Значит, хотите послушать историю о том, как кельты прибыли в Ирландию, да? Это последнее большое вторжение. И решение Авархина.

Так вот, эта история начинается в Испании с человека по имени Миль. У него было много потомков, как и у его братьев. Одного из сыновей звали Ит, и однажды он взобрался на высокую башню, чтобы осмотреть окружающий мир. И как думаете, что он увидел в тот ясный зимний день?

Вы сказали — Ирландию? Да. Точно. Ирландию. Она была всего лишь тенью на горизонте, но Ит решил отправиться туда. Кое-кто из родичей счел, что он рехнулся. Ты видел тучи, не землю, сказали они ему и хотели его удержать. Но он все-таки пустился в путь, да. Взял с собой сторонников и сына, Лугайда. И приплыв сюда, спросил местных жителей — мы знаем, что это было племя Туата де Данаан, дети богини Дану — спросил их: «Как вы называете это место?» «Инис элга», — ответили туаты. «А кто правит вами?» — спросил Ит. «Короли у нас Маккуйл, Маккехт и Макгрейне», — ответили ему.

Тогда Ит и его сын отправились в Айлех, встретились с этими тремя королями, Ит сказал много добрых слов об этой земле, поэтому он и короли расстались по-хорошему. Но тут история делает поворот к худшему, кое-кто из туатов забеспокоился, что раз Иту и его сторонникам так понравилась эта земля, они захватят ее силой, поэтому туаты выследили и убили Ита. Его люди отвезли тело в Испанию, братья Ита опечалились, разгневались и поклялись отомстить.

Они собрали воинов, всех сыновей Миля, среди них был поэт Авархин, и на шестидесяти пяти кораблях отплыли в Ирландию. Но когда добрались сюда, не могли увидеть острова, потому что туаты наложили на него чары, милезийцы трижды обогнули остров и наконец подплыли к Слиаб Мис. Вы знаете Слиаб Мис. Оттуда они отправились к Эблинну.

В конце концов сыновья Миля пришли в мидский Уснех. Видите ли, Уснех был и до сих пор является, только мы не знаем этого, священным центром Ирландии. Он находится в таинственной пятой области — по-ирландски область называется «койсед», это означает «пятая часть». Среди кое-кого из нас это вызывает споры. Понимаете, существуют всего четыре области: Ольстер, Коннахт, Лейнстер и Мунстер. Кое-кто спорит, утверждая, что некогда Мунстер разделялся на две области, по те, кто хранит в сердце древние истории, знают, что областей было пять, и пятая называлась Миде — это место, где сходятся остальные четыре области.

Поэтому Миде и Уснех — место совершенно особое. Оттуда, с Уснехского холма, видно кольцо окружающих гор. Если у вас хорошие глаза, с него можно увидеть всю Ирландию: священные места и политические центры других четырех областей в древние времена, Раткроган в Коннахте, Эмайн Маху в Ольстере, холм Аллена в Лейнстере и гору Ане и Луг Гур в Мунстере, все они тянутся вдоль горных вершин. А прямо напротив еще одного холма — Тара, столица верховных королей Ирландии.

И в давние времена, после того как по случаю праздника Белтан на Уснехе загорался огонь, огни вспыхивали на всех горных вершинах и видны были по всей Ирландии. Да, Уснех — это огненный глаз богов, а на его склоне находится Айл на Миреанн, Камень делений, громадный камень, разделенный на четыре части, однако единый. Совсем как Ирландия. Это место очень, очень долго было волшебным, потом святой Патрик проклял эти камни, и волшебство исчезло.

Но это произошло гораздо позже. Кого Авархин и сыновья Миля встретили в таком особом месте? Саму богиню Эриу, третью богиню. Эриу, Фотла, Банба, три нераздельные, как трилистник или Святая Троица, богини. Она приветствовала их, сказала, что было предсказано, что они приплывут и навсегда займут этот остров, лучшее место на свете. И попросила их, чтобы ее имя сохранилось на острове. Авархин дал торжественную клятву, что это имя навсегда станет главным. И оно стало в форме Эрин.

