мне, лежит в моем чемодане.

Затем я вышел и сел в машину, надеясь, что не сказал ничего похожего на древних греков, которые обещали своим женщинам вернуться со щитом или на щите. У меня не было ни малейшего желания совершать самоубийство, если я могу его избежать, а если нет возможности его избежать, то это и не самоубийство. Все могло оказаться до ужаса смешным. Такой старый профессионал как Кроче, всегда немного фокусник, со своеобразными манерами; а привести обратно заложников живыми не так легко как пристрелить их, говорите ли вы о слонах или о вражеских агентах. В таких обстоятельствах, я бы предпочел привезти его обратно мертвым, но это была бы слишком роскошная работа, которую я должен был бы предусмотреть.

На мосту не было автомобильного движения. Если люди весь год жили в маленькой общности на берегу острова, как сказала Оливия, им вероятно не было особой необходимости ехать на большую землю в это время ночи. Я пересек мост и свернул направо, как было предписано, и вскоре не осталось ничего — только песок по обеим сторонам, да неодинаковые низкие дюны с проступавшей случайно темной водой, между ними. Дорога отливала черным на белом песке.

Я заметил маленький домик у ворот в свете фар и направился прямо к нему. Выигрышного тут ничего не было даже для очень умного человека. А он рассчитывал, что я буду особенно умным. Он рассчитывал, что я уйду прочь с дороги и не будучи заметным стану красться, как индеец, до зубов вооруженный смертоносным оружием. Поскольку он на это рассчитывал, я поехал в открытую, и остановился рядом с другой машиной уже припаркованной тут же, сбоку от домика.

Пришлось немного помедлить, чтобы вспомнить как включается свет в кабине "Рено": просто надо повернуть пластмассовый колпачок лампы. Я вынул из кармана плоскую коробочку с лекарствами, которую нам всем всегда выдавали. В ней содержался специальный шприц и три типа инъекций — два постоянного и один временного действия. В ней так же находилась маленькая пилюля с ядом предназначенная для личного пользования агента, которую нужно применять в экстремальном случае, но он может носить ее повсюду. Свою я не носил на работе, так как не знал ничего интересного ни о ком.

Я набрал в шприц четырехчасовую дозу воздействия инъекции "С" и положил его обратно в карман. Я выключил свет в кабине "Рено", вышел и огляделся. Другой автомобиль, казалось, был светло-голубой расцветки. Это был огромный "Крайслер" с откидным верхом. Он мог принадлежать Муни, согласно полученного описания. Где Кроче спрятал свой автомобиль, я не знал, об этом можно было только догадываться. Я даже не знал каков он был, этот автомобиль. Он нигде не позволил мне его увидеть. Я напомнил себе, что не следует переоценивать этого парня. Он мог иногда действовать плохо и необдуманно, но в основном его техника была отлично отработанной.

Я подумал, не убрать ли мне распределительные головки с обеих машин или не загнать ли машины в песок, но это могло вызвать его непосредственную реакцию и у него должна была находиться где-то еще одна машина в рабочем состоянии. Вместо этого я оставил ключ в "Рено", желая показать насколько мало я беспокоюсь за то, каким доступным окажется для него транспортное средство.

Я вернулся к дороге, перешагнул через длинную, осевшую и запертую на замок цепь, и направился к западному концу острова, простирающегося на милю или больше, как Оливия мне его и описала. Моя обувь производила громкий стук, когда я шел по мостовой. Остров здесь оказался гораздо шире, но не длиннее, являя собой ленту песка, по обеим сторонам которого росли деревья и кусты. Мексиканский залив виднелся темным пятном слева от меня. Справа — темнела вода, в милю шириной, которую я пересек и которая не могла быть заметна из-за рощицы деревьев, исключая те места, где деревья были вырублены, для того чтобы расширить полузаросшую дорогу к тому, что казалось было старым, разрушенным пирсом.

Я увидел странно симметричный длинный и низкий тенистый холм, справа от главной дороги и понял, что он был создан руками человека — такая огромная бетонная структура покрытая землей и поросшая травой и кустарником. Примерно ста ярдов в длину, с двумя черными провалами, открытыми в сторону моря. На нем виднелась маленькая чистая вывеска государственного парка.

Я подошел ближе и чиркнул спичкой, совсем как запоздавший турист, стараясь узнать где Кроче прячется и как сильно сжимают его пальцы спусковой крючок. Если бы он хотел меня пристрелить, то уже бы давно пристрелил. Ну а если это не так, если он и в самом деле хочет со мной поговорить, как я и думал, он теперь озадачен моим непонятным и довольно откровенным поведением. А я, честно говоря, был озадачен его поведением.

