Планета бессмертных

Гарднер Джеймс Алан

ЧАСТЬ XII

KAK MHE СТАЛА ИЗВЕСТНА ОЧЕНЬ ВАЖНАЯ ИНФОРМАЦИЯ

 

 

ТИКАЮЩИЕ БОМБЫ

В конференц-зале стояли вращающиеся кресла. Это было здорово – можно сесть, подтянуть колени к груди и вертеться, пока голова не закружится. Но, мало того, одна стена помещения представляла собой огромное окно, за которым сияли россыпи звезд, однако Фестина объяснила, что на самом деле это компьютерная имитация. Все равно вращаться в кресле здорово – потому что звезды проносятся мимо, превращаясь в белые полоски. От Науки тоже может быть какой-то толк – раз она способна создать такие забавные кресла.

Пока я вращалась, Фестина рассказывала, как «Королевский гемлок» оказался в этой части космического пространства. Причиной тому стал пра-прадядюшка Уклода по имени ОТосподи. Как и все Унноры, старик был ужасным преступником и специализировался на операциях под названием «Контрабанда». (Я не совсем поняла, почему контрабанда такое уж гнусное преступление. Однако трудно следовать логике, когда голова вместе с телом описывает крути; думаю, это обстоятельство меня извиняет.)

ОТосподи не всегда был профессиональным нарушителем закона. В молодые годы он принадлежал к корпусу разведчиков, хотя человеком не был. (Технократия ничего не имеет против того, чтобы туе-туе, фрипы и другие дивиане становились ее гражданами. Многие дивианские планеты присоединились к Технократии в качестве окраинных миров.) Бывший разведчик все еще поддерживал отношения с друзьями по корпусу, именно по этой причине он и связался с Фестиной, когда услышал, что Унноры собираются обнародовать тайную информацию адмирала Йорка, и предупредил ее о грядущих неприятностях. Никто не сомневался, что Высший совет не сможет помешать Уннорам это сделать, и ОТосподи посоветовал моей подруге побеспокоиться о собственной защите.

Получив это сообщение, Фестина тут же сообразила, что Адмиралтейство наверняка попытается уничтожить все следы происшедшего на Мелаквине. Она направилась на мою родную планету в надежде сохранить хоть какие-то доказательства. Моя лучшая подруга не знала, что четыре флотских корабля на несколько часов опередили ее; и, между прочим, О'Господи ни словом не обмолвился о том, что его праправнучатый племянник отправился на Мелаквин еще раньше. В результате Фестина мчалась сквозь космос, думая, что у нее есть шанс первой добраться до Мелаквина… и сейчас она уже подлетала бы к нему, если бы ее радисты не засекли часть моей передачи, ту, которую не успели заглушить шадиллы. Она приказала установить, откуда исходит сигнал. Вот как подруга нашла меня в глубине космоса; и я совсем чуть-чуть рассердилась на нее за то, что, оказывается, она искала вовсе не меня и ни разу не посетила Мелаквин за четыре года, прошедшие со времени моей якобы смерти.

– Пойми, доступ на планету был запрещен! – Как будто это могло послужить оправданием тому, чтобы не прийти поплакать на моей могиле. – Я сама добилась от Адмиралтейства согласия, что никто больше не будет высаживаться на Мелаквине: ни Совет, ни я, ни кто бы то ни было, имеющий отношение к Технократии. Такой вариант больше всего устроил бы Лигу Наций. Вот почему доказательства происшедшего на Мелаквине прежде так и не были уничтожены; адмиралы не хотели рисковать вызвать недовольство Лиги. Теперь, конечно, когда на прицеле их задницы, они сделают все, лишь бы не угодить в тюрьму… а это означает, что адмиралы, точно бешеные псы, будут бросаться на любого, вставшего у них на пути.

– В том числе и на нас ? – спросил Уклод.

– На вас, на меня, на мать родную… не говоря уж о том, – Фестина слегка возвысила голос, – кто проник в систему внутрикорабельной связи и подслушивает наш разговор.

– Думаешь, за нами и сейчас шпионят? – прошептала я.

– На этом треклятом корабле? Можешь не сомневаться. Компьютеры корабля постоянно слушают все… значит, и другим это доступно.

Уклод фыркнул.

– Что это за система безопасности, если какой-нибудь Том, Дик или Гарри могут проникнуть в нее?

Фестина бросила на него сердитый взгляд.