Потом они отправились в Тару, где правили три короля туатов, Маккуйл, Маккехт и Макгрейне, мужья этих трех богинь. Сыновья Миля предложили трем королям три возможности: битва, власть или приговор. Короли выбрали приговор и попросили, чтобы его вынес сам Авархин.

Авархин, вынося первый приговор в Ирландии, сказал, что эта земля будет принадлежать племени Туату де Данаан, пока сыновья Миля не вернутся, чтобы захватить ее силой, поэтому туаты не удивились, что сыновья отплыли от берегов на девять волн, чтобы затем возвратиться.

Корабли отплыли на девять волн, это были волшебные волны, и туаты попросили своих друидов напустить чары. На корабли завоевателей обрушился сильнейший шторм, и многие погибли, но Авархин решил, что это друидический шторм, а не настоящий. Он велел матросу влезть на мачту посмотреть, дует ли ветер выше мачт их кораблей. Ветер не дул, но, говоря это, матрос умер. Тогда Авархин напустил свои чары, поэты в те времена были друидами, понимаете, и море успокоилось. И наконец Авархин снова ступил на ирландский берег. «Я морская зыбь, яростная волна», — произнес он, накладывая заклинание на остров. Тогда милезийцы, кельты, как их теперь называют, направились к горам Слиаб Мис, здесь, на полуострове Дингл, там произошла великая битва с Туата де Данаан; потом еще одна у Тальтиу, где короли Ирландии и три богини, Банба, Фолта и Эриу, погибли. И с тех пор до христианской эры, и еще долго потом, как говорят некоторые, Ирландия принадлежала кельтам.

Мы старательно выбирали путь по полям, среди каменных построек, направляясь к морю и идущему вдоль берега шоссе. Было уже очень поздно, но в конце концов мы вышли к фермерскому дому.

— Я подойду к двери, — сказал Роб. — Ты на всякий случай спрячься.

Но все обошлось. Разбуженные фермер с женой позвонили в местный полицейский участок, и через несколько минут мы ехали в город. Дали показания в полиции, потом меня подвезли к гостинице, а Роб сказал, что поедет с полицейскими обратно, попытается отыскать клохан, в который нас бросили.

* * *

Я устало поднялась по лестнице в свою комнату. Уже близился рассвет, и я очень утомилась. Осторожно отперла дверь, чтобы не разбудить Дженнифер. В постели ее не было. На столе лежал конверт с адресованной мне запиской.

«Мы с Падди думаем, что можем найти сокровище. Едем на его мотоцикле. Не волнуйся, я позвоню тебе завтра. Папе тоже оставила записку. Надеюсь, он не очень рассердится. С любовью, Джен».

Я прямиком отправилась в ресторан. Он был закрыт, но я видела свет на кухне. Бреты там не было. Я попросила сказать, где она живет.

— Я не должен бы говорить вам, — ответил повар. — Но вы, как будто, очень расстроены. Второй дом отсюда, второй этаж, голубая дверь.

Брета, увидев, кто это, попыталась захлопнуть дверь у меня перед носом. Я была готова к этому, мной овладело безрассудство. Толчком распахнула дверь и прошла мимо нее в комнату. Брета похудела, беременность ее стала более заметной.

— Будет вам, Брета, — чуть ли не закричала я. — Хватит. Понимаю, вам пришлось очень нелегко. Понимаю, потеря отца явилась тяжелым ударом, потом был убит Майкл. Да, это было ужасно. Но времени прошло много. Теперь вы просто упиваетесь всем этим. Поговорите со мной.

Брета не смотрела мне в лицо и не издавала ни звука.

— Смотрите, — сказала я, раскладывая перед ней карту. — Я сузила местонахождение сокровища вашего отца до этого района. Ближайшие городки — Атлоне и Муллингар. Поймите, мне нужно не сокровище. Дженнифер Лучка, которую вы знаете, очень дорогая мне девушка, уехала искать его с Падди Гилхули. Насколько я знаю, он может быть убийцей, и даже если это не так, убийца будет охотиться за ними. Я должна найти ее. Брета, помогите мне, пожалуйста. Мне больше не к кому обратиться. Вы сами скоро станете матерью. И должны понимать, что означает ответственность за такую юную девушку, как Дженнифер.

