1. «Разве я на Украине провалился? Не я же там избирался»

«Не заикайся... Что за косноязычие!»

— ...Ну в чем ты, скажи конкретно, недоволен моей работой в Киеве? В том, что мы вместе с Украиной товарооборот подняли?

— Да я не про экономику. Я считаю, что н-н-недоработка посла...

— Не заикайся.

— ...состоит в том, что вы не смогли защитить на выборах украинского президента интересы России.

— А как? Скажи. Если ты уж так недоволен моей работой, значит, ты знаешь, как я должен был работать, чтобы ты был доволен. Скажи как?

— Я думаю, что нам не надо было замыкаться, значит, только на одном кандидате — на Януковиче. Мы настолько уже созрели в своей демократической развитости, в своем демократическом потенциале, что могли бы плюралистично...

— Ну что за косноязычие!

— ...И опираться сразу на двух кандидатов, а там — кто победит.

— Ты що? С чего ты взял, что мы опирались на Януковича? Ну в чем мы опирались, ты мне можешь объяснить? Кто опирался?

— Кремль.

— Как?

— Мы поддерживали одного кандидата.

— Как же?

— Всячески. И Путин во время выборов дважды туда наведывался.

— Ну и что? Разве кто-нибудь когда-нибудь говорил, что Россия — за Януковича?

— Напрямую, может, не говорили. А фактически...

— А вкривую давай не будем фантазировать.

«Почему не готовился Кучма?»

— Вы так защищаете Кремль, что можно подумать, что Россия на украинских выборах не проиграла, а выиграла...

— А что же мне, защищать тех дураков, которые меня сейчас из-за Украины поливают? Я не могу защищать дураков! У меня к ним свое отношение. И когда я слышу, и читаю, и вижу, как раздаются оценки направо и налево, абсолютного незнания и тем более непонимания, почему я должен молчать? Я никого не защищаю, я просто объясняю. Ситуацию. Какая была...

— Украина не напоминает вам Россию–2001?

— Мне напоминает больше Украина 93-й год российский. Когда у нас тоже все бурлило. Но у нас совсем другое. И все же, когда у них началось на майдане, я, по крайней мере, предупреждал многих руководителей: слушайте, это может закончиться очень плохо. Что же вы никаких мер не предпринимаете? Президент Кучма говорил неоднократно: «А что мы не сделали? Мы открыты для всех наблюдателей сюда. И все мы вроде делаем, что нужно». Но у вас же народ на улице! «Да все пройдет, мы это проходили...»

— Это кто, президент Кучма говорил?

— Да и не только он. Мол, поговорят-поговорят и разойдутся.

Почему тогда эти все готовились? Почему вторые — нет? Почему те, кто должен был отслеживать ситуацию, ничего не делали?..

— Вы имеете в виду спецслужбы?

— И спецслужбы, и само государство. Почему это назревало? Значит, делали в стране что-то все-таки не так? Надо было предпринять меры, надо было...

— Репрессивные?

— Ни в коем случае! Надо было понять, что происходит в глубинах — и сознания, и действительности. В жизни людей. Нет, ничего — все идет и идет. Ну, вот и дошли. Это хороший урок для всех.

— И для России?

— В том числе и для России.

— Неужели у нас может быть такое?

— У нас нет. У нас этого не будет. Как у меня тоже вот так один спросил, а я ему ответил: у нас страна большая...

— Так-так...

— У нас есть куда поехать.

— В смысле? На лесоповал?

— Нет, у нас этого никогда уже не будет. Мы это прожили. Россия экспериментов натерпелась, хватит. Не бу-дет!

«Ну чем они ближе к Западу...»

— Говорят, от выборов к выборам Украина становится ближе к Западу...

— Я не могу так оценить... Ну чем она приближается к Западу? Чем могла? На Западе, кстати, тоже ничего не могут понять. Вот я был в Германии, встречался там с руководителями. Все спрашивают: что на Украине происходит, что они там это, кто там есть кто? Но я же не буду им объяснять.

В Закарпатской области я с народом, «западэнцами», как их называют, встречался — никакой неприязни. Тем более ко мне — уж я бы сразу почувствовал. Ну а то, что тут пытаются направление выбирать, однозначно, один вектор. Ну... Есть вопросы. Она — Украина — не приблизилась к Западу и не так уж сильно отдалилась от России. Я имею в виду сам народ.

— А почему не может отдалиться?

— Слишком такие связи — вековые. Чтобы так кому-то захотелось, и вдруг они тут — повернуть, развернуть, насчет того, кто, куда и с кем? Нет, это не получается.

— Товарооборот-то между Россией и Украиной не упал за годы выборов?

— Наоборот, вырос. Мы выходим вплотную почти на тридцать миллиардов долларов. (А когда я начинал здесь послом, было девять миллиардов.) Заметьте, Германия — пять миллиардов долларов — на втором месте, а США — два миллиарда долларов — на третьем. Основная продукция Украины идет на российский рынок. А ты говоришь — Запад...

Вон сколько предложений мы уже заимели — абсолютно тех, которые раньше не очень. Допустим, «Партия регионов» предложила: давайте будем добывать, выведем добычу до пятидесяти пяти миллиардов кубов — если говорить по газу в России. То есть брать месторождения. А действительно, или отдавать, или находить надо решение.

— Чтобы они сами разрабатывали у нас?

— Конечно.

— А Тимошенко что предлагает?

— А Тимошенко, она как раз... Все, что они предлагают, они — те, как раз все против. Все наоборот. Но они же как? Борьба идет, чего же они будут все об одном. Янукович, допустим, сказал: к 2012 году надо построить мост через Керченский пролив. Есть и проект. А Тимошенко говорит: мы сами придем к власти и сами построим мост.

— Они, по сути, строят один мост?

— Да, мост все хотят, только одни — вдоль, другие — поперек.

— Ну а хоть «оранжевая»-то революция пошла Украине на пользу?

— Какая польза? В чем она должна быть? Ну, руководство заявляет, что Украина стала более демократичной и открытой. Но я этого не вижу, не могу сказать. Так какая же польза, когда все никак.... — правительство меняется каждый год.

«От Юлии Тимошенко я не таю»

— Вот Тимошенко, к которой вы по-особому относитесь, даже Жанной д`Арк называете, она будет так же действовать — комиссарскими методами?

— А какими? Ее уже не переделаешь. Я не могу за нее сказать: будет она или не будет, какая она будет. Но то, что методы у нее такие большевистские, будем говорить...

— Вы с ней встречаетесь, да?

— Встречаемся. И по моей, и по ее просьбе, когда у Юли есть желание... (Смеется.) Я, конечно, к Юле с уважением отношусь — за ее напористость, за ее характер. Она умеет вести, классный оратор — любая аудитория рыдает, когда Юля выступает... Эту бы Юлину энергию — да на... Горы свернуть может! В этой части она — да. Юле бы команду хорошую.

— Ага, вы тоже, значит, таете от Тимошенко? Только честно.

— Насчет таять... Я уже давно не таю. (Смеется.) Ни перед кем. Как некоторые говорят: ну вы бы побежали? Я говорю: не-е-ет, мне сейчас главное — убегать надо, а не бегать за кем-то. Таять — это не для меня. Да я и раньше не таял.

— Но Тимошенко прислушивается к вам?

— Где-то, может, прислушивается, а где-то — не знаю.

— Вы то Тимошенко нахваливаете, то Януковича... А они — ярые оппоненты.

— Вот я ее хвалю — ты же об одном спрашиваешь. Не поймешь тебя: ты где про любовь — таю, не таю, а где об экономике.

— Говорят, Черномырдин приложил руку к тому, чтобы Тимошенко простила российская прокуратура.

— Не простила, а прекратила вопросы о преследовании. И ничего я к этому не прилагал.

— А вы с Тимошенко встречались?

— После этого? Встречался.

— А до этого?

— И до этого. Я ей говорил: «Вам надо ехать в Москву». А она: «Да вот я не могу, все время прокуроры там стращают». И не послушалась.

— Но теперь-то послушалась.

— Я не думаю, что она меня послушалась. Сама все взвесила и не прогадала.

«...И не надо меня припирать»

— Кремль вас за выборы на Украине не критиковал?

— За что? Разве я избирался?

— Но ведь «стрелочника» все равно пытаются найти — за провал российских интересов на Украине.

— Да нет никакого провала! Абсолютно даже. Конечно, я со всеми срезами общества встречался и продолжаю встречаться, чтобы знать обстановку по возможности и влиять...

А все те политики, которые начинают вякать и искать тем более козлов отпущения, превратились в мосек. Надо делом заниматься в своей стране, а не порхать во всевозможных шарфиках. (Черномырдин имеет в виду оранжевые шарфы, в которых Ющенко, Тимошенко и их сторонники накидывали на шею, когда отправлялись на митинги. — А.Г.)

— Не боитесь, что вас заклюют?

— Меня этим не прошибешь. Я не та фигура, не тот человек, которого можно просто так взять, — сразу в зубы получат, и так, что тоже мало не покажется.

Давайте успокоимся. Здесь, в Москве. Они сами без нас разберутся — на Майдане, на Подоле... (Названия районов Киева. — А.Г.) В другом месте. Успокоятся.

Как займутся экономикой и нуждами людей — я вас уверяю, — никаких майданов не будет. Никуда народ идти не будет.

Но не надо так эмоционально здесь — проиграли, отдали. И не надо меня припирать. Не надо!

— Да, забыл еще про одно. А вы как по-свойски-то частенько выпивали с Кучмой, да?

— Ну что ты? Конечно, нет.

— Нет, да?

— Да. Как говорят в таких случаях, к сожалению, он не охотник. Вот если бы он был охотник, мы бы, наверное, чаще. Можно было бы. А он не охотник. Вот не охотник! Я очень сожалею об этом. Если бы был охотник — там все, прочее... На охоту можно было бы поехать. Но он — нет...

РЫБАЦКАЯ БАЙКА

Как ЧВС спас указательный палец Кучмы

Эту историю я услышал в Оренбургской области, в Черном Отроге, на родине Черномырдина.

Однажды Ельцин пригласил в «Завидово» на рыбалку Леонида Кучму, который еще был премьер-министром Украины, но уже собирался в президенты, и тогдашнего российского премьера Черномырдина. Ельцин уехал охотиться, а коллеги-премьеры, выпив по рюмашке, отправились на рыбалку.

Клевало плохо. Черномырдин предложил наловить раков.

Премьеры разделись до трусов и по колено в воде стали бродить вдоль берега. С ведро раков набрали, хотели уж уходить. И тут один рак схватил Кучму клешней за указательный палец. Кучма закричал, сбежалась охрана... А рак не отпускает! Но ЧВС не растерялся. «Мы в детстве в таких случаях делали вот так», — сказал он. И... укусил рака за клешню. Тот Кучму сразу же отпустил.