– Флотская компьютерная система безопасности практически непреодолима для посторонних; проблема только с теми, кто шпионит изнутри. Наши шпионы работают на адмиралов, а все адмиралы знают коды доступа, позволяющие проникнуть в систему с «черного хода». – Сердитое выражение ее лица сменилось улыбкой сожаления. – Наш с вами разговор прекрасно защищен от всех, кроме ублюдков, которые, можно не сомневаться, его подслушивают. И на случай, если кто-то и в самом деле подслушивает, – она снова возвысила голос, – сообщаю: вы уже знаете слишком много, чтобы Совет оставил вас в покое. На месте любого шпиона я прежде всего позаботилась бы о личной безопасности. Если бы, к примеру, я получила тайный приказ, скажем, организовать диверсию на «Королевском гемлоке», то попыталась бы представить его последствия. Что меня ждет? Награда за преданность или вместе со всеми другими членами экипажа тысячелетний сон на корабле, летящем к Андромеде?

Она позволила вопросу повиснуть в воздухе. В конце концов молчание нарушил сержант.

– Адмирал отдает себе отчет в том, – спросил он, – что вряд ли все находящиеся на борту шпионы согласятся с вашей аргументацией?

– Конечно, – ответила Фестина. – Всегда найдутся беспринципные идиоты, грезящие о больших деньгах. Однако я надеюсь на то, что есть и здравомыслящие люди, которые остановят их, не так ли, сержант?

– Адмирал – оптимистка, – сказал сержант, хотя было видно сквозь щиток шлема, что он улыбается.

– Адмирал хочет, чтобы люди понимали, в чем их интерес, – ответила Фестина. – И еще она хочет принять все возможные меры предосторожности. Ответь мне, сержант, хотя я вообще никогда не лезу в эти дела, – неужели нужен такой внушительный отряд, чтобы охранять безоружных гражданских? Может, твоим людям лучше заняться другим делом?

Глаза сержанта вспыхнули.

– Адмирал ручается, что гости заслуживают доверия?

Фестина оглядела нас одного за другим – Уклода, Ладжоли, Нимбуса и меня – и громко расхохоталась.

– Конечно, нет! Все четверо – не что иное, как тикающие бомбы. Однако по сравнению с некоторыми членами экипажа их можно считать святыми. Почему бы не оставить здесь пару-тройку охранников, а остальных послать… ну туда, где, по-твоему, не слишком умный шпион может затевать какую-нибудь пакость?

Я досчитала до трех, прежде чем сержант кивнул.

– Считаю нужным прислушаться к совету адмирала.

Он нажал кнопку на браслете и быстро заговорил – в смысле, его губы зашевелились, хотя я не слышала ни звука. Видимо, его речь транслировалась стоящим вокруг солдатам по какой-то их внутренней связи… поскольку спустя несколько мгновений все, кроме двух, отсалютовали и покинули комнату. Сержант и оставшиеся болваны заняли позицию перед дверью: все трое замерли в одинаковых позах, с широко расставленными ногами и сложенными на животе руками.

– Прекрасно, – Фестина снова повернулась к нам. – Теперь давайте попытаемся во всем разобраться. Так что происходит?

Слушая мою историю, она не раз вскрикивала.

 

ПОМЕШАННЫЙ НА НЕСЧАСТЬЯХ

Ну, не то чтобы громко вскрикивала – скажем так: Фестина ойкала, или вздрагивала, или принималась ругаться. Ей явно не понравилось сообщение о том, что шадиллы прилетали на Мелаквин; она сердито фыркнула, когда я рассказала, как чужаки обстреляли нас своим лучом, отчего мои спутники потеряли сознание; она изумленно распахнула глаза, когда я описала, как залетела внутрь солнца безо всякого вреда для заретты и себя; однако острее всего моя лучшая подруга реагировала в конце, когда Уклод взялся заполнить «бреши» в моем рассказе.

Я предпочла не углубляться в детали, касающиеся своей так называемой смерти и последующих за ней четырех лет, – если бы Фестина узнала, что я месяц за месяцем лежала без движения, она могла бы ошибочно предположить, что и мой мозг устал. Более того, я ни слова не сказала о Поллисанде. К несчастью, я уже поделилась этой информацией с Уклодом, и оранжевый коротышка не стал держать ее при себе.

– Большой, белый, похож на безголовое животное? – уточнила моя подруга.