Брета по-прежнему молчала. К глазам у меня подступили слезы отчаяния.

— Брета, что могло интересовать вашего отца здесь? В этом месте, — сказала я, показывая на карте пересечение линий, которые провели мы с Алексом. — Я не могу объезжать весь район. Нет времени. Брета, это вопрос жизни и смерти.

Моя просьба была встречена молчанием. Я была так расстроена, что даже не могла плакать. Повернулась и пошла к двери. Едва взялась за дверную ручку, позади послышались шаги Бреты. Я повернулась. Брета смотрела на меня, смотрела в лицо.

— Ушна, — сказала она. По крайней мере, это прозвучало так. — Холм Ушна. Найдите камень, Айл на Миреанн.

— Спасибо, Брета, — сдавленно произнесла я и побежала к своей машине.

* * *

Я понеслась по полуострову Дингл к Трале, потом по шоссе номер двадцать один к Лимерику, потом по шестому шоссе через Эннис, Горт и Лугрею, потом через Баллинслоу к Атлоне. Я нервничала, шоссе большей частью были двухполосными, на них особенно не разгонишься, к тому же то и дело принимался лить дождь, и покрытие было скользким. Дорога заняла у меня почти четыре часа, я сделала одну остановку, чтобы выпить кофе и заправиться бензином, другую — чтобы попытаться связаться с Робом в гостинице или в полиции. Я кляла себя за то, что не взяла сотового телефона. Я оставила ему записку, и могла только надеяться, что он уже в пути.

Эти четыре часа я не только вела машину, но и думала — о сокровище и нарушенных гейсах, отцах и дочерях, неподобающей любви, загубленных жизнях и мести. Я также твердо знала, что важна Дженнифер, а не сокровище, что тут дело не в богатстве, а в подмененной жизни. Доехав до Атлоне, я знала, кто будет там. Я действовала методом исключения. В сущности, оставалась только одна возможность. Денни рассказывал правдивую историю. Да, он слегка изменял место, добавлял немного фантазии и счастливый конец, чтобы вызвать у Эмина Бирна слезы радости. Конец счастливым быть не мог, это я знала. Но мне нужно было найти Дженнифер.

В Атлоне я подъехала к заправочной станции навести справки. Заправщик был молодым человеком.

— Я ищу место, называемое холм Уснех, — сказала я, произнеся «Ушнех», как Брета.

— Никогда о нем не слышал, — ответил парень. — Это здесь?

— Да, — сказала я. — Где-то между Атлоне и Муллингаром.

Он пожал плечами.

— Спросите у моего отца, — сказал он и указал подбородком в сторону конторы.

— Я ищу место под названием Уснех, — сказала я двум мужчинам в конторе; один из них, видимо, был отцом заправщика, другой, как я предположила, — дедом.

— Не знаю такого, — ответил отец.

— Что она говорит? — спросил старик.

— Уснех, — повторила я.

— Ясно, — сказал старик. — Холм Уснех. Поезжайте по долине, — сказал он, выведя меня наружу и указав направление, — в сторону Муллингара. На выезде из города будет развилка. Не знаю, есть ли там указатель, так что смотрите не заблудитесь. Это довольно далеко, но если поедете по долине, он будет слева. Вы поймете, что почти на месте, увидев пивную под этим названием. На ней будет небольшая вывеска, больше почти ничего. Люди теперь редко ездят туда.

— Спасибо, — сказала я. Я надеялась, он знает, что говорит. И он знал, потому что когда я села в машину, окликнул меня.

— Если зайдете в пивную, поднимите от меня чашу за Камень, ладно?

