1

Мы представляли собой странную небольшую группу, одни члены ее были святыми, другие грешниками и, по меньшей мере, один с убийством на уме.

История о том, как мы сошлись, пожалуй, лучше сказать «столкнулись», представляет собой, по крайней мере, на первый взгляд, рассказ о моей недолгой и не особенно удачной работе в качестве руководителя туристической группы. Однако при более внимательном рассмотрении это — поучительная история о безднах, в которые алчность и одержимость могут ввергнуть человеческую душу. Если я что и почерпнула из данного опыта, это знание, что мужество можно встретить у самых непривлекательных людей, а зло таится за самыми ласковыми лицами.

Мой рассказ, факты которого верны, но, как обычно, были пропущены через разум и память рассказчика, начинается с двух слов, которых я начинаю страшиться всякий раз, когда они исходят из определенного источника.

* * *

— Я думаю, — сказал Клайв Суэйн, мой бывший муж, ставший благодаря цепи событий, слишком долгих и мучительных, чтобы вдаваться в них, моим деловым партнером.

«Не мучай себя, Клайв», — ответил голосок в моей голове. Я не высказываю этих жалящих мыслей вслух, потому что он в дополнение к вышеупомянутому статусу в моей жизни еще и любовник Мойры, моей лучшей подруги.

— Я думаю, — снова произнес он. Клайв сущий фонтан, нет, гейзер идей как поддержать наш антикварный бизнес, именуемый «Макклинток энд Суэйн». Эти его идеи, как я уже знала, требуют большого обаяния с его стороны, а с моей — массу тяжелой работы.

Я заметила, что Алекс Стюарт, добрый друг, пенсионер, который приходит четыре раза в неделю помогать нам в магазине, криво улыбнулся. По какой-то непонятной мне причине Алекс и Клайв, хотя они совершенно разные люди, прекрасно ладят. Еще более удивительно, что Дизель, рыжий кот, носящий титул Официального Сторожевого Кота в магазине и, как большинство котов, относящийся свысока к остальному миру, так ластится к Клайву. Во время этого рокового разговора Дизель взирал на него, словно на воплощение совершенства, и одобрительно мурлыкал. Если вдуматься, единственный из моих друзей, кто не ладит с Клайвом, это Роб Лучка, служащий в Королевской канадской конной полиции. Мы с Робом добрые друзья и время от времени нас начинает преследовать мысль сблизиться. Может быть, его не особенно благоприятное отношение к Клайву объясняется нашим взаимным притяжением.

— Мы должны занимать ведущее положение в антикварном бизнесе, так ведь? Стать первым магазином, который приходит людям на ум, когда им нужны мебель и произведения искусства, — сказал Клайв, перешагнув через кота. Клайв недавно окончил недельные курсы маркетинга, посещение которых, очевидно, давало ему право обильно пересыпать все свои речи терминами «ведущее положение», «расширение охвата» и «рыночная ниша». Теперь при всяком удобном случае он именовал наш бизнес «стратегическим союзом».

— Поэтому у меня созрела замечательная мысль. — Он сделал эффектную паузу. — Подожди, Лара, — сказал он с сатанинской улыбкой. Я ждала.

— Тур по историческим местам! — торжествующе воскликнул Клайв. — Блестящая идея, не так ли? Одна из моих лучших. Устроим парочку рекламных вечеров — само собой, в магазине: немного вина и сыра для непринужденной атмосферы, немного времени на осмотр и, возможно, покупки. Мы создаем бесплатную рекламу для тура и для этого развешиваем в магазине дорожную одежду. Быстро собираем группу. Цена тура включает в себя парочку лекций перед отъездом туда, на тему, что люди будут смотреть, опять же в магазине — еще одна возможность для них сделать непристойно большие покупки, потом неделя или десять дней в каком-то интересном месте со знатоком — это ты, — помогающим сделать выбор и отправить вещи домой. Ничего нарочитого, разумеется, но необычно и скромно-изыскано. Масса обаяния, совершенно в нашем духе. Запоминающееся на всю жизнь путешествие. Что скажешь?

— Похоже, Клайв, это не худшая твоя идея, — допустила я.

— Так и знал, что тебе понравится, — заговорил он. — Ты видишь ее достоинства, не так ли? Цена тура включает в себя все твои расходы. Ты делаешь там кой-какие покупки, и это путешествие не стоит нам ничего. Если люди накупят много вещей, мы даже сможем оплатить контейнер из этих денег. Замечательно, правда?

— Куда? — спросила я. Протестовать было бесполезно. — Что скажешь о Лондоне? Портобелло, галерея Камдена, Серебряные купола? Визит в мебельные галереи в Музее Виктории и Альберта, чтобы привить членам группы вкус к действительно хорошему? Может, сходить в какой-нибудь театр, пока будем там? Чай с булочками, сливками и клубничным джемом, подаваемый с тележки в каком-нибудь изысканном внутреннем дворике?

Меня начинала воодушевлять эта идея.

— Слишком скучно, — ответил Клайв, пренебрежительно махнув рукой.

— Ладно, тогда Франция. Первым делом Париж. Отель на Левом берегу, множество les marches aux puces в Клиньянкуре и Монтре, Замечательное вино, хорошая еда, великолепное искусство. Днем анисовый ликер на пляс де Воге. Потом на несколько дней в Прованс. Остановиться в каком-нибудь городке, например в Авиньоне, или, может, даже на ферме…

— Слишком уж по-французски, — перебил он, не имея ни малейшего представления о политкорректности.

Я вздохнула.

— А Рим? Это будет в самый раз, так ведь? Капучино на пьяцца Навона, потом неторопливая прогулка по антикварным магазинам, заход на рынок на пьяцца деи Фиори, затем поездка во Флоренцию, галерея Уфицци…

— Слишком обыденно, — фыркнул Клайв.

Рим? Обыденно? Он взял меня за руку и повел в кабинет, где у нас висит карта мира, утыканная цветными булавками, обозначающими местонахождение наших грузов. В карте мы, разумеется, не нуждаемся. У нас теперь есть компьютер, чтобы отслеживать их передвижение, но мне и Клайву очень нравится ее вид. Во всяком случае, мне.

— Нам нужно что-то более экзотическое, — сказал Клайв. — Место, куда не ездят все остальные. Для успеха в нашем бизнесе нужно не следить за последними направлениями, а создавать их. Это правильный образ действий, так ведь? Я должен снова им воспользоваться.

Он повел рукой вдоль карты, указательный палец задержался на секунду-другую у Афганистана, потом переместился к Ливии.

— Слишком опасно, — твердо сказала я.

— Вот-вот! — воскликнул Клайв, постукивая пальцем по северному побережью Африки. — Конечно. Медина и рынки Туниса, мозаика в Бардо, прогулка по развалинам Карфагена, посещение мечети в Каируане, римские города в пустыне… как они называются? Кажется, Тубурбо, Маюс, Дугга. Ты помнишь, как это было. — Я постаралась принять рассеянный вид. — Помнишь-помнишь, — усмехнулся он. — Лунный свет на воде, сад отеля, ты в моих объятьях.

Конечно, я помнила. В Тунисе мы с Клайвом проводили медовый месяц почти двадцать лет назад. И думаю, рынки, мечети, развалины и лунный свет были очаровательными. Однако из того путешествие мне больше всего помнится осознание, что я совершила ошибку, однако чтобы ее исправить, потребовалось около двенадцати лет. Вопрос заключался в том, хотелось ли мне снова ехать туда, с Клайвом или без него?

— Представь себе повсюду голубое и белое, — говорил Клайв, когда я вернулась к настоящему, — североафриканские изразцы, очаровательные птичьи клетки из проволоки, может быть, никчемные, но они красивые и нравятся людям, изделия из меди, замечательные складные кровати с резьбой. Мы смогли бы придать заднему демонстрационному залу вид древней крепости. Люди будут восхищаться им. И ковры. Нам нужно много ковров, а в Пакистан и Афганистан, как ты говоришь, ехать сейчас слегка рискованно. Замечательно, — заключил он. — Согласна?

— Замечательно, — кивнула я. Повернулась в сторону Алекса и пожала плечами. Я подумала, что этот тур не состоится. Энтузиазм Клайва улетучится быстро, как всегда, и он увлечется чем-нибудь другим. А если и состоится, в этом были свои плюсы. Мы в самом деле постоянно искали новые товары для магазина, и провести неделю-другую вдали от Клайва и его блестящих идей было бы очень неплохо. Я была вынуждена признать, что эта идея далеко не самая худшая на свете.

* * *

— Обычно я не езжу в туры, — говорила элегантная, худощавая женщина своей спутнице тоном, намекающим, что такого рода путешествия ниже ее достоинства. — Когда муж был жив, он всегда брал меня с собой в деловые поездки за границу; разумеется, летали мы первым классом. Однако после его смерти…

— Не беспокойтесь, милочка, — похлопала ее по руке спутница, совершенно неверно истолковав услышанное. — Я буду присматривать за вами. Теперь, после смерти Артура, я совершаю не меньше двух туров в год. Он не любил путешествовать, и сейчас я наверстываю упущенное время — с помощью денег. — Она издала веселый смешок. — Кэтрин, а чем занимался ваш муж? Вас зовут Кэтрин, не так ли? Можно я буду называть вас Кэти?

Судя по выражению лица Кэтрин, ее это покоробило.

«Сьюзи Уиндермир, кумушка группы, — подумала я, отмечая галочкой ее в списке, — и Кэтрин Андерсон, зазнайка группы». Обе эти женщины были разительно несхожи, одна с ярко окрашенными рыжими волосами, в длинной майке, не скрывающей отвислых грудей и небольшого брюшка, ноги в розово-зеленых колготках, удивительно тонкие, придавали ей сходство с округлой, тонконогой птицей, другая в дорогом, неброском брючном костюме, и прямо-таки нагруженная драгоценностями. У нее были золотые часики с бриллиантами, впечатляюще толстая золотая цепочка на шее и бриллиантовые серьги грушевидной формы, очевидно, стоившие целое состояние.

— Миссис Андерсон, — заговорила я, подойдя к ним. Мы еще не стали обращаться друг к другу по именам, с Кэтрин Андерсон, возможно, и не станем. В любом случае я не буду звать ее «Кэти». — Видимо, вы не слышали моего совета не брать в путешествие дорогих украшений. Боюсь, они будут представлять собой магнит для воров.

Женщина взглянула на меня с легким удивлением.

— Но я приняла к сведению ваш совет. Все лучшие украшения оставила дома.

— Милочка, положите свое великолепное ожерелье и серьги в сумочку, — сказала Сьюзи. — Когда приедем в отель в этом захолустье, как оно называется? — обратилась она ко мне.

— Таберда, — ответила я.

— Ну, все равно. Вы сможете положить свои драгоценности в сейф на хранение, чтобы не беспокоиться. Я рассказывала вам о своим круизе по Нилу? Бывали когда-нибудь на этой реке?

Я мысленно застонала. Эти женщины путешествовали в одиночку и, возможно, захотят поселиться в одной комнате: Сьюзи, чтобы сэкономить деньги, а Кэтрин — ради общества. Мы поселим их вместе, но я уже задумывалась, к каким последствиям это приведет.

— Я думал, мусульмане ненавидят гомосексуалистов, — сказал еще один член нашей группы, Джимми Джонстон, подтолкнул локтем жену Бетти и указал на стоявших напротив двух мужчин.

— Не беспокойтесь, — весело ответил один из них. — При людях мы не будем держаться за руки.

«Мы» относилось к Бенджамину Миллеру, настоящему медведю с рыжеватой бородкой, редеющими каштановыми волосами, карими глазами с морщинками в уголках, крепким рукопожатием и самому говорившему, Эдмунду Лэнгдону, высокому, худощавому брюнету, очень симпатичному, с длинными, загнутыми ресницами, человеку лет на десять-пятнадцать моложе Бена.

— Я слышал, побивают их камнями на площадях, — продолжал Джимми, пропустив его слова мимо ушей.

«Ханжа группы», — подумала я. Мне потребовалось всего несколько минут, дабы понять, что Джимми проведет все время тура, осуждая всех и все, хоть немного отличающееся от его уютного мира дома. Имея почти двадцатилетний опыт продавца, я считаю, что неплохо разбираюсь в людях и способна правильно оценить человека с первого взгляда. Делать этого, разумеется, не следовало, но, поскольку опыт — суровый учитель, ты учишься определять того покупателя, которого можно лестью соблазнить на покупку, того, которого нужно оставить в покое, чтобы он принял решение, и, более того, типа, который может совершить кражу или расплатиться поддельным чеком. Как ни предосудительна эта склонность делить людей на категории, я обнаружила, что бываю права примерно в девяноста пяти процентах случаев. Остальные пять процентов, то есть когда полностью ошибаюсь, я приписываю случайности. Поскольку Джимми мог сделать поспешные и неверные выводы о взаимоотношениях этих двух людей, договоренность о размещении в отеле членов группы, по которой я получала отдельную комнату как руководитель, была неокончательной. Они оба просили отдельные комнаты, и Бен сказал мне, когда записывался на тур, что Эд — его племянник.

— Мама, я устала, — заявила с надутым видом Честити Шервуд. Интересно, с какой стати родители так поступают с детьми, давая им подобные имена? Честити, на мой взгляд, было примерно пятнадцать лет. В дополнение к вечному хныканью она была из тех людей, которые еще не обрели чувства личного пространства. У нее была очень скверная манера ударять всех стоявших поблизости рюкзаком всякий раз, когда она поворачивалась, и люди, хотя знали ее всего восемь-девять часов, уже искали укрытия, когда она приближалась. — Сколько еще можно ждать в этом дурацком месте? — спросила она недовольным тоном.

«Дурацким местом» был транзитный зал франкфуртского аэропорта, по общему признанию, унылый. Тур, который мы именовали историко-археологической экскурсией, начался в Торонто, где собрались восемь членов нашей группы: Честити с матерью, носящей разумное имя Марлен; Джимми и Бетти, канадцы, которые двадцать лет назад переправились через озеро Эри в Буффало да так и не вернулись; Сьюзи, Кэтрин и те самые двое мужчин, Бен и Эд, сказавшие, что они из Бостона, но решили присоединиться к группе в Торонто.

Во Франкфурте моей задачей было найти остальных наших спутников, некоего Ричарда Рейнолдса, бизнесмена из Монреаля, с которым я лишь недолго говорила по телефону; Эмиля Сен-Лорана, моего коллегу из Парижа, который последним присоединился к группе, записавшись всего за три дня; и пару, которая должна была придать шикарный оттенок нашему путешествию: Кертиса Кларка, профессионального игрока в гольф из Калифорнии, и его жену, по паспорту Розлин Кларк, но гораздо больше известную как Азиза, одну из тех манекенщиц, чье одно только имя регулярно прославляет их на страницах многочисленных журналов и в рекламах домов высокой моды.

Эту пару легко было узнать, он — с ровным загаром, превосходными зубами и копной белокурых волос, знакомых по спортивным страницам журналов и телевидению, она — повыше него, примерно шести футов ростом, с замечательной смугловатой кожей, изящной длинной шеей и широкими скулами, красивой головой с очень, очень черными волосами и царственной осанкой, сводящей мужчин с ума и приводящей женщин на грань самоубийства. Бесспорно, она была красивой. Но и он тоже.

Кертис, насколько я знала, ни разу не выиграл какого-нибудь большого турнира и вполне мог бы оставаться незаметным, если бы не завлек в свои сети Азизу, вызвав тем зависть половины населения планеты, и не обладал бы способностью излучать обаяние с телеэкрана, а став мужем Азизы, он получил эту возможность. В результате обрел широкую известность, и его ослепительную улыбку можно было видеть часто. Кроме того, он подвизался как менеджер Азизы; если верить сплетням желтой прессы, между бывшим менеджером и нею произошла какая-то ссора, что долго было темой скабрезных пересудов. Почему они отправились в наш тур, хотя могли себе позволить путешествовать первым классом, я не понимала, однако этот факт мог сделать нам замечательную рекламу. Клайв говорил мне чуть ли не сотню раз, чтобы я постаралась доставить им удовольствие этим туром.

Эмиля Сен-Лорана я встречала на нескольких мероприятиях и потому легко нашла его. Он сидел неподалеку от ворот, читал журнал по антиквариату. Примерно шестидесяти лет, с красивой седой головой, одетый во фланелевые брюки и водолазку, с переброшенной через руку спортивной курткой в мелкую клетку, элегантный на приятный парижский манер. Выглядел свежим, бодрым после определенно хорошего обеда и спокойного сна, чего нам — после трансатлантического перелета с его едой и тесными сидениями — явно недоставало. Честно говоря, несмотря на раздражение жалобами Честити, я тоже была очень усталой, поскольку долго работала над оформлением витрин, что требовало упаковывать и распаковывать товары. Затем последовали последние приготовления к туру и штудирование различных предметов, чтобы быть таким знатоком, как хотелось Клайву. Хотя я знала довольно много о той части мира, куда мы отправлялись, мне пришлось много читать перед вылетом. От одного взгляда на опрятного, чистого Сен-Лорана я почувствовала себя еще более усталой и грязной.

— Лара Макклинток! — воскликнул он, поднимаясь и протягивая руку. — Как приятно вас видеть.

— Приятно видеть и вас, Эмиль, — сказала я, когда он довольно учтиво поцеловал мне руку. — Рада, что вы присоединились к нам.

— Я тоже рад, — ответил он. — Я обнаружил в своем календаре, что после неудачной деловой поездки у меня есть свободное время, и решил позвонить — узнать, найдется ли у вас в последнюю минуту место для еще одного человека. Ваш историко-археологический тур — вдохновляющая идея! Хороший повод для путешествия, да и такая реклама нисколько не повредит вашему бизнесу, так ведь? Компания «Макклинток энд Суэйн» приобретет международную известность. Жаль, что я не подумал об этом раньше вас.

Хотя Кертис и Азиза были знаменитостями нашей группы, в определенных кругах Сен-Лорана сочли бы более знаменитым. Эмиль был нумизматом, коллекционером монет. Для большинства людей это хобби, но для Эмиля это был серьезный и очень доходный бизнес. Впервые мы встретились лет двадцать назад, когда я только начала заниматься своим нынешним делом и ходила на выставки антиквариата. Эмиль тогда тоже только начинал; теперь он считался одним из самых преуспевающих торговцев монетами на планете, и его компания «ЭСЛ Нумизматикс» обрела международную репутацию. Я сомневалась, что его бизнес нуждается в рекламе, о которой он только что говорил.

— Эмиль, для вас это просто каникулы или вы ищете что-то особенное? — спросила я.

— Просто отдых, — ответил он. — Хотя, если мне попадется парочка серебряных тетрадрахм из древнего Карфагена, ничего не буду иметь против. Сейчас они продаются на аукционах по пятнадцать-двадцать тысяч долларов. Более чем достаточно для покрытия моих расходов на этот тур. Однако это, как я уже сказал, отдых, и в определенном смысле возвращение на родину. Я ведь, собственно, родился в Тунисе. Не был там лет сорок, поэтому будет интересно посмотреть, как он изменился или, в крайнем случае, насколько неверны мои юношеские воспоминания об этой стране. — Он подмигнул мне сквозь маленькие круглые очки в тонкой оправе, придававшие ему вид ученого. — Я слышал, вы с Клайвом снова вместе, — сказал он, меняя тему. — В профессиональном смысле, разумеется.

— Уверяю вас, Эмиль, только в профессиональном, — с легким раздражением ответила я. — Пойдемте, я познакомлю вас с остальными членами группы. Не сомневаюсь, им будет интересно услышать рассказы о вашей юности в Тунисе.

Хоть и знаю, что обдумывать такие вещи — совершенно пустая трата времени, я невольно подумала, ведя его к остальным, что было бы со мной, если б двадцать лет назад я избрала монеты, а не мебель. От цен, которые называл он, у меня перехватывало дыхание. Трудно представить, что монеты могут приносить такие деньги, но Эмиль был живым доказательством этому. Правда, у него были взлеты и падения. Я как-то слышала, что у него есть дома по всему миру, в том числе замечательная квартира в Нью-Йорке с выходящими на Центральный парк окнами и столь же чудесная вилла возле Ниццы, и он на какое-то время забросил монеты. Потом в каком-то строительном проекте лишился всех денег. Его возвращение к торговле монетами года четыре назад возбудило общий интерес. Я воспринимала его присутствие здесь как знак того, что он значительно продвинулся к полному экономическому восстановлению.

