Во время Второй мировой войны Бельгия была побеждена и оккупирована немецкими войсками. Бельгийское правительство было вынуждено бежать в Лондон и оставаться там в изгнании, пока союзные войска не освободили Европу. Во время болезненного лондонского изгнания бельгийское правительство и военные установили тесные контакты с англичанами, и две страны объединились с целью создания секретной армии в оккупированной Бельгии. К лету 1942 года британское Управление специальных операций (УСО) создало в Бельгии схроны различного вооружения, сформировало и обучило секретные подразделения. Англичанам удалось организовать радиосвязь и самолеты для перевозки людей и грузов, а также контролировать из Лондона логистику, управление процессом обучения и подведения итогов с агентами, которые были тайно направлены в оккупированную Бельгию. Наряду с проведением диверсионных операций против немецких оккупантов агенты секретной бельгийской армии собирали информацию, которую передавали в Лондон посредством радио, в письменной форме или в виде микрофильмов. В целом влияние сети было незначительным, но стратегия была примером: «На момент прекращения боевых действий проводимые этой первой в Бельгии секретной армией, действовавшей в тылу противника операции, были хорошо организованы и встречали одобрение со стороны британских и американских секретных служб» (1).

На смену немецкому нацизму в качестве противника пришел советский коммунизм, и после войны секретные армии были созданы заново. Как показало расследование бельгийского Сената, во время холодной войны сеть секретных подразделений, предназначенных для действия в тылу советских войск, проводила операции в Бельгии. Данная сеть комплектовалась по двум направлениям: SDRA8 и STC/Mob. SDRA8 — управление, которое входило в военную секретную службу General du Renseignement (SGR — Общая служба разведки и безопасности) и подчинялось министерству обороны Бельгии. SDRA8 (которое имело и другое обозначение — VIII) занималось обработкой и изучением документов, разведкой и проведением специальных операций. Сотрудники SDRA8 были кадровыми военными, которые имели боевой опыт и участвовали в различных диверсионных, десантных и морских спецопераций. Вместе со сбором информации в задачу SDRA8 входила подготовка и организация эвакуации в случае оккупации Бельгии. В случае оккупации всей территории страны некоторые сотрудники SDRA8 должны были сопровождать бельгийское правительство за рубежом и поддерживать связь с секретными агентами, которые остались в Бельгии, чтобы способствовать победе над врагом (2).

STC/Mob — гражданское управление бельгийской секретной сети структурно входило в секретную службу государственной безопасности (Surete de L'Etat, если кратко — Surete) и подчинялось министерству юстиции. В круг решаемых STC/Mob задач входили «обучение, вопросы коммуникации и мобилизации». Сотрудники STC/Mob были техническими специалистами, подготовленными для работы с радиооборудованием. В управление набирались преимущественно мужчины «с сильными религиозными верованиями в качестве гарантии их антикоммунистических убеждений». Согласно информации, полученной в ходе проведенного в Бельгии расследования в отношении «Гладио», они были «спокойными неторопливыми людьми [peres tranquilles], порой даже немного наивными» (3). STC/Mob «была поставлена задача по сбору разведданных в условиях вражеской оккупации. Кроме того, STC/Mob занималось организацией безопасных путей сообщения для эвакуации членов правительства и других представителей официальной власти» (4). В целях координации сосуществования двух бельгийских секретных организаций в 1971году был создан координационный комитет «Интерсервис». Встречи проходили раз в шесть месяцев, председатель назначался по очереди из SDRA и Surete d Etat (Государственная охрана). Встречи помогали выработать единую позицию для участия в международных встречах с Объединенным комитетом по планированию секретных операций НАТО (5).

Такая несколько необычная двоякая структура бельгийской секретной армии сложилась еще во время Второй мировой войны. Тогда М. Лепаж командовал подразделениями, в чьи задачи входило сбор разведданных, их передача в Лондон по радиосвязи или в виде писем или микропленки. Лепаж руководил Surete в бельгийском министерстве юстиции. В последствие Surete получила статус управления и стала называться STC/Mob. В ходе Второй мировой войны бельгийские агенты из Лондона перебрасывались самолетами в оккупированную Бельгию, где участвовали в секретных и диверсионных операциях. Эти операции координировались бельгийской армией. Так было образовано управление SDRA8. «Вот как объясняется, — говорилось в отчете бельгийского Сената о «Гладио», — что Бельгия, в отличие от других стран, с самого образования тайной армии имеет право на гражданскую и военную секретную организацию» (6).

Как подчеркивается в ранее засекреченном отчете британского Управления специальных операций, члены бельгийской секретной армии были «в целом политическими роялистами». Таким образом, удалось добиться того, что среди них не было членов бельгийского коммунистического сопротивления (7). После дня «Д» и освобождения Бельгии, в США и Англии были озабочены тем обстоятельством, что позиции бельгийских коммунистов были довольно сильными. В Бельгии, так же как в Италии и Франции, местное население уважало коммунистов за их мужество и заметную роль в сопротивлении против фашистов. Поэтому британские и бельгийские власти в конце 1944 года были заинтересованы в разоружении сопротивления и в вооружении полиции, причем так быстро, как это возможно (8). «Я думаю, что после войны 21 политик из достаточно влиятельной компартии был членом парламента, что было явлением уникальным, — как позднее описал этот сложный период бельгийский историк Этьен Верхоен в документальном фильме Би-би-си о «Гладио». — Этого никогда не случалось прежде и, учитывая международный контекст, «правые», конечно, боялись того, что они называли «коммунистической опасностью» в Бельгии» (9).

Джулиан Лахот был харизматическим лидером бельгийских коммунистов. После того как он был арестован немцами, Лахот всю войну находился в плену, и к своему освобождению в 1945 году был назначен почетным президентом бельгийских коммунистов. Лахот открыто агитировал против возврата короля Бельгии Бодуэна, которого он и другие левые считали марионеткой правоцентристов и США. «Левое крыло было против возвращения короля, правые были за, и в 1948 году некоторые представители этих групп стали налаживать первые контакты с американскими дипломатами, работавшими в посольстве США в Бельгии», — вспоминал историк Верхоен в документальном фильме о «Гладио». Бельгийские правые в посольстве США установили контакты с офицером Паркером, якобы работающим на ЦРУ Паркер, согласно информации Верхоена, «настаивал не только на леопольдистской агитации, но также на формировании секретных подразделений для антикоммунистического сопротивления» (10).

Когда король Бодуэн вернулся в Бельгию и в августе 1950 года принес присягу, Лахот прокричал в знак протеста в бельгийском парламенте: «Да здравствует Республика!» Многие бельгийские правые посчитали этот поступок непростительным, они боялись, что бельгийские коммунисты могут радикально изменить сложившуюся систему. Политическая ситуация в стране стала очень напряженной. Две недели спустя, 18 августа 1950 года, двое мужчин застрелили Лахота перед его домом. После убийства большая часть бельгийского общества находилась в шоке. Правые радикалы и их секретные сети избавились от наиболее популярного бельгийского коммуниста (11).

Была ли секретная антикоммунистическая армия Бельгии ответственна за убийство, остается неясным. Но по непроверенной информации, к тому времени, как Лахот был убит, секретные армии в Бельгии уже действовали. Стюарт Мензис, глава МИ-6, в письме от 27 января 1949 года к бельгийскому социалисту премьер-министру Полу Генри Спааку убеждал, что существующее тайное сотрудничество между Великобританией и Бельгией, начавшееся во время Второй мировой войны, должно продолжаться. «Было согласовано, — Мензис обобщал в своем письме результаты встречи со Спааком, — что сотрудничество между англо-бельгийскими спецслужбами должно осуществляться на основе традиций, идущих от Первой мировой войны. Традиции эти были подтверждены в ходе обсуждений между Пьерло [Н. Пьерло, бельгийский премьер-министр 1939–1945], Ван Аккером [А. Ван Аккер, бельгийский премьер-министр в 1945–1946 годах, предшественник Спаака] и мной в периоды их пребывания на посту премьер-министра». В частности, Мензис подчеркнул, что «подготовка соответствующих разведывательных и организационных действий на случай войны» — а именно работа бельгийской «Гладио» — должна быть продолжена. «Спрос на обучение и материалы возникнут в ближайшей перспективе, — объяснил Мензис в своем письме и предложил свою помощь. — Я уже взял на себя обязательство обеспечить определенную учебную материально-техническую базу для офицеров и других должностных лиц, выдвинутых главой вашей спецслужбы, и я в состоянии начать производство нового оборудования уже сейчас». Мензис попросил Спаака сохранить письмо в тайне. Помимо прочего он попросил Спаака не сотрудничать исключительно с ЦРУ и предположил, что «некоторые офицеры должны в ближайшем будущем обучиться техническим аспектам в Великобритании, параллельно с обучением в нашей спецслужбе» (12).

Бельгийский премьер-министр Спаак ответил главе МИ-6 Мензису, что он был бы рад получать помощь от англичан, но так как американское ЦРУ также подняло эту тему, он посчитал важным попросить о взаимном сотрудничестве англичан и американцев так, чтобы Бельгия не попала в неудобное положение выбора между ними. «Я соглашусь с вами, — Спаак написал Мензису, — что было бы крайне желательно, чтобы три службы (британские, американские и бельгийские) стали тесно сотрудничать. Если две спецслужбы — американская и британская — откажутся от сотрудничества, для Бельгии ситуация будет крайне деликатная и сложная. Поэтому я думаю, что для решения этого вопроса неизбежны переговоры на высшем уровне между Лондоном и Вашингтоном» (13).

