— Рождество с каждым днем набирает силу, — заметила Шейла. Они с Джередом танцевали на вечере в честь Рождества, устроенном в воскресенье в церкви. — Ты знаешь Грисвелдов, которые живут напротив нашего дома?

— Это тот старик, которого мы встретили в универмаге? — Джеред старался говорить беззаботным тоном, но внутренне весь напрягся. Скажет ли наконец Шейла правду?

— Да. У него очень тяжелый характер — ворчливый и нелюдимый. Он поссорился с женой, и она на Рождество куда-то уехала. Старик был очень удручен. А сегодня отец рассказал мне: мистеру Грисвелду удалось убедить жену, что теперь у них все будет по-другому, и сегодня вечером она возвратилась домой. А Сочельник они встретят с нами, так захотел Мак.

Джеред ждал, что еще скажет Шейла. Но она так и не призналась.

— Приятно слышать, — разочарованно пробормотал Джеред.

Прошло два дня, как злоумышленник был обнаружен. Джеред внимательно наблюдал за Шейлой, пытаясь понять, почему она так отчаянно пытается удержать его в городе? Но ее замкнутое красивое лицо не давало ответа на этот вопрос.

Рождественские праздники продолжались. Танцуя с Джередом в один из вечеров в гостиной, Шейла подняла на него глаза и заискивающе улыбнулась.

— Тебе понравился подарок Санта-Клауса?

— Да, я тебе очень благодарен. — Джеред прижал к себе ее голову и опустил лицо в ее душистые волосы. Утром в своей гостевой комнате он обнаружил на кровати три свертка: видеоигры, коллекция моделей автомобилей, игрушки — детские рождественские радости, которых он когда-то был лишен. Только Шейле могла прийти в голову такая идея.

Конечно, ему было приятно… Но и только. Причесываясь перед зеркалом, он видел равнодушного, задумчивого человека. Как он сможет с таким лицом появиться рождественским утром перед всеми?

Теперь он был твердо уверен, что любит Шейлу и не имеет права отравлять ей жизнь — поэтому и отпустил ее. Мягкий ворс ее зеленого бархатного платья возбуждал Джереда, он вспоминал ее тело, нежные ласки, мягкий юмор. Острое желание рождественского чуда, о котором мечтала Шейла, охватило и его.

Шейле очень хотелось знать, о чем думает Джеред. За прошедшие два дня она много раз ловила на себе его ждущий взгляд. Чувствуя тревогу, она тем не менее изо всех сил старалась излучать любовь и ласку.

Обнаружить в нем какую-то конкретную перемену было трудно, и все же он постепенно менялся. Роль Санта-Клауса он играл со спокойной жизнерадостностью, что привлекало к нему детей. И хотя ненавидел костюм Санта-Клауса, безропотно надевал его всякий раз, когда вместе с ней и Маком обходил дома бедных семей. Но насколько глубока произошедшая в нем перемена? Хочет ли он, чтобы они были счастливы? И возможно ли сохранить это счастье?

Шейла не могла ответить на эти вопросы. Она знала только одно: время бежит быстрее, чем ей бы хотелось. Приближалась среда — день их развода.

Сердце у Шейлы разрывалось: как убедить Джереда остаться, помочь ему осознать, какой он прекрасный человек и как он может быть счастлив, если научится любить людей и поверит в волшебство Рождества?

Они вернулись домой, переоделись и встретились внизу. Шейла поставила в духовку первую порцию печенья. У нее родилась еще одна идея, которая могла бы задержать Джереда. Отца не было дома. Он помогал матери Молли укладывать вещи для переезда в квартиру над гаражом. Самое подходящее время привлечь Джереда к рождественским хлопотам.

Джереда она нашла в столовой. Он что-то набирал на своем портативном компьютере.

— Не хочу тебя отрывать… — начала она и остановилась, увидев его насмешливую улыбку и поднятый от компьютера взгляд.

— Держу пари, ты как раз не прочь меня оторвать, — пошутил Джеред, отодвигая компьютер. — Чем могу быть полезен?

Глаза у него были грустные. Непреодолимое желание утешить его заставило ее подойти к нему.

— Не мне.

— Только никаких детей сегодня. Ладно, Ши?

— Решительно никаких? И даже Молли?

Взгляд Джереда стал непроницаемым.

— Решительно.

— Ну ладно, — ответила она бесстрастным тоном и вышла.

Шейла вернулась в кухню и вынула из духовки печенье. Когда оно остыло и она уложила его в банку, ей вдруг расхотелось печь следующую порцию. Она слышала, как Джеред отчаянно колотит по клавиатуре компьютера.

