Понедельник, 9 апреля 1894 года, 1:00 ночи — 9:00 вечера
Заседание «военного совета» состоялось в апартаментах Мориарти и началось около часа ночи. Кроме Профессора присутствовали Пейджет, Ли Чоу, Эмбер, Паркер и Терремант.
Кейт Райт поставила на каминную полку два больших кувшина с подогретым кларетом и на стол несколько подносов с испеченными по случаю аппетитными пирожками.
Мориарти и Пейджет курили сигары. Рассказав о приключившемся со Спиром несчастье, Профессор потребовал от всех действовать быстро и скрытно, соблюдая осторожность до самого момента нападения, назначенного на девять часов вечера.
Поскольку целей было определено много, а удар следовало нанести одновременно, требовалось собрать все имевшиеся силы, привлечь всех верных людей и привести их в Лаймхауз по двое и трое, не привлекая внимания противника.
— Когда все соберутся, — продолжал Мориарти, — вам надлежит проследить, чтобы никто из здания не вышел. Рисковать недопустимо. Отсюда не должно просочиться ни слова.
Паркеру поручалось усилить охрану Лаймхауза и взять под наблюдение те места, навестить которые предстояло экзекуторам.
Выступление и раздача инструкций заняли около часа. Потом обсудили вопросы, связанные с вооружением и транспортом. Вопросов было много, и обсуждение затянулось надолго, но в конце концов планы были уточнены и согласованы.
Уже выходя из комнаты, Мориарти задержал Паркера и, отведя его в сторонку, спросил, ведется ли наблюдение за квартирой Шерлока Холмса на Бейкер-стрит.
— Мои люди дежурят там днем и ночью. При них двое мальчишек.
Воняло от Паркера не так сильно, как обычно, и оделся он приличнее, так что вполне мог сойти за наведавшегося в город зажиточного селянина. Такая маскировка помогала Паркеру без проблем перемещаться по большой территории, координируя действия сычей.
— Что сообщают?
— Холмс никуда не ходит и почти никого не принимает. За все время у него был только один посетитель. Полицейский.
— Лестрейд?
— Нет, но из той же конторы. Какой-то Кроу.
— Подходящее имя для полицейского. — Мориарти улыбнулся — «воронами» в уголовном мире называли сторожей.
— Вы его знаете?
— Нет, — устало вздохнул Мориарти. — Но, несомненно, в скором времени познакомлюсь. Долго был у Холмса?
— Чуть больше часа.
Мориарти удовлетворенно кивнул.
— Никаких неприятностей я от Холмса не жду, — сказал он, — но осторожность не помешает.
Как уже отмечалось выше, часовая беседа Кроу с Холмсом, имевшая место в квартире последнего на Бейкер-стрит, не принесла первому ничего, кроме разочарования.
Великий детектив принял инспектора довольно радушно, хотя и несколько сдержанно, даже с недоверием.
После короткого вступления Кроу устроился в кресле у камина и, заведя разговор, искусно направил его в заранее подготовленное русло. В первую очередь он сообщил, что принял у Лестрейда дело Морана.
— Тогда вам, вероятно, передали и записи Лестрейда, — сухо заметил сыщик.
— Совершенно верно, мистер Холмс, но я счел желательным обсудить с вами некоторые факты.
— Замечательно, — кивнул тот. — Но, боюсь, я вряд ли смогу помочь вам больше, чем Лестрейд.
— Как вы думаете, почему Моран хотел вас убить?
Некоторое время Холмс молчал. Казалось, он даже не слышал вопроса, полностью поглощенный куда более важным делом: заправкой трубки.
Заподозрив собеседника в попытке выиграть время, Кроу задал новый вопрос:
— Моран действительно был кем-то вроде начальника штаба при Мориарти?
Холмс поднял голову и, взглянув недоверчиво на инспектора, отвел глаза.
— Лично я никогда не сомневался в том, что полковник был ближайшим и преданнейшим помощником Мориарти. — Держа трубку в левой руке, он потянулся правой за лучиной.
— Так, может быть, это и есть единственная причина?
— Может быть. У вас логический ум, инспектор, но, похоже, несколько прямолинейный.
— В некоторых из последних донесений говорится, что Мориарти жив и находится в настоящее время в Лондоне. — Сделав это смелое заявление, Кроу замолчал и выжидательно посмотрел на сыщика.
— Мориарти — мой давний враг. Точнее, был им. О его пребывании в Лондоне мне ничего не известно. Мое соперничество с ним закончилось давно, три года назад, у Рейхенбахского водопада. Больше я сказать ничего не могу.
— Полковник Моран был приближенным Мориарти. Он пытался убить вас, а теперь сам мертв, отравлен в тюремной камере. Какие выводы вы из этого делаете, сэр?
— Только один. Узнав о моем возвращении в Лондон, полковник понял, что ему угрожает опасность и что в самое ближайшее время я изобличу его как убийцу Рональда Адэра. Полагаю, он решил обезопасить себя, устранив меня. Именно я представлял наибольшую угрозу для его свободы и жизни.
— И кто, по-вашему, желал смерти Морану?
Холмс раскурил наконец трубку и с удовольствием затянулся.