После трехсторонних переговоров на высшем уровне американские, британские и бельгийские секретные службы договорились о создании организации «Трехсторонней встречи в Брюсселе» (ТМВ), иногда также называемой «Трехсторонняя бельгийская встреча», предназначенной для осуществления контроля за созданием в Бельгии секретной армии. Спаак был вознагражден за свою работу и в 1957 году стал генеральным секретарем НАТО, заняв высшую гражданскую позицию в военном альянсе, и занимал пост до 1961 года. Одиннадцать лет спустя Спаак умер, и бельгийское расследование по «Гладио» уже не смогло задать ему никаких вопросов по делу. «По некоторым документам было установлено, что политики того времени, отвечающие за «Гладио», были проинформированы о серьезности ситуации и одобрили идею переговоров за тесное сотрудничество с американской и британской секретными службами, — говорилось в докладе бельгийского Сената по «Гладио». — Сотрудничество получило еще более прочную основу в проведении «Трехсторонней бельгийской встречи» в конце 1940-х годов» (14).

Большинство деталей по секретным командным центрам и сейчас остаются недоступными, но известно, что наряду с ТМВ были созданы и другие центры, сокращенно называемые CCUO, CPC, ACC и SDRA11. Имеющиеся в настоящее время доказательства существования «Гладио» позволяют предположить, что в послевоенные годы трехсторонние структуры пользовались успехом, Соединенное Королевство и Соединенные Штаты также оформили их тайное сотрудничество с голландской «Гладио» в «Трехстороннем комитете Голландии» (ТСН) (15). Более того, подобное трехстороннее тайное соглашение, судя по всему, существовало также и между Великобританией и Францией, которые 4 мая 1947 года подписали пакт о взаимодействии по вопросам секретной армии (16). Кроме того, в дополнение к этим секретным военным центрам 17 марта 1948 года был основан так называемый Комитет по планированию секретных операций Западного союза (КПСОЗС). Это был секретный координационный центр «Гладио» в условиях мирного времени, в задачу которого входила подготовка к возможному советскому вторжению. В работе этого координационного центра принимали участие представители пяти государств: Великобритании, Бельгии, Нидерландов, Люксембурга и Франции (17). «Другие страны также следовали подобной политике; они образовали блок, который был независим от ТМВ, с целью выработки единой политики по подготовке к возможной войне», — заметили бельгийские сенаторы, отмечая, что Соединенные Штаты якобы стали членом WUCC только в 1958 году (18).

По информации бельгийского исследователя «Гладио» Яна Виллемса, создание Комитета по планированию секретных операций Западного союза весной 1948 года было прямым следствием публичного выступления британского министра иностранных дел Эрнеста Бевина, которое состоялось в Лондоне 22 января 1948 года. Перед британским парламентом Бевин подробно рассказал о своем плане создания Западного союза, международной организации, предназначенной для противодействия советской угрозе в Европе, которая состояла не только в Красной армии, но прежде всего в коммунистической подрывной деятельности в Западной Европе. Согласно меморандуму от 8 марта 1948 года, между Вашингтоном и Бевином было соглашение, что «нынешняя проблема состоит уже не столько в том, что мы должны подготовить почву для защиты от иностранного агрессора, но в том, что мы должны подготовиться внутренне против «пятой колонны», поддерживаемой иностранной силой» (19). У Комитета по планированию секретных операций Западного союза было две задачи: гарантировать, что политические и военные контакты будут проводиться в тайне и развивать сотрудничество в борьбе против попыток свержения законной власти и проникновение в страны нежелательных элементов. «Целью была разработка механизмов, позволяющих исключить возможность занимать руководящие посты в государстве кандидатам от коммунистических партий. Если верить американским документам, то эта цель была достигнута (20).

Как удалось выяснить бельгийским сенаторам, в 1949 году после создания НАТО со штаб-квартирой в Париже, уже в апреле 1951 года КПСОЗС был окончательно интегрирован в Северо-Атлантический военный альянс и поменял название на Комитет по планированию секретных операций (КПСО). «В заключение скажу, — подчеркивает бельгийский исследователь «Гладио» Виллемс, — что борьба с внутренним врагом была неотъемлемой частью пакта НАТО с тех самых пор, как альянс был создан в 1949 году» (21). Так как НАТО активизировалось в ведении тайной войны, внутри военного альянса наряду с КПСО был создан второй секретный командный центр, Объединенный комитет по планированию секретных операций (ОКПСО), который якобы провел свое первое совещание во Франции 29 и 30 апреля 1958 года под председательством принимающей стороны. Когда штаб-квартира НАТО переехала из Франции, ОКПСО переехал в 1968 году в Брюссель и в качестве отделения SDRA11 располагался внутри бельгийской военной спецслужбы SGR со штаб-квартирой в Эвере, непосредственно за зданиями, в которых располагались службы и комитеты НАТО. Как говорится в бельгийском докладе по «Гладио», SDRA11, представлявший собой «крышу» для ОКПСО, «финансировался НАТО», в то время как SDRA8, секретный «филиал» бельгийской «Гладио», оплачивался департаментом обороны Бельгии (22). Последнее подтвержденное совещание командного центра «Гладио», Объединенного комитета по планированию секретных операций, состоялась 23 и 24 октября 1990 года в Брюсселе под председательством бельгийского директора SGR генерала Раймонда Ван Кальстера, который был в ярости, когда журналисты начал задавать вопросы о секретном центре (23).

В 1991 году в своей книге «Гладио» в Бельгии» Мишель Ван Ассел (псевдоним Джордж 923), член бельгийского «Гладио» в 1980-х годах, объяснил, что ОКПСО занимался задачами по обеспечению координации действий. «Мероприятия, которые должны были быть скоординированы, обсуждались в комитете. Вопросы включали в себя использование системы радиосвязи, определение района для десантирования агентов, способы, с помощью которых агенты узнают друг друга, переправление агентов через национальные границы и т. д.». Ван Ассел заявил, что военные спецслужбы использовали ОКПСО для обмена идеями и обсуждения секретных операций: «В области сбора разведданных, операций по внедрению агента для организации побега другого раскрытого агента, а также воздушных и морских операций, каждая из стран — участниц ОКПСО следовала одинаковым правилам, которые были установлены общим соглашением между участниками. Тем не менее, каждая страна — участница ОКПСО могла свободно осуществлять другие операции, которые не были упомянуты во время встречи, а если их и упоминали, то только тайно, среди инструкторов (24).

Сенат Бельгии столкнулся с большими трудностями, когда дело коснулось информации о секретных центрах НАТО. Генерал Раймонд Ван Кальстер умышленно ввел сенаторов в заблуждение во время допроса, когда он ни словом не обмолвился о существовании SDRA11, прикрытия для ОКПСО в бельгийской военной спецслужбе (25). Более того, некоторые бельгийские военные офицеры наотрез отказались давать показания бельгийским сенаторам, заявив, что они дали обещание хранить информацию о «Гладио» в тайне, их заявление гласило: «Настоящим я заявляю, что я никогда не стану обсуждать данную информацию вне режимных объектов, а также с теми, кто получил доступ к этой информации несанкционированно, даже после моего выхода на пенсию или освобождения от службы в моей стране, только если не буду освобожден от этой обязанности путем конкретных, однозначных и категоричных официальных уведомлений». Сенаторы были разочарованы и отметили, что их расследование тайных действий НАТО «встретило серьезное препятствие из-за отказа военного персонала, который сослался на обязательства хранить секретные сведения относительно НАТО, что также охватывает операции, проведенные в Комитете по планированию секретных операций» (26).

Сенатор от бельгийской Партии зеленых Сесиль Харни позже подвергла резкой критике тот факт, что бельгийский представитель «Гладио», членом комиссии которого она являлась, не смог узнать правду о бойне в Брабанте, и кроме того даже связь с НАТО не была установлена. Свидетели, как она верно подчеркнула, часто прятались за секретностью НАТО, отказываясь отвечать на вопросы о связях между двумя международными структурами, входившими в сеть «Гладио», — ОКПСО и КПСО с одной стороны и штабом объединенных вооруженных сил НАТО в Европе — с другой. После окончания бельгийского сенатского расследования по «Гладио» в октябре 1991 года мадам Харни потребовала проведения дальнейшего расследования с акцентом на роли НАТО. Учитывая, что европейские штаб-квартиры НАТО расположены в городах Брюсселе, Монсе и Косто, Бельгия была среди всех европейских стран, вероятно, идеальным местом для более подробного исследования секретных армий НАТО. Но, несмотря на это выгодное положение, запрос Харни был отклонен (27).

Во время расследования бельгийские парламентарии с удивлением заметили, как хорошо была скрыта секретная армия (SDRA8) внутри бельгийской военной спецслужбы (SGR). На момент разоблачения секретной сети военная спецслужба была разделена на пять управлений, одним из которых было SDRA; в нем работало около 150 из общего количества (300) штатных сотрудников SGR. SDRA был создан в начале 1950-х годов полковником Шарлье, которые ранее служил в британских войсках специального назначения (SAS), и на момент разоблачения «Гладио» был подполковником и начальником штаба бельгийской армии. SDRA снова был разделен на восемь частей, и наряду со сверхсекретными подразделениями для действия в тылу противника SDRA8 включал, например, бельгийскую жандармерию под кодовым названием SDRA6. Только позже сенаторы узнали, что в большинстве стран военизированные секретные армии были скрыты в рамках военных спецслужб, как российские матрешки, в которых первая и самая маленькая кукла находится внутри второй по размеру куклы, вторая внутри третьей, третья — внутри четвертой и так далее. В результате для законодательных органов и парламентариев становится практически невозможным выполнить свой конституционный долг и наблюдать за ними, контролировать их и в случае необходимости проводить расследование (28).

