Трусы без лямок от МЧС
...На Шойгу были хоккейные трусы с лямками. А на мне — без, и они все время с меня сползали.
— Я не знаю, почему тебе выдали трусы без лямок, — задумчиво оглядывая меня, сказал министр.
Самым сложным оказалось стать на коньки. Пора было на лед, а я все сидел с высунутыми языками (ботинок).
— Стельки вставляй правильно, — сердился Шойгу. — Не так! Ну что ты в самом деле? Что ты дурака валяешь?
— Я рос на заснеженной оренбургской окраине... И катался на «снегурках», привязанных к валенкам.
— Ага. А я, конечно, тренировался в «Детройте»... Так ты играешь или так нарядился?
— Так нарядился.
— Такая манера брать интервью, что ли?
— Ну.
— Так ты бы сначала на локти надел что-нибудь и на колени тоже. Стой! Вот это — на локти, а это, наоборот, — на колени! Это же самое опасное, когда упадешь...
Вот так начались мои испытания, когда однажды, на свой страх и риск, я решил проверить, крепко ли стоит на льду глава МЧС Шойгу.
ДО НАЧАЛА МАТЧА
«В правительстве — командная игра»
— Сергей Кужугетович, вот правительство у нас — как сборная по хоккею, правда же?
— В общем-то да.
— Есть ветераны, как Шойгу... Раньше вы какие-то реплики отпускали во время игры, то есть во время заседаний.
— Да, было. Иногда забываешь, что прямая трансляция...
— А сейчас вас не слышно.
— ...Сейчас в руках себя держишь. Дело-то такое... Когда в правительстве что-то «искрит» в личностном плане, это уже не команда.
— Теперь — без силовых приемов?
— Без. И правительство качественнее стало работать, острые углы до заседания снимаются. Притирка произошла.
— Вы, говоря армейским языком, старослужащий министр. Скажите, в правительстве есть «дедовщина»?
— Никакой «дедовщины» нет.
— У нас сборные по хоккею сыпались отчего? Не было сыгранности между тройками, пятерками. А в правительстве?
— Так же. Должна быть одна команда. Она сейчас есть.
— С кем из «игроков» вы бы могли выйти на лед?
— С Лавровым, Нургалиевым, Трутневым... Я не могу назвать, с кем у меня плохие отношения... Каждый из нас выпахивает свою поляну.
— Вы уже «отпахали» в МЧС шестнадцать лет. Сколько еще собираетесь?
— Я что, плохо работаю? Кому-то мешаю? Есть кандидаты на мое место?
— У «Комсомолки» — нет.
— Тогда к чему этот вопрос? Кстати, у нас в МЧС правило: когда меняется правительство, все мои замы, начальники департаментов приходят ко мне и кладут на стол заявления об отставке. Они лежат у меня в папке.
— Это еще зачем?
— Если придет новый человек на мое место, я ему эту папку вручу, а он решит: вот этот будет работать, а этот нет.
— Это вы их так приучили или они сами соображают?
— Сами. Если что, мы готовы. Но это не значит, что у нас — чемоданное настроение.
— Вот вы уже столько лет на «чрезвычайном гребне», это же психологически тяжело. Не возникает желания сменить работу?
— Вы прямо мысли мои читаете. А если серьезно... Я же ведь родом — из таежного края. А там у нас такой обычай: собрался в дорогу — на полпути не останавливайся. Это я о том, что дел-то впереди еще невпроворот... Сказать честно, о чем я мечтаю? Чтобы никто не знал, кто такой министр по чрезвычайным ситуациям.
— Вы серьезно?
— Абсолютно.
— У вас же рейтинг высокий!
— Это плохо. Значит, не все в порядке в нашей сфере. Иногда мне кажется, что людям моя физиономия уже настолько надоела, когда я рассказываю про чрезвычайные ситуации. Неправильно, что главу МЧС узнают на улице. Должны узнавать президента, премьера, главу МИДа...
ИГРА В ПАС
Верховая подача
...На воротах стоял рядовой боец МЧС Алексей Кузнецов. А мы с министром их штурмовали — голкипер только успевал отбиваться. За каких-то десять минут Шойгу заколотил полтора десятка шайб, из них одну — с подачи корреспондента «КП». Ну а на моем бомбардирском счету — семь точных бросков в цель. Из них два — с подачи форварда Шойгу (он сделал два паса, в том числе один — «верховой».)