* * *

Как один из пупов вселенной Уснех, священный центр Ирландии, сейчас ничего особенного собой не представляет, это довольно невзрачный холм, полого поднимающийся всего в нескольких метрах от подошвы долины между Атлоне и Муллингаром. Там только небольшая вывеска, очень старая, и расчищенная площадка для нескольких машин. На площадке ни мотоцикла Падди, ни машины, которую он недавно одалживал, не было, но стояла другая машина, взятая напрокат, как и моя. Я молилась, чтобы не опоздать. Дорогу на холм преграждали запертые ворота с объявлением: «ОПАСНО. ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ БЫКОВ И ДОЙНЫХ КОРОВ, НЕ ВХОДИТЕ. ЗЕМЛЯ ОХРАНЯЕМА И ОТРАВЛЕНА».

Рядом с запертыми воротами был старый металлический турникет, и я беспрепятственно прошла через него. Подумала: «Плевать на быков и отравленную землю». На одном поле, по крайней мере, теоретически, не могло быть отравленной земли и дойных коров одновременно, но я напомнила себе, что нужно быть готовой к встрече с быком.

Поначалу подъем по заросшей тропинке был сравнительно легким. Однако у вершины мне пришлось подниматься по старым цементным ступенькам и перелезать через проволочную изгородь на открытое пространство, плавно поднимающееся к небольшому плато. Я чувствовала себя совершенно незащищенной, на каждом шагу ощущала на себе взгляд убийцы. Земля была мокрой и очень, очень грязной, подъем давался с трудом, ступни при каждом шаге издавали чавкающие звуки. Штанины перепачкались грязью.

Пройдя несколько сот ярдов, я оказалась на большом, расчищенном месте. Дождь ненадолго перестал, небо разъяснилось, и я увидела себя на вершине небольшого холма, окруженного кольцом далеких гор. Если не считать скрытого деревьями вида на запад, во все стороны открывалась бескрайняя панорама. Вершина была очень просторной, и я решила, что найти здесь сокровище почти невозможно, но потом вспомнила о Камне, Айл на Миреанн, Камне делений, большом камне на холме Уснех, который должен был символизировать Ирландию. Мне стало любопытно, где он может быть.

Я подошла немного ближе к стоящему камню, окруженному кольцом камней поменьше. С одной стороны этого кольца сидел Чарльз Маккафферти. Он был одет для дождливой погоды, обут в резиновые сапоги, с собой у него был зонтик. У его ног лежал сверток фута в два длиной, старательно обернутый в пластик и перевязанный веревкой. В руке он держал наведенный на меня пистолет.

— Я ждал вас, — сказал он.

— А я вас, — ответила я.

— Приехали за ним? — спросил он, указывая на сверток.

— Нет, — ответила я.

— Нет, — согласился он. — Вы приехали за той девушкой, как там ее имя?

— Дженнифер, — сказала я. — Где она?

— Ее нет.

У меня зашлось сердце. Что значит «нет»?

— Здесь нет, — сказал он, видя мой испуг. — Она уехала с этим своим парнем. У них вышла небольшая размолвка. По-моему, у него на уме были более близкие отношения — может быть, в награду за то, что он привез ее сюда. Она не соглашалась. Видимо, была к этому не готова. — Чарльз улыбнулся. — Потом он признался, что все еще любит другую. Я подумал, что он вел себя порядочно. И правильно. Ей он совершенно не подходит. Его, — Чарльз снова указал на сверток, — они не нашли, потому что я опередил их. Меня они не видели, поэтому я позволил им уехать. Я не совсем уж бездушный. Вижу, от сердца у вас отлегло. Она не ваша дочь, так ведь?

— Нет, — ответила я. — Она дочь моего друга. Я очень о ней забочусь.

Чарльз кивнул, и мне показалось, что он вот-вот расплачется.

— Так и должно быть. Но не всегда бывает.

— Тот пропавший ребенок, — сказала я.

— Да, — сказал он. — Тот пропавший ребенок. Звучит поэтично, не так ли? Знали вы, что Уильям Батлер Йетс написал поэму «Похищенный ребенок»? Это история о том, как феи увлекли ребенка из этой юдоли слез в некое чудесное место. Замечательно.

Я промолчала. Пусть скажет все, что хочет сказать. Я могла только надеяться, что он забудется и я смогу убежать, как ни трудно это будет по грязи.