SDRA8, как и все другие сети секретных армий, предназначенных для действия в тылу оккупационных войск в Европе, состояла из инструкторов и агентов, причем первые подготавливали последних. Предположительно, одно время инструкторов было всего 10, а «агентов в общей сложности было всего 40. Инструкторы обычно выходили на контакт со своими агентами два раза в месяц» (29). Советники при сенатском расследовании предположили, что 50 членов SDRA8 — это слишком мало, но так как соответствующие документы были уничтожены, уточнения по вопросу не последовало. Как и все секретные сети, SDRA8 и гражданское управление STC/Mob функционировали в соответствии с «принципом ячейки». В случае оккупации инструкторы должны были отправляться за границу, а их агенты должны были оставаться на оккупированной территории и вербовать агентов для своих сетей: «Агенты были обучены так, чтобы они сами могли набирать себе других агентов в случае оккупации страны с целью создания своей сети. Подобная стратегия предполагала структуру пирамиды. Таким образом, сеть могла быть расширена в пять раз» (30).

В STC/Mob каждый инструктор знал своих собственных агентов, но не знал агентов других инструкторов; агенты не знали друг друга. «Принцип служебной необходимости» строго соблюдался для повышения секретности сетей, и только директор Surete в министерстве юстиции знал имена и инструкторов, и агентов STC/Mob. М. Раес, влиятельный директор Surete с 1977 по 1990 год, во время сенаторского расследования заявил, что «забыл» имена всех агентов, настаивая на том, что он изучал их файлы из соображений безопасности (31). Министр юстиции Вателет заявил, что STC/Mob в ноябре 1990 года насчитывала всего семь инструкторов. «Каждый инструктор набирал, организовывал и обучал максимум десять добровольно привлеченных агентов», — обнаружил Сенат во время своего расследования и поэтому утверждал, что отдел насчитывал 45 агентов в конце 1990 года (32). Если цифры верны, то в ноябре 1990 года «филиал» бельгийского «Гладио» STC/ Mob состоял из весьма скромного количества инструкторов — семи человек, и 45 агентов, таким образом, в общей сложности из 52 человек.

По состоянию на 1951 год задачи управлений бельгийского «Гладио» SDRA8 и STC/Mob были обозначены их сотрудникам в письменной форме в секретном письме от 28 сентября 1951 года и подписаны премьер-министром Бельгии Ван Гуттом, бельгийским министром юстиции Мойерсоеном и министром обороны Бельгии де Грефом. В письме премьер-министр написал: «Я должен указать природу и основную идею той миссии, которую правительство возложило на вас. В основном задача заключается в координации движения сопротивления против врага на оккупированной территории страны». Далее продолжение: «В мирное время ваша задача предполагает: 1) изучение условий, при которых можно было бы разрабатывать движение сопротивления противнику; 2) осуществление надзора за координацией планов, подготовленных для этой цели; 3) выбор людей, которые бы… оставались в Бельгии для продолжения работы на оккупированной территории под вашим командованием; 4) информированность… обо всех предложениях, распоряжениях и решениях, принятых на международном и национальном уровнях по вопросу обороны оккупированной территории». Тот факт, что в список задач также входит «реагировать на международные решения», тревожил некоторых бельгийских сенаторов, расследующих деятельность секретной армии, так как это означало, что НАТО и зарубежные страны, включая США и Великобританию, были в состоянии повлиять на бельгийскую секретную армию. «Руководители двух служб [SDRA8 и STC/ Mob] имеют обязательства, — говорилось в письме, — по отношению ко всему, что касается подготовки военного и гражданского сопротивления на оккупированной территории. Они должны держать вас в курсе о планах, которые они разработали, видах деятельности, которые они развивали, общих директивах, которые они дают своим подчиненным, или общих директивах, которые они получают от национальных и международных властей» (33).

Дальше в письме указывались задачи на случай войны. SDRA8 должно заниматься: а) сбором оперативной информации для военных; б) контрразведкой; в) предпринимать действия, направленные на срыв боевых операций противника, организацию взаимодействия с частями и подразделениями союзных войск [войсками специального назначения], проведение боевых операций с секретной армией и ее боевиками; г) организацией связи и путей эвакуации». У STC/Mob были следующие задачи: а) сбор информации, касающейся политической, экономической и социальной ситуации; б) осуществление связи между правительством в изгнании и сетями гражданского сопротивления в стране; в) психологическая война, и прежде всего, использование «секретной» прессы и радио; г) проведение информационной войны, направленной на поддержку вышеупомянутых мероприятий; д) организация связи и путей эвакуации, которые необходимы для выполнения вышеуказанных задач» (34).

Для того чтобы быть в состоянии действовать независимо от регулярных вооруженных сил Бельгии, у секретной армии, как и у всех подобных армий в Европе, были оборудованы тайники с оружием и боеприпасами, золотыми монетами и взрывчатыми веществами. Кроме того, начиная с середины 1980-х годов бельгийская секретная армия, как и все другие секретные армии НАТО Западной Европы, была оборудована в общей сложности 79 центрами связи «Гарпун», которые были закуплены правительством на сумму 155 миллионов бельгийских франков. Министр юстиции Бельгии М. Вателет свидетельствовал перед сенаторами о том, что НАТО предложило каждому государству закупить оборудование «Гарпун» для своих секретных армий. «С учетом существующей опасности обнаружения или ремонта старого оборудования в ОКПСО было принято решение о развитии нового типа радиооборудования, — пояснил Вателет. — Проект «Гарпун», часто упоминавшийся в Surete d'Etat, был впоследствии реализован немецкой фирмой AEG-Telefunken по заказу командного центра «Гладио» ОКПСО (35).

Благодаря использованию эффективного оборудования «Гарпун», работающего на коротких волнах с высокой частотой, стало возможным общаться с другой станцией, находящейся на расстоянии до 6000 км без помощи спутников: радиоволны отражались от природной ионосферы, окружающей Землю. С помощью сложнейшей системы кодирования они производили сообщения, которые было практически невозможно расшифровать посторонним (36). Мишель Ван Ассел, член STC/Mob в 1980-х годах, вспоминает, что «эти маленькие технические чудеса» были «большим техническим скачком вперед, когда ее применили впервые: без преувеличения, система «Гарпун» — военная радиосвязь нового тысячелетия, для которой не существовало аналогов во всем мире». Портативный радиопередатчик «Гарпун» весил всего 8 килограммов, включая батареи, и поставлялся «в элегантном портфеле, защищенном кодовым замком». Система «Гарпун» могла автоматически, без присутствия оператора принимать и декодировать, а также кодировать и отправлять сообщения на высокой скорости. Агенты больше не должны были использовать азбуку Морзе, как в прошлом, и могли даже непосредственно не находиться рядом со станцией во время сеансов связи (37).

Расследование Сената Бельгии обнаружило, что агенты STC/Mob обучались в Бельгии и иногда «отправлялись за границу для прохождения курсов» (38). Агенты секретных армий очень полагались на международные контакты и были вынуждены вести двойную жизнь. «Если говорить обо мне, мы (мой инструктор по радиооборудованию и я) виделись примерно раз в месяц. Обучение проходило в моем доме, как правило, в пятницу вечером, после того, как дети ложились спать», — вспоминал бывший член STC/Mob Мишель Ван Ассел, добавляя, что «некоторые агенты не осмеливались принимать инструкторов дома, так как они не сообщали своим женам о своей тайной двойной жизни» (39). Во время проведения международных учений агенты STC/Mob, например, должны были установить безопасную радиосвязь с французскими агентами «Гладио» (40).

«Однажды ко мне домой пришел человек и спросил, соглашусь ли я провести секретную миссию, — продолжал вспоминать Ван Ассел. — Он сказал, что миссия будет проводиться в рамках НАТО. Так как я мог отказаться от его предложения, он не объяснил много. Не следовало быть слишком конкретным, потому что это была одна из самых секретных организаций, которые когда-либо существовали» (41). В итоге Ван Ассел согласился стать секретным солдатом. «В нашем распоряжении было радио. Наша база была недалеко от Лондона, вторая база — в районе Бостона в США. То, что заставило меня это сделать, было, прежде всего, чистым любопытством, — вспоминал Ван Ассел свои мотивы становления «гладиатором», — чтобы проникнуть в этот странный мир, который, как воображают себе некоторые, состоит из силуэтов, френчей и фальшивых бород». Как оказалось, большинство «гладиаторов» были просто любопытными искателями приключений. «Это небо и земля, — отмечает он в своей книге. — Такие благородные побуждения, как честь, чувство долга, патриотизм… то, что некоторые хотят видеть в качестве мотива, они не знают, как все в действительности». Ван Ассел полагал, что лучшим способом предотвратить распространение слухов о тайных или преступных сговорах является рассказ непосредственных участников тех событий, солдат секретных подразделений Бельгии, так как «теперь ничто не мешает им рассказать о самих себе» (42).