– Именно так, – кивнул Уклод. – Правильно, Весло?

– Да, – неохотно призналась я. – Ты знаешь, что это за создание, Фестина?

Один из болванов у двери негромко рассмеялся. Сержант свирепо уставился на него. То же самое сделала и Фестина. Не отрывая от болвана взгляда, она сказала:

– Да. Это известная личность.

– Кто он? – полюбопытствовал Уклод.

Не отвечая, Фестина нажала кнопку на столе. Спустя мгновение появились экран и клавиатура. Моя подруга застучала по клавишам и подняла взгляд на фальшивое окно с россыпью звезд.

Изображение в «окне» изменилось. Теперь на нем появился зверь, слишком хорошо мне известный, – безголовый белый «носорог» с тлеющими углями-глазами в глубине утробы.

– Вот он, – заговорила Фестина, – чужак, называющий себя Поллисандом. Возможно, самое странное существо во всей галактике.

Искусно изобразив полное неведение, я спросила:

– Этот Поллисанд… злобный негодяй?

– Нет. По крайней мере, не в обычном смысле. Однако если станет известно, что Поллисанд где-то поблизости, я приду в ужас.

– Почему?

– Потому что он помешан на несчастьях. В этом смысле он, можно сказать, просто наркоман. Стоит случиться неприятности, и он тут как тут.

Фестина снова застучала по клавишам. На экране появилось еще одно изображение Поллисанда: на этот раз он находился в плохо освещенной комнате, забитой какими-то машинами. Перед ним сидела женщина в мешковатом зеленом одеянии типа того, что называют комбинезоном. Она не смотрела на Поллисанда, зато он определенно разглядывал ее.

– Это, – сказала Фестина, – первый случай появления Поллисанда в человеческом космическом пространстве. Год 2108, планета Микс, колония Дебба, машинный зал фузионного реактора. Камеры слежения зафиксировали, как этот белый безголовый чужак материализовался позади пульта управления в тот самый момент, как техник отключила ручное управление механизмом безопасности, который, как она предполагала, вышел из строя.

Фестина встала, подошла к экрану и посмотрела на женщину в мешковатом зеленом комбинезоне.

– Техник была законченной тупицей. Она ошиблась в определении сути проблемы, приняла совершенно дурацкое решение, отключила систему подачи сигнала тревоги, так что никто никогда не узнал бы, что она напортачила… и потом продолжала в том же духе, предпринимая совершенно идиотски авантюрные попытки остановить каскад системных сбоев, прокатившийся по всей установке. И что в результате? Реактор полностью расплавился. Взрыва не произошло, однако от генерирующей системы остался один шлак. Учитывая, что температура снаружи составляла минус девяносто градусов, гибель всей колонии от холода была проблемой нескольких дней. И вот тут-то и объявился Поллисанд, – Фестина указала на мистера Безголовая Задница на экране. – Прямо в машинном зале, точно в тот момент, когда расплав реактора уже ничто не могло предотвратить. Он важной походкой подошел к женщине и засыпал ее вопросами: «Зачем ты это сделала? Почему не позвала на помощь? Почему проигнорировала экспертные системы? Может, у тебя неполадки в личной жизни, и поэтому ты плохо соображаешь?» Трудно испытывать сочувствие по отношению к тупице-технику, но, надо полагать, это тяжело – когда тебя изводят вопросами сразу же после того, как ты обрекла сотню людей на превращение в сосульки.

– Колония погибла? – уточнила Ладжоли.

– Колонисты послали сигнал SOS, и их успели эвакуировать до того, как все перемерзли. К несчастью, их подобрало судно, участвовавшее в крестовом походе кашлингов, – тебе, Весло, это ни о чем не говорит. Короче, колонистам пришлось подписать контракт на десять лет рабства, чтобы оплатить свое спасение. Плюс ко всему на протяжении данного срока кашлинги читали им проповеди о «благочестивой жадности». Думаю, люди не раз пожалели, что не замерзли.

Уклод все больше и больше хмурился.

– Есть доказательства, что реактор расплавился из-за ошибки техника?

Фестина кивнула.

– Было проведено очень тщательное расследование. Почему ты спросил?

– Потому что это чертовски странно – что Поллисанд оказался как раз в нужном месте в нужное время.

– И не однажды. Со времени своего первого визита он снова и снова появлялся в человеческой части космоса сразу же после того, как кто-нибудь допускал гибельную ошибку.

