Комната Оливии Мариасси находилась на третьем этаже, двумя этажами ниже моей. Я спустился по лестнице. Казалось никого не заинтересовало, куда я направляюсь. Никаких подозрительных личностей в коридоре и напротив триста десятого номера. У меня было чувство, что путь свободен и я не стал медлить, чтобы удостовериться в этом. Я прямо подошел к двери и постучал.

Женский голос быстро спросил:

— Кто там?

Я с радостью выдохнул. Полагаю, что я тогда сильно волновался. После минутной радости, я почувствовал разочарование. Наш не интересный ученый был все еще жив, и судя по тому, как спокойно и безоблачно был задан вопрос, но явно она ожидала, что я прокричу свое имя и состояние дел сквозь двери; но что за дьявольская мысль была предупредить портье, чтобы ее не вызывали к телефону?

— Пароль, — я сказал мягко, — палуба, как на авианосце.

— О!

Последовала короткая пауза, затем дверь открылась. Появилась она; в своем неизменном твидовом костюме. Единственное, что соответствовало такому позднему часу, была не застегнутая пуговица на ее жакете. Она ее тут же застегнула. Даже обувь была надета на ней, хотя ставлю пари, что они не были минутой раньше. Ни одна женщина, насколько бы интеллектуальна и воспитана не была, не станет сидеть и читать поздно ночью надев туфли на высоком каблуке.

Именно этим она и занималась: она читала. Торшер освещал стоявшее в углу огромное кресло. В руках она держала толстую книгу, прижав указательный палец к прочитанной ею строке. Я заметил название книги: "Алгебра бесконечности" — бог знает, что бы это могло значить.

Стоя у дверей и глядя на меня, она выглядела, как некрасивая старая дева — библиотекарь, строго вопрошающая у меня, почему я не могу взять в привычку возвращать книги во время.

— У вас все в порядке? — спросил я, глядя ей в лицо. — Вы здесь одна?

Вначале она выглядела испуганной, затем возмутилась.

— Одна? Конечно я одна! Что вы имели в виду?

Я расслабился. Вполне явствовало из ее поведения, что никто не держал ее на прицеле, спрятавшись в углу и диктуя ей, что сказать.

Я скользнул вглубь мимо нее. Комната была пуста. Пусты были туалет и ванная. Я вернулся к ней и крепко запер входную дверь.

— Говорите, — сказал я, — что это за идея появилась у вас, доктор?

— Я вас не понимаю.

— Я имею ввиду телефон. Мы пытались до вас дозвониться. Напрасно. Кто-то сказал портье, что вы не хотите, чтоб вас беспокоили. Естественно, зная что в таких обстоятельствах — в особенности после сцены в баре — вы преспокойненько изолировали себя от нас, а вам бы следовало ждать моего звонка, мы оба в какой-то мере заинтересованы.

Ее палец потянулся ко рту — в манере порицаемой невинности. Это был настолько детский жест для женщины с ее строгим видом.

— Я не знала! Я думала, что я не такой уж ценный секретный агент, мистер Коркоран. Мне очень жаль. Я... впрочем, это личное дело каждого. Некто удалился с кем-то, нет, мне конечно все равно.

— Личное дело, — возмутился я. — Теперь у нас дьявольски много времени для личных дел, доктор.

— Люди с медицинскими степенями не любят — за редким исключением, чтобы их называли доктором, мистер Коркоран. — Она снова приобретала свой холодный, окоченевший образ. — Вам ли критиковать меня, после того, как вы бросили наше общее дело на середине, погнавшись за этой девчонкой в лиловом и покинули меня, должна я уточнить в очень оскорбительной манере. Я помню на авианосце вы говорили, что вы бегаете за женщинами, но я не думала, что это происходит импульсивно!

Я уставился на нее:

— Вы в самом деле считаете, что я погнался за ней ради забавы? Боже правый!

— А, что еще я могла подумать? — Холодно спросила она. — Я должна сказать, что я сильно разочарована в ваших вкусах, мистер Коркоран. Это блестящее платьице, такое узкое, такое короткое, такое прозрачное. Почему все эти маленькие проститутки считают, что очень чарующе иметь такие вещи, что оголяются и руки и ноги и плечи?