Ван Ассел подчеркнул, что имена солдат секретной армии держались ЦРУ и МИ-6 в секрете. «Совсем как в лучшем шпионском романе каждый агент «Гладио» имел кодовое имя и номер. Их систематически использовали, прежде всего во время тренировок». Ван Ассел сам получил кодовое имя в «Гладио» — «Джордж 923», в то время как другие солдаты использовали такие имена, как Чарльз, Изабель, Поллукс и Кинг-Конг. Реальное имя «было известно лишь двум-трем людям», — объяснял Ван Ассел / Джордж 923. Среди этих людей были офицер, который завербовал «гладиатора», а также сотрудник, который регулярно его инструктировал (43). На каждого «гладиатора» в штаб-квартире ЦРУ и МИ-6 существовало личное дело: своеобразное резюме с реальным именем «гладиатора», его работой, адресом, его семьей и прочей информацией, включая «полный набор отпечатков пальцев»! В личном файле агента также были отмечены шифрования и коды, которые он использовал, а также код активации и точное расположение тайных складов оружия, назначенных агенту. «Файл был закодирован, и одна копия находилась в странах, где располагались радиоточки», то есть в Англии и в Соединенных Штатах. «Руководитель SDRA8 регулярно ездил туда и обновлял эти файлы» (44). Ван Ассел объяснил, что «англичане и американцы были в качестве партнеров на привилегированном положении, потому что радиоточки были (и остаются) установлены на их территории (45).

Большинство членов SDRA8 были завербованы в бельгийскую секретную армию из парашютистов. Обучение проходило в армейском лагере Меердаал, обучение с применением взрывчатых веществ проводилось на полигоне в Брасхате. Во время подготовки рекруты носили военную форму; бельгийские преподаватели организовывали курсы в Великобритании, а британские инструкторы приезжали в Бельгию, чтобы проводить курсы там (46). В целях сокрытия секретной миссии в структуре военной спецслужбы SGR члены SDRA8 притворялись, что обучение ведется с использованием обычных методов якобы для регулярных боевых действий. Обучение состояло, прежде всего, из курсов подводного плавания и десантирования (47). Сотрудничество между SDRA8 и бельгийской жандармерией, официально входящей в SDRA как секция SDRA6, было тесным. Глава жандармерии засвидетельствовал, что до 1990 года вертолет «Пума», принадлежавший им, регулярно использовался SDRA для задач по десантированию в условиях отсутствия радиосвязи (48).

Агенты бельгийской секретной армии сами знали очень мало о глобальной сети «Гладио». Агентам было сообщено, что они — часть европейской организации с базами в Вашингтоне и Лондоне (49). Структура организации в целом не была раскрыта. Как показало расследование Сената, подобно всем секретным армиям, в Бельгии солдаты «Гладио» также были «ярыми антикоммунистами» (50). В совместных учениях члены бельгийской секретной армии встречались с британскими и американскими офицерами и обучались совместно с другими «гладиаторами». Агенты SDRA8 за эти годы принимали участие в нескольких национальных и международных программах боевой подготовки как в самой Бельгии, так и за ее пределами. В каком именно числе учений принимал участие филиал SDRA8, уточнить не удалось, так как бельгийская сенатская комиссии получила только «неполный список» запрашиваемых данных, а документы якобы «часто уничтожались после проведения обучения». Комиссия, однако, смогла подтвердить, что «в год организовывалось несколько учений» (51).

Так как эти учения должны были проводиться в условиях полной секретности, агентам выдавали специальные идентификационные карточки, которые следовало предъявлять в случае ареста. «Всем участникам выдали карточки, которые они должны были предъявить в случае каких-либо непредвиденных обстоятельств с тем, чтобы доказать, что они принимали участие в официальных учениях. На карточках был указан постоянный номер телефона SDRA. Лицу, которому была предъявлена карточка, надлежало связаться с начальником SDRA8» (52). В программу учений входили мероприятия по сбору информации, тайного перехода границы в случае оккупации страны, а также отработка мероприятий на случай эвакуации. В ходе одного из учений, например, агентам SDRA8 приходилось наблюдать за советскими кораблями, которые заходили и выходили из бельгийских портов, и передавать информацию в штаб-квартиру. Подобное международное обучение секретных армий проходило в течение всей холодной войны. Они включали в себя подводные операции на средиземноморском французском острове Корсика, где SDRA8 обучались совместно с французской секретной армией. Обучение продолжалось до 1990 года. В апреле 1990 года генерал Шарлье, начальник штаба, сообщил министру обороны Гоэму, что он приказал прервать серию мероприятий SDRA8 «по подводному плаванию, организованному на Корсике» (53). Операции SDRA8 за пределами Бельгии не были ограничены только Средиземноморьем, что с большим удивлением узнали бельгийские сенаторы. Как показало расследование, члены бельгийской секретной армии, как и их коллеги из секретной португальской армии, действовали в бельгийских колониях в Африке. «Это было подтверждено соответствующим ведомством SDRA8, что инструкторы парашютно-десантного подразделения принимали участие в операциях бельгийской армии в Заире в 1970-х годах (Кисангани, Китона) и в Руанде. Подобные случаи вмешательства во внутренние дела иностранных государств противоречили соответствующим правилам, согласно которым в силу повышенной секретности инструкторы и агенты секретных армий не должны участвовать в военной и общественной деятельности в мирное время» (54).

Во время операций по пересечению границы государства в условиях оккупации, а также в ходе отработки мероприятий, связанных с эвакуацией на случай вторжения противника на территорию страны, агентам SDRA8 и их международным коллегам по «Гладио» удалось провести «спасавшихся» людей через свои секретные каналы и переправить их через границу. «Часто эти учения организовывались на международном уровне. В ходе них отрабатывались вопросы по поиску и эвакуации, а также выходу из окружения сбитых летчиков или иностранных агентов, которые были высажены в стране с особым заданием (разведывательным, диверсионным), которое следует выполнить в определенном месте». Панъевропейская система «Гладио» работала замечательно, что с некоторым удивлением узнали бельгийские сенаторы: «Следует отметить два пункта, касающиеся этого обучения. Прежде всего здесь мы имеем дело с международной сетью, которая могла тайно перевезти человека из Норвегии в Италию. Это предполагает очень тесное сотрудничество и строгую координацию на международном уровне между секретными службами, — отметили в своем докладе сенаторы. — Во-вторых, удивительной является идеальная техническая инфраструктура, которая была у секретных армий: люди и материалы перевозились по морю, воздуху или по земле в нужное место. Зоны их прибытия были обозначены и контролировались. Людей размещали в безопасных домах» (55).

Агент STC/Mob Ван Ассел, псевдоним Джорж 923, рассказывает, что для подводных операций любимыми территориями были Средиземное море и военная база Солензара на Корсике. Эти места пользовались популярностью среди семей бельгийских военных, которые приезжали туда на выходные и праздники» (56). Ван Ассел подчеркнул, что секретные армии тесно сотрудничали в Европе и что тайное перемещение агента из Норвегии в Италию обычно занимало не более одного месяца, причем агента не видел в лицо ни таможенный, ни полицейский контроль: «Одно из выполняемых упражнений было такое: в безлунную ночь британская подводная лодка всплывала у побережья Норвегии, и агент на небольшом плоту подплыл к суше, ориентируясь по световым сигналам от агента местной сети, — вспоминал Ван Ассел. — Когда плот возвращался к подводной лодке, к «гостю» подходил гражданский агент, который допрашивал и обыскивал его для того, чтобы проверить, действительно ли это тот, кого ожидали. После определения принадлежности «гостя» к сети его затем перевозили (пешком, на лошади, на машине) от сети до сети, пока не приезжали в Кристиансанн» на южном побережье Норвегии. «Оттуда рыбак, также работающий на сеть, перевозил его в Ольборг» на северном побережье Дании, «и передавал датской сети. Таким образом, после месяца путешествий он пересекал границы Нидерландов, Бельгии и Франции, и одним прекрасным утром оказывался на Фриульских островах в Италии, не пройдя ни одного, даже самого небольшого таможенного и полицейского контроля. Это и было на самом деле одной из целей учений, — подчеркнул Ван Ассел. — За ним постоянно наблюдали и помогали несколько десятков сетей, ответственных за эвакуацию» (57).

Офицеры SDRA8 проходили обучение в Великобритании, а также обучались в Соединенных Штатах вместе с американскими военнослужащими из сил специального назначения. Как показало бельгийское расследование по «Гладио», «Комиссия смогла установить, что несколько членов SDRA8 воспользовались предоставленной американскими силами специального назначения возможностью обучаться в Соединенных Штатах Америки» и принять участие в натовских учениях, проводимых в Европе с участием американских сил специального назначения. «Таким образом, по информации на 1947 год Соединенные Штаты располагали, — по замечанию сенаторов, — важным инструментом, который позволял США вмешиваться во внутренние дела другой страны, находящийся в их сфере влияния» (58). Сегодня наиболее щекотливый вопрос по «Гладио» в Бельгии и в других странах Европы — использовали ли Соединенные Штаты этот инструмент также в отсутствии советского вторжения? Использовала ли бельгийская сеть «Гладио» оружие и взрывчатые вещества в Бельгии в мирное время или осуществляла помощь подпольным группам правых, которые участвовали в подобных военных операциях?

После расследования тайной армии бельгийские сенаторы ответили на этот деликатный вопрос утвердительно. Они смогли восстановить по крайней мере один случай — так называемый инцидент во Вьельсальме. В 1984 году отряд американских морских пехотинцев вылетел из аэропорта к северу от Лондона. Над Бельгией они десантировались в специально обозначенном месте и были встречены местными бельгийскими агентами SDRA8, предложившими свою помощь. Две недели, получая снабжение из местных ресурсов, скрываясь от населения Бельгии, силы специального назначения США и солдаты секретных бельгийских подразделений готовились к миссии: нападению на полицейский участок в сонном южном бельгийском городе Вьельсальме. Украдкой американские морские пехотинцы приблизились к своей цели и открыли огонь. Бельгийский прапорщик вьельсальмской станции был убит, а один морской пехотинец США потерял глаз (59).

