В воскресенье мы решили устроить прощальный ужин для старичков. Вера Васильевна догадалась привезти много всяких вкусных вещёй: пастилы и зефиру и ещё маленькую бутылку виноградного сока и семь наперсточков, чтобы было куда старичкам налить сок.

Мы накрыли праздничный стол, постелили поверх скатерти салфетку, чтобы посадить туда старичков и Лёшу, поставили всякую посуду и ровно в шесть часов, как было назначено, услышали на лестнице топот маленьких башмачков.

Мы распахнули торжественно дверь, а старички входили по одному и кланялись, снимая свои колпачки. Мы все тоже кланялись и говорили:

– Здравствуйте, добро пожаловать, мы вам очень рады.

Только у старенького дедушки не было колпачка: он его где-то положил и забыл где. Он был очень старенький и уже не помнил, где он кладет свои вещи, зато он помнил, как надо здороваться по-французски, по-латыни и по-гречески: та девочка, его научила. Он так и поздоровался. Тяпкин ничего не понял, а мы с Верой Васильевной переглянулись, и я сказала:

– Бон суар.

А она сказала:

– Гутен таг.

Больше мы тогда на иностранных языках никаких приветственных слов не знали.

Мы помогли старичкам занять свои места, налили всем соку, начали есть и болтать, стало очень весело. Старичкам сок понравился, они выпили по десять наперстков, развеселились и разрумянились.

Вера Васильевна завела патефон: она специально его привезла, чтобы была музыка, потому что какой же праздник без музыки. И дед Сосун вместе с дедом Хи-хи тогда сплясали веселую пляску, и Лёша тоже стал с ними плясать и громко смеялся. Они топали башмаками, высоко задирали ноги и подпрыгивали. Тяпкин посмотрел на них, слез на пол, стал топать, прыгать, задирать ноги и громко хохотать. Вера Васильевна тоже встала и сплясала «барыню», под конец она даже пошла вприсядку и помахивала рукой. Было очень весело, только я сидела и боялась, что дом обвалится и нам негде будет ночевать.

Потом все запыхались, устали, сели за стол и стали дальше есть зефир и арахис в сахаре, кто хотел – пил чай, а кто – молочко или сок. И тогда вдруг один старичок в синем колпаке, с жёлтой бородой и с очень грустным выражением лица, встал и сказал:

– Я хочу спеть песню. Я её сам сочинил! Вот.

Мы все удивились и закричали, что, конечно, пусть споет, а старички тоже удивились, переглянулись, пожали плечами– было заметно, что им очень стыдно за этого синего старичка. Но синий старичок не обратил внимания, вышел на середину стола, заложил руки за спину и запел тонким, шершавым голоском:

Синий старичок поклонился и сел на свое место, сложив ладошки на животе. Мы все захлопали: нам понравилось, что синий скучный старичок сочинил песню. Старички молчали и недовольно переглядывались, а Лёша вдруг закричал:

– Я тоже буду так делать! Сочинять песни. Я очень хочу.

– И я буду! – закричал Тяпкин, потому что он любил обезьянничать.

– Ну вот, видите, Синюшкин, к чему это приводит! – сердито сказал старенький дедушка. – Какой вы подаете детям пример!

– Неприлично… – в один голос сказали дед Хи-хи и дед Сосун. – Неприлично старичку так долго говорить глупые вещи.

Старенький дедушка встал.

– Детям пора спать, – сказал он жёстким голосом. – А нам пора домой. И я велю Лёше всё выбросить из головы. Запомни: ты никогда не должен говорить так много и так неумно. Это стыдно.

Все помолчали, синий старичок гордо пожал плечами и отвернулся. Тогда я тоже встала.

– Правда, пора спать. Сегодня был очень весёлый, хороший вечер, а когда весёлый вечер, можно много говорить и делать весёлые глупости. Но теперь пора спать.

– Ну-у-у! – завыли, как волки, Тяпкин и Лёша. – Мы не хотим!

– Завтра у нас дальняя дорога, – напомнила я им сердитым голосом, и они сразу замолчали. – Надо выспаться. Давайте теперь прощаться.

Старички все встали, построились в затылок друг другу, старенький дедушка прокашлялся и сказал:

– Уважаемые люди! Сейчас мы уйдём и, может быть, никогда больше не увидимся. Я очень старый, я живу давно-давно. Теперь наконец пришла замена, моя очередь умереть. Только я очень рад, что в конце своей жизни мне опять довелось поговорить с людьми. Это было, в общем, интересно.

– И вкусно! – добавили хором остальные старички.

– Да, – согласился старенький дедушка. – Мы тут между собой решили, что Лёше у вас плохо не будет. Раз ему захотелось пожить среди людей, посмотрим, к чему это приведет. На моей памяти таких случаев не было, тем не менее известно: все, что было на свете, когда-нибудь происходило в первый раз. – Старенький дедушка вздохнул, помолчал и стал говорить дальше: – Ну, Лёшенька, если же ты найдешь время приходить иногда к нам в гости, то тебе будут очень рады. И не забывай, кто ты. – Старенький дедушка сделал очень гордое лицо, когда произнес эти слова. – Так вот, люди! У нас, хотя мы и очень старые, все-таки ещё есть волшебная сила. Мы хотим подарить девочке Любе, с которой подружился наш Лёша, исполнение одного желания в будущем. Исполнится оно через семнадцать лет. Люба, подумай и скажи, чего тебе хочется.

– Я хочу, чтобы у меня было двадцать ребёночков! – тут же крикнул мой глупый Тяпкин и захлопал в ладоши. – Я очень люблю, когда много ребёночков, можно разговаривать.

– Да будет так! – закричали хором старички и стукнули разом башмаками по столу. – Пусть все они будут здоровые, красивые, счастливые. И их мама тоже! И пусть она будет настоящей мамой…

– Погодите! – попыталась остановить их я. – Вы что, старички? Разве можно принимать во внимание слова неразумного ребенка! Она же не представляет, что это такое – двадцать детей!

– Волшебство обратной силы не имеет… – огорченно проговорил старенький дедушка. – Послушайте, ведь раньше люди имели помногу детей, и ничего…

– Не огорчайтесь, мама, – сказала мне, вздохнув, Вера Васильевна. – Дети – это самое прекрасное, что есть на земле. А прекрасного должно быть много.

Что было делать? Пришлось согласиться с этим.

В заключение я должна сказать, что с тех пор, когда всё происходило, ещё не прошло семнадцати лет, хотя Тяпкин стал совсем взрослый, и его теперь зовут только Любой. Я очень надеюсь, что старички забыли про свой волшебный дар или он где-то потерялся по дороге. Но тем не менее у моей дочки складывается совсем другой характер, чем у меня. «Я хочу, чтобы у меня был дом, – говорит мне дочь, – а не вокзал, с которого всё время уезжают в командировки…»

Наш Лёша всё ещё живёт у Веры Васильевны, он тоже стал взрослым и очень умным, прочел все книжки, какие есть на свете, и теперь пишет книжки сам. Эту книжку, между прочим, наполовину написал Лёша. Только я об этом никому не рассказываю…

Институт тропических болезней по-прежнему существует, кокосителин внутривенно там назначают. Поэтому лучше молчать…

Вот пока и всё.