— Я преподаю, — говорил Бен, отвечая на вопрос Сьюзи. — В Гарварде. Древние языки. Латынь. Греческий.

— А ваш друг? — спросила Сьюзи, взглянув в сторону Эда. Эта женщина хотела узнать все обо всех еще до того, как мы будем в Тунисе.

— Я паразит, — ответил Эд. На лице Сьюзи появилось ошеломленное выражение.

— Имеется в виду, что он временно безработный, — сказал Бен, сверкнув глазами на Эда.

— А, понятно, — сказала Сьюзи. — Уверена, что это не ваша вина, голубчик. Во всем виноваты политиканы.

— Совершенно верно! — воскликнул Джимми. — Взять бы да расстрелять их всех.

— Джимми, а вы чем занимаетесь? — спросила Сьюзи.

— Частями цыплят, — ответил он.

— Частями цыплят? — переспросила она недоверчиво. — Имеются в виду…

— Ножки, шеи, потроха. Я продаю их китайцам.

— Китайцам, — повторила Сьюзи. — А, — произнесла она и улыбнулась. — Цыплячьи ножки. Сразу не сообразила. Вы продаете их китайским ресторанам в Буффало!

— В Китае, — сказал Джимми. Поглядел на нее. — Продаю их китайцам в Китае.

— Из Буффало! — удивленно воскликнула она.

— Конечно, почему нет? — ответил он. — Нам эти части не нужны. Неплохой бизнес. Помогает содержать мою новобрачную в роскоши.

Новобрачная улыбнулась и смущенно провела рукой по волосам. Она напоминала мне телевизионную мамочку пятидесятых годов.

— О! — произнесла Сьюзи. — Как это мило. Сколько вы уже состоите в браке с Бетти?

— Тридцать лет, — ответил Джимми.

Сьюзи обдумывала этот ответ несколько секунд и потом благоразумно решила двигаться дальше.

— А вы кто? — обратилась она к Эмилю.

— Эмиль Сен-Лоран, к вашим услугам, — ответил он с легким поклоном.

— И чем вы занимаетесь, Эмиль? — спросила она. Я подумала, что слишком жеманно. Он был привлекательным мужчиной.

— Балуюсь кой-какими вещами, — ответил он.

— Какими же? — не отставала она. Унять эту женщину было невозможно.

— Монетами, еще кое-чем.

— А, — произнесла Сьюзи. — Тогда вам нужно познакомиться с Эдом. Он тоже ничем не занимается.

У Эмиля хватило такта улыбнуться. Я тут же мысленно назвала его дипломатом группы.

— Сколько еще нам ждать? — с надутым видом спросила Честити, угрюмо глядя в мою сторону. — Я совершенно измотана, — добавила она.

Я подумала, что готова убить Клайва. Хотя я и не признавалась, до этой минуты его идея меня воодушевляла. Я решила добиться этим туром более ощутимого успеха, чем поверхностные представления Клайва о его рекламной ценности, и мне, сам того не зная, помог один известный актер, он недавно приобрел в Роздейле, пригороде Торонто, огромный дом, о котором мечтали многие. И позвонил в компанию «Макклинток энд Суэйн» с просьбой обставить его мебелью.

— Хочу сделать заявление, — сказал актер, подергивая себя за короткие, колючие обесцвеченные волосы. — Это должно быть нечто такое, что выражает подлинного меня.

Я показала ему зарисовки, образцы и фотографии тайского стиля, индонезийского и греческого декора, тосканской фермы, прованской виллы и почти все прочее, но ему ничто не нравилось. Потом, почти в отчаянии, я позвонила ему в последний раз.

— Северная Африка.

— Клево, — ответил он.

В доме было десять спален, шесть каминов, гостиная размером с футбольное поле. «Клево», ничего не скажешь. Мы с Клайвом составили перечень мебели, которую мне требовалось найти во время тура. Я собиралась доставить группу в Тунис, передать ее местным гиду и археологу, которых наняли, а потом заняться тем, что поддерживает наш бизнес, — поисками антиквариата и ковров для дома в Роздейле. Такие поиски — одно из немногих моих любимых занятий. С моей точки зрения, они так же увлекательны, как приобретение, а находка чего-нибудь поистине уникального за хорошую цену просто восхитительна.

— Я проголодалась, — заявила Честити.

— Поешь картофельных чипсов, — сказал Бен, протягивая ей пакет. Девушка с подозрением взглянула на пакет и на него.

— Ладно, не ешь картофельных чипсов, — сказал Бен, полез в пакет и вынул оттуда горсть. Он, как я уже поняла, любил поесть. Я ни минуты не видела его без какой-то еды в руке. Постараться, чтобы он не оголодал во время путешествия, могло оказаться сложной задачей.

Я принялась искать последнего члена нашей группы, Ричарда Рейнолдса, который должен был встретиться с нами во Франкфурте, тоже позвонившего в последнюю минуту. О Рейнолдсе я знала только, что он биржевой маклер из Монреаля. Однако нашла его сразу же. Он был единственным человеком в баре, кто разговаривал по сотовому телефону по-английски. Я не представляла, с кем он может беседовать, когда в Монреале два часа ночи, правда, говорят, что рынок никогда не спит.

Я разглядывала его минуты две, пока он говорил. Вся его одежда была совершенно новенькой, вплоть до брючного ремня и стоявшей сбоку дорожной сумки: хлопчатобумажная рубашка, все еще со следами складок, кроссовки, до того белые, что больно смотреть, и только что купленная куртка цвета хаки. Я поняла это, потому что из рукава все еще торчал отвратительный пластиковый ценник, срезать который можно только садовыми ножницами. Подумала, сказать ли об этом Рейнолдсу, но я не была ему матерью, всего-навсего руководителем тура, да и все равно, судя по важному виду, с которым он, привалясь к стойке, громко говорил по телефону, я не была уверена, что не задену тем самым его самолюбие. Багажа его я еще не видела, однако не сомневалась, что там только необходимые для трансатлантического перелета вещи. Если я не ошибалась, Рейнолдс совершал такое путешествие впервые. Что побудило его, подумала я, отправиться в историко-археологический тур в Тунис, вместо, например, поездки к солнцу, песку и сексу на Карибские острова?

— Подождите секунду, — сказал он в телефон, когда подошла к нему. — Вы, случайно, не Лара?

Я кивнула.

— Привет, как дела? — спросил он с сильным рукопожатием, от которого кольца мучительно врезаются в пальцы. — Сейчас перезвоню, — сказал он в телефон.

— Рада, что вы смогли присоединиться к нам, мистер Рейнолдс, — сказала я.

— Послушайте, зовите меня Рик. Мне это едва удалось. Я до последней минуты не знал, смогу ли себе позволить это путешествие. Рынок сейчас очень активен. Но человеку нужно время от времени отдыхать. Знаете, как говорится, «Джек в дружбе с делом, в ссоре с бездельем — бедняга Джек не знаком с весельем». Надеюсь только, что меня не отзовут обратно. Полагаю, я буду находиться на расстоянии связи все время? Эта штука, разумеется, цифровая. Думаю, спутник найдет меня где угодно.

— Может быть, не всегда, — сказала я, ощутив жалость к спутнику, которому нужно постоянно быть наготове ради Рика. — Но знаете, думаю, там будут почти повсюду обыкновенные телефоны.

— Хорошо бы, — сказал он. — Я обещал регулярно поддерживать связь. Знаете, нам придется поговорить попозже. До вылета мне еще нужно сделать парочку звонков. Узнать, как дела у Никки, подготовить несколько сделок на завтра. Приятно познакомиться с вами, Лара, — сказал Рейнолдс и снова взялся за телефон.

Если эта демонстрация должна была произвести на меня впечатление незаменимости Ричарда Рейнолдса, признаюсь, этого не произошло. Собственно говоря, будь у меня деньги для капиталовложений, я знаю только одно предприятие — магазин. Я уже поняла, что ни в коем случае не позволила бы Рику заботиться о моих деньгах.

Но, по крайней мере, я познакомилась со всеми, кроме пары, которая должна была встретить нас в Таберде.

— Рик, кажется, объявляют наш рейс, — сказала я, указывая в сторону ворот. Пришлось предоставить Сьюзи разузнать все, что можно, о Рике Рейнолдсе.

— Я нахожу шляпную булавку очень действенной для отражения нежелательных заигрываний, — говорила Сьюзи Кэтрин, когда я подошла к ним в очереди на посадку. — И всегда беру ее с собой в путешествие, — добавила она, указав на смертоносного вида булавку в своей фетровой шляпке. Булавка была около четырех дюймов длиной с большим поддельным рубином на одном конце и открытым острием на другом. Мне стало любопытно, пустят ли Сьюзи с такой в самолет.

— Думаю, нож с выкидным лезвием лучше, — сказала Марлен. — Я запаслась таким.

— Лучше всего пистолет, — сказал Джимми, оглядываясь на этих женщин. — Только Бетти заставила меня оставить свой дома.

И угрюмо посмотрел на жену.

— Угощайтесь шоколадом, — сказал стоявший позади меня Бен. Я подумала, что путешествие будет долгим, и взяла большой кусок.

* * *

Таберда представляет собой чудесный городок на вершине и склонах холма над тунисским заливом Хаммамет. Это выжженная солнцем россыпь ослепительно-белых домов, куполов, минаретов, расцвеченных яркой голубизной, с террасами, спускающимися по склонам к небольшой гавани и рыбному порту, затем дальше, к небольшому, но очень хорошему пляжу. Изначально берберская деревня, Таберда теперь стала приютом богатых тунисцев и путешественников, которые избегают популярных, а потому людных туристических зон к северу и к югу.

Я впервые переступила порог «Auberge du Palmier» новобрачной двадцать лет назад. И сразу же влюбилась в нее: в легкий шелест пальмовых листьев во дворе, яркую голубизну ставень и дверей на фоне белых стен, ощущение гладкого мрамора под ногами, виноградные лозы на фоне блестящих изразцов и доносящийся откуда-то запах апельсинов и жасмина. Я любила ее тогда и, несмотря на все произошедшее в прошедшие годы, любила теперь. Более того, видела, как эта красота воздействует на мою небольшую группу путешественников, очарованных так же, как и я.

— О, как замечательно! — вздохнула Сьюзи.

— Превосходно, — согласилась Азиза.

— Очень приятно видеть вас снова, мадам Суэйн, — сказал Мухаммед, швейцар, беря мою дорожную сумку. Я поморщилась. Мухаммед упорно называл меня мадам Суэйн, несмотря на мои протесты, что моя фамилия пока что Макклинток, и вряд ли теперь его можно было отучить от этого. Он выглядел постаревшим, слегка сутулился, лицо его загрубело, но приветливая улыбка была прежней. Возможно, он и сам не замечал ее, как бывает у швейцаров, но она кое-что говорила о характере должности, на которой держала его администрация. Несмотря на все мои дурные предчувствия в связи с возвращением в эту гостиницу, я была рада видеть Мухаммеда, несмотря на обращение «мадам Суэйн», и, более того, испытывала восхищение от пребывания там.

Гостиницу построил в тридцатых годах отец нынешних владелиц, француз, приехавший в Северную Африку сколотить состояние и оставшийся, потому что полюбил ее. Дом был его страстью, своего рода помешательством, прекрасный дом, вилла или даже дворец, на который он щедро расточал внимание и большую часть денег. Дома он лишился в результате волнений конца пятидесятых — начале шестидесятых годов, когда страна добивалась независимости от французского протектората. Как и большинство соотечественников, он бежал вместе с женой и дочерьми, Сильвией и Шанталь, во Францию. Однако Тунис был у них в крови, Сильвия и Шанталь через несколько лет вернулись в Таберду, теперь уже управлять отелем для нынешнего владельца, очаровательного человека по имени Хелифа Дриди.

Как и большинство домов в Тунисе, гостиница выходила на улицу глухой стеной, ослепительная белизна стен нарушалась только большими деревянными воротами в традиционной форме замочной скважины, усеянными металлическими заклепками и окрашенными в чудесный голубой цвет неба и моря, да ниспадающими ветвями бугенвилии с фиолетовыми и розовыми цветами. При входе в ворота вид менялся. Дом стоял на окраине Таберды, примерно на расстоянии двух третей подъема от основания холма к вершине, оттуда открывался чудесный вид на террасы города, по одну сторону, и на Средиземное море — по другую. Сад был очень красивым, с пальмами, апельсиновыми деревьями и множеством цветов, желтыми и алыми розами, розовыми, лиловыми и белыми олеандрами, с небольшим, но превосходным плавательным бассейном.

Большая двухстворчатая дверь вела в двухэтажный дом, второй этаж поддерживали колонны из белого мрамора, создававшие галерею по обе стороны от входа. Верхние части колонн и арки между ними были покрыты такой искусной, замысловатой резьбой, что было почти невозможно поверить, что они мраморные. Стены в этом месте были облицованы невероятно розовым мрамором, полы тоже были мраморными, покрытыми с равными интервалами красивыми коврами. Самым замечательным был резной деревянный потолок, раскрашенный в темно-красный и золотистый цвета.

Справа от входа находилась гостиная, служившая чайной и баром, с несколькими диванами, застланными килимами, коврами ручной работы, или покрывалами. Все окна располагались в нишах, заполненных скамейками и подушками, в одной была поставлена шахматная доска. В задней части дома, в просторном отгороженном месте под свесом крыши, была столовая. Дальше — так называемая музыкальная комната с приятным, струящимся в окна светом, маленькая библиотека и читальня.

Слева, за лестницей, ведущей на второй этаж, и большими дверями, был двор, где росла пальма, давшая название гостинице.

Этой гостинице предстояло быть нашей базой на время пребывания в Тунисе, приятным прибежищем, из которого мы будем ежедневно выезжать на осмотр достопримечательностей — Туниса и Карфагена на севере, Суса на юге, затем к развалинам римской крепости на краю пустыни, а потом и в пустыню. Несмотря на размеры семейного дома, по меркам отелей, гостиница была маленькой, уютной. Собственно говоря, наша группа должна была занять ее всю, и, довольные этим, Сильвия, Шанталь и дочь Сильвии Элиза ждали нас, когда мы приехали.

— Mesdames, messiers, bienvenue a l'Auberge du Palmier, — сказала Сильвия.

— Она что, не может говорить по-английски? — проворчал Джимми несколько раздраженным тоном.

— Французский в этой стране — второй язык после арабского, — сказала Азиза. — Тунис некогда был частью Французской империи. Она приветствует нас. Merci, madam, — обратилась она к Сильвии. — Votre auberge est tres gentille.

Я поняла, что Азиза говорит по-французски. Тем лучше. Ей не потребуется столько помощи в общении с местными жителями, сколько кое-кому из остальных.

— Всем добро пожаловать, — перешла на английский Сильвия. — Желаем вам самого приятного времяпрепровождения в Таберде. А теперь, с вашего позволения, я займусь кое-какими формальностями.

Вскоре все получили ключи, потом их проводили в отведенные им комнаты. Помещения для постояльцев находились на втором этаже, откуда открывался превосходный вид. У меня, хоть я и очень устала, на отдых не было времени. Я выкроила всего несколько минут, чтобы взглянуть на свою комнату, маленький, но почти превосходный одноместный номер, в прошлом художественную мастерскую, где, по словам Сильвии, они с сестрой некогда брали еженедельные уроки живописи. Там была выложенная кафелем лестничная площадка, мраморный пол и альков с кроватью, какую Клайв очень хотел пробрести для магазина и какая, на мой взгляд, очень подошла бы кинозвезде, можно сказать, встроенная в нишу и окруженная деревянной рамой с изящной резьбой. Я присела на кровать. Превосходная, я предвкушала, как повалюсь на нее. День был очень тяжелым: трансатлантический перелет, остановка во Франкфурте, снова перелет, затем обычные таможенные формальности и почти двухчасовая поездка автобусом до места назначения. У меня слипались глаза.

Однако приходилось заниматься делами. Прежде всего я убедилась, что прибыли двое оставшихся членов нашей группы: американец Клиффорд Филдинг и женщина по имени Нора Уинслоу, она представилась компаньонкой мистера Филдинга, что это могло означать — непонятно. Они потребовали смежные комнаты.

— Мистер Филдинг отдыхает, — сказала Сильвия. — Он tres charmant. А женщина отправилась пробежаться трусцой, — добавила она, в ее тоне явственно сквозила неприязнь к этому занятию и к этой особе. Сильвию можно было понять. С какой стати прилетать в Северную Африку, чтобы бегать трусцой? — А вот и она. Мадам Уинслоу, это мадам Макклинток, — громко сказала Сильвия поднимавшейся по лестнице очень здорового вида женщине в майке и шортах.

У Норы Уинслоу было приятное, крепкое рукопожатие и приятное, крепкое тело. Несколько мужеподобная, длинноногая, стройная, с рельефными мышцами, она была примерно моего возраста, лет сорока двух-сорока пяти, с короткими, выгоревшими на солнце волосами и ровным загаром. «Спортсменка группы», — подумала я. И сказала:

— Очень рада, что вы присоединились к нам. Познакомитесь с остальными за ужином, коктейли с половины восьмого до восьми здесь, в гостиной. Передадите это мистеру Филдингу?

— Конечно, — отрывисто ответила Нора. — Пока.

И побежала по лестнице, перескакивая через две ступеньки. Не очень-то разговорчива наша миссис Уинслоу.

Затем, когда все были устроены, я немного поговорила с приятной женщиной-экскурсоводом по имени Джамиля Малка, которая встречала нас в аэропорту и должна была сопровождать во всех поездках, удостоверилась, что приготовления к завтрашним экскурсиям сделаны. Потом позвонила нашему местному гиду-ученому, историку и археологу Брайерсу Хэтли. Брайерс, что и говорить, имя странное, но, по крайней мере, лучше, чем Честити. Он был профессором археологии Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, специалистом по финикийскому периоду в Тунисе, находился в годичном отпуске, работал на объекте у залива Хаммамет. Хэтли подтвердил, что вскоре приедет в отель для знакомства со мной и что готов завтра же приняться за исполнение обязанностей гида.

— Смогут обойтись без вас на объекте? — спросила я. Мне сказали, что он руководит проектом и доволен тем, что мы его наняли.

— Смогут, — усмехнулся он. — У меня очень компетентный помощник. И я рад получить на несколько дней хорошо оплачиваемую работу.

— Тогда, может, присоединитесь к нам в гостинице за ужином? — предложила я. — Еда будет превосходной. Мы устраиваем, для начала, пиршество по-тунисски. Сможете познакомиться со всеми.

— Я никогда не отказываюсь от хорошей еды, тем более после той, какую ем в последнее время. Наша экономка, к сожалению, уволилась, и нам приходится стряпать самим. С удовольствием приеду.

— К половине восьмого-восьми, — сказала я, заканчивая разговор.

Затем я отпечатала список членов группы с номерами их комнат, размножила его и поручила подсунуть под дверь всем. Решила, что это поможет людям запомнить имена.

После этого я отправилась на кухню посоветоваться с Шанталь, она была в этот вечер шеф-поваром. Мы обсудили все подробности меню. Потом отправилась с Сильвией и Джамилей посмотреть, как накрываются столы. Клайв настаивал, чтобы мы начали с роскошного ужина, хотя я возражала, говорила, что люди будут усталыми.

— Начни с роскошного и закончи роскошным, — упорствовал он. — Тогда все будут довольны. Вот увидишь.

У нас было два стола на восемь человек и отдельный столик для Брайерса. Я решила разделить все пары, кроме нытика группы с матерью.

— Как думаете, кто потеряется первым? — спросила я Джамилю, которая помогала мне раскладывать напротив каждого места карточки с именами.

— Кэтрин, — ответила Джамиля. — Она из тех женщин, о которых заботились всю жизнь, и нигде не сможет найти дорогу сама.