Она вернулась к столу, протянула руку к клавиатуре и… отдернула ее.

– У меня есть и другие изображения Поллисанда, но они не слишком… радуют глаз. Кстати, особенно его притягивает корпус разведчиков. Если кто-то из них где-то потеряет часть тела, или уколется ядовитой местной колючкой, или наступит на опасный предмет, почти сразу неизвестно откуда появляется Поллисанд и начнет задавать свои вопросы: «С чего ты решил, что это безопасно? Почему не обошел это место? Какие мысли пришли тебе в голову в тот момент, когда ее проткнуло вот это деревянное копье?»

Уклод фыркнул.

– Вы уверены, что не он виновник всех этих несчастий?

– Никто ни в чем не уверен. Но мы ни разу не находили ни малейшего доказательства того, что он автор сценария. Всегда люди занимались своими обычными делами и самостоятельно принимали гибельные решения.

– Может, у него есть какой-то «подлый луч», заставляющий людей делать глупости? – предположила я.

– Теоретически такое возможно, – ответила Фе-стина. – Однако расследования ничего не подтверждают; почти всегда эти люди и прежде выкидывали подобные трюки, пока наконец в результате одного из них не погорели. Как правило, их товарищи говорят: «Это в точности та глупость, какую можно ожидать от этого придурка». Правда, тогда напрашивается вопрос, почему в таком случае этого придурка давным-давно не уволили. Впрочем, некомпетентность стала нормой в нашей обожаемой Технократии. – Фестина повернулась к экрану, хмуро глядя на женщину в мешковатой одежде.

– Ну, если не Поллисанд – причина всех этих несчастных случаев, – спросил Уклод, – откуда ему известно, что они произойдут? Может, он способен предвидеть будущее?

– У меня есть записи его бесед с разведчиками, которые только что покалечились в результате собственной дурацкой ошибки. Иногда, правда, он разговаривает с их напарниками. Как бы то ни было, судя по тону Поллисанда, он действительно хочет понять, почему они поступили так, а не иначе, – ему, видите ли, интересно разобраться, как у людей происходит процесс принятия решений.

– В смысле, он заранее знает, когда кто-то нажмет не на ту кнопку, но не понимает почему? – продолжал допытываться Уклод. – А что, если он умеет путешествовать во времени? Возвращается из будущего и выясняет детали?

– Это тоже одно из возможных объяснений. У нас нет никаких доказательств того, что какие-то чужеземцы путешествуют во времени… однако руководители Лиги делают много такого, во что трудно поверить, так почему бы и нет?

– По-твоему, Поллисанд входит в руководство? – спросил Нимбус.

Призрачный человек расположился в одном из стоящих у стола кресел, но не делал попытки вращаться. Малышка лежала на сиденье рядом с ним, и, думаю, ей было бы приятно, если бы он – конечно, под неусыпным надзором – дал ей возможность осторожно покружиться в кресле.

– Не знаю, является ли Поллисанд высокопоставленным представителем Лиги, но он, несомненно, располагает несравненно более развитой технологией по сравнению с нашей. Взять хотя бы то, что он всегда появляется словно бы ниоткуда.

– А может, на самом деле он далеко-далеко, на какой-нибудь планете и просто посылает оттуда свое изображение, которое пристает к людям с вопросами? – Вот какая замечательная мысль пришла мне в голову!

Фестина с любопытством посмотрела на меня… но Уклод лишь отмахнулся от моих слов, словно они не имели отношения к теме разговора, и высказал следующее предположение:

– А что, если Поллисанд не один? Может, по вселенной бродят сотни таких типов, дожидаясь, пока люди во что-нибудь вляпаются?

– Я могу перечислить еще дюжину гипотез, и флотская служба разведки тоже – но фактически мы имеем одно: белый безголовый чужак появляется точно в момент, когда происходит какое-нибудь несчастье, и изводит людей вопросами. Поскольку он всегда выглядит и ведет себя совершенно одинаково, служба разведки склонна считать, что он единственный в своем роде. Но кто знает?

Уклод невоспитанно шмыгнул носом.

– Значит, ваши светила полагают, что Поллисанд принадлежит к высшим эшелонам Лиги? Такое продвинутое создание могло бы найти себе занятие получше, чем совать нос в дела людей, которые во что-то влипли.

Фестина пожала плечами.