— Если, как я уже сказал, Моран был заместителем Мориарти, естественно предположить, что он успел обзавестись многочисленными врагами. На основании многолетней практики я пришел к выводу, что преступники наживают врагов значительно легче, чем обычные люди, и что эти враги, в силу самого образа их жизни, потенциально крайне опасны.
Увлекшись собственными рассуждениями, Холмс в течение некоторого времени излагал свои воззрения по вопросу общественного поведения личности в условиях криминального сообщества.
Кроу, что вполне естественно, слушал великого сыщика с большим интересом, и к тому моменту, когда Холмс завершил наконец свое весьма пространное отступление, тема, ради которой инспектор и наведался на Бейкер-стрит, оказалась благополучно забытой.
С опозданием опомнившись, Кроу попытался вернуть разговор к Мориарти и Морану, а также протянуть от них ниточку к самому Холмсу.
Но тщетно. Его именитый собеседник упорно отказывался говорить о Профессоре и, что логично, о смерти полковника. В какой-то момент Кроу, испытав различные подходы, понял, что заманить такого искушенного полемиста на нежелательную для него территорию и хитростью выудить какое-либо новое заявление ему не по силам.
В конце концов Энгус Маккреди Кроу покинул апартаменты на Бейкер-стрит в полной и непоколебимой уверенности, что, во-первых, великий сыщик многого недоговаривает, и, во-вторых, то, чего он не хочет сказать, навеки останется погребенным в дальних уголках этого непостижимого мозга.
Когда Пейджет вернулся с заседания «военного совета», Фанни Джонс уже спала, но заворочалась и быстро проснулась, хотя он и старался ее не разбудить.
— Так поздно, Пип. Что случилось?
От ее внимательных глаз не укрылось серьезное выражение на лице любимого.
— Ничего такого, что не может подождать. Спи, милая.
Но сон уже пропал, и она приподнялась с подушки.
— Я была вечером на кухне и случайно кое-что услышала. Что-то с Бертом Спиром, да?
Пейджет тяжело вздохнул и, сев на кровать, принялся стаскивать брюки.
— Да, у него неприятности. Пока Профессора не было, кое-кто попытался оттяпать чужой кусок. Завтра мы дадим им по рукам. Они, похоже, захватили Берта.
Фанни нахмурилась.
— Что они с ним сделают, Пип? Его ведь не убьют?
Пейджет ответил не сразу. Все они участвовали в опасной игре, и Фанни, зная это, не питала особых иллюзий, так что пытаться успокоить ее ложью было бы глупо.
— Случиться может всякое. Но на его месте мог оказаться любой из нас. Если бы не Профессор, мы все едва сводили бы концы с концами. По мне, так лучше служить ему и иметь денежку в кармане, чем рисковать в одиночку, не зная, что ждет тебя завтра.
— Надеюсь, я когда-нибудь привыкну к такой жизни. Но меня все эти секреты пугают.
— А разве есть что-то еще? — Пейджет нырнул под одеяло, уже согретое ее теплом.
— Жить можно не только в Лондоне, но и в деревне. — Она обняла его за шею и придвинулась ближе.
Как ни устал Пейджет, тело отозвалось на этот призыв. Он поцеловал ее, она ответила, а дальше все пошло само собой.
Закончив неотложные дела, они еще лежали какое-то время, нежась в тепле воспоминаний о приятном, безоблачном летнем дне. Пейджет думал о поездке в Хэрроу, о новой жизни с Фанни Джонс вдалеке от постоянных тревог и беспокойств. Возможно ли, чтобы мечты воплотились когда-нибудь в действительность?
Мориарти приготовился отойти ко сну, но не ложился. Впереди было слишком много дел: завтрашняя операция против Грина и Батлера; планы, требовавшие согласования до приезда людей с континента и наконец сама встреча с ними. Созданию континентального альянса Мориарти придавал особое значение, поскольку именно это предприятие считал самым важным из всех своих проектов в долгосрочном плане. И все же мысли снова и снова возвращали его к короткому разговору с Паркером. Разговор этот в свою очередь заставлял вспомнить о Шерлоке Холмсе и вернуться через годы к событиям, имевшим место в первые месяцы 1891 года.
К тому времени Мориарти уже точно знал, что во всей Европе лишь один человек может стоять наравне с ним, и только один человек способен низвергнуть его с пьедестала. Человеком этим был частный сыщик, проживавший в доме 221-б по Бейкер-стрит. Вот почему Мориарти всячески избегал конфронтации с Холмсом, ограничиваясь лишь наблюдением за ним.
Последние месяцы 1890 года были особенно успешными для Профессора: все его предприятия — ограбления, заказные убийства, мошеннические операции — проходили гладко, принося огромную прибыль. И это не считая поступающих из европейских столиц обычных доходов от криминального бизнеса. Однако в августе того же года, выполняя поручение одной заморской державы, Мориарти предпринял попытку дискредитировать королевскую семью. Задание такого рода было ему не в новинку; именно он был главным закулисным игроком, тем «серым кардиналом», что стоял за трагической любовной историей, которая завершилась самоубийством в Майерлинге кронпринца Рудольфа Австрийского. Немало интересного Профессор мог бы рассказать и о борделе для гомосексуалистов на Кливленд-стрит, оказавшемся в центре громкого скандала с участием лорда Артура Сомерсета, тогдашнего управляющего конюшнями Принца Уэльского.