— Исходя из этого, то же самое вполне можно сказать о Бетти, — со смехом заметила я. — Думаю, первым окажется Рик. Он будет так поглощен заключением сделок по сотовому телефону, что не заметит нашего ухода. Как думаете, зачем он отправился в такую поездку?

— Я постоянно вижу людей такого типа, — заговорила Джамиля. — Годами работающих день и ночь. Они не женятся, или жены уходят от них, потому что все время находятся в одиночестве. Потом однажды лет в сорок-сорок пять — это приблизительно его возраст, так ведь? — просыпаются и понимают, что жизнь проходит мимо. Обнаруживают, что у них мало близких друзей, в основном знакомые по работе, что вспомнить им почти нечего. Зато у них есть деньги, поэтому они пытаются купить какие-то впечатления: например, это путешествие. Рик производит именно такое впечатление. Согласна, что он может потеряться первым, но все-таки поставила бы на Кэтрин. Хотите заключить пари на динар-другой? — спросила она.

— Идет, — ответила я. — На динар.

* * *

Коктейли должны были подать в половине восьмого, у меня едва хватило времени, чтобы принять душ и переодеться во что-то, более подходящее для застолья. Я надела шелковое платье, подкрасила губы, подвела глаза, с тоской поглядела на кровать и спустилась в бар. Вечером мы заполнили всю гостиную. Там было несколько местных бизнесменов, но они вскоре оставили помещение нам. Сначала было тихо, но вскоре постепенно стали появляться путешественники, и по мере подачи напитков шум все усиливался. На стойке были украшенные замысловатым мавританским узором глиняные блюда с блестящими оливками и сушеным сладким перцем. Одни официанты передавали тарелки с крохотными брик — сочными, горячими вкусными оладьями с запеченными внутри мясом или яйцом, приправленные оливками, каперсами и силантро. Другие с doigts de Fatma — пальчиками Фатимы, тонкими поджаристыми трубочками с картошкой и луком. Третьи разносили артишоки, начиненные рикоттой и тунцом. Кроме того, там были бутерброды — французы ушли из Туниса, но оставили много кулинарных рецептов — с козьим сыром и жареными помидорами.

Сьюзи появилась одной из первых. Она сменила розово-зеленые колготки на белые брюки и розовую майку. Кэтрин тоже была одной из ранних пташек, они пришла в очень элегантной длинной юбке и накрахмаленной белой хлопчатобумажной блузке с кружевным воротником. На сей раз она надела жемчуга, и хотя сейчас изготавливают очень искусные подделки, я была уверена, что у нее настоящие. Я искренне надеялась, что Кэтрин воспользовалась советом запереть остальные драгоценности в сейф, и подумала, не напомнить ли ей, но Сьюзи тут же заговорила об этом.

— Запру после ужина, — ответила Кэтрин. — Когда мы приехали, я была слишком усталой.

— Только не забудьте, милочка, — сказала Сьюзи. — Я напомню вам.

Мне хватило бы этого, чтобы тут же броситься в комнату и запереть драгоценности, лишь бы заставить Сьюзи оставить эту тему, но Кэтрин была сделана из более стойкого материала, чем я.

Большая часть остальных явилась большой группой. Азиза в ярко-синем облегающем шелковом платье выглядела совершенно великолепно, Кертис тоже замечательно смотрелся в белом костюме, превосходно оттенявшем его восхитительный загар. Марлен и Честити пришли в коротких черных платьях, за ними следовал Эмиль, небрежно-элегантный, в темном костюме и белом свитере с высоким воротником. На Бетти был очаровательный желтый брючный костюм, ее муж надел броские брюки и блейзер. Бен выглядел довольно небрежно в широких брюках и свитере поверх рубашки с галстуком. Эдмунд пришел в белой тенниске, черных брюках, с массивным серебряным браслетом. Вид у него был довольно праздничный.

Нора пришла под руку с жизнерадостным мужчиной лет шестидесяти. На нем был ярко-красный галстук, синий блейзер и серые брюки. Хотя он выглядел очень изысканно, Нора была одета в белые шорты и майку без рукавов с очень низким вырезом, в ушах у нее раскачивались большие серьги в форме попугая. Я решила сказать ей, что при посещении достопримечательностей, особенно мечетей, нужно будет носить прикрывающую тело одежду.

— Ну, как дела? — услышала я и поняла, что появился последний член нашей группы: Рик в новеньком домашнем костюме, он продолжал докучать всем разговорами о том, сколько телефонных звонков ему пришлось сделать в контору со времени нашего приезда.

— Рынки дома уже открыты, — сказал он. — Нужно держать руку на пульсе.

Я уже решила, что Рик в этом путешествии будет воплощением ограниченности. Даже Клайв никогда не бывал таким занудой и эгоцентриком. И отошла, оставив Рика с его проблемами.

Я впервые получила возможность познакомиться с Клиффом Филдингом, но едва успела представиться, как в разговор вмешалась Сьюзи.

— Откуда вы? — спросила она у Клиффа и Норы.

— Из Далласа, — любезно ответил Филдинг. Видя его вблизи, я решила, что он старше, чем мне сперва показалось, ближе к семидесяти, чем к шестидесяти, но в замечательной для этого возраста форме.

— Из Далласа! — воскликнула Сьюзи. — Нора, вы сказали, что ваша фамилия Уинслоу? У меня есть в Далласе двоюродный брат, его зовут Фред Уинслоу. Мир тесен, так ведь? Может быть, мы с вами родственницы.

При мысли о родстве с ней на лице Норы появилось испуганное выражение.

— Нет, — сказала она. — Я не знаю его.

Вести разговор с Норой было нелегкой задачей даже для Сьюзи.

— Нужно бы послать ему открытку, — продолжала та. — Может быть, вы сможете встретиться, когда вернетесь.

От этой мысли Нора явно не пришла в восторг.

— Клифф, а чем вы занимаетесь? — продолжала Сьюзи, не обращая внимания на то, что Филдинг с Норой хотят уйти.

— Я зубной врач, но сейчас отошел от стоматологии, — ответил он. — У меня есть небольшая компания, всего пять служащих.

— У Артура, моего мужа, тоже был небольшой бизнес. Он был инженером. Чем занимается ваша компания?

— Управляет моими капиталовложениями, — ответил Клифф. На сей раз Сьюзи онемела.

«Магнат группы», — подумала я. И сказала вслух:

— Вам нужно познакомиться с Риком. У него, кажется, похожий бизнес.

Клифф был готов пойти со мной знакомиться с этим человеком, однако Нора стиснула его руку и повернула в другую сторону. Казалось, это она решала, с кем и когда нужно знакомиться Клиффу, и, хотя, насколько мне было известно, Рик еще ни разу не довел ее своим занудством до слез, у нее были для Клиффа другие планы.

В начале девятого Сильвия похлопала в ладоши, прося внимания, и объявила, что ужин подан. Мы вышли в освещенный свечами двор и сели за поставленные под пальмой столы. Сервировка была замечательной, с латунными приборами и бокалами с золотым ободком, блестящими на фоне ярко-красных скатертей. Приглушенно звучал малуф, экзотичный и томный. Рядом с каждым местом стояли маленькие круглые или овальные металлические сосуды, одни — с выгравированными цветами или завитушками, другие — с яркими эмалевыми узорами, к сосудам были приставлены карточки с именами. Я бегала днем покупать их. Сосуды были недорогими, но очень красивыми, и я подумала, что из них получатся приятные, маленькие сувениры. Клайв твердил мне: «Постарайся, чтобы все были довольны». Кажется, так и получилось. Все восхищались мастерством работы и спрашивали, что они собой представляют.

— Маленькие пудреницы, — объяснила я. — Теперь можете использовать их, для чего захотите — галстучных булавок, колец, таблеток, чего угодно.

Казалось, все были очень рады своим сувенирам.

Когда все рассаживались, возникло некоторое замешательство, Нора настаивала, что должна сидеть рядом с Клиффом.

— Он не такой крепкий, как можно подумать, — шепнула она мне. — Я хочу сидеть рядом с ним на тот случай, если потребуется моя помощь.

Судя по его виду, в особой помощи он не нуждался, но я решила не спорить, и мы усадили их так, как им хотелось. Справа от Клиффа сидела Нора, слева Кэтрин Андерсон.

Ужин начался с традиционного тунисского чорба эль ходра, густого овощного супа с мелкой вермишелью. Потом официанты торжественно понесли с кухни блюдо за блюдом различных лакомств. Там был кускус по меньшей мере трех видов, с бараньими тефтелями, с овощами, с курятиной; мечуя, блюдо из жареных помидоров и перца, приправленных хариссой, острым тунисским соусом, и смесью пряностей под названием табиль; полные тарелки моркови, блестящей от оливкового масла, пахнущей тмином и посыпанной петрушкой; блюда всевозможного жареного мяса. Воздух наполнился запахом тмина и кориандра, фенхеля и корицы. Когда группа принялась за еду, раздался общий довольный вздох.

— Это просто божественно, — сказала Бетти, и несколько человек пробормотали что-то в знак согласия. Мне пришло в голову, что ей больше всего нравится сидеть не за одним столом с мужем. Она быстро втянула Эда Лэнгдона в разговор и вскоре весело хихикала.

Все казались довольными за исключением нескольких человек.

— Что это? — спросила Честити, указывая пальцем на свою тарелку.

— Не знаю, милочка, — ответила ее мать. — И нам нужно быть очень внимательными к тому, что едим в этих диких странах.

— Это цыпленок, — сказал Джимми. — Уж я-то знаю. Но его посыпали чем-то странным.

Очевидно, он имел в виду тмин. Честити глядела на свою тарелку с большим недоверием.

— Милочка, я уверена, здесь есть «Макдоналдс» или что-то наподобие, — продолжала Марлен. — Завтра мы найдем его.

— Не ищите, — сказала я с некоторым удовлетворением. — Заведений с гамбургерами в этой стране нет.

На лице Марлен отразился ужас. Ее дочь, казалось, была готова расплакаться.

— Трагично, — произнесла Честити.

Бен лишь улыбнулся. Он наслаждался едой. Перепробовал все закуски, то и дело возвращаясь к тем, которые больше всего ему понравились, и наполнял тарелку. Бен откусил большой кусок, налил себе вина из стоявшего на столе графина и поднял бокал.

— Очень вкусно, — провозгласил он. — Что бы это ни было.

Нора ела молча, обмолвилась несколькими словами с Клиффом и ни единым с Марлен, сидевшей по другую сторону. Клифф, однако, казалось, наслаждался оживленным разговором с находящейся по левую руку Кэтрин. Время от времени оба разражались смехом. Когда это происходило, Нора встревала в разговор на несколько секунд, потом снова замыкалась.

Кертис, казалось, проводил время не так приятно, как мы, но по иной причине. Он неотрывно глядел на другой стол, где его жена, красавица Азиза, оживленно разговаривала по-французски с привлекательным и флиртующим, хоть и на довольно невинный манер, Эмилем Сен-Лораном. «Ревнует, — подумала я, — и не удивительно». Азиза была красавицей и, более того, источником его благополучия. Гольф не приносил доходов Кертису, отношения с Азизой приносили, и оставлять ее он не собирался. Бетти мужественно попыталась втянуть его в разговор, но вскоре сдалась и снова перенесла внимание на Эда.

Мы уже принялись за основное блюдо и вино, когда появился Брайерс.

— Прошу прощенья, — сказал он. — Проблемы на объекте. Мне обойти столы и поприветствовать всех или можно сперва поесть?

— Садитесь и ешьте, — ответила я, вспомнив, что он стряпал для себя сам. — Представьтесь сидящим за этим столом, а я после представлю вас остальным.

— Спасибо, — сказал он и потянулся к кускусу. — Я умираю от голода.

— Этот человек мне по сердцу, — сказал Бен. — Первым делом поесть. Заниматься проблемами потом. Попробуйте этого превосходного местного вина. Кажется, официант сказал, что оно называется «магон». Кстати, я Бен Миллер, из Гарварда. Вы, как я понял, из Лос-Анджелесского университета.

Разговоры продолжались, и вечер, в общем, проходил великолепно. Все старались ладить друг с другом, даже с Честити. Когда она начала ныть, что на десерт нет того, чего бы ей хотелось, Бен взял веточку с финиками и предложил ей один.

— Попробуй, — приказал он таким голосом, каким, видимо, читал лекции.

Честити взяла предложенный финик и осторожно положила в рот.

— О, — вот и все, что она смогла сказать, на лице ее появилось удивленное выражение, и она потянулась за другим. Бен улыбнулся мне.

— Превосходный вечер, — сказал он.

Бен был прав. Люди задержались за столами дольше, чем было необходимо, засидевшись за кофе и фруктами. Брайерс, наконец-то насытившийся, был веселым, обаятельным и через несколько минут расположил всех к себе. Время от времени кто-то уходил взять еще выпивки в баре или в туалет, но никто как будто не был склонен завершать вечер, даже Бен, когда Честити неожиданно отодвинулась назад вместе со стулом, едва не расплющив при этом Сьюзи, и опрокинула стакан с красным вином, забрызгавшим Бену весь свитер. Он просто встал, ненадолго ушел и вернулся в новом свитере, настроение его нисколько не ухудшилось. Азиза ушла на несколько минут за пледом, потому что стало прохладно, Кертис последовал за ней. Люди меняли места в поисках новых собеседников. Эд подошел к Бену поболтать с ним несколько минут. Сьюзи расхаживала по двору, продолжая допрашивать всех, кого не успела в аэропорту или за коктейлями. Эмиль и Клифф, бизнесмены, у которых, видимо, оказалось много общего, пустились в разговор о превосходном коньяке, потом пошли в бар выяснить, что там смогут найти. Оставшись одна, Нора обменялась с Риком несколькими словами и последовала за Филдингом. Даже Марлен не побоялась ненадолго оставить дочь одну и подошла поговорить к Бетти Джонстон. Я поддерживала, как могла, разговор и силилась не заснуть за столом. В этом состоянии я даже начала соглашаться с постоянными утверждениями Клайва, что он гений.

Все это переменилось в один миг.

— Оно исчезло, — сдавленно сказала Кэтрин, выбежав в горе во двор. — Мое золотое ожерелье. Его украли!

 

2

Матрос потянул носом воздух и негромко выругался. «Надвигается шторм», — подумал он, с тоской глядя на холмы и зубчатые стены Карт Хадашта, все удалявшиеся за белопенной кильватерной струей судна. «Сильный шторм», — добавил он через несколько минут, когда первые крупные капли дождя забарабанили по палубе, и прямоугольный парус стали приводить к ветру, когда тот внезапно менял направление. Суеверно коснулся висящего на шее серебряного амулета с магическими словами — тщательно выведенными на крохотном кусочке папируса, — который охранит его от опасностей.

Матрос потопал по деревянной палубе, чтобы согреться. И зачем только он на это согласился? Он даже не знал, куда держит путь судно, тем более, когда оно вернется. Перед его взором встало видение крохотной дочки, и он улыбнулся. Конечно же, согласился он из-за нее и ожидаемого нового ребенка. Он хотел хорошей жизни для всех них, а в этом путешествии будет дополнительная плата. Капитан Газдрубал — он уже много раз плавал с ним — человек суровый, но честный, дал ему такое обещание.

Но что такого в этом путешествии, почему было необходимо отплывать в такую ночь, украдкой выбираться из теплой постели и объятий молодой жены, тайком идти по двору, затем по безмолвным городским улицам мимо кузниц и домов ремесленников в гавань? Какая необходимость была сниматься с якоря темной ночью, маневрируя, потихоньку выводить небольшое, широкое грузовое судно за пределы гавани, где был поднят парус и их понесло ветром и течением? Неужели думали, что судно сможет уйти от шторма? И почему теперь, когда близится зима? Придется пережидать сезон штормов там, куда направляется судно — это определенно. Когда он вернется, ребенку будет уже несколько месяцев.

Даже при хорошей погоде зачем отплывать тайком, среди ночи? Чего опасались? Пиратов? Матрос быстро окинул взглядом береговую линию, вглядываясь в темные бухточки, где могла таиться опасность. Но если пиратов — тут матрос улыбнулся, подумав, что его народ сделал пиратство искусством, притом весьма прибыльным — то зачем плыть без сопровождения? В гавани стояло много военных кораблей. Они могли бы сопровождать судно.

Разумеется, ночью пираты не представляли опасности. Мало кто, кроме его соотечественников, отваживался выходить в море ночью. Еще меньше людей знали тайну Полярной звезды и о том, как с ее помощью отыскивать верный путь. И еще меньше людей обладало необходимой для этого смелостью, они предпочитали тесниться до рассвета в бухточках, затем поспешно плыть к ближайшему порту, пока вновь не стемнело.

Опасались какой-нибудь иностранной державы? Возможно. Время от времени другие государства оспаривали их превосходство на море, но они не пользовались покровительством богов города, Ваал Хаммона и Танит, а также бога города-предка и моряков, Мелькарта, которому он, Абдельмелькарт, матрос из Карт Хадашта, был посвящен при рождении. Было невероятно, что Агафокл, греческий тиран, преодолеет блокаду Гамилькара, но говорили, что он сжег свои корабли, достигнув берега, так что в море его опасаться не приходилось, какую бы угрозу он ни представлял на суше.

И куда же они держат путь? Загадка. На восток, это ясно. Может быть, в Египет. Он часто проделывал этот путь, постоянно держась вблизи ливийского берега. Великий фараон постоянно нуждался в их товарах, богатствах, которые они привозили из земель со всех концов моря. Или в Тир, город-предок, из которого некогда бежала основательница Карт Хадашта, великая Элисса Дидона? И хотя Карт Хадашт превзошел предка в величии и значительности после того, как Александр взял Тир, Абдельмелькарт все-таки хотел его увидеть. Он представлял себе изумление в глазах жены, слушающей рассказ о том, где побывал ее муж, что видел и делал. Он зримо представил себе ее длинные черные волосы и снова оглянулся. Города уже не было видно. Вскоре они обогнут мыс, и если ветер будет дуть с берега — Абдельмелькарт надеялся, что нет, потому что это худшая вонь на свете, какое бы богатство она ни приносила — он уловит запах чанов, где бродит пурпурная краска. Потом нужно будет следить за Иранимом, тенью на море по левому борту судна, повернет ли оно на юг, к ливийскому берегу, к Хадрамауту — тому, что осталось от города после того, как его захватил Агафокл — затем к острову Менинкс.

Но если дело не в пиратах и не во врагах, тогда в чем? В грузе? Он видел, как остатки его загружали в трюм, сотни амфор с вином и маслом, пифосы [13] со стеклом и слоновой костью, груды медных и серебряных слитков. Богатый груз, что и говорить, но в нем пет ничего необычного. Несколько рабов для продажи, но тоже ничего необычного. Они оставались прикованными внизу.

Внимание его привлекла только одна вещь, простой ящик из кедровых досок, просмоленный, чтобы внутрь не попадала вода, теперь принайтованный к палубе, и незнакомец, который наблюдал за тем, как его закрепляли. Собственно, нет ничего особенного ни в ящике, ни в этом человеке, но если слухи в порту были верными — Абдельмелькарт был почти уверен, что да, — и незнакомец, и его груз прибыли на судне из западных колоний. В этом тоже не было ничего необычного: все суда с запада останавливались в Карт Хадаште.

«Жаль, что не плывем на запад», — подумал Абдельмелькарт. Он многое отдал бы, чтобы посетить эти края. Хоть бы раз бросить вызов коварным течениям у Геркулесовых столпов, увидеть своими глазами страны на краю Земли. Он слышал, что земля там горячая, из ее недр текут реки чистого серебра, это баснословное богатство можно купить за несколько амфор масла и безделушку-другую. Какие сокровища, должно быть, приходят оттуда! Тартесс. [14] Даже это название казалось экзотичным.

Абдельмелькарт посмотрел на деревянный ящик, потом огляделся. Большая часть команды спряталась от дождя. Люди внизу дремали на своих местах, и никто не смотрел в его сторону. Ну, что ж, разве не следует вахтенному знать, что он охраняет? Он бесшумно пошел босиком к ящику длиной около шести футов, почти три фута в высоту и в ширину. Обнаружил, что ящик надежно обвязан веревкой. И все-таки было возможно чуть приподнять крышку, заглянуть, что там внутри, поскольку начинало светать. Он осторожно вынул из ножен короткий меч и просунул лезвие между крышкой и ящиком. Огляделся снова. Никого не увидел.

