Первый признак того, что У Пэн был прав, говоря о моей способности накапливать богатство, появился, когда Первый брат попросил о встрече со мной. Решив, что он собирается отчитать меня за то, что я не прислал денег отцу, я неохотно дал свое согласие. Однако брат ни слова не упомянул о семье: он просто обсуждал со мной квартал, в котором жила наша семья и который бы очень выиграл от внимания императора, а потом подал мне прошение. Когда я, несмотря на свои сомнения, обратился к одному из евнухов, которому было больше известно об этом деле, он намекнул, что для проталкивания наверх моего прошения неплохо бы было сделать подарок. Первый брат согласился.

Я был в дружеских отношениях со многими влиятельными и могущественными евнухами во дворце и после встречи с Первым братом понял, что ко мне стали часто обращаться за советом. Подарки так и сыпались на меня. Через мои руки проходили многие прошения, и мне не составляло труда быстро исполнить одно и тянуть с другим. Одно прошение в особенности испугало меня.

Оно было от Линфэй. Она просила разрешения выйти замуж за человека, которого любила. Она поступила так, потому что поняла, что ей больше не нужна благосклонность Сына Неба, когда Любимой супругой стала Ян Юхуань. Линфэй умоляла императора позволить ей провести остаток дней с этим человеком, который состоял в Страже Золотой птицы. Я был изумлен, что у Линфэй хватило смелости просить позволения покинуть императорский дворец, мне показалось, что несмотря на всю ее боль, это послание указывало на порывистую и неспокойную душу, однако же я ощутил трепетное волнение. Разве тетушка Чан не говорила мне, что Первая сестра всю ночь провела с кем-то из Стражи Золотой птицы? Естественно, это было доказательством нашего с Линфэй родства.

Откровенно говоря, прошение Линфэй не было первым, и она должна была это знать. Некоторые императорские наложницы получили разрешение выйти замуж. Естественно, Ян Гуйфэй безжалостно расправлялась с бывшими любимицами. Сливовая наложница уже была сослана во вторую столицу, Лоян, которую Сын Неба не посещал годами. Ян Гуйфэй была необыкновенно красива, а также умна и честолюбива. Сын Неба все больше времени проводил с ней. Я не совсем понимал почему. Возможно, у меня нет права говорить об этом, но мне казалось, что изящная Линфэй намного красивее Гуйфэй, которая отличалась довольно пышными формами. Но очевидно, у Сына Неба было иное мнение.

Я не только понял, что заставило Линфэй написать прошение, но и ощутил укол ревности. Как и мой приемный отец, я планировал жениться, когда достаточно разбогатею, и, возможно, также усыновить детей. Но мне никогда не узнать восторга любви или ее потери, о чем с такой страстью писала в своем прошении Линфэй, и в этом я был совершенно уверен. Несмотря на это неприятное чувство, я все-таки подал императору прошение Линфэй без промедления.

В тот вечер я успела сделать несколько дел, что, учитывая мое состояние, было настоящим достижением. Я попросила разрешения сменить номер, придумав какую-то нелепую отговорку, а затем заперлась в новой комнате и прислонила к двери стул. Я хотела было переехать в другой отель, но без паспорта это было невозможно. Без документов прописаться в китайской гостинице немыслимо.

Затем я позвонила Майре Тетфорд в Пекин, поскольку не знала, в Сиане ли она, и оставила сообщение, спрашивая, как продвигаются дела с моим паспортом. Я дала ей свой номер мобильного и сказала, что готова забрать паспорт, как только он будет готов. Тем же вечером я оставила такое же сообщение доктору Се.

После этого я позвонила Робу на Тайвань. Он не взял трубку. Я хотела было оставить ему сообщение, но передумала, поняв что не смогла бы скрыть своей паники. Что бы я ему сказала? Что заперлась в новом номере отеля в Сиане, потому что стала свидетелем жуткого убийства и что коллега из Торонто либо отравился, выпив слишком много серебра, либо был убит каким-то иным способом, возможно, намеренно? У бедняги случился бы сердечный приступ. Я решила, что лучше всего сначала успокоиться, а потом поговорить с Робом напрямую.

Отчаянно стремясь хоть что-то предпринять, я взяла бланк отеля, провела посередине линию, так что у меня получились две колонки, и написала с одной стороны «не знаю», а с другой «знаю». Возможно, доктор Се сказал бы, чтобы я держалась от всего этого подальше, и, наверное, он прав, но легче сказать, чем сделать. Рядом со мной умирали люди, а другие неизвестные мне личности слишком хорошо знали все про меня. Мне надо было как-то во всем этом разобраться.