Привести в движение цепь событий, едва не навлекших публичный позор на принца Уэльского в Транби-Крофт и завершившихся судебным скандалом в следующем году, оказалось относительно просто.
Не приходится сомневаться, что Мориарти, человек ловкий, с большими связями и способностями к интриге, умел манипулировать людьми, не имевшими непосредственного отношения к сфере его деятельности. Профессор был настоящим гроссмейстером игры в человеческие шахматы и прекрасно знал, как перемещать различные фигуры, выдвигая их на нужные позиции и оставляя в покое и полной уверенности, что причуды и безрассудства людской природы рано или поздно приводят к недоброму итогу.
Именно тогда, на стадии подготовки сцены Транби-Крофт к бурным событиям 8-10 сентября, Профессор пришел к выводу, что ему вполне по силам провернуть дело столетия, украв коронные драгоценности. В январе 1891 года он дважды посетил Рим, где заключил выгодную сделку с неким эксцентричным итальянским миллионером, после чего приступил к разработке планов предполагаемой кражи.
Лишь 20 января, прибыв в Париж, Мориарти узнал, что Шерлок Холмс находился в Риме в одно с ним время, и понял, что это неспроста.
В Париже Профессор занялся поисками двух самых лучших воров и там же обнаружил, что Холмс серьезно мешает ему в работе.
Для намеченного дела Мориарти взял на заметку легендарного французского взломщика Эмиля Лефантома. Предварительный разговор состоялся в скромной квартирке неподалеку от площади Оперы, и хотя Профессор раскрыл не все свои карты — и, в частности, не сказал, о какой добыче идет речь, — француз заинтересовался сделанным предложением и проявил желание сотрудничать. Однако уже через пару дней, в ходе второй встречи, Мориарти ждал неприятный сюрприз — Лефантом, как оказалось, передумал.
— Мсье Профессор, — сказал он. — Я подумал о вашем предложении. Мы хорошо работали вместе в прошлом, и ваше нынешнее предложение звучит, не скрою, заманчиво, но, откровенно говоря, я слишком стар для таких дел. Денег у меня столько, что их хватит на безбедное существование до конца дней. Лет мне осталось немного, и рисковать спокойной жизнью было бы глупо.
Француз не был членом синдиката Мориарти, всегда работал сам по себе, и надавить на него так, чтобы не настроить против себя своих компаньонов во Франции, где к Лефантому относились с большим уважением, Профессор не мог. В итоге ему ничего не осталось, как пожать плечами и заняться поисками специалистов должной квалификации среди своих.
Тем не менее, Мориарти провел собственное расследование и вскоре выяснил, что после его первого визита к французу наведался кто-то еще. Судя по описанию, этим человеком был Холмс. Теперь Профессор знал, в чем истинная причина отказа Лефантома. Очевидно, сыщик, располагая некими убедительными аргументами, сумел заставить знаменитого взломщика отказаться от выгодного предложения.
К середине февраля все приготовления были закончены, планы уточнены и перепроверены, из Франции ожидался приезд четырех взломщиков. Однако в назначенный день из в дом на Стренде явились не четверо, а только двое, и эти двое объяснили, заметно волнуясь и жестикулируя, что в Дувре при высадке с пакетбота случилась неприятность.
Двое их коллег первыми сошли по трапу, но не успели сделать и двух шагов по британской земле, как к ним подошли несколько полицейских. С полицейскими был человек в штатском, который заявил, что пересек пролив на том же пакетботе, и что во время короткого рейса двое французов попытались его ограбить. Позднее выяснилось, что в роли обвинителя выступал не кто иной, как Холмс, и что двух французских взломщиков отправили следующим же пароходом на родину, в Кале.
Мориарти был в ярости, но, вознамерившись во что бы то ни стало довести задуманное до конца, днем позже вернулся в Париж для отбора из французского отделения своей организации еще двух специалистов — планом предусматривалось, что делом займется именно иностранная команда.
К марту вся группа собралась в Лондоне, но тут случилась очередная неприятность: оказалось, что полиция, руководимая упрямым и цепким, как бульдог, инспектором Паттерсоном, ведет постоянное наблюдение за всеми четырьмя французами, которые к тому времени перебрались из Лаймхауза в другие места, где и жили каждый сам по себе, не поддерживая связей и не привлекая к себе внимания. Копнув где надо, Мориарти узнал, что главным информатором Паттерсона был Шерлок Холмс.
К этому моменту Профессор уже принял контрмеры, приказав людям Паркера вести постоянное наблюдение за домом 221-б по Бейкер-стрит и отслеживать все передвижения детектива. Через несколько дней стало ясно, что Холмс в курсе всех дел Мориарти, что он следует за ним по пятам, с каждым шагом доказывая, по меньшей мере, свое интеллектуальное равенство с Профессором.