Явно, ему вначале хотелось говорить со мной. Ни одной пули. Надпись указывала, что я смотрел на место размещения батареи двух двенадцати дюймовых пушек, названных "барбеттой" в 1916 году, непонятно, что это тогда могло означать и потом переведенных в казематы, в 1942 году.

Кроче не подавал знаков своего присутствия, но я понимал, что он наблюдает как я выплюнул спичку и ждал, пока мои глаза не привыкнут снова к потемкам. Он должно быть обдумывал потерянную возможность пристрелить меня. Возможно он думал не стрелять совсем и от разговора отказаться.

Отовсюду доносились ночные мелкие шорохи. И я вдруг подумал о змеях. Местность казалась вполне подходящей для них, а они всегда меня так пугали. Я пошел обратно к дороге и остановился. В следующем провале, предназначенном для пушки или чего-то там еще, я заметил слабый огонек, которого раньше там не было.

Я не допускал мысли, что он прямо ожидает меня там как мотылька летящего на пламя. Он вероятно рассчитывал, что я вначале разведаю всю пустынную фортификацию, в поисках какой-нибудь маленькой потайной дверцы, с помощью которой я смог бы прокрасться и схватить его неожиданно, ведь только он один знал все выходы и входы лучше чем я. У него было время изучить их. Как бы я ни вошел, он ждал меня, но тогда зачем попусту тратить время?

Я тот час же пошел на свет и чуть не сломал ногу запнувшись за кирпичный круг выложенный на земле напротив имеющегося здесь же механизма большой береговой пушки, которая когда-то защищала этот берег Флориды, вначале от Кайзера, потом от Адольфа Гитлера. Я не мог скрыть удивления от того что, какую они могли найти цель, чтобы стрелять отсюда — может перископ или два в Заливе, или может то, что выглядело как перископ для перевозбужденных солдат.

Портал в бетоне, позади кирпичного круга, имел размеры железнодорожного туннеля. Под порталом свет был очень слабый, это был отраженный свет из бокового коридора. Я вошел туда. Туннель шел прямо под всем пространством искусственного холма. Я смог разглядеть неясные очертания маленького бокового входа с деревьями позади него. Он был перегорожен металлической решеткой.

Я прошел в боковой коридор — бетонный проход, который вероятно тоже пролегал во всю длину фортификационного укрепления, но я не мог ничего разглядеть позади освещенного выхода, справа от меня лишь несколько ярдов пространства.

Тогда я остановился, не доносилось ни одного звука, кроме моего собственного дыхания. Я повернулся и решил пойти на свет, мои шаги пробудили эхо, которое разнеслось по всем коридорам холма. Я пошел к выходу. Боковая комната, должно быть служила раньше для размещения личного состава или являлась складом оружия, теперь была пустая, лишенная окон комната — почти пустая — надо заметить.

Керосиновый фонарь, висевший на кольце, на задней стене комнаты отбрасывал желтый свет на пустой пол. Две неподвижные фигуры лежали на полу у стены. Я предвидел это.

Это было то, что я предсказывал Оливии, которая не хотела мне верить, я застыл неподвижно, разглядывая два лежащих тела. Муни был в брюках и твидовой спортивной курточке. Его маленькая шляпа лежала рядом с ним. На Тони был широкий тяжелый черный свитер, черные гетры и маленькие черные туфли, больше похожие на балетные тапочки. Она должно быть спала, отвернув лицо к стене, исключая то, что никакой нормальный человек не будет спать полностью одетый и на пыльном, бетонном полу заброшенного бетонного сооружения.

Когда я подумал это, одна фигура на полу зашевелилась. Муни с большим трудом сел, и я смог заметить, что его руки и ноги были связаны, а кляп во рту не позволял ему говорить. Он однако попытался. Он уставился на меня выпучив глаза и производя какие-то хриплые, булькающие звуки, полагаю, он просил, чтобы я его освободил. Я даже не подошел к нему.

Я двинулся вперед, пытаясь, однако, отбросить всякую надежду и склонился над Тони. Я положил ей на плечо руку, она не пошевелилась почувствовав прикосновение, перекатилась на спину, как будто пытаясь рассмотреть кто это. Потом я увидел ее широко раскрытые глаза на бледном в синяках лице и маленькое отверстие от пули, между ее черных бровей.

— Добрый вечер, Эрик, — донесся сзади голос Кроче.