Я многого не знала. Не знала, как умер Бертон, но, принимая во внимание ужасные события сегодняшнего дня, я решила, что его смерть не была несчастным случаем. Я больше не пыталась убедить себя в том, что он случайно отравился раствором серебра. Хотя не было ни крови, ни каких-либо заметных телесных повреждений, я была уверена, что Бертона убили, точно так же как убили молодого человека со свертком. Чтобы в этом удостовериться, достаточно было подождать результатов вскрытия. Хотя я и пыталась внушить себе, что у меня просто сдали нервы, мои подозрения не развеивались.

Я знала, что Бертон поехал в Сиань и предположительно в Хуашань в поисках серебряной шкатулки. Логично предположить, что если он шел по обычному пути, то есть посещал каждого торговца антиквариатом, то отправился бы на рынок Басянь Гун в тот же день, что и я. Но этого не случилось. Он поехал к западным гробницам на «мерседесе» доктора Се, а затем прямиком на вокзал и оттуда в Хуашань, чтобы с кем-то встретиться. Утром он встречался с человеком в мечети. Насколько я могла судить, Бертон ходил туда не для того, чтобы помолиться. Он выбрал мечеть, потому что в это время дня там было тихо, а он не хотел, чтобы персонал гостиницы видел, как он болтает со своим визави в вестибюле, где, возможно, было не столь красиво, зато гораздо теплее и уютнее. Кто же был тот человек в мечети и какое отношение он имел к серебряной шкатулке? Принимая во внимания одержимость Бертона, я решила, что он вряд ли пошел бы на встречу по какому-то иному поводу, кроме того, как обсудить вопрос о незаконном вывозе шкатулки из страны. Но если время, указанное в моей голосовой почте в гостиничном номере Пекина, было верным, у Бертона тогда еще не было шкатулки, и неизвестно, нашел ли он ее вообще. Может, человек из мечети уговорил его отправиться в Хуашань?

Я не могла не заметить, что Бертону лучше меня удавалось идти по следу серебряной шкатулки. Мне лишь оставалось следовать за ним. И что это значило? Конечно, большую роль играло его владение китайским языком. Но кто же беседовал с ним? Я видела, как он говорил с двумя незнакомыми мне людьми, человеком в черном и человеком в мечети. Возможно ли, что первый отправил его в Сиань, а второй — в Хуашань? Мне казалось, что если я смогу пройти его путем, то мне удастся все выяснить. Вопрос о том, хорошая это идея или нет, оставался открытым.

Я не имела понятия о том, кто этот несчастный молодой человек, которого убили в переулке. В его смерти я была уверена. Ему не суждено провести ночь в больнице, а потом отправиться домой. Его горло перерезано. Его сердце остановилось за несколько секунд. Могло ли это быть случайное ограбление, закончившееся убийством? Я так не думала. Мне показалось, что он прекрасно знал тех, кто появился из-за того поворота, и принял решение бежать ко мне. Вполне возможно, потому что я была меньшим из двух зол, и он, наверное, думал, что сможет оттолкнуть меня. Только ему это не удалось. Мне пришла в голову ужасная мысль, что если бы я не стояла в том переулке, он бы мог спастись от мотоциклистов, вернувшись назад и смешавшись с толпой на главной улице. Я встала у него на пути, и это стало роковым событием в жизни молодого человека.

Я недостаточно разглядела человека в Васянь Гун, чтобы с уверенностью говорить, что это и есть тот самый, кто в Нью-Йорке так интересовался аукционом, а также тот, кто похитил шкатулку в Пекине, не знала я и того, была ли в свертке действительно серебряная шкатулка. Однако это отсутствие ясности не помешало мне сделать выводы. Это был мистер Подделка, и то, что он желал заполучить шкатулку, возможно, даже пойти на кражу, еще раз указывало на то, что все страсти разыгрались именно вокруг шкатулки. Если это правда, то из-за нее уже погибли два человека.

Еще одним большим вопросом была личность человека в черном, самодовольного офицера. Кто он такой и какое имеет ко всему этому отношение? Откуда его знал Бертон? Очевидно, они были достаточно знакомы, раз Бертону было известно местожительство этого типа. Он отправился в дом в пекинском квартале хутунов и, о чудо, там как раз оказался человек в черном. Договорился ли Бертон о встрече? Пошел ли требовать у него шкатулку? Сказал ли человек в черном что-то такое, что заставило Бертона поспешно отправиться в роковую для него поездку в Сиань?