А палец будущего президента Украины промыли водкой.

 

2. «Ну вот не пошел мяч... А жаль»

1 июля 2006-го Украина оказалась в плену футбольно-политических страстей: национальная сборная, выступая на чемпионате мира, в 1/4 финала со счетом 0:3 проиграла итальянцам, а у «оранжевой» коалиции сорвалась очередная попытка сформировать коалиционное правительство. Мы с Черномырдиным по телефону обсуждали эти две новости одновременно...

— Алло, Виктор Степаныч! А вы болели?

— Болел. Начинал в одном месте, заканчивал в другом.

— Что это за места?

— Ты что? Ты еще спроси, с кем...

— Да.

— Нет, смотрел у себя уже дома. С работы началось, торопился и вот опоздал.

— А за кого болели-то?

— Конечно, за Украину! А я всегда за нее болею.

— Понятно.

— А ты за кого?

— И я за Украину. И за посла России, который за нее болеет.

— Правильно. Это очень важно. Это подчеркивать надо. Да, во втором тайме три момента — это три таких... Ну не повезло. Явно было трудно. Нет, не повезло...

— Может, такого же везения не хватает «оранжевой» коалиции в Киеве, которая никак правительство не сформирует?

— ...Во втором тайме — ну просто голевые моменты! Ну просто не было... Ах, ты про коалицию? Не хотелось бы это один к одному — это нельзя относить. Надо иметь в виду, что Украина впервые вот приобретает опыт парламентский такой. Впервые коалиция — все впервые. Поэтому, конечно, можно осуждать, переживать. Это неудобно, когда власть так долго формируется — более трех месяцев. Но и надо — и все как раз это учеба. Правда, дорого обходится эта учеба.

Вот мое убеждение такое сугубо — вполне могли выйти в полуфинал. Много достоинств по крайней мере.

— А чего не хватает? Что не получилось?

— Ну, я не могу... Я не такой уж знаток тонкий. По футболу. Но, мне кажется, скоростей бы прибавить. Мастерства, конечно.

— А без правительства тоже ведь Украине негоже жить.

— Тут много факторов. Много... Что же мы будем это сейчас обсуждать?

— Сейчас бы и в самый раз.

— Украина разберется. Должна. Сделает выводы. Я очень рад вообще за Блохина (тренер сборной Украины по футболу. — А.Г.) — за то, что он достиг. Вот даже... Не даже, а такого успеха — это только вот, по крайней мере ему удалось. Я его от всей души поздравляю. От всей. Приедет, обязательно пообщаюсь.

Ну хотелось бы. Я переживал... Лучше хотелось... Чтобы они попали и в полуфинал. Но в четвертьфинале впервые в истории — не только Украины, но и России. Первая команда, которая пробилась.

— А что, и «оранжевой» коалиции скоростей не хватает, да?

— Скоростей, скоростей...

— Правительство-то сформируют?

— Конечно. А как без правительства? Ты что?

— С каким счетом Тимошенко проиграет? Или победит?

— Это я не знаю, это я не могу сказать, это они сами тут разберутся...

Знаешь, как вот — ну не пошло! Я насчет футбола. Вот не пошел мяч! Бывает такое в игре. Но... А жаль.

«Комсомольская правда», 3 июля 2006 г.

СТАРЫЕ СТЕНЫ

«Приведений не боюсь»

Когда в мае 2001-го президент Путин назначил Черномырдина послом России на Украине, а по совместительству своим спецпредставителем по экономическим вопросам в этой стране, я случайно узнал, что с новой должностью Виктор Степанович получил и апартаменты в Москве — знаменитый 506-й кабинет на Старой площади, где когда-то сидели Хрущев, Брежнев, Андропов, Черненко, Горбачев, потом Ельцин. Я срочно связался со своим героем, который в это время был в Киеве...

— Виктор Степанович, с новосельицем вас!

— Какое новоселье! По пять раз буду заходить в один и тот же кабинет и все новоселье буду делать? Да ты чего? Я больше года там сидел, когда был премьером.

— А вы знаете, что у вас там все генсеки сидели, начиная с Хрущева?

— Ну а как же не знаю, раз я там сидел... А кто еще, кроме тебя, знает, что я туда вселился? Ты первый мне задал такой вопрос.

— Ну, думаю, президент.

— Ну президент знает.

— А старые стены помогают?

— Помогают, помогают... Я там же не сижу. Два дня — и в Киев.

— Говорят, и в Кремле, и на Старой площади в кабинетах прежних вождей часто появляются привидения. Вам не приходилось с ними встречаться? Вы не боитесь?

— Слушай, Саш, да ты что? Ты с каких это пор стал так обо мне думать? Ты за кого меня принимаешь? Кто тебе сказал, что Черномырдин боится привидений? Никого я не боюсь. Да и не видел я там никаких таких привидений...

 

3. «Напугали бабу туфлями с высоким каблуком...»

А после этого откровенного интервью Черномырдина, которое было напечатано в «Комсомолке» 9 февраля 2009-го, разразился настоящий международный дипломатический скандал. В него оказались втянутыми и МИД Украины, и Государственный департамент США...

Буквально в день публикации этого материала Виктор Черномырдин был приглашен в украинский МИД, где его глава Владимир Огрызко заявил нашему послу протест — за «недружелюбные и крайне недипломатичные оценки и высказывания по адресу Украины и ее руководства». И предупредил, что Черномырдин может быть объявлен персоной нон грата и выслан из страны.

А чуть позже корреспондент интернет-издания «Главред» (украинской версии) передал такое вот объяснение Огрызко, произнесенное в стенах кабмина: «Как бы вы реагировали как гражданин Украины, если бы прочитали такое заявление в “Комсомольской правде” о том, что наше руководство без мозгов. Меня это обидело. Нельзя в дипломатии вести разговор таким образом...»

Кстати, про «мозги украинского руководства» Черномырдин в интервью вообще ничего не говорил. Оказывается, раздражение у официального Киева вызвали такие вот строки...

«Ющенко же не с неба свалился»

— ...Виктор Степанович, что с Крымом будет? Нас выпирают из Севастополя...

— Никто нас оттуда не выпирает.

— Сказали, чтоб уходили в 2017 году. И все. На маяках постоянно осада идет...

— Слушай, с этим украинским руководством договориться нельзя. Придут другие люди — посмотрим... Скоро начинается избирательная кампания — президентская. А выборы, скорее всего, пройдут 17 января 2010-го.

— Могут прийти те, с которыми договориться можно?

— Обязательно трезвые придут, нормальные.

— И американцы разрешат?

— При чем здесь американцы?

— Янукович — это тот человек, который нам нужен?

— Трудно сказать. С ним можно говорить. Но доверять никому нельзя.

— Может, с Ющенко еще как-то поладим?

— Знаешь, он же не с неба свалился. С виду-то вроде нормальный мужик. Он такого склада — рисует, черепки собирает. Он может вокруг какого-то пенька часа три ходить, рассматривать его, фантазировать. Дома он там такое понасобирал — мельницы, жернова, до огромных! Ветряных мельниц в Киеве понаставил... И этот человек вдруг проявил себя вот таким. Никак на него не похоже. Ну никак, вот убейте меня, не способен он на такое. Однако он делает. Кто-то помогает.

— Кто же?

— Я сказал бы, но не знаю. Может, кто-то рядом, может, кто-то подальше. Но кто-то же!..

Комментируя тогда по просьбе журналистов угрозу выдворения, посол со свойственной ему иронией сказал: «Напугали бабу туфлями с высоким каблуком...» А потом, когда у него спросили, что он имел в виду, «расшифровал» свою же собственную поговорку: «Это и имел в виду. Когда меня начинают запугивать, я это не переношу. Меня пугать бесполезно. И я не в том возрасте и не в том положении, чтобы меня пугать. Да еще кто пугает?!»

Впрочем, вернемся к нашей беседе...

«Где деньги, Зин?»

— ...У Тимошенко нет других увлечений, кроме как власть. Если она победит, это будет президент более лояльный к России? И у вас с ней близкие отношения, я знаю...

— Близкие — это как? Ты же испорченный человек...

— Ну вы как-то к ней по-отечески: «ты», «Юля». А она вас — на «вы».

— Я же старше. Откуда ты все знаешь?

— Вот знаю... Это будет наш человек?

— Не знаю. Я наших там не вижу. Давай не выдумывай.

— Но можно надеяться, если она вдруг победит?

— Пожалуйста, надейся. А я не беру на себя такую ответственность, что там будет так.

— А чего это Ющенко наехал на Тимошенко за договор по газу?

— Да, собачатся между собой, кроют друг друга... В открытую, по телевидению! Вот, пожалуйста — она подписала нужное же для Украины, а он сейчас придирается: где деньги, Зин? (Черномырдин здесь цитирует слова из песни Владимира Высоцкого «Диалог у телевизора». Помните? — «Послушай, Зин, не трогай шурина...» — А.Г.)

Может быть, в этом интервью Черномырдин позволил себе несколько больше эмоций, чем проявлял всегда. Так извините, говоря по-простому, — достали. Вспомните: в начале 2009-го украинские власти давно уже потеряли чувство меры и такта, прилюдно расплевываясь на глазах изумленной Европы. В выражениях при этом не стесняясь. В том числе и по адресу России. Тут кто угодно не выдержит! А Черномырдин лишь позволил себе осудить этот недипломатический стиль общения киевских политиков друг с другом и с соседями.

А вот высказывания Виктора Степановича, после которых пришлось прилюдно объясняться послу США на Украине Уильяму Тейлору, для чего он специально собрал в Киеве пресс-конференцию...

«Я говорил послу США прямо в лоб!»

— ... Виктор Степанович, сейчас, во время глобального финансового кризиса, США готовы сэкономить на экономической и политической поддержке Украины?

— Я не думаю. Теперь там новая администрация (президентом США в январе 2009-го стал Барак Обама. — А.Г.), мы не знаем, как пока. Хотя мы слышим только украинскую сторону, что они вот там уже и с Хиллари (Хиллари Клинтон — госсекретарь США. — А.Г.) переговорили... Но в одном я уверен: они Украину не отпустят. И в НАТО потащат, и сами в газотранспортную систему полезут...

Дело в том, что везде американцы. Везде торчат американские уши. Они не хотят и газовый консорциум, который между Россией и Украиной. Они вообще ничего не хотят. А посол США, когда ему задают вопрос: «Так кто же виноват в том, что перекрыли газ?» — отвечает: «Россия». (Речь о «газовом конфликте», который разразился в начале 2009-го — тогда Киев отказался платить России за газ, самовольно начал брать топливо из экспортных магистралей, лишив тем самым европейских потребителей законных поставок, после чего «Газпром» прекратил подачу газа на Украину. — А.Г.)