Как выяснили сенаторы, нападение было частью так называемого оеслингского обучения. Силы национальной армии и подразделения американских сил специального назначения выполняли эти упражнения по крайней мере один раз в год. «Комиссия несколько раз задавала вопросы, принимал ли SDRA8 или его инструкторы участие в оеслингском обучении». «Давайте помнить, — подчеркнули они в своем докладе, — что именно во время одного из таких упражнений в 1984 году было украдено оружие из арсенала вьельсальмского полицейского участка». Сначала члены бельгийской секретной армии утверждали, что они не были задействованы в обучении. «Последний руководитель SDRA8 отрицал участие его службы в учениях подобного рода, так как они не были частью задачи его подразделения, и риск для агентов был слишком велик», — констатирует в своем докладе по «Гладио» Сенат. «В противоположность этому заявлению бывший глава SDRA11 и бывший командующий всем блоком SDRA подтвердил, что сеть могла участвовать в оеслингских учениях. Другой официальный представитель подтвердил, что члены тайной сети принимали участие в двух оеслингских учениях (60).

«На протяжении нескольких месяцев гражданские власти объясняли, что нападение было делом рук преступников или террористов, — вспоминает вьельсальмскую террористическую операцию бельгийский журналист Рене Акин. — Это было за несколько месяцев до того, как мне позвонили. Вот так я решил поехать во Францию и встретился с Люсьеном Дильером, который дал мне свой доклад и в подробностях мне все рассказал. Он сказал мне, что он принимал участие в секретной операции, суть которой была в повторении операций Сопротивления и в поддержке Сопротивления, как это делалось в конце войны» (61). Когда в 1990 году вся сеть тайных армий была раскрыта, солдат секретной бельгийской «Гладио» Дильер объяснил перед камерой в документальном фильме об этой таинственной организации, что наряду с вьельсальмскими учениями проводились также и другие учения совместно с американскими силами специального назначения. «Я сам родом с севера провинции Люксембурга, — поясняет Дильер в документальном фильме. — В то время я был управляющим банком, а также бывшим парашютистом-десантником. Однажды ко мне домой пришли несколько человек и попросили помочь им с какими-то особыми маневрами во взаимодействии с американскими силами специального назначения, — объяснил он. — Бельгийским десантникам было сказано подобрать американских десантников. После этой операции они должны были идти в заранее определенные места и напасть на казармы жандармерии. У меня с собой были припасы, оружие и радиопередатчик для координации всей операции» (62).

Рене Акин вспоминает, что в вьельсальмская операция была одной из нескольких операций, в ходе которых силы специального назначения США тайно действовали на территории Бельгии. «Мы прочитали в газетах о нападении на военный лагерь «Арденнских парашютистов», здесь, в Бельгии. Я отправился туда вместе с другими журналистами, — вспоминал Акин в документальном фильме по «Гладио». — Они повалили заборы, напали на склад оружия, ранили охранника и убежали, унеся с собой определенное количество оружия. Мне удалось проникнуть в лагерь, потому что я был знаком с некоторыми людьми там. Внутри я увидел иностранных военнослужащих, по виду американцев» (63). Бельгийский «гладиатор» Дильер подтвердил журналисту Акину, что силы специального назначения США неоднократно участвовали в тайных операциях в Бельгии. По воспоминаниям Дильера, «были какие-то неприятности за несколько дней» до нападения на вьельсальмские казармы. «Американцы зашли слишком далеко. Это были мужчины сорока с небольшим лет, офицеры, крутые парни. Они позволили игре зайти слишком далеко. Они и раньше нападали на казармы. Они даже бросили гранату рядом с офисом министра юстиции». Дильер утверждал, что жестокие методы сил специального назначения США сильно возмутили тех бельгийцев, которые знали о секретных операциях: «Гражданские власти отреагировали, говоря, что это уж слишком. Запланированное нападение на вьельсальмские казармы было отменено. В день нападения нам сказали, что атака отменена!» Но силы специального назначения США было не остановить. Дильер вспоминает: «Но американцы попросили меня отвезти их в лагерь как резервные силы. На следующее утро я поехал с женой в Намур и услышал по радио, что казармы были атакованы в полночь. Я не могу сказать, что случилось, потому что я ушел в 8 вечера. Я не должен был остаться». На следующее утро Дильеру сообщили о том, что произошло. «На следующий день глава вьельсальмских казарм позвонил мне и рассказал про операцию. Он попросил меня сказать бельгийскому командованию, что охранник не умер, что он в больнице, серьезно ранен» (64). Позже охранник умер.

Бельгийские власти замели следы после загадочной операции в 1980-х, и деликатных вопросов не последовало. Существование секретной бельгийской армии не было раскрыто, и только некоторые нападения были подтверждены. «Американские и бельгийские власти, которые были допрошены, через несколько месяцев прекратили признаваться, что было обучение, а лишь признали, что имели место некоторые нападения, — Акин вспоминал. — Помню, например, одно нападение на военный склад топлива в Бастони. Еще одно нападение на полицейский участок в Нефшато. Постепенно военные признали, что было проведено несколько атак». Однако сведений о вьельсальмском инциденте не было. «Их последней версией по поводу Вьельсальма было то, что атака была запланирована, однако была отменена в последний момент, — рассказывает Акин, подчеркивая, что достаточное количество украденного оружия было подброшено в таинственную группу левых, чтобы обвинить коммунистов в преступлении. — Часть оружия, украденного во Вьельсальме, была обнаружена в квартире, принадлежащей организации «Боевые коммунистические ячейки» (65).

Почему были проведены эти операции? И зачем оружие, украденное во Вьельсальме силами специального назначения США, позже подбросили в Брюссель бельгийской коммунистической группе? «Цель учений была двоякой: ввести местную бельгийскую полицию в состояние повышенной тревоги и, что не менее важно, создать впечатление у населения, что комфортное и сытое Королевство Бельгия оказалось на грани красной революции», — предположил британский журналист Хью О'Шонесси в статье о «Гладио» (66). Бельгийские коммунисты, как и в Италии, были дискредитированы этими операциями «Под ложным флагом», осуществляемыми силами специального назначения США совместно с бельгийскими секретными ячейками. Этот тезис был поддержан, когда выяснилось, что якобы Боевые коммунистические ячейки (БКЯ) на самом деле были созданы крайне правыми. С октября 1984 года по осень 1985 БКЯ были ответственны за 27 нападений. Эти ячейки возглавлялась Пьером Кареттом. Их акции, которые они проводили и при помощи хорошо спланированных взрывов, были нацелены на такие классические капиталистические символы, как американские объекты, связанные с НАТО, банки и другие военные объекты. 17 декабря 1985 года лидеры БКЯ были арестованы, и организация была закрыта после самых больших военных и полицейских облав, которых Бельгия не видела со времени ареста нацистов после Второй мировой войны. Коммунисты были дискредитированы по крайней мере до тех пор, пока журналисты не обнаружили, что лидер БКЯ Пьер Каретт в начале 1980-х годов создал террористическую сеть, состоящую из ультраправых агентов. Его главный помощник, Марк Де Лавер, позже присоединился к немецкой ультраправой группе (67).

Когда в конце 1990 года бельгийский министр обороны Ги Гоэм размышлял о связи между секретной бельгийской армией и актами терроризма в Бельгии, подчеркивая, что в стране произошел ряд необъяснимых событий: «в середине 1980-х вооруженные группировки совершили множество убийств, и мы еще ничего не знаем об этом». 7 ноября 1990 года в своем первом публичном заявлении на бельгийском телевидении министр обороны Гоэм объяснял ошеломленным зрителям во время разоблачения «Гладио» (68): «Я спросил командующего армией, генерал-лейтенанта Хосе Шарлье, существовала ли в Бельгии организация, подобная «Гладио». Он подчеркнул, что, несмотря на свою должность министра обороны, он никогда не слышал о натовской секретной армии «Гладио» раньше и продолжил: «Кроме того, я хочу знать, существует ли связь между деятельностью этой секретной сети и волной преступности и терроризма, которые наша страна пережила в течение последних лет» (69).

Министр обороны имел в виду так называемую бойню в Брабанте, серию жестоких и загадочных терактов, проведенных в Брабанте, окрестностях Брюсселя, между 1983 и 1985 годом, в которых 28 человек погибли и многие были ранены. Резня в Брабанте привела страну в шоковое состояние и осталась наиболее болезненным эпизодом в истории Бельгии. Резня в Брабанте входит в список самых ужасных терактов Западной Европы второй половины XX века. В «Брабантскую бойню» входят 16 вооруженных нападений. Первое произошло 14 августа 1982 года и представляло собой вооруженное нападение на продовольственный магазин в Бельгийском городе Мобеж в округе Брабант. Последнее нападение на сеть супермаркетов «Дельхайзе» состоялось 9 ноября 1985 года в бельгийском городе Аалст, также в округе Брабант. Из остальных 14 нападений, которые также произошли в округе Брабант, два произошли в ресторане, по одному на улице с водителем такси, в ювелирном магазине и на текстильной фабрике, а также в продовольственном магазине, и пять раз в супермаркетах «Дельхайз» в пяти разных городах. Полиция заметила, что во всех нападениях были украдены очень небольшие суммы денег — как правило, меньше, чем 5000 долларов, — и в то же время применялась расчетливая жестокость и холодный профессионализм (70).