Важнейшее значение в разработанном до мелочей плане похищения коронных драгоценностей играл фактор времени. Операцию намеревались провести в середине марта, когда, согласно установленному порядку, украшения чистят и подновляют. В последний момент порядок, однако, изменился. И снова не обошлось без Холмса, который, прибегнув к помощи брата Майкрофта, настоял на переносе процедуры чистки и обновления ближе к концу апреля. Ловкий этот ход резко ограничил пространство для маневра и подтолкнул Мориарти к нелегкому решению избавиться от назойливого сыщика. При этом он отдавал себе отчет в том, что, делая этот шаг, рискует собственной безопасностью. Однако, прежде чем пойти на крайнюю меру, Профессор, успевший к тому времени проникнуться невольным уважением к противнику, предпринял попытку решить проблему мирно, встретившись с сыщиком лично.
Холмс, как мы знаем, не внял доводам противника, и Мориарти, уже припертый к стене, озаботился подготовкой его убийства. Исполнение грязной работы было поручено Спиру и паре головорезов, к услугам которых Профессор частенько прибегал для улаживания проблем местного характера. Паркер получил указания взять детектива под постоянное наблюдение. Все знали, что получат премию, если Холмс станет жертвой несчастного случая.
Три покушения последовали одно за другим: первое — на углу Бентинк-стрит и Уэлбек-стрит, где Холмса едва не сбил бешено мчавшийся парный фургон; второе, буквально через несколько минут после первого, на Вир-стрит, где Спир бросил кирпич с крыши одного из домов. Кирпич разминулся с головой Холмса на несколько дюймов, а пару минут спустя улица уже кишела полицейскими.
Стараниями Паркера за Холмсом проследили — сначала до квартиры его брата Майкрофта, на Пэлл-Мэлл, и оттуда до жилища доктора Уотсона, в Кенсингтоне. На втором этапе один из головорезов предпринял третье, отчаянное нападение — он выскочил с дубинкой из-за угла, но не рассчитал момент, и Холмс сбил его с ног, а подоспевшие полицейские увезли негодяя в тюрьму.
Дальше пошло хуже: сычи потеряли Холмса, и город пришлось прочесывать с привлечением больших сил. Мориарти руководил операцией из своего кабинета, но только утром следующего дня вдруг понял, что задумал сыщик.
Уотсон, находившийся все это время под пристальным наблюдением, вышел из своей кенсингтонской квартиры, и уже через несколько секунд стало ясно, что он действует согласно некоему согласованному заранее хитроумному плану, рассчитанному на то, чтобы сбить сычей со следа. Так и случилось: люди Паркера потеряли его у Лоусерского пассажа, напротив Чаринг-Кросс. В первый момент Мориарти подумал, что туда доктор и направляется, но затем дедукция подсказала другое решение: цель Уотсона — вокзал Виктория. Именно оттуда уходил через двадцать минут поезд, согласованный с расписанием пароходов. Мориарти больше не сомневался: Холмс и Уотсон отправляются на континент.
В костюме и обличье покойного брата Мориарти, сопровождаемый Спиром, Пейджетом и двумя головорезами, помчался на кэбе к вокзалу. Они прибыли, когда состав отходил от платформы, и Профессор, не теряя времени, заказал экстренный, но, как знает весь мир, в тот раз Холмс ускользнул от своего врага.
Лишь через неделю Мориарти удалось обнаружить Холмса и Уотсона в Швейцарии, и только 3 мая он предпринял решительные действия.
К тому времени беглецы прибыли в Мейринген, самую крупную деревню долины Халси, через которую течет река Ааре, стиснутая с обеих сторон живописными зелеными холмами.
Мориарти держал ситуацию под контролем. На протяжении последних четырех дней один или два швейцарских агента Профессора не спускали глаз с Холмса и его спутника.
Вечером 3 мая Мориарти прибыл в Мейринген, но расположился не в гостинице «Англия» у Петера Штайлера, где устроились Холмс и Уотсон, а в отеле «Флора». Его агенты тут же взялись за дело, и уже к полуночи Профессор располагал сведениями, что Холмс и Уотсон планируют на следующий день прогулку в горы и переход к деревушке Розенлау с остановкой по пути у величественного Рейхенбахского водопада. Мориарти выстроил свои планы соответствующим образом.
Существует две версии событий 4 мая: первая принадлежит исключительно доктору Уотсону, вторая, более поздняя, изложена также им, но дополнена деталями, предоставленными великим детективом. Ни та, ни другая не являются абсолютно точными и соответствуют действительности лишь до того момента, когда Уотсон, получив записку, написанную якобы Петером Штайлером и призывавшую его вернуться в гостиницу, чтобы оказать помощь некоей выдуманной англичанке, оставил Холмса одного.
Записку написал, разумеется, Мориарти, пришедший из «Флоры» в «Англию» сразу после того, как ему доложили, что Холмс и Уотсон отправились в горы. Уотсон попался на крючок, а вот Холмс, похоже, сразу понял (позднее он это подтвердил), что записка поддельная.
Однако схватки в том виде, как она описана доктором Уотсоном, не было вовсе. Мориарти и Холмс действительно встретились на узкой тропинке над пропастью, вот только первый был не один — его сопровождали Пейджет и агент-швейцарец. Увидев Профессора, Холмс услышал какое-то движение за спиной и, обернувшись, едва не наткнулся на Спира, целившегося в него из револьвера.
