Я падал.

Поглядев вниз, я увидел океан. И тут я понял, что Иззат был так велик, что, должно быть, накрыл собой огромную часть земной поверхности, включая и тот остров, на который забросило меня и моих товарищей. Поэтому, когда меня скинули с крыла, я уже находился далеко над морем. И еще я понял, что догадка моя может быть верна лишь в том случае, если Иззат все еще каким-то образом летит над той же частью земли. Что, учитывая его размеры и скорость полета, было очень маловероятно. Но все же я допускал, что это возможно, поскольку маловероятным представлялось вообще все, что касалось Иззата.

Мне хватило времени и на эти размышления, и на многие другие, с такой высоты мне пришлось падать. Птица-отец сомневался, избран ли я судьбой. В эти краткие мгновения я знал лишь, что обречен умереть, ибо я падал с небес с такой скоростью, что удар даже о столь податливую субстанцию, как вода, должен был переломать мне все кости.

И все-таки за то короткое время, что я провел с Синдбадом Мореходом, — всего-то три полных дня! — я поучаствовал в таких приключениях и побывал в таких местах, которые другим не привидятся и во сне, проживи они хоть дюжину жизней. Тело мое долгие годы просуществовало, перетаскивая грузы, но душа моя провела эти немногие последние часы, общаясь с духами и чудесами великого мира.

Я подумал про ту песню, которую пел у ворот Синдбада, и про то, как эти незатейливые куплеты дали мне возможность попасть в этот чудесный мир, мир, который, несомненно, каждый день окружает всех нас, если только суметь увидеть дальше той ноши, что все мы тащим на себе. Потом мне захотелось сочинить новую песню, чтобы покинуть эту новую жизнь точно так же, как я вошел в нее; песню, которая прославляла бы великое многообразие этого мира, песню про то, что все люди должны понять, как им посчастливилось, что они живут в нем.

И тогда я стал думать, как ее лучше начать. Пожалуй, слова, говорящие о приключениях, — «Мир, полный чудес» — хорошо рифмуются с «падая вниз с небес». Или, как того требовала моя романтическая натура, «любовь и мечты» созвучны с «падая с высоты».

Мои размышления были прерваны самым грубым образом, ибо я увидел мчащийся мне навстречу океан. Я слишком долго обдумывал рифмы. Если и суждено быть этой последней песне, то спета она будет уже в следующей жизни.

И все же, прежде чем закрыть глаза, готовясь к неминуемой смерти, я успел стать свидетелем еще одного чуда, не менее удивительного, чем все, что были прежде. Океан подо мной не был больше ровной поверхностью, он расступился, чтобы принять меня, словно ожидающая меня возлюбленная раскрыла мне навстречу свои объятия.

Я продолжал падать, но уже не в воздухе, ибо теперь меня со всех сторон окружала огромная стена воды. И вокруг меня тоже была вода, сначала в виде мельчайшего тумана, ласкающего мою кожу, но становившегося все плотнее по мере того, как я падал сквозь него, так что вскоре это стало похоже на проливной дождь, почему-то падающий снизу вверх. Этот волшебный ливень тоже становился все сильнее, сначала превратившись в бурю, потом в настоящий ураган, и водяные стены вокруг меня смыкались все теснее, и я оказался в узкой воронке, сходящей подо мною на нет. Потом я осознал, что, по мере того как плотность воды возрастала, скорость моего падения замедлялась, так что, когда в следующее мгновение тело мое прошло сквозь эту водяную стену, оказалось, что вода приняла меня с той же нежностью, с какой мать окунает ребенка в реку, чтобы умыть его.

Меня нисколько не удивило, что я могу дышать даже после того, как вода сомкнулась надо мной, поскольку я уже бывал в этом месте прежде. Так же как я ничуть не удивился, когда, после того как глаза мои начали привыкать к тусклому свету под океанской поверхностью, увидел обнаженную зеленую деву, плывущую мне навстречу из глубин.

— Значит, ты наконец вернулся ко мне? — сказала она, подплывая.

