Аддис-Абеба по-амхарски значит «новый цветок». Иностранец даже не заметит, когда, собственно, он вступил в столицу Эфиопии, потому что на протяжении многих километров тянется асфальтированное шоссе, с обеих сторон обрамленное насаждениями старых эвкалиптов. Только в центре города деревья начинают редеть.

Центр Аддис-Абебы выглядит как чистенькое, но очень скромное предместье любого крупного европейского города. Три-четыре заасфальтированные улицы, по краям которых расположены белые одноэтажные дома, в большинстве очень старые. Двухэтажных зданий очень мало — Национальный банк Эфиопии, отель «ИтегеМенен» и несколько других домов. В городе много свободного места, поэтому не было необходимости строить дорогие многоэтажные здания.

Если большинство деревенских жилищ — это тукули, построенные из дерева, соломы и тростника, то в Аддис-Абебе до итальянской оккупации основным строительным материалом была так называемая «чика». Чика — это деревянная рама с деревянной же решеткой, на которую накладывается раствор из глины с соломой. Грубая глиняная штукатурка оклеивается обоями, как и у нас. Кроются такие дешевые жилища соломой или гофрированным железом, а для домов более современного типа применяются легкие кровельные материалы. Бетон появился в Аддис-Абебе только со времени итальянской оккупации. Дома из бетона сосредоточены в юго-восточном предместье, в широкой долине, расположенной значительно ниже центра города. Построены они в привычном, хорошем стиле колониальных зданий, с которыми мы познакомились уже в Северной Африке и Эритрее. В настоящее время в них разместились некоторые центральные учреждения.

На городе лежит отпечаток бурного развития. Он чем-то напоминает историю первых городов Запада США. В культурном отношении Аддис-Абебу пока еще трудно сравнивать с европейскими городами. Здесь нет ни театров, ни концертных залов. Искаженный отзвук мировой культурной жизни проникает в Эфиопию только через экраны трех кинотеатров. Представление о мире дается отраженным в кривом зеркале последних американских фильмов, которые сменяются беспорядочно и бессистемно демонстрирующимися старыми звуковыми фильмами, давно позабытыми в Европе.

Мы никак не могли ожидать, что первый, кого мы встретим в Аддис-Абебе, будет чех. Сразу же по приезде в город мы заехали на почту получить долгожданные письма с родины впервые за много недель после Хартума. Не успели мы остановиться у здания почтамта, как с противоположной стороны улицы раздался гуронский клич. Небольшого роста человек с очками на носу мчался к нам через улицу, расталкивая любопытных, окружавших «татру».

— Наздар, наздар, земляки! Ну, наконец-то прикатили!

Целый поток чистейшего жижковского жаргона, удивление, рукопожатия.

— Откуда вы о нас знаете? Ведь мы едва пять минут, как приехали в Аддис-Абебу?..

— Вот так так! Едут на «татре», машина — сплошные флаги, пишут о вас уже из Египта, так неужели же я вас прозеваю? Заскочите-ка за своей почтой, я обожду вас тут у машины…

 

Игра в автомобилистов

Эфиопии самой природой предназначено стать страной развитого автомобильного транспорта.

Огромные пространства, гористая местность, редкое население — все это представляет гораздо более сложную проблему для железнодорожного сообщения, чем для автомобильного транспорта. Итальянцы это очень хорошо поняли во время недолгой оккупации Эфиопии и в своих планах стратегического освоения страны вопросы дорожного строительства поставили на первое место.

На сегодняшний день, однако, говорить о подлинном автомобильном транспорте в Эфиопии не приходится. Для этого нет никаких оснований. Собственно говоря, дороги в стране исчезли почти повсюду и особенно в самых важных высокогорных районах, где они более всего нужны. Во многих местах уже снова наблюдается ставшее традиционным полное отсутствие какого-либо сообщения с окружающим миром. В стране нет автомобильной промышленности, и, кроме столицы, нигде нет и намека на настоящее обслуживание машин. Очень незначительная часть местного населения в состоянии приобрести и содержать автомобиль. В автомобилях разъезжают лишь иностранные дельцы, правительственные советники, приглашенные из-за границы специалисты и очень немногие высшие чиновники.