– В Академии разведчиков мы изучали продвинутые расы… и пришли к выводу, что никто не знает, почему все они делают то, что делают. Черт, в подавляющем большинстве случаев мы даже понятия не имеем, на что они тратят свободное время. Садятся в кружок и сосредоточиваются на своем пупке? Наслаждаются произведениями искусства и достижениями науки, недоступными нашему пониманию? Переносятся в высшие измерения и играют в шахматы с потусторонними силами?

– Если бы я была потусторонней силой, – не выдержала я, – то не стала бы играть в шахматы. Ужасно скучная игра. Хороши только фигурки-кони. Если бы я была потусторонней силой, то придумала бы новую игру, только с конями. И выигравший получал бы замечательный приз, а не удовлетворялся бы ахами и охами по поводу интеллектуального достижения.

Оранжевый человечек испепелил меня взглядом.

– Постарайся не отвлекаться, мисси. Настоящие живые чужаки не играют в шахматы с воображаемыми божествами. Предполагается, – он снова посмотрел на Фестину, – что они должны есть, и воспроизводиться, и искать сырье для всяких хитрых штучек, которые создают…

– Не будь чересчур уверен в этом, – весомо заметила моя подруга. – Судя по тому, что нам известно о продвинутых расах, они перестроили себя с целью выйти за рамки мирских нужд. Один из наших профессоров высказывал теорию, что на определенном этапе эволюции разумные создания избавляются от всех своих природных черт. Нельзя идти вперед, пока всякая примитивная чушь тащит тебя назад. И дело не только в еде и воспроизводстве, но и в нравственной позиции. Например, люди, дивиане и другие расы примерно нашего уровня обладают склонностью к экспансии. Мы строим колонии, преобразуем планеты – в общем, стараемся сделать все, чтобы экономика продолжала расти. Однако тех, кто стоит выше нас на лестнице эволюции, такие вещи не интересуют. Нет никаких сведений о том, что кто-то из них владеет той или иной планетой. Они просто… ну, ты слышал о лас фуен-тес?

Уклод покачал головой. Фестина снова застучала по клавишам. На экране возник пустынный ландшафт: серо-желтая потрескавшаяся почва, по которой там и тут были разбросаны пучки растений, похожих на крошечные оранжевые шарики на веточках. Местность по диагонали прорезала белая полоса дороги; там, где когда-то лежали ныне вывороченные из нее булыжники, зияли дыры.

Древний путь тянулся к горизонту… но внезапно исчезал у края огромного провала.

Угол обзора начал меняться – провал становился все ближе и ближе. Вскоре стало ясно, что это огромный кратер, гигантская чаша, утопленная глубоко в почву. Я слышала, что такие кратеры возникают от удара космических объектов, упавших с неба… но этот, на экране, напоминал искусственное сооружение. Дорога между тем убегала вниз, чтобы закончиться в глубине чаши, где стоял простой, давно умолкнувший фонтан из когда-то серого, а теперь отбеленного солнцем камня.

– Это – наследие лас фуентес, – начала объяснения Фестина, – расы, которой когда-то принадлежало большинство нынешних хмиров Технократии, включая и мою родную планету Акву. – Она махнула рукой в сторону экрана. – Фонтан, который вы видите, находится именно на Акве, в высокогорной пустыне Отавало. Их также можно увидеть в тропических лесах, в горах, в прериях и даже под водой. Фонтаны всегда расположены на дне огромного кратера диаметром в несколько десятков километров, и к ним ведет одна или несколько дорог. Кстати, фонтаны есть не только на Акве, но и на всех других, колонизированных лас фуентес планетах.

– Религиозные святыни? – уточнил коротышка.

– Может быть. По крайней мере, жители Аквы так считают – бабушка не раз водила меня к фонтану глубоко в джунглях. Мы там ставили свечи. – Фестина на мгновенье смолкла, глядя в пространство; потом тряхнула головой и заговорила снова: – Как бы то ни было, пять тысяч лет назад лас фуентес господствовали на девяноста двух звездных системах, общее население которых исчислялось сотнями миллиардов. Потом они просто исчезли. Мирно, насколько можно судить, – никаких признаков войны или другого бедствия. И – лас фуентес все еще существуют… по крайней мере, есть раса, утверждающая, что они потомки тех, кто создавал эти кратеры.