Она остановилась, и океан вокруг нас озарился ее улыбкой. Это было воистину прекрасное создание, и ее нагота и совершенство тела были столь соблазнительны, что я ощутил, как плоть моя исполнилась желания.

Но я состоял не из одной лишь плоти. События нескольких последних дней открыли мне глаза на все красоты, дарованные нам Аллахом, а мое падение с небес, когда я был уверен, что смерть близка, открыли мне и мой разум тоже. Я обнаружил в себе новые черты, новые возможности и новые силы, и понял, что все они — часть того путешествия, в котором я принимаю участие.

Теперь я знал, что это то же самое странствие, в котором мой тезка провел всю свою жизнь, и что, хотя он и разбил его на семь разных частей, на самом деле это было всего одно большое путешествие, то самое, в котором все мы находимся с момента рождения и до смертного часа. Синдбад Мореход был наделен даром увидеть сказочные чудеса и все же возвратиться домой целым и невредимым. И он лелеял этот дар, что бы он сам ни говорил. Мне пришло в голову, что он, возможно, даже устраивал каким-то образом (может, и неумышленно) снова и снова свое банкротство, чтобы иметь оправдание для нового путешествия и возможности воспользоваться своим даром.

Это и мой дар, который я тоже должен лелеять. И именно он привел меня в объятия морской девы.

— Ты вернулся ко мне в третий раз, — сказала она, подплывая еще ближе. — Это значит, что ты можешь остаться навсегда.

И окончить тем самым свое путешествие, подумал я. Как бы ни желал я эту морскую женщину, путешествовать мне хотелось больше.

— Ты дышишь водой благодаря моей магии, но ты не стал еще по-настоящему частью моря. Подожди. — Она склонилась ко мне, словно целуя мое лицо. — Открой рот, — сказала она вместо этого, — и впусти в себя океан.

Потом она коснулась моей щеки, и пальцы ее были холодными, как океанские глубины.

Я изо всех сил старался не дрожать. Эта женщина просит меня утонуть. Но что еще мне оставалось, ведь я был таким же пленником здесь, под водой, каким был прежде на крыле Иззата, без какой-либо возможности когда-нибудь вернуться к остальным людям. Но я не был готов принять такое решение.

— Тебя зовут Виша? — спросил я вместо этого.

Она рассмеялась, выпустив горстку очаровательных пузырьков, устремившихся к далекой поверхности. Я снова ощутил, как естество мое жаждет ее. Если бы только она не вынуждала меня делать такой выбор!

— Как ты узнал? — спросила она.

— Я разговаривал с твоей кузиной, — начал я. Потом я рассказал ей о том, как Кавда спасла меня из-под града самоцветов и о неудачной беседе с ее родителями.

— Кавда еще такой ребенок, — вновь рассмеявшись, сказала она. — Мои родители никогда ничего про тебя не узнают. Наша любовь будет нашей вечной тайной.

Мне не понравилось это слово — вечной. Лучше, решил я, короткая жизнь бродяги-путешественника, чем вечное существование утопленника в морских глубинах.

И все же морское создание находилось так близко, ее твердые, округлые, покрытые чешуей груди были такими манящими в царящем на дне океана полумраке. Ах, если бы я мог познать чудеса этой женщины, а потом улизнуть обратно наверх.

Наверное, поэтому я задал следующий вопрос:

— Почему ты выбрала именно меня?

Она снова погладила меня по щеке, и на этот раз ее прикосновение не казалось таким холодным, как прежде.

— Потому что от тебя пахнет наземным миром, солнцем и грязью. И потому что тебя зовут Синдбад.

— Так это мое имя свело нас? — спросил я.

— И твоя судьба, — ответила Виша.

— Значит, я должен уцелеть в любых опасностях, которые встретятся на моем пути, как и мой старший тезка?

— В любых, — согласилась она. — Кроме одной.

— И какой же? — поинтересовался я, совершенно уверенный, что она ответит: «Кроме этой».