— Ты не забиваешь шайбы, а запихиваешь их в ворота, — сказал Шойгу. — Ну что за манера?
— А в политике такое часто бывает?
— Да сплошь и рядом!
НА СКАМЕЙКЕ ЗАПАСНЫХ
Главное — выиграть вбрасывание
— Сергей Кужугетович, говорят, с 2012 года у нас начнется глобальное похолодание. Вы никаких мер на этот счет не готовите?
— Конец света прогнозировался много раз, но так и не состоялся. Подождем вот 2012 года. А если серьезно... У нас нет данных, что грядет такое похолодание.
— А на Западе есть. Мол, климат в России портится. По части демократии. И свободы слова.
— Пусть лучше о своей демократии задумаются, о двойных и тройных стандартах. В чем мы не демократическая страна? Что у нас запрещено? Митинги, публичные высказывания? Возможность ходить куда хочешь, заниматься чем хочешь? В рамках, естественно, закона. Нет же! А вы считаете, что да?
— Да. Мне нужна свобода.
— От кого?
— От вас, от власти. Сво-бо-ду!
— Тихо-тихо... А до этого ты был свободен?
— Нет. Но я был более расхристан. Несколько лет назад на интервью к вам я в майке пришел. А сейчас я к вам только в пиджаках хожу. Все пуговицы застегнуты... Ну, только вот сегодня в свитере. Но мы же с вами вроде в хоккей собрались играть...
— Если для тебя расхристанность — это свобода, следующий раз приходи в трусах. Но только когда я к тебе приду в таком же наряде, уверен, ты посчитаешь это распущенностью. В следующий раз я к тебе приду в грязной майке и шлепанцах...
— ...Нет, майка у меня вот тогда была чистая!..
— ...Но все равно майка. Не уверен, что ты подумал бы: «О, какой свободный министр!»
— Какую тогда мы демократию строим?
— Кто тебе сказал, что демократию надо строить? Это что, коммунизм? Мы его строили семьдесят лет, настроились — во! Все!
Я тебя спрашиваю: по какому праву Запад нас учит демократии? У них что, такая уж демократия верхняя? Когда один человек единолично решает, устанавливать нужный ему строй в другой стране, свергает главу государства? И говорит: «Слушай, он мне не нравится, он не демократ».
Вот у нас мораторий на смертную казнь. Да? А в США электрический стул — «самый демократичный». И шоу: собирается толпа к девяти утра и ждет, чтобы посмотреть на казнь.
— А что же мы теперь строим?
— Мы строим не строй, а хорошую жизнь для людей. Рыночную экономику — да, надо строить. А демократия — это данность. Она или есть, или нет. У нас своя суверенная, если хотите, демократия.
Помнишь, когда мы выводили войска из Германии, все говорили: ну слава Богу, Варшавский блок разошелся, теперь и НАТО ни к чему. А оно все двигается на Восток. Для чего? Против кого, ребята? Это не обман? Считаю, обман...
Я не говорю, что у нас все классно и замечательно, нам еще многое надо сделать. Но сделать так, как мы это видим, а не так, как хотят видеть наши критики. А вот это выдавливание по капле из себя раба — оно касается всех, и меня в том числе.
— На Западе говорят про наши имперские амбиции...
— Мы просто страна такая...
— ...С амбициями?
— А то! Но только у нас они обоснованны. Мы действительно богатая страна.
— А какие у нас амбиции? Мы энергетическая держава, ага?
— Энергетическая, ядерная. С огромной территорией и богатствами, с невероятно талантливыми людьми. Я проще скажу: мы просто обречены на хорошую жизнь. И когда мне говорят о месте России, я, как человек, горячо любящий нашу страну, считаю, что оно, безусловно, первое.
— Ну а если не так громко?
— Помнишь, когда в магазинах ни продуктов, ни товаров не было? И вот мужики собирались в гараже — менять подшипник ступицы. Поменяли, вытерли руки, достали бутылочку.
— И огурчик.
— Да, и сало на газетке порезали. Разговорились: «Ну да — мыло по талонам. Зато, смотри, наша станция “Мир” там летает и летает. А в хоккей нам вообще равных нет!»
Было вот это ощущение гордости за страну, несмотря на то что не было этих супер- и гипермаркетов. Но при этом были праздники в душе.