Целью нападений в Брабанте было вселение в сознание населения Бельгии страха. Эта цель была достигнута, что иллюстрирует налет на супермаркет Delhaize в Аалсте 9 ноября 1985 года. Значимая дата рождественского сезона, 9 ноября, — день Святого Мартина в Бельгии. Это местный Санта Клаус, и этой ночью дети оставляют перед домом морковь для лошади Святого Мартина и идут спать с пожеланиями чудесных подарков на Рождество. На следующее утро, в хлопотную беспокойную субботу, люди спешили в супермаркет Delhaize, чтобы сделать в последний момент покупки. То, что случилось после этого, было реконструировано с помощью показаний свидетелей. Возле супермаркета припарковался автомобиль марки «фольксваген» (GTI), и трое вооруженных мужчин в капюшонах вышли из машины. Самый высокий из трех достал помповое ружье, открыл огонь и хладнокровно в упор убил двух покупателей. Подойдя к кассе, он начал беспорядочную стрельбу по всему, что движется. «Я увидел, как трое мужчин в масках выходят сзади. Мужчина крикнул своему ребенку «Ложись! Вот они!» — неназванный свидетель вспоминает теракт в документальном фильме о «Гладио», показанном на Би-би-си. Один человек, который пытался бежать, был обстрелян, семь или восемь пуль прошили его машину, и пуля просвистела над ухом». Царила общая паника. «Одна женщина, чье лицо было в крови, кричала что-то о своем ребенке. Я не знаю, что именно» (71). Между рядами супермаркета для испуганных покупателей было мало укрытий от трех боевиков в масках. В этой бойне восемь человек, в том числе целая семья, погибли, и еще семь получили ранения. Муж, жена и их 14-летняя дочь были хладнокровно убиты возле кассы супермаркета. Отец и его 9-летняя дочь были убиты в своей машине при попытке бежать. Выручка от налета составила лишь несколько тысяч фунтов, и те позднее нашли в канаве в неоткрытом мешке. Убийцы скрылись без следа и не были ни определены, ни арестованы, ни осуждены. Исполнители преступления, известного как «Бойня в Брабанте», остаются неизвестными и по сей день (72).

После бойни министр юстиции Жан Гол выступил по телевидению, пообещав перепуганному населению уделять безопасности больше внимания. Повторные теракты привели Бельгию в состояние паники. Полиция у супермаркетов была усилена десантными войсками и джипами с установленной на них легкой артиллерией. Свидетели и эксперты согласились с тем, что эти погромы были не работой мелких преступников, а кровавыми операциями элитных профессионалов. Это можно было понять по их спокойствию и профессионализму, с которым они действовали, и по их оружию, а также по тому, как лихо они ускользнули под самым носом у бельгийской полиции. Убийцы всегда работали в очень небольших группах. Тот высокий человек, присутствующий также и в Аалсте, которого свидетели и журналисты начали называть «гигант», снова и снова появлялся во время атак, отдавая приказы и стреляя из итальянского автоматического ружья специального назначения SPAS12. Жестокость была их фирменным знаком. В одной из атак 30 сентября 1982 года полицейский лежал раненый на мокром асфальте. Он был хладнокровно добит с близкого расстояния. Во время очередной атаки 3 марта 1983 года в продовольственном магазине в Нивелле убийцы — после убийства пары и подачи сигнала тревоги — вместо того, чтобы бежать, ждали прибытия полиции. Полицейский попал прямо в засаду.

Существовала ли связь между этой сетью и актами террористов, осуществленными в Бельгии в течение последних десяти лет? — Бельгийский парламент поручил узнать это специальному комитету, который занимался вопросами, связанными с «Гладио». Несмотря на проделанную скрупулезную работу, сенаторы так и не смогли ответить на этот ключевой вопрос. Причина, по которой так и не удалось найти ответ, скрывалась в отказе руководства SDRA8 и STC/Mob раскрыть имена своих членов. «Комиссии не удалось найти никаких признаков, из которых можно было бы заключить наличие какой-либо связи между сетью, террористическими актами и бандитизмом, — отметили сенаторы в своем окончательном докладе. — Отказ ответственных лиц из SDRA8 и STC/Mob от предоставления экспертным судьям информации по всем гражданским агентам не позволил провести проверку, которая, возможно, убрала бы все сомнения. А группа судей, которая консультировала сенатскую комиссию, не смогла доказать, что в бельгийская секретная армия была связана с бойней в Брабанте. «У экспертных судей до сих пор [цитата 1991 года] нет ни одной зацепки, которая позволила бы полагать, что члены SDRA8 и STC/Mob могли бы участвовать в преступной деятельности, что значительно отразилось на общественном мнении» (73). Судьи также не смогли расследовать дело: «Судьи сожалеют, что не могут ответить на вопрос с большей определенностью: тишина в вопросе предоставления информации о личностях агентов не позволяет судьям провести необходимые проверки и установить всю правду» (74).

Если секретной армии нечего скрывать, то ее представители должны предоставить информацию по ее членам, рассуждала бельгийская пресса, в то время как сенаторы боролись с завесой секретности. Но два руководящих лица «Гладио» в рамках бельгийской исполнительной власти — М. Раес, влиятельный директор Surete de'IEtat с 1977 по 1990 год и глава STC/ Mob, и подполковник Бернар Легран, глава бельгийской военной секретной службы и глава SDRA8 — категорически отказывались предоставить информацию. Категорический отказ исполнительной власти ответить на вопросы законодательной и судебной власти вызвал бурю протеста против бельгийской демократии. Отказ Раеса и Леграна сотрудничать был незаконным, потому что министр юстиции Вателет, стоящий выше Раеса по должности, и министр обороны Гоэм, стоящий выше Леграна по должности, приказали своим подчиненным сотрудничать с расследующими дело секретной армии и огласить имена. Однако все попытки были безуспешными.

Так как вопрос о бойне в Брабанте остается наиболее чувствительным в истории бельгийской секретной войны, сенатская комиссия согласилась с министерствами обороны и юстиции, что те имена бывших или настоящих членов сети секретной армии, которые известны, будут переданы только трем судьям, которые, в свою очередь, будут иметь дело с конфиденциальным материалом. Магистраты откроют конкретные имена, только если кто-либо из этих лиц был вовлечен в смертельные события 1980-х годов (75). Таким образом, конфиденциальность была бы гарантирована, если бы солдаты секретных подразделений не были связаны с бойней в Брабанте. По всем показателям это было справедливое предложение. Но Раес и Легран стояли на том, что они никогда не откроют имена. Затем было высказано предположение, что если не имена, то, по крайней мере, следует открыть даты рождения солдат секретной армии, с тем чтобы позволить судьям сравнить их с датами рождения предполагаемых террористов резни в Брабанте. Но это предложение также было отклонено.

«Что бы министр ни говорил, все равно остаются очень веские причины не открывать имена подпольщиков. По разным причинам — будь то социальные причины или семейные — солдаты полагаются на обещания, данные им, — объяснил подполковник Легран. — Все останется без изменений. Я не буду давать никаких имен подпольщиков, только если не будут предъявлены доказательства, — настаивал он, хотя и знал, что доказательства могут быть найдены, только если будут предоставлены имена. — Это приличная организация. Я не понимаю, почему так много шума на эту тему, — жаловался Легран. — Когда я читаю статьи в прессе, я не могу поверить, что кто-то может быть настолько заинтересован этой проблемой, когда есть так много других важных вещей» (76). Сенаторы и судьи продолжали наседать еще три месяца. Это была прямая конфронтация. Но в итоге Раес и Легран выиграли соревнование. Имена не были открыты. И 28 марта 1991 года в ведущей бельгийской ежедневной газете Le Soir было напечатано следующее зашифрованное заявление: «Дайте нам имена!» — «Никогда!» — ответ «гладиаторов». — Час правды [l'heureduchoc] пришел. — Это Брюссель зовет. — Дорогие друзья по операции Staybehind, «филиал» SDRA8 уверяет вас в своем большом уважении и благодарит вас за преданность стране. Они гарантируют, что давление и угрозы пусты и что гарантии будут соблюдены. Адольф хорошо выглядит!» (77).

Комиссия по «Гладио» была унижена. Сенаторы смогли установить, что статья в Le Soir была напечатана по приказу Леграна и что «она может рассматриваться как форма коллективного сопротивления против намерения комиссии узнать имена» (78). Фраза «Адольф хорошо выглядит!» служила для указания того, что сообщение действительно пришло от высшего руководства тайных армий, которым предстояло в случае оккупации действовать на территории занятой противником. Раес и Легран оба были вынуждены уйти в отставку после этих событий, и их карьера в Бельгии была закончена. 23 ноября 1990 года правительство Бельгии решило прекратить работу секретной армии и всякое сотрудничество с аналогичными зарубежными сетями. Более всего бельгийских сенаторов разозлило то, что ЦРУ и МИ-6 как командующие европейскими сетями тайных армий были прекрасно осведомлены об именах бельгийских гладиаторов, но несмотря на самые серьезные подозрения в контексте террора в Брабанте, они, как Раес и Легран, отказались сотрудничать. Сенатской комиссией было установлено, что «имена агентов хранились соответствующими спецслужбами в запечатанных конвертах в ящиках в Вашингтоне и Лондоне» (79).