— Но для того, кто пропал, это не так уже замечательно, а? — продолжал Чарльз. — Далеко не так замечательно и поэтично. Прозаично, пожалуй, в сравнении с мучительными, душераздирающими историями о жестоком обращении, широко распространенными в наши дни, и правдивыми, и нет. Да, эти истории прозаичны, возможно, даже банальны. Но только не когда ты персонаж подобной истории. Меня спровадили в сиротский приют. Эти приюты отвратительное место, но им далеко до той семейки, куда меня в конце концов отдали. Не стану докучать вам подробностями, ограничусь основными фактами. Вечно пьяный, жестокий отец, слабая, затюканная мать. Мальчик ложится спать голодным, встает продрогшим и еще более голодным; его постоянно били; грязная, потрепанная одежда, скверные зубы, плохие отметки в школе, презрение одноклассников. Отец избивает мать чуть ли не до смерти; пропавший ребенок избивает отца, уходит из дому и больше не возвращается. Потом мальчик узнает, что мать в конце концов погибла от рук отца. Твердо решает добиться успеха. С трудом, отчаянно тяжелым трудом становится адвокатом. Использует свою квалификацию и познания, чтобы найти свою настоящую семью. Вот и все.

— И клянется отомстить, — сказала я. — Об этой части вы забыли.

— Отомстить, — согласился Чарльз. — Свершить прекрасную, полноценную месть. Мне она представляется неким ярким, белым светом, исцеляющим почерневшие части моей души.

Совершенно спятил, подумала я.

— Вы считаете меня помешанным, — сказал он, словно прочтя мои мысли. — Я предпочитаю считать себя сосредоточенным, может даже одержимым. Но возможно, вы правы. Если я сумасшедший, меня до этого довели. Эти люди, такие богатые, такие безразличные к другим, заслуживают то, что с ними случилось и еще случится.

Я нашел их и решил разорить. Прежде всего нужно было взять в свои руки их юридические дела. Мне удалось раздобыть рекомендации, разумеется от уважаемых людей, и, после того как дал Эмину несколько хороших советов, я стал их адвокатом. Дальше был только вопрос времени. Я заботился об их банковских операциях, о вложениях и постепенно пускал по ветру их деньги. Не такими большими суммами и не так быстро, чтобы можно было заподозрить умысел, но постоянно. Тогда был такой период, что на рынке акций трудно было прогореть, но я горжусь тем, что мне удалось этого добиться. Я разорял их постепенно. Я ждал этого долго и не спешил теперь. В определенном смысле мне оказалось на руку, что Эмин Бирн заболел. Он не мог видеть, что происходит, понять, в чем дело, и считал, что его любимая империя рушится по вине бестолковых зятьев.

Понимаете, я не получал от этого никаких выгод, во всяком случае финансовых. Это могло бы насторожить различные власти, которым положено следить за такими вещами. Но получал громадное личное удовлетворение, которое вы наверняка оцените, от выполнения своего плана.

Я был слегка разочарован, что Эмин Бирн, умерев, вырвался из моих когтей. Умер он очень не вовремя. Я надеялся, что он окончит свои дни в нищете, но, к сожалению, этого не случилось. Мне недостало времени. Я присутствовал при его смерти. Вы единственная, кто знает об этом, хотя Дейрдре, возможно, догадывалась. И все сказал ему перед смертью. Я приехал, чтобы получить его подпись под завещанием и записать ту видеопленку. Указания по его распоряжению я уже спрятал. Когда он был совершенно один, с трудом ловил ртом воздух, я сказал ему, как собираюсь поступить с его семьей. Через несколько минут он умер. Хочется думать, что он ослабел от шока. Однако того, что я лишил его нескольких часов или дней жизни, было мало. Возможно, он попытается преследовать меня из могилы. Думаю, я был бы рад этому. Но я не хотел, чтобы кто-то из его семьи умирал. Я хотел, чтобы они жили и страдали. Все остальные были и остаются расходным материалом.

Слова его были исполнены злобы, но тон был будничным.