Я сказал:

— Никогда не задумывался об своих вкусах. Эта маленькая проститутка, как ты называешь ее, была избита и оскорблена из-за вас. Вы должны об этом подумать, когда критикуете ее вещи. Вы также должны осознавать это в следующий раз, когда вам вдруг вздумается отключить свой телефон по личным причинам. Это не роббер в бридж с приятелями. Вы можете мне сказать, что это были за личные причины?

— Я сказала вам. Я не хотела, чтобы меня беспокоили телефонными звонками. — Она говорила совсем не о том, о чем думала. Она удивленно и непонимающе смотрела на меня. — Почему "оскорблена"?

— Это технический термин для сексуального контакта проведенного посредством насилия. Кто тот парень, о котором вы не хотите говорить?

— Ничего стоящего, — сказала она расплывчато. — Это личное дело. Это чисто личное дело. Никакого касательства к нашему. Почему эта девушка была... оскорблена?

— Это поступок наглости и вызова, — сказал я. — Я использовал ее, как ширму, а кто-то принял все за чистую монету и основываясь на этом осмеливается судить о моих поступках. Во всяком случае, это одно из объяснений, существует еще одно объяснение. Оно не исключает другие.

Оливия нахмурилась.

— Так значит вы покинули меня не потому, что.... — Она смолкла.

— Почувствовал жар в штанах по поводу этой девчонки? Совсем нет. За нами следили док, мужчина который не захотел покупать, то, что мы с вами продавали. Я подумал, что смогу испортить наш номер, но идея сработала.

— Значит... я должна перед вами извиниться.

— Я очень ругал того парня, который беспокоил вас по телефону.

Она покачала головой:

— Я заверяю вас, это совершенно не относится к делу, мистер Коркоран. Вы говорите, что за нами следили? А мы именно на это и рассчитывали, не так ли? Так вот, какова причина наших драматических великих усилий. Значит вы вычислили мужчину, следящего за нами?

— Да, я вычислил его, — сказал я грустно. — Единственное, что меня смущает, это то, что и он меня вычислил. Однако, он довольно странно себя ведет, пока мы не поймем, что он из себя представляет, мы должны продолжать наше шоу, как будто бы ничего не случилось. — Я внимательно посмотрел на нее. Было ясно, что намерения отвечать на вопросы у нее нет и мы напрасно тратим время, поэтому я сказал:

— позвоню я ухожу. Чем скорее я уйду от сюда, тем лучше, может быть мы сможем спасти наше театральное дело. Тщательно заприте дверь и сообщите портье, чтобы все телефонные звонки передавали вам прямо сюда. Затем вы даете мне двадцать минут, чтобы проверить все вокруг и затем доверить мне собственную охрану. Если я позвоню в это время, и скажу замереть, вы замрете как штиль, как труп. Никому не отвечайте, если не постучат вот таким манером. Я отрывисто постучал три раза по спинке стула, а затем еще два раза. Не покидайте номера, кто бы ни позвонил по телефону, какие бы сведения не сообщались. Если даже пройдет неделя, ждите здесь пока не постучат к вам условным стуком. В ванне найдется вода, а без пищи люди, говорят, могут прожить не один месяц. Все ли вам ясно?

Она облизнула губы.

— Прекрасно, мистер Коркоран. А если вы не позвоните, что мне делать когда двадцать минут истекут?

Я сказал ей. Это ей не понравилось, но мои опасные новости и тот факт, что она ошиблась во мне, явно испугало ее, и она не стала выказывать протеста. Я вышел и подождал пока не услышал звук задвигаемого засова, я спустился вниз чтобы позвонить Маку, что наша женщина-ученый не потерялась и не пострадала. Я описал ему ситуацию. Затем тщательно оглядел все, присутствие Кроче нигде не отмечалось, что совсем не значило, что его нет. Ему казалось отлично удавалось не оставлять следов, там где ему этого не хотелось.