— Как у вас отношения с послом США на Украине Тейлором? — спросил я у Черномырдина.

— Господин Тейлор знает: ежели что, я же не смолчу! Я ему прямо в лоб говорил: «Что вы привязались к Украине? Когда дашь команду Киеву вести себя по-другому?» Смеется... Ну он такой. Разведчик, военный.

«У меня было очень много дружественных разговоров с послом России, — дипломатично отреагировал потом на это американский посол. — Мне импонирует, что Черномырдин хорошо знает мою биографию. Я действительно служил в армии в 1960– 1970-х, однако уже давно работаю в Государственном департаменте США».

— А вы уже и на английской мове заговорили? — допытывался я тогда у Черномырдина.

— Тут на любой мове заговоришь...

— У России нет никаких шансов переиграть Америку на Украине?

— Нет, мы не умеем это делать.

— Неужели не научились?

— А мы разве учимся? Мы же не учимся. У них работают, неудобно даже и говорить, более двух тысяч фондов. Везде. С газетами, с телевидением. Гранты дают. Они приглашают к себе, просто тащат на учебу, бесплатно. В минобороны сидят американские представители. Открыто работают. Они уже давно все переписали на натовские дела.

— Когда уже стало ясно, что Украина помогла Грузии оружием в войне против Южной Осетии в августе 2008-го, у вас была какая-то реакция?

— Какая реакция?

— Заявление, неформальная встреча...

— Неформально я им говорю так... Я вам даже не могу этого сказать, как я им говорю. Это же до какой нужно низости дойти, против же нас!

— Они признают факт поставок оружия?

— Конечно, нет. Кто это вам признается? Но факты-то бесспорные: там уже шли боевые действия, а они в это время поставляли...

А еще Тейлор тогда заметил: «Мне очень нравится слушать, как говорит Черномырдин, это иногда забавно». То есть американский посол фактически защитил Черномырдина от нападок украинского МИДа. И вскоре страсти сошли на нет.

А заканчивалось это наше интервью, которое тогда окрестили скандальным, вот так...

— Виктор Степанович, к нам приходил астролог. Сказал, что Черномырдину работать послом еще долго.

— Спасибо. Я бы уже ушел. Но при такой обстановке на Украине уходить...

— А вы хотите?

— Пора уже. Дело не в том, что я хочу. Как чуть-чуть там нормально будет — тогда...

— То есть никогда?

— Не каркай... Прямо как в анекдоте. «Когда вас примут в Евросоюз?» — «После Турции». — «А Турцию когда?» — «Никогда...»

Ну а сам Виктор Степанович поставил в этом скандале свою — «черномырдинскую» точку:

«Это мелкотравчатая придирка, это повод. Если не Черномырдин, значит, был бы какой-то другой, наверное, я так думаю. Чтобы обязательно устроить скандал с Россией. Не знаю, кому этот скандал на пользу. Если посмотреть на все последние события, все выступления, высказывания, они все как-то подходят к тому, что все, что связано с Россией, от этого у некоторых шерсть дыбом встает. Я извиняюсь опять за это слово».

Так не может продолжаться долго. — Так не должно быть. И так не будет. Я убежден в этом. Для меня это — частичка моей души, моей жизни. Вся прежняя моя работа была всегда связана с Украиной. Я глупости никогда не сделаю...»

 

4. «Я маленько попарюсь... Айда тоже!»

...В баню с Черномырдиным на его родине — в Оренбуржье — я не напрашивался. Он сам сказал: «Я маленько попарюсь... Айда тоже!»

Когда зашли в сильно натопленную парную, Виктор Степанович нахлобучил мне на голову войлочную шляпу: «На, а то последние мозги сваришь. И не только их...»

Я уселся рядом с ним на раскаленный полок и почувствовал себя ужом на сковородке. А Черномырдину — хоть бы что! Он взял медный ковш, набрал из шайки воды и плеснул на горячие камни. Посла и корреспондента «КП» заволокло мятным паром...

Впервые в жизни интервью о политике мне пришлось начинать нагишом.

Об утруске и усушке

— ...Виктор Степанович, говорят, много денег в стране, куда их бы потратить, что б с умом? Деньги...

— Не знаю!

— Ну, не потратить... просто, а куда-нибудь инвестировать...

— Для того чтобы что-то куда-то, надо хоть что-нибудь знать все-таки. Или кто-то в правительстве пусть знает. Ну так же не бывает — посидел там, поковырял и придумал какой-то проект. Этак все, что мы наработаем, спустят в туалет. Что обидно и больно. Ничего так не добиться.

Мы говорим об инвесторах, мы хотим быть им привлекательны: ты иди, вкладывай, работай — и все твое сохраним, и еще тебе вдогонку дадим. А сами свои деньги вывезли за рубеж. И они лежат там где-то в банках. В больших и стеклянных... А инвестор-то не дурак — все видит. Если у тебя деньги есть, ты их должен вложить, деньги должны работать. Если тот, у кого они есть, нормальный...

— Ну а вдруг да и разворуют?

— Да брось ты. Все разворуют, если мозгов нет. Так — небольшая утруска, усушка. Это же наш образ жизни — немножко прихватить. Но большая часть все же останется при деле...

«Так-то Чубайс рыжий, а стал черным...»

— ...Я тебе скажу, какой я с ним эксперимент сделал, с Чубайсом. Значит, когда в этой, Ростовской области шахтеры забастовали, надо же меры принимать. Вызываю — думаю, пошлю-ка я Чубайса туда: «Толя, вот у нас такая неприятность, ты же первый заместитель по всем делам». Вообще, говорю, нужно было мне поехать самому, но давай съезди ты, я тебе даю все — принимай решение там, на месте, любое. Приедешь, тут разберемся. Если я отменю твое решение, то я это уже молчком сделаю, тебя не подставлю.

Он мялся: «Да зачем, ну я ничего не понимаю». — «Езжай! Вот заодно и поймешь». Он полетел. Я тут же набрал начальника шахтерского управления: «Сейчас поехал к вам Чубайс». Он: «Да, Виктор Степаныч, да вы что, зачем? Сейчас не только шахтеры, да и шахтерки все вылезут». Я ему: «Я тебе вот что скажу — ты мне тут сказки свои не надо. Я тебя прошу, как только приедет — и в самую глубокую шахту. Чубайса! В самую глубокую!» А там разрез где — полметра, и температура под пятьдесят. Ползком надо и наклонная под пятьсот метров. Все сыплется, рушится, и вода скворчит. И вот есть кадры...

— Лезет Чубайс в шахту?

— Нет, вылез из шахты! Он черный! Так-то он рыжий же, а здесь — ну ничего рыжего!.. Не знаю, что он там думал, когда вылазил или лез там... Я знаю, что он приблизительно там про себя говорил, особенно обо мне, наверное. Но он порешал все вопросы, принял решения там. Ну, он умеет, этот человек, он рожден: вот умеет!

Когда его сняли с работы, единственная телеграмма — вот такая! — пришла от ростовских шахтеров: «Что вы сделали? Чубайс, мы с тобой! Ни в коем случае этого нельзя!» Да-да-да!

...Я когда-то Чубайсу говорю: «Толя, у тебя все есть, кроме опыта: ты никогда не работал на серьезном нигде. Возьми, возглавь что-нибудь, поработай, пусть тебя жизнь поломает, когда лицо в лицо с народом с простым, с работягами, что нужно уметь заботиться о них, ставить эти вопросы для решения проблем».

А он — все никак: «Да ну, да что...» Ну, все-таки жизнь заставила. Вот он сегодня — спросите его, спросите! — жалеет, что стал руководителем? (Последние годы был главой РАО «ЕЭС», ныне гендиректор Российской корпорации нанотехнологий. — А.Г.) Никогда! Вот он сегодня бесценный. Он большевик на самом деле — Ленин ему в подметки не годится. Все вместе — Бухарин и Троцкий — Чубайсу в подметки не годятся.

«Удвоение — это не ла-ла-ла»

— ...А с кем, ты говоришь, Греф (бывший глава Минэкономразвития и торговли, ныне — председатель Сбербанка. — А.Г.) спорит?

— Да, как ни странно, Виктор Степанович, с премьером.

— Да вы что? И насчет чего?

— Насчет удвоения ВВП (валовой внутренний продукт. — А.Г.). Мол, нету возможности...

— Я этого не понимаю... Если председатель говорит одно, президент ставит задачу... И чтобы при мне министр... Он может мне доказывать, он должен мне доказать — на цифрах, по делу. Он должен меня убедить. Не такой я, чтобы не понять. И ответственность у меня намного больше — я говорю о председателе. На правительство надо выносить уже готовый вопрос, а не свару.

Что такое удвоение ВВП? Президент ставит задачу. Мобилизующую. У нас вообще стиль работы должен быть мобилизующий. Если вспомним пятилетки во времена СССР — мы их, кстати, ни одну не выполнили. Но мы и все пятилетки перевыполнили. Одновременно.

— И смысл тогда в чем?

— А в том, что все боролись за выполнение пятилетки и даже за перевыполнение. Если мы не удвоим, а близко подойдем к удвоению, это будет гигантский успех. Это значит — оживление промышленности, инновационные процессы, новые технологии. Наукоемкие. А они сидят и спорят... Для того чтобы удвоить — это ведь не ла-ла-ла...

«Вот не надо так. Тут надо глубже»

— ...Вот не надо так. О капитализме. Ну, тут надо глубже, а некоторые так все это поверхностно — да чего там? Нет! Глубже.

Был я в Лос-Анджелесе. Встретились мы с мэром одного города — женщина оказалась. Во-о-т такая женщина — боевая, там, мощная, массивная! Ну. И мы оказались с ней заодно — рядом. За столом сидели. У нас была делегация.

Я говорю: «Вы на самом деле, что ли, мэр города такого?» Она говорит: «Да, а что вы сомневаетесь?» Я говорю: «Я не сомневаюсь, мне просто интересно». Уж я-то знал, как у нас — надо крыть же! У нас она сможет или не сможет? Умеет — не умеет?

Я спрашиваю: «А сколько у вас работает?» Она говорит: «У меня администрация — восемь человек». Я говорю: «Восемь кого?» Она говорит: «Всех». Ну, как такое может быть? Но ведь есть!

Там действуют правила игры, которые никто не имеет даже мысли нарушить, а они вот за этими правилами только и смотрят. Нужно время чтобы прошло, когда так и будет и в России тоже. Потому что народ защищает само государство — действует Конституция, законы, правила, которые никто и не может менять. Понимаете?

«Что тебе может грозить, скажи!»

— Саш, ну что ты меня все пытаешь? После бани... Ты же трешься во всех этих верхах еще больше, чем я.