Затаив дыхание от усилия не создавать шума, он нажал на рукоять так, что крышка начала подниматься и сдвигаться.

На скрип доски за спиной Абдельмелькарт обернулся слишком поздно.

«Прилетаю завтра рейсом „Американ эрлайнз“ № 124. Встречайте в аэропорту. К. Э.», — гласил факс. Тон, пожалуй, несколько безапелляционный, но, думаю, Кристи Эллингем, журналистка, пишущая о путешествиях для элитарного — посмею ли сказать «снобистского»? — журнала «Фёрст класс», привыкла ожидать такого внимания. Факс не явился для меня полной неожиданностью, Клайв прилагал громадные усилия, чтобы отправить известного автора материалов о путешествиях в поездку с нами, дабы «расширить охват читателей», как он выражался, рекламным сообщением о нашем историко-археологическом туре. Однако когда мы тронулись в путь, я с некоторым облегчением предположила, что Кристи не появится. Но телефонный звонок и восторженный голос Клайва освободили меня от этой иллюзии.

— У меня замечательная новость, — объявил Клайв, даже не здороваясь, пока я нащупывала в темноте выключатель. — Кристи Эллингем присоединяется к группе. Кристи Эллингем! — восхищенно повторил он.

— Клайв, — сказала я, найдя выключатель и уставясь на часы. — Здесь четыре часа утра.

— О, — произнес он. — Да, верно. Извини. Но постарайся, чтобы она была довольна, ладно? Мы прославимся на весь мир.

К счастью, в гостинице оставалась свободная комната, лучший номер в отеле, который, я не сомневалась, Кристи сочтет надлежащим для себя. Шанталь и Сильвия пообещали сдать ей этот номер бесплатно в надежде на рекламу. Компания «Макклинток энд Суэйн» оплачивала ей авиабилет и все побочные расходы, сотрудники журнала «Фёрст класс» принимали бесплатные удовольствия без зазрения совести. Появление Кристи означало, что это путешествие не принесет нам никаких доходов, однако реклама, как твердил мне Клайв, с избытком компенсирует те несколько долларов, в которые обойдется ее присутствие в группе. Проблема заключалась в том, что она могла первым делом узнать о воре среди нас.

* * *

Вор среди нас определенно был. В шуме, который поднялся после объявления Кэтрин, я усилием воли привела себя в состояние бдительности и огляделась. Все члены группы в это время находились во дворе, и у каждого было что сказать.

— Я же говорила вам, — сказала Сьюзи Кэтрин. — Напрасно вы меня не послушали. Я опытная путешественница.

Конечно, напрасно, но, пожалуй, говорить ей этого в ту минуту не следовало. Азиза взяла Кэтрин за руку, отвела к дивану в гостиной и села рядом с ней.

— Зря ты не позволила мне взять с собой пистолет, — сказал Джимми Бетти. — В этих мусульманских странах осторожность не помешает.

— Ты когда-нибудь убьешь себя или какого-нибудь совершенно невинного человека, — сказала Бетти со стальными нотками в голосе. Пожалуй, я ошиблась, приняв ее за покорную жену. — Помнишь, ты чуть не застрелил нашего будущего зятя? Только потому, что он заглянул ночью в комнату нашей дочери.

Оба свирепо посмотрели друг на друга. Я не была уверена, что их брак переживет этот тур.

— Ваши драгоценности застрахованы? — спросил Рик, подойдя к Кэтрин. Та промолчала, но этот вопрос навел Бетти на новую мысль.

— Может, она спрятала ожерелье сама, чтобы получить страховку? — прошептала Бетти мужу. Я подумала, что если да, то Кэтрин замечательная актриса: несчастная женщина побледнела, как полотно, руки ее дрожали.

— У нее есть соседка по комнате, так ведь? — довольно громко ответил Джимми. — Эта маленькая, лезущая в чужие дела особа. Может, она и стянула ожерелье.

— Почему бы нам не подняться и не осмотреть как следует комнату Кэтрин? — предложил Эд. — Может, она куда-то сунула его и забыла. Из-за нарушения суточного ритма.

Это предложение кое-кому показалось разумным, и Бен, Эд, Марлен, Честити, Бетти и Сьюзи отправились искать ожерелье. Вернулись они с пустыми руками.

Начались размышления на тему, кто мог стащить его, и, к сожалению, хотя, пожалуй, этого следовало ожидать, все решили, что кто-то из служащих.

— Я поднимался в свою комнату за таблеткой аспирина и видел, что швейцар — как его зовут? — слонялся там, — сказал Рик.

— Мы тоже видели, — сказал Кертис. — Когда поднялись с Азизой за ее пледом.

— Его зовут Мухаммед, — сказала я, — и осматривать гостинцу — его обязанность. Он работает здесь много лет.

Направление, которое принимал разговор, мне не нравилось.

— Я не видел никаких признаков взлома, — сказал Эд.

— Значит, кто-то, у кого был ключ, — сказал Джимми, забыв свое прежнее замечание относительно Сьюзи. — Все совершенно ясно. Кто-то из служащих. Иного не может быть.

Сильвия и Шанталь возражали, что их служащие — абсолютно честные люди, что все они работают здесь много лет, и подобных происшествий не было ни разу, но я видела, что группа предпочитала считать, что кражу совершил кто-то из служащих — думаю, это понятно, каким бы безосновательным ни было такое заключение.

Я повела Кэтрин в ее комнату, Сьюзи догнала нас и уложила ее в постель. Сильвия сказала, что в верхнем коридоре на ночь будет выставлен охранник, и Кэтрин это, как будто, слегка успокоило.

Когда мы, оставив ее, уходили, я провела пальцем по краю двери возле замка и отдернула руку, потому что в него вонзилась заноза. Трудно было сказать наверняка, но, возможно, дверь отжимали. Если ее открыли ключом, сделать это было некому, кроме как служащих или Сьюзи. Если отжали, то количество возможных воров значительно увеличивалось. Я пошла в свою комнату, внимательно осмотрела замок, представлявший собой просто кнопку в шарообразной дверной ручке, как и во всех комнатах для гостей. На двери была цепочка, но задернуть ее можно было только, когда кто-то находился в комнате. Я решила, что дверь можно отжать, притом довольно легко.

Я спустилась к Сильвии, все еще расстроенной произошедшим и общим убеждением, что кражу совершили ее служащие.

— Ее вполне мог совершить кто-то пришедший с улицы, — утешающе сказала я.

— Нет, — возразила Сильвия. — На территорию гостиницы ведут трое ворот. Незапертыми иногда остаются только одни, главные, и, когда они открыты, там постоянно стоит охранник. На ночь запираются даже они. Поэтому постояльцам при регистрации дают ключи от ворот, чтобы они могли входить в любое время. Кроме того, территория постоянно патрулируется с сумерек до рассвета на тот случай, если кто-то попытается перелезть через забор. Я спросила охранников. Все ворота заперты, с улицы никто не входил. Значит, ожерелье украл кто-то из находящихся в гостинице. Должна сказать, я нисколько не сомневаюсь в честности моих служащих. Остается только ее соседка по комнате, мадам Уиндермир.

— Я в этом не уверена, — сказала я.

— Раньше у нас никогда не было неприятностей. Это законопослушная страна. Кто еще мог совершить кражу?

Вопрос, в сущности, заключался в том, совершил ли ее кто-то из нашей группы, и, на мой взгляд, ответ был утвердительным. Кэтрин положила цепочку и серьги в сумочку еще во Франкфурте, так что служащие не могли этого видеть. Кое-кто из группы видел.

Я попыталась сообразить, кто слышал в аэропорту разговор о драгоценностях Кэтрин: Бетти и Джимми наверняка, Бен и Эд, Марлен и Честити. Эмиля тогда еще не было с нами, Кертиса, Азизы и Рика тоже.

Однако в самолете ожерелье было на шее у Кэтрин, поэтому все могли видеть его, когда мы строились на посадку. Ожерелье явно было очень хорошим. Это, прежде всего, и было проблемой. Оно прямо-таки кричало: «Украдите меня!» И Сьюзи затронула эту тему за коктейлями, поэтому я не могла исключить даже тех людей, которые присоединились к нам в баре.

Учитывая возможность того, что все они знали не только то, что у Кэтрин есть ожерелье, но и что она не положила его в сейф отеля, мне нужно было искать мотив и возможность, чтобы слегка сузить сферу поисков.

Мне все эти люди были незнакомы. Кое-кого я встречала в магазине до отправления в путь — Сьюзи, Кэтрин и Марлен, чтобы быть точной, — остальных нет. Однако если мотивом были деньги, то, по крайней мере, нескольких членов группы можно было исключить. Сьюзи, как будто, слегка беспокоилась о финансах, но была в этом далеко не одинока. Клиффорд Филдинг, магнат нашей группы, в деньгах не нуждался. «Его и Нору можно исключить из списка подозреваемых, — подумала я, — если только у них нет склонностей к клептомании, о которых мне неизвестно».

Кроме того, пришлось исключить и Эмиля. При всем своем обаянии Эмиль, дипломат нашей группы, был магнатом или, в крайнем случае, на пути к тому, чтобы стать им снова. Рик был почти магнатом, Кертис и Азиза тоже не нуждались в деньгах. Собственно говоря, меня несколько удивили люди, записавшиеся в этот тур. Разумеется, я ожидала любителей истории и археологии, и это была не поездка за покупками, но и не роскошный пикник, просто — как его описывал Клайв? — познавательный и очаровательный. Но мы каким-то образом привлекли нескольких настоящих богачей.

Итак, если мотив был пока что неясен, то кто имел возможность совершить кражу? Я прошлась по первому этажу и осмотрела верхний коридор. Благодаря тому, что здание представляло собой крытый портик, снизу были видны двери комнат большинства постояльцев. Все, кроме моей и Сьюзи с Кэтрин. Наши комнаты находились в маленьких коридорах в разных концах здания. Да, можно было увидеть, как кто-то проходит по большому коридору мимо комнат, но вор мог юркнуть в маленький коридор, а потом в их комнату.

Когда я стояла там, Сьюзи окликнула меня сверху, потом сбежала вприпрыжку поговорить.

— Кэтрин спит, — прошептала она, словно та могла слышать нас. — Я сидела там, раздумывала о том, кто из членов группы мог это сделать, — продолжала она, предложив мне жестом сиденье в гостиной. — Я знаю, что не я, и не думаю, что вы, потому что вы были здесь, когда мы с Кэтрин спустились к ужину, и потом никуда не уходили. Как думаете, кто?

— Понятия не имею, — призналась я.

— Быть может, все прояснится, если мы узнаем, кто покидал двор, — продолжала Сьюзи. — Я знаю, уходила Азиза, и вместе с ней Кертис. Бен тоже уходил, когда Честити облила его вином. Из тех, кто сидел за моим столом, только она никуда не уходила со двора, может быть, и ее мать, хотя даже она как-то пошла выпить ликера. Клифф и Эмиль куда-то уходили, но возвратились в разное время, значит, не постоянно были вместе, — сказала она и сделала очень краткую паузу, чтобы перевести дыхание. — Азиза уходила еще раз с Бетти, они пошли в сад посмотреть на городские огни. Рик уходил на какое-то время. Не следует говорить этого, но я была рада, что этот человек ушел на несколько минут. Он зануда. Не знаю, куда он ходил, и не спрашивала. Была уверена, что, если спрошу, он ответит, что звонил в Японию, узнавал, какой там курс акций, а я слышать этого не могу. Накажи меня Бог за мои слова, но это правда. Кажется, Рик говорил, что пошел за аспирином или чем-то еще и видел в коридоре Мухаммеда?

— Сперва он сказал, что пошел наверх позвонить в Монреаль, узнать о положении своего портфеля акций, и еще говорил, что ходил принять аспирин. Он уходил дважды?

Было несколько странно вести этот разговор с подозреваемой номер один, у Сьюзи были и мотив, и возможности, поскольку у нее имелся ключ — но если кто и замечал происходившее, то она, и, более того, была готова говорить об этом.

— Может быть, — ответила Сьюзи. — Не знаю. Но вы в самом деле считаете, что можно исключить Честити? Она вызвала суматоху, облив Бена вином и едва не сбила меня с ног своим стулом. Может, это была отвлекающая тактика, чтобы ее мать могла взбежать наверх и совершить кражу. Я пытаюсь припомнить, была ли Марлен в это время во дворе. Вы не помните?

— Нет, — ответила я. Если то была отвлекающая тактика, то подействовала на меня очень эффективно. Я была так заворожена узором винных пятен на свитере Бена, что ничего больше не видела. Честити ухитрилась основательно разукрасить беднягу. Он отнесся к этому очень добродушно. Разумеется, существовала возможность, что Бен воспользовался таким случаем, но ему пришлось бы действовать очень быстро, чтобы успеть переодеться, а потом совершить кражу в другой комнате.

— Почему-то я не думаю, что Честити действовала умышленно, — сказал я.

— Пожалуй, нет. Заметили вы, как Нора избежала столкновения с Честити в отличие от меня, медлительной и старой? У этой женщины превосходная реакция.

— Видимо, дело в том, что она бегает трусцой, — сказала я. Это был самый неотразимый довод, какой я слышала в последнее время, для возвращения к таким пробежкам: чтобы не лишаться сознания от удара рюкзаком Честити Шервуд. Несколько минут я даже носилась с мыслью пораньше встать завтра утром и пробежаться.

— Мне нужно поспать, — сказала я, отбросив эту мысль. — Этим вечером мы не решим ничего.

— Кажется, мы рассмотрели всех, за исключением Честити. Что нам делать? — спросила Сьюзи.

— Думаю, продолжать наш тур, но держать глаза и уши открытыми, — ответила я.

Так мы и поступили.

* * *

— Вот здесь все и начиналось, — сказал Брайерс. Мы стояли на вершине холма Бирса, вокруг нас был город Тунис, позади вода Тунисского залива, а за заливом холмы мыса Бон. — Это фундаменты одного из самых значительных городов древнего мира, великого города Карфагена. История его начинается с любовного мифа. Может быть, трагичного, но, тем не менее, любовного. Это миф о женщине по имени Элисса.

В то время, о котором я веду речь, в девятом веке до новой эры, на всем Средиземном море, — продолжал он, указав на него широким жестом обеих рук, — вплоть до Геркулесовых столпов и дальше, господствовала торговая нация, которую мы называем финикийцами. Сами они так себя не называли. Собственно говоря, мы не знаем их самоназвания, возможно, ханааниты.

Как бы то ни было, мы знаем, что эти люди контролировали почти всю средиземноморскую торговлю из города-государства Тира, располагавшегося на территории нынешнего Ливана. Они были замечательными моряками, овладели искусством астрономической навигации, хорошо знали течения и ветры Средиземного моря. Ни один другой народ того времени не мог сравниться с ними в мореплавании.

В то время Тиром правил царь по имени Маттан. У него были дочь и сын, и он выразил свою волю совершенно ясно. По его смерти Тиром должны были править совместно они оба. Можно сказать, что Маттан был человеком, опередившим свое время. Однако когда он умер, народ захотел одного правителя.

— Можно догадаться, кого они выбрали? — спросила Марлен.

— Люди выбрали сына, — продолжал Брайерс.

— Неужели? — язвительно усмехнулась Марлен. — Я бы ни за что не догадалась.

Фоном ее лицу служил древний город, за ее спиной светило яркое солнце, поэтому часть лица находилась в тени. Я поняла, что Марлен находится во власти непреходящего цинизма, приведшего к появлению резких морщинок у ее глаз и губ. Честити съежилась от тона матери.

— Сына звали Пигмалион, — сказал Брайерс. Ветер ерошил остатки его волос. Он был привлекательным мужчиной, проводящим много времени под открытым небом, лицо и руки его покрылись загаром — такие нравятся женщинам. Нора тоже заметила это. И неотрывно уставилась на него. Потом Клифф и Кэтрин засмеялись, услышав их, Нора отвернулась от Брайерса и снова встала рядом с Клиффом, словно получив напоминание о своем долге.

— Пигмалион! — воскликнула Честити. — Я о нем слышала.

Я с облегчением заметила, что она впервые с начала нашего путешествия выглядит заинтересованной.

— Сестру Пигмалиона звали Элисса, — продолжал Брайерс. — Она была замужем за верховным жрецом Тира, человеком по имени Закарваал. В Тире верховный жрец был вторым по могуществу человеком после царя. Возможно, царь думал, что Закарваал представляет собой для него угрозу, или просто был охвачен алчностью. Так или иначе, Пигмалион повелел убить его. Элисса бежала из города с несколькими своими сторонниками и пустилась в плавание. Сперва остановилась на Кипре, прибавила к своей свите несколько храмовых жриц, затем, путешествуя от порта к порту, нашла это место на северном побережье Африки.

Когда Элисса и ее приверженцы прибыли сюда, их встретили местные жители, возглавляемые вождем ливийского племени Ярбом. Она попросила продать ей земли, Ярб согласился продать столько, сколько покроет шкура вола. Элисса, умная, никогда не уклонявшаяся от вызова женщина, разрезала шкуру на тончайшие полоски и окружила ими этот холм, который теперь называется Бирса по греческому слову, означающему «воловья шкура». Здесь, на этом холме, в восемьсот четырнадцатом году до новой эры, она основала Карт Хадашт, или Новый город, который мы теперь называем Карфагеном. Карт Хадашт был не первым городом, который финикийцы основали на северном побережье Африки, и не последним. Но бесспорно самым значительным, в конце концов превзошедшим Тир величием и могуществом. Его жители, которых мы теперь называем карфагенянами, господствовали на Средиземном море много столетий. Он стал культурным, многонациональным городом храмов и рынков, мастерских и красивых домов. И достаточно сильным, чтобы противостоять римскому Джаггернауту в течение очень долгого времени.

— Вы же говорили, что это трагичный миф, — с надутым видом сказала Честити. Все засмеялись. От гнева или смущения она покраснела.

— Погоди, — улыбнулся ей Брайерс. — Какое-то время оба эти народа, финикийцы и ливийцы, жили в согласии. Женщину, которая была в Тире Элиссой, стали звать в Северной Африке Дидоной, то есть Странствующей, и под этим именем она вошла в историю. Потом Ярб захотел взять Элиссу в жены. Она, все еще верная покойному мужу, ответила отказом. Когда мольбы не возымели действия, Ярб прибег к угрозам, заявил, что если она не согласится, он перебьет всех ее приверженцев. Элисса сложила громадный костер, словно для величественной церемонии. И это была величественная церемония. Постарайтесь представить себе это: весь народ, собравшийся, чтобы увидеть возжигание громадного костра, Дидону в великолепных одеяниях основательницы города. Возможно, Ярб и его люди стояли в отдалении, наблюдали и ждали, Ярб в страстном предвкушении предмета вожделений, который должен ему достаться. А потом, когда пламя стало лизать дрова, вздымаясь с треском и с тучами искр все выше и выше, Элисса Дидона бросилась в костер, ставший для нее погребальным. Чтобы не покориться Ярбу, чтобы не изменить покойному мужу, Дидона принесла себя в жертву.

— Достаточно трагично для тебя, Честити? — шутливо спросил Эд. Но та стояла, ошеломленная этой историей. Я увидела, как из уголка ее глаза покатилась по щеке слезинка. Она была одинокой, впечатлительной девушкой.

— Самое поразительное в этом мифе, — продолжал Брайерс, — что кое-что в нем может быть правдой. Поскольку археологические находки здесь не древнее восьмого века до нашей эры, они придают некоторую достоверность преданиям об основании Карфагена. Мы знаем, что во время правления Пигмалиона в Тире был политический переворот, знаем, что он царствовал в то время, которое традиционно приписывается основанию Карфагена. Знаем также, что огненные жертвоприношения были у карфагенян важным ритуалом, что во времена большой опасности они могли приносить в жертву даже собственных детей и что жена последнего карфагенского правителя бросилась в огонь вместе с детьми, чтобы не попасть в плен к римлянам при падении города в сто сорок шестом году до нашей эры. Как бы то ни было, миф о Дидоне — о ее путешествии, верной любви к мужу, о ее отваге и трагической смерти — дошел до нас через века.