Я все больше и больше убеждалась в том, что человек в черном специально загораживал серебряную шкатулку в аукционном доме, хотя у меня не было веских доказательств. Если я права, значит, он тоже был с ней связан. Доктор Се попросил меня не пытаться выяснить личность человека в черном, но теперь у меня не было выбора. Кто-то рассказал о нем Бертону, очевидно, это был кто-то, кто был в зале, когда похитили шкатулку, или, возможно, кто-то во время просмотра видеопленки, что включало в список подозреваемых еще троих полицейских. Вряд ли они были виновны, так что оставались доктор Се, Майра, Руби, Дэвид или злосчастный сотрудник «Дома драгоценных сокровищ», у которого был такой виноватый вид, но явно из-за его халатности по службе, а не из-за кражи. Он был в отчаянии от потери работы. Доктор Се утверждает, что не знает человека в черном. Возможно, это так, а возможно, и нет. Может, он просто пытался защитить меня.

Почти через час размышлений, во время которых я все время прислушивалась к тому, что происходит за дверью моего номера, вздрагивая всякий раз, когда хлопала дверь, колонка «не знаю» была вся сплошь исписана. Графа «знаю» оставалась удручающе короткой, фактически всего одна запись: люди, связанные с серебряной шкатулкой, погибли.

И тут я сделала неприятный вывод о том, что я тоже неразрывно связана с этой шкатулкой. От этой мысли стало не по себе. Я находилась в чужой стране, не зная языка, не понимая ничего, что происходило вокруг, и поэтому у меня не было шанса выбраться живой, если я только что-нибудь быстро не придумаю. С чего бы начать? Принимая во внимание время суток и то, что я боялась покидать свой номер, надо было действовать подручными средствами. У меня было множество документов о серебряной шкатулке, которые я собрала целую вечность назад. Я сделала копию фотографии из каталога «Моулзуорт и Кокс», и у меня было несколько снимков шкатулки, купленной Джорджем, которые дала мне Дори. Я также сохранила перевод описания шкатулки, сделанный для аукциона, который вручил мне Джастин из «Моулзуорт и Кокс» во время предварительного осмотра в Нью-Йорке, и я приехала в Пекин с переведенным описанием шкатулки, принадлежавшей Дори.

На самом деле я почти не обращала внимания на эти документы, поэтому что в этом не было необходимости. Дори была уверена, что шкатулка, выставленная «Моулзуорт и Кокс», подлинная, и когда я сама взглянула на нее, посмеявшись над рецептом эликсира бессмертия, я сунула эти страницы в папку. Теперь мне надо было еще раз их просмотреть.

Я вытащила маленькую лупу, которую всегда носила с собой на случай, если понадобится подробно рассмотреть какой-нибудь предмет старины, и принялась разглядывать фотографии обеих шкатулок. Шкатулка Джорджа Мэттьюза была очаровательна. На стенках и крышке изображены женщины в беседке, играющие на музыкальных инструментах. Они были красиво одеты, и можно было вполне отчетливо различить их инструменты — лютня, флейта, что-то вроде колокольчиков и тому подобное. Работа мастера была превосходной. На шкатулке меньшего размера была изображена женщина в саду, которая беседовала с другой, в то время как неподалеку ждали выстроившиеся в ряд женщины. Все они были изысканно одеты.

Было очевидно, что эти шкатулки из одного набора. Закругленные крышки были одинаковы, как по форме, так и по изображению, в отличие от стенок, на которых автор расположил разные сюжеты. Сначала я заметила на крышках всего одну птицу, журавля, но когда пригляделась повнимательнее, оказалось, что там одна над другой изображены еще три сценки. В самом низу была женщина, которую, кажется, должны были положить в могилу, или же, возможно, она просто спала. В середине женщина сидела в павильоне, в то время как другие женщины выстроились в ряд перед ней, а наверху очередная дама парила над остальными и над вершиной горы. Все женщины были одеты в одинаковые платья, возможно, это был один и тот же человек. В рисунки были вплетены цветы, вероятно, хризантемы, но скорее это были все же розы или пионы. Меня также заинтересовало то, что шкатулки могли быть выполнены разными мастерами, хотя на них изображались одни и те же сценки, по крайней мере, нечто похожее. Я заметила различия в штрихах, крошечные, но все же видимые глазу. Мне хотелось снова увидеть оригиналы и сличить их, но я была почти уверена в своей правоте. Интересно, почему над шкатулками работали два мастера, если это должен был быть один комплект?