— Ну, вы преувеличиваете мое трение в верхах. Я за этой, как ее, за цепочкой там стою. (Имеется в виду барьер, которые устанавливается в Кремле для прессы во время официальных мероприятий, — иногда этот «загончик для журналистов», как его называют, сооружают из металлических столбиков с цепочкой. — А.Г.)

— Так тебя не цепочка отделяет — нитка!..

— Там канат сейчас знаете какой? Потолще, чем был при Ельцине и Черномырдине.

— Ах, потолще? Раньше бы надо, чтобы вы не распоясывались. Надо вас...

— В ваше время любую бумажку можно было стибрить со стола, а сейчас — все в сейфах.

— Но мы же демократы были. Тебе что-нибудь запрещают?

— Да вроде нет. Но могут намекнуть: это лучше не пиши...

— Да что ты? И ты не пишешь?

— Каюсь, иногда иду на поводу.

— Послал бы их.

— А они тоже меня пошлют.

— И ты их. И все, и квиты. А то ты хочешь, чтобы этого не было, а сам вот идешь на поводу. А от этого дело страдает. Не надо бояться, никто за это там ничего не откусит. А журналистам тем более. Позубастее надо. Не стесняться. Наоборот, цена будет только больше.

Хотя я и сам с вами, журналистами, был, может, грубоват и не любил интервью давать.

— И сейчас не сильно любите...

— И сейчас не очень. Да... Но вот, заметь, в баню тебя позвал.

— Ага.

— Ты украл у меня два часа...

— С легким паром, Виктор Степанович!

* * *

...Наверное, пора уже объяснить читателю (если он об этом еще не знает): почему Черномырдин, человек по своему нраву очень крутой, так терпеливо относится — по крайней мере, относился до последнего времени — к журналисту «Комсомолки»? Почему, даже порой всерьез обижаясь на свои же собственные «перлы», которые я нес на газетную полосу (однажды он даже в сердцах обронил: «Саш, что же ты меня так позоришь?»), Виктор Степанович обреченно махал рукой: «А-а, я тебе все прощаю...»

Во-первых, я знаком с ним с тех пор, как он был директором Оренбургского газзавода. Помню его с конца 70-х — еще кудрявым, с «беломориной» (есть такие папиросы) в зубах... Я тогда тоже работал в Оренбурге, жил с Черномырдиным даже на одной улице и записывал в блокнот первые его крылатые слова. «Как вам удается так долго держаться на плаву?» — спросил я его однажды, это было в бассейне. «Надо работать не только руками, но и головой!» — ответил он. Это была первая «черномырдинка», которая мне запомнилась.

Во-вторых, какую бы он должность ни занимал — премьер-министра, депутата Госдумы или посла России на Украине, — я никогда у него ничего не просил, разумеется, кроме многочисленных интервью, которые 15 лет печатал в «Комсомолке»: ни квартиру, ни награды, ни гонорары... А большие начальники (по опыту знаю) любят, когда у них ничего не просят.

А третье, и самое главное — именно «Комсомольская правда», где я работаю, как справедливо как-то заметил наш главный редактор и гендиректор Владимир Сунгоркин, создала артефакт под названием «стиль Черномырдина». И Виктор Степанович как опытный политик понял, что «фирменный черномырдинский стиль» — в том «непричесанном виде», как мы подавали его в газете, — может стать его визитной карточкой. В итоге Виктор Степанович, оставаясь действующим политиком (по-моему, случай уникальный), превратился в народного — фольклорного! — героя.

Ну а я могу только благодарить свою счастливую журналистскую судьбу — за то, что она послала мне этого уникального и многогранного, доверчивого и терпеливого моего Героя, который олицетворяет в нашей истории целую эпоху.

А я с ним — а значит, и с эпохой — вот так, запросто...

БЫЛ СЛУЧАЙ

Прикол с заколкой

«Слушай, Гамыч, ты спроси у премьера Черномырдина, правда ли, что его заколка для галстука стоит десять тысяч долларов?» — подучило меня как-то редакционное начальство. Ну я и спросил при встрече...

Виктор Степанович просверлил меня насквозь взглядом, а потом небрежно сорвал с галстука заколку: «На, Саша, возьми ее себе. Узнай, сколько она стоит, и напиши». И еще он у меня поинтересовался: «У тебя совесть есть?»

Заколку я так и не вернул. После встречи сходил в магазин, где мне сказали, что такие заколки — по тридцать долларов.

 

5. «Премьер в России не должен быть дураком»

В моей журналистской копилке есть немало эпизодов, которые характеризуют Черномырдина, как говорится, с человеческой стороны.

Ну вот идет премьер по сельской улице, подходят к нему две старушки в монашеском одеянии, протягивают металлическое ведерко с прорезью в крышке:

— Виктор Степанович, дайте денег на скит, где мы могли бы молиться во здравие реформаторов и реформ.

Премьер смекнул: идея-то хорошая, только где достать средства?

А вокруг Черномырдина стояли десятка два сопровождавших его чиновников. Недолго думая, он взял у старушек ведерко и пошел по кругу:

— А ну-ка, служивый люд, раскошеливайся!

Через пять минут ведерко было буквально набито купюрами. А монашки, не дожидаясь, пока им построят скит, тут же принялись усердно молиться за Виктора Степановича и его правительство.

В газетных подшивках «Комсомолки» есть немало моих интервью с ЧВС, как называют Черномырдина его соратники и близкие друзья, читая которые можно почувствовать характер этого человека. А также то, что же за эпоха осталась у нас за спиной, насколько были драматичны ее перипетии. Сейчас я покажу еще три небольшие газетные вырезки...

«Когда Басаев увидел меня с телефоном — поверил»

14 июня 1995-го бандиты Шамиля Басаева захватили в заложники около полутора тысяч жителей Буденновска. Погибли 146 человек — женщины, дети, старики, работники местной больницы, военные и милиционеры. Телефонные переговоры с Басаевым об освобождении заложников вел премьер-министр Черномырдин. После переговоров боевики покинули Буденновск и на границе Ставропольского края и Чечни отпустили заложников.

Я находился в кабинете премьера, когда он вел телефонные переговоры с Басаевым.

— Скажите честно, — спросил я потом у Черномырдина, — вам не стыдно было на глазах у всей России, у всего мира общаться с бандитом да еще под его диктовку писать правительственные распоряжения?

— Под диктовку я ничего не пишу, — ответил он. — Если откровенно, конечно, было противно. Но в тот момент я не думал ни о своих переживаниях на сей счет, ни о том, какое произвожу впечатление. Сверлила голову одна мысль: во что бы то ни стало освободить людей.

— Как вы считаете — вы совершили мужественный поступок?

— Когда говорят: Черномырдин спас заложников — я с этим не согласен. Их спасло государство, все мы. Россия в этот момент вздрогнула, сплотилась. По-моему, мы давно уже не чувствовали такого единения...

Уже позже Черномырдин рассказал и о такой детали, связанной с теми переговорами: «Басаев мне говорит: “Откуда я знаю, что этот действительно вы?” Я говорю: “Телевизор есть?” Быстро организовали связь. Когда он увидел меня с телефоном — поверил».

«Стыдно, что не сумел защитить учителей, врачей, стариков...»

Виктор Черномырдин был премьер-министром России 5 лет и 4 месяца, с декабря 1992-го по март 1998-го. (Кстати, к этому рубежу не приблизился ни один из предшественников или последователей ЧВС на этом посту.) В конце марта 1998-го президент Ельцин отправил Черномырдина в отставку с поста премьера. За две недели до его 60-летия. Я приехал на дачу экс-премьера готовить юбилейное интервью...

— Виктор Степанович, у вас сейчас целый букет чувств вплоть до обиды. А чем гордитесь? И чего стыдитесь?

— Чтобы я когда-нибудь млел от каких-то собственных свершений, чтобы меня распирало... Я с детства глушил в себе эти чувства. Чего бы ни достиг — это пройденный этап, вчерашний день. А сегодня надо дальше продвигаться, дальше...

За что мне не стыдно? За то, что мы взялись переделывать Россию и путь выбрали абсолютно правильный. Наши люди нас поймут. Да, сейчас тяжело, но поймут. Много ошибок, что-то не сделали, но и нельзя за пять лет все сразу изменить...

А отчего мне стыдно? Оттого, что не смогли защитить людей, зависимых от государства. Я имею в виду тех же учителей, врачей, которым не платим вовремя зарплату. Им же детей учить, лечить, а у них душа болит, потому что не знают, как свести концы с концами. Вот это и есть стыдоба. Ну не все сумел, не все успел... Вот это меня всегда морально угнетало и будет угнетать...

— Вашу отставку связывают с падением цен на нефть...

— Ведь не Черномырдин упал, а цены.

— А может, просто Черномырдин стал слишком яркой личностью? Может, президенту Ельцину не нужен был такой премьер...

— Когда еще возглавлял правительство, часто задавал себе вопросы. Какой я премьер?.. И нашел для себя такую формулу: премьер в России не должен быть дураком. И чтобы о нем не думали, что он — ни рыба ни мясо...

«Если бы схватились Ельцин и Черномырдин, было бы пострашнее...»

...И вот на дворе — август 1998-го... Дефолт. Тогда за сутки было «подрублено» благосостояние миллионов людей. Резко упал курс рубля. Рабочие места потеряли десятки, если не сотни тысяч человек... (Не напоминает ли это кризисный 2009-й?) В России царила паника, какой, по-моему, не было даже в «путчевые времена» — в августе 199I-го и октябре 1993-го. Президент Ельцин отправил в отставку правительство Сергея Кириенко и неожиданно предложил на пост премьер-министра экс-премьера Черномырдина. Но коммунистическая Дума его кандидатуру «задробила». Причем дважды. Ельцин, по Конституции, мог бы сделать еще одну попытку вернуть Виктора Степановича в кресло премьера, но делать этого не стал — остановил свой выбор на Евгении Примакове.

Таких неприятных и трудных вопросов, как тогда, мне моему герою задавать не приходилось — ни до того, ни после...

— А вы после своей второй «отставки» по-прежнему любите Бориса Николаевича?

— Что значит — любишь — не любишь? Во-первых, я к мужикам слово «люблю» не применяю. Если бы я сейчас понес Ельцина вдоль и поперек, и авторитет, и рейтинг мой подпрыгнули бы до потолка, а страна бы где была? Да на хрена мне это надо?! Вы думаете, почему Черномырдин тащил все это шесть лет? Черномырдин вообще в жизни вторым никогда не был. Он всегда был первым. И мне стоило больших усилий быть вторым.

Но я все делал для того, чтобы в государстве не было чехарды, чтобы между двумя первым лицами не было склоки. Я могу себе представить, допустим, время, когда Хасбулатов и Ельцин схватились. (Противостояние президента Бориса Ельцина и Верховного Совета РФ, руководимого Русланом Хасбулатовым, закончилось расстрелом Белого дома 4 октября 1993 г. — А.Г.) Результат понятен? А если бы схватились Ельцин и Черномырдин, было бы пострашнее. И если бы на месте Черномырдина был человек, подобный Хасбулатову, страны бы не было давно.