Оливия вышла из комнаты ровно через двадцать минут. А интересно все-таки работать с ученым персоналом. Я смотрел, как она спускалась по лестнице, как пересекла гостиную, я позволил ей пройти одной по коридору. Через минуту или две вошел за ней.

Она села за стол у стены, за которым я сидел раньше. Я заколебался, заметив ее там, но все же подошел к ней.

— Скажите мадам, как долго это длится? — Спросил я.

Она с испугом посмотрела вверх, нахмурилась загадочно.

— Что значит "как долго"?

— Вращение бара.

— О! — Произнесла она. — О, это вы тот мужчина.... Я не узнала вас сразу.

— Прошу прощения, что я тогда так рано снялся, встретил одного знакомого, я даже не предполагал, что он здесь. Вы не против, если я сяду здесь, мадам?

— Почему бы нет? — Сказала она. — Нет проблем. Садитесь.

— Сверим часы, — предложил я. — Вот тот мужчина. Посмотрим, сколько ему потребуется времени, чтобы очутиться опять перед нами. Позвольте, я вам налью....

Все остальное неинтересно. Мы прошли сквозь стандартную схему знакомства. Я сочинял историю о своем приезде из Денвера и что я здесь журналист, а она сообщила, что прибыла из Пенсаколы и занимается научной и секретной работой, о которой не разрешено говорить. Однако она может мне сообщить, сказала она, если мне уж так интересно об одном феномене, с которым она встретилась в своей работе, не подающемся классификации. Возьмем, к примеру, невесомость...

Выпив два стаканчика мы все продолжали говорить о невесомости.

— Конечно, теперь, когда мы запустили человека в космос, мы не можем не изучать на практике такое явление, — сказала она и на мгновение смолкла, потом быстро посмотрела на меня. — О, проклятье, тот мужчина исчез! Боюсь, что эксперимент не удался, мистер Коркоран.

— Давай приметим эту огненно-рыжую блондинку с лисой. Она выглядит очень привлекательно. Может быть она задержится здесь до полного оборота бара. Еще стаканчик?

— Нет, не стоит, — сказала она несколько нерешительно. — Я боюсь, что говорю об одном и том же и страшно вам наскучила. Хорошо, может разве, что один, вы не предполагаете, что я смогу сильно переборщить? Я доверяю вашему здравомыслию, вы не позволите мне лишнего. Хотя, я совсем не уверена, можно ли вам доверять, мистер Коркоран?

Это театральное действие у ней получилось гораздо лучше, чем вечернее. Ее живые, светлые глаза горели огнем, она играла непрактичную леди, которая боится переборщить. Всякий мог бы сказать, что ее сдерживающие порывы были выполнены артистично. В интимных терминах мы обсуждали можно или нет мне доверять, долго и в комических деталях. Я посмотрел на официанта, остановившегося рядом с нашим столиком.

— Еще по одному каждому, — заказал я подталкивая к нему пустые стаканы.

— Прошу прощения, сэр, — он жестом обвел пустой бар, в котором буфетчик закрывал створки витрины. Мы в зале остались одни.

— Дорогой, — спросила Оливия, — уже закрывают? Нам надо идти? Мы так и не узнали в какое время он совершает полный оборот.

— Бар? — Спросил официант. — Около пятнадцати минут, мадам.

Я заплатил по счету, поднялся, помог Оливии обойти стол и официант пошел прочь от нас.

Она взяла меня под локоть, чтобы не споткнуться.

— Я боюсь, что я чуть-чуть пьяна, мистер Коркоран. — Очень интересный эксперимент, я всегда хотела проверить сама, в интересах науки, разумеется, но я всегда боялась выглядеть смешной. Не так ли?

— Что, выглядеть смешной? — Спросил я. — Совсем нет, доктор, совсем нет.