— Проклятье! — Стук клавиш внезапно прекратился, и мгновение спустя в дверях кухни показался Джеред. — Так и быть, сдаюсь. Что там нужно сделать для Молли?

Но вместо того, чтобы радоваться, она грустно улыбнулась.

— Мне бы не хотелось принуждать тебя что-то делать, если тебе не хочется.

— Принуждать? — Губы его тронула едва заметная усмешка. — Скажи лучше, нежно воздействовать на меня с помощью огромных зеленых глаз, которые смотрят с такой надеждой! Тебе всегда удавалось добиться от меня, чего ты хотела.

— Будь у меня действительно такие способности, Джеред, мы сейчас были бы вместе.

Он прошел в кухню и остановился рядом с ней. Его глаза блеснули.

— Вот мы и вместе.

Шейла затаила дыхание. Стоило ему приблизиться к ней, и она оказывалась в его власти. Как же он ей нужен! И всегда будет нужен. Даже после развода.

— Я готов сделать для Молли все, что ни попросишь. А вот почему — это вопрос.

Шейла улыбнулась. Ей хотелось и отодвинуться, потому что она боялась его близости, и обнять его, так крепко, чтобы он никуда не уехал.

— Потому что ты хороший человек? — попробовала найти ответ Шейла.

— Не настолько уж хороший, — пожал он плечами и засмеялся: — А что мне за это будет?

— Это зависит от того, чего ты хочешь.

— Я подумаю. — Он подвинулся к ней еще ближе.

Шейла предпочла бы, чтобы он не двигался.

— Быстро ты сокращаешь расстояние.

— Наверное, потому, что расстояние между нами не такое большое, как нам кажется. — Он протянул руку и убрал с ее щеки прядь волос, закрепив ее за ухом. Пальцы его скользнули к сережке в виде кольца. Эти серьги он подарил ей ко дню рождения. — Ты все еще их носишь?

— Конечно. Это же первый твой подарок.

На лице его одновременно отразились и радость и боль.

— А последним моим подарком будет наш ребенок.

— Нет, Джеред, ошибаешься, — покачала она головой, глядя ему в глаза. — Последний твой подарок — это забота о моем Рождестве. Ты согласился остаться, пока не поймаешь хулигана, и исполнить роль Санта-Клауса, чтобы выручить магазин. Я знаю, что для тебя это было непросто. Ты не представляешь, как много значит для меня твоя помощь.

— И как же много она значит? — От волнения голос у него сел.

Шейла понимала, что испытывает судьбу. Не должна она этого делать, но остановиться уже не могла. Закинув ему за шею руки, она наклонила его голову, и губы их слились. Джеред обхватил руками ее талию и прижал к себе.

Это был поцелуй, заставивший обоих пожалеть о потерянных в разлуке месяцах. Джеред все сильнее прижимался к ее губам, пробуждая у Шейлы желание увести его наверх. Она, может быть, и поддалась бы соблазну, но жар его губ стал постепенно угасать, и Джеред оторвался от нее.

Шейла отодвинулась, прижавшись боком к столу, потому что перед глазами у нее все плыло. Она не знала ни что сказать, ни что сделать. Поцелуй не смягчил ее боль, а лишь доказал, как ей нужен Джеред. Но изменил ли он что-нибудь?

Все еще глядя в голубые глаза Джереда, Шейла глубоко вздохнула. Джеред кашлянул.

— Молли? Ты сказала, надо что-то сделать для Молли?

— Мм? — Все слова застряли у Шейлы в горле. Казалось, надо бы радоваться, что он думает о бедной девочке, но Шейла невольно испытала разочарование.

Только не торопить события, напомнила она себе. Не давить на него. Прислушаться к своим чувствам. Еще одна ошибка погубит их обоих…

И вдруг она поняла — она влюбилась в своего мужа! Снова влюбилась!

— Мак… — Шейла умолкла и снова сделала глубокий вдох, — отец хочет украсить фасад квартиры над гаражом лампочками. Хотел приготовить Молли сюрприз к их приезду. Но я не хочу, чтобы он сам лез на лестницу. Я сказала ему, что попрошу тебя.

— Хорошо.

Джеред все еще находился под впечатлением поцелуя. К тому же светящиеся счастьем и надеждой глаза Шейлы, ее столь явная радость от общения с ним постепенно привели к тому, что он снова оказался в плену рождественской магии. Ему захотелось доставить ей радость, сделать ее счастливее. А разве это не усугубит всю ситуацию? Ведь ни Шейле, ни ребенку он не нужен, по крайней мере такой, какой он сейчас.