Поэтому если трезво и внимательно присмотреться к автомобилизму в Эфиопии, то невольно вспомнится доброе старое захолустье.

Центром автомобилизма прежде всего и почти исключительно является Аддис-Абеба. На полосе асфальта протяжением в несколько километров здесь движется пестрая смесь автомобилей всевозможных марок и самых различных дат выпуска. После войны здесь преобладают итальянские машины. Все они очень почтенного возраста. Несколько новых машин прибыли из США и Англии.

Кажется, все автомобили в Аддис-Абебе страдают хроническим заболеванием батарей. После холодной ночи трудно бывает завести мотор, а пробеги так коротки, что недостаточны для зарядки аккумуляторов. Трудно себе представить, как выглядят пластины аккумуляторов десятилетней или еще большей давности, в основном разряженных и всегда наполовину сухих.

Настоящий смотр автомобильного парка Аддис-Абебы можно произвести вечером перед входом в кинотеатры. Не знаешь, то ли смеяться, то ли плакать над бедными водителями, когда они разъезжаются по окончании сеанса в кино. Как раз перед самым большим кинотеатром проходит крутая уличка, на которой разрешено только одностороннее движение. Путь закрыт в направлении, идущем вниз от кино, и поэтому улица используется водителями в качестве стартовой дорожки для их ветеранов сверхсрочной службы.

Упражнение производится всегда в одном и том же порядке. Группа людей с трудом подталкивает старую развалину, настолько изношенную и так плохо смазанную, что и на ровном месте она сопротивляется объединенным усилиям стартовой команды. Наконец все же передняя часть машины оказывается на уклоне, раздается визг тормозов, и автомобиль останавливается перед табличкой, запрещающей въезд. Команда быстро усаживается, и автомобиль начинает двигаться. Когда водитель сочтет, что набрал достаточную скорость, шестерни в коробке передач несколько раз скрипнут, цепляясь одна за другую, зашуршат шины, машина вся подается вперед, в соседних домах задребезжат стекла от орудийных выстрелов, раздающихся из выхлопного отверстия, и двигатель начнет нерешительно работать. Сейчас же вслед за этим послышится бешеный рев мотора — это шофер проверяет, действительно ли он работает. Мотор при этом отчаянно ругается с шофером, заставляющим его работать на высоких оборотах, прикрыв доступ воздуха. Потом еще раз захрипит что-то в коробке передач, полные обороты, заедающее сцепление трясут всю машину, и она наконец победоносно въезжает на горку — задом наперед, — чтобы освободить место следующему претенденту на стартовую дорожку.

У вас хватит терпения, чтобы четверть часа любоваться на эту автомобильную комедию, и когда вы, уходя, оглянетесь на ревущие машины, то отдадите дань уважения всем этим ветеранам, начиная с маленького «фиат-тополино» и кончая тяжелым «лянчиа» выпуска конца двадцатых годов. Они заслуживают уважения, если столько лет терзаний и полное отсутствие ухода не помешали им все еще бегать по улицам Аддис-Абебы, и не только вниз с крутой горки, но и в обратном направлении — в гору.

