Вертолет береговой охраны опустил Трента на воду рядом с лодкой. Аурия слышала звуки ночной перестрелки, и страх, который она пережила, пролежав всю ночь на дне лодки, выплеснулся в приступ гнева, который она обрушила на Трента. Трент не спал ни минуты с того самого момента, как покинул "Золотую девушку". На него страшно было смотреть: глаза глубоко запали, обритая голова залеплена двумя кусками пластыря, рана на бедре перевязана тряпкой.

Аурия напустилась на него, требуя, чтобы он сказал, где пробыл всю ночь.

– На Лобос Кэй, – ответил он.

– Черт возьми, это я и сама знаю.

– Прости, – пробормотал Трент. Отвечая на ее пристрастные расспросы, он понемногу изложил в общих чертах свою версию происшедшего: при высадке его оглушили ударом по голове, и он ничего не знает, кроме того, что произошла стычка между бандой контрабандистов и багамскими таможенниками.

За последние два дня было слишком много волнений. Теперь, когда опасность миновала, у него от переутомления все валилось из рук. Прежде всего он попытался завести мотор, и тот захлебнулся; потом чуть не упустил за борт весло. В конце концов он все же пристал к берегу подальше от причала, чтобы Аурия не увидела трупы.

Спустя совсем немного времени вертолет поднялся в воздух, увозя радиста и Аурию, а Трент со Скелли расположились с подветренной стороны у здания пункта береговой охраны.

Скелли выслушал показания смотрителя маяка и, когда вертолет улетел, прошел на конец причала. Теперь он выглядел совсем иначе, чем во время их первой встречи на пляже, когда предложил Тренту свою помощь. Скелли был в полной форме – в тщательно выглаженном и накрахмаленном мундире защитного цвета, со знаками различия, а на голове красовалась полицейская шляпа с серебряной кокардой.

Происшедшую трагедию Скелли воспринял не только как официальное лицо, он глубоко переживал ее как человек – ведь здесь были зверски убиты его соотечественники. Когда Трент, прихрамывая, подошел к нему, он осматривал трупы убитых бандитов, расталкивая их носком тщательно начищенного ботинка.

– Это кубинцы, – уверенно произнес Скелли. – У доминиканцев, как правило, больше негритянской крови, чем у латиноамериканцев. Я не знаю, откуда они прибыли – то ли из Флориды, то ли с Кубы, но, надеюсь, вы поможете мне разобраться в этом, мистер Трент.

– Рыболовецкое судно было не кубинское. На нем были спаренные дизельные двигатели, – добавил Трент.

Кивнув головой, Скелли посмотрел на чаек, кружившихся над ними, велел полицейским прикрыть трупы брезентом, а затем двинулся обратно к маяку. Он шел как обычно, большими шагами, и Тренту, с его раненой ногой, приходилось поторапливаться, чтобы не отставать.

В передней комнате были сложены и накрыты простыней тела убитых багамцев. Скелли отвернул простыню и взглянул на лица убитых.

– У них остались семьи, мистер Трент, – жены и дети.

Трент промолчал, и Скелли продолжал доверительным тоном:

– Мне нужно было сразу же выслать вас с островов – ведь О'Брайан дал мне почитать ваше досье. Эти люди – невинные жертвы. Я не обвиняю вас, мистер Трент. Это моя вина, что я разрешил О'Брайану проводить на Багамах операцию, в которой требовался такой человек, как вы.

– Вы хотите сказать – требовался убийца, – продолжил его мысль Трент.

Он вышел на солнечный свет и двинулся вдоль берега к маяку. Больше всего на свете ему хотелось сейчас спать. Он лег на песок, касаясь ступнями воды, и посмотрел в небо, где бежали легкие облачка. Скелли отдавал распоряжения своим людям; затем совсем рядом послышался скрип песка под его ботинками. Трент подумал о том, как хорошо было бы уплыть куда-нибудь подальше, где его никто не знает. Но это все только мечты.

– Старший инспектор, О'Брайан поручил мне разыскать "Красотку", а мисс Рокко заплатила мне за ее розыски. Этим я, собственно, и занимался, – обратился он к Скелли.