Развесить гирлянду он согласился не из какого-то горячего желания устроить Молли праздник, а потому, что то, что случилось между ним и Шейлой, поставило его, мягко говоря, в затруднительное положение. После поцелуя — да что там говорить, и до него тоже! — он был до предела взвинчен. Какое-то занятие и холодный воздух помогли бы ему вернуть самообладание. Да и уйти подальше от возбуждающего аромата духов Шейлы тоже было полезно.

— Спасибо, — сказала Шейла и положила ладонь на его руку, снова пробудив у него острое желание. Он подозревал: она понимает, что делает. Сознательно его околдовывает.

И ей это удается, черт возьми!

Правда, он мог и ошибаться. Он понимал, что им надо объясниться, многое обсудить. Но не сейчас, после такого поцелуя… А когда морозный воздух охладит его, он скажет, что уезжает.

— Молли будет в восторге! — воскликнула Шейла, побаиваясь, как бы он не передумал. — Пойду позвоню отцу. Пусть задержит там девочку, пока мы не закончим работу.

Джеред смотрел ей вслед, когда она выходила из комнаты. Чем теплее становились их отношения, тем в большее замешательство он приходил. Хочет ли она вернуть его таким, какой он есть, или пытается переделать? И почему она скрывает до сих пор, что поймала злоумышленника? Ведь подходящих моментов у нее было сколько угодно.

Ее отзывчивость, способность мириться с его холодностью, да и постоянное их общение пошатнули его сопротивление. Пока он работал на компьютере, все его мысли были о Шейле. Как она нужна ему со своим теплым, уютным и идеальным мирком!

Но совместная жизнь по-прежнему страшила его. Он мог доказать Шейле, что любит ее, но по-своему. Он не ощущает в своем сердце тех чувств, которые волновали Шейлу.

Джеред вдруг подумал, что он и Шейла — полная противоположность друг другу. Они живут как бы по разную сторону стен дома. Она — внутри, в тепле, уюте, а он — снаружи, на холоде, заглядывая в чужое окно и мечтая о том, чего никогда не будет.

Холод и снег — вот что ему сейчас нужно! Джеред пошел к черному ходу и стал надевать куртку, торопясь уйти от Шейлы, чтобы хоть немного побыть одному, и тут вдруг сообразил, что понятия не имеет, как вешать рождественские гирлянды. Стало быть, ему потребуется ее помощь.

Шейла стояла у лестницы, наблюдая за Джередом. В душе ее царил покой. Она подумала, что морозная лунная ночь со сверкающими на небе звездами — самое подходящее время для путешествия Санта-Клауса. Только этот Санта был одет в джинсы и куртку и время от времени чертыхался. Такая ночь вселяла надежду. Это была ночь исполнения желаний.

— Подвинь гирлянду чуть-чуть влево, тогда фигура будет как раз посередине, — крикнула Шейла, показывая рукой нужное направление.

Джеред поправил гирлянду, закрепил ее, как ему объяснила Шейла, подключил к сети и спустился вниз. Шейла поджидала его. Взяв за руку, она потянула его за собой.

— А теперь куда ты меня тащишь?

— Вознаграждать за примерное поведение. — Она сверкнула озорной улыбкой. — Хочу скрасить тебе ночь.

— Прямо здесь? — Он представил себе ее гибкое тело, но тут же отогнал видение. — Я слышал о снежных перинах, но мне кажется, на них без одежды будет не так уж уютно.

— Я совсем не это имею в виду, и думаю, ты догадываешься, — улыбнулась Шейла. Она привела его к боковой дорожке в конце газона. Потом все с той же радостной улыбкой, мурлыча песенку «Веселого вам Рождества», торопливо вернулась к гаражу и включила наружный свет.

Темное пространство вокруг гаража вспыхнуло красными, зелеными, синими и оранжевыми огоньками. А на крыше весело засверкал красно-белый силуэт Санта-Клауса в санях. Джеред смотрел и думал: неужели это сделал он? Сам?

— Ну как, нравится? — спросила, вернувшись, Шейла.

— Чудо! — взволнованно воскликнул Джеред.

— Молли понравится, — кивнула Шейла. — Я обязательно скажу ей, что ты сделал это для нее.

— Нет, не для нее, Ши.

— Конечно, для нее, — с сияющей улыбкой возразила Шейла. — Тебе только кажется, Джеред, что ты боишься детей. А на самом деле ты прекрасно с ними ладишь. Когда оттаиваешь.