— Я подумывал о том, чтобы приударить за одной из его дочерей и жениться. Поссорить Фионуалу с Коналом оказалось просто, она представляла собой легкую добычу. Но тут были две проблемы. Во-первых, знала она это или нет, у нее уже было слишком мало денег, чтобы стоило вступать с ней в брак, так успешно и быстро я действовал. Во-вторых, я не склонен к браку: в каждой женщине я вижу окровавленное, покрытое синяками лицо своей приемной матери. Жениться мне было бы трудно, а то и невозможно. Вероятно, вы это почувствовали. Поразмыслив, я решил придерживаться первоначального плана.

И действует этот план очень недурно. «Второй шанс», как вы могли заметить, продается уже по сниженной цене. Мне достаточно было нескольких слов, дабы убедить потенциальных покупателей, что этот дом им не подходит. «Бирн Энтерпрайзис» терпит крах. Шона и Конала, которые вдвоем могли бы спасти что-то, я восстановил друг против друга. Когда дела пошли из рук вон, я в разговоре с каждым винил другого, и они охотно верили всему, что я наговаривал. Это вызывало в семье постоянные ссоры, и все они служили моим целям. Думаю, я смог бы купить эту компанию в течение года. Они наверняка были бы признательны мне за те гроши, что я заплатил бы им. На них бы они долго не продержались. Существовала только одна загвоздка…

— Сокровище, — сказала я.

— Сокровище. Если б они его нашли и если оно стоило так баснословно дорого, как сказал Эмин, а сомневаться в этом у меня не было оснований, это решило бы их финансовые проблемы. Я, разумеется, мог бы снова их разорить, но для меня было важно время. Я хотел наблюдать за их разорением как можно дольше, а мы не знаем, сколько нам отпущено жизни.

— Почему вы не уничтожили указания? Могли бы сказать Эмину, что положили их куда нужно. Проверить это он бы не смог.

— Потому что Эмин настоял, чтобы со мной при этом был Джон Херлихи.

Бедный Джон Херлихи; бедные все мы, с грустью подумала я.

— Вы очень успешно искали это место, — продолжал Чарльз. — У меня были все указания, оба комплекта. Я, разумеется, скопировал их перед тем, как Джон Херлихи их спрятал, но все же мне потребовалось время, чтобы разобраться. Я не знаю ни огамического письма, ни старых историй. Вы действовали успешно. Место это, как видите, просторное, — сказал он, поведя пистолетом вокруг. — Мне пришлось долго искать. Оно было возле этого камня, Айл на Миреанн. Думаю, именно сюда вы сейчас и направлялись.

Я кивнула.

— Я приезжал сюда всякий раз, как только мог, когда понял, что сокровище где-то здесь. Нужно было опередить всех остальных.

— Кто же спрятал его, я имею в виду сокровище, если не вы?

— Джон Херлихи, конечно. Я думал, вы это знаете. Думаю, Бирн велел ему в конце концов сказать членам семьи, если они его не найдут. Эмин был не таким бессердечным, как можно судить по тому видео, и искренне надеялся, что они будут искать вместе. Он даже сказал мне, что Херлихи отдаст его им, когда я сообщил ему о своих планах. Видимо, думал, это меня остановит. В своем состоянии он уже не мог ясно думать. Джон Херлихи представлял собой мелкое, легко устранимое препятствие.

— Значит, Джона Херлихи убили вы, — сказала я. Это было утверждение, а не вопрос.

— Я. Это было нетрудно, хоть Эмину и в голову не приходило, что я на такое способен. Иначе, думаю, он не сказал бы мне. Я попросил Херлихи сказать, где спрятано сокровище. Он отказался. Я заманил его на утес и столкнул. Теперь вы определенно спросите об остальных. Майкл в ту ночь, когда был убит, прокрался в дом. Рыскал по нему, заглядывал в корзины для мусора и прочие места — не знаю, ни зачем он вернулся, ни зачем ходил крадучись по дому.

«Поверишь, если я скажу, что он искал черепаху? — подумала я. — И, возможно, уничтоженные указания».

