Мне предстояло вскоре узнать, что с торговцем Синдбадом ничто не бывает просто. Команда, прежде столь тихая, сделалась вдруг ужасно шумной.

— Они навлекли на нас джинна! — завопил сердитый голос.

К нему присоединились другие, столь же разгневанные:

— Они прокляты!

— На имени Синдбад — проклятие!

— За борт их!

Горластая толпа нахлынула на меня, сбив с ног. Я увидел, что Синдбад, Джафар и Ахмед в таком же положении и что нас всех в самом деле тащат к лееру.

— Всем стоять! — возвысился голос над обезумевшей толпой.

Люди не обратили на это особого внимания. Я с поразительной четкостью увидел ярко-синюю реку за хлипким леером. Я был близок к тому, чтобы свести с рекой куда более тесное знакомство, чем мне когда-либо хотелось. Как жаль, подумалось мне, что я так и не научился плавать.

— Погодите, — приказал грубый голос, — если не хотите все отправиться за борт вслед за этими четырьмя.

Тут толпа немного заколебалась, но, подбодренная собственным численным превосходством, вернулась к своему занятию.

Один из членов команды с воплем полетел с палубы в реку. Толпа с шумом и гамом остановилась, и я увидел, что между ней и поручнем стоит Кинжал.

В руке он держал короткий нож.

— Еще один шаг… — взмах руки с ножом, — …и вы узнаете, за что я получил свое имя.

Толпа заворчала, но, похоже, не была способна сделать решающий шаг.

— А если вы не поставите этих людей на место, — заявил дальше Кинжал, — мой земляк с радостью отправит кое-кого из вас прогуляться за борт тоже.

Еще один здоровяк появился рядом со своим приятелем, держа на весу в каждом кулаке с кокос величиной по члену экипажа.

— Люблю швырять людей, — с ухмылкой добавил Шрам. — Забава у меня такая. — Он умолк, чтобы свирепо передернуться. — Смотреть, сколько раз они подпрыгнут на воде, пока не утонут.

Кинжал и Шрам решили, что это очень смешно. От их смеха толпа попятилась.

— Поразмыслите минутку, ребята, — сказал Кинжал самым милейшим тоном. — Все вы опытные моряки. Вы знаете, что корабли, когда они покидают зачарованный город Багдад, часто сталкиваются с огромными неприятностями. Но всем вам также прекрасно известно из историй о семи опасных путешествиях, что никто не сталкивался с большими опасностями — и притом сумел уцелеть, — чем Синдбад. Взгляните на этого купца! — Он махнул рукой в сторону моего дородного тезки. — Разве он похож на человека, привычного к невзгодам и тяготам? — Кинжал откровенно расхохотался. — И все-таки этот стареющий, толстый, напыщенный тип продолжает не просто жить, он продолжает побеждать! Воистину, этот Синдбад — просто талисман от несчастий.

Толпа безмолвствовала.

— Эй, вы, — прокричал капитан с дальнего конца палубы, — матросы! А ну за работу! Нам надо продать груз, пока он не испортился!

Казалось, это стало тем самым поводом, который был нужен толпе. Матросы с величайшей осторожностью поставили нас на палубу и вернулись к своим делам, как будто все случившееся было всего лишь шуткой. Кинжал и Шрам взглянули на нашу только что спасенную компанию и скроили одинаковые гримасы, которые на лицах других смертных могли бы сойти за ухмылку. Интересно, может, они на самом деле хотели стать нашими друзьями. Однако они отвернулись и ушли прежде, чем я смог поинтересоваться их истинными мотивами.

— Досадная стычка, — заметил капитан, неспешно подходя к нам, — но все должны нести ответственность за то, что притащили с собой на борт.

— Я, несомненно, поступил очень легкомысленно, — смиренно поклонился капитану торговец Синдбад. — Такая беспечность с моей стороны — не упомянуть о нашей маленькой проблеме с джинном.

— Я бы тоже так сказал, — важно кивнул капитан. — По крайней мере, я бы почти наверняка запросил с вас больше за проезд. — Он прищурился, глядя на торговца. — Но Синдбаду Мореходу об этом известно.

Капитан и торговец дружно рассмеялись. Ахмед улыбнулся. Даже Джафар хихикнул. Один лишь я был слишком потрясен недавними событиями, чтобы пытаться присоединиться к всеобщему веселью.

— А как насчет того, которого выкинули за борт? — спросил я.

Капитан пожал плечами:

— У нас в команде есть запасные люди.

— В рейсах вроде этого, — весело добавил Ахмед, — всегда бывает нужда во множестве запасных членов команды.

Капитан покинул нас и отправился по своим делам. Очевидно, матросы были лишь мелкой монетой по сравнению с общей выгодой. Жизнь носильщика тоже ценится недорого, но у этих парней она, похоже, и вовсе ничего не стоила.

Я вздохнул.

— Слабое утешение, — сказал я в ответ на вопросительный взгляд Ахмеда. За эти дни, подумалось мне, я вообще видел очень мало утешительного.