Она нажала на клавишу, и картина на экране снова изменилась. Теперь это было изображение роскошной – по земным меркам – комнаты. Под этим я подразумеваю вот что: в ней находились большие мягкие кресла, которые, возможно, выглядели бы неплохо, будь они прозрачными, а не безобразно коричневыми; на стенах висели картины с изображениями людей и полки, уставленные предметами, которые, скорее всего, были книгами ужасно древними, безо всяких управляющих кнопок. А в одном из кресел находилось что-то похожее на яркое алое желе. Фестина указала на него.

– Вот так лас фуентес выглядят сегодня.

Я вытаращила глаза. Эта штуковина не походила на живое создание!

– На вид не такое уж продвинутое создание. Просто липкая грязь.

– Однако очень умная «грязь», – ответила Фестина. – Эта фотография сделана в кабинете адмирала Винсенса, нынешнего президента Высшего совета. Однажды вечером, вернувшись домой, он обнаружил у себя эту «грязь», каким-то образом преодолевшую сложную охранную систему. Она представилась официальным посланником лас фуентес, сообщила номер, по которому можно с ней связаться, и исчезла – просто протекла сквозь кожу кресла и ушла в пол.

– Фуентес и прежде выглядели как красное желе? – поинтересовалась Ладжоли. – Когда строили фонтаны?

– Согласно данным археологии, нет. Они кремировали покойников, так что физических останков не сохранилось… однако найдены кое-какие инструменты, сломанная мебель, вещи – из изучения которых следует, что у них были обычные тела. Когда у этого посланника спросили, в чем причина таких изменений, он ответил: «Мы стали взрослыми». – Фестина снова перевела взгляд на экран. – В результате сейчас, насколько нам известно, у лас фуентес нет никакой своей планеты, только один-единственный посланник на Новой Земле. Он не заговаривает о торговле, отказывается консультировать в области науки и игнорирует просьбы о культурном обмене. Время от времени он выступает в качестве третейского судьи в спорах или разъясняет точку зрения Лиги Наций по поводу сложных юридических коллизий – что мы должны делать, чтобы оставаться разумными существами, – но от нас вроде бы совершенно ничего не хочет. Не интересуется нашими разработками, нашими данными, нашими средствами, нашими товарами. Видимо, какие бы цели люди-желе ни преследовали, человечество слишком примитивно, чтобы от нас им был хоть какой-то толк.

– И тем не менее, – задумчиво произнес Нимбус, – лас фуентес не отзывают своего посланника.

– Спорю, они просто приглядывают за нами, дикарями, – сказал Уклод. – Мы – низшие расы и не настолько умны, чтобы этим высокомерным типам было чем у нас поживиться, однако, видимо, каким-то образом мы можем причинить им вред. Если мы вдруг изобретем способ видоизменяться до такого же желеобразного состояния, лас фуентес хотели бы узнать об этом заранее. А то мы – раз, и превратимся из безвредных деревенщин в прямых соперников.

– Таково одно из бросающихся в глаза объяснений, – согласилась Фестина, – и все же очень глупо исходить из того, будто чужаки думают в точности, как мы. Может, на определенной стадии развития понятие «соперник» вообще исчезает и нет ничего, кроме полного благополучия. Представляете,одна большая чаша трогательной космической любви.

Мы в изумлении уставились на нее.

– Эй! – она улыбнулась. – Это была шутка.

 

И ЗАЧЕМ ВСЕ ЭТО?

– Ладно, что мы имеем? – сказал Уклод. – Поллисанд тратит уйму времени, выпытывая у людей, почему они делают глупости. Однако четыре года назад он нарушил свой обычный образ действий: объявился на Мелаквине, но не стал расспрашивать Весло, зачем она выпрыгнула из окна, а вместо этого просто вылечил ее.

– Это ведь не похоже на него? – спросил Нимбус Фестину. – Оказывать медицинскую помощь в кризисной ситуации?

– Он никогда не делал ничего подобного, – ответила она, – хотя не раз оказывался там, где возникала кризисная ситуация. По-моему, он не любит появляться в случае смертельного исхода. Однако он не раз видел, как люди становились калеками или истекали кровью, и не пытался помочь.

– Правильно, – согласился оранжевый человечек. – Выходит, ради Весла он изменил сам себе. Еще нам известно, что шадиллам очень не понравилось, когда они узнали, что наша стеклянная красавица не умерла. Они говорили, что кто-то вмешался в их планы. Очевидно, это и был Поллисанд. Может, он поступил так умышленно, чтобы досадить шадиллам?