— Оно что, утрачено? Чувство национальной гордости.
— Пока — нет. Не до конца. Но прилагаются огромные усилия, чтобы было утрачено. Нас постоянно заставляют оправдываться. Чтобы из святых вещей остались гамбургер, пепси-кола и боевики на телевидении с утра до ночи. Да дело и не в гамбургерах. Нам навязывают свою культуру, свою трактовку нашей истории.
— Откуда навязывают? С Запада или изнутри?
— Да больше оттуда, мне кажется. Но и отсюда тоже. И когда кто-то говорит: вот вы должны извиниться за Вторую мировую войну — не так воевали, не так победили. За что извиняться? Перед кем? Стране, которая потеряла в этой войне больше двадцати миллионов человек!
— Что же делать-то?
— Не вбивать каждый день себе в голову гвоздями: «Мы тут все уроды. У нас демократия не та». А говорить о наших достижениях. О Достоевском, Толстом, Солженицыне. Об ученых, полководцах! Если мы не будем насаждать это каждый день...
— Насаждать?
— ...Именно насаждать, потому что противодействие этому яростное. Нам всячески преподносят другой пирог — пожрать, выпить, позаниматься сексом. Все!
— А как насаждать-то?
— Просто не надо сгущать краски. А насчет того, что в нашей стране все так хреново... Нет, далеко не так.
— Но, несмотря на «сдвиги», гордиться-то пока особо нечем...
— Пока мы будем с утра до ночи показывать по телевизору то, что мы показываем, этой гордости не появится.
— То есть?
— Я поймал себя на мысли, что за последний месяц хорошую, добрую передачу видел трижды. Все остальное: там — обезвредили, там — поймали, там — взятки, там – коррупция... То «Дом-два», то «Дом-три».
— Но ведь и в жизни так.
— В жизни немало и хорошего. Строятся заводы, жилье — во многих областях его объемы перекрывают советское время. Запускаются большие инвестиционные проекты. Я согласен с теми, кто говорит, что негатив, так же как рекламу, надо ограничить по времени. Десять—пятнадцать процентов негатива, не больше. Пятнадцать — это уже много, на мой взгляд.
— Цензуру хотите вернуть?
— Нет, здравый смысл. Вот я смотрел телепередачу: парень отвоевал, потерял ногу и глаз, но нашел в себе силы — вернулся в строй. Командир танкового батальона, жена ждет ребенка. Таких людей нужно поддерживать. Вот откуда рождается патриотизм! Посмотрите, какую волну вызвал фильм «Девятая рота». Таких фильмов должно быть в два, в три раза больше. Мы истосковались по этому всему...
Надо увеличивать расходы на культуру. Бюджет на патриотическое воспитание выделил деньги. Тут же кое-кто начал иронизировать! И как!
Но никто не говорит, как лучше эти деньги использовать: сделать маршрут для школьников по местам боевой славы Кутузова, Суворова; дети должны увидеть, что у нас природа лучше, чем на Канарах и Багамах!
— Но это же рецепты из времен застоя!
— Свято место пусто не бывает. Там, где нет патриотизма, появляется ваххабизм, фашизм. А у нас своя национальная идея.
— И в чем она?
— В патриотизме. Родина может быть плохой или хорошей. Но это Родина. А у нас сегодня из голов выбивают понятие Родина. Я не агитки читаю. Говорю, что думаю.
— А что еще нужно, кроме патриотизма?
— Душа. В 2001-м, кажется, Путин сказал: вы хоть понимаете, что мы стояли на грани развала страны? И это было так. У каждой губернии — своя конституция. Между областями были границы и шлагбаумы, когда не пропускали продовольствие. Главное сегодня — сохранить самобытность страны. Многонациональность и многоконфессиональность. Разрушить это можно в один год. Так, чтобы народ пошел на народ — и все пропало. С экономикой всегда разберемся, но если вынем душу из страны... Можно считать, что этой страны не будет.
Ну кому нужны эти эксперименты: курс направо, курс налево, вперед-назад? Если такое огромное, как наша страна, море раскачать — сколько все это будет успокаиваться? Как раскачали его в 91–93-х годах — вот и успокаивалось оно до 2000-го. Если кто-то хочет это повторить, то он думает не о стране, не о людях, а о своих политических амбициях.