Ахмед потянулся, чтобы хлопнуть меня по плечу.

— Ты слишком чувствителен, носильщик. Всякий уважающий себя матрос должен уметь плавать, особенно в таком несложном месте, как река. Прибереги свою жалость для тех, кого мы потеряем в штормовом море. — Он помолчал и снова глянул за борт. — Кстати о реке, я готов поклясться, что там, внизу, ты с кем-то разговаривал.

Итак, моя встреча в реке была не такой тайной, как я думал. А значит, тут было о чем поразмыслить. Стоит ли говорить мальчишке про морскую деву, или же любое упоминание о ней вызовет у моряков такой же хохот, как шутки Ахмеда насчет моего купания?

Но у меня были и еще вопросы. Что же произошло между мной и этим морским существом? Теперь, когда я снова находился на надежной корабельной палубе, слова и образы нашей встречи казались какими-то далекими, словно, погрузившись в реку, я одновременно погрузился в сон.

— А, — ответил я, пытаясь собраться с мыслями. — Это река. — Ахмед выжидающе смотрел на меня, будто я продолжал грезить наяву.

— Эй, ты! — к счастью, оборвал мои неспешные грезы другой голос. Точнее, я думал, что к счастью, пока не узнал обладателя этого голоса.

— Оборванец! — Шрам поманил меня ручищей, которая могла бы без особых усилий раздавить птицу или задушить человека. — Живо вали сюда!

Обращался ли он ко мне? Самому себе я вовсе не казался «оборванцем». На самом деле одежда, которую я теперь носил, была весьма шикарная, по крайней мере, по сравнению с моим обычным одеянием. Однако я решил, что не стоит ждать от человека с манерами Шрама, что среди множества его качеств будет и учтивая вежливость. Я кивнул и поспешно пошел к этому насупленному типу.

— Ты кое-чего должен сделать! — рявкнул он, когда я остановился подальше от его могучих рук.

— Я? — опрометчиво переспросил я, не подумав как следует о возможных последствиях.

— И живо! — Он скроил такую отвратительную гримасу, какой я еще никогда не видел. — Если твоя жизнь тебе дорога!

Я мимоходом подумал о нашем недавнем спасении Кинжалом и Шрамом и о неудачной попытке этого человека улыбнуться; о том, что, возможно, под этой жуткой внешностью может скрываться что-нибудь еще, даже некие признаки доброты или сердечности. Но пока никаким альтруизмом и не пахло.

Вместо этого лицо мужчины вроде бы даже оживилось от гнева; шрам его, казалось, пульсирует, будто эта сине-багровая полоса испускает волны злобы; до меня долетало его зловонное дыхание, как будто рот его был полон застрявших между зубами ошметков сырого мяса. Я бы взмок, если бы все поры моего организма разом не пересохли. Теперь, когда я был так близко от злодея, мне казалось, что на самом деле за ужасающей внешностью нет ничего, кроме, может, столь же ужасной души.

Он сгреб меня за ветхую шелковую рубаху. Очевидно, его руки были длиннее, чем я предполагал.

— Сейчас же!

Мне оставалось только кивнуть.

Он кивнул в ответ и протянул мне нож.

Нож? Что мог означать этот нож? Он что, хочет, чтобы я кого-нибудь убил? Или мне предлагается совершить самоубийство?

Он схватил меня за правую руку и своим свободным пальцем указал место у себя на спине.

— Почеши здесь — рукояткой! — добавил он с некоторой угрозой.

Я сделал, как он велел, и налегал изо всех сил, натирая через одежду телеса на плече Шрама рукоятью ножа. Он, в свою очередь, издавал звуки, похожие на урчание крупного зверя над убитой добычей.

— Хватит! — крикнул он, когда мой кулак почти онемел до запястья от усиленного почесывания. Он протянул руку. — Верни нож!

Я подал ему нож рукоятью вперед.

— Услуга за услугу. — Его рот скривился, что снова могло сойти за улыбку. — Когда придет твой черед помирать, я тоже окажу тебе любезность, — он передернулся свирепее прежнего, — и убью тебя быстро.

Он ушел, а у меня осталось чувство, что я только что увидел свою смерть.

— Приятный парень, — сказал рядом со мной Ахмед. — Вам надо встречаться и заниматься этим почаще.

Но большая часть дня прошла без происшествий, и мы шли на веслах вниз по реке к морю. Размеренный барабанный бой и взмахи весел подействовали на меня успокаивающе, и вскоре я уже мирно смотрел на берег, как будто в трансе. Я думал о водяной деве, с которой встретился накануне ночью, и о том, почему на этой реке все кажется каким-то похожим на сон.

Старший Синдбад и Джафар тем временем воспользовались возможностью отдохнуть и спали на двух огромных тюках, лежащих на площадке для груза на корме корабля.