— Я лучше не буду объяснять, — сказала она вместо этого, — а то вдруг я навлеку на тебя судьбу, от которой тебе удалось спастись.

— Спастись? — переспросил я, не понимая.

— Я не думаю, что тебя станут преследовать в океанских глубинах, — пояснила она, — хотя, когда имеешь дело с одной из таких сил, никогда нельзя быть уверенным.

— С одной из таких сил? — снова повторил я.

— Ты не знаешь? — изумилась Виша. — Твой торговец не рассказал тебе о своем седьмом путешествии?

— Нет, — признался я. — Я едва успел узнать про Иззата из его шестой истории.

— Неудивительно. Про это существо опасно даже упоминать слишком часто. Наверное, даже к лучшему, что ты ничего не знаешь.

Теперь, задумавшись об этом, я вспомнил немало случаев, когда казалось, что торговец ужасно напуган чем-то, случившимся с ним во время седьмого путешествия. Была ли это та самая опасность, о которой эта морская женщина не хочет говорить? И что могло быть настолько хуже тех ужасных опасностей, о которых Синдбад уже поведал нам или которым все мы бросали вызов во время нашего теперешнего путешествия?

У меня возникло более сильное, чем когда-либо, ощущение, будто я являюсь персонажем какой-то фантастической сказки, и более того, что я не только не знаю, какой у этой сказки будет конец, но что рассказчик опустил также и ее начало.

— Значит, ты должен быть мне особенно благодарен, — кокетливо сказала девушка. Теперь она подплыла так близко, что ее чешуя терлась о мой насквозь промокший халат. — Забрав тебя сюда, я наверняка спасла тебя от ужасной участи.

Но эти ее слова лишь укрепили мою решимость, чего никак не ожидала морская дева. Я решительно покачал головой:

— Я не могу остаться здесь с тобой. Судя по твоим словам, мои товарищи в смертельной опасности. Если торговцу и всем остальным суждено столкнуться с нею, я должен быть с ними.

Морская дева печально взглянула на меня.

— Мне очень жаль, мой Синдбад, но я должна отказать тебе в этом. Может, у тебя и есть желание присоединиться к своим друзьям, но возможности такой у тебя нет. — Она попыталась улыбнуться и весело тряхнула головой, отчего ее волосы рассыпались вокруг и закачались на легких волнах. — Но пойдем же! Этот мир не так плох, как может показаться. Мы возьмем двух морских коней и обследуем океанское дно. И мы отыщем среди водорослей укромные местечки, где сможем забавляться часами. Ты должен остаться со мной.

Я чувствовал, что меня начинает злить то, как эта женщина пытается командовать мною.

— Значит, я должен остаться, хотя, если сделаю, как ты просишь, и позволю воде заполнить мои легкие, я наверняка утону!

— Да, ты можешь думать об этом и так, — серьезно ответила она, к моему удивлению соглашаясь, вместо того чтобы спорить. — А если ты не сделаешь, как я прошу, я отменю свою магию. Ты не только утонешь, но и умрешь.

У меня не было на это иного ответа, кроме гнева. Если это единственный выбор, который мне предлагают, значит, мне никогда больше не придется дышать снова.

Но у морской женщины было еще одно оружие, помимо слов. Ее руки каким-то образом проникли под складки моего халата, и она коснулась ими моего обнаженного тела.

Дыхание разом покинуло меня, и я почувствовал, как вода устремилась ко мне в рот и в легкие.

— Извини, что пришлось так поступить, — сказала она со смесью печали и предвкушения, — но я обещаю, что это не будет неприятно. — Она склонилась ко мне и легонько ущипнула меня за ухо, как рыба могла бы клюнуть лист водоросли. — Скоро, — шепнула она, — ты, возможно, даже сумеешь полюбить это.

Похоже, у меня не было выбора. Мне было нечем дышать, и не было никакой возможности набрать в легкие ничего, кроме воды. Значит, это конец моей жизни как смертного человека. Я ждал, когда меня поглотит вечная мгла.

Вместо этого я услышал оглушительный шум, и мир мой заполнился ослепительным светом.