— Нет, ошибаешься. — Джеред понимал, что должен объяснить ей, как он сейчас себя чувствует и почему не может остаться. Иначе ему не уехать. Никогда.

А уехать необходимо. Было бы невыносимо наблюдать, как она носит его ребенка, как расцветает в материнстве. А постоянно желать ее, зная, что она никогда больше не будет ему принадлежать? Нет, лучше высказать все начистоту и разом со всем покончить! Он не в состоянии больше выдерживать ее близость.

— Ты еще немного боишься стать отцом, Джеред, — словно угадав его мысли, тихо сказала Шейла. — Но я вот наблюдаю за тобой и могу с уверенностью сказать: из тебя получится прекрасный отец.

— Думаю, тебе не стоит на это надеяться, — покачал головой Джеред, не отрывая взгляда от разноцветных огоньков. Шейла молчала, и Джеред не выдержал и взглянул на нее.

Ее сияющее лицо померкло. Сердце у Джереда разрывалось, но выхода не было. Он знал свои возможности, пусть узнает и она.

— Я повесил эти лампочки, чтобы порадовать тебя; я ездил с тобой за елкой, которую ты сначала забраковала, а потом захотела вернуть; потом разыскивал пропавшего рождественского деда Молли; искал злоумышленника; исполнял роль Санта-Клауса; танцевал с тобой… — он перевел дыхание, — и только ради того, чтобы доставить тебе радость. Никакого другого смысла для меня это не имело.

Ему надо было уйти сразу же, а не стоять тут при свете рождественских огней, причиняя ей боль, но он не мог. Шейла должна понять, что из него не получится ни хороший отец, ни хороший муж. Он не чувствует ничего, кроме потребности быть с ней рядом. Чувства Шейлы гораздо богаче. Это можно прочитать в ее глазах. И в каких бы рождественских хлопотах он ни участвовал, сколько бы радости ни доставлял Шейле, ему самому эта радость была неведома.

Джеред коснулся щеки Шейлы и вытер катившуюся по ней слезинку.

— Я старался, как мог, доставить тебе счастливые минуты. Факт, Ши, в том, что я никогда не стану тем человеком, который тебе нужен. Формально я совершаю какие-то действия, но в душе ничего не ощущаю, а быть тебе в тягость я не хочу.

Презирая себя, Джеред повернулся и пошел к дому. Он должен вернуться в Топику. Конечно, это не дом. Домом в его представлении всегда будет место, где живет Шейла, независимо от того, женаты они или нет; но быть с ней рядом и надеяться на то, чего никогда не произойдет, он больше не мог.

Едва он вошел в прихожую, следом за ним появилась Шейла.

— Джеред, пожалуйста, не уезжай.

Он медленно повернулся к ней.

— Нет смысла оставаться дольше. Нет смысла, потому что мистер Грисвелд ведет себя вполне прилично, с тех пор как ты поймала его с поличным, и не замышляет новых козней.

— Ты знал?

— Скажем так. Я, не теряя времени, пошел за тобой следом.

У Шейлы от изумления открылся рот.

— Ты хочешь сказать, что Санта, который приветствовал прохожих, был ты?

— Да, — кивнул Джеред. — Я стоял с другой стороны елки перед зданием суда, когда ты с мистером Грисвелдом вела разговор. — Джеред прошел в ярко освещенную кухню, где остро чувствовался рождественский запах остролиста. Шейла следовала за ним.

— Значит, ты знал, что я обнаружила злоумышленника, и ничего мне не сказал?

— Как и ты, дорогая. — Он бросил на нее насмешливый взгляд и выдвинул ей стул.

— Но я — это понятно. — Она сняла куртку и повесила ее на спинку стула. Продолжая стоять, посмотрела ему в глаза долгим испытующим взглядом. — Если ты знал, что злоумышленник пойман, почему же ты остался?

— Мне было любопытно, что последует дальше, — спокойно сказал он. — Когда ты промолчала про Грисвелда, я просто решил посмотреть, что еще ты придумаешь.

— Что еще? То есть ты догадался, зачем я уговаривала тебя исполнить роль Санта-Клауса?

— Чтобы я полюбил детей? — Он смотрел на нее насмешливо. — Сердца, может быть, у меня и нет, но мозги есть.

— Нет, Джеред, — вздохнула Шейла. — Сердце у тебя есть.

Она в изнеможении опустилась на стул. Джеред едва сдержался, чтобы не броситься к ней. Это было бы безрассудством. Эта женщина должна наконец осознать, что ему лучше исчезнуть из ее жизни.