Римлянам этот миф понравился, в чем мы уверены, поскольку они приняли его как свой собственный, с некоторыми изменениями, которые соответствовали их особому, эгоистичному взгляду на историю. Для среднего римского гражданина Рим представлял собой центр вселенной, — продолжал с улыбкой Брайерс.

— Писавший в первом веке до новой эры Вергилий, один из великих древнеримских поэтов, начал повествование об основании Рима со слов «Arma virumque cano», «Битвы и мужа пою», и рассказывает об Энее, троянце, который бежит из побежденной греками Трои, потом уплывает, чтобы стать предком основателей Рима. Fato profugus, «роком ведомый», multum ille et terris iactatus, «Долго его по морям и далеким землям бросала воля богов», пишет Вергилий. Эней приплывает к этим берегам, где его встретила сама Дидона. В этой версии мифа Дидона по воле Венеры пылко влюбляется в удалого Энея, но Эней оставляет ее, когда его призывает долг, и отплывает навстречу своей судьбе. Охваченная горем из-за его измены Дидона сама бросается в пламя. — Брайерс сделал паузу. — Теперь пойдемте и осмотрим это место, прежде чем вы перейдете от ритуалов древних карфагенян к современной тунисской торговле, Лара и Джамиля поведут вас на медину, то есть рыночную площадь.

Все засмеялись.

* * *

— Официальная часть нашего тура по медине Туниса окончена, — сказала я группе некоторое время спустя. — Теперь у вас есть время ознакомиться с ней самостоятельно, немного походить по магазинам или посидеть в кофейне, понаблюдать за жизнью вокруг.

— У меня есть карта этого района для каждого, — сказала я и раздала их. — Вы находитесь здесь, — я подняла карту и указала, — на рынке фесок, и если кто-нибудь хочет купить красную шапочку, далеко ходить не нужно. А вон там, — я указала снова, — находится кафе «Шаушен», самая старая кофейня в Тунисе. Есть еще кафе «Мрабат» на Турецком рынке, который находится вон там. Оно построено над могилой святого. Для самых смелых на медине есть общественные бани, называются они хаммам. Большинство бань мужские, но в одной сейчас женское время, — сказала я, взглянув на часики. — Если выберете бани, то испытаете на себе очень важную часть тунисской жизни. Узнаете их по ярко-красным дверям.

По покачиванию голов я поняла, что общественные бани не прельщают членов группы.

— Если заблудитесь, имейте в виду, что медина построена вокруг мечети, поэтому ищите мечеть Зитуна. Я пометила ее, а Джамиля, — сказала я, имея в виду деятельную женщину, разделявшую со мной обязанности гида, — написала на картах ее название по-арабски, поэтому можете спросить направление в любом магазине. Встретимся у главного входа этой мечети примерно через час, скажем, через час десять минут.

Для тех, кто намерен пройтись по магазинам, Джамиля идет в тот район, где иногда можно найти антиквариат, старинные лампы и тому подобное, я пойду на рынки эль Трук и де Леффа, взглянуть на ковры. Если кто-то хочет пойти с одним из нас, пожалуйста. Итак, через час десять минут, главный вход мечети Зитуна. Встретимся там.

— Здесь чем-то вкусно пахнет, — сказал Бен. — Я за то, чтобы пойти подкрепиться.

— Мне хотелось бы посидеть, выпить кофе, — сказала Сьюзи. — Я пойду с вами. Кэтрин, вы идете?

— Пожалуй, — ответила Кэтрин.

— Нора, почему бы тебе не пойти купить что-нибудь стоящее? — спросил Клифф и полез за бумажником.

— Нет, — ответила она, — я останусь с тобой.

— Не нужно, — сказал он с легким раздражением. — Я не инвалид.

— Я хочу ознакомиться с мединой получше, — сказал Эд. — Идет кто-нибудь со мной взглянуть на хаммам?

— Я так и знал, что он пойдет в баню, — негромко произнес Джимми жене.

— Тише ты, — предупредила та.

— Я с вами, — сказала Честити Эду.

— Ни в коем случае! — воскликнула ее мать. — Ты пойдешь выпить чаю!

— Пойду я, — сказал Клифф. Нора было запротестовала. — Ты тоже можешь пойти, если хочешь. Я не хочу ничего упускать.

— Превосходно! — заявил Эд. — Пошли, Клифф. Нора, я позабочусь о нем. Не беспокойтесь.

Нора стояла с сиротливым видом.

— С ним все будет в порядке, — заверила я ее.

— Никогда не знаешь, что может случиться, — ответила она.

— Где-нибудь здесь должен быть торговец монетами, — сказал Эмиль. — Пожалуй, посмотрю, что удастся найти.

Постепенно разошлись и остальные.

* * *

Пока что наш план вести себя как можно непринужденнее как будто действовал. Большинство членов группы по-прежнему считало, что ожерелье Кэтрин украл кто-то из служащих, многие пришли к выводу, что она была очень беззаботной. Кэтрин казалась еще очень слабой, но оправлялась от потрясения, и мы придерживались изначальной программы.

Поэтому, пока остальные восхищались изящными римскими мозаиками в музее Бардо, я помчалась в аэропорт встречать Кристи Эллингем.

Не знаю, какой я ожидала увидеть Кристи с ее громким именем и должностью редактора отдела путешествий в журнале «Фёрст класс», потакающем высоким запросам и алчности как новоявленных богачей, так и старых денежных мешков. Высокой, худощавой, элегантной, может быть, высокомерной, с дорогим чемоданом и в роскошном плаще. На самом деле у нее оказалась заурядная внешность, средний рост и вес, короткие каштановые волосы. Единственной приметной чертой был шрам, шедший от уголка губ вниз к краю челюсти. Дорогой чемодан был налицо; высокомерие, однако, никак не проявлялось.

— Привет, — сказала Кристи, протягивая визитную карточку. — Спасибо, что встретили. Мне хотелось написать об этом туре.

И полезла в большую сумочку, достала серебряную зажигалку и пачку сигарет.

— Эти трансатлантические перелеты, в которых запрещается курить, просто убивают меня, — сказала она, глубоко затягиваясь. — Скверная привычка, я знаю. Но бросить никак не могу. Недостает силы воли. Ну, куда едем?

Нужно сказать, что журнал «Фёрст класс» я недолюбливаю. Если вы ищете вдумчивое освещение социальных и политических проблем, вдохновляющие истории о преодолевающих напасти людях или серьезные статьи о чем бы то ни было, читать его не стоит. Однако я прекрасно знала, насколько он влиятелен. Несколько месяцев назад «Фёрст класс» поместил на своих страницах фотографию кооперативной квартиры, которую мы обставляли для подающей надежды канадской кинозвездочки — эту задачу Клайв до сих именует «адской работой», но «Фёрст класс» назвал ее «Новая жизнь в старых домах» в материале, посвященном молодым жизнелюбцам, которым нравятся старые дома, и это вызвало удивительное количество запросов.

Я привезла Кристи в отель и вместе с Сильвией проводила в ее комнату. Номер был великолепным, просторным, с замечательными изразцами на стенах, прихожей, большой кроватью под балдахином и громадной, выложенной кафелем ванной. Резная деревянная арка вела в маленькую гостиную. Повсюду были цветы, и я купила бутылку настоящего шампанского, видимо, это единственное иностранное вино, которое правительство Туниса разрешает ввозить в страну. Бутылка с двумя хрустальными бокалами стояла на красивом бронзовом подносе. Еще там было красивое блюдо с яблоками, грушами и финиками.

— Просто восхитительно, — сказала Кристи. — Надеюсь, вы не будете возражать, если я посвящу остаток дня отдыху. Завтра, когда нарушение суточного ритма будет не так ощущаться, я присоединюсь к группе. Мне хочется познакомиться со всеми и осмотреть достопримечательности.

Приятно удивленная ее покладистостью, я оставила Кристи и вернулась к группе как раз вовремя, чтобы вести всех на медину.

* * *

Почти целый час я водила Азизу, Бетти и Джимми осматривать ковры, объясняла разницу в качестве, методы их изготовления и на что обращать внимание при покупке. Поторговавшись с моей помощью, Бетти и Джимми купили два довольно больших, красивых ковра с традиционными персидскими узорами. Вернее, купила Бетти, Джимми совершенно не интересовался ни коврами, ни торговлей с продавцами. Тем не менее, Бетти была в восторге, и я оформила отправку ковров багажом.

Азизу больше интересовали более простые берберские аллучи, но она так и не смогла ничего из них выбрать. Вместо этого она купила красивые шелковое и льняное сифсари, традиционные шаль и косынку, в которых, я знала, она будет выглядеть великолепно. Потом мы с ней пошли искать чича, кальян, который, по ее словам, хотелось иметь Кертису, я помогала ей отличить хорошие от дрянных, изготовленных в расчете на туристов. Она была очень довольна своей покупкой.

Улучив несколько минут для своих поисков, я нашла шесть довольно больших, старых, но не антикварных ковров для своей клиентки-кинозвезды. В дополнение к ним заказала два громадных ковра для гостиной — шелковых, красивых красно-зеленых расцветок.

Свою маленькую группу я привела к мечети Зитуна точно вовремя. Джамиля и несколько человек были уже там, затем в течение пяти минут появились немногочисленные запоздавшие с покупками. Сьюзи, эффектная в желто-синих колготках и изумрудно-зеленой майке, сновала среди людей, просила показать покупки и спрашивала, сколько за них заплатили. Среди покупок было больше всего матерчатых игрушечных верблюдов, это говорит о том, что люди, отправляющиеся в исторический тур, не обязательно интересуются антиквариатом и не особенно разборчивы. Я заметила, что Марлен и Честити поддались соблазну больших проволочных клеток для птиц, Клайв предсказывал, что они будут пользоваться спросом. Мне придется найти способ отправить к ним домой эти довольно громоздкие вещи.

Когда появились Клифф и Эд, все столпились вокруг них, чтобы послушать о банях.

— Они очень интересны, — услышала я голос Клиффа. — Поистине место общественного пользования.

Эмиль, вернувшийся одним из последних, сказал, что не нашел любопытных монет, но купил маленькую терракотовую лампу.

— Что скажете? — спросил он. — Это не моя сфера. Стоит она чего-нибудь?

Я внимательно осмотрела лампу.

— По-моему, римская и, видимо, подлинная. — Эмиль заулыбался. — Однако, — продолжала я, — вот здесь она была разбита и отремонтирована. — Он сдвинул очки на лоб и внимательно осмотрел место, на которое я указала. — Так что вещь хорошая, но ремонт снижает цену.

— А, понимаю. В следующий раз нужно будет взять вас с собой. — Эмиль печально улыбнулся. — Признаюсь, я несколько смущен.

— Не надо смущаться, — утешающе сказала я. — Это не ваша сфера, и ремонт сделан мастерски. Могу представить, как бы я опростоволосилась, если бы пошла искать монеты. Это очень привлекательная вещь, храните ее как красивое напоминание о вашем путешествии.

— Непременно, — ответил он, но, едва я перенесла внимание на группу, как увидела, что Эмиль отдал лампу Кэтрин, которой она очень понравилась.

— Примите ее, — сказал он, — с моими комплиментами.

Кэтрин порозовела от удовольствия. Видимо, Эмиль Сен-Лоран интересовался только лучшими образцами и не хотел хранить напоминания о своих ошибках. Однако я почувствовала бы себя так же, если б он сказал, что монета, которую я нашла, ничего не стоит. Наверно, это профессиональный риск.

— Пора идти, — обратилась я к группе. — Давайте, сосчитаю вас.

— Кажется, я должна вам динар, — сказала Джамиля после того, как мы пересчитали всех трижды. Одного человека недоставало, и этим человеком был Рик Рейнолдс.

— Должны, и хочу получить долг сегодня вечером, — сказала я. О Рике у меня не было ни малейшего беспокойства. — Кто-нибудь видел Рика после рынка фесок? — обратилась я к группе. Не видел никто.

Минут через десять я начала слегка беспокоиться. Конечно, заблудиться на медине было легко, но район этот не так уж велик, и с картой, которую я дала ему, определить направление не проблема. Прошло еще несколько минут, Рик все не появлялся, и группа стала проявлять нетерпение. Я предложила Джамиле отвести остальных к автобусу, пусть они ждут там, и вернуться, чтобы помочь мне в поисках Рика.

* * *

Мы с Джамилей развернули карту и решили, кому куда идти, договорились встретиться у мечети через двадцать пять минут и узнать об успехах друг друга. Медина, исторический центр очень своеобразного города Туниса, была построена арабами в седьмом веке. Это полукруглый, обнесенный стеной район с громадной мечетью в центре. Шумное смешение памятников и гробниц, бывших дворцов и крохотных домишек, хаммамов и медресе, белых куполов и минаретов. Повсюду торговые точки: один похожий на туннель сук, то есть крытый рынок, переходит в другой в сложном лабиринте. Улицы большей частью узкие, вьющиеся и днем неизменно переполнены народом, поэтому поиски Рика представляли собой нелегкую задачу. Джамиле предстояло вернуться по прямому пути к рынку фесок, где Рика видели в последний раз. Мне нужно было обойти территорию побольше.

Несколько минут я внимательно осматривала аркады с колоннами и разглядывала лавки, воздух был наполнен дымом и пронизывающими его жгучими лучами солнца. Маленькие дети дергали меня за рукава, торговцы, вечно ищущие туристов, какое-то время шли за мной, превознося достоинства своих лавок. Некоторые приглашали меня зайти, посмотреть. Я проходила мимо рабочих за столами, шьющих красные фески и вещи из кожи, мимо кафе, где мужчины пили крепкий кофе по-турецки и курили кальяны, мимо харчевен, откуда неслись запахи кебабов и кефты. Было жарко, многолюдно, и я начала думать, что мои поиски безнадежны. Задалась даже вопросом, сможет ли Рик самостоятельно вернуться в Таберду и достаточно ли у него при себе денег, чтобы совершить многочасовое путешествие, когда он поймет, что опоздал и группа уехала без него.

Едва я подошла к массивным деревянным воротам рынка ювелиров, как мне показалось, что я заметила его. Я вошла на рынок с маленькими, тесными лавочками, солнце отбрасывало на улицу узоры сквозь тенты наверху, но Рика нигде не было видно. Возможно, я ошиблась, но имело смысл посмотреть повнимательней. Я прошла по рынку взад и вперед и была уже готова сдаться и продолжать поиски в другом месте, как вдруг увидела его снова. На сей раз Рик стоял в дверях одной из лавок и заталкивал что-то похожее на пачку денег в денежный пояс. Казалось, он только что сделал покупку и прячет сдачу.

Я хотела подойти к нему и либо обнять с облегчением, как заблудившегося ребенка, либо выбранить за то, что так опаздывает. Однако меня что-то остановило, то ли осторожность, с которой он осматривался перед тем, как выйти на улицу, то ли тот факт, что у него не было никакого свертка. Я вошла в одну из лавок и наблюдала, как Рик прошел мимо. Собственно говоря, он не выглядел ни обеспокоенным, ни заблудившимся.

Я подождала, пока он не вышел с рынка, и хотела за ним последовать, но тут мне в голову пришла неприятная мысль. Я вошла в лавку, которую он только что покинул.

— Мисс, могу я вам помочь? — спросил человек за прилавком.

— Возможно, — ответила я. — Мне нужно золотое ожерелье.

— У нас их много, — восторженно сказал продавец. — Пожалуйста, — и указал на ряды искусно сделанных филигранных ожерелий, на мой вкус, несколько аляповатых.

Я осмотрела несколько, изображая легкий интерес. Покупки на медине требуют нервов, умения торговаться и немало актерского мастерства.

— Откуда вы? — спросил продавец. — Из Англии? Германии?

— Из Канады — ответила я.

— Превосходно, — сказал он. — С канадцев я запрашиваю умеренную цену. Какое вам нравится?

— Не знаю, — ответила я. — Пожалуй, что-нибудь попроще. Простое, но хорошее, понимаете. И массивное, — добавила я.

— Кажется, что-то такое у меня есть, — сказал он и обернулся к полке позади, где лежало то, которое меня интересовало. — Что-нибудь вроде этого? — спросил он, показывая мне ожерелье.

— Это немного ближе к тому, что мне хотелось, — сказала я, старательно выделив слово «немного». — Можно посмотреть?

— Конечно, — сказал продавец, отдавая мне ожерелье. — Красивое, правда? Восемнадцать каратов. Очень удачно, что вы зашли сюда. Я получил его только сегодня и уверен, оно будет продано очень быстро. Сколько вы готовы заплатить?

— Я не уверена, что остановлю выбор на нем. Оно похоже на то, какое мне хотелось, но не совсем. Есть у вас другие?

Я осмотрела еще несколько ожерелий, затем вернулась к тому, которое решила купить как можно дешевле.

— Я сказал, что запрошу с вас умеренную цену. — Продавец старательно сделал вид, что задумался, что-то посчитал на карманном калькуляторе, назвал неимоверную сумму, и началась торговля.

— Не знаю, — снова сказала я. — Может быть…

Я огляделась по сторонам, потом сделала два шага к двери. Продавец слегка снизил цену. Я остановилась и сделала гораздо более низкое встречное предложение. Продавец принял оскорбленный вид, но предложил цену немного ниже предыдущей. Я назвала сумму чуть повыше своего первого предложения. Он предложил мне чашку чая из кедровых орешков. Мы обменивались предложениями между глотками превосходного мятного напитка. В конце концов продавец поднял руки.

— Должно быть, я сегодня очень щедрый, — театрально вздохнул он, — раз соглашаюсь на такую низкую цену. Но только для такой красивой дамы. Притом канадки.

Я поблагодарила его за комплимент, мы обменялись рукопожатием. Я выложила деньги, он завернул для меня покупку. Ожерелье обошлось мне дорого, но, видимо, значительно дешевле, чем покойному мужу Кэтрин Андерсон дома.

* * *

Однако Рик и глазом не моргнул, когда я эффектно достала ожерелье за ужином.

Кэтрин чуть не расплакалась от радости, остальные члены группы тут же зааплодировали. Клифф похлопал Кэтрин по руке.

— Где вы нашли его? — раздались восклицания.

— В лавке на ювелирном рынке, — ответила я. — Когда искала Рика.

И выразительно посмотрела на него. Он с глуповатым видом пожал плечами.

Либо это было превосходное актерство, либо этот человек был совершенно невиновен. Мне мучительно хотелось отвести его в сторону и потребовать, чтобы он выплатил мне до последнего цента ту сумму, которую я отдала за ожерелье, но я понимала, что одно лишь пребывание в той лавке не означает, что он вор, и то, что он прятал деньги, тоже не является уликой. Что до отсутствия свертка, возможно, он купил что-то умещающееся в денежном поясе. К примеру, серьги для подружки или кольцо.

— Послушайте! — воскликнул Рик. — Может, это загладит тот факт, что я вынудил всех ждать. Я искренне извиняюсь. Мои часы остановились, а я не заметил. Но больше опаздывать не буду. Мне удалось купить батарейку для часов там же, на медине.

«Или батарейку для часов», — допустила я.

Однако я все же испытывала легкое торжество, пусть и умеряемое неясностью относительно личности вора. Кристи Эллингем, мнение которой могло возвеличить компанию «Макклинток энд Суэйн» или погубить его репутацию, еще не появлялась из своей комнаты, по крайней мере, одно серьезное препятствие для положительного отзыва о нашем туре, было удалено, во всяком случае, в некоторой степени. Правда, выкуп ожерелья обошелся в немалую сумму, но оно того стоило, не правда ли?

 

3

Осмотрев мертвое тело, Газдрубал выпрямился и вздохнул. Что здесь стряслось? Определенно несчастный случай, но как он мог произойти? С таким опытным матросом, как Абдельмелькарт? Море, пожалуй, было неспокойным, но не бурным, палуба была слегка влажной от недолгого шквала, но не настолько скользкой, чтобы матрос, всегда так уверенно державшийся на ногах, мог упасть. Это исключено!