— Во всяком случае он подслушал нас с Дейрдре — вы поняли, что она была моей тетей, сестрой Оуэна Макрота? Да? Проследив свои корни до Коннемары, я нашел ее первой, работавшей, как вам известно, в химчистке. Это она рассказала мне всю горестную историю, мой дед умер вскоре после того, как отца посадили; могу добавить — истратив все семейные сбережения на его защиту, Дейрдре осталась одна, без будущего, пользуясь этим устарелым выражением, и дошла до жалкого состояния. В общем, Майкл услышал наш разговор о моих планах и пошел рассказать о них всей семье. Одно убийство я уже совершил, гейс был нарушен. Я убил и его. Яд у меня был при себе — я получил его от одного из своих не особенно законопослушных клиентов — и собирался использовать против Эмина, но нужда в этом отпала. Я окликнул Майкла, попросил остановиться, сказал, что объясню ему все. Он остановился. Парень был славным, вежливым.

— А Дейрдре?

— Она утратила присутствие духа, вот и все. Собиралась рассказать вам. Жаль, что втянул ее в это, но был вынужден, понимаете. Мне нужен был кто-то во «Втором шансе», чтобы иметь возможность действовать из Дублина, находясь вне подозрений, но получая нужные сведения о том, что происходит в доме. Я отправил ее обратно, хотя возвращаться она не хотела. Я хотел, чтобы она причинила там еще какой-нибудь вред — думаю, ее показания в полиции относительно Конала были не случайными, а вы? — и наблюдала за вами после ваших настойчивых расспросов в Дублине. Я велел ей звонить мне из города каждую ночь, чтобы я мог знать о положении дел и поддерживать ее решимость и гнев. Но как-то вечером она не позвонила, и я понял, что это означает, хотя не знал почему.

— Потому что Этне Бирн сказала Дейрдре, что они очень благодарны ей за возвращение, и обещала заботиться о ней.

— Интересно, — сказал он. — Возвратись с Райеном в Дублин, я поехал обратно, спешил сюда, пока она ничего не успела сделать, потом обратно в Дублин, чтобы быть в конторе в обычное время. Понимаете, она страдала так же, как я, и я думал, что она должна хотеть, жаждать мести, что она превосходный союзник, но у нее не было желания мстить.

Я вспомнила, как Дейрдре предостерегала меня в самом начале, на дороге под дождем. Она знала, что ждет того, кто будет упорствовать в поиске сокровища. Чарльз был прав: у нее не было желания участвовать в его планах.

— Мне было очень неприятно убивать Дейрдре, но другого выхода не было, — продолжал он. — У нее была тяжелая жизнь. Смерть могла быть для нее избавлением.

Чарльз приумолк, но глаз с моего лица не сводил.

— Мне важно, чтобы вы поняли — я не убиваю походя или беспричинно, — неожиданно сказал он. — Собственно говоря, я сделал кое-что, дабы избежать убийств. Я не чудовище. Я запер вас и вашего друга в клохане, чтобы успеть найти сокровище раньше вас. Но вы действовали очень быстро. Если б я нашел его и скрылся до того, как вы появитесь здесь, то позвонил бы в полицию, чтобы вас освободили. Не возникло бы нужды в этом, — он помахал пистолетом в мою сторону. — Пусть бы семья вечно искала сокровище, не имея никакой возможности его найти. И теперь уже, конечно, не найдет.

— Значит, вы собираетесь взглянуть на него? — спросила я.

На его лице появилось удивленное выражение.

— Вы имеете в виду сокровище? Да, конечно. Дело было не в сокровище, но раз оно теперь в моих руках, почему бы нет? Пусть оно будет вознаграждением. Возьмите, — Чарльз подтолкнул ногой ко мне сверток. — Откройте его вы. Руки у меня должны быть свободными.

Он указал подбородком на пистолет.

Пальцы у меня так дрожали, что я с трудом развязывала узлы. Снова пошел дождь, вода впитывалась в одежду и стекала с волос на глаза.

— Не спешите, — сказал Чарльз.

Я и не спешила, отчаянно надеясь, что подоспеет помощь, и тайком оглядываясь по сторонам. Плохо было то, что здесь, в священном центре древней Ирландии, Axis mundi, месте, откуда теоретически можно было видеть всю Ирландию, — и после того, как здесь зажигался огонь, огни вспыхивали на всех горных вершинах, пока их не становилось видно по всему острову, — бежать было некуда. То есть бежать я могла, но спрятаться от маньяка, с которым оказалась здесь, было негде, разве что среди деревьев на западном склоне. Но для этого нужно было бы миновать его.