Полицейские — регулировщики уличного движения в Аддис-Абебе тоже отличаются своеобразием. Они либо до чрезвычайности рассеяны, либо страдают «сонной болезнью». Вот машина подъезжает к перекрестку. Согласно правилам, водитель замедляет ход, подает сигнал гудком и указывает направление. Полицейский и в ус себе не дует. Тогда водитель снова гудит раз, другой, третий. Но полицейский — «рука правосудия» — устремил свой меланхолический взор куда-то в неведомую даль. Потихоньку пробираетесь мимо него, боясь потревожить. И тут он вдруг очнется от своих мечтаний, щелкнет каблуками и начнет выделывать какие-то таинственные движения руками. В этот момент он похож на матроса, сигнализирующего флажками. Так как вам неизвестно, есть ли в Аддис-Абебе особые курсы, на которых автомобилистов обучают разбирать такие загадочные знаки, то вы спокойно продолжаете путь. Если случайно вы едете как раз туда, куда вас «послал» полицейский, он снова впадает в сон. В противном случае раздается резкий свисток. Вы останавливаетесь, и полицейский, на этот раз совершенно бодрый, возобновляет свою жестикуляцию, сопровождая ее длинной речью на амхарском языке. Вы киваете головой, добавляете неизбежное «эшше» в знак понимания и продолжаете путь. А полицейский снова засыпает с полным сознанием выполненного долга.

Однажды вечером мы задержались в обществе земляков, уже много лет проживающих в Аддис-Абебе. Когда время приближалось к полуночи, все гости стали проявлять непонятное беспокойство. В 11 часов 45 минут все как один поднялись.

— После полуночи все движение в Аддис-Абебе прекращается, — объяснили нам. — Нельзя выходить на улицу. Полицейским патрулям предоставлено право конфисковать каждую машину, проезжающую после 12 часов.

— Почему же, скажите? Разве в Аддис-Абебе постоянно действует осадное положение?

— Общественное спокойствие!

Блюстители порядка убеждены в том, что порядочные граждане после полуночи должны спать, а скупой свет уличных фонарей привлекает лишь бандитов и грабителей. Это очень смахивает на военное положение.

Чтобы не опозорить чести и доброго имени чехословацких автомобилистов и попасть к себе в гостиницу еще до полуночи, нам пришлось прибавить газу.

 

Виселица на базарной площади

На перекрестке, от которого начинается улица, ведущая к императорскому дворцу Гебби, висит любопытная табличка, какой не найти ни в одном указателе международных дорожных знаков. Белый щит с красной каймой, а на нем изображение осла с длинными ушами. Это означает, что ни одному ослу, ни в одиночку, ни с караваном, не разрешается проходить по улице, ведущей к императорскому дворцу. Запрещение это явно понимается в буквальном смысле слова..

Большинство эфиопов, которых мы видели на городских улицах, носят тропические шлемы даже вечером, когда светят одни только уличные фонари. Они стоят кучками вокруг репродукторов и заслушиваются ритмичными мелодиями своих народных песен и танцев. Столичное радиовещание заботится о развлечениях и информации для масс беднейшего населения, которое не может себе позволить посещения кино. Радиовещание обычно производится только в вечерние часы и транслируется в центре города через недавно проведенную сеть уличных репродукторов. Каждый вечер толпы эфиопов с сосредоточенными лицами поглощают все, что им преподносит это чудо современной техники.

Перед зданием Национального банка Эфиопии и перед важнейшими учреждениями днем и ночью дежурят солдаты со штыками и заряженными винтовками. Они расхаживают с равномерностью маятника на расстоянии 10–15 метров от входа. Очевидно, у них для этого имеются веские основания, и время от времени им случается пускать оружие в ход. Об этом свидетельствуют виселицы, установленные на главных площадях Аддис-Абебы. Тела казненных остаются висеть три дня и три ночи — для устрашения. Мы собственными глазами видели такую виселицу по дороге из центра города к рынку. Это «воспитательная мера», вполне соответствующая феодальному строю Эфиопии.

За несколько дней до нашего отъезда из Аддис-Абебы мы услышали от своих земляков, что ночью под зданием Национального банка Эфиопии охрана задержала нескольких грабителей, причем нам об этом рассказали так, между прочим, как о чем-то весьма обычном. Грабители выбрали очень оригинальный способ нападения. Из подвала дома на противоположной стороне улицы они прорыли туннель, но их накрыли в последнюю ночь, когда они уже подобрались к подвалам банка…

 

Как выбраться из Эфиопии?