Ахмед заметил, что, когда торговец проснется, возможно, благоразумным будет расспросить его о других путешествиях, поскольку они, похоже, наверняка повлияют на наше теперешнее. Я засыпал юнца вопросами насчет его замечания, но, если не считать нескольких завуалированных упоминаний о гигантских птицах, великанах-людоедах, каннибалах, похороненных заживо, и кораблях, кишащих обезьянами, Ахмед заявил, что лучше будет предоставить объяснения его хозяину.

Однако не прошло и пяти минут, как мальчишка издал странный звук, словно поперхнулся чем-то, и вслед за этим заявил:

— Наверное, я все-таки разбужу хозяина.

— Почему? — отозвался я. — Что случилось?

Вместо ответа Ахмед указал вперед, туда, где широкая теперь река текла меж двух холмов. Я не мог разглядеть ничего необычного ни в реке, спокойной и неглубокой, ни в холмах, не считая нескольких чахлых пальм. И тут я понял, что мальчишка указывает не на воду и не на землю, а на крохотную точку в небе.

— Ты можешь что-то увидеть с такого расстояния? — удивленно спросил я.

— У меня хорошее зрение, — ответил он. — У детей всегда так.

Очевидно, я должен был задать следующий вопрос.

— И что же ты видишь?

— Это птица, — ответил он негромко, но с явной обреченностью в голосе. — Очень большая птица. И это не просто птица. Это Рух.

— Рух? — вскричал матрос. Хотя Ахмед говорил тихо, у этих людей, похоже, был исключительно хороший слух.

— О горе нам! — запричитал другой.

— Нам конец! — присоединился третий.

На этот раз, однако, капитан был готов к беспорядкам.

— Всем стоять по местам! — яростно заорал он на команду. — Эта Рух — если это Рух — далеко от дома, возможно, она заблудилась. Мы еще на спокойном участке реки. Даже если корабль почему-либо опрокинется, все мы запросто сможем добраться до берега. — Он махнул рукой на землю меньше чем в ста футах от нас. — Мы не знаем, направляется ли птица в нашу сторону и вообще заметила ли она наш крошечный корабль.

— А в финиках вместо косточек всегда бриллианты, — прокомментировал Ахмед.

Я гадал, как он может быть столь уверенным, что капитан ошибается.

И все же команда, казалось, в какой-то мере поверила словам капитана и вновь принялась более или менее равномерно грести.

Я снова глянул ввысь. Теперь я мог точно сказать, что это птица, летящая к нам по небу, хотя размером она казалась не больше воробья.

— Пожалуй, действительно пора будить хозяина. — Ахмед быстро повернулся и направился к тюку, служившему постелью старшему Синдбаду.

Я снова уставился в небо. Птица была теперь величиной с орла и становилась все больше с каждым взмахом крыльев. Матросы тоже заметили все увеличивающееся крылатое существо, поскольку гребки сначала стали менее дружными, а потом и вовсе прекратились. Птица сделалась размером с лошадь, потом с дюжину лошадей.

— Крау! — выкрикнула птица в тишине поднебесья.

— Ммм? — пробормотал Синдбад где-то позади меня. — Что-нибудь не так?

— Взгляните на небо, — ответил Ахмед.

Если только торговец в самом деле мог видеть небо. С каждым проходящим мгновением в нем, казалось, было все меньше синевы и все больше птицы с гигантскими темно-серыми крыльями и ярко-желтым клювом, способным схватить человека, как воробей червяка.

— Крау! — прокричала птица. — Крау! — И все же, на мой взгляд, в этом звуке слышалось что-то иное.

По суматохе на палубе у меня за спиной я предположил, что Кинжал и Шрам тоже присоединились к нам.

— Рух? — завопил менее отесанный из двоих. — От птицы Рух нет спасения!

— Рух? — повторил Синдбад, подходя ко мне. — Огромная Рух?

— Нет, — ответил Ахмед с удивительной лаконичностью, тоже становясь рядом со мной. — Не просто огромная Рух. Думаю, эта Рух особенно огромная.

— Неужели? — Торговец улыбнулся мне, словно извиняясь. — Наверное, пора рассказать моему тезке еще одну поучительную историю.

— Может, для этого и самое время, — вновь вмешался Ахмед, — но, судя по расстоянию до этой огромной птицы и ее скорости, не думаю, что у всех нас осталось хоть сколько-нибудь времени.

— Крау! — крикнула птица.

Хотя она и была еще в сотнях футов от нас, я поднял глаза и увидел чуть-чуть голубого неба и очень много Рух. И — да, казалось, что гигантская птица смотрит прямо на нас; говоря точнее, эта тварь сосредоточенно уставилась на торговца Синдбада, словно узнала этого человека и желала возобновить их знакомство исключительно жестоким образом и покончить с ним раз и навсегда.

— Боже мой, — заметил мой старший тезка, также на удивление кратко. — Похоже, это не к добру.

— Крау! — вновь прокричала птица. — Крау!

Теперь я понял, что напоминали мне крики Рух.

Это было слово, которое в ходу у людей. И слово это было — «крах».