— Отец искал вас, — сказала я, отчаянно надеясь выиграть время или отвлечь его на минуту. — Я говорю о вашем родном отце, Оуэне Макроте. Он искал вас повсюду.

— Вот как? Очень трогательно. Его определенно следовало пожалеть. Как и меня.

— Эмин тоже. Власти отказывались сказать ему.

— Не поздно ли говорить об этом?

— Но семья, Маргарет и трое дочерей, невиновны. Они ничего об этом не знают. Вам наверняка это известно.

— Я тоже был невиновным, — ответил Чарльз. — Но невыносимо страдал из-за Эмина Бирна. Раз я не могу отомстить Эмину, отомщу его детям. Притом в этой своей невиновности они вели роскошную жизнь. Готов держать пари, получали от Эмина все, что хотели. А теперь я их разорю. Продолжайте вскрывать пакет.

Я продолжала. Понимала, что он начинает выходить из себя, и не хотела его провоцировать. Но хотела, хоть и не отваживалась, сказать ему, что он ошибается. Ему не сломить детей Эмина Бирна. О да, он мог лишить их денег. Но я видела решимость в глазах Этне Бирн и не думала, что над ней можно одержать верх.

Эта мысль поддерживала меня, и я искала какой-то выход из того ужасного положения, в котором оказалась. Но понимала, что время уходит. Наконец узлы были развязаны. Тот, кто упаковывал эту вещь, знал свое дело. Я осторожно развернула пластик, под ним оказалась еще одна обертка, на сей раз из суровой ткани.

— Постойте, — приказал Чарльз. — Давайте немного развлечемся. Как выдумаете, что это такое?

— Меч Нуады Серебряная Рука, — ответила я.

— Интересно. Как вы пришли к этому выводу? — спросил он.

— Если читать последние буквы каждого из огамических указаний снизу вверх, получалось «Нуада Аргат-лам», — ответила я. — Эмин Бирн постоянно искал сокровища богов, и я думаю, что это меч, один из четырех даров. Эта вещь достаточно длинна, не так ли?

— Интересно. Давайте посмотрим, правы ли вы, — сказал Чарльз. — Продолжайте. Вы дошли почти до конца, так заканчивайте.

Я думала, что находящаяся внутри вещь будет настолько замечательной, что отвлечет его на секунду-другую, и я сделаю попытку убежать. Но сомневалась, что старый, заржавленный меч завладеет его вниманием.

Однако это был не меч Нуады. Сняв последнюю обертку, я увидела руку, серебряную руку. На нижних суставах серебряных пальцев были четыре крупных драгоценных камня, по-моему, рубина, на вторых суставах были четыре окошка из прозрачного камня, очевидно, полированного кварца. Однако рука была не языческой, не относящейся к временам Нуады, если он только существовал. Она была христианской, очень древней, ковчегом для хранения костей кого-то очень значительного, возможно, епископа или даже святого. На серебре был выгравирован кельтский орнамент, и она была одним из самых прекрасных произведений искусства, какие я только видела.

— Покажите! — сказал Чарльз, и я протянула ему руку. Она была тяжелой, и он положил пистолет. Я ринулась к нему, но он это заметил, тоже потянулся к оружию, и пистолет, вертясь, отлетел на несколько футов. Когда Чарльз бросился к нему, я со всех ног побежала, оскальзываясь, вниз по склону, чтобы укрыться за деревьями.

— Стой! — крикнул он. Но я не останавливалась. Услышала выстрел, ощутила, как пуля больно чиркнула меня по боку. Ничего страшного, подумала я. Особого вреда он мне не причинил. Но тут ноги у меня ослабли, я почувствовала, что падаю, потом лежу ничком в грязи. Услышала сперва какие-то крики, потом грохот, дождевая вода текла ручьями по моим рукам, и мир вокруг меня почернел.