Я решила, что все три виньетки изображали одну и ту же женщину: посередине живую, внизу мертвую, а наверху витающую в небесах и ставшую бессмертной. Джастин из аукционного дома «Моулзуорт и Кокс» рассказал, что шкатулка принадлежала женщине по имени Линфэй, игравшей немаловажную роль при дворе Просветленного государя. Можно ли предположить, что женщина, изображенная на шкатулке, и есть Линфэй? До этой минуты я как-то не задумывалась, женщина это или мужчина, Линфэй. Я не очень-то сильна в китайских именах, так что сама разобраться не могла, но ни на одной из шкатулок не были изображены мужчины. Конечно, это не стопроцентная уверенность, но с этой минуты я стала считать, что Линфэй была женщиной.

После этого я внимательно прочитала перевод. Рецепт эликсира бессмертия и инструкции по его приготовлению уже были мне известны. Более внимательное прочтение убедило меня в том, что кто-то очень любил Линфэй и, возможно, находил утешение в мысли, что она не умерла по-настоящему. Основанием служил тот факт, что ее тело не было найдено, значит, она оказалась одной из тех счастливиц, что обрели бессмертие. Конечно, я не была готова поверить в сказку о бессмертии, поэтому стала думать, что же случилось с телом Линфэй. Может быть, его похитили вместе с захороненными сокровищами? Или ее погребли не там, где указывал автор текста? Но тут, кажется, ясно говорилось о том, что где-то находилась гробница, если не с телом Линфэй, то с чем-то другим.

Затем я сравнила размеры шкатулок. Ту, что представляли на аукционе «Моулзуорт и Кокс», а позднее в «Доме драгоценных сокровищ» в Пекине, можно было вставить в шкатулку, принадлежащую Джорджу, как и предполагала Дори. Однако они слишком плотно прилегали друг к другу, и находиться что-либо могло только в меньшей шкатулке. Бертон назвал ее шкатулкой для драгоценностей, но я не была с ним согласна, потому что даже если это и было правдой, там должна была храниться какая-то очень особенная драгоценность. Шкатулка была слишком мала, чтобы туда могло поместиться много.

Дори говорила, что помнила о существовании большой шкатулки. В этом она нисколько не сомневалась. Я думаю, что после стольких лет сложно вспомнить примерный размер, особенно учитывая то, что обе шкатулки выглядят почти одинаково, поэтому, несмотря на уверения Дори, недостающая шкатулка могла быть либо больше, либо меньше двух других. Интересно, сколько времени прошло между аукционом, на котором Джордж Мэттьюз купил серебряную шкатулку, и появлением второй шкатулки в Нью-Йорке? Дори намекнула, что шкатулка хранится в коллекции Джорджа уже давно. Могу ли я быть в этом уверена? Наверное, ответ на этот вопрос ничего не изменит, но у меня было настолько мало сведений, что мне ничего не оставалось, кроме как найти информацию, а потом посмотреть, что из этого выйдет. Наверное, можно было просто позвонить Джорджу и спросить у него. Правда, я не была уверена, хочу ли я этого или нет.

Дори также говорила, что, возможно, существовал и деревянный футляр для всех шкатулок, хотя это было уже давно. Откуда она знала? Что в этих шкатулках особенного, чтобы потребовался футляр? Существуют ли другие подобные шкатулки? Сидя в гостиничном номере, мне этого не узнать.

Мне так хотелось снова подержать в руках шкатулку Дори или ту, что была украдена, чтобы повнимательнее изучить выгравированные на них живописные сцены. Придя к выводу, что одна из изображенных там женщин, на которых я едва взглянула, заинтересовавшись больше работой, нежели содержанием, была Линфэй, я внезапно еще больше, чем прежде, захотела найти пропавшую шкатулку. Как-то вдруг это стало моим личным делом, но не из-за Дори, а из-за этой самой загадочной Линфэй. Похоже, я попалась на крючок, как и Бертон.

Пока я размышляла, зазвонил телефон, отчего я вздрогнула и подпрыгнула на месте. Я уставилась на звонящий аппарат, страстно желая узнать, кто звонит, и наконец взяла трубку, однако продолжала молчать.

— Лара? Вы слышите? — Это был доктор Се.

— Да, доктор Се.

— Я вас разбудил? Вы едва можете говорить. Прошу прощения.

— Нет, я не сплю. Не могу.