— А новых друзей не приобрели?

— Приобрел, и очень много — нормальных, хороших, стойких, настоящих мужиков! Но зато я увидел много «шелупени». «Это шелупень!» — так и напиши!..

Они — политические мертвецы! Зря строят из себя заступников народа. У них же один язык до земли болтается!..

— Когда после второго голосования в Думе вы сняли свою кандидатуру, тут же по телевидению принялись пугать народ: красно-коричневые придут, фашисты, то, се...

— И не надо меня задирать. А все дело в том, что при таком политическом разброде, при такой неразберихе во власти это «хайль!» набирает силу. Потому что нет сегодня людей, которые бы этому противодействовали. Порядок же должен идти с головы, а в голове — бардак...

— Какие ваши прогнозы, сколько нам еще мучиться?

«Комсомольская правда», 24 сентября 1995 г.,

9 апреля и 26 сентября 1998 г.

* * *

...Широкая сельская улица, насквозь пропетая петухами. В воздухе пахнет осенним костром и печеной картошкой. Украдкой замечаю: у Черномырдина из взгляда куда-то улетучивается такая знакомая колючесть...

Для меня эта поездка в Черный Отрог осенью 1996-го была, пожалуй, самой памятной. Наверное, потому, что разговор у нас тогда получился очень эмоциональный, а интервью — лиричным: оно называлось «Черномырдин без галстука». Правда, между строчек полезла «литературщина». Но тогда, наверное, не только мой герой «был в ударе», а и я сам.

Такой вот сумбур — о любви, арбузах и родных камнях...

— Виктор Степанович, ваша первая любовь здесь жила, в Черном Отроге?

— Конечно. И не одна. Как у любого нормального парня. Как приезжаю, так обязательно кого-нибудь встречу... Заходим в столовую, а она стоит, моя первая любовь. «Привет!» — «Привет!»

— А ваша супруга, Валентина Федоровна, не ревнует?

— Да нет, она у меня городская.

— Вы арбузы начинали есть со своей бахчи или с соседской?

— Что за вопрос? Конечно, с соседской! Были свои хорошие арбузы, но чужие-то вкуснее! Соседские ребята — у нас, мы — у них. Пацаны, что поделаешь.

— Что-то у вас глаза — прямо совсем влажные...

— Так вот же, дом же здесь наш был! Бревна, наверное, давно истлели, а может, кому-то еще сгодились. А фундамент — булыжники же, видишь?..

— Вижу.

— ...Фундамент цел. Когда уж совсем невмоготу — еду сюда. К родным камням. Здесь побуду — набираюсь сил...

РОЗЫГРЫШ

«Не хочу быть бригадиром отставных президентов. Передерутся...»

А вот как я однажды «разыграл» Черномырдина, когда готовил его небольшое интервью для первоапрельской «Комсомолки». Виктор Степанович, конечно, сразу же понял: то, о чем я ему говорю, — «шутка юмора». Но у него в этот момент было хорошее настроение, и он сам решил «приколоться» над моим «розыгрышем». Вот такой получился «серьезный» телефонный разговор...

— Алло, Виктор Степанович! Я только что из Кремля...

— Да ты что?!

— Там готовится Указ Президента России о назначении вас спецпредставителем президента по взаимодействию с бывшими руководителями Грузии — Шеварднадзе, Украины — Кучмой и Кравчуком, Киргизии — Акаевым, Белоруссии — Шушкевичем, Молдавии — Лучинским...

— Ну надо же! И что я с ними буду делать? Что я, у них бригадиром буду, старшиной? Буду их выстраивать и заставлять работать?

— В Указе написано: «...В целях использования их опыта для дальнейшего недопущения развития кризисных ситуаций в государствах СНГ...»

— Что они, куклы какие, что их можно передвигать? Каждый из них — ни здоровья, ничего...

— И еще есть идея — построить в Барвихе городок, поселить их вместе.

— Да передерутся... Я не хочу у них бригадиром!

 

6. «Бонжур, месье Дрюон! Силь ву пле»

Осенью 2003-го по приглашению Виктора Черномырдина в Москву приехал всемирно известный французский писатель Морис Дрюон. Оказалось, что у него оренбургские корни. (Его отец — Лазарь Кессель, родился в Оренбурге, а бабушка была родом из известной купеческой семьи Леск, владевшей там универмагом.) Вот Виктор Степанович и решил свозить парижского гостя «на общую родину». И меня с собой позвал.

Кстати, вот как сам Дрюон потом вспоминал об этой поездке в своих мемуарах:

«...Приемы следовали один за другим, иногда — по шесть в день. Каждый сидящий за столом должен произнести тост в честь гостя, который, в свою очередь, должен на каждый тост ответить. Шесть человек — шесть тостов, девять человек — девять тостов. К счастью, водка в Оренбурге — одна из лучших в мире. Вероятно, только благодаря своим русским корням я смог выдержать такой режим. Празднества заканчивались ночью импровизированным исполнением народных песен...» (Maurice Druon. L`Aurore vient du fond du ciel. Paris, 2006.)

А вот мои впечатления...

Переводчики отдыхали

Лингвистические чудеса начались еще в Шереметьево-2 перед посадкой в самолет. Завидев Дрюона, Черномырдин сгреб его в объятия и с проникновенным прононсом изрек: «Бонжур, месье Дрюон! Бонжур, дорогой! Силь ву пле». Француз в долгу не остался и на чистом русском ответил: «Привет, месье Черномырдин. Спасибо. Большое!»

Переводчики из Минкульта отдыхали. Супруги классиков Валентина и Мадлен не сводили со своих мужей восхищенных взглядов.

«Пиво без водки — деньги на ветер»

Едва самолет оторвался от земли, ЧВС обогатил русский, а заодно и французский язык изречением, произнесенным под блины с черной икрой. Месье Черномырдин заказал себе красного французского вина, тогда как товарищ Дрюон — обыкновенного пива. «Может, с водкой?» — на полном серьезе осведомился Черномырдин. Не дожидаясь перевода, француз отрицательно закачал головой. «Пиво без водки — деньги на ветер!» — тут же заметил ЧВС.

Когда эту фразу перевели Дрюону, он хохотал до слез. А потом повторил по-французски несколько раз. Видимо, заучивал наизусть.

Классики чокнулись. Слова «ваше здоровье!» Дрюон тут же произнес без акцента.

Рояль из облаков

Когда мы подлетали к Оренбургу, к Дрюону подсел огромный мужик с большими кулачищами и буйными кудрями, представившийся «местным крестьянином Заверюхой». Дрюон, с любопытством осматривая дорогой замшевый крестьянский пиджак своего попутчика, никак не мог поверить, что тот за сезон лично вспахал и засеял 1000 гектаров земли, собрал по 13 центнеров зерна с гектара и что денег у него «куры не клюют».

Но больше всего, похоже, писателя удивило, что обыкновенный труженик полей летает спецрейсом.

«Да крестьянин он, крестьянин! Настоящий оренбургский фермер, — подтвердил ЧВС. — Заверюха — мой бывший вице-премьер по сельскому хозяйству». Фамилию Дрюону перевели, и он, кажется, все понял.

Анальгин от Пугачева

В областном краеведческом музее неизгладимое впечатление на Дрюона произвели два экспоната: посмертная гипсовая маска Пушкина и деревянное ударно-раздробляющее орудие (палка плюс цепь с острым металлическим набалдашником). Как объяснил экскурсовод, оно состояло на вооружении у войска Емельяна Пугачева.

«Месье Черномырдин, гляньте, какой прелюбопытнейший инструмент», — сказал Дрюон, показывая пальцем на орудие. «А то, — среагировал ЧВС. — Помогает. Иногда. Вместо анальгина». И добавил в своей дипломатической манере (как-никак посол): «Кое-кому».

«Вызов» против «Сильных мира сего»

Тут же, в музее, Дрюон продемонстрировал коллеге Черномырдину свою трость, которая оказалась с секретом: в рукоятке был спрятан стальной карандаш, правда, 85-летний писатель никак не мог его оттуда вытащить. Видимо, потому, что часто вместе со своей Мадлен курил. А ЧВС с Валентиной Федоровной не курят, поэтому, когда писатель призвал на помощь месье Черномырдина, тот справился с задачей в два счета.

«Ого, — сказал Дрюон. — Газпром — это сила!» Черномырдин спорить не стал и вбил карандаш снова на место.

В поездку с Дрюоном Черномырдин отправился не с пустыми руками — в одном из московских издательств тиражом 50 тысяч экземпляров тогда как раз вышла книга Виктора Степановича «Вызов», записки спецпредставителя Ельцина по урегулированию конфликта в Югославии в 1999 году. Сигнальный экземпляр ЧВС вручил французскому классику прямо в воздухе.

А на земле произошел случай, который, похоже, несколько озадачил классиков. Когда оба мэтра подписывали свои произведения читателям, оказалось, что самый знаменитый роман Дрюона «Сильные мира сего» весит всего 425 граммов. А «Вызов» Черномырдина аж 1 кг 200 г, в первом произведении — 349 страниц, зато во втором — 603! Куда Дрюону до Черномырдина!

Гостя из Парижа приравняли к Пушкину

«А золото у вас есть?» — полюбопытствовал Дрюон у оренбургского губернатора Чернышева, когда тот огласил список добываемых в области полезных ископаемых. «Да все у них есть!» — сказал Черномырдин. «Есть, но мало», — согласился хитрый губернатор. «Тилько для сэбе», — тихо добавил мэр города Мищеряков. И тут на классика обрушилось богатство, о котором он, похоже, и не мечтал — подлинники и копии архивных документов насчет его оренбургских корней. После чего губернатор добавил: «Раньше мы говорили: по набережной Урала гуляли Пушкин и Даль. А теперь вот еще и Дрюон». Писателя Черномырдина в эту компанию губернатор почему-то не включил. Хотя он тоже гулял по набережной под руку с Дрюоном.

Но ЧВС не обиделся. «Это ты меня, что ли, в классики записал? — наехал на меня он. — Ну что за ерунда? Просто я читал Мориса, когда работал еще здесь в Оренбурге на газзаводе. Вот и позвал его в гости. Что же, думаю, это непорядок — земляк, а живет в Париже».

Частушки по-французски

А потом автор «Проклятых королей» сломал протокол, утвержденный еще в Париже и Москве. И потребовал отвезти его на малую родину своего коллеги — в старинное казачье село Черный Отрог. «Так туда же 70 верст!» — пытался отговорить его Черномырдин. «Для меня это не расстояние», — твердо сказал классик.

