Вторник, 20.20

Куинси в одиночестве сидел в углу командного центра. На коленях у него лежало одеяло, в руках он держал кружку крепкого кофе. Полицейские толпились вокруг стола — суетливо, как люди, у которых много неотложных дел и мало времени. Кинкейд и Шелли Аткинс находились в самом центре событий, оба казались усталыми и измученными. Мак говорил по мобильнику, время от времени поглядывая в сторону Куинси, точь-в-точь как заботливая нянька. Кимберли отправилась по персональному поручению Куинси; она уехала, заставив Мака поклясться Господом Богом, что он не выпустит ее отца из поля зрения.

Когда Мак взглянул на него в третий раз, Куинси не удержался и легонько помахал ему рукой в знак благодарности, словно говоря: «Со мной все в порядке. Пожалуйста, займись своими делами».

Вот так, наверное, он будет себя чувствовать в один прекрасный день, когда вечно занятая дочь отправит его в дом престарелых. Он отпил кофе и постарался умерить дрожь в руках.

В отличие от Кимберли Куинси был уверен, что немедленная смерть ему не грозит. Никаких неприятных ощущений в груди, никаких покалываний в руках и ногах. Он просто устал, и к усталости добавился стресс.

Он не просто скучал по Рэйни. Он не просто беспокоился и мучился догадками. Куинси чувствовал, как он медленно, но верно ее теряет. Память цепко держалась за детали — серые глаза, быстрые шаги, когда Рэйни пересекала комнату. Женщина, которая не прилагала никаких усилий к тому, чтобы выглядеть сексуально, и неизбежно приковывала к себе внимание мужчин.

Его знакомство с Рэйни произошло на профессиональной почве. Она тогда была помощником шерифа в Бейкерсвилле и расследовала свое первое серьезное дело — перестрелку в местном баре. Главным подозреваемым был сын шерифа, который, разумеется, подмял под себя все полицейское управление.

Куинси, агент ФБР, специализирующийся на массовых убийствах, и автор специального исследования, ожидал, что его встретят с распростертыми объятиями. У него всегда было непомерное самомнение.

Рэйни посмеялась над его должностью, с ироническим видом изучила удостоверение, а потом самым нелицеприятным образом отозвалась о его галстуке. Для специального агента Куинси это оказалось последней соломинкой. Другие влюбляются за романтическим ужином при свечах или во время прогулки по пляжу, Куинси же влюбился, сидя за столом провинциального помощника шерифа, которая ломала карандаши пополам, когда сердилась.

С тех пор он дарил ей коробку карандашей на каждый день Святого Валентина. Она смеялась и, как ребенок, высыпала их на стол.

— Мне больше не нужно ломать карандаши, — поддразнивала его Рэйни. — Я замужем за идеальным мужчиной.

Карандаши оставались лежать у нее на столе, но рано или поздно Куинси находил их обломки на полу. Потому что они были женаты, а брак неизбежно влечет за собой вещи, не понятные посторонним. Карандаши Рэйни, галстуки Куинси. У нее была слабость к Бон Джови, он предпочитал джаз.

У них была своя стратегия. Едва ли она подошла бы всем, но им до недавних пор подходила.

Рэйни перестала его любить, когда их совместная работа закончилась? Обвинила в том, что он провалил последнее задание? Или же она все поняла? Каждый может потерпеть поражение, даже лучший из лучших.

«Тебя сломало не прошлое, — подумал Куинси, — а будущее. Бесконечная череда ничем не заполненных дней.»

Подошел Мак. Сел на корточки перед Куинси, сцепил руки на коленях.

— Расскажите мне про Асторию! — потребовал он.

И Куинси, к своему удивлению, согласился.

Вторник, 20.41

Посредник прибыл через двадцать минут. Дверь конференц-зала распахнулась, и вошла ошеломляюще красивая женщина. Кинкейд поднял глаза, Мак обернулся. Как и большинство мужчин в комнате.

Кэнди оказалась рослой испанкой с гривой кудрявых черных волос, которые прибавляли ей по меньшей мере еще пару дюймов роста. На ней были узкие джинсы, облегающая красная блузка и коротенький кожаный жакет. Какая там работа! Она выглядела так, словно собиралась выйти на подиум где-нибудь в Париже.

— Кэнди Родригес, — произнесла она и, не дожидаясь ответа, спросила: — Где телефон? Вы проверили систему? Должна вас предупредить: записывающие устройства никогда не работают как следует. Расскажите мне, что вы знаете о преступнике на настоящий момент. Возраст, род занятий, интересы, национальность. Если вам все это известно — или имеются соображения, — я хотела бы получить информацию в письменном виде. Еще я попрошу воды и свободное пространство. Я люблю ходить во время разговора, это помогает сосредоточиться.

Те, кто был в комнате, по-прежнему смотрели на нее с раскрытыми ртами.

Куинси отхлебнул кофе. Интересно, что бы сделала Кимберли, если бы сейчас была здесь? Выстрелила? Или просто сбила с ног эту здоровенную властную бабу? Мужчины всегда могут выяснить отношения на баскетбольной площадке или устроить состязание в баре. У женщин все гораздо сложнее.

— Что? — В голосе Кэнди прозвучало явное раздражение. — Мне сказали: живей, время идет, и все такое. Как вы думаете, за каким чертом я летела с другого конца страны со скоростью девяносто миль в час? Я здесь. Вперед.

Сержант прокашлялся.

— Детектив Кинкейд, — представился он. — Появились некоторые новые обстоятельства.

— Вы изложили их в письменном виде?

— У нас не было времени сочинять рапорт.

— Тогда начинайте рассказывать, сержант Кинкейд, потому что я, разумеется, не умею читать мысли.