— Я этого опасался. Сейчас я в фойе. Можно мне зайти или вы сами спуститесь?

— Я спущусь.

На то были две причины: я не могла находиться в своем номере ни с кем наедине, даже с обворожительным доктором Се, и внезапно поняла, что очень проголодалась. Может быть, еда меня немного успокоит.

Я встретила доктора Се в баре. Он заказал шотландское виски, а я — гамбургер и стакан вина. Я твердо придерживаюсь правила, что надо обязательно попробовать местную кухню, и всегда насмехалась над туристами, которые повсюду заказывают привычные для них блюда, но сейчас мне были нужны именно гамбургер и жареная картошка, много жареной картошки. Но когда принесли еду, я не смогла к ней притронуться.

— Вы вообще спали? — укоризненно спросил доктор Се.

— Нет.

— Тогда у меня есть один план, надеюсь, вы согласитесь. Прежде всего, хочу сообщить вам, что Майра, скорее всего, сможет подготовить ваш паспорт к завтрашнему вечеру или на худой конец послезавтра к утру. Его не выдадут до тех пор, пока не станут известны первоначальные результаты вскрытия, и мы считаем, что это случится завтра вечером. Конечно, вскрытие покажет, что смерть наступила в результате несчастного случая, и вы сможете улететь домой. Но я вижу, что вы в очень тяжелом состоянии. Во-первых, вам надо поспать. Я вам принес, — сказал доктор Се, вытаскивая из кармана маленький пакетик, — самое лучшее из «Се Гомеопатик». У вас в номере есть чайник и кружка? — Я кивнула.

— Отлично. Здесь пять или шесть чайных пакетиков. Один пакетик на чашку, и одной чашки будет вполне довольно. Вы сможете уснуть. Когда зальете кипящей водой, появится резкий запах, дайте пакетику минуты три пропитаться. Все натуральное, никакого снотворного. Вам понравится вкус, и вы сможете наконец уснуть. А что касается завтрашнего дня, то я не хочу, чтобы вы все это время думали о Бертоне. Я повторяю свое предложение. Джеки заберет вас завтра утром, скажем, в половине десятого, когда будет чуть меньше пробок, и отвезет к западу от города посмотреть на Фамэнь Си, впечатляющий буддистский храм, а также гробницы династий Тан и Мин.

Гробницы, подумала я. От этой экскурсии может быть польза. Бертону поездка показалась познавательной. Возможно, мое мнение будет таким же. С Джеки я буду в безопасности. В критической ситуации он уже проявил себя с хорошей стороны.

— Благодарю, — ответила я. — Я очень ценю ваш чай и предложение предоставить машину и водителя. Я принимаю и то и другое.

— Хорошо. А теперь ешьте. Мне не очень-то по душе ваш выбор, но вам все равно надо поесть.

Я постаралась выполнить просьбу доктора Се.

Позднее, сидя в запертом номере, я вытащила чайный пакетик и сделала все так, как мне было сказано. Доктор Се оказался прав. Я довольно быстро погрузилась в сон и проспала почти всю ночь. Вообще-то сон у меня был неспокойный. Конечно же, мне снился Бертон. Он был мертв, лицо темно-синее, но на нем по-прежнему были перчатки, и он постоянно заваривал себе чай.

На следующее утро в половине десятого меня уже ожидал Джеки. Он передал мне экземпляр англоязычной газеты «Чайна Дейли». Мое предположение нашло подтверждение на первой странице, где помимо сообщения о демонстрации крестьян недалеко от Сианя, во время которой бедные фермеры выступали против коррумпированного правительства, и катастрофы на шахте, погубившей сотни рабочих, говорилось об убийстве в Сиане человека. Мужчина, которого звали Сун Лян, был сотрудником Бюро культурного наследия. Неизвестно, находился ли Сун в Сиане по делам или просто отдыхал там. Ничего себе отдых! Полиция уверена, что его убили два человека на мотоциклах. У них есть хорошее описание виновных, расследование жестокого преступления продолжается и скоро должно подойти к концу.