Мадам Мадлен, которая уже была знакома с творчеством супруги Черномырдина мадам Валентины (та, будучи с мужем в гостях у Дрюона в Париже, подарила ей запись русских народных песен в собственном исполнении: «Муж играет на баяне, а мне что остается?»), спросила у своей спутницы: «А вы нам споете?» Мадам Валентина смутилась: «Вот хор имени Пятницкого, где я беру уроки музыки, поет частушки по-французски».

Но одну частушку в честь гостя в Черном Отроге все же выучили. В переводе с французского языка она звучала так:

А в черноотрогской школе, где учился когда-то месье Черномырдин, Дрюона ждал настоящий французский шансон в исполнении старшеклассниц.

«Комсомольская правда», 1 октября 2003 г.

* * *

...В эту газетную публикацию не вошел еще один забавный эпизод. Морис Дрюон, увидев на улице Черного Отрога гогочущих гусей, не спеша приблизился к ним. Черномырдину ничего не оставалось, как последовать за писателем.

Гуси, вытянув шеи, зашипели, захлопали крыльями. Но друг Морис с другом Виктором не испугались, присели на корточки и стали с ними о чем-то разговаривать — тоже шепотом.

Гуси, услышав знакомый язык, сразу успокоились.

— О чем вы беседовали с гусями, Виктор Степанович? — спросил я у Черномырдина, когда мы сели в машину. — А главное — на каком языке?

— Это тебе вон пусть писатель расскажет, — загадочно произнес ЧВС.

— Мы говорили с ними на языке гусей, — с удовольствием ответил Дрюон.

— О чем?

— Я им сказал: вы прекрасные гуси.

— И что они вам ответили?

— Гуси сказали: это наше большое счастье, что мы живем здесь, на этой земле.

ЗАСТОЛЬЕ

«Я никогда не грущу. С чего бы это?»

Это «гастрономическое» (читатели называли его даже вкусным) интервью я записал в один из апрельских дней, когда мой герой заглянул к нам в «Комсомолку» — поговорить за жизнь, выпить рюмочку, поесть борща... Это было как раз накануне дня рождения Черномырдина.

— Виктор Степанович, для вас день рождения — веселый праздник или грустный?

— Для меня? Я никогда не грущу. С чего бы это? Ты имеешь в виду по годам? Да брось ты... Чего грустить-то? Считаю, что друзья придут. Я не особенно кого и приглашаю. А сейчас звонят — прилетают: кто с Оренбурга, кто с Украины.

— А что из Оренбурга везут вам к столу?

— Умник! А я не знаю. Чего привезут, того и привезут.

— Может, огурчики соленые?

— Может. Да ладно, перестань...

— А сальцо?

— Сало я привез с Украины.

— И много?

— Прилично.

— А где брали?

— На рынке, на Бессарабке (рынок в центре Киева. — А.Г.). Всегда там беру. Хорошее. Я и горилку привез. Хорошую. Нам жить-то сколько? Жизнь такая короткая, еще мы и грустить тут будем!

— А насчет песен-то как?

— Тоже будем.

— Может, попробуем?

— Давай.

И мы спели с Черномырдиным дуэтом «Расцвели оренбургские степи...».

 

7. «Меня цитируют даже в Африке»

6 августа 2003-го в биографии моего героя случился (правда, сам он об этом не подозревал) необычный юбилей: исполнилось десять лет с тех пор, как он впервые произнес фразу: «Хотели как лучше, а получилось как всегда...»

Разумеется, я не мог пропустить эту знаменательную дату и накануне приехал к Виктору Степановичу на его подмосковную дачу. (Материал об этом был напечатан в «Комсомольской правде» 4 августа 2003 года, готовя его для этой книжной подборки, я, разумеется, добавил в наш диалог несколько новых высказываний Черномырдина.)

Автор самого известного крылатого выражения нашей эпохи, которое, наверное, теперь навсегда останется своеобразной визитной карточкой русского, российского характера, как-то очень буднично встретил меня тогда на улице и провел в обычную беседку...

«Цицерон рядом со мной не стоял»

— Виктор Степанович, с юбилеем вас!

— И не подумаю. Тоже мне, нашел повод. Выпить, что ли, захотелось? Давай налью...

— Когда и где, а главное, зачем и почему вы впервые это сказали?

— Я, грешным делом, и не помню. Может, в Думе?

— Не-е-т... Я все ваши высказывания знаю. В Думе вы говорили другое: «У кого чешется — чешите в другом месте».

— Тогда сдаюсь.

ИЗ ДОСЬЕ «КП»

24 июля 1993 г. Центробанк сообщил, что денежные банкноты образца 1961–1992 гг. с понедельника, 26 июля 1993 г., приниматься у населения не будут. До 27 июля российские граждане могли обменять до 35 тыс. руб. (неденоминированных) в банкнотах старого образца на деньги образца 1993 г. В стране началась паника, в магазинах выстроились очереди. Через два дня Борис Ельцин своим указом повысил лимит обмена до 100 тыс. руб. на человека и продлил срок обмена до конца августа 1993 г. 6 августа премьер-министр России Виктор Черномырдин рассказал на пресс-конференции, как готовилась денежная реформа, и заключил: «Хотели как лучше, а получилось как всегда».

— Да, банк тогда бухнул. Вся страна — на дыбы. А мне — расхлебывать. Пришлось объясняться...

— А какой смысл-то вы сами вложили?

— Как правило, мы всегда хотим сделать как лучше. Но не хватает мозгов. И получается как всегда — все шиворот-навыворот. Или никак.

— Теперь вот вас ставят рядом с Цицероном и Козьмой Прутковым...

— Да ну! Глупости. Меня ни с кем рядом уже не поставишь.

— Многие ученые в своих диссертациях пытаются докопаться: как вам так образно удается коверкать русский язык, а литературоведы называют ваше творчество «высоким косноязычием», что сродни поэзии.

— Да что ты тут мне загибаешь! Я всю жизнь так говорю: чтобы емко и доходчиво. Времени-то рассусоливать не было.

— В Интернете на эти ваши крылатые слова — тысячи ссылок!

— Да уж, разлетелись... Как-то я был на конференции в Париже. А был из Африки президент одной страны. Негр, черный. Ну он там тоже жарил про Африку, что неправильно. Дай, думаю, послушаю перевод. А он и говорит: «Как сказал российский премьер Виктор Черномырдин, хотели как лучше, а получилось как всегда». Мне давай аплодировать... Вообще-то эту фразу часто употребляют. Пусть пользуются, если отражает суть и понимание вопроса.

«Государство — не “тубаретка”!»

— А вот наша власть тоже хочет как лучше, но у нее не всегда получается так, как она хочет...

— Одно дело, если ты «тубаретку» делаешь, хочешь ее как лучше, а получилась она, как всегда, корявая. Но речь-то идет о государстве! Не всегда все получается по разным причинам... Есть объективность.

— Почему же не все клеится с государственной «тубареткой»...

— Почему не клеится? Клеится. Другое дело, может, это не так быстро. А ты мне можешь сказать, что не клеится?

— Гайки власть закручивают прессе...

— Прессе? Вам? Да вы голых женщин стали прямо в «Комсомолке» печатать!

— Что вы имеете в виду?

— О сексе начали. Ну это просто поразительно. Это вы для «Комсомолки»? Это ж «Комсомолка», которую читают все поколения комсомольцев, которые сегодня уже в возрасте. И смотреть на это... Я не думаю, что им удобно. Меня там ничего не удивляет. Я в своей жизни многое видел. И понимаю. И при этом вы еще можете говорить, что вам гайки закручивают? Я представляю, что было бы, если бы не закручивали...

— При Ельцине так не робели. Что приснится — в газету несешь. А сейчас...

— И сейчас неси.

— Не могу. Какой-то цензор появляется, Виктор Степанович... Внутренний. Вот у меня.

— А, внутренний? О, наконец-то!

— Что ж хорошего?

— А что плохого? Потому что уж такая разнузданность была. Что сразу пустились в демократию!

— Но это же вы с Ельциным сидели и демократию разводили.

— Да. Ну и что? Сами-то мы не позволяли себе этого — ни Ельцин, ни Черномырдин. Вы от нас чего-нибудь слышали? Похабщину или чего-нибудь такое? Недозволенное, чтобы всем вам было стыдно за нас? Нет!

— Борис Николаевич перед оркестром палочкой махал...

— Ну так это шутка! Ну, о-е-ей!

— Раньше, когда писал о Ельцине и Черномырдине, за словом в карман не лез. А сейчас если власти кто-то насолил — она спуску не дает. Может придраться к любому СМИ, как к тому телеграфному столбу.

— А я так понимаю, что именно власть стала, как тот телеграфный столб, к которому цепляются и по делу, и не по делу. Некоторые думают, что правительство — это тот орган, к которому каждый может прикоснуться определенным местом. Ошибаются!

Мы сами себя когда-нибудь научимся уважать? Страну опустили в моральном плане! Вот скажи... Опять чуть отвлекусь. Я был в командировке три дня, в Женеве. Смотрел телевидение. Там разные каналы — и швейцарские, и итальянские... И ни одного боевика! Крови нет на экране. Меня поразило: сколько ни переключал — крови нет! Может, ты объяснишь, почему у нас на всех каналах — кровь?

— Это вы с Ельциным...

— Минуточку, я закончу. Я-то понимаю, что за этим стоит. Зачастую неумение и нежелание работать!

— Это вы не научили телевизионщиков работать, не создали им условия.

— Не успел, жалею об этом...

— Ясно...

— Что тебе ясно?

— Раньше Черномырдин был ярым ельцинистом, а теперь стал ярым путинцем и медведевцем.

— За что я должен президента и премьера полоскать? За то, что они порядок в стране наводят? А мы все должны не из-за угла наблюдать — ошибутся или не ошибутся? А вовремя и по возможности впрягаться и тащить этот воз. Или я не прав?

«...А еще хотим как лучше»

— А приватизация, которую сейчас матерят, при Черномырдине начиналась.

— Правильно. Начиналась. А как вы хотели? Не было бы приватизации, не было бы рыночных отношений, не было бы экономики. Чего неправильно? У вас газета сейчас чья?

— Частная.

— А не было бы приватизации, вы бы так и сидели, от ЦК комсомола зависели. А где сейчас этот ЦК, чтобы вам диктовать?

— Вам не кажется, что сейчас власть пытается что-то поменять из того, что наворотили Ельцин с Черномырдиным?

— Нет. Абсолютно. То, что, как ты говоришь, закручивают гайки, чтобы была дисциплина, порядок, аккуратность, это надо приветствовать. Вот говорят про банкротство. В чем суть? Это оздоровление предприятий. А его сейчас превращают в инструмент для перераспределения. Чтобы обанкротить и потом прихватить. Уже нашли лазейку. Вот власть этого не хочет. Часто, может быть, и употребляет, и предупреждает, что так нельзя.