Ничего не ответив, Скелли бросил плоский камешек так, что он, подскакивая, полетел по поверхности воды, за ним последовал другой, а третий зарылся в воду. Обхватив колени руками, Скелли сел на песок поодаль, словно не желая посягать на территорию Трента. После некоторого молчания он наконец сказал:

– В последний раз, когда я был в Англии, меня поразило, что городские жители боятся выходить из дома после наступления темноты. Ваше правительство тратит бешеные деньги на строительство подводных лодок "трайдент" и одновременно заявляет, что не может изыскать средства на дюжину дополнительных полицейских. Это отвратительно, мистер Трент. А теперь, благодаря потоку наркотиков, который хлынул на Багамы, то же самое происходит и здесь. Мой долг офицера и полицейского – вести с этим борьбу, мистер Трент.

Он набрал пригоршню камешков и стал бросать их один за другим в плавающую в десяти метрах от берега кучу водорослей и ни разу не промахнулся. Его тон, вопреки содержанию, оставался спокойным, как за чаепитием у викария:

– Мистер О'Брайан руководит карибским сектором американского Управления по борьбе с наркотиками. У нас нет причин враждовать, и мы всегда помогаем друг другу, когда есть возможность. Конечно, О'Брайан располагает большими средствами, поэтому чаще помогает он. Иногда он оказывает некоторое давление, и я вынужден с этим мириться, потому что в экономическом отношении мы зависим от США. В данном случае так и произошло: я получил распоряжение сотрудничать с вами, но мне не известно существо дела, и я не представляю себе, какие последствия может повлечь за собой эта операция; меня это беспокоит.

Продолжая говорить, Скелли следил за плывущим по проливу грузовым судном. Теперь он снова обратился к Тренту и добавил:

– Признаюсь, это не только беспокоит, но и злит меня. Ведь кубинцы вполне могли убить и смотрителя маяка, и радиста.

Трент понял, что на большее он рассчитывать не вправе.

– Все это совершенно справедливо.

– Благодарю вас, – ответил Скелли. Скелли, видно, намеревался в заключение пожать Тренту руку, но тот не пошевелился, и тогда багамец, отказавшись от этого намерения, стал действовать иначе. Он снял свой мундир со звездами на плечах, аккуратно положил его на песок, а поверх него – шляпу полями кверху, чтобы она не выгорела на солнце. Капли пота поблескивали на его голом черепе, а сквозь белую майку просвечивали ребра. Он улыбнулся Тренту с высоты своего роста. Это была не очень веселая улыбка, но все же улыбка, и она свидетельствовала о том, что Скелли умеет настоять на своем, когда хочет.

Багамец снова заговорил:

– Вы знаете, мистер Трент, моя жена всегда говорит, что я тяжелый человек и что со мной трудно жить, но она разумная женщина, и вот мы до сих пор живем вместе, наверное, я не так уж плох. А если это так, то почему бы нам с вами не попробовать сотрудничать?

Трент едва не расхохотался:

– Послушайте, старший инспектор, люди вроде вас и О'Брайана используют таких, как я, а не сотрудничают с нами.

– Горькие слова…

– Но зато основанные на опыте, – возразил Трент. – Видите ли, разница между мной и теми, что лежат на причале, заключается в том, что меня использовали на той стороне, которую вы считаете правой.

Скелли снял ботинки и носки и встал, чтобы снять брюки. Прижав обшлага брюк подбородком, он аккуратно сложил их и, положив поверх одежды, пошел в море. Затем обернулся и, стоя, как цапля, на одной ноге с разведенными в стороны руками, закричал:

– Теперь подумайте, мистер Трент: кто я такой? Черномазый? Старший инспектор полиции? Цапля? Некто, о ком у вас нет определенного мнения? Подумайте, а я пока искупаюсь.

Он проплыл метров девяносто туда и обратно, вышел и остановился возле Трента, просыхая на ветру.

Порыв ветра бросил в лицо Тренту брызги морской воды.

– Ну что ж, пожалуй, мы можем потихоньку начать, – сказал он.

– Тогда, для начала, может быть, расскажете, как прошел подводный поиск? – рассмеялся Скелли и сел на песок.

Трент рассказал ему про погружения. Выражение лица Скелли изменилось, когда он услышал об останках двух ребят-новозеландцев. Скелли стал дотошно допытываться. Из мелких деталей он умело выстраивал объективную картину происшедшего, основываясь только на фактах и не строя никаких предположений. Но постепенно, когда Трент перешел к изложению того, как за ним гонялись сторожевые катера и они были вынуждены пуститься до берега вплавь, круг его вопросов расширился, что-то его насторожило.