— Думаю, это шах и мат, — холодно заметил Мориарти. — Я устроил эту встречу, мистер Холмс, к нашей взаимной выгоде. У меня нет желания убивать вас, сэр, хотя я убежден, что вы с готовностью рискнули бы своей жизнью ради того, чтобы увидеть меня мертвым. Мне остается лишь воззвать к вашему благоразумию.
Холмс стоял почти неподвижно, как будто ожидая в любой момент смертельного удара.
— В Лондоне, когда мы виделись в последний раз, вы не приняли мой совет, — продолжал Мориарти. — Полагаю, вам известно, что случилось. Вы сорвали мои планы, уничтожив тяжелую многомесячную работу. Я уважаю вас и надеюсь, что теперь мы оба понимаем создавшуюся ситуацию. Мы — достойная пара, хотя и стоим по разные стороны барьера. — Он достал из кармашка часы, посмотрел на них и вернул на место. — Я не могу задерживаться, мистер Холмс, но решение относительно дальнейших шагов вы должны принять сами. Вы можете напасть на меня, и мы схватимся на этой узкой тропинке. У моих людей есть соответствующий приказ — останавливать нас они не станут. Предвижу три возможных исхода: я падаю в пропасть, вы падаете в пропасть, мы оба падаем в пропасть. Следует иметь в виду, что стоящий у вас за спиной Спир имеет приказ застрелить вас, если в пропасть упаду я один.
Холмс, похоже, попытался выиграть время, и они обменялись несколькими предложениями, но через пару минут Мориарти вернул разговор к прежней теме.
— Итак, сэр, результатом будет смерть — либо нас обоих, либо только ваша. Я предлагаю более достойный выход. Мы расстаемся и уходим, оставив улики, указывающие на то, что оба погибли. Далее — перемирие. Мы оба берем обязательство не возвращаться в Англию в течение трех лет, а когда этот период истечет, не говорить больше об этом деле. Далее я постараюсь не переходить дорогу вам, а вы обязуетесь не вставать у меня на пути.
Мы никогда не узнаем, что заставило Холмса согласиться с возмутительными требованиями Мориарти, но стороны достигли определенной договоренности. Может быть, сыщик, устав от изнуряющей борьбы, которую вел на протяжении нескольких последних месяцев, решил, что в сложившейся ситуации лучше сохранить жизнь и продолжить служить делу справедливости и законности в надежде встретиться с Мориарти в более благоприятных обстоятельствах.
Тогда, провожая взглядом Холмса и Спира, спускавшихся по тропинке в Розенлау, Мориарти отнюдь не чувствовал себя победителем. Впервые в жизни он столкнулся с достойным противником, взять верх над которым сумел не за счет ума и хитрости, а только с помощью подкрепленной логикой грубой силы.
Теперь, лежа на кровати в темной комнате, Мориарти спрашивал себя, не столкнется ли он снова с Холмсом, а если столкнется, кто выйдет победителем из второй схватки? Впервые за долгое время Профессор испытал настоящий страх.
— И как же это вы призрака вызвали?
Вопрос этот, прозвучавший в самом начале затянувшегося далеко за полночь разговора с Грином, беспокоил Спира до сих пор. Его покормили — еду снова принесла изможденная, усталая Бриджет, — дали выпить, а потом забросали вопросами. Спир быстро сообразил, что если хочет выбраться из переделки живым, то должен собраться с силами, сосредоточиться и четко держаться выбранной линии поведения.
На вопрос о призраке Мориарти он ответил мгновенно, ухватившись за первое пришедшее на ум — и самое простое — объяснение: роль Профессора сыграл специально нанятый актер.
— И что же? Они поверили? — недоверчиво протянул Питер Батлер.
— Вблизи его никто не видел, кроме нас четверых. Другие видели только издалека и в тени. Старый трюк.
— Ну ты и молодчик, Берт, — рассмеялся Майкл Культяшка. — Хотя, с другой стороны, и ставки-то высоки.
Допрос продолжился. Спир отвечал, смешивая правду с вымыслом и надеясь, что похитители не заманят его в ловушку и не поймают на откровенной лжи.
Так прошло около часа. Потом Грин поднялся и, отойдя в сторонку, сказал что-то тройке угрюмых здоровяков, готовых, похоже, выполнить любое задание.
Двое из этой тройки скоро ушли и вернулись часа через три. Грин же и Батлер продолжали, сменяя друг друга, допрашивать Спира, на котором бессонная ночь сказывалась все сильнее.
Около четырех, Грин снова поговорил о чем-то с троицей здоровяков, на протяжении ночи уходивших с какими-то поручениями и возвращавшихся через час-другой.
— На сегодня хватит. — Батлер потянулся и кивком указал на матрас в углу комнаты. — Если хочешь поспать, устраивайся там.
Судя по размерам помещения, они находились на приспособленном под склад чердаке. Потолка не было — только балки, стропила да черепица. Роль двери выполнял устроенный в полу люк. Комнату освещали три или четыре масляные лампы; две свисали с балок, остальные стояли на столе. Днем источником света могли служить два мансардных окна. Спир уже заметил, что похитители не дают ему подойти к этим окнам.
— Ну что, Берт, будешь ложиться? — спросил, возвратившись к столу, Грин.
Спир кивнул — ему хотелось побыстрее покончить с допросом и хотя бы немного отдохнуть, — и Культяшка, подойдя к матрасу, подтянул висевшую на проволоке обтрепанную занавеску.