В то время как бельгийская пресса пришла к выводу, что британские и американские секретные службы были ответственны за тайны, которые продолжали окружать бойню в Брабанте, в 1996 году бельгийское Министерство юстиции попросило профессоров Лувенского университета Фижнота и Верстратен выяснить, почему в Бельгии секрет не был раскрыт. Но после двух месяцев исследований профессора вышли в отставку, сокрушаясь, что серьезный недостаток сотрудничества со стороны бельгийского правительства сделал продолжение расследования невозможным для них (80). После этого был сформирован еще один парламентский комитет для выяснения, почему бельгийская демократия была не в состоянии пролить свет на бойню в Брабанте. В октябре 1997 года комиссия представила убийственный доклад на 90 страницах. Это был подробный перечень некомпетентности официальных лиц во время исследования проходивших в Брабанте массовых убийств в 1980-е годы, доклад, обвиняющий бельгийскую полицию в срыве и неэффективности расследования, в ходе которого документы были утеряны или уничтожены, инициатива не развивалась, и информация не передавалась в другие подразделения (81).

Новый свет внезапно пролился на дело о бойни в Брабанте, когда исследователь «Гладио» Алан Франкович выдвинул идею о том, что части бельгийской секретной армии, возможно, сотрудничали с бельгийской крайне правой организацией Westland New Post (WNP) (82). Уже в 1988 году британский независимый журналист Джон Палмер сообщил, что доказательство в деле массовых убийств в Брабанте «сейчас указывает на значительное число крайне правых, в том числе неонацистскую группу Westland New Post (WNP)». В 1974 году была основана бельгийская ультраправая организация «Молодежный фронт» (Front de la Jeunesse — FJ). Пять лет спустя внутри FJ была создана WNP, ветвь вооруженных боевиков правой организации. «Молодежный фронт» был создан в 1974 году и просуществовал до 1980-х годов. Иногда это была политическая организация, иногда — боевая группировка, — так охарактеризовал свою организацию глава FJ Франсис Доссонье в документальном фильме Франковича о «Гладио» (83). Он подтвердил, что организация была «ультраправого толка», добавив, что это «было, по сути, молодежное движение и движение боевиков». Доссонье подтвердил, что FJ прибегал к насилию во многих случаях: «Молодежный фронт» осуществлял действия, которые нарушали порядок вещей. И то, что было прочно установлено, теперь было под вопросом. FJ действительно беспокоили многие вещи, раз они хотели уничтожить их». Проводя свое военизированное обучение все более и более открыто, FJ столкнулись с критикой. «Молодежный фронт» стали осуждать за создание лагерей. На самом деле, мы делали то же самое, что и скауты. То, что делается со стимулом, получается гораздо лучше» (84).

Более подробно Доссонье рассказал в документальном фильме о «Гладио», что в FJ была создана боевая ветвь, состоящая почти исключительно из членов бельгийской жандармерии. Жандармерия SDRA6 была частью бельгийской военной спецслужбы SGR, которая под именем SDRA8 также управляла деятельностью секретных армий. Новая ветвь внутри FJ первоначально была обозначена как «Группа G» (жандармерия) и только позже стала называться WNP. «Группа G» была участком «Молодежного фронта» в жандармерии. Как и жандармы, они не хотели смешиваться со всеми остальными: риск участия во время демонстраций и так далее», — вспоминает Доссонье. Жандарм Маршиал Леке сыграл заметную роль в «Группе G», а позже — в WNP. «Леке был частью «Группы G», он был одним из первых ее членов, — пояснил Доссонье в документальном фильме о «Гладио». — Он был такой частью «Группы G», что позднее он сообщил начальнику штаба жандармерии об их существовании» (85).

Леке служил в бельгийской жандармерии с 1972 по 1984 год. После этого он бежал в США, во Флориду. В документальном фильме о «Гладио» он рассказал на плохом английском, что подразделения бельгийской военной спецслужбы и аппарата безопасности были связаны с бойней в Брабанте: «Меня зовут Маршиал Леке, я работал в бельгийской жандармерии. Я оставил Бельгию в августе 1984 года, после угроз против моих детей, — рассказывал Леке. — В начале декабря 1983 года я приехал в BSR [Brigade Speciale des Recherches — управление жандармерии] в Вавр, где проводили расследование по поводу бойни [в Брабанте]». Леке обнаружил, что убийства были связаны с группами аппарата безопасности. «Я был удивлен, что никто не был арестован, и я знаю, я сам сделал доклад, что происходит; мы имели отношение к убийствам, беспорядочным убийствам, когда можно, зайдя в супермаркет, убивать людей, даже детей. Я думаю, они убили около тридцати человек. Поэтому я сказал человеку, которого я встретил: «Вы понимаете, что офицеры жандармерии участвуют в этом?» Его ответ был: «Заткнись! Вы знаете, мы знаем. Занимайся своими делами. Убирайся отсюда!» Они только говорили, что демократия уходит; левые — у власти социалисты и все то, что они хотели больше власти» (86).

Доклад бельгийского парламента по бойне в Брабанте, опубликованный в 1990 году, всего лишь за несколько месяцев до раскрытия бельгийской секретной армии, поддержал этот вывод. «В соответствии с данными отчета, убийцы были членами или бывшими членами сил безопасности — крайне правые, которые находились под защитой и подготавливали правый переворот». «Сейчас понятно, — сообщили британские газеты после того, как парламентский доклад был представлен общественности, — что брабантские убийства были частью заговора с целью дестабилизировать бельгийский демократический режим и, возможно, чтобы подготовить почву для правого переворота» (87). «Военные, органы безопасности или государственные структуры поддерживали действия террористов, — отметил итальянский правый террорист Винченцо Винчигерра быть может самую важную особенность секретных армий. Организации правого толка по всей Западной Европе «были мобилизованы для ведения боя в рамках антикоммунистической стратегии, берущей начало не от организаций, связанных с институтами власти, а от самого государства, и, в частности, от государственных отношений внутри Атлантического альянса» (88). После этого предположения парламентарий Агалев Хьюго Ван Дьендерен попытался узнать больше о тайных операциях в Бельгии, связавшись с НАТО. За два года до разоблачения «Гладио» в 1988 году он в письменной форме запросил, существует ли в структуре НАТО секретный «Комитет безопасности». НАТО сначала поинтересовалось причиной его заинтересованности, а затем отказалось давать какую-либо конкретную информацию на эту тему (89).

Подозрительность нарастала, так как правая организация WNP воспользовалась специальной протекцией НАТО, когда в октябре 1990 года семь членов WNP были обвинены в похищении большого числа документов НАТО и бельгийской армии в начале 1980-х годов. Высший военный суд в Бельгии каким-то непостижимым образом оправдал их. И это несмотря на тот факт, что документы были найдены в представительстве WNP, и имелись подтверждения активистов WNP, что эти секретные материалы принадлежали им. В то же самое время обвиняемые категорически отвергли обвинение в том, что документы были украдены. «Мы только исполняли пожелания властей!» — объяснил обвиняемый член WNP Мишель Либерт, подчеркнув, что, когда он завладел материалами, он действовал из патриотизма и с разрешения вышестоящего руководства НАТО. Его товарищ по WNP сторонник правых Фредерик Саучез возразил: «Если я и украл некий телекс НАТО, то только по приказу органов государственной безопасности». Государство, как Винчигерра правильно предсказал, оказалось не в состоянии наказать само себя. Первый судебный процесс затянулся, обвиняемые подавали апелляции в высшие инстанции, после чего в октябре 1990 года высший военный трибунал, Военный совет, постановил, что по преступлениям прошел срок давности, чтобы выносить какой-либо приговор семи членам WNP. Суд добавил, что преступление смягчалось тем, что оно было совершено, когда холодная война была «больше, чем просто слова». Членам WNP было приказано передать украденные документы НАТО бельгийской армии в Министерство юстиции и быть свободными (90).

Один из обвиняемых, правый Мишель Либерт, член WNP с 1978 по 1980-е годы, впоследствии подтвердил в документальном фильме о «Гладио», что высшие офицеры защищали их во время проводимых операций. «Лучшие члены организации, — гордо говорил о WNP Либерт, — могли войти в отделение активных операций». Глава WNP Пол Латинус отдавал приказы на проведение секретных операций. «Когда нужно было провести операцию, работу предоставляли Латинусу. Чтобы мы взялись за осуществление операции, он должен был гарантировать помощь в случае проблем». Защита в высших эшелонах была обязательна. «Вы не можете отправить молодежь на поле «боя». Через два часа они получили бы пулю в лоб. Всегда есть риски. Их может остановить местная полиция для проверки документов. Это означало бы попасть в переплет. Нельзя же сказать: «Мы здесь на выполнении такой-то и такой задачи». — «В чем состоит задача?» — «Не могу сказать». — «Наденьте на него наручники» (91).

Был ли правый экстремист Либерт готов подтвердить, что WNP и бельгийский аппарат безопасности были вовлечены в брабантские убийства, независимый журналист Алан Франкович хотел узнать в своем документальном фильме о «Гладио». Был ли Брабант одной из их «целей»? «Человек получает приказы. Мы можем вернуться, скажем, в 1982 год. С 1982-го по 1985-й, — ответил Либерт, ссылаясь на тот период, во время которого произошли убийства в Брабанте, — были некие проекты». Либерт признался в существовании засекреченных проектов. По его собственным показаниям, ему сказали: «Вы, г-н Либерт, ничего не знаете о том, почему мы делаем это. Вообще ничего. Все, что мы просим, это чтобы ваша группа, под прикрытием жандармерии и службы безопасности, провела некую работу. Цель: супермаркеты. Где они? Какие там замки? Каким образом они могут защищаться и тем самым помешать нашей операции? Магазин запирает директор? Или они пользуются услугами охранных предприятий?» Операция была сверхсекретной, и правый экстремист Либерт последовал приказу: «Мы выполняли приказы и отсылали в наших отчетах часы открытия и закрытия. А также все, что хотели знать о супермаркете. Для чего это было нужно? Это было одна из сотен миссий. Что-то, что должно быть сделано. Но зачем это было нужно — это был большой вопрос» (92).