— Я хотела, чтобы ты остался и после того, как я уличила мистера Грисвелда, — тихо сказала Шейла, глядя ему в лицо. — Чтобы ты хоть раз в жизни провел веселое Рождество и запомнил его.

Джеред выглядел расстроенным. Кажется, он наконец понял, что все это она делала ради него. Правда, она сомневалась в успехе… И, как видно, не напрасно, если верить словам Джереда. Однако она могла бы поклясться, что за последние несколько дней он переживал минуты счастья. Когда изображал Санта-Клауса, например, и разговаривал с детьми. Когда смеялся ее шуткам… и когда обнимал ее во время танца. Так почему же он не признает этого?

— Мне кажется, тебе это удалось, — сказал наконец Джеред. — Это Рождество действительно получилось фантастическим. И наверное, лучшим в моей жизни.

По крайней мере он хоть признает ее старания — и тем не менее покидает ее. Значит, ничего не изменилось?

— Я успела показать тебе только рождественские забавы, но не помогла ощутить радость праздника.

— Об этом уж придется позаботиться мне самому.

Шейла почувствовала, что силы ее покидают.

Она потерпела поражение.

Изо всех сил стараясь сдержать слезы, Шейла прикрыла рукой дрожавшие губы.

— А если я скажу, что люблю тебя таким, какой ты есть? И попрошу остаться?

— Не поможет, — ласково сказал Джеред. — Ты воплощаешь для меня все, о чем только можно мечтать, но иногда… — он умолк, не зная, как объяснить, — иногда я чувствую, что навечно закован в панцирь суровости. А тебе и ребенку не под силу будет жить рядом с человеком в панцире. Вам нужны Квайет-Брук, тепло, любовь и… ветка остролиста с ягодами под Рождество.

Из глаз Шейлы хлынули слезы. Стиснув губы, Джеред выхватил из коробки салфетку и подал Шейле.

— Ну вот, я довел тебя до слез. — Он смотрел, как Шейла вытирала глаза, огромные прекрасные глаза, и чувствовал себя преступником. Ему до боли хотелось подойти и обнять ее.

— Прости, — сказала она. — Разве ты не понимаешь, что хочешь похоронить себя?

— Да мне не надо даже ничего хотеть! — с раздражением воскликнул Джеред. — Я по своей сути мертвец.

Шейла покачала головой.

— Нет, ты именно хочешь этого! Да, когда-то в детстве ты был жестоко обделен любовью и теплом, и твое сердце закрылось. Ты боишься боли разочарования и сознательно подавляешь в себе любое доброе чувство, считаешь его искусственным, а не идущим из сердца. Разве не так?

Джеред терпеливо ждал, пока Шейла выговорится. Она заслужила право порицать его, потому что больше всех старалась сделать счастливым.

— Итак, ты уезжаешь? — спросила она почти шепотом.

Он мрачно кивнул.

— Уезжай! Очень скоро ты превратишься в бобыля с причудами, подобного твоему отцу, — предостерегающе сказала она, утирая слезы.

— Знаю. Но понимаешь, Ши, я даже не переживаю по этому поводу, видно, мне так на роду написано. А сейчас, я думаю, нам лучше попрощаться. И давай постараемся сохранить уважение друг к другу и в разлуке.

Шейла глубоко вздохнула. Ей показалось, он разбил ее сердце на тысячу кусочков. Уважение! И это все?

— Не уезжай, Джеред, я люблю тебя таким, какой ты есть.

Его темно-голубые глаза жгли ее.

— Ши, мне и так тяжело. Пожалуйста, не делай еще больней.

— Хорошо. Поступай, как считаешь нужным, но помни, я тебя люблю и всегда буду любить. Если вдруг ты снова поверишь в это волшебное чувство, ты знаешь, где меня найти.

Джеред взглянул на нее последний раз. Протянул руку и смахнул с ее щеки слезинку.

— Прости, дорогая.

Шейла не смогла ничего ответить. Несколько мгновений спустя в этом уже не было необходимости. Она осталась в кухне одна. Сложив на столе руки, она опустила на них голову. Все кончено. Она отдала ему душу, сердце, пожертвовала собственной гордостью, опустилась до вранья — что еще сделать, она не знала.

Теперь ее брак не спасет даже Санта-Клаус. Да, Джеред был прав — жизнь не всегда бывает такой, как нам бы хотелось, а ее брак может спасти только рождественское чудо, она же не напрасно верила в Санту.