— Твои апартаменты, Берт. Не то, конечно, что в Лаймхаузе, но у тебя еще есть шанс вернуться, а?
Раньше о Лаймхаузе никто из них не упоминал, хотя в том, что эти двое знали, где располагается штаб Мориарти, ничего удивительного не было. Тем не менее реплика Культяшки добавила Спиру беспокойства. Он молча пожал плечами, улыбнулся и опустился на матрас. Стащил штаны и куртку, завернулся в одеяло и вытянулся. Усталость накатила тут же, и Спир уже почти провалился в небытие, когда ощутил вдруг за занавеской чье-то присутствие.
— Кто здесь? — прошептал он. На чердаке вроде бы никого не осталось, но две лампы на столе еще горели, и Спиру не верилось, что Грин и Батлер бросят его без присмотра.
Мягкая ладонь легла на губы.
— Это я, Бриджет, — произнес чуть слышно женский голос. — Мне сказали подняться и присмотреть за тобой.
Что-то зашуршало. Присмотревшись, Спир увидел, что женщина и впрямь раздевается. В следующую секунду она уже лежала рядом с ним на матрасе.
— Все ушли? — шепотом спросил он.
— Они внизу. Все, кроме Броди и Ли. Те спят.
Спир кивнул.
— Тебе, Бриджет, тоже поспать бы не мешало.
— Там? — Она погладила его по груди.
— Спи, девочка. Выглядишь ты неважно. Загоняли работой?
— А разве бывает по-другому? Но он прибьет меня, если я вас не ублажу. — Рука поползла ниже.
Спир поймал пальцы, сжал несильно и убрал руку.
— Отдыхай. Выспись. Меня сегодня баловать не надо.
— Так я тебе совсем не нравлюсь?
Спир вздохнул — женщине никогда не угодишь.
— Нравишься, но тебе лучше поспать. Скоро утро.
Бриджет не стала больше спорить и только придвинулась к нему поближе, делясь своим теплом.
Спир проснулся оттого, что кто-то тряс его за плечо. Девушки рядом не было. В комнату через мансардные окна на дальней стене вливался дневной свет. Грин, разбудив Спира, выпрямился. Один из его подручных поставил на матрас кружку с чаем и положил сверху ломоть хлеба.
— Едва разбудил тебя, Берт. Что так? Это малышка Бриджет унесла тебя в страну Нод, а? — Грин грубовато рассмеялся. — Ладно, не хмурься. Одиннадцатый час, так что пора вставать.
Спир благодарно кивнул.
— Попозже еще поговорим, — бросил Культяшка и уже повернулся, чтобы уйти, но в последний момент как будто передумал и оглянулся. — Дело уже закрутилось, так что не беспокойся. — Хитроватая ухмылка расщепила грубое обветренное лицо. — Тот актеришко, которого вы притащили в Лаймхауз изображать Профессора… Если все сложится, до ночи он не доживет.
В Лаймхаузе все встали рано. Одного из экзекуторов оставили присматривать за Роучем и Фрэем, остальных собрали и, проинструктировав, отправили в город — собирать все наличные силы. Люди уже уходили, когда Мориарти окликнул Харкнесса и распорядился приготовить кэб и ждать у двери через полчаса. Потом он послал за Пейджетом.
— Ты подумал? Пойдешь на дело в Хэрроу?
— Если надо — пойду, но предпочел бы посмотреть со стороны.
Мориарти мрачно улыбнулся.
— Посмотрим, посмотрим. А пока пусть все идет своим чередом. Сегодня вечером для Культяшки и Дворецкого все закончится. Утром сходи к Солли Абрахамсу, надо договориться насчет добычи из Хэрроу. Завтра обсудим все с Фишером, Кларком и Гэем.
Пейджет прошел на кухню — сказать Фанни, что вернется часа через два, — и немало удивился, застав там Мэри Макнил. С подвернутыми рукавами и перепачканным мукой лицом она раскатывала на доске тесто — не самое подходящее занятие для перворазрядной шлюхи.
Пока Пейджет прощался с Фанни, Мориарти, улучив момент, коротко переговорил с Паркером.
— Этот Кроу… Ты можешь связаться с нашими людьми в Скотланд-Ярде?
— На это уйдет несколько часов, может быть, день.
— К завтрашнему вечеру?
— Смогу. Точно.
— Я хочу знать о нем все, хочу увидеть его послужной список. И особенно меня интересует, зачем он приходил к Холмсу. — Мориарти помолчал, потом стрельнул глазами в Паркера. — За ним наблюдают?
— Не постоянно.
— Пусть наблюдают постоянно. Не нравится мне, когда какой-то ворон кружит, словно стервятник.
Пейджет вернулся, а Паркер незаметно, как призрак, растворился. Мориарти посмотрел на часы — почти полдень. К этому времени его лейтенанты уже должны были подтянуть первые отряды наемников. Он кивнул, и они спустились по лестнице в «комнату ожидания» и прошли к выходу.
За складом находился каретный сарай, где вполне могли поместиться не просто кэб или карета, а и большой фургон, но выезд вел к докам, что не устраивало большинство выходящих. Более удобным считался маршрут, пролегавший по узкому переулку, зажатому с обеих сторон обветшалыми, кособокими домишками и выходившему на широкие, хотя и считавшиеся опасными, улицы.
