На следующий же день по тайному приказу архиепископа Раждена Шорену, дочь кветарского эристава, постригли в монахини Багинетского женского монастыря. Ее нарекли Шушаникой, ибо в таких случаях оставляют неизменной первую букву имени постригаемой.

Это наказание не было неожиданностью для Шорены. Она понимала, что царь разгневался и мстит ей за то, что она отказалась стать его супругой. Она спокойно встретила эту кару, ибо знала, что ее, дочь эристава, никогда не отдадут замуж за простого лаза. Да и жизнь в Мцхете сделалась для нее невыносимой.

Гурандухт Колонкелидзе держала себя недостойно. Она всячески старалась выдать дочь за царя, а когда ей это не удалось, принялась бить и бранить Шорену. Шушанике понравилось местоположение монастыря. Отсюда вся Мцхета была видна как на ладони. Вокруг мо«астыря росли кипарисы. В сумерки они, как огромные гишеровые подсвечники, подпирали небо, усеянное звездами. Далеки были отсюда и дворцовые сплетни и шипение жен эриставов.

Вершины Кавказа — величественные сапфировые богатыри-глядели на нее. По утрам и вечерам их за-крывали облака — чистые, как безгрешные детские грезы.

Понравились Шорене и сверкающие чистотой кельи. Воспитанная в Пхови, она не отличалась большой религиозностью, но с удовольствием слушала теперь церковное пение и сама пела на клиросе. Вместе с другими сестрами она варила пищу, убирала кельи, чинила ветхую одежду монашек и чистила кастрюли своими белыми, как сердцевина миндаля, руками.

Однажды к ней подошла седая монахиня, сестра Евфимия, и вырвала у нее из рук медный котелок. — Жаль портить такие руки о грязную посуду, зала она.

Младшая должна служить старшим, — ответила Шорена.

— Ты не младше меня. Мы обе седые! — воскликнула Евфимия шутя.

Она обняла и поцеловала Шорену в щеки, поцеловала ее ранние седины и, как ребенка, прижала к груди. Евфимия была рябая от оспы, некрасивая женщина, но чистая сердцем и многотерпеливая. Смолоду невзлюбила ее судьба. Работорговец купил ее в Кларджети и продал какому-то иранцу на рынке рабов в Уплисцихе. В Иране Евфимию купил грузин-виноторговец. Спустя много лет он приехал в Мцхету на богомолье и здесь внезапно умер.

Жизнь Евфимии уже была в ту пору на ущербе. В Багинетском женском монастыре Евфимия нашла наконец покой. Шорена со всей нежностью дочери привязалась к ней.

Иногда молодая монахиня укрывалась под тенью кипарисов и глядела оттуда на раскинувшуюся внизу Мцхету. Только об одном мечтала она: узнать что-нибудь о здоровье ее любимого Уты.

Но женские пересуды и в монастыре не оставляли Шушанику в покое. Старые и молодые монахини говорили о ее красоте и ранних сединах. Она никому ничего не рассказывала о своей жизни, но праздная фантазия монахинь плела свои сказки. Говорили, будто Шушаника из простолюдинок и любила какого-то пахаря, а выдали ее замуж за старого эристава и будто пахарь с горя поранил себя, а Шушаника сбежала от эристава.

Смиренную монахиню беспокоили вопросами, бегали за нею следом, подсматривали, что она делает, и, когда заставали одну, обнимали, целовали ее.

Простая черная одежда красила Шорену. Теперь она еще больше походила на скорбного ангела Кинцвиси. Как-то вечером после молитвы Евфимия и Шушаника сидели под кипарисами. Вдали, на краю утеса, стоял тополь, а за ним разверзлась глубокая пропасть.

Они молча смотрели на игру заходящих лучей на куполе Светицховели. Купол храма был покрыт золотом, и отраженные в нем солнечные лучи радовали взор. К ним подсела молодая монашенка. Она взглянула на Светицховели, а потом обратилась к старшей монахине:

— А знаешь, мать Евфимия, что произошло в Мцхете?

У Евфимии были порваны все связи с жизнью, и потому она довольно равнодушно спросила болтунью:

— А что именно произошло?

— А то, что строитель этого храма, какой-то лаз, полюбил очень красивую девушку, дочь эристава. Царь Георгий сам хотел жениться на ней. А та, глупая, предпочла ему бедного зодчего. Об этом узнал царь. Влюбленных застали на месте. Девушка убежала, но забыла свои шейдиши у зодчего под подушкой. Царь Георгий разгневался и велел отрубить зодчему правую руку…

Смертельно побледнела Шорена. Она вспомнила, что недели две. тому назад у нее действительно пропали шейдиши цвета фазаньей шейки.

Некоторое время она сидела молча, потом встала и, как лунатик, побрела к утесу.

— Куда ты, Шушаника? Не отозвалась Шорена.

На краю утеса она перекрестилась и бросилась в пропасть. Сначала она летела вниз раскрыв руки, так, как на фресках изображались в те времена летящие ангелы, но затем перевернулась в воздухе и, ударившись головой о скалу, испустила дух.