СИЛОВЫЕ ПРИЕМЫ
Игра высоко поднятой клюшкой
За весь матч глава МЧС применил к корреспонденту «КП» всего один силовой прием: толчок корпусом. Но дважды. Я на ногах удержался... А еще форвард Шойгу (разумеется, в шутку, слегка) ударил клюшкой по каске, которая была надета на голову форварда «КП». Каска (казенное имущество МЧС), слава богу, осталась цела...
А чтобы я не сильно комплексовал, мой соперник показал мне «боевой шрам»:
— Видишь эту рассеченную губу?
— Ну... Это когда?
— Попали шайбой. Прямо здесь, на катке, тогда и зашили. Так что, вот так вот все...
СПОР У БОРТИКА
«Нам такой хоккей не нужен!»
— И почему у нас такая страна послушная? Путин сказал: придите и проголосуйте за «Единую Россию». Страна пришла и проголосовала. Так было и с парламентскими, и с президентскими выборами.
— Тут дело не в послушности страны. Просто мы повзрослели. А власти — между прочим, не без участия журналистов — удалось донести до людей, что они действительно голосуют за свой завтрашний день. Люди устали от тех передряг, которые преследовали их начиная с девяностых. Они верят сделанному, а не тому, что им много лет рассказывали: вы нас только выберите, мы такого натворим, что вы все будете в шоколаде! Неинтересная это тема...
— Тогда давайте интересную. Вам не кажется, что «Единая Россия» превращается в КПСС? Как говорил Черномырдин, какую партию ни создашь, все равно будет...
— Да не может она превратиться в КПСС. Страна другая... Мы вкусили это чувство свободы и не хотим уходить сами и загонять остальных обратно. Когда говорят, что «Единая Россия» — прокремлевская...
— Пропутинская.
— ...А мы чьей партией должны быть? Пробушевской?
— А «Единая Россия» не наломает дров, как КПСС? Больше не будете допускать ошибки? Я имею в виду пресловутую монетизацию льгот...
— Какого ответа ты ждал сейчас?
— Моя задача — докопаться до истины.
— Извини.
— Да ничего, все в порядке. И поэтому я всякие буду вопросы задавать.
— Да ну нельзя без ошибок ничего сделать! Вы, наверное, забыли, что было до «Единой России»? Когда шли переговоры с Мировым банком и вся страна с замиранием сердца следила: дадут — не дадут? Пришел очередной транш или не пришел? Армия по девять месяцев не получала зарплату! Пенсионеры жили без пенсий.
Сейчас мы говорим: вот, один поселок — пятьсот человек — остался без тепла. А я поднял статистику за 1999 год — пятьсот тысяч без тепла зимой! Целые районы без света! Месяцами... Все это было с нами! Я никого не хочу лягнуть. Но сейчас каждый год примерно на пять процентов сокращается количество пожаров и погибших на пожарах. Резервный фонд на ликвидацию чрезвычайных ситуаций — десять миллиардов рублей по стране. Такого тоже никогда не было. Слава Богу, все налаживается. Ну нельзя же не замечать того, что сделано!
— Как-то неинтересно...
— Интриги хочется?
— Да.
— Я интриг не хочу. У нас работа такая, что мы каждый день, каждый час ждем ЧП. Поэтому нам хочется спокойной, нормальной работы.
— А мне чего-то хочется, знаете...
— Тяжелый у вас труд теперь, тяжелый! Теперь надо писать про трудовые будни! И это хорошо.
— А чего вы радуетесь-то?
— Про успехи и неуспехи в нашей экономике, культуре, спорте.
— То есть вы нам специально так вот?
— А то, что касается политики... Я считаю, что она должна быть скучной и неинтересной. Потому что даже малейшее движение мизинца политика такого калибра, как президент или премьер, в любой стране — если оно не выверено, не отработано, не отточено — может вообще таким эхом раскатываться... В какой-то части созидательным, а в какой-то, может, и разрушительным.
— Вот в «Единой России» есть левое и правое крыло. Вы за которое? Вы за какой Интернационал?
— (Смеется.) Я бы мог ответить, как ответил Василий Иванович: «А Путин в каком?»
— Что самое опасное в политике?
— Социальный популизм, который некоторые политики пытаются «ввести в игру», невероятно опасен. Через это у народа утрачивается вера во власть.
— Это как?