Остановившись за порогом, Пейджет протяжно свистнул. Откуда-то из конца переулка ему ответили серией коротких свистков — один из сычей Паркера давал знать, что все чисто.
Мориарти и Пейджет пересекли двор, миновали арку и вышли в переулок. Кэб уже стоял у тротуара, и Харкнесс сидел на козлах. На мгновение Пейджета отвлек стук копыт — слева приближался небольшой фургон. Через несколько секунд он поравнялась с кэбом Мориарти и…
Казалось, ад обрушился на землю.
Нестройный залп баркеров — всего прозвучало четыре или пять выстрелов — огласил улицу и ворвался в кэб. Щепки разлетелись в стороны, пули простучали по арке, как горсть брошенных с силой камешков, эхо пальбы пронзили рикошетные взвизги.
Харкнесс вскрикнул. Пейджет прыгнул вперед, заслоняя собой Профессора, который как-то странно развернулся вполоборота. Подковы ударили о мостовую, колеса громыхнули, а из фургона раздались еще два выстрела — одна пуля пискнула, как злобное насекомое, над головой Пейджета, вторая расколола камень дюймах в восемнадцати слева. В следующее мгновение фургон скрылся за поворотом. Откуда-то выскочили двое сычей.
Мориарти лежал на спине, левый рукав его сюртука быстро темнел от крови.
— Ранен… Господи… он ранен! — завопил Харкнесс.
Профессор с усилием приподнялся и сел.
— Хватит ныть, чертов дурак. Помоги встать.
Лицо его посерело, в уголках глаз еще теплился, как показалось Пейджету, страх. Вдвоем они помогли скривившемуся от боли Мориарти подняться.
Через пару минут все трое вернулись на склад, где их встретили встревоженные выстрелами Фанни, Мэри и миссис Райт. Профессора отвели наверх.
Рана оказалась неопасной — пуля прошла навылет, не задев кость, — но болезненная. Пока ее прочищали и бинтовали, Мориарти сыпал проклятиями.
— Если это Грин и Батлер, я сам позабочусь о том, чтобы им раздавили яйца.
— Мы их достанем, этих ублюдков, — заверил его Пейджет.
— Достанем? — рыкнул Профессор. — Никто и никогда не поднимал на меня железо. Что ж я заставлю их попрыгать. За кого они меня принимают? За раззяву?
Ему принесли бренди. Бледность прошла, щеки немного порозовели. К Абрахамсу никто уже не собирался. Мориарти думал только о мести и полном уничтожении Культяшки и его организации.
Случившееся сильно обеспокоило Пейджета. Решившись устранить Профессора в самом сердце его владений, Грин и Батлер продемонстрировали либо отчаяние, либо полную уверенность в своих силах. Ту же тревогу Пейджет заметил и в глазах самого хозяина. Нечто подобное он видел лишь однажды, три года назад, когда Холмс вынудил Мориарти забыть обо всем и удирать от него через всю Европу.
Сержант, светловолосый, упитанный парень двадцати восьми лет, ожидал инспектора Кроу на Хорсмангер-лейн вместе с полицейским врачом; надзирателем Уильямсом, который провел посетительницу в камеру Морана; коридорным, обнаружившим тело; охранником и начальником тюрьмы.
Кроу поговорил со всеми по очереди, постоянно ссылаясь на поданный Лестрейдом рапорт. Ничего нового не вскрылось, если не считать заявления коротышки-доктора, с полной уверенностью и важным видом объявившего, что заключенный был отравлен Strychnos nux vomica, или рвотным орехом, ядом, попавшим в организм с пирогом и вином, которые доставила загадочная посетительница.
Ничего нового не удалось добавить и к описанию этой девушки. Сей факт, печально отметил про себя Кроу, лишь подтвердил, сколь ненаблюдательны и беспечны служители исправительных учреждений Ее Величества. Описанию подозреваемой соответствовали по меньшей мере сотни жительниц Лондона. Вот и еще один аргумент в пользу составления введения системы регистрации преступников. Регистрационные карточки могли бы помочь в данном случае; пока же полиции оставалось надеяться на то, что среди доставленных для допроса многочисленных девушек похожей внешности обнаружится та, которая хитроумно доставила отравленные продукты прямиком в тюрьму.
В завершение визита Кроу попросил показать ему ту самую камеру, в которой содержался и умер полковник Моран. Инспектор твердо верил в необходимость тщательного осмотра места преступления. Но в данном случае никаких ключей найти не удалось, если, конечно, не считать тех, что оставили на стенах предыдущие сидельцы.
21 000 раз обошел я эту камеру за неделю.
Другой нацарапал следующее изречение:
Прощай, дорогая Люси:Билл Джонс
На долгих семь лет я с тобой разлучился.
Ниже какой-то циник приписал:
Если дорогая Люси такова, как прочие девицы, то, поплакав, повздыхав, с твоим приятелем утешится.Другой Уильям Джонс
И больше ничего. Полковник Моран не оставил нацарапанных на стене сообщений. Лишь слабый, застарелый запах, просачивавшийся через густую вонь мыльного раствора, напоминал о том, кто провел здесь последние часы.