— Да, теперь я уверена, что доверять вам нельзя! — Она резко остановилась и засмеялась. — Как я выгляжу? Мои волосы не растрепались? Я выгляжу, как ведьма, когда нарушается прическа. Не потому, что я чересчур красива, когда у меня прическа, я совсем не так думаю, никаких иллюзий на этот счет. Вы были бы очень добры, если бы... — Она смолкла и глубоко выдохнула, так и не закончив своей фразы. Мы прошли в холл, а за спиной у нас уже закрывали дверь вращающегося бара. Оливия вся потянулась вверх, поправила прическу, глядя на меня. Когда она заговорила снова, то говорила быстро, сдержанно и по деловому.

— Я вам очень признательна, мистер Коркоран, что вы выслушали такую утомительную болтовню одинокой женщины. Нет не надо провожать меня до моего номера. Я совершенно трезва.

Я кашлянул:

— Мадам, я имел честь подумать о моем номере. Так жалко прервать на этом вечер, у меня есть бутылочка в чемодане. Мы могли бы продолжить наш эксперимент частным образом.

Все выглядело очень смешно. Мы актерствовали — не без помощи напитков, разумеется. Мы разыгрывали картины в старомодной манере, работая на тех, кто мог бы нас заметить. И та, короткая, стеснительная пауза, последовавшая вслед за моим предложением, выглядела очень реально. Оливия ответила смехом, который наступил с запозданием, и в нем чувствовалось напряжение.

— Ах, мой дорогой! — Прошептала она. — Мой дорогой! Вы собираетесь ухаживать за неприглядной, интеллектуальной леди, наперекор своим пристрастиям? Не кажется ли вам, что поступок "Доброго Cамаритянина" заходит слишком далеко?

— Мы собираемся предпринимать что-нибудь, чтобы преодолеть этот комплекс неполноценности, доктор? — Спросил я. — Мне бы не понравилось выслушивать красивых женщин, которые бы сами увивались за мной.

— Вы знаете, я пьяна, так очаровательно пьяна и вы сознательно сбиваете с пути целомудрия ослабевшую женщину.... Хочу ли я быть соблазненной, мистер Коркоран?

Я не мог ничего ей сказать. И мы смотрели друг другу в лицо несколько долгих секунд, затем она рассмеялась, мягко и уступчиво.

— Почему бы и нет? — Сказала она и взяла меня под руку, как самого близкого человека. — Почему бы нет?

В лифте мы стояли близко друг к другу, мы ничего не говорили потому, что в этом не было необходимости. Мы поднялись на пятый этаж, повернули налево и держась за руки подошли к моему номеру. Я вставил ключ в скважину. Когда дверь открылась, я посмотрел в лицо своей подружки.

Был пункт, о котором я забыл. Мне хотелось узнать, не забыла ли она. Здесь должна быть разыграна одна маленькая сцена для публики, если в она имелась, перед тем, как войти в комнату и обрести снова себя холодными, далекими профессионалами.

Я увидел, как блеснул огонек в глазах Оливии, и понял, что ей хотелось бы знать, сыграю ли я эту сценку. Я протянул руку и деликатным жестом снял с ее носа очки, сложил их, и положил в нагрудный карманчик ее жакета, пока она стояла и спокойно смотрела на меня. Затем я ее поцеловал. Это было нетрудно. Женщина не возмутилась, а я держал себя в рамках. Да и она ни сколько не была огорчена. По крайней мере она знала, как может быть использован нос в дальнейшем.

Я немного удивился ее реакции. Во всяком случае о ней не создавалось впечатление, что она имеет в этом деле свежую практику, если вообще она имела ее. Затем, я почувствовал чье-то присутствие за моей спиной, поняв ее состояние. Я оглянулся и перехватил взгляд какого-то мужчины, который мог выглядеть бы красивым, если бы не искаженное злостью лицо. Его лицо я нигде раньше видеть не мог.

Это изменило всю картину. За мной следил Кроче. Мне надо было принять срочное решение и я принял его. Вместо того, чтобы действовать, я просто стоял и получил удар кулаком в скулу, откинувший меня к двери. Другой удар в живот, согнул меня вдвое. Третий удар, может я просто неаккуратно считал, может было только два удара, но мне показалось больше, пришедшийся мне в голову, заставил меня растянуться во весь пол.