— У популистов главное — прокукарекать. А там — хоть не рассветай. Вот если вы соберете весь букет предвыборных обещаний — что сулили и что сделали... (А по большей части, кроме «Единой России», никто ничего не сделал, и это объективно, потому что она — у власти.) Так вот — остальные обещания повисают в воздухе... Нам такой хоккей не нужен!
И сегодня можно раздавать обещания о повышении в разы социальных выплат — зарплат, пособий на детей... Но грамотный человек берет бумагу, карандаш, умножает — и получает результат: это невозможно, нереально. Зачем же тогда обманывать? Мне это напоминает доброхотов, которые заботятся о нас больше, чем мы сами о себе.
Для меня политика — большая головная боль. В политике остается все меньше святого. Когда ради избрания депутатом идут на невероятные вещи. Люди, которые дружили двадцать лет, становятся врагами, на голубом глазу доказывают, что дерьмо — это не дерьмо.
— Как же вы остаетесь в такой политике?
— Я остаюсь, чтобы политика не превращалась в обмен грязным бельем.
— А как это Шойгу так ловко вывел себя из числа преемников президента России? Взял себе имидж, что он просто пахарь. И вот ушел...
— Слушай, ну я же не артист, чтобы формировать себе имидж какой-то... Дело ж не в имидже, дело в работе. А как Шойгу так изящно ушел? Я там не был никогда — «в числе преемников». Во всяком случае, те, кто когда-то как-то пытался меня к этой группе причислить, у меня не спрашивали. Я такого желания никогда не высказывал.
БУЛЛИТЫ
Бросок, еще бросок... Го-о-ол!
...Потом в ворота встал корреспондент «КП», а форвард Шойгу начал их атаковать. Четыре атаки мне удалось отразить — еще до броска министр не спеша смещался влево или вправо, и я смог спокойно проследить траекторию полета шайбы, успевал отбить ее клюшкой или прижать к штанге.
Но тут Шойгу сделал обманный финт: пошел на сближение с вратарем «КП», резко сместился вправо, а шайбу бросил в левый угол ворот.
— Го-о-ол!
В РАЗДЕВАЛКЕ
«Терпеть не могу тесную обувь и тупые коньки...»
— Ну, что еще?
— Насчет дач. Вот, говорят, у Шойгу их две.
— Докладываю: у меня один дом. Все. Других квартир нет.
— А мы слышали, что вы чего-то там продавали...
— Я строил новый дом. Нужны были средства. Я продал квартиру и дом, который был до этого. Деньги вложил в новый дом.
— И много денег?
— Фу! Хватило...
— У вас там, говорят, и конюшня.
— Какая конюшня? Чего вы глупости говорите? Нет конюшни. И никогда не было.
— Как тогда получается, что, судя по декларации о доходах, вы — самый бедный министр?
— Я не считаю себя бедным. Что, я с неба упал голый и у меня вдруг все появилось? Что за бред вообще?
Первые большие деньги заработал в студотряде. На Таймыре построили интернат из бруса. Деньги прогуляли, если говорить точно. А к возрасту Христа я имел «Волгу» — ГАЗ-2410, которой был премирован за сдачу Саянского алюминиевого завода.
— Вы не первый раз упоминаете Христа... А сами-то какому Богу молитесь?
— Есть корни и от буддизма, и от православия. Но я крещен в пятилетнем возрасте в городе Стаханове Донецкой области моей бабушкой, царство ей небесное и дай Бог, чтобы она там от наших дел здесь не перевернулась. Кстати, я своими руками срубил часовню в глухой тайге.
— Говорят еще, от вас многие женщины без ума?
— Это плохо, что ли?
— А как вы от них спасаетесь? Их же много.
— Зачем спасаться? На улицах не пристают.
— А вы часто влюблялись?
— Да по-всякому бывает. (Шойгу задумался.) Ну чего вы лезете в мою жизнь? Чего вам? Я же не поп-звезда, чтобы рассказывать, с кем на какой тусовке, кого люблю и как. Это моя личная жизнь.
— Сергей Кужугетович, а вас самого когда-нибудь спасали?
— Да. Меня матушка спасла в трехлетнем возрасте. Я стоял на берегу горной реки, берег обвалился, и я упал в реку. Если бы матушка в этот момент не повернулась — они недалеко сидели у костра, — не прыгнула в реку и не вытащила меня, мы бы сегодня не беседовали...