Вернувшись с очередной порцией бумаг в Скотланд-Ярд, Кроу, руководствуясь скорее раздражением, чем добросовестностью, приказал сержанту просмотреть старые рапорты и прочие документы и отобрать те, в которых упоминается некий Драскович. Сержант ушел и не возвращался до четырех, но зато, вернувшись, принес бумаги, касавшиеся не только Драсковича, но и некоторых других. В частности, Палмера и Майклджона.
Кроу выругался — громко и грубо. Вот уж действительно, пример того, как за деревьями не видят леса. Драскович. Инспектор знал это имя так же хорошо, как собственное. Но сначала его проигнорировал тупой констебль, а потом столь же тупой сержант, пропустивший это имя в рапорте. Оставалось только надеяться, что, может, хотя бы никто из старших офицеров рапорта не видел.
Нат Драскович. Главный инспектор Нат Драскович. Главный инспектор Билл Палмер. Инспектор Джон Майклджон. Три детектива, уволенные со службы в 1877 году. Все они получили по два года как участники «дела мадам Гонкур», вызвавшего скандал, бросивший тень позора на всю полицию.
— Таннер! — проревел Кроу. — Найдите мне папку с делом Гонкур! Жду ее здесь через полчаса. Потом я уйду домой — читать материалы, — а вы останетесь за меня.
Если Нат Драскович, лежа на смертном одре, сказал, что за аферой стоит человек по имени Мориарти, то скорее всего так оно и было, а если окажется, что Мориарти и Профессор — одно и то же лицо, то во мраке может появиться проблеск надежды. Если Майклджон и Палмер еще живы, и если кто-то из них — или же оба — подтвердят сказанное бывшим коллегой, то, возможно, хотя бы некоторые из этих невероятных историй соответствуют действительности. Привлечь Мориарти по старым делам — и, кто знает, какие еще стены падут.
— Лживый ублюдок!
Оскорбительное заявление сопровождалось ударом, пришедшимся по губам. Спир упал, чувствуя, как поползла по подбородку теплая струйка крови.
Стоявший за спиной Грина Батлер наклонился и рывком поднял упавшего. Двое других — их звали, кажется, Бови и Гиббс — пролезли в люк и встали позади Майкла Грина.
Лицо последнего побагровело от ярости. Спира он ударил правой, в левой Культяшка держал скомканный листок.
— Грязный лгун!
— Я и не притворялся святым Петром.
— Ваш план… ваша попытка обмануть всех, чтобы удержать под контролем банду Мориарти… Ты, Пейджет, Эмбер и этот китаеза… Это вы все придумали. Актер, нанятый сыграть Профессора…
Речь Грина сочилась сарказмом, а паузы заполнялись короткими, но чувствительными ударами по голове несчастного Спира.
— Полегче, Майк, этот мандрейк нужен нам живым.
Мандрейком Спира еще никто не называл. Он замахнулся, но Бови и Гиббс оказались расторопнее и весьма бесцеремонно схватили его за руки.
— Вы же сами не верили, что Профессор жив.
Разбитые губы быстро опухали, что затрудняло общение.
— Что ж, думаю, теперь-то он точно мертв. — Грин скривил губы в гнусной ухмылке. — Эй, Бови, ты видел, как он повалился?
Верзила, державший Спира за правую руку, неуверенно кивнул.
— Я уже говорил, Культяшка. Мы угостили его свинцом. Шесть порций отправили. Я сам попал по меньшей мере дважды. Свалился, как куль дохлого мяса. И Пейджет, по-моему, тоже.
— Насчет Пейджета я не уверен, — вставил Гиббс.
От них пахло порохом, и Спиру стало не по себе.
— Твой актеришка. — Грин сунул кулак ему под нос. — Парни подстрелили его возле Лаймхауза. А когда вернулись, сказали, что он вылитый Профессор. Имей в виду, ребята видели Мориарти в обоих обличьях. Не скрою, меня это обеспокоило. А вот теперь я получил одно письмецо. От человека, который видел его вблизи. Так вот, братец Спир, скажи-ка мне, как Мориарти восстал из мертвых? И что за игру он ведет?
Спир сплюнул собравшуюся во рту кровь.
— Если ты убил его, тварь, то впору тебе оглянуться, потому как демоны ада уже летят к твоему окну.
— Я отправлю этих демонов к нему. — Батлер шагнул вперед; его бледная, рыхлая физиономия оказалась в паре дюймов от лица Спира. — Посадите его на стул, а я подергаю за струны. Он у меня запоет не хуже волынки.
Спира оттащили к стулу. Он попытался сопротивляться, но силы были неравны. Его усадили и привязали веревками к спинке. Батлер сбросил сюртук и закатал рукава.
— Ну, мистер Спир? Что вы там задумали? Чего хотите? Какой у вас план? — Он повернулся к Бови. — Спустись и скажи Бриджет, чтобы нагрела воды. Мне нужен кипяток. Только не говори, зачем. Женщины такие впечатлительные. И принеси клещи.
Мысли путались, но Спир все же сообразил, что даже если Мориарти убит, Пейджет и остальные осуществят задуманное. Грину и Батлеру в Лондоне места нет.