Когда мы по приезде в Аддис-Абебу начали собирать сведения о состоянии дорог, ведущих на юг, через Мегу и Моиале в Кению, все на нас смотрели с большим удивлением. Все данные сводились к тому, что дороги совершенно непроходимы. Шоссе, короткий отрезок которого был закончен в период итальянской оккупации, было оставлено на произвол судьбы, мосты, сломанные во время войны, никто не позаботился отремонтировать. Сильно пересеченная местность, на которой большие участки дороги были смыты тропическими ливнями, представляла непреодолимое препятствие для автомобилистов, пытавшихся проехать по бездорожью.

В конце концов нам посоветовали обратиться к командованию британской военной миссии в Эфиопии, ибо только оно располагало достоверной информацией. Туда же направили нас и в эфиопском министерстве общественных работ. Самый факт, что в суверенном государстве нам пришлось обращаться к иностранным «советникам» с вопросом, касающимся одной из самых важных стратегических проблем государства, красноречиво свидетельствовали о действительном положении дел в Эфиопии.

Начальник транспортного отдела подтвердил нам, что последней колонне автомобилей повышенной проходимости удалось проехать через южный участок более года назад.

— С тех пор там никто не проезжал, — сказал английский полковник. — Настоятельно предупреждаю вас не делать попытки проехать в этом направлении, никто не возьмет на себя ответственности за вас. Если вы даже решитесь рискнуть машиной, то на всем пути не сможете пополнить запаса горючего…

Итак, перед нами неожиданно встал вопрос, как нам выбраться из Эфиопии. Водители тяжелых грузовых машин, которых мы разыскали в итальянских мастерских, подтвердили имевшиеся у нас сведения: ни один грузовик не отважится ехать на юг, потому что там нет никаких дорог. Товары доставляются в эти районы только на верблюдах или мулах.

Короткое совещание с несколькими знатоками Эфиопских дорог и с картами.

Горное шоссе, ведущее на северо-запад к Гондару, обрывается, не доходя до суданской границы. Другая дорога на восток через Лекемти точно так же не была достроена, и никто не мог дать нам о ней достоверных сведений. От предложения погрузить машину в вагон единственной железной дороги в Эфиопии, ведущей из Аддис-Абебы во Французское Сомали, а оттуда переправиться на пароходе в Кению мы категорически отказались как по соображениям материального порядка, так и потому, что это означало бы отказ от намерения проехать через всю Африку по суше. Мы утратили бы с таким трудом завоеванное первенство в преодолении Нубийской пустыни, капитулировав перед этим неожиданным препятствием.

Оставались, значит, две возможности: либо вернуться через Асмару в Хартум, отстоящий на 2200 километров, а оттуда продолжать путешествие по Южному Судану до Уганды, то есть проделать еще 3000 километров, либо сделать крюк через Британское и бывшее Итальянское Сомали до Найроби, что составляет 3300 километров.

Посоветовавшись с офицерами из транспортного отдела, мы остановились на втором варианте маршрута, хотя виды на проезд были очень мрачными. Долгий путь по сомалийской пустыне, где совсем нельзя достать бензина, проезд через Восточную Эфиопию, где все мосты на дороге находились в том же состоянии, в каком их оставили отступавшие армии, то есть лежали в развалинах, разбитые или размытые на больших отрезках шоссе, — такова была единственная возможность выбраться из эфиопской ловушки.

Британское посольство пошло нам навстречу, выдав транзитные визы на проезд через Британское и бывшее Итальянское Сомали.

Жребий был брошен, и в нашем маршруте неожиданно появились еще две страны.

 

Со шведскими летчиками над Эфиопией

— …и счастливый путь, ребята, — широко улыбаясь, дружески простился с нами Гомер Смит, негр-корреспондент американских газет в Аддис-Абебе, когда мы расставались перед зданием эфиопского радиовещания.

Только что закончилась наша встреча с корреспондентами местной и иностранной печати, перед нашим отъездом расспрашивавшими нас о впечатлениях, вынесенных из земли царя царей.