— А вообще, у России получится как лучше или будет как всегда?

— Нет. Получится. Именно получится. Все идет к тому.

— Какие признаки?

— А наоборот, нет признаков, чтобы не получилось.

— Вы же видите: сильно-то не улучшается!

— Но сильно и не ухудшается. Но так же не бывает. Ни с того ни с сего не берется. Не все получается. Не везде руководители умеют. Давайте будем немножко терпеливыми. Я не за то, чтобы в ладоши хлопать. Но ни в коем случае нельзя себя хаять и пеплом посыпать постоянно свою голову. Но надо больше говорить, а что получается, где мы преуспеваем... А мы все больше о негативе. А еще хотим как лучше...

«Лучше водки хуже нет!»

Как-то я летел в Москву из Оренбурга вместе с Виктором Черномырдиным и знаменитым музыкантом Мстиславом Ростроповичем. Спецрейсом. Стюардессы-официантки накрыли стол, на котором громоздились бутылки заморских вин. Премьер и виолончелист наливали их в фужеры, пригубляли, но как-то очень уж нехотя...

Дабы скрасить своим великим землякам дальнюю дорогу, я вставил в диктофон кассету с записями песен оренбургского барда Александра Аверьянова. Когда Саня начал петь про «Сиреневый Оренбург», Ростропович заплакал. Военное детство он провел в этом городе. За компанию прослезился и Черномырдин.

— Витя, извини, а что за гадость мы пьем? — интеллигентно поинтересовался виолончелист у премьера.

Тот среагировал мгновенно и потребовал принести чего-нибудь покрепче, желательно из оренбургской пшеницы.

Принесли. Раскупорили. Разлили. Опрокинули.

Черномырдин крякнул и философски заметил:

— Лучше водки хуже нет!

— Восхитительно! — сказал Ростропович.

 

8. «У нас где-то вот тут рядом сидит элемент паники»

Когда на Россию обрушился глобальный финансовый кризис, я дважды летал к Черномырдину в Киев, чтобы заполучить «рецепты выживаемости» и поделиться ими со своими читателями. Заряд ироничного отношения ко всему происходящему я тогда получил хороший...

Разговор в ноябре 2008-го.

«Нельзя держать проблему в одной позе»

— Прямо первый раз со мной такое...

— Саша, что с тобой? Лица на тебе нет.

— Даже и не знаю, как быть: то ли доллары покупать, то ли рубли...

— А что, в России скупают доллары?

— Да. Я хотел спросить, Виктор Степанович, надо — не надо?

— Я бы не стал никогда... А у тебя, значит, доллары есть?

— Есть чуть-чуть. Вот взял в редакции на командировку — двести пятьдесят баксов...

— Ну и правильно, переводи в рубли.

— А вдруг девальвация?

— Да не будет никакой девальвации! Рубль надежнее. Я еще не знаю, что с долларом будет.

— А вы сами-то как выходите из положения?

— Да никак. У меня нет таких капиталов, как у тебя. Нет долларов — нет проблемы.

— А-а-а... Почему весь мир снижает ставку рефинансирования, а мы подняли?

— Правильно, что подняли. А намного?

— Нет, на полпроцента — до двенадцати. Но сам факт...

Глава Центробанка Игнатьев сказал, что девальвации не будет, но потихоньку будут расширять коридор, чтобы давление, значит, на рубль было меньше. А первый вице-премьер Шувалов добавил, что просто речь идет о реальной стоимости рубля и доллара...

— Шувалов прав — не надо зажимать наш рубль. И нельзя постоянно делать интервенцию в поддержку рубля. Зажимая одно, можно перегнуть в другом. Этот коридор надо правильно определить. Если, как говорится, держать все время в одной позе эту проблему, это не всегда правильно.

— А в какой же позе ее надо держать?

— Не в той, о которой ты думаешь.

— Да я ни о чем таком и не думаю... Не до того. Вот сейчас сколько реально стоит рубль?

— Это ты у Шувалова спроси. Или у Игнатьева.

— Думаете, они скажут?

— Нет. И правильно сделают.

— Почему?

— Да потому что... А зачем тебе это?

— А может, я хочу побольше?

— Побольше чего?

— Курс доллара. То есть наоборот. Выходит, что у нас не рыночная экономика, если Игнатьев с Шуваловым рулят?

— Чем рулят?

— Долларом и рублем.

— Молодец, приехал (смеется). Поехали дальше. Ты этого не говорил, я этого не слышал.

«Кудрин — это Кудрин, а Путин — это премьер»

— А вы не знаете, когда кризис кончится?

— А что, кто-нибудь говорит, что знает?

— Министр финансов Кудрин говорит, что в 2009-м. Путин ничего не говорит, он вкалывает...

— Кудрин — это Кудрин, а Путин — это премьер. Ему сейчас тут не до гаданий. Он должен сегодня, что он и делает, предпринимать те меры, которые должны сбуферить кризис, как говорится, чтобы страна не попала в такую ситуацию, когда все может резко пойти.

— Сейчас все правильно Медведев и Путин делают, ага?

— Пока — все. Первые шаги показали уже. То, что поддержали вначале основные банки. Но надо поддерживать и производителей, крупные компании. А у нас есть что строить, куда вкладывать, что возводить. Да мы еще себя не кормим! Надо не упустить перво-наперво аграрный комплекс.

— Я был на заседании правительства. Путин там сказал: сто тринадцать миллиардов выделили на поддержку банковской системы, и оказалось, что это уходит на западные счета.

— Что ты хочешь? Путин не просто сказал, он за это взгрел, наверное? Так и правильно. Если контроля не будет, если деньги, те, что выделяет государство, будут сразу же уходить, это катастрофа. За это надо карать.

— А как карать? У нас же рыночная экономика, свобода предпринимательства.

— Это же государство взяло и дало — для того чтобы поддержать кого надо. При чем здесь рыночные отношения? Ну?

«Но и имея, можно довести до беды»

— У нас были идеальные условия, что цена на нефть подскочила донельзя, а мы этим не воспользовались, чтобы возродить промышленность.

— Знаешь, ты мне напоминаешь Зюганова. А может, ты и есть его агент?

— Не-а...

— Вот Зюганов по стране ездит, он что, разве не видит, какие происходят изменения? Предприятия же новые строятся! Он что, думает, что все это так, само собой идет? Откуда же все-таки и жизнь меняется, и доходы населения, социальные проблемы решаются. Все оттуда же... И ты вот как-то плаваешь. Кризисом, что ли, ушиблен?

— Есть маленько...

— Рановато что-то. А об идеальных условиях... Использовали как могли! Но не худшим образом. Представь себе, что у нас не было бы этого резерва сейчас. Тогда что ж в том плохого? Я когда слышу, что вот это не дали, туда не дали, зачем это сделали... Затем и сделали! И правильно! Беда пришла уже, ее сразу прикрыли.

— В дефолт 98-го цена на нефть опускалась до восьми — десяти долларов за баррель. Сейчас — до пятидесяти. Какой критический уровень может быть, чтобы это ударило по нашей экономике?

— Когда дойдет до такого, как ты говоришь.

— То есть восемь — десять? А что, может быть такое?

— Нет, не может.

— А почему вы так уверены?

— Потому что мы обладаем мощными ресурсами. Я считаю, цена нефти будет в среднем где-то шестьдесят — семьдесят.

— Несмотря на глобальный кризис?

— Несмотря ни на что. Вот в этих пределах. Она может где-то ниже опускаться шестидесяти, а потом она может подняться выше семидесяти. Но в среднем будет держаться в этих пределах. Для нас, для производителей и для экспортеров, нефть — это достаточно неплохо. Сегодня есть возможности не допустить паники. Да ее никто и не допустит при таких возможностях. И в этом мы отличаемся от многих других государств. В том числе и от Украины. Потому что запас прочности у нас намного выше. Но и имея, неправильно распоряжаясь, можно довести до беды.

Разговор в феврале 2009-го.

«Нельзя резко. Надо потихоньку»

— Виктор Степанович, в ноябре 2008-го вы говорили, что не стоит бояться девальвации рубля...

— На то время так оно и было. Что ты сейчас хочешь?

— Ясности! Одни говорят — надо было сразу рубль опустить.

— Так мы же опускали.

— Нет — резко!

— И резко опускали. Это уже было. Вспомни девяностые годы. Кто там спрашивал кого и чего? Никто ничего не понимал. Зачем же еще?

— А надо потихоньку, что ли? Как другие предлагают.

— Правильно, потихоньку! Нельзя рывком. Не дай Бог рывок будет, у нас этот элемент паники сидит всегда где-то вот тут рядом. Не дай Бог, сразу все кувырком пойдет.

И сегодня правительство говорит об этом. И правильно – надо разъяснять, что да, назвали уже коридор, допустим, сорок — сорок один. Да, мы идем. Ну и хорошо. Идем тихо, тихо, тихо — а потом посмотрим, как доллар будет, как цена на нефть.

На нефть будет меняться, будет меняться сразу и доллар. Чем будет ниже цена на нефть, тем сразу будет доллар подниматься. И ни в коем случае нельзя проявлять эмоциональность в этих делах. Боже упаси. Настало время, которое нужно пережить умеючи. Не транжирить, жить по средствам.

— Ага, вот идем по коридору, идем... Тихо. А когда выйдем-то?

— Совещания постоянно идут с правительством — слушают, ищут...

— Вот в ноябре вы еще говорили о мудрости руководителей... А у нас руководители мудрые?

— Очень. (Смеется.) Ты каких имеешь в виду?

— А вы каких? Вы кому чаще звоните — Путину или Медведеву?

— К кому есть вопросы. Я же от нечего делать не буду звонить. Я же знаю, что это такое.

— Вы их раньше на «вы» не называли, ведь так?

— Давай следующий вопрос.

О диете, таблетках молодости и колдунах

— Меня замучили вопросом: узнай у Виктора Степановича, почему он так похудел?

— Сейчас, по-моему, все худеют.

— Кризис?

— Мода.

— Со здоровьем все в порядке?

— Ты же видишь. Постучи по дереву.

(Корреспондент «КП» пристально смотрит на Черномырдина и стучит по крышке посольского стола.)

— У вас какая-то методика — голодание или что?

— Нет. Меру надо знать просто.

— Меньше есть, что ли?

— Да, конечно. Умеренное, правильное питание плюс хорошая физзарядка. Определить себе меру!..

— Говорят, что Вяхирев, бывший шеф Газпрома, сейчас занимается технологией продления молодости.

— Да что ты? Впервые слышу. Я на днях с ним встречался — по нему не видно, чтоб омолаживался.

— Дерипаска вроде деньги на это откладывает...

— Я не знаю, куда и чего откладывает Дерипаска... Ко мне тоже подходит как-то один. «Можно, — говорит, — мы вам таблетки бесплатно привезем — омолаживающие...»