Но все же Абдельмелькарт лежал мертвым, глаза его смотрели вверх, словно устремленные на какое-то далекое место, темная прядь волос на правой стороне головы слиплась от крови. Было понятно, от чего он умер: сильный удар по затылку. Однако было что-то неладное в том, как лежал этот человек, и Газдрубалу казалось, что тело как-то потревожено, возможно, из привычного облика этого человека что-то исчезло. Нужно будет об этом подумать, когда потрясение от вида его мертвого тела слегка пройдет.

— Кто-нибудь видел, как это произошло? — спросил он столпившихся вокруг тела матросов. Все покачали головами.

— Думаю, ударился затылком, — сказал один из них, человек по имени Маго.

— Это понятно, — сухо произнес Газдрубал. — Но каким образом?

Маго пожал плечами. Газдрубалу не нравился этот человек. Он считал его ненадежным. В словах Маго никогда не бывало ничего предосудительного, но кое-что в его поведении, легкий вызов, появлявшийся в его лице всякий раз, когда Газдрубал отдавал ему приказание, вероломство во взгляде, беспокоило капитана. Возможно, Маго говорил правду; возможно, и нет. И разве серебряный амулет Абделъмелькарта уже не висит на шее Маго? Ага, вот что исчезло из привычного облика. Он узнал форму амулета, солнечный диск в стареющем месяце. Абдельмелькарт не вышел бы в море без своего амулета, как и он, Газдрубал, без своего. Быстрый этот Маго, быстрый и противный.

Газдрубал оглядел остальных.

— Кто еще может что-то сказать?

— Нам показалось, что мы слышали крик сквозь шум ветра, — ответил Сафат, друг Маго, такой же ненадежный, хотя менее умный. В подобное плавание берешь ту команду, какую удастся набрать. И все-таки Газдрубал не нанял бы Маго и Сафата, если б человек, который готовил судно к рейсу, не настоял на немедленном выходе в море, не дав капитану возможности собрать свою обычную команду.

— Только мы не обратили на него внимания. Подумали, что крикнула птица, — сказал, матрос по имени Мальчус, продолжая за Сафатом. — Но когда рассвело, мы обнаружили его лежащим здесь. Как это случилось, не видели.

«Еще один», — подумал Газдрубал. Матросу не удавалось скрыть ликования при виде тела Абдельмелькарта. Эти двое соперничали за руку красавицы Бодастарт, и Абдельмелькарт оказался победителем. Теперь Мальчус, наверное, думал о том, как лично выразит вдове свои соболезнования. Абдельмелькарт был недоволен, увидев Малъчуса на борту, но Газдрубал убедил его, что лучше пусть этот человек будет здесь, чем в Карт Хадаште, пока он сам находится в рейсе.

Другие закивали, подтверждая его слова. Все, кроме парня, почти мальчишки, который впервые вышел в море. Газдрубал выбрал его для путешествия, потому, что он выглядел смышленым, и наблюдательным. Теперь же парень выглядел настороженным и, пожалуй, даже испуганным.

Газдрубал, махнув рукой, отпустил матросов.

— Возвращайтесь к своим обязанностям, — сказал он. Матросы повернулись, собираясь уходить. — И вот что, Маго, — сказал он, протянув руку. — Амулет, пожалуйста. Для вдовы Абдельмелькарта.

В глазах Маго вспыхнула ненависть, он снял амулет и швырнул его Газдрубалу.

Капитан повернулся снова к телу. Жаль было терять Абдельмелькарта. Он был хорошим матросом, хитроумным, полезным, когда дело доходило до переговоров с местными властями в портах, куда они заходили, но честным в делах с согражданами и товарищами по команде. И такой нелепый несчастный случай, видимо, секундная неосторожность в занятии, которое почти не допускает ошибок.

Но обо что он ударился? На месте соприкосновения должна быть кровь. Капитан коснулся планшира возле лежащего тела. Ничего. Повернулся к кедровому ящику. Крови там тоже не было видно, но он провел пальцами вдоль края. В палец вонзилась заноза, и Газдрубал резко отдернул руку.

Он посмотрел на то место, где занозил палец. Может, кто-то пытался из любопытства открыть ящик? Нагнулся к нему. Следы были, хоть и очень легкие. Под крышку вставили какое-то очень тонкое орудие и попытались ее приподнять.

Капитан снова повернулся и склонился над телом Абдельмелькарта. Его короткого меча не было. Может быть, матрос, поднятый с постели среди ночи, забыл взять его? Маловероятно. Абдельмелькарт очень гордился этим мечом, купленным у солдата-наемника несколько лет назад. Он сказал Газдрубалу, что заплатил за меч серебряную драхму. Наемник не мог устоять перед такой ценой. Но Абдельмелькарт расплатился с ним той монетой, которую накануне вечером стащил у него. Он смеялся, рассказывая, как расплатился с солдатом его собственными деньгами. Да, что тут говорить, Абдельмелькарт был ловким. Может быть, Маго украл и меч? «Вряд ли, — решил капитан. — Времени, чтобы спрятать оружие до появления остальных, было мало. Разве что…»

Он посмотрел вперед, на небо, уже алеющее зарей. За ним наблюдали два человека, Маго и незнакомый парень. Газдрубал подумал, что теперь у него две проблемы. Небо предвещало шторм, притом сильный. И на судне было что-то очень неладное.

— Иди сюда, — сказал капитан парню, нервозно топтавшемуся неподалеку. — Иди сюда, поговорим.

Затем исчез нож Марлен с выкидным лезвием, вслед за ним крупная, во всяком случае, по моим меркам, сумма денег — примерно семьсот долларов, которые Джимми носил при себе.

— Дома мы никогда не запираем заднюю дверь, — сказал он. — Эта страна кишит ворами. В таком отеле нельзя оставлять свои вещи даже на минуту.

Мне хотелось сказать ему, что в Тунисе есть свои проблемы, как и в любой стране, но место это сравнительно безопасное, однако в этом не было смысла. Он уже пришел к твердому мнению. На первый взгляд Джимми, разумеется, был прав: две серьезные кражи за несколько дней. Дело, однако, в том, что он был очень беспечным. Идя к плавательному бассейну, он взял деньги с собой и оставил их вместе с полотенцем, когда стал купаться. Потом, все еще в плавках, пошел наблюдать за игрой в крокет, в которой участвовала его жена. От силы за минуту — скорее, за пятнадцать-двадцать секунд — мимо бассейна прошла почти вся группа. Но каким бы он ни был невнимательным, кражи требовалось прекратить по ряду причин, среди которых не последней была та, что с нами находилась журналистка. Кристи Эллингем сказала, что хочет взять у меня интервью для статьи, которую пишет о нашем туре. Я боялась вопроса или замечания по поводу краж, но она не коснулась этой темы, и ее вопросы удивили меня.

— Весьма необычно вести бизнес с бывшим мужем, не так ли? — начала она, держа правой рукой авторучку над блокнотом, а в левой сигарету.

Я была неприятно поражена, но сдержалась.

— Нас это устраивает, — ответила я. И подумала: «В известной степени».

— Клайв говорил мне, что у вас и раньше был общий бизнес, потом, когда развелись, вы продали магазин.

— Да, — ответила я. На мой взгляд, чем меньше об этом будет сказано, тем лучше. Клайву следовало бы научиться держать язык за зубами. Мне пришлось продать магазин, чтобы отдать ему половину вырученной суммы, хотя бизнес основала я сама, когда мы еще не были знакомы.

— Но теперь вы опять вместе в деле, — сказала Кристи.

— Совершенно верно, — ответила я. — А как вы? Давно пишете для журнала «Фёрст класс»?

— Вопросы задаю я, понятно? — сказала она, но потом улыбнулась, чтобы смягчить резкость своего ответа. — Около десяти лет.

Затем, поняв, что я больше не хочу говорить о себе и Клайве, сменила тему.

— В этом туре у вас очень разношерстная группа, не так ли? Люди из разных мест, с очень несхожими интересами и занятиями.

— Думаю, большинству людей интересно знакомство с иными культурами, и, само собой, сосредоточенность этого тура на истории и археологии делает его необычным.

Я надеялась, что Клайв будет доволен этим ответом, хотя мне не верилось, что эти слова исходят из моих уст. Мне они казались рекламой.

— Взять, к примеру, Эмиля, — продолжала Кристи. — Судя по имени, он француз. Из Франции?

— Да, — ответила я.

— Очень обаятельный, правда? — сказала она доверительным тоном. — Чем он занимается?

— Эмиль нумизмат. Торговец монетами. У него есть нумизматическая компания «ЭСЛ». В сфере древних монет очень влиятельная.

— Как интересно, — сказала журналистка, отхлебнув джина с тоником. Если у Кристи и был недостаток, то это пристрастие к джину. За то время, что мы сидели вместе, это был уже третий бокал, все она приписывала к счету за комнату. Тунис — почти целиком мусульманская страна, спиртные напитки обычно подаются только в заведениях для туристов и даже там стоят чрезмерно дорого. Порция довольно заурядного джина с тоником может доходить до восьми-десяти долларов, а Кристи ежедневно поглощала их несколько. Я принимала мисс Эллингем как гостью, и эти счета каждое утро приносили мне Сильвия или Шанталь, они сочувственно посмеивались, протягивая мне их, а я кляла рекламную инициативу Клайва, которая грозила разорить нас. Все-таки Кристи была довольно любезной, и если мы получим положительную прессу, Клайв, очевидно, сочтет, что оно того стоило. Слава богу за десятикомнатный дом моей кинозвезды. Он спасет нас в финансовом смысле.

— А этот Рик? Он, должно быть, каким-то образом связан с фондовой биржей. — Кристи засмеялась, я тоже. Было невозможно не знать этого о Рике. — Откуда он?

— Из Монреаля, — ответила я.

— В какой компании служит?

Я сказала. Мы перебрали весь список участников тура, откуда они и что мне о них известно. Знала я о членах группы, честно говоря, немного.

— Азизу и Кертиса я, разумеется, знаю, — заключила Кристи. — Меня удивляет, что они здесь, но вам повезло. У них много влиятельных друзей.

— Они приятные люди, — тактично сказала я. И подумала, перейдем ли мы к самому путешествию?

Кристи задала несколько вопросов о планах на ближайшие дни. Я стала поэтичной, говоря о римских развалинах в пустыне, мечети в Кайруане и так далее, на этом наш разговор закончился. «Странное интервью», — подумала я, но «Фёрст класс» своеобразный журнал. Я надеялась, что материал журналистки не окажется набором сплетен, но с таким журналом всегда существует риск.

* * *

Однако дело было сделано, и у меня не было времени на беспокойство по этому поводу. После первого шквала покупок работа по меблировке роздейлского дома шла не так успешно, как я надеялась. Я нашла множество ковров, в том числе замечательных, и мебели, но мне очень хотелось найти необычные декоративные элементы, которые объединят все, и пока что не видела ничего такого, что оказалось бы подходящим. Времени на поиски у меня было меньше, чем я рассчитывала. Мысль передать по приезде группу кому-нибудь другому и лишь время от времени давать мудрые советы по антиквариату представляла собой неосуществимую мечту.

Прежде всего, нравилось мне это или нет, требовалось руководить туром, удовлетворять нужды и желания людей. Кормить ненасытного Бена, успокаивать нервозность Марлен и Честити в чужой стране. Держать Кертиса с его ревнивой натурой подальше от Эмиля, который имел скверную манеру флиртовать, сам не сознавая того. И держать Джимми с его предрассудками подальше от Эда, отвечавшего на замечания Джимми своими язвительными замечаниями. Мой союзницей здесь, хотя мы ни разу этого не обсуждали, была Бетти, жена Джимми.

А потом несовершеннолетняя Честити, совершенно оригинальная. Для нее все было «трагично». «Мне скучно, — постоянно твердила она. — Я устала. Хочу вернуться в гостиницу. Мне жарко». Все равно, что иметь дело с плаксивым младенцем. Я не представляла, как это терпит ее мать и почему не делает ей замечаний.

Честно говоря, в группе были и легкие люди. Клифф был приятным человеком, хотя и несколько забывчивым, и Нора, несмотря на чрезмерно заботливое отношение к нему, не доставляла никаких неприятностей. Сьюзи тоже казалась довольной почти всем. Я иногда задумывалась, с какой стати она пустилась в путешествие, если больше интересовалась людьми в группе, чем достопримечательностями, видимо, знакомства с новыми людьми и были ее целью. Азиза, казалось, получала удовольствие от путешествия, и, хотя я слышала о ее замашках примадонны на демонстрациях мод, здесь их не наблюдалось.

Но больше всех отнимал у меня времени, мешая заниматься покупками, Рик. Оставляя в стороне его неуемную потребность говорить по телефону и мои геркулесовы усилия отыскивать его в самых укромных местах — его сотовый телефон работал хуже, чем он ожидал — я, признаюсь на основании скудных улик, предполагала в нем отвратительную склонность к воровству. Поэтому решила следить за каждым шагом Рика, и, если поймаю его на месте преступления, он улетит первым же самолетом. Я ненавязчиво держалась как можно ближе к нему и никогда не оставляла его совершенно одного надолго. Если во время ужина Рик уходил в туалет, я придумывала какой-нибудь предлог и шла следом, наблюдая за ним, пока он не входил в свою комнату, а потом возвращался к столу.

Когда все расходились по комнатам на ночь, наступало облегчение. Тут я получала возможность погулять по территории гостиницы, глядя на городские огни, вдыхая крепкий аромат ночных цветов, иногда выйти за ворота и пройтись по вымощенным булыжником улицам города, наслаждаясь одиночеством. Я решила, что Таберда лучше всего ночью, когда туристы расходятся, оставляя улицы кошкам, носящимся в напоенном ароматом жасмина воздухе, словно маленькие привидения.

* * *

Однако в тот вечер, когда Кристи брала у меня интервью, удовольствие мне испортил Рик, я увидела, как он вышел украдкой в одни из ворот — не те, где стоял охранник — и пошел вниз по склону холма. Мне стало любопытно, куда он в такой поздний час. Я с беспокойством последовала за ним в отдалении, сторонясь уличных фонарей. Мысль оказалась удачной, потому что примерно на середине склона Рик встретился с Кертисом Кларком. Меня это удивило, они до сих пор не общались друг с другом. Парочка продолжала спускаться по главной улице к нижнему городу мимо закрытых до утра магазинов и маленьких белых домов, сквозь ставни которых пробивались полоски света. На кольцевой транспортной развязке внизу, где лишь несколько полуночников все еще сидели в кафе, они свернули налево по другой жилой улице, потом направо по крутой, неровной тропе, ведущей к гавани. Я держалась позади них в темноте, на таком расстоянии, чтобы не попасться им на глаза, а самой не потерять их из виду.

Тропа была поистине предательской для тех, кто с ней незнаком — крутой, с камнями, делавшими поверхность неровной и ухабистой. По звукам поцелуев, нежному воркованию и редким страстным вскрикам было ясно, что это излюбленное место любовных парочек.

Луна в ту ночь была полной, и наверняка только благодаря ей я не сломала лодыжку. Но это еще означало, что если кто-то из этих двоих обернется, то увидит меня. Трудно было идти в лунном свете по этой тропе и при этом не терять обоих из виду. В одном месте тропа резко повернула, и они скрылись. Я ускорила шаг и, когда они остановились посреди тропы, едва не наткнулась на них.

Я стала подкрадываться, держась в темноте на обочине и стараясь услышать, что они говорят. Сперва я слышала только негромкое бормотание, но слов разобрать не могла. Голос Кертиса звучал сердито, Рика — почти испуганно, он мямлил, что это не его вина. Я приблизилась.

— Я говорил, чтобы ты позаботился об этом, бестолковый кретин, — сказал Кертис.

Рик пробормотал что-то похожее на «Обещаю, что мы это получим», но я не была уверена, что расслышала правильно. Он стоял спиной ко мне, и его слова заглушал ветерок с моря.

— Возвращайся в гостиницу, — отчетливо произнес Кертис. — Если ты на это не способен, то способен я.

Рик после нескольких слов протеста резко отвернулся от своего спутника и пошел вверх по холму. Я поспешно бросилась в кусты у обочины и при этом наткнулась на парочку, скажем, в судорогах экстаза. Мужчина, хоть и, наверняка, испугавшийся, выпалил в мою сторону несколько ругательств — я не знаю арабского, но почти уверена, что среди них было слово «извращенка» — когда я проходила мимо парочки, чтобы укрыться за деревом. Рик, видневшийся силуэтом в лунном свете, остановился на секунду и вгляделся в темноту, но, видимо, решив, что там только любовники, и, очевидно, тоже не зная арабского, пошел дальше. Мне было слышно, как он ступает, слегка приволакивая ноги, словно побитый. Я оставалась за деревом, и парочка, явно раздраженная моим присутствием, взяла себя в руки и, крадучись, ушла. Мой расчет и был таким — они не захотят, чтобы кто-то узнал об их пребывании там, и потому не поднимут шума.

Я постояла несколько минут, ожидая, что Кертис тоже пройдет мимо, но он не появлялся. Мне никак не хотелось, чтобы меня увидел тот или другой. Мое появление в этой части города в такое время потребовало бы объяснения, которое даже при моем живом воображении придумать было трудно. Я подумала, можно ли вернуться в гостиницу другой дорогой, если спуститься вниз, и решила, что можно, только не пешком, так как потребовалось бы взбираться по очень длинному и крутому склону холма, на котором стоят гостиница и город. Хорошо бы взять такси в гавани, но ночью его вряд ли там найдешь.

Наконец, решив, что не могу ждать всю ночь, я вышла на тропинку, прислушалась, не слышно ли шагов внизу, и вздрогнула от стука катящихся сверху мелких камешков. Подумав, что это возвращается Рик, я попыталась быстро юркнуть снова в темноту, но при этом подвернула ногу. Несмотря на старания сохранять тишину, громко выдохнула. Раздался такой звук, словно кто-то наверху потерял было равновесие на скользком склоне. Я затаила дыхание и напряженно прислушалась. Казалось, что человек наверху тоже прислушивается. К моему облегчению, через несколько секунд снова послышались шаги вверх по тропинке.

Я посидела на обочине, пока пульсирующая боль в лодыжке слегка не унялась, а потом быстро, как только могла, заковыляла вверх. В нескольких метрах впереди, примерно там, где, на мой взгляд, останавливался таинственный прохожий, что-то блестело в лунном свете. Я наклонилась и подняла блокнот Кристи Эллингем. Узнала его сразу же по кожаной обложке с металлическими уголками. Я решила, что на холме надо мной была Кристи. Должно быть, она обронила блокнот, когда поскользнулась. Я сунула его в сумочку и медленно, осторожно пошла к гостинице, надеясь, что бар еще открыт и я смогу взять там лед, чтобы приложить к лодыжке.

* * *

Бармен уже готовился к закрытию, и гостиная была почти безлюдна, когда я вошла, стараясь не хромать. Ни Кристи, ни Кертиса там не было, но Рик был, перед ним стоял большой недопитый стакан, и ему подавали другой. Он выпивал перед сном с Брайерсом Хэтли и каким-то неизвестным мне человеком. Все трое оживленно разговаривали и не слышали моего приближения до последней секунды.

— И не суйтесь, — услышала я слова Брайерса. — Предупреждаю вас.

— Не грозите мне. Я наслушался угроз, — ответил Рик. — Вы…

Тут при моем появлении все умолкли. Незнакомец, молодой человек с темными глазами и волосами, глянул на меня и отвернулся.

Я придала лицу невинное выражение и приветливо улыбнулась.

— Добрый вечер, джентльмены. Я пришла просто взять льда. Увидимся завтра утром, завтрак ровно в половине восьмого. У нас будет замечательный день на мысе Бон.

Все с подозрением посмотрели на меня, наверняка задаваясь вопросом, что я услышала, но я ничем не выказывала, что до моего слуха донеслось хотя бы слово. Молодому человеку меня не представили.

«Что здесь происходит? — с раздражением подумала я. — О чем могли разговаривать эти люди? Позаботься о чем-то, не суйтесь, и кто знает, что еще. С какой стати Брайерс угрожал одному из членов нашей группы? Господи, это историко-археологический тур, а он археолог! Сказать ли ему что-нибудь по этому поводу?»