Меня обрадовало, что в статье не сообщалось, что полиция ищет иностранку. По крайней мере, свидетели, говорившие с полицейскими, знали виновных. Если Сун Лян действительно был сотрудником Бюро культурного наследия, значит, его присутствие в Нью-Йорке вполне объяснимо. Он пытался приобрести серебряную шкатулку для своей страны. Правительства предпринимают подобные попытки. Конечно, это не объясняет, почему он ее украл, если только ему не установили предела суммы, которую можно было потратить на аукционе, и, отчаявшись приобрести шкатулку по предполагаемой цене, он просто автоматически схватил ее, считая, что оказывает услугу своей стране. Как он мог поступить потом? Отнести шкатулку своему работодателю и просить прощения? Мне было известно слишком мало, чтобы судить. Если он повез шкатулку с собой в Сиань, тогда он точно сразу не признался. Еще одна причина: Сун Лян мог оказаться подкуплен, приехал в Нью-Йорк, чтобы увидеть, кто купит шкатулку, а затем собирался ограбить этого человека. Если вы считаете, что такого не может произойти, то глубоко заблуждаетесь. Было видно, что он расстроен, когда вещицу отозвали с аукциона, расстроен не меньше меня и Бертона.

Я оказалась в затруднительном положении. В «Чайна Дейли» не было фотографии Сун Ляна. Если бы она была, я могла бы попросить Руби или Майру позвонить в полицию и рассказать, что человек, которого я считала виновным в краже шкатулки, может быть сотрудником Бюро культурного наследия и тем самым убитым в Сиане. Но фотографии не было, так что если бы я сказала что-то подобное, они могли бы поинтересоваться, откуда это все мне известно, и мне бы пришлось ответить, что я там была, чего мне очень не хотелось, потому что моя причастность к двум подозрительным убийствам могла бы задержать меня в Китае на весь остаток моей жизни.

Мы проезжали мимо статуй, означающих начало или конец — в зависимости от географического местонахождения и политических взглядов — знаменитого Шелкового пути, через растущий современный город, раскинувшийся за старыми стенами Сианя, а оттуда через многие мили полей к месту, где должны были провести вечность императоры и члены их семей.

Гробницы представляли большой интерес. Мы посетили гробницу танской принцессы Юнтай, молодой женщины, которую, возможно, убила злобная императрица У Цзэтянь, или же она, как гласила надпись, умерла при родах. Может быть, сама императрица повелела вырезать на камнях эту версию. Принцесса Юнтай была внучкой императора Гаоцзуна, а также императрицы У, которая, возможно, и приказала ее убить. Похоже, в те времена было опасно быть принцессой. Была ли принцессой и Линфэй? Это может объяснять исчезновение ее тела, похищенного злобной соперницей.

Чтобы добраться до саркофага, надо было спуститься по довольно отвесному, длинному уклону мимо выгоревших фресок с изображением служанок принцессы в прелестных платьях и с изысканными прическами, маленьких ниш, в которых стояли терракотовые фигурки слуг, значительно меньшие по размеру, чем воины императора Цинь Шихуанди, изготовленные в натуральную величину, и мимо глубокой шахты, давным-давно выкопанной расхитителями могил. На дне, где стоял саркофаг, воздух был неприятно влажный, почти зловонный, и, кроме этого большого каменного гроба, взглянуть было не на что, зато я теперь знала, как выглядит танская гробница.

Я также узнала, что в гробнице принцессы было найдено несколько сотен предметов, включая множество золота и серебра. Можно ли с уверенностью предположить, что серебряные шкатулки когда-то были в гробнице Линфэй, хотя ее тело исчезло? Еще один вопрос в моей графе «не знаю».

Неожиданно интересным оказалось посещение Фамэнь Си, буддистского храма примерно в часе езды к западу от Сианя. Во время правления династии Тан императоры отправлялись на богослужения в Фамэнь Си, а самая известная реликвия храма, фаланга кисти пальца, по утверждению священнослужителей, принадлежала самому Будде, и время от времени в сопровождении пышной процессии переправлялась в Чанань, ныне Сиань. Похоже, индийский принц, стремящийся попасть на небо еще при жизни, оставил после себя множество подобных реликвий, одна из которых и находилась в Чанани. Реликвия была почти позабыта, но когда в 1981 году обвалилась ступа в Фамэнь Си, нашли подземную комнату, а в ней эту реликвию.

Меня, а также, возможно, и Бертона, заинтересовал изысканный маленький музей, в котором я обнаружила множество серебряных шкатулок с круглыми крышками на петлях, где и должна была храниться та самая фаланга пальца. Когда шкатулки нашли, фаланга оказалась в каждой из них, но настоящая была лишь в одной. Эти шкатулки не походили на пропавшую шкатулку Дори, и я снова стала мучиться вопросом, хранилось ли что-нибудь в самой маленькой шкатулочке Линфэй. Когда она появилась на аукционе, то точно была пуста, но это еще ничего не значит. За прошедшие века этот предмет мог истлеть, или же это было нечто более весомое, например, какая-нибудь дорогая вещь, которую кто-то решил изъять из шкатулки. А может быть, кому-то было важнее содержимое шкатулки, чем она сама? Принимая во внимание палец Будды, я стала думать, что в серебряных шкатулках хранились какие-то реликвии.