— А вы не стали такие таблетки глотать, да?

— Нет. А вы-то в «Комсомолке» пользуетесь?

— Те, что есть, — это так, туфта.

— Все-таки что-то продают уже?

— Продают. Но омоложения нет. Может, уже и ветеранов Газпрома разводят?

— Только не Вяхирева. Он сидит там у себя в Шишкином лесу — коз развел, коров, свинарник... Он никогда не был склонен к этим колдунам.

— Может, съездить к нему?

— Ну съезди.

— А если он меня не примет?

— И правильно сделает. Пошлет еще, он умеет. Не так, как я, конечно. Но умеет. Он тоже со мной работал. Научился.

— Я по-правдашнему спрашиваю.

— А я по-правдашнему и отвечаю...

«Комсомольская правда», 24 ноября 2008 г., 9 февраля 2009 г.

РЕЦЕПТ

Пельмени по-черномырдински

Для приготовления фарша в равных пропорциях смешать пропущенные через мясорубку говядину, свинину, по вкусу добавить мелко нарезанный лук, черный молотый перец, соль.

Тесто приготовляется следующим образом: налить в кастрюлю два стакана сырой воды, туда же — три сырых яйца, все это подсолить, тщательно перемешать и, добавляя муку, месить до тех пор, пока тесто не станет упругим.

Затем раскатать его на колбаски диаметром два сантиметра, порезать на ровные кусочки и раскатать тонкими лепешками. Пельмень должен быть величиной с маленький чебурек!

После этого налить в кастрюлю воды, положить туда половинку луковицы, черный горошковый перец, соли по вкусу, довести воду до кипения и опустить пельмени. Когда они вздуются и всплывут, можно подавать на стол.

Приятного аппетита!

 

9. «Секс — это тоже форма движения»

Есть у меня одно «интервью», которого... не было. В апреле 2003-го, когда автор бессмертных выражений и крылатых слов нашей эпохи готовился к своему 65-летию, я решил отойти от «традиций жанра»: свои вопросы адресовал не самому ЧВС, а его богатому «литературному наследию».

Я надеялся, что мой герой, наделенный недюжинным чувством юмора, не обидится на меня за такую вольность. Сам же любит повторять: «Что сказано — то сказано!» К тому же каждое черномырдинское «лыко» легло в строку... Это «интервью» было напечатано в «Комсомольской правде» 8 апреля 2003-го. Правда, со временем я, точнее, сам Виктор Степанович обогатил его новыми «черномырдинками»...

«К русскому языку у меня вопросов нет»

— ...Никак еще не могу это для себя понять. Где я? Куда я попал?

— На страницы «Комсомолки», Викстепаныч.

— Чо ты хочешь?

— Спросить. Что вообще происходит?

— Я далек от мысли. Я же не с луны свалился и не с кафедры марксизма-ленинизма. Мы продолжаем то, что уже много наделали. Важнейший итог Петровских реформ — создание благоприятных условий для западных деловых людей. Где-то мы нахомутали. Впервые за многие годы отмечено сокращение сброса поголовья скота. Мы всегда можем уметь. Россия со временем должна стать еврочленом. Нам никто не мешает перевыполнять наши законы. Пусть это будет естественный отбор, но ускоренно и заботливо направляемый.

Я проще хочу сказать, чтобы всем было проще и понять, что мы ведь ничего нового не изобретаем. Мы свою страну формулируем. Я чувствую, сегодня какое-то такое витает в воздухе: там кто кому, кто чего...

— Говорят, кризис — глобальный и экономический.

— Отродясь такого не бывало, и опять то же самое. Корячимся, как негры... Мы сегодня на таком этапе экономических реформ, что их не очень видно. На ноги встанем, на другое ляжем. Вообще-то успехов немного. Но главное — есть правительство. Правительство обвиняют в монетаризме. Признаю — грешны, занимаемся. Но плохо. Кто говорит, что правительство сидит на мешке с деньгами? Мы мужики и знаем, на чем сидим. Изменений, чтоб дух захватывало, не будет. Иначе чтобы кому-то что-то дать, нужно будет у другого взять или отобрать.

— Вы так считаете?

— Мы с вами так будем жить, что наши дети и внуки завидовать станут. Абсолютно, и не только я, считаю, но я хочу продолжить дальше, чтоб понимать... Надо же думать, что понимать... У меня к русскому языку вопросов нет. На любом языке я умею говорить со всеми, но этим инструментом я стараюсь не пользоваться. Мы выполнили все пункты от «А» до «Б»... Чем мы провинились перед Богом, Аллахом и другими?

— Может, надо было провести деприватизацию и раздать деньги народу?

— В нашей жизни не очень просто определить, где найдешь, а где потеряешь. На каком-то этапе потеряешь, а зато завтра приобретешь, и как следует! Принципы, которые были принципиальны, были непринципиальны. Мы надеемся, что у нас не будет запоров на границе. С налоговым сюрриализмом надо кончать. А кто пытается нам мешать, о них мы знаем в лицо. Правда, там не назовешь это лицом.

— Как России не вляпаться в еще больший звездец?

— Не надо умолять свою роль и свою значимость. Это не значит, что нужно раздуваться здесь и, как говорят, тут махать, размахивать кое-чем.... Сегодня идет напряженная работа в кабинетах.

Некоторые предлагают пойти на какие-то там хотелки, как говорят, я извиняюсь, кто-то хочет больше... Ну, здесь так не бывает... Кто бы нас сегодня ни провоцировал, кто бы ни подкидывал какие-то там... — не будет никаких. Никаких не будет даже поползновений. Наоборот, вся работа будет строиться для того, чтобы уничтожить то, что накопили за многие годы...

Ввяжемся в драку — провалим следующие да и будущие годы. Кому это нужно? У кого руки чешутся? У кого чешутся — чешите в другом месте.

О властных (и не только) органах

— Викстепаныч, что быстрее рухнет — доллар, евро или рубль?

— Произносить слова мы научились. Теперь научиться бы считать деньги... Много денег у народа в чулках или носках. Я не знаю где — зависит от количества... Я бы не стал ставить эти вопросы так перпендикулярно.

— А если положить их горизонтально?

— Тут у многих, между прочим. Лежит. Ну и пусть лежит... Ну, значит, он тебе не нужен, ну если нет нужды его использовать. Вот у тебя лежит?

— Не всегда!

— Вечно у нас в России стоит не то, что нужно!.. Говорят, наш спутник без дела висит. У нас много чего висит без дела, а должно работать!

— Куда смотрит правительство?

— Правительство — это не тот орган, где, как говорят, можно одним только языком... Правительство поддержать надо, а мы ему по рукам. По рукам, все по рукам. Еще норовим не только по рукам, но еще куда-то. Как говорил Чехов.

— На что же теперь вся надега?

— Естественные монополии — хребет российской экономики, и этот хребет мы будем беречь как зеницу ока... Нельзя думать и не надо даже думать о том, что настанет время, когда будет легче... Учителя и врачи хотят есть практически каждый день!.. Ни то не сделали, ни эту не удовлетворили, ни ту... Надо контролировать, кому давать, а кому не давать. Почему мы вдруг решили, что каждый может иметь?

— Где же выход? Или хотя бы вход?

— Надо всем лечь на это и получить то, что мы должны иметь... Секс — это тоже форма движения... У нас какой-то, где-то мы чего-то там, сзади все чего-то побаиваемся.

— А вы сами-то как насчет этого самого?

— Я далек от мысли... Я не сторонник сегодня влезать с распростертыми объятиями... Красивых женщин я успеваю только заметить. И ничего больше... Здесь вам не тут... Я не тот человек, который живет удовлетворениями. Для меня день прожитый — это уже история... Но пенсионную реформу делать будем. Там есть где разгуляться.

«Я всегда работал первым лицом»

— А как вам курс Президента России?

— Курс у нас один — правильный.

— Вы так уверены?

— Я нигде и никогда, по сути дела, не ошибался.

— А говорят, ветви власти легли под Кремль.

— А у нас что, Конституция — «стоячая», «сидячая» или «лежачая»? А то, что Кремль пытаются за всякие случаи дергать — мол, подминает... Да он еще никого не подмял!

— А вот журналисты некоторые кручинятся: мол, Кремль давит.

— Давно надо и больше... Вас хоть на попа ставь или в другую позицию — все равно толку нет... Второй канал государственный стопроцентно, но иногда такое выдает, что хоть глаза не открывай. Тяжеловато смотреть, тошнит порой, но смотришь, куда деваться... Я же вижу по глазам: вас же тошнит...

Вы думаете, что мне далеко просто? Мне далеко не просто... Меня всю жизнь хотят задвинуть. Все пытаются... Задвигал, только таких еще нет... Я с молодых лет... всегда работал первым лицом. Кто мне чего подскажет, тому и сделаю. Моя специальность и жизнь проходили в атмосфере нефти и газа... Да и я вон в своем седле — только ветер в ушах... Я тоже нес большую нагрузку. У меня даже голос сел. А я ведь даже вчера не пил и другого ничего не делал. Я бы это с удовольствием сделал...

— До сих пор ходят легенды о пяти миллиардах долларов, которые вы якобы умыкнули...

— Если бы я все назвал, чем я располагаю, да вы бы рыдали здесь!.. Сейчас историки пытаются преподнести, что в тысяча пятьсот каком-то году что-то там было. Да не было ничего! Все это происки!..

— А что будет дальше?

— Куда уж еще дальше? И так уж видно, что министр внутренних дел подключился сегодня к сектору экономическому. Ну а чего здесь больно умного, или там заумного, или захитрого, чтобы не додуматься? Да потому что это идет на грани преступности...

Вот мы там все это буровим, я извиняюсь за это слово, Марксом придуманное, этим фантазером... Я проще хочу сказать, чтобы всем было проще и понять, что мы ведь ничего нового не изобретаем... Мы продолжаем то, что мы уже много наделали... Какую бы общественную организацию мы ни создавали — получается КПСС... Я готов и буду объединяться со всеми... Вся страна будет наблюдать этот балаган... Нельзя, извините за выражение, все время врастопырку.

Когда моя... наша страна в таком состоянии, я буду все делать, я буду все говорить... Кто тебе сказал, что не принимаю? Все принимаю... Если надо выпить водочки, выпью. И спою... Да ладно... А все те вопросы, которые были поставлены, мы их все соберем в одно место.

— Складно вы говорите...

— Ну, Черномырдин говорил не всегда так складно. Ну и что? Зато доходчиво. Сказал — и сразу все понимают. Ну, это мой, может быть, стиль. Может, я не хочу сказать, что самый правильный, но очень понятный и доходчивый. И кто тут меня может заменить? Убью сразу... Извините. В харизме надо родиться!