Я осторожно поднималась по лестнице, с силой опираясь на перила, чтобы пощадить лодыжку, когда Брайерс с незнакомцем вышли из бара и скрылись в ночи. Рик остался и допивал виски. Я подумала, что он потребует у бармена до закрытия еще порцию. Войдя в свою комнату, я бросила на ночной столик блокнот Кристи — быстрый взгляд на первую страницу подтвердил, что блокнот принадлежит ей, хотя я в этом почти не сомневалась — приложила лед к лодыжке и в раздражении стала готовиться ко сну.

* * *

Около часа я ворочалась от боли в лодыжке, вновь и вновь репетируя, что скажу Брайерсу, кляня его, Рика и Кертиса. Что Рик обещал раздобыть? Блокнот Кристи? Он валялся прямо на тропинке. И все же, если б луна не светила так ярко, я бы тоже его не заметила. Может быть, они говорили вовсе не о нем? Весь этот эпизод вызывал у меня раздражение. Более того, блокнот на ночном столике манил меня. Что собиралась писать о нас Кристи? Не падай так низко, сказала я себе. Но что делала Кристи на той тропинке? Шпионила, как и я?

В конце концов я поддалась искушению и включила свет. То, что обнаружила в блокноте, вызвало у меня такой гнев, что потемнело в глазах. Кристи Эллингем вела список того, что считала недостатками историко-археологического тура, организованного компанией «Макклинток энд Суэйн», недостатками, которые, вне всякого сомнения, в свое время будут преданы гласности на страницах журнала «Фёрст класс». Например «Нет Лифта!!», «Нет Диет-колы!!», «Скучные Развалины!!», «После Десяти Вечера Нет Обслуживания в Номерах!!!». И даже, поскольку она явно не ограничивалась пребыванием в гостинице, «Странная Свора Туристов!». Все замечания акцентировались заглавными буквами и восклицательными знаками, количество последних, видимо, указывало глубину ее недовольства. Список был длинным, очевидно, мог удлиниться еще больше, и поэтому описание тура должно было представлять собой рекламную катастрофу, а не триумф, как мечталось Клайву.

Улыбавшаяся, сыплющая комплиментами Кристи не высказывала ни одного из этих замечаний, только записывала их в блокнот. Замечания ее в основном были несправедливы. Правда, лифта в «Auberge du Palmer» не было, но гостиница всего лишь двухэтажная, тут много услужливой прислуги, являвшейся на каждый ее вызов, поднимать на второй этаж Кристи приходилось только собственный вес. И, разумеется, можно было обходиться несколько дней без диет-колы. К тому же для меня являлось значительным облегчением, что после десяти вечера не было обслуживания в номерах, Кристи уже не могла заказывать выпивку.

Я редко ощущала такой гнев, как в ту минуту, и такую беспомощность тоже. Мысля рационально, я сомневалась, что Кристи могла бы уничтожить компанию «Макклинток энд Суэйн». Как-никак бизнес у нас не туристический. Но она могла бы серьезно нам навредить и, более того, дурно повлиять на дела гостиницы. Все служащие, включая Сильвию и Шанталь, изо всех сил старались угодить ей. И это путешествие не стоило ей ни цента. Мы и гостиница оплачивали все, даже ее поездки на такси. Мне хотелось наорать на нее, сказать, как она неразумна.

«Успокойся, Лара», — сказала я себе. Все будет замечательно. Все остальные довольны путешествием. Возможно, они напишут редактору. Поддержка Азизы и Кертиса нам определенно не повредит. И Эмиль должен разбираться в этих вопросах.

Сказать ли что-нибудь Кристи? Пожалуй, не стоит. Я непременно выйду из себя. Сообщить Клайву? Он будет ужасно разочарован. Но справится с разочарованием. Всегда справлялся. И, что бы они ни написала, мы это переживем. Но у меня все-таки мелькнула мысль подсыпать ей в джин яду.

Но даже эти несправедливые замечания не шли ни в какое сравнение с тем, что я обнаружила в конце блокнота под заголовком «Разобраться». Я не совсем понимала, что это значит, но то, что увидела, мне не понравилось. Мисс Эллингем записала инициалы всех членов группы и в нескольких случаях сделала отвратительные измышления. «КК — нахлебник или шантажист? Азиза — слишком уж тощая. Наркотики? Сен-Лоран — что-то вертится в памяти — мошенник? ЧШ — комплекс Лолиты. Жестокий отец? Навести справки о РР — что-то неладное. НУ — шваль из жилого автоприцепа и ловкая мошенница. Навести справки о ней и КФ. БМ и ЭЛ — дядя и племянник? Нет!». Список продолжался и продолжался, и легкое облегчение от того, что рядом с ЛМ ничего не было приписано, не улучшило моего настроения.

Может, с ее стороны то было лишь праздное любопытство, но это очень походило на обвинение Кертиса — если под КК имелся в виду Кертис Кларк — в шантаже. Некоторые замечания были просто ругательными, как наименование Норы, то бишь НУ, швалью из жилого автоприцепа. Да, верно, эта женщина не умела одеваться и пользовалась такими духами, от которых пахла скорее салатом, нежели цветком, но называть ее так было просто недоброжелательностью. И да, казалось, она имеет какую-то власть над Клиффом, их отношения были несколько неясными. Что касается Бена и Эда, такими ли были их отношения? Может, они старались быть сдержанными, чего нельзя сказать о Кристи? Но обвинение юной девушки в том, что она — Лолита, намек, что с ней жестоко обращались, немало меня покоробили. Больше всего меня мучило то, что я помогла ей составить этот список, разумеется, сама того не сознавая, во время нашего разговора. Она не брала у меня интервью, она выпытывала у меня сведения. Ее определенно требовалось остановить.

Может быть, для этого потребуется мой собственный список: сколько джина выпивала эта отвратительная женщина? Уволит ли ее наниматель, если узнает об этом? Расписки у меня были. Как отнесется наниматель к этому списочку? Сочтет ли, что Кристи больше не достойна работать в этом элитарном журнале или похвалит ее за блестящую изобретательность?

«Прекрати, — сказала я себе. — Не опускайся до ее уровня. Что из того, что она сочла Кертиса нахлебником?» Я и сама так подумала. Что до РР, я достаточно слышала в этот вечер, чтобы решить — тут есть что-то неладное, не говоря уж о том, что, возможно, он вор.

Мне пришло на ум, что у меня есть еще одна проблема: как быть с блокнотом. Скверно было уже то, что я нашла его в таком месте, где не должна была бы находиться, но теперь, когда прочла записи, положение значительно ухудшилось. Спрятать блокнот в своем багаже? Нет, сознание, что он там, сведет меня с ума. Отвезти в город и бросить в мусорный бак вдали от гостиницы? Или набраться смелости и отдать блокнот журналистке во время завтрака, сказав, что нашла его снаружи? В таком случае намекнуть ли, что я прочла записи или просто сказать: «Кристи, кажется, это ваш?».

Я старательно переписала оба списка — видит Бог, они могли мне потребоваться, а я, естественно, не собиралась просить портье сделать для меня копию — затем погасила свет и, как ни странно, уснула, несмотря на тяжелый гнет вины и гнева. Проснулась очень рано с мыслью, что Кристи вскоре обнаружит пропажу, если уже не обнаружила. Я не встретилась с ней, когда возвращалась в гостиницу, значит, если она и ходила искать блокнот, то уже потом. Снова идти по той тропинке среди ночи мне определенно не захотелось бы, надо полагать, и ей тоже. Видимо, она не могла точно знать, где его обронила. Если немедленно подняться, можно бросить его в кусты возле главных ворот. Хотя на территорию гостиницы вело три входа, ночью можно было войти только в главные ворота, отперев замок ключом, ключи были у всех постояльцев на тот случай, если они вернутся поздно. Кристи должна была пройти через них, если только не предпочла подняться от пляжа по склону холма, совершить подвиг, на который я уже сочла себя неспособной. Кристи, судя по ее жалобе на отсутствие лифта, тоже вряд ли могла на него отважиться. На завтрак она всегда приходила последней, к этому времени садовник мог найти блокнот и отдать портье. Если так не получится, я сама могла выйти несколько позже, предпочтительно с кем-нибудь из членов группы на роль свидетеля, и «найти» его, сказав: «Там, в кустах, что-то лежит? О, смотрите. Блокнот». Что-нибудь в этом роде.

* * *

Я надела шорты, свитер, обулась в кроссовки, оберегая все еще распухшую ступню, и повесила на плечо сумочку с ее неприятным содержимым. Думала, что смогу проскользнуть незамеченной, но ошибалась. Служащие уже накрывали столы к завтраку, и Сильвия приветливо помахала мне. Несколько членов группы уже поднялись. Кэтрин читала любовный роман в гостиной, подле нее стояла чашка чая, а Клифф спрашивал у портье, пришел ли вчерашний номер «Интернейшнл геральд трибюн». Эмиль стоял у одного из эркеров, глядя наружу. Из верхнего коридора слышалось, как Джимми бранится по какому-то поводу, его жена негромко бормотала.

— Мы еще накрываем, но можем дать вам кофе, — крикнула мне Сильвия.

Несмотря на соблазнительные ароматы горячих круассанов с шоколадом и кофе, мне требовалось выполнить свою неприглядную задачу.

— Спасибо, но я отправляюсь на утренний моцион, — ответила я. — Скоро вернусь.

— Неужели займетесь бегом трусцой? — неодобрительно спросила Сильвия.

— А, Лара, — произнес за моей спиной Брайерс. Я вздрогнула при звуке его голоса, блокнот в сумочке нервировал меня. — Извините, что напугал, — сказал он, когда я повернулась к нему. Его сопровождал тот молодой человек, которого я видела накануне вечером. — Я как раз собирался оставить вам записку. Можем мы немного поговорить наедине?

— Хорошая мысль, — ответила я. Мне тоже хотелось кое-что сказать ему.

— Извините, но я вынужден уехать на несколько часов. Хеди — прошу прощенья, я не представил вас друг другу. Лара, это Хеди Масуд, инспектор работ, которыми я руковожу, в мое отсутствие он замещает меня. Хеди, это мисс Макклинток.

Мы обменялись кратким рукопожатием.

— Хеди только что сообщил мне о проблеме, требующей моего присутствия, — продолжал Брайерс. — Я поговорил с Джамилей. Она вполне способна быть экскурсоводом сегодня утром. Вам предстоит просто обзорный тур на мыс Бон. Во второй половине дня я присоединюсь к вам на раскопках пунического города Керкуана и объяснюсь со всеми. Право, мне очень жаль, но тут ничего не поделаешь.

— Ничего, Брайерс. Раз присоединитесь к нам около двух часов в Керкуане, никаких проблем не возникнет. Однако я хотела бы поговорить с вами об одном деле, — добавила я, отводя его чуть в сторону, чтобы Хеди не слышал нас. Я осознала, что все еще очень сердита на Брайерса. — О неприятном разговоре, который вы вели вчера вечером с Риком.

— Я боялся, что вы подслушаете нас. Уверяю, больше этого не случится.

— Но…

Мне хотелось объяснения.

— Больше этого не случится, — твердо повторил он и повернулся. Казалось, наш разговор окончен. Мне было досадно, хотелось более полного объяснения, но на уме у меня была неотложная задача, и я молча смотрела, как они с Хеди уходят, после чего вышла наружу для выполнения своего замысла.

Только начинало светать, на горизонте розовела полоска зари, и с минарета несся над городом навязчивый, протяжный призыв муэдзина к первой молитве. Я чуть содрогнулась от утренней прохлады, потом оживленно пошла, высматривая приверженцев утреннего моциона. Сделав несколько шагов, встретила возвращавшуюся в гостиницу Азизу. Меня удивило, что все уже поднялись, но ведь я же сама сказала, что в этот день мы рано выедем.

— Замечательное утро, правда? — сказала Азиза. — И место восхитительное. Пойду разбужу Кертиса. Он упускает лучшее время дня.

Не думала ли она, что Кертису нужно еще немного поспать после поздней прогулки? Они жили в одной комнате, она должна была знать, что его не было в гостинице. Я вдруг подумала: «Может, она накачалась наркотиками и понятия не имела, в номере муж или нет?». Это предположение я отвергла с легкой досадой. Беда с такими людьми, как Кристи Эллингем. Они позволяют себе грязные намеки, голословные обвинения, которые никогда не пришли бы тебе в голову, и ты неожиданно начинаешь искать подтверждающие их улики. Азиза не принимала наркотиков. Все в группе могли бы сказать, почему она такая поджарая. Она мало ела. Всегда лишь ковырялась в еде, говорила, что очень вкусно, но она не особенно голодна. Возможно, у нее были проблемы с аппетитом, но никак не с наркотиками. Кристи ошибалась. Никто не знал этих обвинений, кроме меня, разумеется, и я не должна была их знать. «Избавься от этого отвратительного блокнота, — сказала я себе, — как можно скорее. И забудь все, что там написано».

Подойдя к воротам, я опасливо огляделась. Мне не хотелось, чтобы кто-то из моих подопечных догнал меня и сказал, что я что-то обронила. И я не хотела видеть Брайерса. Мой праведный гнев на его поведение прошлым вечером ничего бы не стоил, если б он знал мои намерения. Не увидев никого, я швырнула блокнот в кусты возле тропинки, потом, не оглядываясь, направилась к ведущей в город дороге, испытывая лодыжку, которая, к моему облегчению, болела гораздо меньше. Дойдя до главной улицы, увидела бегущую Нору. Она помахала мне, пробегая мимо вверх по склону, почти не вспотев. От нее далеко отставала маленькая Сьюзи, ее ярко-рыжие волосы липли ко лбу, майка влажно облегала полное тело. Поднимаясь по склону, она тяжело дышала. Я пристроилась к ней.

— Если Нора смогла, значит, и я смогу, — пропыхтела она. И внезапно остановилась. — Нора сбросила за год сорок пять фунтов. Сорок пять! — воскликнула Сьюзи, утирая заливающий глаза пот. — Просто начав бегать трусцой. Теперь она бегает марафонские дистанции. Это двадцать шесть миль или километров или чего там еще, так ведь? Не думаете, что это поразительно?

— Поразительно, — согласилась я.

— Кроме того, Нора качает мышцы. Видели, какие у нее руки? А у Норы на это очень мало времени, — продолжала Сьюзи, ловя ртом воздух. — Она постоянно заботится о Клиффе. Знаете, посвятила ему год жизни после кончины его жены. У бедняжки был рак. Умирала несколько месяцев. Я рада, что Артур скончался скоропостижно. Для меня это было жутким потрясением, только что был живым — и вдруг умер. Но это лучше, чем участь жены Клиффа. Ему повезло, что Нора жила по соседству. И его жене тоже. Нора навещала их в последние недели ее жизни, перебралась к ним и сидела у ее постели день и ночь, потом заботилась о нем, когда у него начались нелады с сердцем. Видимо, от переживаний при виде того, как жена умирает. Вот почему она постоянно требует, чтобы он отдыхал. Ей пришлось бросить работу, чтобы заботиться о них обоих. И оставить квартиру. Думаю, жизнь у нее несладкая. Она моложе его, по меньшей мере, на двадцать пять лет. Но не жалуется. И он обещал заботиться о ней. У них есть какое-то юридическое соглашение. Нора окончательно переехала к нему. У него очень большая квартира. Она говорит, отношения у них чисто платонические, — прошептала Сьюзи. — Я спрашивала ее.

— Да не спрашивали! — невольно воскликнула я. Эта женщина была неисправима.

— Спрашивала, будьте уверены, — ответила она. — Нужно было спросить, разве не так? Похоже, моя соседка по комнате влюблена в Клиффа, и я должна была узнать, как они живут. Ой! — хихикнула она, прикрыв рот ладошкой. — Получилось двусмысленно. Ладно, надо бежать. Болтая с вами, я никогда не похудею. Если Нора смогла, значит, и я смогу, — повторила Сьюзи. — Знаете, мне нужно найти нового мужа. Нельзя вечно оставаться вдовой. Как думаете, Артур не был бы против?

— Думаю, нет, — ответила я. Однако у меня не было сомнений, что Сьюзи лучше искать мужчину, который оценит ее такой, как есть, чем любителя стройных женщин, какой, видимо, ей никогда не стать.

— Наш тур в этом отношении превосходен, — снова обратилась она ко мне. — Столько холостых мужчин! Обычно в туры ездят пожилые вдовы, вроде меня. Кэти интересуется Клиффом, поэтому для меня он исключается. Эмиль — холостяк, подходящего возраста, утонченный иностранец. Но, пожалуй, это не мой тип. Как думаете?

На этот вопрос я предпочла не отвечать.

— Марлен тоже поглядывает на него — я имею в виду Эмиля, — продолжала Сьюзи, чуть переведя дыхание. — Хотелось бы, чтобы эта женщина построже держала в руках свою дочь, но, видимо, она еще не совсем оправилась после развода. История отвратительная. Муж ушел и связался с особой немногим старше Честити. Дело довольно обычное. Однако не особенно порядочное. Видимо, Марлен очень подавлена и не обращает внимания на поведение дочери. Правда, с этой девушкой что-то неладно. Потом Брайерс…

Сьюзи сделала всего секундную паузу.

— Он очень миловидный. Для меня слишком молод, а что скажете вы? У вас никого нет, так ведь? Я почти уверена, он разведен или скоро разведется. Далеко не самый плохой выбор. Не думаете, что вам пора махнуть рукой на свой развод и заново устраивать жизнь? Потом, разумеется, Рик, но для всех нас он слишком молод, сколько бы ему ни было лет на самом деле. А что скажете о Бене? Хорошая партия. Гарвард. Не думаете, что он — «сами-знаете-кто», как считает Джимми? Мне все равно, но это сказывается на его привлекательности.

— Понятия не имею, — сказала я, ухитрясь ворваться в этот поток слов. — Однако вам нужно поспешать, если хотите догнать Нору и не пропустить завтрак!

Господи, до чего же надоедливая болтушка! Говорила ли я ей, что разведена? Видимо, да, в первый вечер. Наверное, дали знать себя нарушения биоритмов. Однако я невольно восхищалась ее решительностью, видя, как она бежит вслед за Норой, которая виднелась вдали крохотным пятнышком. И ее бесцеремонностью. Я сама интересовалась отношениями между Норой и Клиффом, но ни за что не отважилась бы спросить. Собственно говоря, после того как видела инсинуации Кристи, я скорее бы умерла, чем задала кому-то из группы личный вопрос.

— По-моему, вам годятся Брайерс или Эмиль, — крикнула, обернувшись, Сьюзи. — Приберегите для меня булочку с шоколадной начинкой. Или две. Они очень маленькие.

Мне было немного жаль, что не удалось направить Сьюзи к гостинице, чтобы она могла найти блокнот. Если кто его и углядел бы, то Сьюзи; от ее орлиных глаз не ускользало ничто. Однако было ясно, что она будет бежать вслед за Норой. Одна. Я повернула обратно и, надеясь избежать очередной встречи с Брайерсом, пусть он и очень миловидный, вошла в другие ворота, в дальнем конце сада. И медленно зашагала по тропинке через апельсиновую рощу к плавательному бассейну, наслаждаясь этим днем.

От теплой воды поднимался туман, и, поскольку солнце уже поднялось выше, в ней отражались шезлонги и зонты ярких цветов, зеркально перевернутый превосходный маленький мир. Я остановилась полюбоваться. На одном из шезлонгов лежали аккуратно сложенные брюки и рубашка для гольфа, рядом стояла пара сандалий, а возле бассейна лежало полотенце.

И тут я осознала, какой недостаток наверняка появится в Списке после «Скучных развалин!!» — «Мертвое тело в плавательном бассейне!!!!».

Рик Рейнолдс в изумрудно-зеленых, наверняка новеньких плавках, лежал на дне в мелком конце бассейна. Над его головой медленно расходилась легкая красноватая дымка. Я поняла, что он мертв, еще до того, как подошла к нему.

 

4

— Что ты видел? — спросил Газдрубал парня. Море становилось более бурным, небо более темным, и парню, непривычному к жизни в море, приходилось крепиться.

— Ничего, — ответил он.