– Кто знает? – Моя подруга пожала плечами.

Однако мне казалось, что я знаю. Поллисанд сказал, что хочет стереть шадиллов с лица вселенной; если оказать мне помощь означало расстроить их планы, он с радостью сделал бы это.

– Полагаю, что он помог мне, желая досадить шадиллам. Но почему именно мне?

Фестина глянула в мою сторону, но взгляд у нее был рассеянный.

– Если шадиллы думали, что ты умерла, и тем не менее прилетели на Мелаквин… Может, им понадобился твой труп… – Ее глаза сверкнули. – Вот только почему они прибыли именно тогда, когда прибыли? Они наверняка знали, что наши корабли уже в пути, летят, чтобы уничтожить доказательства. Либо шадиллы хотели осмотреть твое тело до того, как наши люди увезут его…

– Либо, – закончил ее мысль Уклод, – они хотели убрать тело мисси, чтобы флотские не смогли увидеть его.

Фестина кивнула.

– Обе возможности предполагают, что в тебе, Весло, есть что-то особенное, существенным образом отличающее тебя от всех прочих обитателей Мелаквина.

– Конечно. Я самая умная и красивая.

– Было бы здорово найти еще какое-нибудь отличие, – Фестина одарила меня выразительным взглядом.

– Они думали, что Весло умерла, – заметила Ла-джоли. – Это само по себе отличие. – Она перевела на меня кроткий взгляд. – Ведь это почти невозможно для ваших людей – умереть, да? Вы не стареете, не болеете, не можете ни утонуть, ни задохнуться… в общем, кроме, наверное, падения с восьмидесятого этажа ничто не может причинить тебе вреда. И если шадиллам для каких-то своих целей понадобился стеклянный труп, они не могли убить никого из ваших: Лига не спустила бы им с рук откровенное убийство.

Уклод улыбнулся Ладжоли.

– Моя дорогая жена наугад предложила замечательный вариант. Что, если шадиллы хотели заполучить твое тело, чтобы произвести вскрытие или как-то иначе исследовать…

Фестина покачала головой.

– Шадиллам нет нужды вскрывать Весло. Они сами создали эту расу, выстроили весь ее геном до последнего крошечного нуклеотида. Что такого они могут узнать в результате вскрытия, чего уже не знают?

– А если нам самим произвести вскрытие, чтобы выяснить, в чем дело? – предложил призрачный человек.

Я сердито посмотрела на него и ткнула кулаком туда, где должен был находиться его нос. Подруга схватила меня за руку:

– Успокойся! Нимбус имеет в виду, что мы должны произвести медицинское обследование. Посмотреть, нет ли в тебе чего-нибудь необычного.

– Нет во мне ничего необычного, – запротестовала я. – Я здоровее любого на этом корабле.

– Что само по себе необычно, не правда ли? – Она улыбнулась. – Так или иначе, я хочу, чтобы ты обследовалась. По крайней мере, выясним, что Поллисанд сделал с тобой. Просто залечил раны или сделал что-то еще, пока ты лежала на операционном столе?

– Что еще можно было сделать?

– Не знаю. Поэтому и нужно тебя осмотреть.

– Не хочу, чтобы меня осматривали! Осматривают только больных.

– Доставь мне удовольствие. Друзья могут составить тебе компанию… или, может, предпочитаешь пройти осмотр без свидетелей?

– Нет, – ответила я. – Я за свою жизнь уже столько была «без свидетелей»! Если ты думаешь, что я люблю одиночество, то сильно ошибаешься.

Голос Фестины дрогнул:

– Прости. Больше ты не будешь одна, обещаю. Идите в медицинский отсек, все вы… сержант покажет дорогу, – она посмотрела на него, и он кивнул. – Я подойду, как только смогу. Мне нужно кое-куда заглянуть. Договорились?

– Договорились. А… доктор делает больно?

– Если он сделает тебе больно, разрешаю врезать ему по носу.

Я была счастлива услышать это… и все же, идя к двери и чувствуя ком в горле, обернулась.

Фестина сидела у стола, устремив невидящий взгляд в пространство с таким видом, словно обдумывала что-то очень важное. Неплохо бы и мне обдумать что-то важное, решила я; вот только… снова мне приходится расставаться со своей подругой.