– Они знали, что вы находитесь там? Они охотились за вами?

Трудность состояла в том, чтобы установить, кто возглавляет охоту, кто гончие, а кто просто шакалы, и была ли "Красотка" настоящей дичью или подсадной уткой.

Он слушал Скелли, который, задавая вопросы, старался выяснить его роль в этой истории:

– Они хотели захватить вас живым, мистер Трент? Или просто не хотели убивать? Но вы ускользнули от них. Может быть, они хотели заставить вас замолчать? Что именно вы обнаружили, убийство? Но ведь достаточно нескольких шашек динамита, чтобы уничтожить все улики. Здесь кроется какая-то тайна. Может быть, исключительно ценный груз? Поскольку к этому подключен О'Брайан, возможна связь с наркотиками. Конечно, это дело покрупнее, чем марихуана в каюте. Но если это так важно, то почему они сами не взялись за поиски яхты? – Он снова взглянул на Трента. – Да.., в общем, здесь много темных мест.

– Да, мы мало что знаем, – согласился с ним Трент, почувствовав, что Скелли затронул самую суть дела. По словам О'Брайана, проведенный кубинскими военно-морскими властями поиск "Красотки" был чрезвычайно поверхностным, – возможно, они не хотели привлекать к себе внимание. А судя по тому, что была применена взрывчатка, тот ценный груз, который спрятан на "Красотке", не мог пострадать от взрыва.

– Ангола – подходящее место для скупки краденых алмазов, – сказал Трент. Почему-то эта мысль неожиданно промелькнула у него в голове. И сразу же возникла другая неожиданная ассоциация – могло ли подействовать на показания магнитометра существование известковой "крыши" в подводной пещере. Он с тревогой спросил об этом Скелли.

Скелли, подумав минуту, ответил:

– Ни в коей мере.

Трент лежал на спине, солнечные лучи согревали его. Еще вчера солнце было самым страшным его врагом, а сегодня оно – друг и целитель. Он поднялся на ноги и заковылял к маяку. Из Нассау вышел военный катер, который должен забрать тела убитых, но он прибудет не ранее чем через шесть часов. Один из людей Скелли, чтобы охладить трупы, смочил простыни водой. Скелли босыми ногами прошлепал по доскам пола и остановился за спиной у Трента, который обернулся и задумчиво произнес:

– Мне нужно знать, кто был четвертым членом команды "Красотки". И еще я хочу знать, кто стоит за всем этим – кем бы он ни был и какая бы тут ни была замешана политика.

Он снова взглянул в глаза Скелли, намереваясь перетянуть его на свою "территорию". Он готов был дать ему время на размышление, поэтому и не торопил. Ему необходима его поддержка, либо, в противном случае, – разрыв. Скелли перевел взгляд с Трента на трупы на причале, затем снова посмотрел через окно на море. Солнечный свет, отраженный от песка, подсвечивал его снизу, так что его похожая на череп голова как будто висела под потолочными балками.

– Вы видели мое досье, – напомнил Трент.

Скелли потер одну ладонь о другую, стряхивая с рук песок.

– Вы полицейский, – спокойно продолжал Трент, – но я вовсе не хочу, чтобы вы зачитывали мне статьи закона в связи с моей деятельностью.

Скелли снова посмотрел на мокрые простыни, которыми были покрыты трупы.

– Как говорят американцы, положение дерьмовое… Впрочем, чего бы вы хотели?

– Мне плевать на политику – я хочу услышать от вас нечто другое, чтобы я вам поверил, – сказал Трент. – А кроме того, мне нужна надувная лодка и полный баллон для акваланга.

– А не хотите, чтобы я преклонил колено и поклялся, положив руку на мертвое тело?

– Не помешало бы, – добродушно ответил Трент. – И проверьте у американцев – что это за суда рыбачили в проливе прошлой ночью. Да пусть кто-нибудь из ваших специалистов прощупает этих рыбаков, чтобы нам не попасть в ловушку. Меня особенно интересуют суда с дизелями "Катерпиллера".

– А О'Брайана выведем из игры, – сказал Скелли.

– Отбросим всякую политику, – поправил его Трент.