Полицейский на перекрестке у здания Национального банка Эфиопии на секунду застыл в неподвижной позе, вытянувшись по-военному, потом энергично повернулся на 90 градусов, и в то время как его правая нога, поднятая кверху, звонко стукнула о мостовую, правая рука открыла нам проезд на шоссе, ведущее из города. Перед нами лежал путь на восток, к Индийскому океану, единственный возможный путь из Эфиопии. Путь таинственный, незнакомый, коварный. Бирюзового цвета кронштейны изоляторов телеграфных проводов сверкали на утреннем солнце, когда мы въезжали в аллею высоких эвкалиптов на восточной окраине Аддис-Абебы…

В 90 километрах к юго-востоку от столицы, в окружении гор и смарагдовых вулканических озер, расположено летное поле — первое в Эфиопии — и школа молодых эфиопских летчиков. Несколько недель назад на берегах Нила, в Хартуме, мы встретились с начальником этой школы шведом Карлом Густавом фон Розен, и он пригласил нас осмотреть училище. Молодой летчик был отважным и опытным спортсменом и хорошим педагогом; во время итало-эфиопской войны он оказал Эфиопии неоценимые услуги в воздушных боях против превосходящих сил противника.

На аэродроме в Бишофте мы застали молодых пилотов и механиков во время тренировки. Не успели мы остановиться перед центральным корпусом, как они окружили нашу «татру». Когда мы подняли задний капот автомобиля, на нас сразу посыпались вопросы на английском языке. Их интерес к технике был отнюдь не показным.

— Не хотите ли подняться с нами в воздух? — неожиданно спросил нас шведский инженер, заместитель начальника школы.

Мы тем охотнее приняли предложение, что нам предстояло полетать на самолете того же типа, на котором Розену удалось поставить рекорд на дальность при перелете из Стокгольма в Аддис-Абебу без посадки.

Эфиопские летчики маршировали, построившись в колонну по три, между ангарами и учебными корпусами. Мы с любопытством наблюдали за их упражнениями, непривычными для нас движениями рук при ходьбе и характерным поворотом по команде «кругом». Потом мы видели их в классе на занятиях по радиотелеграфии с наушниками на голове и телеграфными ключами на партах. Они внимательно слушали шведского инструктора, излагавшего по-английски устройство авиационных моторов, и следили за диаграммами, начерченными на доске. Позднее мы узнали мнение начальника школы об их способностях:

— Им недостает только технических традиций, которые подсознательно впитывает каждый ребенок в Европе. Они чрезвычайно способны и пробелы в знаниях восполняют невероятной усидчивостью. Иногда они даже слишком гордятся тем, что им довелось учиться в этой школе. В лице этих летчиков Эфиопия получит новое поколение, которого ей так не хватало в 1935 году. Вспомните итальянские налеты с ипритными бомбами, против которых Эфиопия была беззащитна.

Когда мы шли к подготовленной машине, винт небольшого самолета типа «СААБ» уже вздымал пыль на взлетной дорожке. Через миг из поля зрения исчезли ангары, взлетная площадка и корпуса военной школы, потом они развернулись будто на чертежной доске, горизонт в ветровом стекле кабины сразу превратился в отвесную линию, и еще через мгновение мы падали в зеленое зеркало маленького вулканического озерка поблизости от аэродрома. Бо Вирвинг, шведский шеф-пилот, спокойно сидел в носовой части кабины, склонясь над приборами управления, и выровнял самолет, когда его правое крыло находилось всего на расстоянии нескольких десятков метров над покрытой рябью поверхностью озера. Окружающие местность высокие горы, через которые мы недавно с таким трудом пробирались, виднелись в синеватой дымке далеко на севере. Через несколько минут мы приземлились на взлетной дорожке перед ангарами.

Эфиопские механики и летчики приветствовали нас веселыми улыбками и заняли наши места в самолете, поднимаясь в самостоятельный полет. Улыбка молодого поколения, сменившего щиты из кожи бегемота и копья на приборы управления металлических птиц…