«Если задача была сеять террор, — заметил журналист Дэвисон, — убийцы выбрали идеальные мишени: женщин, детей и пожилых людей, толкающих свои тележки в местном супермаркете. Выстрелы сражали их наповал» (93). В этой командно-исполнительной цепочке WNP правый экстремист Мишель Либерт был в самом конце. Он получал приказы от главы WNP Пола Латинуса. «Понятно, что Латинус — это одна из самых интересных частей пазла, сложив который, можно понять политико-правовые тайны 1980-х годов», — заключили журналисты бельгийского журнала Avancées после того, как составили «словарь» бельгийского террора тех лет. Бельгийские журналисты пришли к выводу, что он был связным «между крайне правыми, правыми консерваторами и иностранными и бельгийскими спецслужбами» (94).

Пол Латинус был высокопоставленным европейским террористом правого крыла. В соответствии с его собственными показаниями, ему, кроме прочих источников, платила военная спецслужба Пентагона, разведывательное управление министерства обороны США — РУМО (Defence Intelligence Agency (DIA), военный аналог ЦРУ Бывший физик-ядерщик и информатор бельгийской Surete Латинус в 1967 году в возрасте 17 лет был завербован в РУМО. Позже его тренировали в НАТО. Бельгийский журналист Акин, который написал книгу о террористе Латинусе, рассказывает, что «в ходе судебного расследования, в котором он участвовал, Латинус назвал эту иностранную организацию: это было разведывательное управление Министерства обороны США, военный аналог ЦРУ» (95). В 1970-х годах Латинус стал членом брабантского клуба офицеров запаса (BROC), консервативной военной организации, созданной в 1975 году, и одержимой идеей «красной угрозы». В 1978 году Латинус присоединился к правой организации FJ и в ее рамках создал WNP — отдел тайных операций. Имея отличные контакты, Латинус в этот же период работал в правительстве Бельгии помощником советника министра труда и консультантом в нескольких комитетах. Когда в январе 1981 года левый журнал Pour разоблачил сторонника правых в правительстве, Латинус отказался от своей государственной должности и бежал в Чили диктатора Пиночета. Но не прошло и двух месяцев, как он находился в изгнании, как Латинус благодаря его превосходным контактам вернулся в Бельгию именно в то время, когда бойня в Брабанте началась. Он снова принял на себя командование WNP и среди прочих действий объединился с Surete в антикоммунистической борьбе, предоставляя министерству юстиции данные на левых (96).

«Латинус был внедрен в «Молодежный фронт» с конкретной задачей, — вспоминает Жан-Клод Гаро, редактор журнала Pour, — учить FJ осуществлять нападения на иммигрантов в арабских кафе, как организовывать военные тренировочные лагеря, как проводить расследования» (97). Журналист Гаро при изучении деятельности бельгийских крайне правых пошел по следу Латинуса в сторону тайных тренировочных лагерей WNP. «При обучении своих групп активному вмешательству, военизированным операциям, они должны были сформировывать и обучать также крайне правых, бывших парашютно-десантных коммандос, бывших военных (жандармов), правых боевиков, — обнаружил Гаро задолго до того, как в 1990 была рассекречена бельгийская секретная армия. — Этот вид тренировки предполагает стрельбу из пулеметов и метание гранат. Это очень шумное и привлекающее внимание обучение (98). Мы знали, что этот лагерь существовал. Мы знали об этом и подготовили необходимое фотографическое оборудование для того, чтобы записать часть действий». Учебный лагерь был расположен в Арденнах, во время обучения присутствовали инструктора различных спецслужб. «Эти люди проводили курсы по вербовке, наблюдению и обращению с оружием. «Роберт» вел курс по взрывчатым веществам, по обращению с оружием и стрельбе, и по тому, как убивать, не оставляя следов» (99).

Когда Гаро опубликовал свои данные, чиновники были встревожены и пытались препятствовать разглашению. «С друзьями с радио и телевидения мы брали интервью у генерала Бери (Beaurir). В то время он был номером один в жандармской иерархии, — вспоминает Гаро. — В интервью он отметил, что «такого никогда не было». В тот же день вмешался ведущий допрос судья. Но где? Здесь [в офисе журналиста]. Они обыскали помещения и сделали заявление, что «Жан-Клод Гаро солгал. Он сфабриковал военные формы, фотографии и оружие, все это маскарад» (100). Оглядываясь назад, можно сказать, что Гаро обнаружил бельгийский филиал крайне правых секретных подразделений SDRA8, в который якобы входили правые радикалы WNP. Пол Латинус командовал боевым отрядом террористов. Бельгийский журналист Акин лично брал у Латинуса интервью, и тот подтвердил ему, что был членом тайной антикоммунистической сети. «"Латинуса обвинили в формировании группы, армии, смоделированной с фашистской СС, — объясняет Акин. — У них в группе была секретная служба и служба безопасности. Каждый член группы имел двойное имя, кодовое имя, как правило, на немецком. Участники не знали друг друга». Как вспоминал Акин: «Я снова встретился с Полом Латинусом. Мы встретились в местном ресторане и проговорили всю ночь. Некоторые власти… — сначала он не хотел говорить, какие именно, — поручили ему создание секретной группы сопротивления в Бельгии. Эта группа должна была бороться с советским вторжением и остановить некоторые бельгийские власти от сотрудничества с Советами» (101).

Бывший член WNP и бывший жандарм Маршиал Леке во Флориде подтвердил исследователю «Гладио» Франковичу, что секретные армии в Бельгии принимали участие в бойне в Брабанте в целях дискредитации бельгийских левых. «Оружие, которое они использовали, поставлялось издалека, и это именно то, что мы планировали: организовать отряды и группы как эта, и отпустить их в самостоятельное плавание, убедившись, что они выживут, снабдив их всем необходимым. И все это просто чтобы создать атмосферу страха в стране, — объяснил Леке. — У них было два плана. Первый из них был нацелен на организацию группы, в задачу которой входило захват заложников, ну, вы знаете, убивать; второй план был нацелен на организацию так называемого «Левого движения», которое будет совершать террористические акты и покушения просто для того, чтобы заставить поверить, заставить людей поверить, что эти террористические атаки были совершены левыми» (102).

Исследователь «Гладио» Франкович хотел узнать у члена WNP Мишеля Либерта, поддерживался и поощрялся ли этот страх администрацией президента США Рональда Рейгана, который в то же время жестоко расправился с сандинистами в Никарагуа. Либерт, который собрал данные о супермаркетах по приказу главы WNP Пола Латинуса, неохотно подтвердил, что его начальник очень тесно сотрудничал с Соединенными Штатами: «Он [Латинус] встречался с людьми из [американского] посольства, но я никогда не встречался с ними, как мы с вами сейчас, — то есть лицом к лицу как вовремя интервью. Это не было моим полем деятельности. Его — да, было; можно сказать, что в его задачи входили дипломатические контакты, то есть выстраивать отношения с иностранными властями. Нашей единственной заботой были всевозможные акции, — вспоминает террорист Либерт. — Мы знали, что нас защищали все органы власти, в зависимости от типа задачи. Платили ли ему [Латинусу] американцы? Я не могу этого сказать наверняка, но он контактировал с ними» (103). Сенатор Роджер Лаллеманд, глава бельгийского расследования по делу «Гладио», провел исторический анализ, где сделал обобщение, что бойня в Брабанте была «работой правительств иностранных государств, или спецслужб, работающих на иностранцев, актами терроризма, направленными на дестабилизацию демократического общества» (104).

Сенатор Лаллеманд был осторожен в своих выражениях и воздержался от обвинения Соединенных Штатов напрямую, хотя настаивал на том, что террор следует рассматривать в антикоммунистическом контексте холодной войны: «Эти беспричинные убийства людей могли иметь политический мотив, можно вспомнить, что произошло в Италии. На вокзале Болонья погибло восемьдесят невинных людей. Мы думаем, что за убийствами в валлонском Брабанте стояла политическая организация» (105). Именно Акин позднее предоставил недостающую информацию в интервью со спонсируемым американцами террористом WNP Полом Латинусом: «Когда мы встречались в следующие дни и недели, я спрашивал Латинуса, кто именно дал ему задание создать группу. Он упомянул органы государственной безопасности. Он говорил об иностранных военных властях. Я нажал на него, и он в конце концов сказал про американские военные спецслужбы» (106). В конце убийств в Брабанте Пол Латинус был арестован. Но прежде, чем он смог дать показания, 24 апреля 1985 года командир правого крыла был найден повешенным на телефонном шнуре в его тюремной камере — причем ноги были на земле. «В кругах Пола Латинуса все или почти все по-прежнему убеждены, что босс WNP не покончил с собой, а был ликвидирован». «Каждый раз, когда они пытались реконструировать самоубийство, телефонный кабель рвался. Акин задал вопрос: «Если Соединенные Штаты не имеют ничего общего с убийствами, тогда почему они не говорят об этом, почему молчат и заставляют подозрения расти?» (107).