И снова я пожалела о пропаже шкатулки. Мне хотелось выяснить, кем была Линфэй, частью потому, что она имела отношение к происходящим событиям, а частью из-за моего интереса к ее личности, если, конечно, мой вывод о том, что она была женщиной, оказался верным. Если она была принцессой, у меня был шанс разыскать ее, если же нет, все будет намного труднее. История оставляет нам имена знаменитых, победоносных, богатых и в основном мужчин. Если Линфэй не подпадала ни под одну из этих категорий, она может остаться безмолвной навсегда, за исключением слов и изображений на шкатулках. От этого они приобретали еще большую ценность.

Когда я благополучно вернулась в отель, то первым делом позвонила Руби в Пекин. Я спросила, не знает ли она человека в черном, который был тогда на аукционе. Она ответила, что нет. Я подумала, что кто-то же должен его знать, кроме полиции.

— Может, Дэвид знает? — предположила Руби.

— Вы не могли бы у него спросить? — произнесла я как можно небрежнее. Самой мне спрашивать не хотелось.

— Конечно. Я вам перезвоню.

Руби перезвонила, но только чтобы сообщить, что Дэвид уехал в Шанхай на пару дней. Они были не очень хорошо знакомы, и у нее не было номера его мобильного, поэтому она сказала, что перезвонит ему снова через день-два. Мобильный Дэвида был у меня. Он дал мне свою визитку на вечеринке, устроенной после аукциона доктором Се. Мне не хотелось звонить ему самой, но выбора не было. Я позвонила, но наткнулась на голосовую почту. Оставлять сообщение не стала.

Затем я отправилась в торговый центр и принялась искать информацию о Линфэй в Интернете. Как всегда, поисковик выдал огромное количество ссылок, но ни одна мне не подходила. Там был китайский производитель электроприборов, в чьем имени присутствовало «Линфэй», вот почти и все. Затем я попыталась ввести фразу «знаменитые китаянки». И снова Линфэй среди них не оказалось, были только Мэйфэй и Ян Гуйфэй. Эти последние были наложницами Просветленного государя, ради Ян Гуйфэй он забросил государственные дела, и она была его Первой супругой. Во всех трех именах присутствовал суффикс «фэй». Я знала, что две женщины были наложницами. Может, «фэй» обозначает вовсе не имя, а статус? Возможно, Линфэй тоже была наложницей. Вряд ли у компании, выпускающей электроприборы, в названии будет стоять слово «наложница», но, возможно, причиной тому послужила неточность в переводе с китайского на английский. Например, эта Мэйфэй могла быть Сливовой наложницей, но «мэй» могло означать и розу, так что у суффикса «фэй» вполне может быть два значения, которые на самом деле представляют собой два совершенно различных иероглифа с противоположными значениями.

Я перенеслась мыслями в Нью-Йорк, к той минуте, когда Бертон покинул предварительный осмотр выставленных для аукциона вещей. Кажется, он сказал что-то вроде «прощай, моя наложница»? Может быть, он имел в виду не меня, а Линфэй и ее шкатулку? Знала бы я это раньше, но и теперь еще не поздно. Линфэй была наложницей императора!

Если это правда, то, как я поняла чуть позже, Линфэй грозила серьезная опасность затеряться в толпе. Судя по тому, что я прочла, у Просветленного государя был целый гарем приблизительно из сорока тысяч наложниц. Очевидно, существовало нечто вроде заднего двора, куда ссылали жен подданных, неугодных императору. Новые императоры часто освобождали женщин, удерживаемых прежним владыкой, но поскольку Просветленный государь правил более четырех десятилетий, с 712 по 756 год, ко времени его кончины в гареме собралось очень много женщин. Они находились там из милости, их привозили и от них избавлялись по блажи властителя. У такой феминистки, как я, мысль о гареме вызывала отвращение, но я продолжала читать.

