Это была одна из тех кристально прозрачных ночей, которые иногда случаются здесь, особенно зимой. Люди, проживающие в восточной части Штатов, никогда не увидят такого количества звезд над головой, даже мечтать о подобном не могут. Было очень холодно. Хорошо, что Натали вместо более приличной одежды дала мне куртку с меховым воротником и теплой подстежкой, которую я обычно надеваю на охоту. Сама закуталась, как всегда, в свою норку. Обогрев в “понтиаке” даже не успел заработать на полную мощь, как мы уже приехали к месту назначения.

– Мне подождать тебя здесь? – спросила Натали. Я посмотрел на яркий свет во всех окнах:

– Мне кажется, в доме сейчас никто не спит. Ты можешь войти и пока поболтать с Рут. Она сделала гримаску:

– Это будет незабываемо! – С этим восклицанием Натали вышла из машины. Когда мы двинулись к дому, она взяла меня под руку. – Прости, дорогой. Я постараюсь вести себя хорошо. У меня ведь уже получается, правда?

– А, так вот что это было! То-то я смотрю – отчего твое поведение столь неестественно?

Засмеявшись, она сжала мою руку:

– Дорогой, как я люблю тебя за это! Только ты всегда найдешь способ вознаградить по заслугам!

Дом был похож на наш, только другого цвета, персикового, и немного поменьше. Из него доносилась органная музыка, что казалось странно и несовместимо с обстоятельствами. Но Ларри – фанат стереоаппаратуры и включал систему, когда ему нравилось, не особенно считаясь с присутствующими. Я увидел у входа громоздкий силуэт джипа-универсала Джека Бейтса, это был красный “виллис”. В последнее время Джек увлекался старательством и приглашал меня в один из выходных сделать состояние, но мне и на работе хватало урана и его производных, чтобы я тратил на копание руды свое свободное время.

Рут встретила нас на пороге. На ней была старая рубашка, кажется принадлежавшая Ларри, и пара выцветших джинсов – западная замена брючек, шорт, халатов и всего, что носят женщины дома. Даже брюк для верховой езды и всего остального. Они бы использовали джинсы вместо купального костюма, если бы нашли здесь воду в достаточном для купания количестве. Джинсы на Рут были закатаны до колен и заляпаны краской, так же как и рубашка.

– Простите меня за такой вид. Но сегодня беспокойная ночь, и я не могла спать. Пошла в студию и работала, как ненормальная.

Пока мы снимали верхнюю одежду, я спросил:

– Где они?

Она показала в том направлении, откуда неслась музыка.

– Они ждут тебя в гостиной, Грег. Я отведу Натали в свое святилище, если она не боится ужасного беспорядка. Я никогда, наверно, не смогу правильно организовать домашнюю работу... О, дорогая, не надо бросать свое великолепное пальто, позволь я повешу его на плечики.

Я оставил женщин, мило воркующих друг с другом. Открыв дверь в гостиную, я чуть не рухнул под шквалом органных аккордов. Под ногами заметно вибрировал пол.

Комната Деври имела вид необычный. Никакая обстановка не могла прикрыть основного, доминирующего над всем источника звука – так и притягивал внимание угол, где разместилась чудовищная установка с динамиками. Напротив этого громкоголосого монстра, в другом углу, молча сидели Ларри и Джек, рядышком, на низкой софе из клена. Перед ними на таком же кленовом столике стояли пустые стаканы, аккуратно расположенные на бумажных подставках – костерах. В своей жизни я встречал два вида гостеприимства – некоторые хозяева предоставляют вам полную свободу и выбор ставить свои стаканы куда угодно, другие же бегают за вами с костерами. Странно, но раньше, в Чикаго, я не думал об этом, а теперь аккуратность Деври подействовала на нервы, как и многое другое, связанное с ним, в последнее время.

У меня неожиданно возникла иллюзия, что Ларри и Джек съежились до размеров гномов под давлением чудовищной силы звука, извергавшегося на них из другого угла комнаты. Но воспроизведение действительно было идеальным, и, если закрыть глаза, можно вообразить источник громовой музыки у себя на коленях. Интуиция подсказала Ларри, что дверь открылась, он поднял голову, увидел меня, вскочил и поспешил навстречу.