Капитан пристально посмотрел на него.

— Но тебя что-то напугало.

Парень слегка перенес вес тела на другую ногу, приспосабливаясь к качке.

— Тень, — ответил он. — То была всего лишь тень.

— Расскажи об этой тени, — негромко сказал капитан. Он заметил, что парень поглядывает на еду на его столе. — Сперва поешь, — добавил он, накладывая в миску каши.

— Я услышал вскрик, — заговорил наконец парень. — Я прятался в укрытии. Моросил дождь, было холодно, Я натянул одежду на голову и укрылся, как смог. Этот вскрик… — Парень сделал краткую паузу. — Он прозвучал мучительно. Я понял — случилось что-то страшное. Потом послышался звук падения. Но я побоялся вылезти и взглянуть в темноту. Как только начало светать, я выбрался из укрытия, встал и увидел Абдельмелькарта.

— Он выглядел так же, как и при первом моем взгляде на него?

— Не совсем, — неохотно ответил парень. Капитан ждал. — Лежал ближе к кедровому ящику. Маго…

Парень умолк.

«Боится сказать что-то дурное о Маго», — подумал со вздохом Газдрубал.

— Маго передвинул тело, когда снимал серебряный амулет. Как он передвигал его? Как лежал Абдельмелькарт, когда ты его только что увидел?

— Ничком, — ответил парень. — Маго перевернул его, чтобы, снять амулет.

«Ничком, вот как? — подумал Газдрубал. — После того как ударился затылком. Странно. Упал навзничь, стукнулся головой и после этого оказался лежащим вниз лицом».

— А тень?

— Было все еще темно, — ответил парень. — И шел дождь. Мне показалось, что я увидел что-то, какую-то тень, отходящего человека. Но наверняка ошибся, — с жалким видом добавил он. — Я закричал, подбежали другие. Однако было поздно. Абдельмелькарт не дышал.

— Подумай, как следует, — сказал Газдрубал. — Откуда прибежали другие?

— Со всех сторон, — удивленно ответил парень. — С носа, с квартердека, с кормы…

— А Маго?

— Кажется, с кормы, — ответил парень. — Хотя не уверен. Мертвец… дождь. Не знаю.

— А тот, кого команда называет незнакомцем? Хранитель особого груза?

— Кажется, я совсем его не видел.

Капитан достал из мешочка, который носил на шее, две серебряные монеты.

— У меня есть для тебя поручение, — сказал он парню, — за которое я щедро заплачу.

Парень понял, что монеты предназначаются ему, и широко раскрыл глаза.

— Обыщи судно везде, где только сможешь.

— Что искать? — спросил парень.

— Две вещи. За две монеты, — ответил Газдрубал. — Два предмета, которые мне нужны. Когда найдешь, оставь их на месте, немедленно иди ко мне и скажи, где они. Первая вещь — короткий меч. Знаешь, как они выглядят? Мечи, которыми пользовались наемники из западных стран, когда сражались в войсках Карт Хадашта?

Парень кивнул, и капитан продолжал:

— У этого меча на эфесе искусно вырезана конская голова.

Парень кивнул снова.

— А другая?

— Точно сказать не могу. Возможно, крепкий кусок древесины, что-то увесистое. — Газдрубал сделал краткую паузу. — Со следами крови. Найди оружие, которым убили Абдельмелькарта.

Глаза парня расширились снова, но он промолчал.

— Понимаешь, что говорить об этом нельзя никому?

— Да, — прошептал парень.

— Отлично, — сказал Газдрубал. — Вот одна монета авансом. Другую получишь, когда придешь с сообщением. Теперь можешь идти.

Парень взял монету и уставился на нее, держа на ладони. Потом повернулся к двери.

— И вот что, Карталон, — очень тихо сказал капитан в спину уходящему. — Будь очень, очень осторожен. Тени могут быть опасными.

— Лара, — громко заговорил Клайв обвиняющим тоном, — мне только что позвонил репортер из «Нейшнл пост», по поводу материала, который пишет для завтрашнего номера газеты. О каком-то несчастном случае в нашем туре!

— Рик Рейнолдс мертв, — сказала я, держа трубку в отдалении от уха.

— Мертв! Как это мертв? — произнес он еще громче.

— Лишился жизни. Скончался. Перешел в лучший мир. Мертв.

— Мертв! — повторил Клайв. — Лара, я имел в виду рекламу не подобного рода.

— Конечно, Клайв, но я не могу быть в ответе за дурака, который пошел купаться один, пока все спали, и очень глубоко нырнул в очень мелкий бассейн, — сказала я. — Прямо возле предостережения на четырех языках не делать этого.

— О, — произнес он. — Понятно. Ну, что ж, придется преподнести случившееся в наилучшей по возможности упаковке.

Опять одно из этих несносных рыночных выражений.

— Преподнеси, Клайв, — сказала я.

— Ты очень раздражена, да? — спросил он. — Как восприняли это остальные?

— На удивление, спокойно, — ответила я.

Так оно и было. Это явилось проявлением общей неприязни к Рику с его вечными «послушайте», бесконечной болтовней о том, как он значителен и деловит, с неспособностью установить какие-то отношения с остальными членами группы, и после выражений ужаса — уверена, искренних — все, казалось, вели себя, как прежде. Вскоре после полудня мы усадили всех в автобус и отправили осматривать развалины пунического города Керкуана.

— Собственно говоря, — добавила я, — кажется, единственное, что сейчас всех беспокоит, — как мы проведем четырехчасовой обзорный тур на мысе Бон, в который не смогли поехать утром из-за полицейского расследования.

* * *

— Идиот, — сказал, узнав о случившемся, Джимми, наверняка выражая отношение большей части группы. — Там же громадными буквами написаны объявления «Не нырять». Он что, прочесть не может?

— Теперь уже не может, — сказал Эд.

— Тише ты, Джимми, — сказала Бетти. — Нужно иметь побольше уважения к покойному.

— Скверное дело, — сказал Бен, глядя на труп. — Как думаете, завтрак уже подали?

— Как вы можете сейчас есть? — спросила Честити. — Это бесчувственно.

На сей раз я согласилась с ней.

— Mors certa, hora uncerta, — ответил он. — Смерть определенна, час не определен.

Нора не появилась совсем. Я решила, что она вернулась с пробежки в гостиницу, не видя, что произошло. Сьюзи появилась некоторое время спустя, но она была заметно подавлена, возможно, из-за усталости в попытке сравняться с Норой.

Собственно говоря, сильные эмоции выказала только Марлен. Ее поведение было похоже скорее на манеры ее дочери, она вопила так громко, что мне едва не пришлось зажать уши, потом привалилась к Эмилю, тот стоял со странным выражением лица, поглаживая Марлен по голове.

Однако приятной новостью было то, что гостинице нечего бояться из-за смерти Рика. Глубина бассейна была указана очень отчетливо в метрах и футах, там были бросающиеся в глаза объявления, как указал Джимми, гласящие «НЕ НЫРЯТЬ» на арабском, французском, английском и немецком языках. Владельца гостиницы, Хелифу Дриди, немедленно вызвали после неудачных попыток оживить Рейнолдса. Все переговоры с полицией, спасибо ему, вел он, и сомнений относительно того, что случилось, как будто бы не было. Рик еще затемно пошел купаться и нырнул там, где глубина всего три фута. В результате череп его оказался проломлен, однако впоследствии причиной смерти официально было названо утопление. От удара головой о дно он потерял сознание и умер в воде. Руководивший расследованием офицер полиции действовал в высшей степени небрежно и очень сжато подвел итог случившегося.

— Глупый турист, — произнес он, захлопывая блокнот с какой-то окончательностью.

Другие оказались более добросердечными.

— Пожалуй, удачно, что он умер, — сказал Хелифа, держа при этом Шанталь за руку. — Иначе почти наверняка дело бы окончилось параличом.

Хелифа и Шанталь были, мягко говоря, близки. Я почти не сомневалась, что у него есть жена, но он и Шанталь, казалось, были вполне довольны существующим положением. Я понятия не имела, основывает ли Хелифа свои замечания на знании того, что случалось с людьми, делавшими то же, что и Рик, или просто ее утешает. Если последнее, ему вряд ли это удалось.

О происшествии сообщили в канадское посольство, и служащие принялись за приготовления для отправки тела домой. Местная туристическая компания, контролирующая наши маршруты в Тунисе, к моему большому облегчению, тоже прислала человека заниматься этой проблемой, и после первого шока все пошло гладко.

* * *

— Никто не потребовал деньги обратно или еще чего-нибудь? — нервозно спросил Клайв.

— Нет, — ответила я.

— Уже хорошо, — сказал Клайв. — А что Кристи Эллингем? Как она восприняла случившееся?

— Клайв, по-моему, она наслаждается всем этим спектаклем, — ответила я, и мне явственно вспомнилась Кристи, какой я видела ее сразу же после несчастного случая. Она, как обычно, стояла в сторонке, держа в одной руке серебряную зажигалку, в другой только что закуренную сигарету. Я была уверена, что она и строчила бы в своем отвратительном блокноте, если б он не валялся в кустах у главных ворот, как мне было хорошо известно. Она явно старалась выглядеть обеспокоенной, но я, зная то, что знала, истолковала выражение ее лица совершенно иначе.

Кристи повернулась ко мне и, видимо, увидев что-то в моем лице, на миг сбросила маску.

— У вас просто очаровательный тур, мисс Макклинток, — сказала она. — Мне не терпится увидеть, что последует дальше.

— Это хорошо или плохо? — спросил Клайв.

— Кто знает? — ответила я. Лично мне виделись заголовки в журнале «Фёрст класс»: «С компанией „Макклинток энд Суэйн“ смерть устраивает себе отдых». Или того хуже: «Увидеть Карфаген и умереть — тур компании „Макклинток энд Суэйн“». На мой взгляд, эта идея Клайва уже почти привела нас к полной катастрофе. — Надо сказать, это единственное, что ей до сих пор понравилось в нашем путешествии.

— А что не понравилось? — спросил Клайв.

— Почти все, — ответила я. — Думаю, это путешествие не в ее вкусе.

— Например?

— Нет диет-колы. Нет лифта. Скучные развалины.

— Уж по поводу диет-колы ты могла бы что-то предпринять, — сварливо сказал Клайв.

— Пытаюсь, — ответила я. — Повсюду дала объявления. Возможно, через несколько дней прибудет ящик-другой на каком-нибудь судне.

— Разве нет больше ничего такого, что она любит пить?

— Есть, — сказала я. — Джин. В больших количествах. Могу добавить, почти по десять долларов за порцию.

— Фью! — присвистнул он. — Интересно, смогу ли я купить ящик диет-колы и отправить тебе самолетом.

— Неплохая мысль, Клайв, — сказала я. — Кристи так поглощает джин, что даже можешь пристегнуть ящик к сиденью. В бизнес-классе.

— О, ладно, продолжай в том же духе.

— Как магазин, Клайв? — спросила я, меняя тему, пока совсем не вышла из себя.

— Замечательно! — с восторгом ответил он. — Мы переустраиваем его, создаем совершенно новый вид.

— А старый чем плох? — спросила я, скрипя зубами.

— Собственно говоря, ничем. Но у Мойры есть блестящие идеи насчет того, как сделать его поэлегантней.

Поэлегантней! Зачем антикварному магазину выглядеть элегантно? И с какой стати моя подруга Мойра суется в мой магазин, когда меня нет в стране? На сей раз я разозлилась по-настоящему.

— Буду очень признательна, если вы с Мойрой не станете принимать подобных решений, пока меня нет, — резко сказала я. — Это и мой магазин.

— Лара, ты в дурном настроении. Если тебе не понравится, вернем все, как было.

— До свиданья, Клайв, — сказала я. Он был прав. Я чувствовала себя раздражительной, даже злой. Напомнила себе, что Клайв и Мойра сошлись из-за меня. Я болела, они беспокоились обо мне, сперва общались по телефону, потом лично, интересуясь, как я себя чувствую. И внезапно я поняла, что за этим кроется нечто большее. Мне пришлось примириться с их связью. В конце концов я согласилась вновь вести бизнес вместе с Клайвом, так как для Мойры было важно, чтобы мы с Клайвом ладили. Только я не ожидала, что она начнет вмешиваться в то, что я до сих пор считала своим, а не общим, в магазин.

* * *

В целом разговор этот был не особенно приятным, но казался в высшей степени любезным по сравнению с тем, который состоялся у меня с Брайерсом Хэтли через несколько минут после его возвращения в гостиницу.

— Одним словом, — сказал он, — диверсия. Раз уж вы спросили. И когда мне в руки попадут доказательства, что устроил ее этот мелкий, лицемерный подлец, жизнь его будет стоить немного.

Лицо Брайерса налилось кровью, он вскинул руку и потряс кулаком. При его высоком росте это было зрелище не из приятных, но я пребывала в таком гневе, что устрашить меня было невозможно.

— Меня не волнуют ваши проблемы, — прорычала я. — В два часа вы должны были быть в Керкуане. Вас там не было, мы были. И, между прочим, у нас была гораздо более веская причина не приезжать туда, чем у вас.

— Что же это за веская причина? — спросил он.

— Думаете, если один из членов группы погиб, это причина недостаточная?

— О чем вы говорите? — воскликнул Брайерс.

— Рик Рейнолдс мертв, вот о чем, — ответила я. — Говорю на тот случай, если вы об этом не слышали.

— Как это понять — мертв?

— Буквально. — Сколько мужчин, с которыми я общалась в тот день, не понимали слова мертв? — Он нырнул в бассейн в мелком конце.

— Господи, — произнес Брайерс, опустил руку и отступил на шаг. — Когда?

— Рано утром, — ответила я. — Видимо, когда только начало светать.

Брайерс повалился в кресло. Вид у него был совершенно потрясенный.

— Господи, — повторил он.

— Может, начнем этот разговор снова? — спросила я, сев напротив него. Это легкое препирательство происходило в одной из гостиных наверху, двухстворчатая дверь была закрыта так плотно, что мы могли говорить все, что думали. — Я спросила вас, о чем вы спорили с Риком вчера вечером, и почему вы не появились в Керкуане во второй половине дня, как обещали, чтобы быть нашим гидом. Пожалуй, говорила я несколько раздраженно. Приношу свои извинения. Оправданием мне, с вашего позволения, служит то, что вчера вечером я подвернула ногу, узнала, что Кристи Эллингем собирается писать в своем журнале гадости о нашем путешествии; потом утром я обнаружила Рика, лежащего вниз лицом в плавательном бассейне. После этого у меня состоялся телефонный разговор с деловым партнером, Клайвом, он еще и мой бывший муж, — не спрашивайте! — который, видимо, считает, что я должна была не допустить этой смерти, и более того, перестроить всю тунисскую экономику, чтобы добыть Кристи Эллингем диет-колы. Я пребывала в сильном напряжении целые сутки и стала, как указал Клайв, слишком раздражительной.

— Я тоже прошу прощения, — сказал Брайерс. — От всей души. Ваш тур для меня очень важен, и я не хочу все вам портить. Видит Бог, деньги нам нужны, но дело не только в этом. Мне доставляет удовольствие рассказывать людям о здешней археологии, и я хочу хорошо делать свою работу. Если примете мои оправдания, дело в том, что Хеди вчера вечером сообщил: двое наших рабочих ушли к конкуренту, перешли, так сказать, на сторону противника, и банк тянет с платежной ведомостью. Потом утром он приехал и сказал, что кто-то забрался в нашу контору и попортил там все, в том числе и очень ценную аппаратуру. Увидев, что произошло, я просто вышел из себя. Поехал искать человека, который, думаю — даже уверен — повинен в случившемся, некоего Питера Гровса. Мы с ним соперники уже почти два года, и это он сманил у меня двух рабочих. Нашел я его в Сусе и, боюсь, свалял дурака, накричав на него еще громче, чем кричал в разговоре с вами. Я несдержан, вы, должно быть, это заметили. Гровс, разумеется, все отрицал, потом кое-кто из его людей пригрозил вызвать полицию, и в конце концов я ушел.

— Принимаю ваши извинения, — сказала я, — и, надеюсь, вы примете мои. Я сама довольно несдержанна. Брайерс, возможно, дело в моей усталости, но все это мне совершенно непонятно. Вы работаете на археологическом объекте. Кто такой Питер Гровс? Ученый из другого университета? Вы соперничаете в науке? С какой стати кому-то портить все в конторе археолога?

Он с недоумением поглядел на меня.

— Понимаю, о чем вы. Видимо, мне нужно многое вам рассказать, — продолжал он, взглянув на часы. — Время ужина. Придется пойти и несколько часов быть обаятельными. Завтра у вашей группы день отдыха, который можно провести на пляже или где угодно. Для этого члены ее не нуждаются в нашей помощи и мудрых советах, так ведь? Может, встретимся где-нибудь завтра? Я повезу вас на объект, и мы поговорим. Обещаю объяснить все. Согласны?

— Согласна, — ответила я. — На сегодня с меня хватит.

Однако тот день для меня еще не закончился.

* * *

Я стояла в изумрудно-зеленом купальном костюме на утесе высоко над морем. Позади меня земля была в огне. Я понимала, что нужно выбирать между огнем и водой, но не знала, что делать. Вокруг слышались голоса. Брайерс говорил: «Уверяю, больше этого не случится», Кертис: «Я говорил, чтобы ты позаботился об этом, бестолковый кретин». Я обернулась и взглянула на пылающий город, потом на море, бьющееся о берег внизу. Приняв решение, подняла руки над головой ладонями наружу, так что распрямленные до отказа локти касались ушей. Оттолкнувшись ногами, я покинула горящую землю. Вода стремительно приближалась. Летя к ней, я увидела в пене волн Рика. От головы его тянулась струйка крови и вертелась вместе с движением воды. Потом чуть ниже поверхности увидела громадные скалы. Я поняла, что разобьюсь вдребезги. Представила себе расщепленные кости, череп, расколовшийся, как зрелая дыня при ударе о кирпичную стену. И проснулась, ловя ртом воздух, сердце сильно колотилось. На поиски одежды ушло несколько секунд.

Потом я поняла, что ощущала запах дыма не во сне, а здесь и сейчас. Вскочила с кровати, бросилась в коридор и увидела, что дым идет из-под двери номера Кристи Эллингем. Подергала дверь, но она была заперта. Я закричала во весь голос и почти сразу же услышала шаги позади. Бен крикнул: «С дороги!» и с разбегу ударил в дверь плечом. Ничего не последовало.

— Вместе, — сказал подошедший сзади Клифф, и двое мужчин одновременно ударили в дверь всей своей массой. По счастью, язычок замка сломался, дверь распахнулась, и Бен ринулся в стену дыма. Клифф хотел последовать за ним, однако Нора удержала его.

— Нет, Клифф, — воскликнула она. — У тебя больное сердце!

Я пошла было в комнату, но Клифф схватил меня.

— Бен не знает, где в этой громадной комнате кровать, — сказала я Клиффу. — Я знаю.

Вырвалась и бросилась в дым.

Ничто не могло подготовить меня к тому, до чего здесь будет жутко, дым ел легкие и глаза.

— Кровать справа, в алькове, — попыталась я крикнуть Бену, который был где-то внутри, но вместо слов изо рта вырвалось хрипение.

— Я не могу найти Кристи, — пропыхтел Бен в нескольких футах от меня. — В постели ее нет. Нужно убираться отсюда. Мы ничего не сможем поделать. Идите к двери.

Я понимала, что он прав. Повернулась и, потеряв ориентацию, стала искать выход. Ударилась ногой обо что-то и упала.

— Она здесь, — выдавила я. — На полу.

Я почувствовала, как Бен поднимает меня на ноги, потом, взяв ее за руки, мы поволокли тело по полу. Не знаю, удалось бы нам ее вытащить, но в проеме двери появился встревоженный Клифф, и несколько рук — Мухаммеда, Эда, даже Кэтрин — вытянули нас наружу, потом мимо нас пробежали несколько служащих с огнетушителем. Мы бросились в коридор, потом замерли, ошеломленные тем, что увидели.

— Что за черт? — воскликнул Бен, потому что это была не Кристи. Азиза закашлялась и открыла глаза.