Если не считать стремления окружить себя сорока тысячами женщин для своего удовольствия, во всем остальном Просветленный государь был хорошим правителем. У него было несколько имен, как и у всех императоров. При рождении его нарекли Ли Лунцзи. Танская династия была основана семейством Ли, поэтому он тоже был Ли. Его династический титул был Тан Минди, или Минхуан. Но лучше всего нам он известен под именем императора Сюаньцзуна. После смерти правители получали особые имена, отражающие суть их царствования. Плохой император получал плохое имя. Сюаньцзуна нарекли Просветленным государем, или Мудрым прародителем, что говорит в его пользу. Возможно, он не сам присваивал себе титул, как я думала прежде. По моему мнению, его правление ознаменовалось огромным расцветом культуры. Он любил музыку, и даже сам сочинял ее. Осталась песня, которую, по легенде, император написал во время своего путешествия на Луну.

Интересно поразмышлять о том, что надо было сделать, чтобы стать императорской наложницей. Люди разъезжали по всей империи в поиске красивых молодых девушек — как всегда, особенно ценились девственницы, — для своего императора. Отцы мечтали, чтобы выбрали их дочерей. Но если девушку выбирали или, возможно, предлагали императору, она попадала, так сказать, в общий котел, что-то вроде канцелярской службы. Там надо было мучительно пробираться вверх по служебной лестнице в надежде оказаться любимицей императора, чтобы получить роскошные личные покои во дворце и ежегодную сумму денег, достаточно щедрую, для покупки косметики и нарядов и, возможно, даже для оказания услуг семье, например, для наделения титулами или приобретения домов. Кроме нескольких избранных, остальным, возможно большинству девушек, никогда не суждено было увидеть императора. Значит, в Линфэй должно было быть что-то особенное. Может быть, она была певицей или танцовщицей, или же писала прекрасные стихи. Это бы привлекло внимание Сюаньцзуна. Кроме того, она должна была быть невероятно красива.

Примерно через час поисков я сдалась. Позже сделаю еще один заход. Однако я все-таки нашла информацию об аргирии. Да, она существовала, да, все симптомы соответствовали описанию доктора Се, и к тому же коллоидное серебро можно было приготовить самостоятельно при помощи дистиллированной воды и аккумулятора, чтобы между нею и серебром прошел электрический заряд. Я не стала вдаваться в подробности. По-моему, это не самый полезный навык в жизни.

Я предприняла еще одну попытку поесть, и на этот раз она оказалась чуть более успешной, чем накануне. На автоответчике в номере было сообщение от Роба: он говорил, что его мобильный неважно работает, поэтому дозвониться будет трудно, но поскольку я задержусь еще на несколько дней — это мягко сказано, — они с Дженнифер отправятся в небольшой круиз. Роб добавил, что не знает, заработает ли там его телефон, но он все равно попытается связаться со мной. В конце Дженнифер сказала, как ей хочется меня увидеть и что я должна побыстрее приехать к ним. Я с трудом сдержала рыдания. Посмотрев китайский канал в надежде увидеть фотографию Сун Ляна, хотя я не понимала из сказанного ни слова, я снова решила попытаться заснуть.

Я вскипятила воды, чтобы заварить на ночь чай доктора Се. Запах у него был довольно резковатый, как он и предупреждал, но я спокойно выпила чай накануне, и он мне очень помог. Вынимая чайный пакетик из пластикового мешочка, в котором мне дал чай доктор Се, я внезапно вспомнила картинку: Бертон вынимает из кармана похожий пластиковый мешочек в тот день, когда мы пили чай на улице Люличан, где я поймала его на обследовании антикварных магазинов. Бертон взял с собой собственные пакетики.

Я вытащила увеличительное стекло и внимательно поглядела на пакетик. К нему была прикреплена веревочка, чтобы макать его в воду, с маленьким ярлычком на конце, где обычно указывается название фирмы-производителя и марка чая. Но этот ярлычок был пуст. Сам чайный пакетик не был запечатан со всех сторон. Скобка, прикреплявшая веревочку к пакетику, также соединяла и сам пакетик. Я с трудом сняла скобку, пытаясь не разорвать бумагу. Где же дырочки от скобки? Возможно ли, что пакетик прокололи дважды? Я внимательно исследовала дырочки через лупу. Да, вполне возможно, что пакетик был проколот дважды.

И тут я поняла, что Бертон был отравлен не по собственной глупости и не из-за своего трепетного, хотя и вполне понятного стремления сохранить здоровье. Нет, что-то ужасное было подмешано в чай, который он пил, что-то, чего там не должно было быть, что-то, чего он не заметил из-за резкого и горького вкуса и аромата чая. Оставался нерешенным вопрос: отравил ли его Се Цзинхэ?

Чай я пить не стала.