– Грег! – громко произнес он, с жаром потрясая мою руку, как будто мы не виделись несколько месяцев. – Как я рад, что ты пришел! Пойдем, поговори с этим парнем, может быть, тебе удастся привести его в чувство.

Вероятно, он сказал именно такие слова, в чем я не был уверен из-за немыслимого шума. Я слабым жестом указал на орущие динамики. Ларри подбежал к своему чудищу и выключил его. Тишина наступила просто пугающая.

– Демонстрировал Джеку возможности нового устройства, – объяснил Ларри. – Присаживайся, Грег. Я принесу тебе пива.

– Нет, только не пиво. Кофе подойдет. Если не трудно. Он кивнул и вышел. Я пересек комнату, ступая по ковру в неземной блаженной тишине, и присел на стул поближе к Джеку, который в это время закуривал сигарету. Я подождал, разглядывая пока комнату. На стенах висели картины, написанные Рут. Когда-то на востоке она писала неплохие ландшафты, но здесь у нее сместилось понятие соразмерности мест. Ее дюны напоминали детские песочницы. С красками обстояло не лучше. На одной картине изображен желтый кактус, но цветы были почему-то красного цвета, хотя эта разновидность кактуса имела желтые цветы, он даже назывался “желтым”. Про себя я отметил, что надо не забыть потом сказать комплимент Рут – из дипломатических соображений.

– Я ухожу, Грег, – вдруг сказал Джек.

Я посмотрел на него внимательно. Еще в рождественский вечер он выглядел очень задумчивым и расстроенным. Теперь вид у него и того хуже. Джек был в сапогах, джинсах, красной шерстяной рубашке – испытания проводились в местности с суровым климатом. Делать вид, что удивлен, и громко возражать казалось мне бесполезным, поэтому я произнес:

– Мы еще поговорим, ночь длинная.

– Я написал рапорт еще в самолете, когда возвращался сюда. Заехал на работу, там был Ван Хорн, и я отдал ему рапорт. Прочтешь утром. Все кончено, Грег.

– О’кей, – сказал я, – прощай, мой мальчик.

– Я не шучу, я окончательно решил.

– Я и не спорю с тобой.

– Ты ничего не испытываешь?

– Разве мои чувства могут сыграть какую-то роль в твоем решении?

– Пожалуй. Немного. Ты пригласил меня сюда. И я ценю это. Работа открывала мне большие возможности, и я старался, как мог... К тому же ты... Черт меня побери! Ты – прекрасный парень, и мы вместе превосходно проводили время. Мне ненавистна мысль, что я сбегаю, бросая тебя именно в гот момент, когда все требуют результатов. Но я просто обязан так поступить, Грег. – Джек встал, подошел к окну, отодвинул штору и бесцельно посмотрел в темноту. – Я только что оттуда, – произнес он спокойно. – Ты не знаешь, на что это похоже... Это.... это сотня квадратных миль... из ничего... Ничего, кроме стекла.

– Стекла?

– Вулканическое стекло. Похоже на обсидиан. Получается, если расплавленный камень слишком быстро остывает, не успев кристаллизоваться. – Джек читал много трудов по геологии, пока его не захватила урановая лихорадка.

– Сотня миль стекла, – повторил я.

– Вот именно.

– Какой толщины?

– По крайней мере несколько футов.

– Но не более?

Он посмотрел на меня:

– Нет, как и было по твоим расчетам.

– Горячее?

– Ты имеешь в виду температуру или радиоактивность?

– И то и другое.

– Мы не смогли сделать замеры. Все еще дымилось. Послали вертолет посмотреть, как и что, и поискать следы Нортропа и его команды. Не нашли ничего. Ни барака, ни наблюдательного пункта, ничего. Одно стекло. – Он тяжело вздохнул. – Похоже, что ты был прав в своих расчетах. Оружие будет сверхмощным, но надо сначала научиться им управлять.