— И поэтому вы стали спасателем?
— Не думаю. Моя первая профессия — строитель.
— Ваша дочь Юлия возглавляет в МЧС психологическую службу. Вы с ней часто встречаетесь?
— Не могу похвастаться.
— А когда видитесь, много говорите о работе?
— Вообще не говорим. У нас с ней такой уговор. А когда у нее есть какие-то вопросы, она, как и все стальные сотрудники, обращается ко мне в министерстве.
— Наверное, без очереди ее принимаете.
— У меня в приемной никогда нет очереди.
— А сколько всего народу в МЧС?
— Если брать всю систему, почти полмиллиона.
— А которые с вами с первого дня?
— Таких процентов сорок.
— Сколько человек вы знаете лично?
— Не считал.
— Тысяч сто?
— Тысяч двадцать. Бойцов, спасателей знаю многих, пожарных...
— Говорят, у вас есть и войска, и авиация... Прямо силовое ведомство. Это правда?
— Конечно. Это нужно для выполнения задач, которые перед нами стоят.
— В последнее время в России появляется мода — силовыми ведомствами руководят гражданские лица. А вы не могли бы снять погоны и тоже стать гражданским лицом?
— Ну, во-первых, я не понимаю такую моду. Во-вторых, если бы звезды мне на погоны падали с неба... — вот так: бум — упала одна большая звезда, через пару-тройку месяцев — вторая. И ты не обращаешь на них внимания...
Звание генерал-майора я получил в девяностые, во время событий в Южной Осетии. Вспомните, что это было — разведение противоборствующих сил, эвакуация людей, доставка продовольствия... — под бомбежками, под обстрелами. И ту задачу, которую передо мной ставили — остановить войну, прекратить кровопролитие, — мы выполнили.
Звание генерал-лейтенанта «досталось» мне после событий в Абхазии — в те же 90-е годы. Полтора года там — это не только успешная, хотя и тяжелейшая миротворческая миссия. Это потери друзей-товарищей, невероятное напряжение сил и нервов.
Какой такой моде после всего этого я обязан следовать? Почему должен погоны снимать? Просто так ничего не бывает.
— В приметы верите?
— Есть такое... Не фотографируюсь перед посадкой в самолет у трапа. Никогда. И запрещаю это делать всем остальным. Когда что-то забываю и возвращаюсь, обязательно смотрю на свое отражение где-то в стекле или в зеркале. Можно язык показать. Терпеть не могу тесную обувь, завистников, лентяев и плохо наточенные коньки.
— Что вам снится по ночам?
— Одно время снились падающие самолеты. Потом прошло.
— А сейчас?
— В основном хорошее.
— Мне бы что-нибудь про аномальные явления...
— Ну, слушай... Значит, необычное. На моей малой родине, в Республике Туве, есть высокая гора, очень высокая, — там вечный снег, ледник. Мангун-тайга называется. А на самой вершине — это видел мой отец, еще несколько человек — лежит, как они его называют, «железный плот». Большой! Лежал — во всяком случае, в те времена, когда мой отец был совсем молодым. А первое упоминание о «железном плоте» появилось задолго до революции 1917 года.
— Вряд ли это остатки от какой-нибудь ракеты — спутников же тогда еще не было.
— Да, не было, и тарелки с неба не падали. Ничего не падало.
Плот этот сделан из больших толстых бревен. А почему «железный»? Там какие-то части железом обиты. Кто его туда затащил, зачем он нужен был? Загадка... Считается, что это — одно из неких подобий, что ли, Ноева ковчега. Может, мы туда экспедицию снарядим.
А второе чудо — «природный холодильник», тоже в Туве. Представьте себе: лето, плюс сорок, а в этом месте два камня отодвигаешь — там минус шестнадцать. «Природный холодильник» тоже давно нашли — рыбаки, охотники там хранят рыбу, мясо — все это замерзает прямо в камень.
Очень интересные вещи. Их трудно чем-то объяснить...
ПОСЛЕ МАТЧА
— ...Ну как? — спросил у меня Шойгу, когда я снял хоккейные доспехи. — Травм нет? Руки-ноги сгибаются? Две-три тренировки — и будешь играть нормально. Серьезно тебе говорю.
Но у меня к тому времени уже ничего не сгибалось. Хотя травм не было.