***

Родди де Санчес возвращался на рассвете в Гавану. "Веди себя как обычно", – велел ему отец. Родди восемь часов занимался разбором папок в архиве, потом сыграл шесть сетов в теннисном клубе и подвез свою подружку по дороге домой. Он ехал со скоростью сорок километров в час, чтобы сэкономить бензин, и, подъехав к дому, поставил машину на площадке рядом с отцовской казенной "Волгой". Захватив спортивную сумку, он обошел дом с задней стороны и посмотрел наверх. В окнах отцовского кабинета горел свет. Поколебавшись, Родди вошел в дом через кухню.

Мать сидела за столом, сложив руки, как будто молилась мраморному пестику и ступке, в которых толкла чеснок и красный перец. Родди наклонился, чтобы поцеловать ее в щеку, – острый запах чеснока ударил ему в нос. Он на минуту положил руку на плечо матери. Сейчас ему особенно хотелось ощущать материнское тепло, но они были чужие друг другу. "И щека у нее холодная, гладкая и равнодушная, как оберточная бумага", – подумал про себя Родди.

– Отец ждет тебя, – официальным тоном произнесла она.

Да-да. Через минуту он спустится, только отнесет сумку наверх. Поднявшись в свою комнату, он разобрал грязную спортивную одежду, посыпал в теннисные туфли тальку. И машинально делая все это, он все время чувствовал, что готов взвыть и провалиться в тартарары.

Еще месяц назад он мог вполне искренне утверждать, что хорошо знает, каков настоящий Родди: он добрый малый, с ним интересно, он более или менее внимателен к окружающим, может посмеяться над самим собой; возможно, не бог весть какой мыслитель, но знает свое дело, лоялен в силу привычки, из-за лени, или же просто умеет довольствоваться малым. В общем, живет сам по себе, и живет неплохо.

Спустившись по лестнице в кабинет отца, Родди увидел адмирала сидящим за столом. В одном из кожаных кресел прикорнула Мария – сестра Родди и гордость родителей. Она выступала в национальной сборной команде по плаванию. Высокого роста, широкоплечая и длинноногая, с коротко подстриженными волосами, она казалась типичной спортсменкой, однако в ее манерах и лице была видна почти агрессивная чувственность, что явно контрастировало с ее спортивной фигурой. Когда Родди смотрел на нее, ему часто казалось, что это какая-то дикая помесь коммунистической женщины нового типа со знойной латинской соблазнительницей из Голливуда.

Родди поздоровался с сестрой и обратился к отцу:

– Ты велел мне вести себя как обычно, так что я заехал в клуб.

Адмирал отложил свои бумаги и закрыл колпачком паркеровскую ручку с золотым пером. Тихим монотонным голосом он передал рапорт капитана рыболовецкого судна, который обнаружил мертвыми всех членов десантной группы – их тела были сложены грудой на причале в Лобос Кэй. По-видимому, багамцы подбросили на остров подкрепление, пролетев на вертолете без огней очень низко, чтобы не попасть в зону наблюдения радара.

– Но как же они узнали?

– Видимо, радист передал какой-то код, о котором мы ничего не знали. – Адмирал отмахнулся от вопроса, как будто это не имело значения. – Когда Рокко прибудет в Нассау, мы узнаем, жив ли англичанин.

– И жива ли сестра Рокко, – добавил Родди.

– Столько смертей – не слишком ли много для него? Почему бы нам раз и навсегда не забыть про эту "Красотку"? – спросил он и обернулся к сестре, надеясь найти у нее поддержку. Но увидел только презрение в ее глазах.

Адмирал положил ручку в средний ящик стола и закрыл его. Пальцы начали постукивать по тисненной золотом коже бювара. Родди смотрел на эти пальцы и вспомнил один из тех редких случаев, когда отец играл с ним в детстве, приговаривая: «Вот церковь, а вот колокольня, открой двери – вот и народ». Теперь кожа на руках отца была покрыта темными старческими пигментными пятнами. Родди силился пробудить в себе чувство симпатии к отцу и отнестись с одобрением к его действиям, но ощущал только разделявшую их бездну. Они с отцом, как и с матерью, были чужими друг другу.

– Что я должен сделать, отец? – спросил он, устало пожав плечами.

– Свяжись со своим американцем, Родриго.