– Но ты не хочешь помочь нам в работе над этим? Он потряс головой:

– С меня хватит, Грег. Буду с тобой откровенным – я испугался до чертиков.

Я перевел взгляд с его лица на кактус Рут. Мало того что перепутаны цвета, она и красный цвет не могла передать – в красном должны быть проблески пурпура.

– Джек, кто остановил это? Он снова покачал головой:

– Я не знаю. Наверно, сам Господь. Кто может остановить начавшуюся цепную реакцию в неограниченном количестве материала?

– Это не ответ. Мы не можем привлечь Его. Да и Вашингтон, вероятно, не поддержит эту теорию из соображений безопасности. Разве Он не состоит в родстве со своим радикальным Сыном?

– Я вижу, тебе все это безразлично, Грег. Сотня квадратных миль земной поверхности испарилась, превратилась в ничто. А если бы это не остановилось, Грег? Ты думал о таком варианте?

– Он приходил мне в голову.

– Один из воздушных наблюдателей рассказал, что видел. Знаешь, на что это было похоже? Как будто уронили горящий уголь на кусок оберточной бумаги. Бумага сначала тлеет, обугливается, в центре образуется дыра, она растет и растет, и вдруг подует ветер, появится огонь и...

– Джек, послушай, не надо игры слов. Ты сравниваешь простую реакцию горения, где взаимодействуют только кислород и целлюлоза, со сложнейшей реакцией, включающей...

– Саму Землю... – Он повернулся, глядя мне в лицо. – Ты ведь не знаешь, что остановило реакцию на этот раз? И не знаешь, что произойдет в следующий раз?

– Я знаю одно – нам надо узнать побольше о процессе.

– А я знаю, что мы узнали слишком много. И поэтому я ухожу. Миссис Бейтс не для того родила сына на свет божий, чтобы он устроил вселенский пожар. Грег, лети туда. Посмотри сам. Там сплошная твердая блестящая масса, за исключением мест, вздувшихся пузырями, как мексиканское стекло.

Ничего вокруг – ни дерева, ни травы, ни даже камня. Только гладкая блестящая дымящаяся поверхность, она простирается до горизонта. А ты стоишь и думаешь, что могло бы произойти, если бы реакция не прекратилась. Светящийся стеклянный шарик несется сквозь космос, как рождественский елочный шар.

– Джек, обо всем, что касается жизни на Земле, человечество узнает рано или поздно, хочет кто-то этого или нет.

– Я слышал такой аргумент. И другой – мол, что нельзя, чтобы обо всем первыми узнали русские. Я хочу, чтобы об этом никто не узнал вообще. Один человек на свете точно знает, что не хочет продолжения опыта. И этот человек – я. Я не могу остановить тебя, или остановить русских, или кого-то другого, из тех, кто любит подобные рискованные развлечения. Но не хочу быть одним из них. Не хочу иметь это на моей совести.

– Что ж, прощай, мой мальчик, желаю тебе и твоей совести всяческих благ.

Я встал и вышел из комнаты в холл, не оглядываясь назад. Я забрал свою куртку, свою жену и ушел оттуда. На улице меня так и пронзило ночным холодом. Я остановился поднять “молнию” на куртке и с завистью посмотрел на припаркованный у дверей огромный джип. Вот что, по моему мнению, является настоящей машиной, а не сверкающее хромированное чудо на колесах. Даже на переднем бампере прикреплена лебедка – если Джек застрянет, то вытащит себя сам, привязав джип к дереву. Проблема была только в том, что редко отыщешь дерево в тех местах, где водится урановая руда.

– Ты можешь сказать, в чем дело? – спросила Натали.

– Джек уходит.

– Почему?

– То ли испугался, то ли у него приступ совести, как у старины Фишера. Он хочет, чтобы мы прекратили опыты, завязали с этой проблемой. Хочет оставить ее решение Богу.

Она помолчала, потом спросила:

– Дорогой, а не окажется, что он прав? Я ухмыльнулся и взял ее за руку:

– Ты меня не очень-то утешаешь. Но захочет ли Господь беспокоиться об этом? Во Вселенной много других планет, и наша – далеко не самая для Него важная.