Куинси снова пригубил кофе — в основном чтобы скрыть усмешку.

Кинкейд изложил последние новости. Неудачная попытка отсрочить выплату денег посредством публикации статьи в газете — и, как следствие, записка, оставленная похитителем на ветровом стекле машины местного репортера.

Полицейские допросили Лору и Стэнли Карпентер, приемных родителей Дуги Джонса. Лора в последний раз видела мальчика в половине пятого, когда он вошел в дом и попросил газировки. С тех пор никто его не видел. Помощники шерифа сейчас прочесывают лес. Это уже вторая поисковая операция за последние пятнадцать часов, и все уверены, что результаты будут такими же.

— Значит, теперь у него в заложниках женщина и ребенок? — подытожила Кэнди.

— Таково наше предположение.

— А какая связь между Лорейн Коннер и Дугласом Джонсом?

— Рэйни, — отозвался Куинси. — Рэйни и Дуги. Если будете называть их полными именами, Эн-Эс поймет, что вы посторонняя.

Кэнди быстро взглянула на него:

— А вы кто такой?

— Муж.

Приподняв бровь, Кэнди обернулась к Кинкейду.

— Вы позволяете ему сидеть в командном центре? — спросила она.

— Черт возьми, в половине случаев я позволяю ему брать дело в свои руки. Он бывший агент ФБР.

— Великолепно. Какие еще будут сюрпризы?

— Рэйни — адвокат Дуги, — продолжал Куинси. — Она работала с мальчиком последние два месяца и навещала его по крайней мере пару раз в неделю.

— Кто об этом знал? — Кэнди, похоже, была неглупа.

— Все так или иначе заинтересованные лица — представители судебной власти, местные социальные службы, друзья и родственники Карпентеров. А учитывая, что люди любят болтать, — наверное, знала и большая часть города.

— Значит, преступник — местный?

Кинкейд открыл рот и нахмурился, но в последнюю секунду, видимо, передумал. Он по-прежнему не соглашался с Куинси по этому пункту, но решил не спорить.

— Да, — твердо заявил Куинси. — Я уверен, он местный.

— Значит, это что-то личное?

— Похититель как-то связан с Рэйни и Дуги. Тем не менее не исключено, что эта связь односторонняя.

Кэнди нахмурилась:

— Ее кто-то преследовал?

— Это лишь моя догадка. Рэйни очень замкнута. У нее узкий круг близких друзей. Сомневаюсь, что кто-либо из них мог бы ей изменить. Конечно, не исключено, что к ней испытывает интерес кто-нибудь извне — человек, который является для нее лишь частью окружающего мира.

Кинкейд издал гортанный звук. Сержант все больше склонялся к тому, чтобы полностью отвергнуть теорию «случайного похищения». У Куинси, видимо, не было никаких сомнений по этому поводу. Эн-Эс забрал пистолет Рэйни. Потом отрезал ей волосы. И наконец, похитил Дуги Джонса. Посторонний человек никогда бы не догадался причинить ей боль этими тремя способами.

Он украдкой взглянул на часы. Кимберли, должно быть, уже добралась до места назначения. Отлично.

— Значит, речь идет о каком-то местном парне, который знаком с обеими похищенными, — сказала Кэнди. — Это всего каких-нибудь три-четыре тысячи подозреваемых?

Тут наконец заговорила Шелли Аткинс:

— У меня есть кое-какие соображения. Я раздобыла список.

— Правда?

— Его составил один здешний прохвост, который не прочь заложить остальных, — сказала Шелли. — Но, полагаю, в этом может быть смысл.

— Разумеется. Мне нужна информация по каждому человеку из этого списка. Что-нибудь очень личное, не то, что всем известно. Как говорится, давайте забросим наживку.

— И если он клюнет…

— Тогда от вашего списка будет больше пользы, чем вы предполагаете, шериф.

Шелли, казавшаяся искренне пораженной, что-то буркнула в знак согласия.

— Вы полагаете, что разговор с Эн-Эс непременно состоится, — спокойно сказал Куинси. — Но не факт, что он обязательно свяжется с нами до десяти часов утра. А потом придется действовать очень быстро. Он позвонит и назовет место, в котором женщина должна будет оставить деньги. Не думаю, что у нас найдется время обсуждать условия.

— Вы думаете, я не смогу передать ему деньги?

— Я думаю, это сделает моя дочь.

— Ваша дочь? — Снова взгляд в сторону Кинкейда.

Тот пожал плечами:

— Она действующий агент ФБР.

— Посредник?

— Она быстро бегает.

— Она посредник?

— Она проходила специальную подготовку.

Кэнди округлила глаза:

— Вот что я вам скажу. Вы, конечно, гордитесь своей дочерью, но я профессионал. У вас был целый день на то, чтобы разобраться в ситуации своими силами, но все, что я могу сказать, это: «Боже, какой бардак».

Кинкейд попробовал запротестовать, Куинси тоже. Кэнди жестом призвала их к тишине.

— Меньше чем за двадцать четыре часа вы не только провалили переговоры по освобождению одного заложника, но и спровоцировали второе похищение. Может быть, мы с вами прошли разную школу, но давайте наконец признаем, что день у вас был на редкость неудачный. Вы сделали всего лишь одну разумную вещь.

— Позвонили вам? — сухо уточнил Кинкейд.

Кэнди одарила его ослепительной улыбкой:

— Вы абсолютно правы, сержант. Теперь, если вы меня извините, я пойду попью.

Кэнди вышла из комнаты. Прочие хранили изумленное молчание. Мак заговорил первым:

— Ставлю двадцать баксов на то, что Кимберли надерет ей задницу не позже чем к пяти часам завтрашнего вечера.

Полицейские поддержали пари. Никто не смог отказаться от такого развлечения.